Текст книги "Экспо-58"

Автор книги: Джонатан Коу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Кого хочу – того люблю

В понедельник вечером Томас и Тони решили прогуляться от мотеля до выставки пешком и полюбоваться на заход солнца.

Все время, пока они шли, впереди маячил Атомиум – как живой гигант, он мигал и пульсировал огнями. Томас чувствовал, как все его существо взволнованно вибрирует – и оттого, что он созерцал перед собой это таинственное сооружение, которое довлело над всем ландшафтом вокруг, и оттого, что впереди был богатый впечатлениями вечер.

– Кстати, насчет этой мисс Хоскенс, – сказал Тони. Он уже который раз на дню поднимал эту тему. – По-моему, вы втягиваете себя в опасную игру.

– Я уже говорил, что не играю ни в какие игры.

– Ну, а тогда каковы ваши намерения, вы мне можете объяснить?

– Она просто обаятельная девушка, и пока я тут, я хочу видеться с ней, хочу дружить. И ничего такого.

– Ха! Дружить? Слушайте, старина, но я-то помню, как она глядела на вас в «Британии». В этих люминесцентных бельгийских глазках горел такой огонь… А вы говорите – дружить.

Томас всякий раз открывал в своем новом друге все новые, самые неожиданные черты. Вот откуда, например, он подцепил это странное словечко – «люминесцентный»?

– Даже тот русский с ходу все понял, – продолжил Тони, – хотя уж он-то не производит впечатление сентиментального человека. Говорю же вам – осторожнее на поворотах, иначе вы испортите девчонке жизнь! И потом – у вас жена, а браки разбиваются и по меньшему поводу.

– При всем уважении, ну что вы можете знать о семейной жизни? О ее прелестях? Об ответственности?

– Скажу честно: ничего не знаю. К счастью. Я свободен как ветер, и меня не сдвинешь с этого пути. Поэтому как раз, кстати, я с чистой совестью иду тут, рядом с вами. И если подружка Аннеке хотя бы вполовину такая же хорошенькая, меня ничего не остановит. Ну, посмотрите на меня – я подготовился в лучшем виде! Лучшая рубашка. Лучший галстук. Я сбрызнул себя за ушами туалетной водой и долго чистил зубы этой новомодной зубной пастой, которая выдавливается в виде трех разноцветных полосок. Говорят, содержит какие-то чудодейственные ингредиенты. После этого разве можно устоять передо мною?

Томас улыбнулся, хотя уже слушал Тони вполуха. Напоминание о Черском заставило его припомнить пятничный разговор с мистером Редфордом. Тот просил его приглядывать за русским и докладывать, если возникнут какие-нибудь подозрительные моменты. Кажется, Томас догадывался, что могло взволновать этих двух вездесущих и вечно подозрительных чудиков. Может, и впрямь этот горячий – или, скорее уж, наигранный – интерес Черского к персоне Томаса был просто ширмой, чтобы подобраться через него к Тони. Ведь именно Тони курировал работу самого ценного научного экспоната, технология создания которого хранилась в глубокой тайне. Осененный догадкой, Томас вдруг физически почувствовал головокружение – как тогда, когда стоял у окна на последнем этаже Атомиума и смотрел вниз на землю. Только на этот раз он видел перед собой не причудливые постройки ЭКСПО-58, а весь огромный мир, преисполненный обмана, принимающий то один образ, то другой, как в галлюцинациях, мир со всеми его скрытыми мотивами и верностью родине на грани измены. Да взять хотя бы его недавний разговор с Тони на тему «Си Эн Ди». [27]27
  CND – организация «Кампания за ядерное разоружение», созданная в Великобритании в 1957 г.


[Закрыть]Ведь Томас был… ну если не шокирован, то, по крайней мере, сильно удивлен, узнав, что

Тони принимал участие в Марше на Олдермастон. [28]28
  Марш на Олдермастон – антивоенный, 50-мильный марш на оружейный завод в Олдермастон, начавшийся с лондонской Трафальгарской площади. Устроители марша – организация «Комитет прямого действия против ядерной войны» (DAC) и «Кампания за ядерное разоружение» (CND).


