Текст книги "Хоббит, или Туда и обратно. Избранные произведения"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

   Вот и все, чем я могу вам помочь. Едва вы ступите на опушку, вам придется рассчитывать только на собственную храбрость и на везение. Да не забудьте, добравшись до опушки, отослать обратно пони и лошадь. Удачи вам! Если ж возвращаться будете этой дорогой, милости прошу в гости.

* * *

   Хозяина долго благодарили – кланялись, помахивали колпаками, много раз произносили: «К твоим услугам, о Владыка деревянного чертога!» Но слова Беорна заронили в сердца путников тревогу, все вдруг поняли, что это путешествие – не простая прогулка, что, прежде чем добраться до сокровищ, нужно преодолеть немало преград и опасностей.

   Все утро ушло на сборы. Вскоре после полудня в последний раз откушали с Беорном, оседлали пони, дружески попрощались и выехали за ворота.

   Как только выехали за высокую изгородь, повернули на север и пустили пони вскачь. По совету Беорна путники решили оставить в стороне главную дорогу. Если бы все шло как намечалось в самом начале, перевалив через Мглистые горы, они оказались бы там, где в Великую Реку впадает ее приток, на несколько миль южнее Каррока. И там имелся брод, от которого начиналась старая лесная дорога. Но Беорн предупредил, что этой дорогой теперь ходят одни гоблины, она вся заросла травой и упирается в непроходимое болото. Вдобавок она сильно забирает к югу от Одинокой горы. Зато севернее Каррока Лихолесье подступает к самому берегу Великой Реки; в ту сторону и следует ехать, ибо там находятся ворота, от которых сквозь Лихолесье неторная тропа ведет едва ли не прямиком к Одинокой горе.

   – Гоблины не отваживаются переходить реку севернее Каррока и приближаться к моему дому, – объяснил Беорн. – Но на вашем месте я бы поторопился, ибо если они и впрямь соберутся в набег, то перейдут реку на юге и обшарят лесную опушку на всем ее протяжении. Не забывайте, волки бегают резвее пони. В общем, на север ехать безопаснее – горы там ближе, но гоблины не ждут, что вы посмеете вернуться. Скачите же, скачите во весь опор, чтобы вас не догнали!

   Сперва ехали молча; на ровных местах пускались в галоп. Горы темнели слева, далекая полоска реки с деревьями по берегам мало-помалу приближалась. Ярко светило солнце, все было тихо и спокойно, поэтому о гоблинах вскоре позабыли и вновь принялись болтать и петь. Однако вечером, когда вершины гор засверкали в пламени заката, разбили лагерь и выставили дозорных, и в снах многим слышался волчий вой и вопли гоблинов.

   Рассвет выдался просто чудесный. Над землей, как будто уже пришла осень, лежал белый туман, было прохладно, но вскоре солнце пригрело, туман растаял, и путники, не дожидаясь, пока утренняя дымка рассеется окончательно, тронулись в путь. Ехали еще два дня, никого не встречая; окрест виднелись лишь трава, цветы, птицы да небольшие стада оленей. Бильбо поначалу принимал ветвистые оленьи рога за сучья, но скоро научился отличать одно от другого. В третий день почти не останавливались, ведь Беорн говорил, что лесных ворот они должны достичь рано утром на четвертый день пути. Поэтому продолжили путь даже ночыо, при свете луны. Хоббиту почудилось, будто во мраке время от времени виднеется фигура громадного медведя, который сопровождает отряд. Когда он рискнул поделиться своим подозрениями с Гэндальфом, маг лишь посоветовал не обращать внимания.

   Около полуночи ненадолго остановились и еще до рассвета вновь были в седлах. Едва взошло солнце, стал виден лес – черная, мрачная стена деревьев. Начался пологий подъем. Тишина словно обволакивала. Олени и кролики куда-то исчезли. К полудню достигли опушки Лихолесья и немного передохнули. У деревьев на этой опушке стволы были толстые и кривые, с корявых ветвей свисали длинные темные листья и побеги плюща.

   – Вот вам и Лихолесье, – сказал Гэндальф, – величайший из северных лесов. Выглядит он внушительно, верно? Что же, пора подумать о ваших пони. Их нужно отослать обратно.

