Текст книги "Доппельгенгер (СИ)"

Автор книги: Джонни Рэйвэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– О, мои маленькие игрушечки, – хихикал перевёртыш себе под нос, глядя, как двое пьянчуг дерутся из-за украденных денег, хотя оба кошеля с жалкими медяками лежали за пазухой у Транта. – Правильно, правильно, маски прочь! Явите же мне настоящие лица...

Ему доставляло удовольствие наблюдать за тем, как эти низкие существа, в которых ему волею судьбы приходилось превращаться, вгрызаются друг другу в глотки, даже не подозревая, кто на самом деле дёргает за ниточки.

Но потом и этого стало мало. Склоки и раздоры отбросов больше не приносили радость. Трантольстанер жаждал отмщения за смерть брата, но понимал, что настолько малозначащие победы не принесут ему облегчения. Он хотел поквитаться не с горсткой насекомых. Ему нужен был весь муравейник.

***

          Два королевства, именуемые Бриттолией и Андарилией, разделённые узкой границей спорных земель, издревле находились в скверных отношениях. Князья, герцоги и короли сменяли друг друга, на смену старикам рождались новые поколения, подрастали будущие солдаты. И каждого из них сызмальства учили: вон в той стороне живёт ненавистный нам народец. И плевать, что у нас с ними один цвет кожи, похожий язык, близкая история и одни и те же боги.

– Ой, папочка, смотри, рыцари! Ты же видишь их?

– Само собой, я вижу этих ублюдков, сына.

– У того дядечки такие красивые усы. А у тебя почему не такие, а, па?

– Потому что нормальный мужик носит бороду, а не расфуфыривается, словно баба какая-то! Ишь ты, напомадил свои усищи, жук-навозник. Тьфу! Позорище, да и только.

– Почему ты ругаешь дядечку, па?

– Потому что мы их ненавидим! Ненавидь и ты, сынок!

Не раз слышал Трант подобные речи от подвыпившего с утреца папашки, наставляющего лупоглазого отпрыска на рынке в базарный день, когда мимо проезжал андарильский эмиссар в сопровождении охраны либо купцы из южного королевства.

– Но почему, папочка, за что?

– Потому что они – ублюдки!

– Ха-ха, ублюдки. Ненавижу! Ненавижу! Так, па?

– Молодец, сына. Настоящий защитник королевства растёт.

Вот и весь сказ. А как именно сложилось то, что мы своего брата начали ублюдком называть, никто уже и не вспомнит. Да и зачем? Ну было там что-то, не поделили, поругались, когда-то воевали, убивали. Вроде бы. Так и запомнилось, так и повелось. Эта часть истории обоих королевств и однобокое отношение их поданных лишь подтверждали мысли Трантольстанера: люди не умеют жить в мире без ненависти. Она для них – что воздух, вода и пища, питает и наполняет силами.

          Король Бриттолии, Шикон III из рода Бурбасов, наречённый в народе Пьяницей, был типичным представителем людской знати: властный, самовлюблённый, страдающий чревоугодием, не терпящий неповиновения и не заботящийся ни о чём, кроме собственного блага. Как вышло, что подобный человек правил целым королевством? Всё просто – тем же занимался его отец. Но почему же люди терпели подобного вождя над собой? В его руках была сосредоточена вся сила и власть. Кто пойдёт помирать на баррикады, когда жить-то всем хочется! Нередко бывает так, что сложные вопросы разрешают самые простые ответы. Трантольстанер никогда не понимал этого. Но куда простому доппельгенгеру вникать в сущность человеческого бытия.

          Настал день, когда по Артогарду прогремела новость: умерла королева Адда, Шикон овдовел. Народ испугался, что теперь их король станет ещё дурнее и безумнее, чем был: поговаривали, мол, королева была единственным на свете человеком, к кому прислушивался правитель Бриттолии. Однако вскоре гражданам Артогарда предстояло удивиться ещё больше. Спустя всего месяц после похорон королевы столицу облетела весть о прибытии в Артогард герцога Тайвоса Пиккорда – родного брата короля Андарилии.