[Закрыть]Что, конечно, не делало его коммунистом. Но в представлении Томаса это был поступок из ряда тех, что так нервировали господ вроде Уэйна с Редфордом. Все это только усиливало ощущение, что его, Томаса, засасывает в какое-то новое измерение, о существовании которого он даже не подозревал прежде. Такая же двойственность была и в его отношениях с Аннеке. С одной стороны, он прекрасно понимал, что ему не следует проводить с ней время. Ведь он женат, и свои семейные обязательства воспринимает со всей серьезностью. Но с другой стороны, именно по причине своей серьезности он знал, что в этом нет ничего предосудительного. Есть черта, через которую он не переступит никогда! Он сможет вовремя остановиться. Да, ведь они оба найдут в себе силы удержаться, если ситуация начнет выходить из-под контроля. Но не врет ли он себе?..

Когда Томас и Тони подошли к воротам, ведущим в парк аттракционов, время на рефлексии уже не оставалось.

Этот вечер оказался таким же сюрреалистичным, таким же головокружительным, как и вся атмосфера вокруг. Все вчетвером, вместе с Аннеке и ее подружкой Кларой, они катались на «русских горках», потом – на «американских горках» «Большая Медведица». Крутились на огромном чертовом колесе, со свистом проносились по кругу в «космических ракетах». А потом рулили электромобилями, сталкиваясь боками и бамперами и хохоча, словно подростки. Никогда прежде Томас не испытывал подобных ощущений. Все закружилось перед глазами, словно он скинул пару десятков лет, забыв обо всем на свете – и про британский павильон, и про саму «Британию». Все-все – и его офис на Бейкер-стрит, и дом в Тутинге, Сильвия с мамой, и даже его собственная дочка – все закружилось и со свистом улетело прочь из его памяти. Рядом с ним были две молодые девушки, и адреналин ударял в голову, с бешеной скоростью срываясь вниз по кровяному потоку, как на американских горках… Он словно оказался в настоящем, которому не будет конца и в котором все повторяется и повторяется снова, не приводя ни к каким последствиям.

В конце концов, они ужасно проголодались и хотели пить.

– А пойдемте в «Обербайерн», [29]29
  «Обербайерн» – Верхняя Бавария.


[Закрыть] – предложила Клара.

Наши добрые англичане представления не имели, о чем речь, и потому доверчиво последовали за девушками.

Место, куда привела их Клара, оказалось реконструкцией огромной баварской пивной с просторным танцполом в центре. По своим размахам помещение вполне было сравнимо с каким-нибудь фабричным цехом. Пивная была забита битком – под самые, так сказать, стропила. Стоял дикий шум! Сквозь дым курильщиков (в ходу были не только сигареты, но и трубки) Томас с трудом мог разглядеть объемные столы на козлах, стоящие чуть ли не впритык. Вдоль одной из стен, на небольшом возвышении, была устроена сцена – музыканты, все в кожаных штанах, как на подбор, играли национальную баварскую мелодию с бесконечными рефренами.

Клара с Аннеке отбежали «припудрить носик», а мужчины начали пробиваться сквозь толпу, пытаясь найти место для четверых. Наконец, им повезло, и они сели на скамью.

– Боже мой, – сказал Томас, – это же просто ад какой-то.

Появился официант, и они заказали четыре порции пива, которое было подано тотчас же – в высоченных пивных кружках, и в каждой – чуть ли не по кварте [30]30
  1 кварта = 1,14 литра.


[Закрыть]пива.

– Радуйтесь, друг мой, – сказал Томас. – Незабываемый вечер нам гарантирован.

– Боюсь, что так.

– Как вам Клара?

– Ну, по правде говоря… Это не мой тип женщины.

Томас сочувственно покачал головой:

– Да, я это уже заметил. Хотя она ужасно милая.

– Не поймите меня превратно… Да, она и впрямь ужасно милая.

– И компанейская.

– И компанейская тоже. Только вот…

– Я понимаю, о чем вы, – Томас замолчал, подыскивая фразу поделикатнее. – Клара отличается крепким телосложением.

– Вы правильно отметили. Сбитая такая девушка. Просто незаменимая работница где-нибудь в личном подсобном хозяйстве.

– А чем вообще она занимается?

– Живет в том же городке, что и Аннеке. И тоже подавала документы, чтобы получить место хостес. Но ее не взяли. Пристроилась в национальную деревню здесь, на выставке. В рамках La Belgique Joyeuse.Историческая реконструкция.