   Гномы было заворчали, но маг быстро их утихомирил:

   – Глупцы! По-вашему, Беорн далеко? Неужели вы хотите нажить себе такого врага? Господин Торбинс – и тот заметил большого медведя, который шел за нами следом и охранял по ночам ваш сон. Между прочим, Беорн присматривал не только за вами, но и за своими пони. Запомните раз и навсегда: дружба дружбой, а своих животных он любит как детей. Вам и невдомек, чего ему стоило отдать пони гномам. И что он с вами сделает, если вы попробуете увести пони в лес, – даже представить страшно!

   – Ладно, ладно, – пробурчал Торин. – А как насчет лошади? Ее ты возвращать не собираешься?

   – Угадал.

   – Но ты ведь тоже обещал.

   – Это уже мои заботы. Она мне еще пригодится.

Лишь теперь гномы догадались, что Гэндальф намеревается их покинуть. И это на самой опушке Лихолесья! Отчаянию не было предела, но маг остался непоколебим.

   – Я все вам объяснил на Карроке. Смиритесь. На юге меня ждут неотложные дела; боюсь, по вашей милости я и так опаздываю. Может быть, мы и встретимся до того, как вы вернетесь от Горы, а может быть, и нет. Это зависит от вашей удачи – и от ловкости и хитроумия господина Торбинса. Положитесь на него, в решающий час он не подведет. Бильбо, хватит кукситься! Торин, приободрись! В конце концов, ведь это ваш поход, а не мой. Думайте о сокровищах, забудьте о драконе и о Лихолесье – по крайней мере, до завтрашнего утра, покуда не войдете в лес.

   Наутро Гэндальф повторил то же самое. Пони расседлали, сняли с них поклажу, которую постарались распределить по-честному между всеми гномами и хоббитом (впрочем, Бильбо решил, что ему достался самый тяжелый мешок; и как только он потащит такую тяжесть?).

   – Не переживайте, – утешил Торин. – Нам еще захочется, чтобы мешки пустели не так быстро.

   Наполнили бурдюки водой из родника, потом отпустили на волю пони. Те резво поскакали прочь, словно торопясь оказаться подальше от Лихолесья. Бильбо готов был поклясться, что видел собственными глазами огромного медведя, который выскользнул из-под деревьев и потрусил следом за лошадками.

   Гэндальф стал прощаться. Бильбо сел на землю, чувствуя себя брошенным на произвол судьбы. Как ему хотелось оставить гномов и уехать вместе с магом! После скудного завтрака он уже успел заглянуть в лес и убедился, что там темно и страшно.

   – Как будто кто-то наблюдает за тобой, – поделился хоббит сам с собой своими наблюдениями.

   – Прощай! – сказал Гэндальф Торину. – Прощайте все! Ваш путь лежит прямо через лес. Не сходите с тропы! Если сойдете, то – тысяча против одного – больше на нее уже не выберетесь и никогда не выйдете из Лихолесья. А мне бы хотелось с вами встретиться снова.

   – Ну почему мы должны идти через этот лес? – простонал хоббит. – Ну почему?

   – Потому что другой дороги нет, – отозвался маг. – Или проходите насквозь, или возвращаетесь домой. Стыдитесь, господин Торбинс! Сейчас не время праздновать труса! Между прочим, Бильбо, ты, именно ты отвечаешь за гномов, понял?

   – Понял, – уныло ответил хоббит. – А разве нет какой-нибудь кружной дороги?

   – Есть, как не быть. Лихолесье можно объехать с севера – это крюк миль в двести, или с юга – так получится еще дольше. Но опасностей везде хватает. В здешних краях попросту нет безопасных дорог. Ты же в Глухоманье, а тут может случиться всякое.

На севере высятся Серые горы, они кишат гоблинами, хобгоблинами и жуткими орками. На юге лежат владения Некроманта. Сдается мне, мой милый Бильбо, даже ты кое-что о нем слыхал. Если дорожишь своей жизнью, не суйся в те места, которые он озирает из черной башни Дол-Гулдура. Держись лесной тропы, не падай духом, надейся на лучшее – и, если тебе очень повезет, ты выйдешь из леса и увидишь перед собой Долгие болота, а за ними, на востоке, пик Одинокой горы, под которой залег старина Смог. Хотелось бы верить, что он вас не ждет.