Одни сказали: «Ну всё, совсем сдурел Шикон от горя, раз зазвал в гости этих чёртовых южан!» Другие же, наоборот, порадовались: «Неужели, наконец-то, поделят эти треклятые земли на границе?» Третьи же с полной уверенностью утверждали: «Это всё военная хитрость. Сейчас как возьмёт Шикон этого Тайвоса в плен, как пригрозит королю Андарильскому кровавой расправой над его братом! Вот тогда и придётся чёртовому жабьему царю вернуть нам наши земли на границе!»

В итоге народ посудачил да пришёл к выводу: не суть важно, что послужило причиной предстоящего перемирия, но важно, что два короля решили наладить дипломатические отношения. Столица готовилась к приёму посольской делегации.

***

Незадолго до того, как Артогард облетела весть о приезде посла, Трантольстанер страдал от безделицы. Гениальной идеи, как отомстить всему человеческому роду, он так и не придумал, а смотреть на драки пьяниц уже было скучно. Да и сама жажда мести постепенно сходила на нет, уступая место другим интересам в душе перевёртыша. Он постепенно забывал, с кем и зачем хотел поквитаться. Со дня гибели Квила прошло несколько лет, и Трант, к тому моменту выбравшийся из грязных клоак большого города, вовсю экспериментировал со своим даром.

После череды проб и ошибок доппельгенгер выяснил, что, оказывается, он мог превращаться не только в юношей своего возраста. Доппельгенгеру вообще было не важно кого копировать – мужчин, женщин, детей, стариков; перевёртыш легко мог вылепить из себя любого, лишь бы вес соответствовал. Единственное, чего он не мог изменить, так это половую принадлежность. Но так как задирать юбки перед потными мужланами не входило в его планы, наличие мужских гениталий на женском теле Трантольстанера особо не волновало. Зато вот пополненный список доступных ролей пришёлся очень кстати.

Так, слоняясь одним днём в порту, Трант заприметил среди сонма сгруженных коробов и ящиков стальную клетку, в которой сидело диковинное создание. Приблизившись, перевёртыш понял, что это – девушка. Её кожа была черна, как смола, острые плечики и худенькое тело едва прикрывали меховые повязки, а руки и ноги, костлявые и вытянутые, словно ветки дерева, лишь усиливали образ хрупкого и непривлекательного создания. К тому же, левую половину лица пересекал длинный и рваный, бледный шрам – от виска до подбородка. Помимо шрама, на скуластом, округлом личике горели жёлтые, как полная луна, глаза, на которые ниспадали каштановые прядки. Сквозь взлохмаченные волосы пробивались кончики остреньких ушей. По полу клетки игриво ползал длинный хвост, покрытый чёрной шёрсткой.

Трант знал, кто это. Слышал от одного писаря, что в народе этих существ называли чёрными эльфами, хотя это и было неправильно. Висса – так называлось это племя, проживающее на далёком юге, в густых джунглях Аззурана и редко кем виденное здесь, на суровом севере.

«Вот это да! – подумал Трантольстанер. – Всамделишная чёрная эльфка! Чего только не увидишь обычным днём в порту... Ну и уродка!»

          Пленница, завидев подошедшего к ней человека, встрепенулась, приникла к прутьям. Долго на него смотрела. Неожиданно чёрное лицо прорезала робкая улыбка, полная остреньких и беленьких, словно жемчужины, зубиков. Она что-то пробормотала на неизвестном наречии. Доппельгенгер, пребывающий в образе грузной, приземистой старухи, недоверчиво буркнул:

– Чего?

          Пленница повторила. Затем показала жест, словно надкусывает что-то.

– А! – крякнула старуха-перевёртыш. – Жрать хочешь?

          Дикарка выжидающе на него смотрела. Трант фыркнул и повернулся к ней спиной.

 – Буду я ещё всяких уродок тут кормить...

Отойдя от клети на несколько шагов, перевёртыш ощутил странное чувство. В груди неприятно заныло. Перед глазами возникла картина: черепичная крыша, оранжевый закат, огромный город расстилается, как на ладони. И нахмуренный лик брата в образе черноволосого юноши.

«Уродка, значит? – разочарованно покачал головой Квил. – Так вот каким ты стал, братец, без моего надзора? Мне казалось, ты другой. Неужели люди настолько тебя изменили? А может быть, ты всегда таким и был? Уродка... как же так...»