– Ну да, «Веселая Бельгия». Уже наслышан. Они любят приговаривать: если ты не побывал в «Веселой Бельгии» – ты никогда не был веселым.

– Ну да. Так вот. Клара продает там хлеб. Бедное дитя – каждый день их заставляют надевать исторические костюмы пекарей восемнадцатого века! Сегодня она забыла снять наручные часы и получила нагоняй.

– И как вы намереваетесь поступить? По-моему, она к вам очень тянется.

– Не знаю. Разберусь по ходу дела. Но – т-сс! – они идут.

Пробиравшиеся через толпу Аннеке и Клара являли собой разительный контраст. Аннеке была в летнем платье бледно-голубого цвета с короткими рукавами, этот наряд подчеркивал изящную линию ее рук и стройные лодыжки. Освободившись от нелепой шляпки-таблетки, она распустила волосы, волнистым каскадом ниспадающие до самых плеч. Глаза ее сияли, лицо, хоть и покрытое сплошь веснушками, было загорелым и свежим. Клара же, напротив, была пунцоволицей и коренастой. Короткая, выше колен, юбка, все портила, подчеркивая полноту ног. Но веселый нрав и пышущее здоровье брали верх над всеми этими внешними недостатками. Нет, она определенно вызывала симпатию у Томаса! С другой стороны, если бы она висела на нем весь вечер, как на Тони…

Сегодня Клара была их добрым ангелом и объясняла, что происходит на сцене. Она была родом из той части Бельгии, где многие говорили на немецком, поэтому все песни, которые играл оркестр, были ей знакомы. Усевшись за стол, девушки с аппетитом поедали братвурст [31]31
  Братвурст – сарделька из свинины и телятины.


[Закрыть]с квашеной капустой. А Томас сокрушенно думал, что эти бельгийцы слишком легко восприняли культуру страны, которая всего каких-то пятнадцать лет назад была здесь оккупантом и вовсю зверствовала. Впрочем, сейчас лучше помалкивать на эту тему. Не то время и место…

Взгремел оркестр, заиграв заводную песню. Многие перестали есть и захлопали в ладоши в такт музыке. Перегнувшись через стол, Клара, стараясь перекричать грохот оркестра, объяснила, что это Ein Prosit, [32]32
  Ein Prosit – тост.


[Закрыть]баварская застольная песня. Аннеке и Клара тоже стали хлопать, музыка звучала все громче и громче, все быстрее и быстрее, а люди хором подпевали. Две девушки неподалеку вскочили со своих мест, забрались на стол и начали отплясывать, отталкивая ногами тарелки с едой, вызывая всеобщий восторг. Публика ликовала и топала ногами, подпевая:

 
За ваше здоровье,
За хлеб и за соль,
Мир вашему дому —
Яволь!
Раз, два, три – пей до дна!
 

Аннеке с Кларой тоже не удержались, вскочили со своих мест, протягивая руки своим кавалерам. Тони засмеялся, потряхивая головой, но танцевать не пошел, а Томас вцепился в свою кружку и стал жадно глотать пиво, только бы его не трогали. Девушки смешливо передернули плечами, махнув руками на своих мужчин, и пустились в пляс.

– Просто какой-то массовый психоз! – прокричал Тони, оглядываясь вокруг. – Уж не такие ли пивнушки привели Гитлера к власти?

– Тихо, что вы! Давайте сегодня обойдемся без политики.

Наконец, когда и музыка, и темп достигли своего апогея, оркестр ушкварил оглушительный финальный аккорд. Народ был заведен до такой степени, что никак не мог угомониться. Аннеке с Кларой, раскрасневшиеся от пляски, бухнулись на скамью и потянулись к своим пивным кружкам.

– Die Gemütlichkeit! [33]33
  Die Gemütlichkeit! (нем.) – Мир вашему дому!


[Закрыть] – воскликнула Клара, подняв кружку и как бы чокаясь со всеми.

– За хорошее настроение! – вторила Аннеке.

Девушки сделали несколько жадных глотков и откинулись назад, быстро захмелев. Снова заиграл оркестр, и на балконе, чуть ли не под самым потолком, вдруг появился хор человек из двадцати – мужчины и женщины в национальных костюмах. Они затянули песню на три голоса. Клара счастливо улыбнулась:

– О, Horch was kommt von draußen rein! [34]34
  «Horch was kommt von draußen rein» (нем.) – «Послушайте песню, льющуюся из глубины души».