   – Твоими бы устами да мед пить, – буркнул Торин. – Прощай, чародей. Если ты и вправду решил ехать, так езжай, нечего разговоры разговаривать.

   – Прощайте! Прощайте! – воскликнул Гэндальф, поворотил лошадь и поскакал на запад. Но от искушения дать последнее наставление он не удержался. Отъехав на такое расстояние, с которого его еще могли услышать, маг обернулся, приложил руки ко рту и крикнул:

   – Прощайте! Удачи вам! Будьте осторожны – и не сходите с тропы!

   Вскоре он исчез из виду.

   – Скатертью дорога, – проворчал кто-то из гномов. Они были в растерянности и оттого злились на весь белый свет.

   Впрочем, деваться было некуда. Каждый взвалил на плечи по тяжелому мешку и по бурдюку с водой, и гномы с господином Торбинсом вступили под сень Лихолесья.

 Глава 8.
ПАУКИ И МУХИ

Двигались гуськом. Лесные ворота напоминали арку у входа в темную пещеру – два древних, опирающихся друг на друга дерева, увитых плющом и поросших лишайником. От ворот начиналась узкая извилистая тропа. Было так тихо, что шаги отдавались громом в ушах; мнилось, будто деревья Лихолесья чутко прислушиваются.

   Когда глаза привыкли к сумраку, путники заметили, что тропу омывает слабое зеленоватое свечение. Порой, подобно золотистой струйке, мерцал солнечный лучик, чудом пробившийся сквозь плотное покрывало листвы и не заплутавший в чудовищном переплетении сучьев. Но чем глубже в лес они заходили, тем темнее становилось.

   В Лихолесье обитали черные белки; остроглазый Бильбо раза два углядел юрких зверьков, сновавших по могучим стволам. Хоббит вертел головой, стараясь рассмотреть, кто там шуршит и возится в палой листве под деревьями, но так ничего и не увидел. Больше всего путникам не понравилась паутина

– черные тенета, протянувшиеся от дерева к дереву. Хорошо хоть, на тропу эти тенета не покушались – ее словно хранили некие чары. Прошло совсем немного времени, а путники уже возненавидели лес ничуть не меньше, чем подземелья гоблинов (пожалуй, Лихолесье было мрачнее гоблиновых пещер). Ни солнца, ни кусочка неба, ни дуновения ветерка... Под пологом леса царили вечный мрак, покой и духота. Страдали даже гномы, привычные к долгому пребыванию в темноте; что уж говорить о хоббите! Он тосковал по свету и чувствовал, что потихоньку начинает задыхаться.

   Ночами было хуже всего. Становилось темно, как в яме – в буквальном смысле слова. Не видно ни зги, темнота хоть глаз выколи. Бильбо как-то для проверки взмахнул рукой у себя перед лицом – и не различил ровным счетом ничего. Спали, прижавшись друг к дружке – вовсе не потому, что замерзали; просто по ночам приходили гости. На дозоре хоббит сполна испытал сомнительное дружелюбие лесных жителей. Красные и желтые огоньки глаз окружали лагерь со всех сторон: вспыхивали, тускнели, исчезали, чтобы тут же появиться вновь, порой – прямо над головами путников, на ветке какого-нибудь дерева. Больше всего хоббита напугали бледно-зеленые глаза-луковицы. «Это глаза насекомого, – сказал он себе. – Ну и здоровенный, должно быть, жучище!»

   Поначалу разводили костер, но быстро поняли, что делать этого не стоит – пламя привлекало сотни лесных тварей (правда, все они предпочитали держаться вне круга света). Вдобавок на огонь слеталась тьма назойливо жужжащих мошек (некоторые были толщиной в руку) и целые стаи громадных летучих мышей. Поэтому о кострах решили забыть до лучших времен.

   Хоббиту чудилось, будто поход через лес продолжается уже сотню лет. День за днем ничего вокруг не менялось, и путники заволновались. Ведь еды оставалось все меньше, притом что питались они довольно скудно – ограничивали себя как могли – и потому постоянно были голодны. Попытались подстрелить черную белку, истратили уйму стрел на одного зверька, а когда поджарили, выяснилось, что вкус у белки отвратительный. Больше охоты не устраивали. Жажда мучила наравне с голодом: вода в бурдюках почти иссякла, а в лесу, как назло, не попадалось ни ручьев, ни родников.

