Текст книги "Мидвичские кукушки"

Автор книги: Джон Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Один из присутствующих перевел взгляд с фотографии на карту, а потом обратно.

– Что бы это ни было, оно математически точно находится в центре круга, – показал он. – Раз его не было несколько дней назад, значит, оно здесь приземлилось.

– Если только это не стог сена с очень светлой верхушкой, – предположил кто-то.

Начальник полиции фыркнул:

– Посмотрите на масштаб и на форму. Оно размером по крайней мере с дюжину стогов.

– Так что же это, черт побери? – спросил майор.

Один за другим мы разглядывали загадочный предмет в лупу.

– Вы не могли бы сделать снимок с меньшей высоты? – предложил майор.

– Пытаясь сделать именно это, мы и потеряли первый вертолет, – коротко ответил капитан.

– До какой высоты простирается эта… зараженная зона? – спросил кто-то.

Капитан пожал плечами.

– Можете сами слетать и выяснить, – сказал он. – Это, – добавил он, постучав по фотографии, – снято с десяти тысяч футов. Там никакого эффекта не ощущается.

Полковник Лэтчер прочистил горло.

– Двое моих офицеров полагают, что зона, скорее всего, имеет форму полусферы, – заметил он.

– Может быть, – согласился капитан, – а может быть, ромбоида или додекаэдра.

– Дело в том, – мягко сказал полковник, – что они наблюдали за залетавшими туда птицами и замечали момент, когда зона начинала на них действовать. Они утверждают, что граница не поднимается вертикально, как стена, то есть это определенно не цилиндр. Очертания зоны слегка сходятся кверху, и отсюда они делают вывод, что это либо купол, либо конус. Офицеры говорят, что, скорее всего, это полусфера, но они имели дело со слишком маленьким сегментом слишком большой дуги, чтобы утверждать точно.

– Что ж, это первый результат за последнее время, – заключил капитан. – Если они правы насчет полусферы, то ее полюс находится примерно в пяти тысячах футов над центром. Надо полагать, у них нет никаких идей, как это точно определить, не потеряв еще один вертолет?

– Вообще-то, – неуверенно сказал Лэтчер, – у одного из них была такая идея – подвесить к вертолету на тросе в несколько сот футов длиной канарейку в клетке и постепенно снижаться… Я понимаю, конечно, что это слегка…

– Нет, – сказал капитан. – Это мысль. Почти то же придумал и тот парень, который предложил очертить границу зоны.

– Да, – кивнул полковник Лэтчер. – Это он и есть.

– Ну что ж, – сказал капитан. – Может быть, нам удастся придумать что-нибудь получше канарейки, но за идею спасибо. Сегодня уже поздно. Попробуем завтра рано утром и сделаем снимки с наименьшей безопасной высоты, при хорошем освещении.

Наступившую тишину нарушил голос майора из разведки.

– А если бомбы? – задумчиво сказал он.

– Бомбы? – переспросил капитан, подняв брови.

– Если сделать все аккуратно, больших повреждений не будет. Никто не знает, на что способны эти Иваны. Может быть, стоит рвануть там пару бомб. Не дать этой штуке уйти и взглянуть на нее поближе.

– Мне это кажется несвоевременным, – заметил начальник полиции. – Если можно, лучше ее не трогать.

– Может быть, – согласился майор, – но тем временем мы позволяем ей делать то, для чего она сюда явилась, пока она не подпускает нас к себе…

– Не понимаю, что вообще можно сделать в Мидвиче, – вмешался другой офицер. – Наверное, у них вынужденная посадка и они поставили этот экран, чтобы им не мешали заниматься ремонтом.

– Но там Ферма… – робко сказал кто-то.

– Чем скорее мы получим разрешение вывести эту штуку из строя, тем будет лучше, – произнес майор. – В любом случае на нашей территории ей делать нечего. Самое главное, конечно, не дать ей уйти. Слишком много интересного. Не говоря уже о ней самой, этот эффект экрана может оказаться очень полезным. Я бы посоветовал сделать все возможное, чтобы до нее добраться, желательно, конечно, не повредив, но если необходимо, то…

Затем последовала серьезная дискуссия, но я помню лишь, что было решено для наблюдения каждый час пускать осветительные ракеты, а утром – попытаться сделать с вертолета более информативные фотографии. На этом все и закончилось.

