Текст книги "Голем в Голливуде"

Автор книги: Джонатан Келлерман

Соавторы: Джесси Келлерман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава двадцатая

Долгое и запутанное дело Упыря отражало ход времени и развитие технологий.

В папках лежали черно-белые фотографии, цветные фотографии, а также распечатки оцифрованных. На расшифровки допросов и отчеты судмедэкспертов ушло столько бумаги, что лишь посадка приличного леса возместила бы изведенную древесину.

Самые ранние документы были отпечатаны на машинке или матричным принтером, из которого некие торопыги выдергивали листы, размазывая печать. Более поздняя слепая продукция лазерного принтера говорила о том, что в результате урезанного финансирования время ожидания нового картриджа бросало вызов советской очереди за хлебом.

Джейкоб насчитал двадцать три разных почерка; одни ключевые игроки лос-анджелесской полиции оставили всего лишь закорючку на полях, но была и парочка таких, кто плотно исписывал страницу за страницей.

Крупные буквы Хауи О’Коннора отражали его основательный подход к делу. Точно жернов, он перемалывал информацию, составлял списки, наносил на карту места убийств, вычерчивая географическую схему.

На допросах О’Коннор был жестковат и обрывал на полуслове тех, кто отклонялся от темы.

Джейкоб считал это главным пороком детектива. Смысл допроса в том, чтобы разговорить оппонента, а для этого самому надо заткнуться, и пускай мысль бродит где хочет. Хороший следователь подобен психиатру, молчание – его острейший инструмент.

«Гугл» выдал пару фотографий, но кто знает, тот ли это О’Коннор. Фамилия-то не редкая. Ни слова о скандале из-за сексуального домогательства. Инцидент спустили на тормозах либо вообще не предавали огласке. Нынче малый не успел бы застегнуть ширинку, как о нем уже писали бы в узбекских блогах.

Людвиг сказал, что О’Коннор – хороший коп. Похоже, дело Упыря не стало его звездным часом.

Видимо, нетерпение и лапанье свидетельницы – симптомы одной болезни: приличный человек под наркозом вечного кошмара утонул в бюрократии.

А может, это дело и довело его до ручки.

Джейкоб себя притормозил. Картина душевного состояния Хауарда О’Коннора ничего не скажет о девяти убийствах.

У жертв было мало общего – только молодость и приятная внешность. Они вращались в разных социальных кругах. Кэти Уэнзер и Лора Лессер захаживали в бар на углу Уилшир-бульвара и 26-й улицы, но все, от любовников до барменов, уверяли, что женщины не были знакомы друг с другом. После долгого наблюдения за баром О’Коннор списал их визиты на случайное совпадение.

Другое дело, манера убийств. Тут все одно к одному.

Все девять женщин жили одни, в квартирах на первом этаже или в одноэтажных домах, не оборудованных сигнализацией и значительно отстоявших от соседних зданий.

Никаких следов взлома.

Вполне понятно, отчего люди тогда так всполошились.

Чудовище легко проникает в твой дом, убивает тебя и исчезает.

По нынешним меркам это просто невероятно, однако вплоть до пятого убийства никто не додумался сравнить образцы спермы. Поначалу О’Коннор даже не рассматривал версию с двумя убийцами и спохватился отчаянно поздно.

Время-то было сложное, о чем Джейкоб старался не забывать. В 1988 году ДНК-анализ был новой дорогостоящей причудой. Суд не спешил принять его как улику, решения о трате времени и денег принимались со скрипом.

Лозунг 1988 года – остановить разгул уличного бандитизма.

В то время совокупная мощность компьютеров полицейского управления примерно равнялась мощности нынешнего смартфона.

О’Коннор молодец уже потому, что заказал анализ, и вдвойне молодец, что все-таки быстро связал одно с другим: убийства серийные.

Позже дело перешло к Людвигу – Джейкоб узнал аккуратный почерк, которым была подписана витрина с бабочками-монархами. Людвиг работал искуснее своего предшественника: задавал правильные вопросы (говоря точнее, те, которые задал бы и Джейкоб) и сводил концы с концами, отсекая лишние.

Однако прошедшее десятилетие повергало в прах его следовательские достоинства. Многое забылось, стерлись детали. Кто-то умер, либо уехал, либо угрюмо каменел от попыток вернуть его в кошмарное прошлое. Кое-кто даже не скрывал неприязнь и отказывался говорить, пока ему не докажут, что дело сдвинулось с мертвой точки.