[Закрыть]Обожаю эту песню!

Песня и впрямь была получше предыдущей – без монотонного буханья – не классическая музыка, конечно, но все же в ней была и плавность, и мелодичность, и округленность звуков, все то, что так импонировало Томасу. Публика снова начала хлопать в ладоши, но, по крайней мере, не вскакивала на столы и не впадала в неистовство.

– Наверное, Бавария – веселая земля. Я не слышал пока ни одной грустной песни, – заметил Томас.

– Ой, но у этой песни как раз такие печальные слова, – сказала Клара. – Есть две версии – мужская и женская. По нашей, женской версии, эта песня о том, что сегодня ее возлюбленный женится на другой, и героиня оплакивает его. Но она не сдается. Она будет бороться за своего любимого.

И Клара запела вместе с остальными следующий куплет:

 
Событья я не тороплю —
Холлахи-холлахо —
Кого хочу, того люблю —
Холлахи ахо!
 

– Да, кого хочу, того люблю! – пела вместе со всеми Клара, но последнюю строчку она повторяла, уже глядя прямо на Тони:

– Кого хочу, того люблю!

Выбравшись из-за стола, она потянула Тони за руку:

– Пойдемте же танцевать. Неужели вам не хочется танцевать?

Тони побрел за Кларой как ягненок на заклание, беспомощно оглядываясь на Томаса.

Аннеке тоже встала и протянула руки Томасу:

– Ну, вы вообще танцуете хоть иногда?

– Очень редко, – Томас чуть не прибавил, что в последний раз танцевал на собственной свадьбе, но вовремя прикусил язык. Он встал и позволил Аннеке увлечь себя на свободный пятачок между столами. Томас взял ее руку, приобняв за талию. Через тонкую ткань пальцы его коснулись плавной линии бедра. Почувствовав неловкость, Томас перевел руку чуть выше. Господи, какие у нее нежные позвонки… Нет, так еще более неприлично. Тогда Томас просто отстранился, стараясь и вовсе не касаться Аннеке. А вот Клара тесно прильнула к Тони, положив голову ему на плечо. Медленно передвигаясь в танце, она блаженно улыбалась.

– Мы провели прекрасный вечер, – сказала Аннеке.

– Согласен, – ответил Томас. Но их разговору не суждено было продолжиться, потому что рядом раздался знакомый голос со звенящими нотками кокни:

– Здравствуйте, мистер Фолей! Надо же – вот и вы здесь.

Рядом с ними танцевала парочка – Шерли Нотт и тот самый Эд Лонгман собственной персоной, поскандаливший у них в «Британии». Вот чудеса!

Томас поприветствовал обоих. Он не удержался и пошутил, обращаясь к американцу:

– Я так понимаю, вы больше не в обиде на «Британию».

Мистер Лонгман хитро улыбнулся:

– О, да! Теперь я знаю, что такое английское гостеприимство. Я был не прав, и наконец-то я весь ваш, – сказал он, еще теснее прижав к себе Шерли.

Томас вдруг понял, что почти все в этом огромном зале находились в той или иной стадии опьянения, и что прямо сейчас, под эту музыку, завязывалось бесконечное количество международных и даже межконтинентальных любовных романов. К счастью, танец закончился, и можно было вернуться на место, попрощавшись с Шерли и ее кавалером.

Томас сел напротив Аннеке. Улыбнувшись, девушка достала из сумочки пудреницу и провела по лицу бархоткой, придирчиво рассматривая себя в зеркальце.

Рядом возник Тони. Наклонившись к Томасу, он произнес:

– Послушайте, старина. Мне пора линять отсюда.

– Как?!

– Клара удалилась в дамскую комнату, и это мой единственный шанс исчезнуть.

– Вы не можете так поступить! Вы разобьете ей сердце.

– Понимаю, что это не очень хорошо с моей стороны, но вы же меня прикроете? Эта девушка – ну просто вампир какой-то!

– И как я объясню ваше исчезновение?

– Ну, не знаю… Например, скажите, что меня срочно вызвали, что ZETA вот-вот взлетит на воздух. Выдумайте что угодно… Просто… постарайтесь как-нибудь ее успокоить, хорошо?