Я не мог понять, какое отношение имею ко всему этому я и какое отношение к этому имеет Бернард, поскольку за все время совещания он не сказал ни слова. На обратном пути я спросил:

– Могу я поинтересоваться, что тебя связывает с этим делом?

– Можешь. Профессиональный интерес.

– Ферма? – предположил я.

– Да. Нас очень интересует все необычное, что происходит в ее окрестностях. А сейчас происходит нечто весьма необычное, согласен?

Как я уже успел догадаться, «нас» означало либо военную разведку в целом, либо отдел, в котором он работал.

– Я думал, что для таких вещей у вас есть специальные подразделения.

– Есть разные точки зрения, – туманно ответил он и сменил тему.

Нам удалось снять для Бернарда комнату в «Орле», и мы пообедали втроем. Я надеялся, что после обеда он выполнит свое обещание «объяснить позже», но, хотя мы говорили о самых разных вещах, в том числе и о Мидвиче, Бернард явно избегал каких-либо упоминаний о своем профессиональном к нему интересе. Но все равно, вечер получился прекрасным, и я удивлялся, как мог забыть старого друга.

Дважды за вечер я звонил в полицию Трейна, узнать, не изменилось ли что-нибудь в Мидвиче, и оба раза мне отвечали, что изменений почти нет. После второго звонка мы решили, что дальше ждать не имеет смысла и, допив последний бокал, разошлись.

– Приятный человек, – сказала Джанет, когда я закрыл дверь нашей комнаты. – Я боялась, что это окажется одна из тех встреч старых бойцов, которые так утомительны для жен, но все оказалось совсем по-другому. Где вы были днем?

– Сам удивляюсь, зачем я ему понадобился, – признался я. – Вероятно, у него были какие-то планы, но он стал более скрытным.

– Действительно, странно, – сказала Джанет, словно только что осознала происшедшее. – Он что, вообще ничего не сказал о том, что это?

– Ни он, ни остальные, – заверил я ее. – Единственное, что им известно – это то, что могли сказать им мы: оно действует неожиданно и никаких последствий не остается.

– Ну, хоть это обнадеживает. Будем надеяться, что в поселке никто не пострадал больше, чем мы, – сказала она.

Утром 28-го, когда мы еще спали, офицер метеослужбы сообщил, что туман над Мидвичем рассеивается и экипаж из двух человек поднялся на борт вертолета. Им подали клетку с парой хомячков, и вертолет с шумом взмыл в воздух.

– Они полагают, – сказал пилот, – что на шести тысячах вполне безопасно, так что, на всякий случай, начнем на семи. Если все будет в порядке, начнем потихоньку снижаться.

Наблюдатель установил свои приборы и занялся игрой с хомячками, пока пилот не сказал:

– Порядок. Теперь опускай их, сделаем отметку на семи тысячах.

Клетка пошла вниз, и наблюдатель отмотал около трехсот футов троса. Вертолет сделал круг и пилот сообщил земле, что собирается пролететь над Мидвичем. Наблюдатель лег на пол, следя в бинокль за хомяками.

Хомячки чувствовали себя прекрасно и безостановочно бегали по клетке. Он на мгновение перевел бинокль на лежащий внизу поселок.

– Эй, шкипер, – позвал он.

– Что?

– Та штука, которую мы собирались фотографировать, у монастыря…

– Ну так что с ней?

– Или это был мираж, или она улетела, – сказал наблюдатель.

6. Мидвич восстает ото сна

Почти в то же самое время, когда наблюдатель сделал свое открытие, полицейский пост на дороге из Стоуча в Мидвич проводил обычную проверку. Стоявший на посту сержант бросил кусок сахара через белую линию, проведенную поперек дороги, и стал наблюдать за собакой, которая тут же кинулась за сахаром, схватила его и моментально сгрызла.

