Текст книги "Доппельгенгер (СИ)"

Автор книги: Джонни Рэйвэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ох, как же я устал, – пожаловался виночерпий, стягивая сапог и громко пуская ветра. – Сейчас проспать бы до следующего рассвета! Но куда там... Опять всю ночь придётся спину гнуть. Как погулял?

– Прекрасно, – буркнул перевёртыш, прогоняя остатки сна и застёгивая дублет.

– Колись, давай! – хохотнул Бавис. – С кем ночку провёл? Небось, с ушастой, м? Есть там одна эльфка, думаю, слышал ты о ней, Госпожой кличут. Дорогущая, зараза! Но, говорят, такие выкрутасы языком выделывает, что у меня от одной только мысли о ней свербит между ног. Вот сейчас посла проводим, получим жалование, и я на неё все денежки спущу. Как думаешь, не пожалею?

          Трантольстанер покинул комнату, оставив похрюкивающего от предвкушения Бависа в компании его приземлённых желаний. Благодаря воспоминаниям из амулета перевёртыш худо-бедно помнил устройство королевского замка, но всё равно, бывало, путался в переплетениях многочисленных коридоров, залов, комнат и галерей. Весь день прошёл в беготне и прислуживании обитателям дворца. Доппельгенгер надеялся увидеть короля, посмотреть, что из себя представляет правитель людей, но его величество спал до самого заката.

Ближе к вечеру вымотанный доппельгенгер начал понимать, о чем говорил напарник, высокопоставленные лица и приближённые короля измотали его в край: принеси, подай, унеси, убери, позови, отнеси, и так – до бесконечности. Но главное – ни капли благодарности в ответ. Только высокомерие и холод. В итоге у Транта сложилось мнение, что люди, добившись высокого положения, совершенно разучиваются выполнять даже самые простые из своих потребностей и словно бы соревнуются: кому из них придется меньше пальцем шевелить.

          Когда едва переставляющий ноги перевёртыш наконец добрался до своих комнат, его ждал очередной сюрприз в лице пятёрки королевских гвардейцев. Доппельгенгера в миг скрутили. Попытки вырваться пресекли ударом под дых.

          «Неужели попался? – в ужасе подумал он. – Прознали о моей подмене? Но как?!»

– Имя? – поинтересовался командир гвардейцев – высокий, мрачный рыцарь в латах, с накинутым поверх сюрко с королевским гербом.

– Вимарк, сир, – заискивающе ответил Бавис.

– Это – твоё? – рыцарь сунул перевёртышу под нос бутылочку из тёмного стекла. Трант увидел раскрытый сундук, в котором Вимарк хранил одежду, и сразу же всё понял. Рыцарь повторил вопрос. Парализованный от ужаса доппельгенгер не смог выдавить и звука.

– Его, его, – закивал Бавис. – Он спрятал её на самом дне, под вещами, но я нашёл! Там, видимо, яд? Я сразу это понял!

– Заткнись, – махнул рукой рыцарь. – Отраву в замок протащил? Кого хотел умертвить? Говори, не то хуже будет...

          Обмякший в руках гвардейцев Трант висел ни жив, ни мёртв. Ему не верилось, что справедливое возмездие провалилось из-за банальной жадности соседа. Рыцарь схватил перевёртыша за волосы, рванул, заставив его зашипеть от боли. Приблизившись, он тихо произнёс:

– Молчать решил, паскуда? Как пожелаешь. Если расскажешь всё сам, то, быть может, король проявит милость, подарив тебе быструю смерть. Нет? Ну смотри, смотри... Ещё взмолишься богам, прося о быстрой кончине... Но будет поздно.

          Отпустив Транта, рыцарь повернулся к гвардейцам, махнул рукой.

– В темницу его! Думаю, наш король сам захочет взглянуть на отравителя. И я лично советую тебе удавиться кандалами, прежде чем на беседу спустится его величество Шикон.

***

           Трантольстанера раздели, нагого бросили в сырую темницу. Там он нашёл вонючую, грязную накидку, в которую завернулся с головой. С того часу началась пытка временем. Казематы находились глубоко под землёй, куда не доставало солнце. Темно. Сыро. Холодно. И страшно. Обида и отчаяние душили доппельгенгера. Так глупо – прожить столько лет среди людей, познать их натуру, привычки, мышление, и не предвидеть такой мелочи, как сосед, ворующий у соседа.