   И вдруг, неизвестно на какой день бесконечного перехода через Лихолесье, они увидели перед собой неширокий, но бурный поток, пересекавший тропу. В лесном сумраке он казался черным – а может, и был таким на самом деле. Хорошо, что Беорн предостерег, иначе путники наверняка припали бы к воде, несмотря на ее цвет, и наполнили бы ею свои бурдюки. А так они всего-навсего стали прикидывать, как перебраться на противоположный берег. Когда-то через реку были переброшены мостки, но они давно разрушились, сохранились лишь прибрежные сваи.

   Внезапно Бильбо, стоявший на коленях у кромки воды, воскликнул:

   – Там лодка! Честное слово, там лодка!

   – Далеко? – спросил Торин (признав, что Бильбо видит лучше остальных, гномы теперь целиком полагались на хоббитовы глаза).

   – Шагов двенадцать, наверное...

   – По-моему, до того берега шагов тридцать. Ну да ладно, глаза у меня не те, что в молодости; и потом, какая разница, двенадцать или тридцать? Перепрыгнуть все равно не сможем и переплыть не рискнем.

   – Может, зацепить ее чем-нибудь?

   – Что толку? Ну, зацепили, допустим, а дальше? Она наверняка привязана.

   – Сдается мне, сударь мой Торин, вы ошибаетесь, – возразил хоббит. – Вроде бы ее просто вытащили на берег, и все. Хотя в этой темноте веревки можно и не разглядеть.

   – Так, – проговорил Торин, – Дори у нас сильнее всех, а Фили самый молодой и зоркий. Иди сюда, Фили. Ты видишь лодку, о которой толкует господин Торбинс?

   – Конечно, – отозвался Фили. Ему притащили веревку – несколько мотков, нашедшихся в мешках. К концу самого длинного мотка прикрепили железный крюк (чего-чего, а всяких полезных мелочей у них с собой было предостаточно). Фили взял веревку в руки, примерился – и метнул через реку.

   С громким плеском крюк упал в воду.

   – Недолет, – заметил Бильбо. – Чуть-чуть посильнее. Давай снова. Да не бойся ты, нам ведь запретили пить и купаться в реке, а про то, чтобы брать в руки мокрую веревку, никто ничего не говорил.

   Фили нерешительно подтянул крюк, прицелился – и повторил попытку.

   – Попал! – воскликнул хоббит. – Почти попал, – поправился он. – Теперь перелет. Давай тяни, авось зацепится. Есть! Теперь осторожненько!

   Веревка натянулась, как струна. Сил одного Фили явно не хватало. К нему на помощь пришел сперва Кили, а затем Оин и Глоин. Тащили, тащили – и вдруг все полетели кувырком, когда лодка с плеском вошла в воду. По счастью, Бильбо успел подхватить веревку, подтянул лодку поближе и зацепил ее валявшейся на земле веткой.

   – Пособите же! – позвал он. Балин оказался тут как тут, и вдвоем они подвели лодку к берегу.

    – Ее все же привязали, – сказал гном, разглядывая обрывок шнура на носу. – Славно дернули, ребята! Нам повезло, что наша веревка крепче.

   – Кто первый? – спросил Бильбо.

   – Я, – откликнулся Торин. – Со мной поплывут Фили и Балин. И вы, – прибавил он, посмотрев на хоббита. – Потом Кили, Оин, Глоин и Дори, следом Ори, Нори, Бифур и Бофур. Последними – Двалин и Бомбур.

   – Вечно я последний, – проворчал Бомбур. – Надоело! Почему всегда я?

    – Потому что ты самый толстый. А Двалин легче остальных, поэтому ты поплывешь с ним. И вообще, хватит прекословить! Будешь ворчать, с тобой точно что-нибудь случится.

   – А весел-то нет! – воскликнул Бильбо. – Как же мы поплывем?

    – Дайте мне другую веревку, – попросил Фили. Прицепив крюк и примерившись, он зашвырнул веревку на противоположный берег. Плеска слышно не было, значит, крюк запутался в ветвях. Подергав веревку, Фили сказал: – Садитесь и тяните. А мы потом подтащим лодку обратно, и все дела.