Брат был прав. А сам-то он чем лучше? Такой же урод, нацепляющий личины других уродов. Перевёртыша буквально накрыло волной омерзения. Но на этот раз не к людям, а к самому себе.

«Вот оно что, – подумал он, внутренне кривясь. – Не зря говорят: «с волками жить – по-волчьи выть». Я уже даже мыслить стал, как человек...»

Откопав в сумке украденное утром на базаре яблоко, Трантольстанер вернулся к пленнице и протянул его. Дикарка осторожно приняла дар, понюхала его, а затем захрустела сочным плодом. Быстро слопав угощение, она вновь подобралась к прутьям

– Понравилось?

          Девушка похлопала себя по животу довольно улыбнулась. И неожиданно протянула ему браслет из разноцветных бусин, нанизанных на чёрную верёвочку.

– Что? Это мне?

          Дикарка закивала. Трант взял подарок, повертел. Надел на запястье.

– А неплохо смотрится! Мне нравится. Спасибо.

          Пленница протянула ему руку, перевёртыш на мгновенье задумался, и ответил на прикосновение. Белые и толстые пальцы соприкоснулись с худыми и чёрными.

– Эй, старуха, тебе чего здесь надо? – рявкнул злой голос позади. – Хочешь, чтобы она тебе пальцы откусила?

          Трант вздрогнул. Пленница отскочила, забилась в угол клетки. К ним подошёл здоровый матрос, заросший рыжей бородищей по самые глаза.

– Куда лезешь, говорю?

– Да я так, глазочком одним глянуть, – тут же войдя в роль проскрипел перевёртыш. – Чудо-то какое! Где ж ещё такое увидишь?

– Это да, – хмыкнул матрос. – Теперь уж разве что в Нуулиге. Тамошний король зверинец себе собирает из существ всяких диковинных. Вот мы и везём ему зверушку на продажу. Ну, бабка, хорошенького понемногу, попялилась – и хватит. Давай, топай отсюда.

          Трантольстанер, бросив прощальный взгляд на испуганную пленницу, развернулся и пошёл своей дорогой. Теперь-то он вспомнил, зачем и кому хотел мстить. Прежний холодный и такой знакомый огонь воспылал в душе с новой силой.

          «Нет уж, людишки, не будет вам прощения. Ни за что и никогда...»

***

Вскоре после памятного случая в порту, когда стало известно о готовящемся приезде Андарильского посла, Трантольстанер придумал план отмщения. Не сказать, чтобы он был так уж хорош, но всё же лучше, чем ничего. Первым делом доппельгенгеру нужно было придумать, как попасть в королевский замок. А для этого ему нужен был облик кого-то, кто имел бы свободный проход в святая святых столицы королевства.

Благодаря новому необычному образу перевёртыш сумел попасть на работу прислужницей в лучший во всём Артогарде публичный дом, который славился экзотическим антуражем. Как раз то, что нужно для избалованной клиентуры. Роль чёрной дикарки прекрасно подошла для такой работы: яркая и одновременно отталкивающая внешность надёжно защищала перевёртыша от домогательств постояльцев. Сюда ходили забавляться с утончёнными светлыми и теневыми эльфийками из лесов Мэль’эссиль и Мэль’ваари, обворожительными наложницами из далёкой Са’алладарской Империи и искусными куртизанками с островов Красного Дракона, где ремесло удовлетворения мужчины было возведено в культ. А потому на чёрную эльфку из прислуги, как и на других служанок экзотичного дома, будь то гномихи, гоблинши или леприхи, никто не обращал внимания.

Прибираясь в комнатах, где отдыхала богатая клиентура, Трантольстанер ждал того часа, когда рядом окажется кто-нибудь из обитателей замка. В план, по большей части рассчитанный на удачу, перевёртыш не сильно верил. Скорее он просто не хотел признаваться себе, что почти смирился с невозможностью поквитаться с человеческим родом.  Но неожиданно удача улыбнулась ему. Трант познакомился с Вимарком Альвидери – королевским виночерпием.