Несколько мгновений сержант внимательно смотрел на нее, потом подошел к линии и, поколебавшись, перешагнул. Ничего не случилось. С растущей уверенностью он сделал еще пару шагов. Несколько ворон с карканьем пролетели над его головой. Он проводил их взглядом – птицы полетели к Мидвичу.

– Эй, Связь, – позвал он. – Сообщи на КП в Оппли, что зараженная зона уменьшилась в размере и, кажется, совсем исчезает. После следующих проверок дадим подтверждение.

Несколькими минутами раньше в поместье Кайл Гордон Зеллаби с трудом пошевелился и застонал. Вскоре он осознал, что лежит на полу и что в комнате, где только что было светло и тепло – может быть, даже чересчур тепло – теперь темно и очень холодно.

Он поежился и подумал, что никогда в жизни так не замерзал. Холод, казалось, пронизывал его до костей. В темноте зашевелился еще кто-то. Послышался слабый голос Феррелин:

– Что случилось? Папа?.. Антея?.. Где вы?

Зеллаби пошевелил непослушной и ноющей челюстью и сказал:

– Я здесь… почти замерз. Антея, дорогая, где ты?

– Тут, Гордон, – произнес неуверенный голос совсем рядом.

В комнате раздались шаги.

– О Господи, я вся окаменела! – пожаловался голос Феррелин. – О-о-о! Ноги как будто вообще не мои.

Зеллаби взглянул на камин и не поверил своим глазам. Только что он клал в огонь новое полено, а теперь там не было ничего, кроме кучки золы. Антея, сидевшая на ковре рядом с ним, и Феррелин у окна – обе тоже смотрели на камин.

– Да что же это… – начала Феррелин.

– Шампанское? – предположил Зеллаби.

– Что ты, папа! – Феррелин, пошатываясь, подошла к камину и, дрожа, протянула к нему руку.

– По-моему, он погас, – сказала она.

Она попыталась взять со стула «Таймс», но онемевшие пальцы не слушались. С несчастным видом, зажав газету в окоченевших ладонях, Феррелин запихнула ее в камин. Так же, двумя руками, она с трудом достала несколько щепок из корзинки и бросила их на бумагу.

Пытаясь зажечь спичку, Феррелин чуть не заплакала.

– Пальцы не слушаются… – жалобно сказала она.

Спички рассыпались по полу перед камином. Каким-то чудом, чиркая коробком, ей удалось зажечь одну спичку. От нее вспыхнула следующая, и Феррелин подтолкнула огонек ближе к газете, торчащей из камина. Бумага занялась, и пламя расцвело чудесным цветком.

Антея поднялась на ноги и, шатаясь, подошла ближе. Зеллаби подполз на четвереньках. Начали потрескивать щепки. Все трое, сидя на корточках, жадно потянулись к огню. Онемевшие пальцы стали понемногу отогреваться. Вскоре Зеллаби начал оживать.

– Странно, – заметил он сквозь зубы, которые все еще пытались стучать, – странно, что, лишь прожив столько лет, я начал понимать, почему люди поклонялись огню.

На обеих дорогах, из Оппли и Стоуча, не замолкал шум моторов. Вскоре два потока санитарных, пожарных и полицейских машин, «джипов» и военных грузовиков двинулись в Мидвич, где встретились на площади в центре поселка. Подъехал гражданский транспорт, и из него высыпали пассажиры. Большая часть военных грузовиков направилась по Хикхэмской дороге к монастырю. Только один маленький красный автомобиль развернулся и помчался к поместью Кайл, затормозив на дорожке из гравия у самой двери.

Алан Хьюз ворвался в кабинет Зеллаби, схватил Феррелин, сидевшую у огня, и крепко прижал к себе.

– Милая! – воскликнул он, все еще тяжело дыша. – Милая! С тобой все в порядке?

– Милый мой! – ответила Феррелин, словно это и был ответ.