Томас понимал, что Тони просит о невозможном.

Потому что сердце Клары было разбито.

Народ потихоньку рассасывался. Очень скоро их троица тоже покинула «Обербайерн». Томасу пришлось одному провожать девушек до того места, где их заберет отец Аннеке. Томас осторожно поглядывал на Клару, и видел, как по щекам ее катятся слезы. Он даже не смел заговорить с Аннеке и только обменивался с ней молчаливыми взглядами.

Они расстались у ворот парка аттракционов. Ощущение праздника улетучилось. Единственным утешением был прощальный поцелуй Аннеке – она коснулась губами его щеки, но сделала это с такой нежностью, что сердце его затрепетало. Потом Аннеке взяла подругу за руку, и они вышли из ворот. Обернувшись напоследок, Аннеке послала Томасу воздушный поцелуй.

Когда девушки исчезли из виду, Томас все еще продолжал стоять какое-то время, засунув руки в карманы. Подхваченные легким ветерком, бумажные обертки от хот-догов и пустые сигаретные пачки словно ожили, с шуршанием перекатываясь по асфальту. Томас вздохнул и озабоченно надул щеки.

Прошла уже целая неделя, а он так и не написал Сильвии. Нужно срочно исправляться.

Девушка из штата Висконсин

22 апреля 1958 года.

Дорогая Сильвия!

Ты уж прости, что только сейчас собрался тебе написать. Как мы с тобой уже поняли, телефонная связь между Лондоном и Брюсселем не очень хорошая, к тому же разговоры обходятся недешево. Я был так рад услышать твой родной голос, но боюсь, что нам придется ограничиться письмами.

Между тем порадуйся за меня: я уже вошел в курс дел, и сильные мира сего явно нуждаются в моих услугах. Что до жилищных условий – они почти что спартанские. Нас поселили в «Мотеле ЭКСПО», и это весьма унылое место – голое поле, застроенное домиками из шлакобетона. К тому же это не менее чем в двух милях от самого плато Хейсель, где мы работаем. Порядки в мотеле почти что казарменные – ровно в полночь выключают свет и опускают шлагбаум. Мы тут с Тони Б. уже в шутку строим планы побега, прямо как из плена.

Тони Б. – это Тони Баттресс, мой сосед по комнате, – помнишь, я тебе рассказывал по телефону? Просто преклоняюсь перед этим человеком – очень достойный господин. Тони работает в нашем павильоне в должности научного эксперта, он очень образован, чего только не знает! Но больше всего, как я понимаю, разбирается в ядерной физике. Мы так подружились, что свободное время стараемся проводить вместе. Вчера, например, посетили парк аттракционов – катались на электромобилях, на чертовом колесе, а также посетили пивной зал в баварском стиле со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Было весело, но сегодня я просто труп. Голова раскалывается. Неужели старею?

Если честно, мои функции в «Британии» – весьма неопределенные. С одной стороны, я не обязан ежедневно контролировать работу в пабе, но его хозяин, мистер Росситер, вынуждает меня находиться там денно и нощно. Утром Росситер еще более или менее, но ближе к полудню он начинает потихоньку хмелеть. Хотя, если честно, «хмелеть» – это очень мягко сказано. Где-то к пяти-шести часам он уже пьян в стельку. К счастью, официантка у нас – очень разумная и старательная. И зовут ее Шерли Нотт. (Кстати, догадайся, как можно смешно обыграть ее имя).

Между тем выставка в самом разгаре, и сюда приезжают всевозможные делегации, как они только не называются – язык сломаешь. На этой неделе здесь проходил Международный конгресс офтальмологов, и вчера некоторые из участников обедали у нас в «Британии». Так вот: один офтальмолог был столь близорук, что впечатался головой в модель аэроплана, и его увезли с сотрясением мозга.

Жду от тебя весточки.

Твой Томас.

2 мая 1958 года.

Дорогой Томас, наконец-то я получила от тебя письмо! А то я уж испугалась, что ты по рассеянности забыл свой собственный адрес или что у вас в Бельгии забастовали почтовые работники. Но теперь-то я понимаю, что просто ты очень занят. Могу себе представить, какая у вас была запарка перед самим открытием выставки.