    Вскоре все очутились на другом берегу. Последними переправились Двалин и Бомбур. Двалин вылез из лодки с веревкой в руках, а Бомбур, до сих пор тихонько ворчавший себе под нос, готовился последовать за ним, когда случилось нечто непредвиденное. В темноте послышался цокот копыт, и вдруг на тропе возник олень. Он мчался напропалую – врезался в гномов, не успевших сообразить, что к чему, а потом прыгнул и, взмыв высоко в воздух, перелетел через реку.

   Уйти безнаказанным ему, впрочем, не удалось. Торин был единственным, кто устоял на ногах и не потерял головы. Едва выбравшись из лодки, король гномов наложил на тетиву стрелу – так, на всякий случай (если, к примеру, появится хозяин лодки). Он выстрелил. Олень словно споткнулся. Темнота поглотила животное, но цокот копыт еще был слышен – неровный, дробный, будто у оленя начали заплетаться копыта.

   Гномы наперебой стали поздравлять Торина с удачным выстрелом, и тут раздался вопль Бильбо:

   – Бомбур упал! Он тонет!

   Так оно и было. Прыгая, олень копытом задел Бомбура, одной ногой еще стоявшего в лодке. Толстяк пошатнулся, лодка отошла от берега, и гном рухнул в черную воду, отчаянно пытаясь ухватиться за нависавшие над берегом корни. Между тем лодка медленно уплывала прочь.

   Приглядевшись, гномы различили на воде колпак Бомбура и кинули туда веревку. Бомбур ухватился за крюк, и его быстро вытащили. Разумеется, вымок он насквозь, но это было далеко не самое худшее. Очутившись на суше, Бомбур тотчас же крепко заснул, и разбудить его, несмотря на все старания, никак не удавалось.

   Путники принялись проклинать неуклюжесть Бомбура и свое невезение (потеря лодки означала, что оленятинки им отведать не придется), как вдруг вдалеке запели охотничьи рога и послышался собачий лай. Впечатление было такое, будто с севера по тропе приближается охота. Гномы притихли, настороженно прислушиваясь.

   Бомбур спал, его широкое лицо расплылось в улыбке – толстяку явно снилось что-то очень приятное. Внезапно из мрака выскочила снежно-белая лань, а за ней детеныши. Животные словно светились. Прежде чем Торин успел открыть рот, трое гномов схватились за луки. Но ни один выстрел как будто не достиг цели. Оленье семейство скрылось за деревьями столь же бесшумно, сколь и появилось. А раздосадованные гномы продолжали стрелять.

   – Хватит! Прекратите! – взывал Торин, но было уже поздно: колчаны опустели. Луки – подарок Беорна – теперь ни на что не годились.

* * *

   С каждым днем становилось все темнее. Река осталась далеко позади, и теперь вновь ничто не нарушало унылого однообразия, царившего в лесу. Снова начало казаться, что Лихолесью не будет конца. Впрочем, когда бы путники больше знали об этом лесе, когда призадумались бы, откуда взялись олени, они бы догадались, что скоро покажется солнце, что восточная опушка уже близко – только бы хватило мужества и сил добраться до нее.

   Но они ни о чем таком не догадывались и хмуро брели по тропе, изнемогая под тяжестью Бомбура. Толстяк был настолько грузен, что нести его приходилось вчетвером, а остальные тащили мешки. Те, конечно, полегчали, но это нисколько не радовало, ибо ни еды, ни питья почти не осталось. А в лесу ничего съестного не росло, попадались лишь какие-то омерзительные на вид грибы да травы с неприятным запахом.

   На четвертый день после переправы вступили в заросли бука. Поначалу перемена обрадовала, ибо тьма заметно поредела и вокруг тропы разлилось зеленоватое свечение. Но бесконечные ряды серых стволов, этакие живые колонны, поддерживающие лиственную крышу, навевали уныние. Печально шелестел ветер, на землю падали листья, напоминая, что близится осень. Ноги тонули в толстом ковре палой листвы.