***

          Вимарк оказался человеком, склонным к пьянству, болтливости и блуду. Он просто обожал слушать свой голос, сидя в уютном кресле, потягивая дорогое вино да сверкая золотым медальоном на заросшей груди, пока перевёртыш в образе дикарки приводил в порядок комнату, которую недавно покинула куртизанка. Виночерпий сам рассказал Трантольстанеру, как ему повезло попасть на службу в королевский замок. Какая это честь, что он наполняет чарки и вышаркивается перед высшими мужами королевства. Вимарк даже поведал ему о том, что он получает достойное жалование, на которое можно было бы прокормить целую ораву голодных ртов, но спускает все денежки на женщин и вино. И да, конечно же, королевской прислуге нельзя было покидать замок. Но за определённую плату можно договориться с любым человеком. В том числе и со стерегущим ворота стражем.

Трант давно уже осознал, что большинству людей совершенно не важны чужие мысли, а интересны лишь свои собственные. Поэтому большую часть времени он молчал и слушал. И когда виночерпий упомянул, что будет прислуживать за королевским столом во время ужина в честь приёма Андарильского посла, перевёртыш решил: лучшего кандидата на преображение не найти. Дальнейший план придумался сам собой.

Трант совершенно ясно представил, как легко будет отравить посла, во время паники преобразиться в кого угодно из обитателей замка, а затем сбежать из этого гадюшника, наслаждаясь свершившимся отмщением. Конечно же, король Андарилии подумает, что всё это было подстроено коварным Шиконом, и пойдёт на Бриттолию войной. А Трантольстанер к этому часу уже будет далеко: ехать дальними дорогами, смотреть мир, искать новый дом, зная, что благодаря ему два королевства напитывают ненасытную землю кровью своих подданных!

Хорошенько всё обмозговав, Трант продумал каждый шаг, чтобы справедливое воздаяние прошло без проволочек. И первым из них было убийство виночерпия.

***

Трантольстанер стоял в тёмном, вонючем переулке, завернувшись в плащ с глубоким капюшоном. Бледная луна едва разгоняла густой сумрак. Украденный на кухне нож тяжелил потную ладонь.

«И чего я так трушу? – в сотый раз за ночь подумал перевёртыш. – Это ведь так просто. Чик-чик  и готово! Он всего лишь виночерпий, а не рыцарь в тяжёлых доспехах. Поздно отступать. Тот, кто задумал отмщение, либо идёт до самого конца, либо не идёт вовсе. Я должен быть сильным! И я буду. Ради тебя, братец».

За всё время, что он простоял на посту, сквозь узкий проулок, который выходил на улицу, ведущую к верхнему городу, проходили и другие постояльцы борделя, но дрожащий перевёртыш вовремя отступал в тень. Жертвы всё не было. Трант почти утратил надежду, думая, что виночерпий либо не придёт, либо уже прошёл другой дорогой, когда наконец услышал знакомое насвистывание. Глупый Вимарк напевал пошлую песенку моряков, даже не предполагая, что в темноте его может кто-то поджидать.

Когда тень в капюшоне выросла перед виночерпием, тот тихо ойкнул. Худая рука убийцы схватила Вимарка за ворот, потянула на себя. Лунный свет хищно блеснул на остром лезвии.

«Один удар. Ничего сложного. Сразу в сердце, – чем дольше Трант думал, тем тяжелее становился лежащий в руке нож. – Давай же! Ты сможешь! Поздно отступать! Бей. Бей же!»

– Умоляю... Не губите! – просипел виночерпий и рухнул на колени, да так неожиданно, что перевёртышу даже пришлось его отпустить. – Во имя богов, не губите... Милосердия, прошу, милосердия...

          Трант так и стоял с занесённым для удара ножом, пока Вимарк ползал у него в ногах, размазывая сопли и слёзы по лицу.

– У меня детишки... Жена... Коль помру, на кого они останутся? Помрут с голоду, бедняжки... Возьмите все деньги... Только жизнь сохраните!

– Ах ты, гад паршивый! – прошипел перевёртыш, не в силах сдержать праведный гнев. – Пока жена дома мёрзнет, по борделям шатаешься, паскуда?!