Список тех, кого следовало допросить, растянулся на тридцать шесть листов. Некоторые фамилии были помечены звездочкой – знак то ли особого внимания, то ли вообще никакого.

Дениз Стайн среди них не было.

На полу, устланном бумагами, в стратегических точках Джейкоб расставил бутылки бурбона – дабы освежаться, не глядя. Прихлебнув из бутылки, он пополз на карачках, выискивая материалы О’Коннора по убийству Дженет Стайн.

Запись о Дениз была краткой. Она-то и обнаружила тело сестры. Нездоровье, полагал О’Коннор, исключало ее из числа подозреваемых.

Видимо, никто не удосужился подробно ее допросить.

Незачем. Ищут не Мстителя, ищут Упыря.

Джейкоб сел к столу и пошевелил мышью, оживляя монитор.

О Дениз Стайн – ничего. Адрес неизвестен. Никаких правонарушений. Телефонный номер, записанный Людвигом, передан другому абоненту.

Может, ее госпитализировали? Наверное, по телефону регистратура не скажет. Нет, ты явись живьем, расскажи, в чем дело, и тогда тебя, может быть, не заставят прыгать сквозь обручи формальностей.

Джейкоб пошарил в кухне – нет ли какой еды, у которой срок годности истек или истекает в пределах трех месяцев, – и вернулся в гостиную с «шашлыком по-левски»: семь оливок, нанизанных на бамбуковую палочку. Он сосредоточенно одну за другой сжевал мясистые оливки, стараясь не смотреть на журнальный столик, где его ожидали фотографии с мест преступлений.

Их он решил оставить напоследок, а сперва детально изучить подходы обоих следователей. Только так можно объективно воспринять жуткие сцены.

Вранье. Не хотел он их воспринимать.

Джейкоб еще потянул время – выбросил шампур в раковину, вытер руки о штаны, налил себе выпить. Сначала только мазнул взглядом по верхнему снимку, а потом глубоко вдохнул и в упор посмотрел на Хелен Джирард, какой 9 марта 1988 года ее нашел любовник.

Голая, лежит ничком, ноги разбросаны; кровать сдвинута в сторону, чтоб было место для трупа.

В отчете патологоанатома сообщалось о потертостях на запястьях и лодыжках, хотя труп связан не был. Синяк, расплывшийся на пояснице, говорил о том, что убийца уперся коленом в жертву, запрокинул ей голову и перерезал горло. Рана глубокая, до шейных позвонков.

Кроватный подзор и плинтус залиты кровью. Тусклая в дневном свете кровавая лужа проползла к подоконнику.

Кровь впиталась в коверный ворс. Громадное черное пятно вокруг тела подобно бездонной пропасти, над которой парит покойница.

Опережая подступавшую дурноту, Джейкоб задавал себе вопросы.

Зачем связывать, а потом освобождать? Лишняя улика? Или чуть-чуть побороться для пущего возбуждения?

Скряги – мол, веревочка еще пригодится?

Джейкоб взял снимки Кэти Уэнзер.

Тоже распростерта на полу спальни, тоже была связана и потом освобождена, тоже перерезано горло.

Те же кровавые лужи и тот же кровавый ручей из черной бездны.

Еще одно сходство: в квартире порядок. Жертва не сопротивлялась. Наверное, убийцы сказали, что не причинят ей вреда, если будет послушна.

С Кристой Нокс было иначе. Из спальни – тумбочка опрокинута, дверца шкафа повисла на одной петле – борьба переместилась в гостиную, где и лежал труп. Кровавые ручьи разбежались по декоративной плитке, заполняя щербины в швах.

Она проснулась и увидела их.

Поняла, что ее ждет.

Попыталась убежать.

Вот еще доказательство ее воли к жизни: колени и руки в кровоподтеках, вырван клок волос на затылке.

Вырывалась, брыкалась, все равно умерла.

Сперма не обнаружена.

Испугались – слишком нашумели?

Патти Холт была худышка, но тоже сражалась до конца, превратив кухню в свой последний бастион. Не принадлежавшая жертве кровь, о которой упомянула Дивия, виднелась на осколке керамического блюда.

Молодчина, Патти.

Затем убийцы сменили почерк. Конечно, не случайно. О происшествиях трубили все газеты. Втихую уже не проскочишь.