Очень рада, что ты уже с кем-то подружился. Уж кому-кому, а мне хорошо известна твоя страсть к ядерной энергетике, так что теперь ты всласть наговоришься с мистером Баттрессом. А я – какой из меня собеседник? Теперь я начинаю понимать, что в Тутинге ты просто умирал от скуки, поэтому Брюссель для тебя – настоящее спасение. Хотя было бы неплохо, если б уехали туда втроем.

В своем письме ты забыл спросить о нашей дочери. Ну да ничего. Я думаю, ты будешь рад узнать радостную новость – она уже ползает! Если ты помнишь (хотя вряд ли), когда ты уезжал, она уже хорошо держала спинку. И тут в субботу я посадила ее рядом на пол и стала заваривать чай для мистера Спаркса. Я вышла в сад только на минутку, чтобы отнести чай, и вдруг – представляешь? – оборачиваюсь и вижу нашу малышку Джил! Она выползла из кухни и добралась до меня! Вот какой у нас уникальный ребенок!

Ты, наверное, захочешь спросить, а что же делал у нас в саду мистер Спаркс. Знаешь, он мне очень помогает – ведь я мыкаюсь тут одна. В четверг я смотрела церемонию открытия, а потом пришел мистер Спаркс, потому что у него забарахлил телевизор. И мы вместе искали тебя в толпе людей. Ты ведь наверняка был на открытии. А потом мистер Спаркс попросил разрешения осмотреть наш сад и в результате сказал, что там есть недоделки. Ты ведь и впрямь кое-что не довел до конца, дорогой. Например, недовыкопал пруд для золотых рыбок. И мистер Спаркс очень деликатно спросил, не будет ли тебе обидно, если он мне немножко поможет. Я не могла спросить твоего совета, но была уверена, что ты не станешь возражать. Поэтому в субботу мистер Спаркс пришел с лопатой и очень быстро выкопал глубоченный пруд. Надо же – такой худой человек и такой сильный! В воскресенье он заполнил пруд водой и обещал, что в следующие выходные мы съездим в истшинский [35]35
  East Sheen – пригород Лондона.


[Закрыть]аквариум и купим рыбок, водяных лилий и всяких водорослей. Думаю, ты будешь рад увидеть всю эту красоту, когда вернешься.

Ну вот, наша малышка проснулась и плачет, зовет свою мамочку. Жду твоего скорейшего ответа, милый. За меня не волнуйся. У меня все хорошо, и скучать мне некогда.

Твоя любящая жена Сильвия.

19 мая 1958 года.

Дорогая Сильвия,

был рад получить от тебя весточку. Что ж, теперь, по крайней мере, я за тебя спокоен. Нам ужасно повезло, что у нас такой хороший сосед. Надеюсь, дорогая, ты не злоупотребляешь добротой мистера Спаркса и что он не появляется у нас каждый божий день. Было бы неправильно отрывать его от забот о собственной болезной сестре. С другой стороны, тебе виднее.

Прости, что не сразу тебе ответил. В последние две недели у меня было очень много работы. Думаю, ты догадываешься, что я постоянно нахожусь в «Британии», куда, кстати, приходят толпы наших соотечественников. А в последние дни мы просто не знаем передышки. Сначала в Британский павильон наведалась делегация из Бристольской торговой палаты. Потом, через несколько дней, в Церемониальном зале играл лондонской симфонический оркестр. Ну и, конечно же, после концерта все музыканты завалились к нам в «Британию», чтобы опрокинуть по кружечке пива. Мы носились, высунув языки, чтобы напоить и накормить каждого – начиная от контрабасистов и заканчивая тарелочниками. Поскольку мистер Росситер в это время мирно дремал в погребе, вся нагрузка легла на остальных. «Свистать всех наверх» к нему не относилось, потому что его было не добудиться. Так что даже Аннеке к нам подключилась.

Да, кстати, кажется, я тебе еще не писал про Аннеке. Аннеке – мой настоящий ангел-хранитель. Она работает хостес, и именно она встречала меня в аэропорту еще во время первой поездки сюда. И теперь мы часто пересекаемся во время работы. В тот день, когда мы обслуживали музыкантов, Аннеке пришла в паб со своей подругой Кларой. Они хотели отдохнуть и перекусить, но вместо этого помогали нам.