Надежды не было – ясное дело, королевского отравителя не помилуют. Превратиться в кого-нибудь другого он тоже не мог: в темнице не было ни одной вещи, из которой можно бы вытянуть воспоминания и образ. Лишь старая накидка, да и та уже давно лишилась ауры прежнего хозяина. Правда, позже перевёртыш заметил на своем запястье то, что проглядели стражники. Браслет из бусин, подаренный чернокожей дикаркой. Но, превратившись в диковинное создание из далёких джунглей, он выдал бы свою истинную сущность. Поэтому Трант так и остался в облике Вимарка Альвидери. Поразмыслив, решил сразу сказать, что собирался отравить короля, прежде чем начнут пытать. Хорошо бы, чтобы его убили, как отравителя. Ибо, если вдруг люди каким-то образом узнают, кто он на самом деле... В людских руках лучше умирать человеком.

Раньше Трантольстанер не понимал такого понятия, как милость быстрой смерти. Однако после того, как стал свидетелем казни брата, перевёртыш полностью изменил отношение к процессу законного умерщвления. Оставался лишь вопрос: почему у людей традиционно сложилось так, что простых законопреступников они карали петлёй и топором, а заподозренных в связи с волшебством и магией – огнём?

Впрочем, ответ всё равно бы ничего не изменил.

***

          Время шло невыносимо медленно. Оно растянулось, словно густая патока, лениво капающая из кувшина. Темнота, сырость и холод сводили с ума. Трант боялся прихода королевских дознавателей, но также ждал их. Чем быстрее всё кончится, тем лучше. Меньше мучений. Он даже ощутил облегчение и толику радости, когда окошечко в двери осветило пламя факела.

          Щёлкнул замок. В камеру вошёл высокий человек. Он властно махнул рукой, кто-то поставил рядом с ним табурет, и дверь закрылась. Какое-то время вошедший молча разглядывал узника. Доппельгенгер лежал на холодном полу, прикрыв рукой глаза. Наконец человек вставил факел в нишу и с явным облегчением опустился на табурет.

          Когда зрение прояснилось, узник смог рассмотреть пришедшего. Им оказался упитанный, коренастый мужчина в богатом кафтане, высоких сапогах и кожаных перчатках. Круглое, красноватое лицо с мясистым носом и оплывшими щеками украшала седая борода. На лбу проступали глубокие складки – следствие многочисленных и тяжких дум. Внешне он казался дородным, медлительным, поросшим жирком увальнем, однако в зелёных и пронзительных глазах читался крепкий, волевой характер.

– Ты знаешь, кто я? – спросил человек низким, проникновенным голосом.

          Трант долго молчал, затем мотнул головой.

– Моё имя – Шикон Третий из рода Бурбасов. В народе именуемый Пьяницей, – он скривился, словно эти слова причиняли зубную боль. – Я – твой король.

          Доппельгенгер сдержал вздох. Теперь-то он увидел, что на голове посетителя красовалась небольшая, без украшений, золотая корона. Помолчал, подумал. Наконец тихо ответил:

– Ви... Вимарк Альвидери... Сир.

          Король изучал его, покусывая пухлые губы. Трантольстанер покорно ждал.

– Ты хотел меня убить, – наконец сказал, а не спросил Шикон. – Отравить вытяжкой из Чёрного Аконита и бруцина. Да, не удивляйся. Короли тоже разбираются в ядах. Так сказать, издержки должности.

          Он сунул руку в ременную сумку и достал знакомую бутылочку.

– Интересная штука – яд. Смертельная вода. Всего-то пара капель, и свалит кого угодно, даже крепкого быка. А ведь первоначально вода – это жизнь. Она нужна нам не менее, чем воздух. Но там, где есть жизнь, рядом всегда бродит и смерть. Иронично.

          Король оторвал взгляд от бутылочки и посмотрел на узника.