Если первые четыре убийства произошли между двенадцатью и тремя ночи, то Лора Лессер погибла около десяти утра, вернувшись с ночной смены в доме престарелых. Переоделась в пижаму, включила телевизор в гостиной, стала завтракать.

Джейкоб вообразил, как она подскочила, увидев двух мужчин.

Выронила стакан с грейпфрутовым соком.

Миска с нетронутыми кукурузными хлопьями так и осталась на диванном подлокотнике.

Хауи О’Коннор дотошно зафиксировал, что содержимое миски превратилось в кашу.

Когда Лора не вышла на работу, ее коллега, она же лучшая подруга, забеспокоилась. На стук в дверь никто не ответил. Подруга заглянула в окна. Вторую комнату Лора использовала как гардеробную. Вот там она и лежала среди разбросанной обуви.

После этого город закрылся на все замки.

Четыре месяца было спокойно.

А затем прежний стиль: ночное проникновение, море крови, разор. В спальне Дженет Стайн.

Утром Дениз вошла в квартиру, открыв дверь своим ключом. Она частенько ночевала у сестры, если дома становилось невмоготу. Нынче они сговорились прошвырнуться по магазинам за джинсами. Дверь в спальню была закрыта, и Дениз решила, что сестра еще спит. Угостилась колой, с полчасика подождала и, потеряв терпение, без стука вошла в спальню.

Девушка, у которой и так-то не все в порядке с головой, увидела такое.

И о чем он собрался с ней говорить?

Седьмое убийство ломало трафарет. Инес Дельгадо стала второй жертвой, в теле которой не обнаружили сперму. Следов веревки на запястьях не было, и, хотя труп нашли в спальне, во всем доме тоже царил разгром.

Повалена мебель. Видимо, Инес пыталась убежать, не вышло, она кинулась в спальню, но не успела запереться.

Нет, характер ранений и кровавые следы это опровергают. На животе жертвы пятнадцать ножевых ран, ванная изгваздана кровью и желчью. Через прихожую кровавый след тянется к изножью кровати. Следователь предположил, что горло перерезали уже мертвой Инес – возле головы почти нет крови.

Стремление быть последовательными? Шесть перерезанных глоток требовали седьмую?

Кэтрин Энн Клейтон нашли через неделю – верхний сосед пожаловался на запах.

Мать-одиночка Шерри Левек на выходные отвезла пятилетнего ребенка к бабушке с дедушкой.

Щелкнула кофеварка.

Наступал рассвет, уже три ночи он спал урывками, а возбуждение не спадало. Паршиво. Он знал лишь одного человека, умевшего сутками напролет вкалывать без сна, – его мать в маниакальные периоды.

Анализ крови на биполярность не делают. Определенного генетического маркера нет.

Перешагивая через бумаги и бутылки, Джейкоб прошел в спальню. Поставил будильник на полдевятого.

Догола разделся, нырнул в сбитые простыни и уставился в пузырчатый потолок.

Спать, спать, спать… Черта лысого.

Почему? Из-за фотографий? Побочный эффект недосыпа? Или тревога из-за ненормально долгой бессонницы?

Джейкоб сел в кровати. Надо пропустить рюмашку на сон грядущий.

На сон бегущий.

Все равно. Лишь бы уснуть.

Глава двадцать первая

Родители Дениз и Дженет Стайн жили в Холмби-Хиллз. Живая изгородь смолосемянника окружала голландский колониальный особняк. Джейкоб нажал кнопку интеркома. Служанка известила, что хозяев дома нет.

– Наведайтесь в клуб.

Джейкоб обернулся. Мадам. В розовой помаде губы, раздутые, как спасательный круг, розовый спортивный костюм от «Джуси Кутюр», на розовом поводке йоркширский терьер в розовом ошейнике, инкрустированном стразами.

– После полудня они всегда там, – сказала дама.

Терьер раскорячился и наложил кучку на лужайке Стайнов.

– Я ищу Дениз, – сказал Джейкоб.

Дама расплылась в улыбке:

– Наверняка они сообщат, где ее найти.

Как выяснилось, речь шла о загородном клубе «Гринкрест», что в двух милях к западу от Уилшир-бульвара. Джейкоб поблагодарил за информацию. Отъезжая, глянул в зеркало заднего вида, прикидывая процент натурального в розовой даме, и нахмурился: за собакой она не убрала.

Полицейская бляха не помогла проникнуть в клуб.