   Бомбур все спал, а остальные понемногу впадали в отчаяние. Порой откуда-то доносился смех, слышались голоса и песни – диковинные песни, вовсе не гоблинские, таинственные и пугающие. По правде сказать, в Лихолесье пугало все.

   Прошло еще два дня, тропа побежала под уклон и вывела в лощину, где росли могучие дубы.

   – Может, мы уже на опушке? – спросил Торин. – Эй, кто-нибудь, заберитесь на дерево, какое повыше. Должен же этот проклятый лес рано или поздно кончиться!

   Естественно, под «кто-нибудь» гном разумел Бильбо. Хоббит был легче всех, даже легче Двалина. Бедный господин Торбинс совершенно не умел лазить по деревьям. Но его подсадили на нижний сук громадного дуба, стоявшего прямо посреди тропы, и он принялся взбираться, продираясь сквозь переплетенные ветви, хлеставшие по лицу; скоро весь он стал зеленым и коричневым – от ветхой коры древнего дуба; ноги не раз и не два соскальзывали и срывались, и выручали лишь крепкие руки. Карабкаясь вверх, Бильбо все ждал, что вот-вот наткнется на громадного паука; когда же страх перед пауками немного отпустил, он стал прикидывать, как будет спускаться, и ему вновь стало жутко. Наконец, пробравшись сквозь крону, хоббит достиг макушки, высунул голову из листвы и увидел пауков – обычных, крохотных, совсем не страшных.

   Солнечный свет показался ослепительным. Гномы что-то кричали снизу, но Бильбо не отвечал, позабыв обо всем. Когда глаза привыкли к свету, он окинул взглядом море темно-зеленой листвы, по которому словно гнал волны легкий ветерок. Над лесом вились мириады бабочек, похожих на перелив-ниц – эти бабочки селятся на верхушках дубов. Правда, здешние были черными, иссиня-черными.

Хоббит долго разглядывал бабочек, наслаждаясь свежим воздухом. Наконец он отвлекся и услышал вопли гномов, которые в нетерпении буквально скакали под деревом. Бильбо осмотрелся. Лесу не было ни конца ни края. Радость хоббита угасла, он понуро начал спускаться.

   Как я уже говорил, до опушки было уже недалеко. Пораскинув мозгами, Бильбо сообразил бы, что дуб, на который он взобрался, стоит на дне лощины, поэтому разглядеть с него опушку попросту невозможно – вид заслоняют другие деревья. Но ничего подобного хоббиту в голову не пришло.

   Весь исцарапанный, мокрый от пота и несчастный, он рассказал гномам о том, что увидел.

   – Кругом лес! Что же нам делать? – восклицали они в отчаянии. – Вот и посылай хоббита на разведку! – Можно подумать, в том, что лес никак не кончается, виноват был не кто иной, как Бильбо. Бабочки гномов не заинтересовали, а когда хоббит упомянул о свежем ветерке, его спутники обозлились пуще прежнего – ведь сами взобраться на макушку дерева они никак не могли (слишком уж тяжелыми были).

* * *

   Вечером доели последние припасы и наутро проснулись голодные как собаки. Пошел дождь, капли уныло барабанили по плотному пологу листвы. Всем хотелось пить, но ведь не стоять же целый день с раскрытым ртом, дожидаясь, пока тебе на язык упадет случайная капля. Впрочем, утро выдалось не таким уж плохим – Бомбур проснулся!

   Пробудился он совершенно неожиданно и сел, чеша в затылке. Как выяснилось, Бомбур позабыл все, что с ним было, помнил только, что ужинал в хоббитовой норе. Товарищи долго втолковывали ему, что и как, ибо он упорно отказывался верить.

   Услыхав, что еды нет, Бомбур заплакал. Он был очень слаб, ноги у него подкашивались от голода.

   – И зачем только я проснулся? – простонал он. – Мне снился такой чудесный сон! Я ехал по лесу, похожему на этот, но там на каждом дереве висели факелы или фонарики и горели костры. А потом меня пригласили на угощение к лесному королю, и мы знатно попировали под веселые песенки!

   – Не береди сердце, – проворчал Торин. – Лучше уж помалкивай, не то я за себя не ручаюсь. За тобой, между прочим, должок – знаешь сколько мы тебя тащили, пока ты преспокойно дрых? От самой реки! И ни разу толком не поели!