– Я не стану спрашивать, в чем причина твоего решения. За свою жизнь я натворил немало всякого, думаю, многие из моих поданных нашли бы сей исход справедливым. Возможно, я был бы среди них.

          Доппельгенгер даже не мог предположить, зачем правитель говорит с ним, поэтому молчал.

– Ты знаешь, в чем проблема власти? В самом её наличии. Ведь простой человек не может быть выше остальных. А наделённый властью – может. Но власть – это дракон. Он развращает. Затуманивает разум, переворачивает всё вверх дном и окружает иллюзиями. Дракон шепчет тебе, что ты – особенный. И ты начинаешь считать себя особенным. Он твердит, что все твои поступки и мысли, все до единой – правильные. И ты соглашаешься с ним. Не позволяет даже на мгновение задуматься о том, что ты можешь ошибаться...

          Король глубоко закашлялся. Поднял руку, в которой всё это время оказывается был зажат кувшин с вином. Надолго присосался. Затем утёр рукавом губы, поднялся с табурета. Покачнувшись, восстановил равновесие и вытянул дрожащий палец в перчатке. Только теперь перевёртыш понял, что монарх, несмотря на твёрдую речь, был мертвецки пьян.

– Ты знаешь, Вимарк, этот дракон власти – та ещё бестия. Он заверяет, что все, кто тебя окружают, все они – предатели и завистники, лицемеры и лгуны. Что они только и ждут момента, когда смогут ударить в спину. И ты видишь мир глазами дракона. Мир, полный ублюдков, гадов и крыс. Тьфу! А со временем его хвост опутывает тебя настолько, что ты сам становишься драконом. И начинаешь пожирать всех, кто находится рядом.

          Король вновь закашлялся, опустился на табурет. Приглушив приступ вином, он провёл рукой по вспотевшему лбу и продолжил:

– Но самое ужасное – по мере того, как ты превращаешься в дракона, который первоначально тебя и извратил, ты теряешь человеческую сущность. И вместе с этим воцаряется пустота. Внутри. Словно открытая рана, она болит, пульсирует, не даёт о себе забыть и прорастает с каждым годом всё сильнее и глубже. И эту боль невозможно унять. Лишь приглушить: вином, дурманом, распутными девками. На время. Однако, чем чаще глушишь, тем глубже становится эта треклятая рана. Она ширится, пока не заполнит тебя окончательно, как вода бутылку, до самого горлышка. И да, бывают моменты просветления, когда понимаешь, что тонешь в пустоте, как в болоте. Что пора бы остановиться. Но всё равно не останавливаешься.

– Почему? – осмелился тихо спросить Трантольстанер.

– Потому что не можешь, – ещё тише ответил король.

– Тогда, быть может, не очень-то и хотелось?

          Шикон в ответ лишь усмехнулся и покачал головой.

– Ты, верно, слышал, что не так давно в нашем королевстве не стало королевы?

– Слышал.

– Это была последняя капля, понимаешь? – королевские губы заметно дрогнули, но Шикон взял себя в руки. – Адда была моей отрадой. Отдушиной. Моим тёплым лучиком солнца в беспросветной тьме. Единственным человеком, который в меня верил такого, какой я есть. Даже несмотря на пьянство, самодурство, хождения по молодухам. Бывало даже, бил её. В хмельном угаре. А по утрам, когда трезвел, меня охватывал ужас: я приползал на коленях, лобызал подолы, заваливал подарками. И она прощала. Всегда прощала. Вот я – не стал бы. Просто не смог бы. А у неё получалось.

          Король, опустив голову, громко хлюпнул носом, утерся рукавом – ну словно мальчишка. Сделал смачный глоток, залив грудь алыми каплями.

– Пока она верила в то, что я смогу стать лучше, я тоже верил. И вот теперь не стало последнего в мире человека, который давал мне эту надежду. Остались лишь подхалимы и завистники, готовые согласиться с любым моим словом и боящиеся сказать мне, каков я есть на самом деле. Дети, все как один – ублюдки-спиногрызы, мечтающие о троне. Враги, плетущие подлые интриги. И королевство, что ненавидит меня и презирает. Один я теперь, понимаешь? Совсем один! И даже поговорить не с кем, кроме узника, который хотел меня потравить!