Но я тебе еще не все рассказал. Дело в том, что Клара до смерти влюблена в Тони Б., поэтому все свободное время она проводит в британском павильоне, чтобы только увидеть его, а Тони, в свою очередь, от нее прячется. Мне жаль бедную Клару. И из-за Тони, и из-за того, что она работает в магазинчике «Преданье старины глубокой» при своего рода музее под открытом небом «Веселая Бельгия». Клара изображает там пекаря – так что работа у нее не столь престижная, как у Аннеке.

Но что-то я рассплетничался. И совсем забыл рассказать тебе о своем новом друге – мистере Черском. Он редактор из Москвы. Ты удивишься, но он считает меня большим профессионалом в области журналистики. Впрочем, это долгая история, и я расскажу тебе об этом господине в следующем письме.

Надеюсь, ты почерпнула из написанного хотя бы примерное представление, насколько здесь все интересно, несмотря на большую загруженность. Да, я нахожусь под огромным впечатлением от выставки, только очень скучаю по тебе, милая.

Кстати, вчера мы обслуживали еще один банкет – делегатов всемирного конгресса по предотвращению производственных травм. С прискорбием сообщаю, что один из господ оступился и упал с лестницы по дороге в мужской туалет, и его увезли в больницу с переломом ноги.

Береги себя, мой ангел.

Твой любящий муж Томас.

26 мая 1958 года.

Дорогой Томас!

Рада была получить от тебя очередное письмо. И сколько интересных новостей! Вот это да – ты обслуживал лондонский симфонический оркестр! Я, кстати, читала в газетах про девушек-хостес и видела их фото – они все такие симпатичные. Скажи, Аннеке хорошо говорит по-английски или, наоборот, ты подтягиваешь свой бельгийский? Представляю, какая у тебя в голове мешанина, когда все вокруг говорят на разных языках. Как мило, что Аннеке поддерживает тебя. Я так понимаю, что все-таки у вас сложился хороший дружеский коллектив – ты, Аннеке, Тони Б. и эта Клара. Я рада, что ты, по крайней мере, не скучаешь в одиночестве.

Что до меня, я лишена столь бурного общения с людьми. В прошлые выходные я выезжала в город, правда, по грустному поводу. Я как-то поделилась с мистером Спарксом, что меня мучает совесть – ведь я до сих пор не навестила Беатрикс. Как ты знаешь, она лежит в Королевском госпитале в Хэмпстеде. Доехать туда на общественном транспорте не составляет никакого труда, но если ехать с нашей малышкой, мне пришлось бы забираться с коляской сначала в автобус, а потом мучиться в метро. А коляска такая тяжелая – как настоящее передвижное средство. И тут на помощь мне приходит Норман. Я прямо не перестаю удивляться его доброте! Мы прикинули, что если ехать по северной ветке, то я управлюсь менее чем за три часа. И в воскресенье Норман безо всяких проволочек вызвался присмотреть за Джил. Согласись, это очень мило с его стороны. Да и вообще в течение последних двух месяцев он проводит много времени возле нашего ребенка. Например, в прошлый вторник он задержался у нас на несколько часов и поправил в гостиной покосившуюся полку – ту самую, что так тебя раздражала, но у тебя все не доходили руки. Знаешь, Джил так покойно с ним… Просто маленьким детям необходимо мужское присутствие, даже если это не родной отец. И когда я поехала к Беатрикс, то подумала, что если плотно покормить Джил, то она долго проспит, и Норману будет меньше хлопот. Так оно и произошло.

Скажу тебе, поездка оказалась не из приятных. Бедняжка Беатрикс неважно себя чувствует. Шея ее закована в корсет, и она не может даже повернуть головы. Я все-таки надеялась, что она обрадуется мне – я привезла ей большую ветку винограда и модные журналы. Но ты же знаешь, какая она взбалмошная, и теперешнее ее состояние вогнало ее в самое мрачное расположение духа. Я выдержала всего полчаса, а потом ушла. Зато дома все было хорошо, и плохое настроение как рукой сняло. Джил только проснулась и играла на коленях у Нормана. Потом мы попили чаю и немного поболтали.

Ой, прости, мне нужно идти – столько дел по дому. Ты уж, пожалуйста, пиши почаще.

Твоя любящая жена Сильвия.

7 июня 1958 года.

Дорогая Сильвия!