   Деваться было некуда – затянули потуже пояса, вскинули на плечи полупустые мешки и двинулись дальше по тропе без малейшей надежды когда-либо добраться до восточной опушки. Шли весь день; нет, не шли – брели, а Бомбур все ныл, что ноги его не держат и что ему хочется спать.

   – Только попробуй! – пригрозили ему. – Больше мы тебя не понесем.

   Однако довольно скоро Бомбур заявил, что с него хватит, и повалился наземь.

   – Идите, коли хотите, а я полежу посплю. Глядишь, снова еда приснится. И то хорошо, коль наяву ее все равно нет. И зачем только я проснулся!

   В этот миг шедший первым Балин воскликнул:

   – Смотрите! Свет!

   И правда – в глубине леса, по левую руку, светился алый огонек. Рядом с ним вспыхнул другой, третий... Бомбур немедля вскочил, и путники всей гурьбой бросились вперед по тропе, даже не думая о том, что это могут оказаться костры троллей или гоблинов.

   – Похоже, мои сны сбываются! – пропыхтел запыхавшийся Бомбур и рванулся было к огням, но его удержали. В отличие от толстяка остальные гномы не забыли предостережений Беорна и Гэндальфа.

   – Какой прок от еды, коли мы потом не выберемся из леса? – резонно заметил Торин.

   – Мы умрем с голоду, прежде чем выберемся, – откликнулся Бомбур, и Бильбо не мог с ним не согласиться. Долго спорили; наконец решили послать двоих на разведку – пускай подберутся к огням и выяснят, что там такое. Но никак не могли договориться, кто пойдет: никому не хотелось потеряться в Лихолесье. Все решил голод, тем более что Бомбур вновь принялся перечислять все те яства, которые отведывал во сне. Отогнав страхи, путники вместе сошли с тропы.

   Из осторожности легли на землю и поползли. Огни оказались факелами, освещавшими большую поляну, посреди которой пылал костер. Вокруг костра на деревянных колодах сидели какие-то существа, по виду – эльфы, в зелено-коричневых нарядах. Эльфы ели, пили и весело смеялись.

   Аромат жаркого был настолько силен, что гномы не сговариваясь встали и направились к костру с единственной мыслью – получить хотя бы кусочек мяса. Но едва они ступили на поляну, все огни погасли. Очутившись в непроглядном мраке, гномы принялись искать друг друга. Блуждали наугад, падали, натыкались на деревья, кричали так, что наверняка перебудили весь лес, но все-таки сошлись и убедились на ощупь, что все в сборе.

   К тому времени, понятное дело, они совсем забыли, в какой стороне тропа, и поняли, что безнадежно заблудились – по крайней мере, до утра.

   Уходить среди ночи с поляны было бы сущим безумием, поэтому решили спать прямо здесь. Но стоило Бильбо задремать, как Дори, которому выпало первым стоять в дозоре, громким шепотом возвестил:

   – Опять огни! Еще больше!

   Все вскочили. И правда, поблизости опять светились огни, слышались голоса и смех. Путники выстроились цепочкой, каждый ухватился рукой за плечо стоявшего впереди, и пошли на свет.

   – На рожон не лезьте! – предупредил Торин. – Мы пошлем господина Торбинса. Уж его-то не испугаются. («Верно, – подумалось Бильбо, – кто испугается такого малыша?») Надеюсь, ему ничего не сделают.

   Вероятно, Бильбо просто подтолкнули в спину, и он вывалился из кустов на залитую светом поляну, не успев надеть кольцо. Все огни разом погасли, и воцарилась кромешная тьма.

   Опять поднялся крик. Гномы никак не могли найти хоббита. Сколько ни пересчитывались, у них все время выходило тринадцать вместо четырнадцати.

   – Бильбо Торбинс! – кричали они. – Эй, хоббит! Ты, добытчик треклятый! Чтоб тебе пусто было, где ты? – И так далее.

   Когда им стало казаться, что хоббит сгинул без следа, Дори просто-напросто споткнулся об него. Сперва гном решил, что налетел на бревно, и лишь чуть погодя сообразил, что это – свернувшийся калачиком и крепко спящий господин Торбинс. Совместными усилиями Бильбо разбудили, что ему совсем не понравилось.