Джейкоб позвонил Эйбу Тайтелбауму.

– Мой блудный малыш Яков Меир. Как поживаешь?

– Здравствуйте, Эйб. По-прежнему на страже добра. Как вы?

– Не оказываю никакого сопротивления. Как твой батюшка-ламедвавник?

– Всякий, кто себя мнит ламедвавником, по определению не ламедвавник.

– Я не сказал, что он себя мнит ламедвавником. Я считаю его ламедвавником. Не просто считаю – я точно знаю. Что стряслось?

Джейкоб объяснил ситуацию.

– Погоди минутку, – сказал Эйб.

В трубке заиграла музыка, а Джейкоб насладился разительной переменой в охраннике. Тот лениво потянулся к телефону, затем вскочил как ужаленный и богобоязненно приник к дымчатому стеклу.

Джейкоб усмехнулся и помахал.

На счет «восемьдесят один» шлагбаум поднялся.

Эйб вернулся на линию:

– Я произвел эффект?

– Как Моисей на Чермное море.

– Славно. Выпей. Пусть запишут на мой счет.

«Гринкрест» открыли евреи, которых не пускали в загородные клубы для городской неиудейской знати. Стены были увешаны непринужденными фото основателей киностудий и забытых комедиантов. В семидесятые годы правила смягчились, но в обеденном зале, заполненном хорошо одетыми несерьезными людьми, которые от души хохотали и аппетитно ели, еще чувствовалась явно синагогальная атмосфера. Под стать кессонам дубового потолка, здешние посетители были ухожены и вылощены.

Метрдотель, встретивший Джейкоба у дверей, деликатно кивнул на кабинку, где в одиночестве выпивала женщина в дорогом трикотажном платье.

– Пожалуйста, недолго, – сказал он.

В стильном макияже Роды Стайн имелся недочет – пятно на шее, соперничавшее с окрасом фламинго. Джейкоб сделал вывод, что огромный бокал с «пинья колада» у нее не первый.

Дама смерила Джейкоба взглядом:

– Сегодня я не подаю.

Он усмехнулся:

– Джейкоб Лев, лос-анджелесская полиция. Можно присесть?

Безразличная отмашка.

Джейкоб сел.

– Ваш муж здесь?

– В сауне. Выпаривает токсины. – Рода прихлебнула коктейль, оставив на бокале след помады. – Наверное, вы новенький. Прежде я вас не видела.

Джейкоб кивнул.

– Набирают молодняк, с каждым годом все юнее. – Она промокнула губы крахмальной салфеткой, на которой тоже остался след. – Ну, что на этот раз?

– Меня интересует Дениз.

Рода Стайн вздрогнула.

– Вы хотели сказать – Дженет.

– Нет, Дениз. Надо бы с ней поговорить.

Рода смотрела в упор.

Сквозь зеркальное окно доносился стрекот картов на гольф-поле.

– Я знаю, вы много пережили, – сказал Джейкоб. – Страшно даже представить. Хочу вас заверить: я сделаю все от меня зависящее, чтобы добиться справедливости для Дженет. Вы очень поможете, если сведете меня с Дениз.

– Красиво, – сказала Рода Стайн. – «Справедливость для Дженет».

Джейкоб ждал.

– Мы учредили фонд ее имени. Ликвидация неграмотности. Пожалуй, надо было так и назвать. «Справедливость для Дженет». Броско. Только не очень оптимистично. Как по-вашему?

– Я понимаю, вам тяжело.

– Как вы прошли охрану?

– С трудом.

– И правильно. В этом смысл клуба – отрешиться от мира. Оставь заботы за порогом, веселись и чревоугодничай. Артуро делает грандиозный «пинья колада» – натуральный сок, никакого сравнения с бурдой, которой потчуют на курортах. Желаете отведать?

– Нет, спасибо.

Рода отхлебнула из бокала, промокнула губы.

– Значит, вы хотите поговорить с Дениз.

– Хотелось бы знать, как у нее дела.

Рода кивнула раз, другой, третий – словно китайский болванчик. Потом опять сделала добрый глоток и вздохнула, будто огорчившись, что бокал еще наполовину полон:

– Жалко губить.

Она выплеснула коктейль в лицо Джейкобу, промокнула губы и, бросив салфетку на стол, ушла.

Джейкоб обомлел. С подбородка зарядила капель.