– Я больше никогда здесь не покажусь, клянусь своими любимыми детишками! Прошу вас, пощадите! Возьмите всё. Делайте, что захотите. Только жизнь не забирайте-е-е-е... Подумайте о сиротушках моих, молю-ю-ю...

          «Да как же так? На самое больное давит, гадёныш! – внутренне кричал на себя Трант, недоумевая, отчего руку с оружием словно бы парализовало. – Да убей же ты его, тряпка! Да что со мной? Просто... просто я жалок. Вот, что».

Несостоявшийся убийца до боли стиснул деревянную рукоять, глубоко вдохнул и понял, что раз не убил до сих пор, то, значит, уже не сможет. Момент был упущен.

– Смотри, сволочуга, – прошипел он, – попадёшься мне ещё раз...

– Ох, благородный господин! Никогда и ни за что больше! – залепетал виночерпий, схватив перевёртыша за штанину. – Вот вам Сигна, отныне не бывать моей ноге зде-е-е-сь! Милый и добрый, благороднейший господи-и-и-ин...

          И до того Транту стало тошно слышать этот мерзкий вой, что он развернулся на каблуках и скрылся в ночи. Выбросив плащ и нож, перевёртыш обошёл бордель с другой стороны и вошёл с чёрного хода. Уже в каморке для прислуги, растянувшись на худой лежанке, глядя в темноту и слушая стук своего сердца, доппельгенгер осознал, насколько он сглупил.

          «Нет ведь у него ни жены, ни детей... Я точно знаю. Он сам мне это рассказывал, пока я убирал намятую им и очередной шлюхой постель...»

IV

После того случая Трант понял, что великое отмщение ему не по зубам. Осознание собственной слабости, словно копошащийся в нутре жук, мучило перевёртыша. Теперь он презирал не только людей, но и себя. Слабак. Отказавшись от воздаяния, перевёртыш решил ещё какое-то время поработать прислугой в борделе и скопить немного денег. А потом уехать из Артогарда раз и навсегда.

Когда через несколько дней после встречи в переулке виночерпий вновь объявился в публичном доме, Трантольстанер не удивился. О повторной попытке убийства даже не смел думать. Знал, что рука, держащая острую сталь, не сможет ударить живую плоть. Тем вечером Вимарк напился сильнее обычного, а потому язык виночерпия разгулялся за весь человеческий род. Виночерпий никогда не сдерживал свои злобные мысли, особенно под действием зелёного змия.

После ухода куртизанки Трант в образе девушки-дикарки, как обычно, прибирал комнату. Вимарк, любивший ещё какое-то время посидеть в кресле, потягивая вино, распустил язык. На этот раз он не сдерживался и прошёлся по всем, кого только смог вспомнить: по жадным хапугам – князьям и королям; по идиотам-стражникам, что стерегли их покой за жалкую мзду; по раболепным слугам, готовым падать ниц и лобзать сапоги даже самому занюханному лорду; по вонючим попрошайкам, что денно и нощно крутились вдоль излюбленных Вимарком публичных домов; даже по грязным девкам, кои за пару монет готовы были расстелиться перед кем угодно – хоть перед мерзким эльфом, хоть перед жутким гоблином! Но, что больше всего поразило Трантольстанера, так это лицемерие перепившего говоруна.

          «Ты, жалкий червь, ещё недавно ползавший передо мной на коленях, умоляя о помиловании, – думал он, слушая всю эту грязь, что лилась изо рта виночерпия нескончаемым потоком, – да как ты только смеешь голос подавать? Жаль, что у меня рука не поднялась тебя прикончить. Без такого мерзавца мир явно стал бы только лучше...»

Копившаяся годами ярость распирала перевёртыша изнутри, но он молчал, молчал до последнего. Пока Вимарк Альвидери не перешёл последнюю черту.

– Но больше всех я ненавижу вас – бесов, заполонивших наши людские города, – изрёк он заплетающимся языком, разбрызгивая по полу вино. – Все вы, длинноухие, низкорослые, зеленокожие и хвостатые создания, якобы похожие на нас. Какого чёрта вы здесь забыли? Чего вам в ваших норах и болотах не сиделось, а?

          Трантольстанер, перестилающий кровать, почувствовал, как у него задрожали руки.