После деликатной паузы Гордон Зеллаби заметил:

– С нами тоже, кажется, все в порядке, хотя мы совершенно сбиты с толку. Кроме того, мы несколько замерзли. Вы не думаете…

Казалось, Алан только что их увидел.

– Э… – начал он и запнулся. – Боже! Что-нибудь согревающее, и мигом! – Он выскочил из кабинета, таща Феррелин за собой.

– «Что-нибудь согревающее, и мигом», – пробормотал Зеллаби. – Столько прелести в этой простой фразе. Антея, дорогая, если твои руки достаточно согрелись, чтобы повернуть ручку и вынуть пробку, имей в виду, что графин с бренди стоит в буфете на своем месте.

Когда в восьми милях от Мидвича мы спустились к завтраку, нам сообщили, что полковник Уэсткотт уехал несколько часов назад. Мидвич больше не запретная территория, и мы можем вернуться домой.

7. Мидвич успокаивается

На дороге из Стоуча все еще стоял полицейский пост, но нас, как жителей Мидвича, сразу же пропустили, и мы, миновав окрестности, выглядевшие совершенно обычно, без помех добрались до нашего коттеджа.

Мы не раз думали о том, в каком состоянии найдем свой дом, но беспокойство оказалось напрасным. Коттедж стоял в том же виде, в каком мы его покинули. Ничего не случилось, если не считать прокисшего в холодильнике молока, так как электричество было отключено. Через полчаса события вчерашнего дня стали казаться чем-то нереальным; а когда мы отправились навестить Зеллаби, оказалось, что для них все это было нереальным в еще большей степени.

Ничего удивительного в этом не было: по словам Гордона, утверждать наверняка они могли только одно – что вчера вечером не успели лечь спать, а утром очнулись страшно замерзшими; остальное же было слухами, причем весьма неправдоподобными. Зеллаби никак не хотел поверить, что это не какое-то надувательство, и, только позвонив в несколько мест по телефону и увидев «завтрашние» газеты, он вынужден был согласиться с тем, что действительно наступило 28 сентября. Но даже после этого он продолжал считать, что кто-то сыграл с ним неумную шутку, из-за которой из его жизни выпал целый день.

Однако большая часть жителей поселка просто пожала плечами и списала этот день со счетов, так что было весьма сомнительно, что события вокруг Мидвича могли бы стать сенсацией, даже если бы спецслужбы и не наложили запрет на информацию. Блюдо, так сказать, издавало многообещающие ароматы, но в нем почти нечего было есть. Одиннадцать человек все-таки погибли, и это можно было бы раздуть, но не хватало деталей, которые заинтересовали бы читательскую публику, а в рассказах людей, переживших события, вообще не было ничего драматического, поскольку рассказать они могли только о своем пробуждении в жутком холоде.

Природа и причины происшедшего продолжали оставаться тайной. Радар, кажется, зарегистрировал в ночь на 27-е неопознанный летающий объект, но это было уже не первое подобное наблюдение и вряд ли последнее. Может, из этого и удалось бы сотворить какую-нибудь историю про летающую тарелочку, но – увы! – единственная не слишком удачная фотография, которая могла бы служить подтверждением, являлась собственностью правительства.

Кроме того, Мидвич был настолько неприметен, что потеряй он месяц, а не день, вряд ли кто-нибудь заметил это.

В результате пресса и радио быстро утратили интерес к событиям в Мидвиче и полностью переключились на железнодорожную катастрофу, которая произошла вечером 27-го и сулила более богатый материал.

Итак, мы в Мидвиче смогли спокойно подсчитать потери, зализать раны и вообще прийти в себя после происшествия, которое позднее назвали Потерянным днем. (А потом его, кстати, вообще наглухо засекретили.)