Оцепенение длилось недолго. «Гринкрест» из своей истории исторг бы несчетно случаев, когда напитки выплескивались в физиономии. Не прошло и полутора минут, как на позицию выдвинулось подразделение в смокингах, вооруженное тряпками. Бойцы протерли стол и стулья, убрали начудивший бокал и снабдили потерпевшего чистой салфеткой и стаканом сельтерской – омыть рубашку.

Что касаемо членов клуба, они тоже видали подобное не раз. После весьма короткой паузы все возобновили трапезу и болтовню.

– Эй, приятель. – Иссохший человек в кашемировом блейзере вынул зубочистку изо рта и поманил Джейкоба.

Промокая лицо, тот перебрался в соседнюю кабинку.

– Послушай, парень, оставь ее в покое, а? – сказал человек. – Ей и так досталось.

– Я знаю. Я хочу ей помочь.

Сотрапезник незнакомца напомнил Джейкобу отца – глаза его прятались за янтарно-желтыми очками.

– Она миллион раз это слышала, – сказал он.

– Сейчас не так.

– Что – не так?

– Я должен поговорить с ее дочерью.

– Она умерла.

– Нет, с другой.

Мужчины переглянулись. Кретин.

– Парень, они обе мертвы, – сказал морщинистый.

Из вестибюля донесся голос метрдотеля: «Попросите его уйти».

– Ч-черт! – выдохнул Джейкоб.

Очкастый кивнул:

– Пару лет назад повесилась.

– Черт…

– Да уж, черт, – сказал морщинистый.

Шаги.

– Извините, – сказал Джейкоб.

Он кинулся к выходу и пахнущим плесенью коридором выскочил в крытый проход. Указатели сообщали путь к гольф-магазину, фитнес-центру и апартаментам Основателя. Роды Стайн нигде не было.

В фитнес-центре улыбчивая женщина за конторкой вручила ему формуляр.

Эйб Тайтелбаум, написал Джейкоб.

– Где сауна? – спросил он.

– Подвальный этаж. Легкого пара.

Джейкоб осторожно шагал по скользкой плитке, стараясь не смотреть на мохнатые животы и болтающиеся мошонки. Ни одного тела моложе семидесяти. Что будет с членским списком, когда Великое Поколение вымрет? Придется вводить стимулирующие скидки.

На верхнем ярусе сауны, окутанной паром, сидел лишь один человек. Голова откинута, глаза закрыты, пот ручьями; этакий еврейский Будда на вершине горы.

– Мистер Стайн? – спросил Джейкоб.

Глаза не открылись.

– Да?

– Я Джейкоб Лев. Хочу перед вами извиниться.

– Я вас прощаю.

– Вы даже не узнали за что.

Стайн пожал плечами:

– Жизнь слишком коротка, чтобы таить обиды.

Рубашка Джейкоба, от коктейля уже прилипшая к груди, сейчас липла к спине от пота.

– Я расстроил вашу жену.

Теперь сквозь марево Стайн на него взглянул:

– Зачем?

– Я не нарочно. Я… очень ошибся.

– В чем?

Помешкав, Джейкоб все рассказал.

Стайн расхохотался:

– Охренеть!

– Я прошу прощения.

– Нет, ей-ей, дурнее не придумаешь. А уж я, поверьте, повидал дураков-чемпионов. Оторвала вам?

– Что?

– Моя жена. Вам яйца. Оторвала.

Джейкоб помотал головой:

– Видимо, я легко отделался.

– Верно мыслите, амиго, – сказал Стайн. – Ну? А от меня чего хотите?

– Я…

– А, понял! Надеетесь себя переплюнуть. Ну, не знаю, удастся ли. Тэк-с. Может, такой вариант: «Привет, Эдди, говорит детектив…» Как вас?

– Лев.

– «…Говорит детектив Лев. Хорошая новость. Я веду расследование и выяснил, что обе ваши дочери живы. В Барстоу Дениз обслуживает дальнобойщиков, а Дженет – пресс-секретарь Хезболлы. Шучу-шучу, обе мертвы – мертвее не бывает». – Стайн усмехнулся. – Как вам?

– Послушайте…

– Не щадите меня. Валяйте честно. Из десяти баллов.

– Послушайте, мне очень жаль. Правда. Я себя чувствую идиотом…

– Доверяйте своему чувству.

– …Но ваша жена сбежала, я рта не успел открыть. И я не знаю, куда она делась.

– Ну, это просто. Пошла добавить.