– Кто-то же должен выполнять за людьми грязную работу, – пробормотал он, надеясь, что виночерпий не услышит. Однако Вимарк неожиданно блеснул чутким слухом:

– Вот именно! Вы, богопротивные твари, только для этого и годны, чтобы прибирать за нами. Меня тошнит от одного только взгляда на ваши уродливые лица. Да что там лица – морды, страшнее тех, что у свиней! Человек – вот, кто царь природы. А прочих – в печь иль на костёр! Как ту волшебную зверушку-крадуна, которую несколько лет назад на площади сожгли. Ох, как же сладко визжало мерзкое отродье! Ещё разок услышать бы тот вой...

– Заткнись! – рявкнул Трант, резко развернувшись. – Закрой свой поганый рот, иначе...

          Он не закончил – слишком быстро пришло понимание допущенной ошибки.

– Иначе – что? – прошипел виночерпий, глядя налитыми кровью глазами на испуганную служанку. Перевёртыш забормотал извинения, но было поздно. Вимарк, с трудом поднявшись с кресла, нетвёрдой походкой двинулся к нему.

– Ты кому рот посмела закрывать, прислуга? На кого голос подняла?! Тебя спрашиваю, дикарка хвостатая!

          Перевёртыш хотел юркнуть к выходу и сбежать, но виночерпий схватил его за руку, притянул к себе. Пальцы, словно тараканы, забегали по худому телу дикарки, в котором пребывал онемевший от ужаса доппельгенгер. Теперь Вимарк уже не казался жалким и слабым, каким он был в переулке. Однако вот перевёртыш именно так себя и ощущал – они словно бы поменялись местами.

– От-тпус-стите меня, – пролепетал он. – П-пожалуйста...

– Что, бестия заморская, забыла, кто хозяин? – кислое дыхание виночерпия обжигало ухо. – Забыла, кого бояться следует? Так я живо напомню!

          Вимарк наминал худую грудь дикарки, щипал за соски, кусал за шею и тёрся набухшим членом о ягодицы. Трантольстанер, не в силах пошевелить и пальцем, внутренне кривился от омерзения, чувствуя себя беззащитной мышкой в лапах похотливого кота. И даже когда виночерпий швырнул его спиной на кровать и стал задирать юбку, перевёртыш не смог даже пикнуть.

– Сейчас я проучу тебя, паршивка, – шипел Вимарк, спуская штаны. – Чтобы ты больше никогда не смела раскрывать свою пасть, когда обращаешься к...

          Неожиданно он умолк. Трант, слыша бешенный стук крови в ушах, посмел открыть глаза. Чтобы увидеть перекошенное лицо виночерпия, который пялился ему между ног.

– Ты... Ты... не баба? – булькнул Вимарк, заметно побледнев. – Какого чёрта у тебя там...? Я чуть не... Гмл! Фу, какая мерзость!

          Перевёртыш стиснул ноги и судорожно опустил юбку. На большее сил не хватило. Когда он вновь поднял взгляд на виночерпия, то увидел налитые кровью глаза.

– Что ты за тварь такая? – прохрипел он, возвышаясь над Трантом.

– Не твоё собачье дело, ублюдок, – прошипел в ответ дрожащий всем телом Трантольстанер.

В следующую секунду он почувствовал, как пальцы Вимарка сплетаются на его горле. Доппельгенгер попробовал спихнуть обидчика, но тяжёлый виночерпий навалился сверху и принялся его душить. Трант задёргался, захрипел, попытался вырваться, но куда там – в пьяном увальне оказалось слишком много дури! И когда в лёгких уже почти не осталось воздуха, а перед глазами поплыли черные круги, доппельгенгер ощутил опаляющую волну гнева на всю людскую расу, которая собралась в единый образ, именуемый Вимарком Альвидери. Перевёртыш впился рукой ему в лицо. Виночерпий зарычал, Трант закричал. Он нащупал глазное яблоко и, что было сил, вдавил палец в глазницу. Вимарк взвизгнул и отпрянул.

Доппельгенгер хрипло закашлялся. С трудом сел, затем поднялся на ноги. Посмотрел на виночерпия. Тот держался обеими руками за лицо. Сквозь пальцы бежала кровь.