Мы потеряли одиннадцать человек: мистер Уильям Транк, фермер, его жена и маленький сын погибли во время пожара в коттедже. Пожилая пара по фамилии Стэгфилд тоже погибла во время пожара в другом доме. Еще одного фермера, Герберта Флэгга, нашли с переломанной шеей у подножия лестницы в коттедже Харриманов. Миссис Харриман в это время была наверху, а сам мистер Харриман работал в пекарне. Гарри Крэнкхарт, один из тех двоих, кого наблюдатели на башне церкви в Оппли видели лежавшими возле «Косы и Камня», вскоре умер от двусторонней пневмонии. Миссис Дроксон утонула в ванне. Остальные трое – пожилые люди, для которых удар при падении и длительное пребывание на холоде в легкой одежде оказались смертельными.

В следующее воскресенье мистер Либоди произнес благодарственную проповедь, и после этого в Мидвиче воцарилось прежнее спокойствие.

Правда, еще с неделю или около того в Мидвиче появлялись солдаты и служебные машины, но объект их интересов находился вне пределов поселка, так что это мало отражалось на его жизни. Возле развалин монастыря выставили пост для охраны большой ямы в земле, оставленной каким-то массивным предметом. Инженеры обмеряли этот феномен, делали зарисовки, фотографировали. Всевозможные специалисты бегали взад-вперед с миноискателями, счетчиками Гейгера и прочими приборами. Потом военные вдруг утратили к этому всякий интерес и уехали.

На Ферме исследования продолжались несколько дольше, в них участвовал и Бернард Уэсткотт. Он несколько раз заглядывал к нам, но о событиях ничего нового не говорил, а мы не спрашивали. До самого отъезда в Лондон он ничего не говорил ни о Потерянном дне, ни о его последствиях, но в последний вечер за разговором он сказал:

– У меня есть для вас предложение, но, боюсь, придется просить вас обо всем забыть, если вы не согласитесь.

– Звучит таинственно, – сказал я. – Но думаю, мы сумеем все забыть как следует, если потребуется. Выкладывай.

– Ну, во-первых, должен признаться, что мы проверили вас обоих. Я помню, что ты во время войны занимался кое-какой полезной работой. Что же касается старшины флота Его величества[5]5
  Во время второй мировой войны на троне Великобритании находился Георг IV (годы правления 1936–1952 гг.).


[Закрыть] Джанет Драммонд, позже переведенной во вспомогательную женскую службу, то я узнал, что она также получила благодарность от руководства за работу весьма конфиденциального характера. Так что, я думаю, после некоторых формальностей вы могли бы, если пожелаете, временно поступить на службу в мой отдел.

Мы посмотрели сначала на него, потом друг на друга – с некоторым изумлением.

– Но, – осторожно сказал я, – наверное, будет лучше, если ты поподробнее расскажешь нам, о чем речь.

– В общем так: нам очень важно, чтобы кто-нибудь некоторое время наблюдал за жизнью поселка, за тем, что здесь происходит. Мы, конечно, могли бы оставить здесь одного из наших людей, но против этого есть некоторые возражения. Во-первых, ему придется начинать на пустом месте, а чтобы вжиться в деревенскую жизнь, требуется время. Во-вторых, сомнительно, что мы сможем обеспечить его здесь постоянной работой, а иначе столь же сомнительно, что от него будет много пользы. С другой стороны, если бы нам удалось найти того, кто уже знает здешние места и людей и мог бы письменно сообщать нам о возможных новостях, это бы всех устроило. Что ты об этом думаешь?

Некоторое я время размышлял, затем сказал:

– Не очень мне это нравится. Все зависит от того, каковы будут наши обязанности.

Я взглянул на Джанет.

– Похоже, – холодно заметила она, – нам предлагается шпионить за нашими друзьями и соседями. Наверное, вам больше бы подошел шпик-профессионал.

– Это же наш дом, – поддержал я ее.

Бернард кивнул, словно он и ждал именно такого ответа.

– Вы считаете себя частью здешнего общества? – спросил он.

– Во всяком случае, стремимся к этому, – ответил я.

Он снова кивнул.

– Хорошо. По крайней мере, вы начинаете чувствовать себя чем-то обязанным ему. Мидвич нуждается в защите извне, и он ее получает. Но мы сможем защитить его еще лучше, если будем иметь достоверную информацию о том, что в нем происходит.