– Я только хочу перед ней извиниться.

Эдди Стайн отер лицо и встал:

– Ладно, пошли отсюда.

В раздевалке он открыл шкафчик.

– Не вздумайте пялиться на мое достоинство. Зависть – скверное чувство.

– Ни в коем случае, сэр.

– Любопытных полно. Молва бежит впереди. – Стайн вытер живот. – Хотя не знаю, как можно его опередить. Он всюду входит первым.

Теперь и впрямь захотелось глянуть. Стайн не врал.

– Я все вижу, Лев.

Джейкоб отвернулся к стене.

– Ничего, если я спрошу, зачем вам понадобилась моя мертвая дочь?

– Мы нашли одного убийцу, – рискнул Джейкоб.

Шорох махрового полотенца стих.

– Кого нашли?

– Одного из тех, кто убил Дженет. Он мертв.

Тишина. Джейкоб испугался, что Стайна хватил инфаркт.

– Я поворачиваюсь, – предупредил он. – Прикройтесь.

Но Эдди не прикрылся. Рука с полотенцем безвольно упала, вся грудь мокрая, но теперь мокро и лицо.

– Врач не нужен? – спросил Джейкоб.

– Нет, поц, нужна салфетка.

Джейкоб вытянул салфетку из раздатчика:

– Извините, что вот так вас огорошил.

– Извинить? Вы рехнулись – извиняться? После того, как выпустили дженерики «виагры», это лучшая новость. – Стайн посмотрел на Джейкоба: – Говорите, он мертв? Как он умер?

– Кто-то отрезал ему голову.

Стайн хохотнул:

– Фантастика! Кто?

– Не знаю.

Эдди задумчиво покивал. Потом вспомнил, что он голый, и обмотался полотенцем:

– Я же сказал, не подглядывать. Подождите в холле.

Через пару минут он появился в ладных клетчатых слаксах, ярко-синей рубашке поло и кремовых мокасинах из телячьей кожи. Седые волосы в геле, зачесаны назад.

– Поправьте, если я ошибаюсь. – Стайн вызвал лифт. – Вы нашли сукина сына без башки и решили, что это дело рук Дениз.

– Я просто хотел с ней поговорить, – промямлил Джейкоб.

– Ну, тогда я Альфред, лорд Теннисон. – Стайн покачал головой. – Мой обширный опыт общения с лос-анджелесской полицией подсказывает, что вы типичный коп. Коп-недоумок.

Лифт звякнул, дверь отъехала, явив метрдотеля с двумя охранниками.

– Пожалуйста, следуйте за нами, сэр.

– Пшли вон. – Эдди раздвинул их, как наборную занавеску. – Он мой гость.

Роду они отыскали в баре второго этажа, перед ней стоял бокал. Почти пустой.

– Или я не знаю свою жену? – сказал Эдди.

Заметив их, Рода помахала бармену:

– Сделайте еще один. Погуще.

– Погоди, Артуро. – Эдди подтолкнул Джейкоба: – Скажите ей.

Джейкоб сказал.

Рода не заплакала. Вообще никак не отозвалась. Окликнула бармена:

– Артуро, меня мучит жажда.

– Слушаюсь, мадам.

– Я приношу извинения, – сказал Джейкоб. – Самые искренние.

Рода слегка кивнула.

– Кто вам сказал, что Дениз жива? – спросил Эдди.

– Какая-то женщина возле вашего дома.

– Как выглядит?

– Толстые губы. Спортивный костюм. Собака на розовом поводке.

– Нэнси, – сказала Рода.

– Я решил, она ваша соседка.

– Соседка, – кивнул Эдди. – По совместительству сука.

Рода прищелкнула языком:

– Говорит, наш надстроенный этаж перекрыл ей обзор.

– Обзор чего?

– Вот именно.

Помолчали. Эдди нарушил тишину:

– Не знаю, что еще вам сказать, детектив. Потом дайте знать, кто это сделал. Я пошлю ему открытку к Рош а-Шана[28]28
  Рош а-Шана – еврейский Новый год, который празднуют два дня подряд в новолуние осеннего месяца тишрей (тишри) по еврейскому календарю (приходится на сентябрь или октябрь).


[Закрыть].

На лестничной площадке Джейкоб оглянулся. Два пожилых человека обнялись, приникли друг к другу, спины их тихо подрагивали. Не поймешь, от смеха или от слез.