          Неожиданно король заплакал. Опустил голову на руки и тихо зарыдал. Горько. Непритворно. Трантольстанер, совершенно не понимающий, что происходит, молчал. Даже проникся сочувствием. Вскоре Шикон успокоился. Воцарилась тишина.

– Мне... Жаль, – робко произнёс перевёртыш.

– Чего? – промычал Шикон, подняв голову.

– Я сожалею о вашей утрате... Ваше величество.

          Король долго молчал, хлопая красными глазами. Затем раскатисто расхохотался. Его хриплый смех эхом гулял под потолком. Шикон сотрясался всем телом, держась за круглые бока.

– Ты сожалеешь? Ты, свинья, желавшая отравить меня?

– Я... Я не лгу, – пролепетал перевёртыш. – Я тоже знаю, каково это – терять близкого человека.

– Вот как? А мне насрать, что ты там знаешь! Веришь?

          Трант не ответил, лишь подтянул коленки к телу. Ему стало очень страшно, когда по лицу Шикона растянулась кривая ухмылка.

– Умирая, моя Аддочка хотела только одного – чтобы воцарился этот чёртов мир! – прорычал он, впившись в пленника горящими глазами. – Ну я сдуру и пообещал, что устрою нам мир. Заключу его. Ну, а как иначе-то? Это ж каким выродком надо быть, чтобы родному человеку, лежащему на смертном одре, не дать слово? Вот я и вызвал этого клятого посла. Сказал, что отдам андарильцам спорные земли. Он уже приехал, уже во дворце. Ждёт, когда я с ним встречусь. А я не могу, понимаешь? Не могу я успокоить огонь в душе!

          Шикон стукнул себя кулаком в грудь, ещё раз, с каждым ударом распаляясь всё сильнее.

– Ненавижу их всех! Посла, его брата короля, всю их ублюдскую нацию, с которой ещё мой дед воевал! И отдавать я ничего не хочу. Не хочу... Не могу... И не буду!

          С явным трудом успокоившись, король вытер брызнувшую на бороду слюну, поднял с пола кувшин, опустошил его и, размахнувшись, разбил вдребезги. Затем встал, покачнулся, нетвёрдой походкой подошёл к доппельгенгеру и наклонился.

– Короче, отравитель ты мой горемычный, – прошептал он, обдав пленника кислым винным духом. – Я тебя хотел поблагодарить. Вот за это.

          Шикон показал зажатую меж пальцами бутылочку, после чего спрятал её в сумку.

– Хорошая штука – яд! Тихий убийца. Вот сейчас закончу с тобой и отправлюсь к послу. И твой неожиданный подарок мне очень пригодится.

– Вы... Собираетесь отравить посла? – прошептал обескураженный перевёртыш.

– Какой ты догадливый.

– Но ведь, – не думая о том, что делает, затараторил пленник, – ведь это вскроется... Андарилия пойдёт на Бриттолию войной.

– Ага. Хороший повод избавить мир от этих ублюдков.

          Трант был настолько поражён услышанным, что не смог удержать язык за зубами:

– То есть... Вы готовы нарушить данное умирающей супруге обещание... И послать на смерть множество своих подданных... Просто потому, что вы... Не способны отказаться от своей ненависти? Что ж. Почему-то я не удивлён.

          Король смотрел на него тупым взглядом, словно не понимая вопроса. Затем его лицо исказило злобой. Он схватил Транта за волосы, приложил затылком о стену и прошипел, брызжа слюной:

– Ты что, сморчок, считаешь себя самым умным? Честным и благородным? Нашёлся здесь чёртов праведник! Думаешь, ты лучше меня, а?!

          Трантольстанер взвывал от боли. Шикон ударил его ещё раз, затем отпустил. Покачнувшись, отошёл на шаг назад. Лицо короля раскраснелось, глаза вылезли из орбит, стиснутые кулаки дрожали, как и всё тело.

– Ты... Мелкий, самодовольный... Червяк! Хотел отравить своего короля, а теперь кичишься благородством? Я тебе сейчас покажу, как следует разговаривать с монархом, сопляк!