– Какая защита – и от кого?

– В данный момент – в основном от тех, кто любит совать нос не в свое дело. Неужели ты думаешь, что события в Мидвиче только случайно не попали в тот же день в газеты. И толпа журналистов не осаждала каждого жителя?

– Нет, конечно, – сказал я. – Ты же сам говорил, что это было сделано из соображений безопасности. Я не знаю, чем занимаются на Ферме, знаю только, что чем-то секретным.

– Усыплена была не только Ферма, – заметил он. – Усыплено было все на милю вокруг.

– Но Ферма наверняка находится в центре. Может, им просто не удалось ограничить воздействие меньшей площадью.

– Так думают в поселке? – спросил он.

– Большинство – да, различия только в деталях.

– Вот это мне и хотелось бы знать. Люди во всем винят Ферму, так?

– Естественно. А из-за чего еще в Мидвиче могло это произойти?

– Ну, а допустим, у меня есть основания считать, что Ферма не имеет к случившемуся никакого отношения? И наше тщательное расследование это подтверждает…

– Но тогда все превращается в бессмыслицу, – запротестовал я.

– Вполне возможно, если, конечно, считать бессмыслицей аварию.

– Аварию? Ты имеешь в виду вынужденную посадку?

Бернард пожал плечами.

– Не знаю. Скорее всего, это просто случайное совпадение. Одно могу сказать точно: почти каждый житель поселка подвергся воздействию странного и незнакомого феномена. А теперь вы и все остальные считаете, что все уже закончилось. Почему?

Мы с Джанет уставились на него.

– Ну, – сказала она, – прилетели и улетели, ну и что?

– Так просто прилетели, ничего не сделали и опять улетели, не оставив никаких следов?

– Не знаю. По крайней мере, никаких видимых последствий – кроме несчастных случаев, конечно, но они об этом могли и не знать, – ответила Джанет.

– Никаких видимых последствий, – повторил Бернард. – В наши дни это почти ничего не значит, вам не кажется? Вы, например, можете получить приличную дозу рентгеновского или гамма-излучения, но ведь это не даст немедленных видимых последствий. Не волнуйтесь, это лишь пример. Ничего подобного мы не нашли. Однако там было нечто, чего мы не могли обнаружить – нечто, вызывающее, скажем так, искусственный сон. Вы действительно думаете, что все могло произойти просто так и окончиться без последствий?

– Вы хотите сказать, что мы или кто-то другой, должны вести наблюдения и отмечать возможные последствия?

– В общем, да. Мидвич подвергся воздействию неизвестных сил, и необходимо проследить, не проявятся ли какие-либо необычные результаты. Возможно, придется предпринять какие-то действия. Хорошо было бы поручить это вашему доктору Уиллерсу, но тогда мы поставили бы его в сложное положение. То, что происходит между врачом и пациентом, обычно строго конфиденциально, и ему пришлось бы нарушать законы врачебной этики. Поэтому, я считаю, лучше довериться тому, кто хоть и не обладает столь специфическими возможностями, как доктор, тем не менее умеет наблюдать за обстановкой и обобщать свои наблюдения. Я знаю, что в свое время донесения Ричарда ценились весьма высоко, и уверен, что могу на него положиться. Но по своему опыту я знаю, что многие женские разговоры до мужчин часто не доходят – быть может, потому, что это им просто неинтересно. Поэтому мне кажется, что вдвоем вы сможете иметь полную информацию о том, что происходит в поселке.

Джанет пристально посмотрела на него.

– Но что же здесь может произойти, Бернард? – спросила она.

– Если бы я знал, то не делал бы вам подобного предложения, – ответил он. – Я предпринимаю меры предосторожности. Мы не знаем, что это была за штука и что она тут делала. Мы не можем объявить здесь карантин без веских на то причин. Но мы можем следить, не появятся ли такие причины. И помочь в этом просим вас. Ну так как?

– Пока не знаю, – сказал я. – Дай пару дней подумать, потом я тебе отвечу.