   – Мне снился чудесный сон! – пробурчал он. – Столько еды!

   – Великое небо! Хватит с нас одного Бомбура! Что толку в твоей еде – ведь ее не попробуешь.

   – Все равно приятно, – откликнулся Бильбо, укладываясь рядом с гномами. – Хоть во сне поесть.

   Толком поспать не удалось, ибо огни в лесу вспыхнули в третий раз. Среди ночи Кили растолкал товарищей со словами:

   – Я видел свет! Вон там! Слышите, поют?

   Послушав некоторое время, путники не смогли удержаться и решили вновь попытать счастья. Но удача, как видно, совсем от них отвернулась.

   На поляне пировали эльфы, и этот пир был роскошнее двух предыдущих. Во главе пирующих сидел лесной король. Его золотистые волосы украшал венец из листьев, и он был очень похож на короля из сновидений Бомбура. Эльфы передавали из рук в руки чаши с вином. Одни играли на арфах, другие пели. На воротниках и на перевязях сверкали самоцветы, в волосы были вплетены цветы, на лицах играли улыбки. И вот, под звуки эльфийской мелодии, на поляну вступил Торин Дубовый Щит.

   Музыка оборвалась. Факелы потухли. Костер полыхнул черным дымом и тоже погас. В глаза гномам полетели уголья и зола, и лес вновь огласился воплями.

   Немного погодя Бильбо понял, что бегает по поляне (как ему показалось, кругами) и зовет:

   – Дори, Нори, Ори, Оин, Глоин, Фили, Кили, Бифур, Бофур, Бомбур, Балин, Двалин, Торин Дубовый Щит!

   Гномы, которых он не видел в темноте, изредка кричали:

   – Бильбо!

   Но их крики постепенно отдалялись. Бильбо еще почудилось, что кто-то зовет на помощь, а потом все стихло, и он остался в темноте один.

* * *

   Положение – хуже не придумаешь. Впрочем, Бильбо быстро убедил себя, что, покамест не рассветет, о поисках гномов нечего и думать, а значит, бегать в темноте по лесу – занятие совсем бессмысленное. Хоббит сел, прислонившись спиной к дереву, и предался воспоминаниям о своей уютной норке с ее изобильными кладовыми. Грудинка, яичница, хлебцы с маслом... И тут он ощутил чье-то прикосновение. Что-то опутало его левую руку, да и ноги оказались связанными. Это Бильбо выяснил, когда попытался вскочить – и упал.

   На него бросился огромный паук, исподтишка подкравшийся в темноте. Самого паука Бильбо, конечно, не различал – видел лишь бледно-зеленые глаза да чувствовал омерзительные прикосновения волосатых лап. По счастью, хоббит вовремя очнулся от грез, иначе вскоре он вообще не смог бы пошевелиться. Завязалась битва не на жизнь, а на смерть. Бильбо отбивался кулаками, а паук норовил укусить хоббита.

   Так продолжалось довольно долго – покуда Бильбо не вспомнил про меч. Стоило хоббиту обнажить клинок, мерзкий паучище попятился. Бильбо разрезал паутину на своих ногах, вскочил и ринулся в атаку. По всей видимости, паук никогда не имел дела с существами, которые носят жало на боку. Хоббит поразил злобную тварь прямо в глаз. Паук задергался всем телом, запрыгал, вскидывая лапы, точно обезумевший; Бильбо нанес еще один удар – и рухнул в беспамятстве навзничь.

   В себя он пришел уже утром. Рядом с ним возвышалась громадная паучья туша, клинок был весь в чем-то черном. Победа над гигантским пауком, одержанная в одиночку, без чьей-либо помощи, придала господину Торбинсу уверенности. Ему ни капельки не было страшно; вытирая об траву меч, он понял, что готов сразиться с целой ордой пауков.

   – Я дам тебе имя, – сказал хоббит мечу, вкладывая его в ножны. – Я назову тебя Жало.

   И он отправился на разведку. Лес был мрачен и тих; поблизости гномов не оказалось. Должно быть, они попали в плен к эльфам. Хорошо, если к эльфам; а если к кому похуже? Аукать, пожалуй, не стоит... Бильбо остановился, прикидывая, в какой стороне тропа.