          Королевский сапог врезался в рёбра пленника. Доппельгенгер закричал от боли. Шикон чуть не упал, схватился за стену. Затем ударил ещё раз. И ещё. Руки перевёртыша были прикованы к стене над головой, так что он даже не мог закрыться, кроме как подтянуть ноги к телу, но король бил прицельно.

Трант не помнил, сколько длилось избиение. Казалось, что целую вечность. Под конец он даже кричать уже не мог – только тихо скулил, содрогаясь от каждого пинка. Наконец Шикон устал. Склонившись над пленником, придерживаясь рукой за стену, он тяжело дышал, истекая потом.

– Ты... Маленький... Выродок... Сдохнешь здесь... Сейчас я только... Отдышусь... И забью тебя... Как... Ах... Скотину!

          Отлипнув от стены, Шикон побрёл обратно к табурету, но на полпути вспомнил, что уже допил всё вино. Развернувшись, он вернулся к Транту, встал над ним, втягивая воздух хриплым глотками.

– Маленькая... Самодовольная тварь... Я тебя, паскуда... Заставлю... Ах... Кишки свои выблевать... Слышишь? Смотри на меня, когда я... Ах... С тобой... Говорю... Ах-х-х!

          Король поднял ногу для очередного пинка, но так и не ударил. Его вылезшие из орбит глаза судорожно заметались, вдохи стали глубже и отрывистее. Он схватился за грудь и сложился пополам. Глаза впились во вжавшегося в стену пленника. Губы судорожно двигались.

– Что? – прошептал испуганный Трант.

– На... на...

– Что? Не понимаю.

– На по... мощь... Позови... по-о-о...

          Голос Шикона превратился в невнятный сип. Трантольстанер в ужасе смотрел на глотающего воздух, словно выброшенная на берег рыба, короля и не знал, что делать. Хотел уже закричать, кликнуть стражу. Но едва шевельнувшись, почувствовал страшную боль в отбитых рёбрах и грудине. И эта боль наполнила его такой холодной яростью, которой он прежде не ведал.

– На помощь, значит, позвать? – прошипел доппельгенгер. – Ха! На тебе твою помощь... Получай!

          Подтянув ноги к груди, перевёртыш весь сжался, а затем резко выкинул обе стопы вперёд. Удар пришёлся прямиком в грудь Шикона. Король, тихо всхлипнув, грузно повалился на спину, смачно приложившись затылком о пол. С трудом подняв голову, он вытянул дрожащую руку, бросил ошалелый взгляд на пленника и уронил её обратно. Затем тихо и протяжно выдохнул. И больше не двигался.

Трантольстанер, кажется, тоже забыл, как дышать. Король был мёртв. Перевёртыш смотрел на покойного правителя, и его охватывал ужас. Теперь люди решат, что это он убил Шикона. И на лёгкую смерть можно не рассчитывать. Проклятье, а ведь так и есть. Он убил короля! Теперь уже целых две жизни на его совести. Может быть, пока стражники не опомнились, самому принять яд? Да только как же до него дотянуться, когда руки в прикованы к стене железными обручами? Едва не заплакав от отчаяния, он дёрнулся раз, другой, пытаясь вытащить широкие кисти виночерпия из оков. Правой руке стало неожиданно больно. Гораздо больнее, чем левой. Подняв взгляд, перевёртыш увидел на запястье браслет из бусин, подаренный ему чернокожей дикаркой. Точно! Вот он – шанс быстро покинуть этот мир!

Преображение прошло почти моментально. С оковами пришлось повозиться. Протискивая руки сквозь кандалы, Трантольстанер бросал боязливые взгляды на дверь, опасаясь, что в любую секунду зайдут стражники. Наконец, закусив губу от боли, он смог протиснуть худую кисть девушки сквозь железные оковы.

«Не может быть! – возликовал доппельгенгер. – Удалось! Я спасён от жуткой смерти! Только бы успеть, только бы успеть...»

  Судорожно зашарив в сумке короля, перевёртыш нащупал бутылочку, вытащил её, извлёк пробку. Выдохнул. Прощай, жестокий мир. Да здравствует холод и забвение вечного сна! И когда Трантольстанер уже был готов последовать за королём, он вдруг увидел лежащую рядом с покойником корону, отражающую свет факела золотым ребром.