– Ты... ты... – только и смог выдохнуть он.

– Не подходи ко мне, – прокаркал доппельгенгер, хрипло втягивая воздух.

– Ты – тупая, грязная сука! Я убью тебя!

          Когда же виночерпий бросился на него, Трантольстанер, вместо того чтобы по обычаю отступить, бросился вперёд и толкнул Вимарка в грудь. Он удивился тому, сколько сил оказалось в его руках. Как просто было дать отпор! Обидчик, словно матрос на палубе попавшего в шторм судна, накренился, отлетел назад, взмахнул руками и рухнул. Затылком прямо на угол комода. Да так и не поднялся.

Всё произошло слишком быстро. Перевёртыш стоял над подёргивающим ногой виночерпием, смотрел в стекленеющие глаза и не верил, что подобное вообще могло произойти. В итоге он сделал это. Убил человека. До чего же просто это вышло. Однако Трант не испытал удовольствия от содеянного. Наоборот, новая волна ненависти и презрения к себе окатила его с ног до головы. Квилокин осудил бы убийцу. Ведь одно дело, когда ты стравливаешь людей, просто подталкивая их к истинной натуре, а совсем другое – убийство своими же руками!

Трант опустился рядом с виночерпием, схватился за голову и горько зарыдал. Вскоре слёзы иссякли, а им на смену пришло понимание, что обратной дороги нет. Раз он уже отнял жизнь, значит, следует идти до конца. Месть свершится.

***

          Первая часть плана, оказалась довольно лёгкой. Трантольстанер снял с Вимарка золотой амулет, переодел покойного в грязные тряпки, через окно вынес тело на улицу и тёмными дворами оттащил к ближайшей ночлежке для бездомных. Когда ещё брат был жив, они выяснили, что в человеческих городах проживало слишком много людей, чтобы каждый знал каждого в лицо. Обычно они не разбирались, кто убил и ограбил того или иного нищего бродягу, и как его звали при жизни. Особенно если почившего уже никто не ищет. По утру тела собирала погребальная служба Сестёр Сатиры, отвозила их за город и сжигала в общей яме. Такие жёсткие меры были необходимы, иначе б на улицах быстро завелась какая-нибудь зараза. Однако Трантольстанер всё равно не понимал подобного отношения к ближнему. Был человек – и нет человека. И всем плевать.

          Вернувшись тем же путем, перевёртыш преобразился, и уже в личине виночерпия демонстративно покинул публичным дом. Теперь он мог спокойно попасть на территорию королевского замка. В последних воспоминаниях Вимарка, которые доппельгенгер вместе с образом вытянул из амулета, всплыла неприметная калитка в стене, примыкающей к городскому саду, которую охраняла парочка знакомых гвардейцев. Оставался лишь вопрос орудия убийства. Транту нужен был хороший яд. И он знал, где его достать.

***

          Брат, за то время, пока работал в аптеке подмастерьем, часто рассказывал о различных снадобьях, мазях, порошках, декоктах и зельях, что изготавливал его учитель. Также он упоминал один ларец, где старик-аптекарь хранил какие-то особые снадобья, за которыми иногда, по ночам, приходили всякие тёмные личности.

Перевёртыш отправился прямиком к лавке, не забыв закутаться в мешковатую накидку с капюшоном, которую он по дороге стянул с верёвки для сушки белья. По словам Квила, ночных покупателей аптекарь различал условленным стуком в дверь заднего двора. Оказавшись на месте, Трант постучал особенным образом и застыл в ожидании. Вскоре из-под двери показалась полоска света, и на уровне глаз приоткрылась узкая щель.

– Кто? – спросил гнусавый, хрипловатый голос.

– Клеврет... Желающий особых знаний.

– Почто пришёл, клеврет?

– За ценным уникумом, коий негде больше мне сыскать.

          Дверь отворилась. На пороге, держа в руке лампу, стоял сухопарый старец с плешивой макушкой, крючковатым носом и маленькими, бегающими глазками. Сверкнув щербатой улыбкой, он махнул рукой и скрылся в темноте дома. Проведя гостя в глубь помещения, аптекарь остановился подле крепкой двери, долго бряцал ключами, шипел ругательства под нос и, наконец, открыл.