Спасибо тебе за письмо, хотя я очень расстроился из-за Беатрикс. Если ты все-таки соберешься к ней еще раз, передавай от меня привет. Что ж, Спаркс поступил благородно, взяв на себя хлопоты о ребенке, чтобы ты спокойно могла проведать свою кузину. Если честно, я и предположить не мог, что из него выйдет такая хорошая нянька. Но, по зрелому размышлению, ничего удивительного, потому что в Нормане есть что-то бабье.

А у нас тут такие новости… Вернее, целых две. Во-первых, пару дней назад нас посетила одна ВИП-персона. Ясное дело, на саму выставку ежедневно приходит очень много знаменитостей – например, неделю назад проводили что-то вроде Каннского фестиваля брюссельского разлива, и был большой наплыв кинозвезд. Можно было увидеть Ива Монтана и Джину Лоллобриджиду на расстоянии вытянутой руки. Жаль только, что никто из них не заглянул в нашу «Британию». Зато нас осчастливил своим визитом не кто иной, как… Дерик Хескот Эймори! Да-да, наш Канцлер казначейства – собственной персоной! Второе лицо в правительстве Ее Величества! Ах, как бы я хотел живописать тебе, что человек этот был само обаяние, рядом с которым так приятно находиться, потому что демократичность – неотъемлемая черта любого английского аристократа. Но увы, канцлер скорее походил на выброшенную на берег амфибию, причем кусачую. Я уж не знаю, чему там их учат на просторах Итона, но он с жадностью подналег на порцию рыбы, а потом хлестал пиво, заедая его чипсами. И все это – в дешевом, ненастоящем английском пабе. Как будто сто лет человека не кормили. Тони сказал, что, возможно, так он демонстрировал свою злость по поводу отсутствия в меню красной икры или зажаренного лебедя (или что там еще они едят в своих оксфордах).

Впрочем, с господином Икс Эй более плотно общался Тони, а не я, потому что в его обязанности входило продемонстрировать канцлеру научные экспонаты в нашем павильоне. У Тони, как и у меня, тоже сложилось неблагоприятное впечатление об этом человеке. Кстати, я ведь тебе еще не рассказывал: мой дорогой сосед немного радикал, хоть и добрый малый. Например, он поддерживает кампанию за ядерное разоружение, заводится с пол-оборота, если речь заходит о Суэцком канале, да и вообще не является поклонником Кабинета Макмиллана. И когда Хескот Эймори со своей свитой удалились прочь, Тони дал волю эмоциям – выложил все, что о них думает. Аннеке, присутствующая при этом разговоре, была просто в шоке. Она всегда считала британцев натурами флегматичными, а тут – такая буря эмоций! Но, разумеется, Тони достаточно воспитан, чтобы не говорить нечто подобное в лицо канцлеру. Ведь наша задача – представить Британию в самом лучшем свете, так что скандалы нам ни к чему.

Ну, а теперь вторая новость. В ней тоже участвует Тони. Он несколько недель пытался отвязаться от бедной Клары, и, наконец, все дело разрешилось тем, что он стал ухаживать за Эмили, девушкой из американского штата Висконсин. Никто и не помнит, когда она появилась у нас в «Британии», но все помнят, с каким шиком. По словам самой Эмили, она – актриса, с ролями на Бродвее у нее не очень, поэтому она приехала в Брюссель, чтобы изображать молодую домохозяйку на одной из инсталляций американского образа жизни. Суть ее работы состоит в том, чтобы поразить гостей – особенно из стран советского блока – обилием бытовой техники, которая облегчает жизнь каждой домохозяйки в их Свободной стране. Эмили специализируется на пылесосах «Хувер», то есть весь рабочий день со счастливой улыбкой на лице она пылесосит пол в «американской гостиной», а пыль все не кончается, потому что ее все добавляют и добавляют с интервалом в несколько минут. Так вот: в один прекрасный день она заявилась в «Британию» и сразу же завоевала сердце Тони, и теперь он ходит и облизывается, как довольный котище, который дорвался до миски со сметаной. Должен заметить, что Эмили юна и очень хороша собой, и, хотя она живет в каком-то маленьком городишке Куринопометовске или что-то вроде этого, штат Висконсин, Эмили ужасно современна, умеет поддерживать беседу и отличается независимым духом. Нужно отдать должное этим янкам – они напрочь лишены комплексов.