VI

Дверь камеры открылась. Король Шикон, с непривычно задумчивым выражением на лице, вышел в коридор, держа факел и поправляя корону. Двое рыцарей-телохранителей покорно ожидали королевского решения, но тот молчал. Лишь тяжело втягивал воздух, держась одной рукой за бок и кривясь при каждом вдохе. Наконец один из рыцарей не выдержал:

– Вы закончили, ваше величество?

– А? Что? – удивлённо пробормотал Шикон, хлопая глазами, словно только очнувшись от глубокого сна. – С чем закончил?

– С пленником, – пояснил второй. – Можно выносить и закапывать?

– Ах, вы об этом, – тихо сказал король, и подумав, добавил: – Закончил. Но не до конца.

– Значит, всё же собираетесь его прилюдно казнить?

          На мгновение показалось, что король даже испугался вопроса.

– Прилюдно? Нет, нет! Я вообще не хочу, чтобы это мерзавец покидал темницу. Пускай сидит в темноте и одиночестве. Даже кормить и поить его не стоит.

– Пускай помирает от жажды? – одобрительно хмыкнул второй рыцарь.

– Можно и так, – кивнул король. – А как бы вы с ним поступили?

 – Так бы и поступил, ваше величество. Хороший выбор. Долгая и страшная кончина.

– Мучительная лишь до той поры, пока он не лишится сил и не впадёт в забытье, – возразил первый. – Если хотите, чтобы отравитель по-настоящему страдал, я бы советовал отдать его псам.

– Псам? – завороженно повторил Шикон.

– Псам, ваше величество. Молоссы на псарне всегда голодные, злые. Если запустить в темницу несколько таких, думаю, они сожрут пленника заживо. Даже костей не оставят. Конечно, смерть придёт быстрее, чем от жажды, но окажется гораздо, гораздо мучительнее. Я слышал, король Нойдаммии частенько так поступает со своими врагами.

– Хорошая идея, – глухо пробормотал Шикон. – Молодец. Так и сделайте. Пускай его съедят... И даже костей не оставят.

***

          Трантольстанер, стараясь держаться уверенно и непринуждённо, позволил рыцарям проводить его в залу, где ожидал посол Андарилии. Из короны он смог вытащить часть последних воспоминаний, привычек и особенностей характера короля, но дурное предчувствие, что его в любой момент раскусят, не покидало. Всё получилось слишком просто. Так не бывает. С другой стороны, ему уже нечего терять. Да и что изменилось? Всего лишь роль. А значит, мести быть. Только теперь посла отравит не виночерпий, а сам король.

          Рыцари Шикона остановились напротив охраняющих вход рыцарей из сопровождения посла. И те, и другие вояки глянули друг на друга с холодной враждебностью и застыли по разные стороны дверей. Трант неуверенно потоптался, затем собрался с силами и вошёл. В небольшом, тонущем в потёмках помещении, рядом с горящим камином стоял накрытый стол и пара глубоких кресел. В одном из них, спиной ко входу, сидел посол.

          «Значит, никаких торжеств, – подумал перевёртыш. – Только личная аудиенция. Что-ж, так даже лучше. Ни у кого не останется сомнений, что хозяин замка подло отравил гостя, нарушив все законы гостеприимства...»

***

          Медленно пройдя к столу, Шикон остановился напротив посла. В кресле сидел лысый, крепкий мужчина с приятным, открытым лицом, на котором выделялись густые усы и пристальные глаза. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Наконец король опустился в свободное кресло. Посол – младший брат короля Андарилии, герцог Тайвос Пиккорд – улыбнулся, поднялся и глубоко поклонился.

– От имени правителя Андарилии приветствую Короля Бриттолии и передаю пожелания доброго здравия. А также соболезнования об утрате, ваше величество, – голос герцога оказался глубоким, бархатистым и удивительно мягким для человека подобной комплекции. – Мой брат искренне сочувствует вашему положению, так как сам овдовел несколько лет назад и прекрасно понимает, каково вам сейчас.