– Хорошо, – согласился он, и мы продолжили разговор на другие темы.

В следующие несколько дней мы с Джанет несколько раз возвращались к этому разговору, и ее отношение к предложению Бернарда каждый раз менялось.

– Что-то он от нас скрывает, я уверена, – сказала она. – Но что?

Я не знал.

Она спросила:

– Это ведь не то, как если бы нас просили следить за конкретным человеком, правда?

Я согласился, что да, не так.

А она продолжила:

– В принципе, это ведь очень похоже на то, чем занимается служба медицинского контроля, верно?

Да, верно, подумал я.

И опять:

– Если мы не согласимся, он найдет кого-нибудь другого. Честно говоря, не знаю, кого бы он мог найти в Мидвиче. А если он пришлет кого-нибудь со стороны, это будет уже совсем неприятно, правда?

Я был с ней согласен.

В итоге, помня о стратегической позиции мисс Огл на почте, я не стал звонить Бернарду, а написал ему, что мы не имеем ничего против сотрудничества, а в ответ получил письмо, в котором он писал, что мы встретимся с ним в наш следующий приезд в Лондон, а пока дело не срочное, и нам следует просто держать глаза открытыми.

Так мы и делали, но ничего интересного не происходило – спустя две недели после Потерянного дня уже ничто не нарушало безмятежный покой Мидвича.

Те немногие, кто считал, что Служба безопасности лишила их шансов на широкую известность и фотографии в газетах, наконец успокоились; остальные радовались, что в их жизнь больше не вмешиваются. Мисс Полли Раштон, у которой закончились каникулы, попрощалась со своими мидвичскими дядей и тетей и уехала домой в Лондон. Алан Хьюз, к ужасу своему, узнал, что его не только переводят на север Шотландии, но и вообще уволят из армии на несколько недель позже, чем он предполагал, и теперь большую часть времени он тратил на написание рапортов, а остальную часть посвящал переписке с мисс Зеллаби. Миссис Харриман, жена пекаря, придумав ряд весьма неправдоподобных обстоятельств, из-за которых тело Герберта Флэгга оказалось в ее коттедже, перешла в наступление сама, постоянно напоминая мужу обо всех известных и предполагаемых сомнительных фактах из его прошлого. Все остальные мидвичцы продолжали жить как обычно.

В общем, это странное событие лишь слегка потревожило Мидвич – в третий или четвертый раз за время его тысячелетней дремоты.

А теперь я должен сказать о некоторых технических трудностях, поскольку это не моя история – это история Мидвича. Если бы я дальше излагал события в том порядке, в котором поступала ко мне информация, возникла бы невообразимая путаница и следствия шли бы впереди причин. Поэтому возникает необходимость расположить информацию в хронологическом порядке, придавая соответствующий вес событиям, которые и мне, и всем нам казались в то время незначительными. Если читателю покажется, что автор обладает сверхнаблюдательностью, он должен помнить, что это лишь следствие того, что я писал, оглядываясь назад, в прошлое. В то время автор и сам не вполне представлял, кусочки какой мозаики попадают к нему, и лишь когда часть из них стала складываться в некую картину, он активно занялся поиском недостающих.

Например, далеко не сразу выяснилось, что вскоре после возвращения к нормальной – казалось – жизни, в поселке стали возникать очаги… некоей напряженности. Началось это в конце ноября – в начале декабря, а кое-где, возможно, и раньше. Примерно тогда же Феррелин Зеллаби упомянула в одном из своих почти ежедневных писем Алану Хьюзу, что ее подозрения полностью подтвердились.

В своем не очень связном письме она объясняла, что не понимает, как это могло случиться, ведь, исходя из всего, что она знает, этого вообще не может быть, поэтому она ничего не может понять, но факт остается фактом – она, кажется, беременна – впрочем, слово «кажется» здесь не подходит, поскольку она в этом совершенно уверена. Поэтому не сможет ли он вырваться к ней на выходные, обсудить создавшееся положение?..