Комната оказалась полна полок и шкафчиков, уставленных банками, склянками, сосудами, коробочками, пучками высушенных трав, вязанками грибов и горшками со странными растениями. Кряхтя, старик опустился к неприметному ларчику, открыл его, достал ещё один – поменьше – и, поставив на стол, явил гостю с десяток одинаковых бутылочек.

– Кому пожалован подарочек? – ухмыляясь, спросил он и уточнил: – Молодому аль почтенному возрастом?

– Молодому.

– Ммм, хорошо. Смерть должна быть явной аль естественной?

– Так, чтоб знали. Все знали.

– Каков, м! – хихикнул аптекарь, и глаза его недобро сверкнули. – Мучительной аль быстрой?

          Трант задумался.

– Не надо мучений. Пускай умрёт и всё. Этого будет достаточно.

– Хм, хм, – старик склонился над ларцом, прищурил подслеповатые глаза. – Дай-ка подумать, мой друг, сейчас, сейчас... Ага!

          Радостно воскликнув, аптекарь извлёк на свет бутылочку размером в полпальца, из черного непроницаемого стекла.

– Вытяжка из Чёрного Аконита с примесью бруцина. Одна капля на чарку вина, и жертву не спасти даже магией. В скором времени после попадания в желудок отравленный почувствует сонливость, затем его разобьёт паралич, а вслед за ним – кома и скорая кончина. На утро кожу бедняги будут усеивать черные, округлые пятна, похожие на бутоны распустившегося цветка. Ни у кого не останется сомнений в причине столь плачевной доли. Прекрасный выбор, мой друг!

          Протянув Трантольстанеру бутылочку, старик ловко отвёл руку, когда доппельгенгер попытался её взять.

– А плата? Такое снадобье стоит не дёшево. Тебя должны были предупредить.

          Перевёртыш протянул забитый монетами кошель, доставшийся ему в наследство от виночерпия, но старик окрысился, сверкнул глазами.

– За дурака меня держишь? Серебра будет мало! Либо добавляй золота, либо уйдёшь ни с чем!

          Жадностью Трантольстанера было не удивить. Подумав, он снял с шеи памятный медальон Вимарка. Аптекарь оценивающе осмотрел украшение, попробовал на зуб и, оставшись доволен, отдал яд.

– Ступай же, друг мой. Да не забудь о том, что ноги твоей здесь не ступало.

          Уже на пороге перевёртыш обернулся, придержал дверь.

– Чего тебе ещё? – прошипел старик.

– Скажи мне, крепко ли ты спишь, зная, что пока светит солнце, людей ты лечишь, однако, когда приходит ночь, ты смерть им продаёшь?

– Самый умный? Убивает не яд, убивает человек. А значит, моя душа чиста. Ступай уже, мозгляк. Да не забудь забыть сюда дорогу.

          Посмеиваясь, он закрыл дверь, и Трантольстанер отправился в королевский замок. Как он и предполагал, со входом проблем не возникло: знакомые гвардейцы, получив по припасённой в сапоге монете, его спокойно пропустили. Благодаря воспоминаниям из медальона перевёртыш отыскал путь в комнатушку, которую Вимарк делил с ещё одним слугой. Там он спрятал бутылочку яда под ворохом будничной одежды в сундуке и, встав напротив зеркала, окинул взглядом ненавистное отражение.

«Трантольстанер. Меня зовут Трантольстанер, – напомнил он себе. – И завтра вечером, наконец-то, свершится моя месть. Вы заплатите, люди. За всё».

V

Проснулся он рано, от сильной тряски. Перед взором оказалось пухлое лицо с мясистым носом и красноватыми, свинячьими глазами.

– Вставай, соня, – низко пророкотал будивший. – Я вымотался, словно пёс! Его величество до самого утра гонял меня за вином. Твой черёд по замку бегать.

          Трант, окунувшись в оставшиеся воспоминания Вимарка, понял, что разбудил его второй виночерпий. Его звали Бавис. По мнению покойного, этот человек был тем ещё пройдохой, шельмой и гадом – короче говоря, обычным представителем людского рода.