          Шикон состроил почтённую физиономию и медленно кивнул. Посол остался стоять, глядя на него непроницаемым взглядом. Король указал ему на кресло, и только тогда посол позволил себе сесть.

– Несмотря на непростые отношения между нашими государствами, – заговорил Тайвос, сделав ударение на слове «непростые», – мы были рады получить приглашение на переговоры. Такие вещи, как здравый смысл, нынче не в цене. Однако вы смогли нас приятно удивить.

          Шикон поёрзал в кресле, натянул вежливую улыбку. Посол, изучая его пристальным взглядом, ответил тем же.

– А вы немногословны, ваше величество.

          Король, заметно стушевавшись, прочистил горло и заговорил:

– Рад взаимно, что вы ответили на моё приглашение, уважаемый герцог. Как здоровье вашего брата?

– Благодарю, вполне сносно, но бывало и лучше. Годы берут своё, король не молодеет. Вы, как никто другой, должны это понимать.

          Шикон понимающе покивал, затем указал гостю на ломящийся от снеди стол.

– Еды?

– Спасибо, я не голоден.

– Вина?

– Не откажусь. Наслышаны мы, в Андарилии, о вашем тонком вкусе. С удовольствием попробую содержимое погребов самого правителя Бритолии.

          Шикон не выдержав прямого взгляда посла, принялся разливать вино по кубкам.

– Прошу прощения, но не могли бы, уважаемый герцог, потормошить эти чёртовы поленья? – попросил он, стягивая перчатки и скидывая их на стол. – Огонь едва тлеет, я уже чую, как старческий холод подкрадывается к моим ступням.

          Дрова в камине, действительно, давно не переворачивали, так что посол без лишних вопросов поднялся, взял кочергу и принялся ворочать поленья. Посол стоял спиной к королю, а потому не видел, как Шикон трясущимися руками вытаскивает пробку из бутылочки и выливает содержимое в его кубок. Когда гость вернулся в кресло, правитель Бриттолии уже ждал с протянутой тарой.

– Прошу.

– Благодарствую.

– Ну-с, как говорится, за доброе начало прочного мира?

– Замечательные слова, – мягко улыбнулся посол и поставил кубок на стол. – Но всё же, прежде чем мы скрепим будущий союз сим праздным тостом, хотелось бы поговорить. Позволите?

– Конечно, – кивнул король, но на мгновенье его лицо исказила недовольная гримаса. – О чем изволите держать беседу?

– О вашем решении, – всё с той же мягкой улыбкой ответил Тайвос. – Сколько лет уже враждуют наши королевства? С чего вообще славные предки пошли друг на друга огнём и мечом?

          Шикон, казалось бы, задумался, но в итоге предложил ответить гостю. Что тот и сделал:

– Пять столетий. Пятьсот с лишним долгих лет мы никак не можем найти общий язык, зато раз за разом находим всё больше поводов друг друга ненавидеть. Расхожесть в культурных традициях, обычаях, празднествах, понимании воли богов, тактике ведения войны... Да хотя бы даже пристрастия в пище! Ведь неприязнь, нетерпимость, а затем и ненависть рождаются от чуждости. И если перебирать наши различия, то так можно и до утра просидеть. Но если копнуть в корень конфликта, то все причины становятся просто смехотворными. Мелочными. Совершенно несущественными. И наши предки этого не осознавали, ведь они даже не пробовали искать то, что нас объединяет. Кто-то, конечно же, мог бы возразить, мол, что толку искать иголку сходства в стогу различий? Однако если бы они попробовали, то сразу бы поняли, что различий – всего-то лишь с иголку, зато вот сходства – целый стог!

          Шикон, судя по лицу, искренне удивлённый ответом, жестом предложил послу продолжать.

– Да хотя бы взять самое очевидное. Мы – люди, существа одного рода. Мы – братья по крови, ведь наши королевства родились на одних и тех же просторах – землях славной Семирии. Мы даже поклоняемся одним и тем же богам. Перечислять можно и дальше, вопрос нашей общности гораздо обширнее, чем кажется на первый взгляд. Понимаете ли, вся суть кроется в том, с какой стороны взглянуть. Тот, кто желает видеть перед собой врага и отыскивать причину для ненависти, обязательно её находит. И наоборот: тот, кто желает отыскать в ближнем своём друга, всегда его находит. Нужно немногое. Лишь руку протянуть. Вся суть моей речи сводится к тому, что мы и сами уже не помним, почему друг друга невзлюбили. Осталось лишь чувство. Но здравомыслия в нём нет.

          Посол убедился, что король его слушает – а тот слушал, едва ли не с открытым ртом, – и продолжил:

– Несмотря на то, что я, как и мой брат, прекрасно понимаю данную правду, именно вы, Шикон Бриттольский, наконец решились сломать печать раздора и протянуть нам ветвь перемирия. Если, конечно, данная встреча – не какая-то хитрая уловка, дабы заманить меня в свои владения. Но я отказываюсь в это верить.

          Шикон не сводил с гостя глаз, пока тот продолжал лить мёд своими устами:

– Мне кажется, что проблема нашего положения заключена в том, что власти сопутствует богатство. А золото, как всем известно, грязный металл. Оно затуманивает разум. Из-за чего там, где избранные должны бы заботиться о благе народа, мы – правители – выбираем личностное обогащение. Жадность, желание заполучить больше, жить лучше и возноситься над остальными губят нас. Ибо, научившись брать, мы разучиваемся отдавать и забываем о своем истинном предназначении – заботиться о подданных. О тех, кто доверил нам свои жизни и судьбы. И выходит так, что у единиц есть всё, а у большинства – ничего. И в борьбе за последний кусок хлеба люди начинают превращаться в зверей. Они учатся воровать, грабить, убивать – и ведь явно не от лучшей доли. Я верю в то, что никто из нас не приходит в этот мир злым. Мы становимся таковыми из-за случая и обстоятельств, в которых мы оказываемся волею судьбы. Но подумайте сами: кто в здравом уме возьмётся за меч и пойдёт отнимать чужие жизни, если у него есть всё, что нужно для счастья? Ответ очевиден. Однако так просто обвинить в своих несчастиях кого-то другого. Переложить ответственность. Но, на самом деле, она лежит именно на нас – на тех, кто повелевает. Ведь это мы решаем, как будет жить простой народ. И, сдаётся мне, что если бы правители людские хотя бы раз попробовали жить не для себя, а для людей, то мир наш явно стал бы лучше.

          Тайвос Пиккорд тихо вздохнул и, оторвавшись от созерцания огня в камине, посмотрел на зачарованного Шикона.

– Перейдём же к сути, ваше величество. Ваше великодушное предложение отдать нам спорные земли, в борьбе за которые погибло уже столько хороших людей, наконец, раскрыло моему брату глаза. Я убедил его в том, что данный жест дружбы и мира – дело благое, во благо служащее. И именно это помогло мне убедить моего короля ответить не менее благородно. Мы отказываемся от притязаний на спорные земли и на все богатства, что они хранят. Единственное условие – нет, даже не условие, а просьба: примите часть наших подданных, живущих на отшибе, чтобы они, рука об руку, смогли заботиться о добром крае и взращивать на плодородных полях пшеницу, ловить в глубоких реках рыбу и растить детей на земле, где Бриттолия и Андарилия, наконец-то, смогли начать жить как друзья, а не враги.

          Шикон долго молчал. На его одутловатом, хранящем последствия хронического пьянства лице разыгралась целая баталия эмоций и чувств.

– Так, каков ваш ответ? Вы согласны, ваше величество?

– Да, – наконец тихо ответил король. – Да, конечно же, я согласен.

– Вот и славно! – улыбнулся посол, на этот раз искренне и открыто. – Я рад, что вы – один из тех, кто действительно понимает свою роль в судьбе мира. Ведь там, где жируют десятки, всегда голодают тысячи. Но я верю, что общими усилиями и вашим примером мы сможем достичь той поры, когда все люди будут жить в гармонии и чести. Выпьем же за это, мой друг!

          Тайвос взял кубок и поднялся с кресла. Шикон с трудом последовал его примеру. Казалось бы, он едва стоит на ногах.

– За славное начало славной поры! – улыбнулся посол, чокаясь с королём. – За мир.