Текст книги "Приключения Тома Бомбадила и другие истории"

Автор книги: Джон Рональд Руэл Толкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Король, если его попросить, посвятит тебя в рыцари. Я нисколько в этом не сомневаюсь, – настаивал мельник. – Давай попросим его, пока не поздно.

– Нет, не надо. Все это не для нашего брата. Я фермер и этим горжусь. Я простой честный человек, а честным людям, говорят, не прижиться при дворе. Вот ты, наверное, мог бы, господин мельник.

Священник ухмыльнулся, но отнюдь не находчивости фермера. Как любили говорить в Хэме, Джайлз и мельник были старыми добрыми врагами и старались при случае воздать друг другу сполна. Священнику неожиданно пришла в голову любопытная мысль, которой он пока не хотел ни с кем делиться. Мельнику же было совсем не до веселья, он мрачнел на глазах.

– Что правда, то правда. Ты человек, несомненно, простой и, допустим, честный, – сказал он. – Но так ли уж необходимо ехать ко двору и получать рыцарское звание перед тем, как убить дракона? Смелость – вот все, что нам требуется, как вчера, если я не ослышался, громогласно заявил сам мастер Эгидиус. А смелости у него не меньше, чем у любого рыцаря. У кого-нибудь есть сомнения?

В ответ раздались радужные крики:

– Нет! Нет! никаких сомнений! Троекратное ура в честь героя из Хэма!

Фермер Джайлз вернулся домой в сильном смятении. Он понимал, что его репутация в округе накладывает большие обязательства, но не знал, удастся ли ему оправдать оказанную честь.

Он злобно пнул ногой собаку и убрал в кухонный шкаф меч, до этого висевший над очагом.

На следующий день дракон перебрался в соседнюю деревню Кверцетум (а попросту Окли)[6]6
  Кверцетум – от лат. quercus, Окли – от англ. oak. И то и другое значит «дуб» (прим. ред.).


[Закрыть]. В придачу к овцам и коровам он съел еще двух-трех жителей нежного возраста, мало того, он слопал еще и священника. Священник этот опрометчиво бросился увещевать дракона, желая наставить его на путь праведный.

Поднялась страшная паника. Все жители Хэма во главе со своим священником пришли на холм и стали всячески восхвалять фермера.

– Ты наша надежда, – говорили они ему.

Обступив Джайлза, они долго стояли и смотрели, пока лицо его не залилось краской более яркой, чем его борода.

– Когда ты собираешься выступить? – вопрошали фермера жители Хэма.

– Сегодня уж, во всяком случае, мне не собраться. Дел по горло, особенно сейчас, – мой работник заболел, и овцы ягнятся.

Все разошлись, недовольно перешептываясь. С лица мельника не сходила ухмылка.

Один священник медлил: он явно решил остаться, и избавиться от него было не так-то просто... В конце концов он напросился на ужин. Судя по вопросам, которые он задавал Джайлзу, у него что-то было на уме. Он хотел знать, что сталось с мечом, и попросил достать его.

Меч хранился в шкафу на полке, которая явно была для него коротка. В тот момент, когда Джайлз взял меч в руки, он выскочил из ножен, притом так неожиданно, что фермер выронил его, будто обжегшись о раскаленную сталь. Священник вскочил, опрокинув кружку с пивом. Он осторожно поднял меч с полу и попытался всунуть его обратно в ножны, однако меч не входил до конца. Как только священник убрал руку с рукоятки, меч тут же выпрыгнул снова.

– Силы небесные, до чего ж это все странно! – пробормотал священник, пристально разглядывая ножны и клинок.

Он был человек ученый, тогда как Джайлз едва мог по складам прочитать свое имя и с грехом пополам нацарапать инициалы. Именно поэтому он не обратил внимания на старинные полустертые буквы на ножнах и клинке. (Что касается королевского оружейника, он, надо сказать, так привык ко всяким стихотворным посвящениям, именам, геральдическим знакам на мечах и ножнах, что давно перестал ломать над ними голову, считая, что они устарели и отжили свой век.)

Чем дольше священник изучал надпись, тем озабоченнее становился его взгляд. Он заранее был уверен, что найдет ее на мече (в этом-то и заключалась его догадка), но то, что он увидел, превзошло все его ожидания: перед ним были значки и буквы, совершенно ему незнакомые.

– На ножнах имеется надпись и, кроме того, какие-то значки на клинке.

– Смотри-ка, и в самом деле! – удивился Джайлз. – А что бы это могло значить?

– Буквы очень древние, а язык, похоже, какой-то варварский, – сказал священник, чтобы выиграть время. – Все это требует внимательного изучения.

Он попросил фермера дать ему меч до утра, на что тот с легкостью согласился.

Придя домой, священник достал с полки много ученых книг, над которыми и просидел до глубокой ночи. Наутро он узнал, что дракон подобрался совсем близко к деревне. Жители заперлись на засовы и задернули шторы, а те, у кого были погреба, спустились туда и сидели при свечах, дрожа от страха...

Священник же незаметно выскользнул из дому и отправился в обход по деревне. Он стучался во все двери и тем, кто слушал его через щель и замочную скважину, сообщал, что ему удалось узнать из книг:

– Наш добрый Эгидиус, по милости короля, владеет знаменитым мечом Каудимордаксом. Этот меч в народных песнях зовется попросту Хвосторуб.

Заслышав это, люди, как правило, отпирали двери. Кто не знал о прославленном Хвосторубе? Меч принадлежал Белломариусу, величайшему истребителю драконов. Если верить некоторым источникам, Белломариус приходился королю прапрадедом по материнской линии. В свое время о его подвигах сложили множество песен и сказаний. Забытые при дворе песни были все еще живы в деревнях.

– Меч не удержать в ножнах, если в пяти милях дракон, – рассказывал священник. – А уж если он попадет в руки смельчака, можете не сомневаться, никакому дракону несдобровать.

Тут к жителям Хэма вновь стала возвращаться храбрость. Некоторые даже решились раздвинуть шторы и высунуть головы. В конце концов священнику удалось уговорить несколько человек выйти на улицу и присоединиться к нему. Только мельника не пришлось долго уговаривать. Стоило рискнуть жизнью, чтобы посмотреть, как выкрутится фермер из создавшегося положения.

Они поднялись на холм, то и дело бросая беспокойные взгляды за реку, в сторону севера. Дракона не было ни видно, ни слышно. Он, очевидно, отсыпался, вдоволь поживившись на Рождество.

Священник, а вслед за ним и мельник изо всех сил стали колотить в дверь фермерского дома. Им никто не открыл. Они заколотили еще громче. Наконец к ним вышел Джайлз. Лицо его было багровым. Он тоже не спал до глубокой ночи и поглотил немало эля. Едва продрав глаза, он снова взялся за кружку.

Вся компания, во главе со священником, окружила фермера и стала осыпать его комплиментами. Его величали добрым Эгидиусом, храбрым Юлиусом, смелым Агенобарбусом, верным Агриколой, гордостью Хэма, Героем Округи. Все при этом восхваляли и Каудимордакс, меч-Хвосторуб, когда надо выскакивающий из ножен, несущий смерть врагу. Меч называли славой ратников, оплотом страны, ценнейшим достоянием королевства так громко и так долго, что у фермера голова пошла кругом.

– Не галдите! Не все сразу, – умоляюще сказал он, как только ему удалось вставить слово. – Что все это значит? О чем вы толкуете? У меня без вас полно забот. Я с утра на ногах.

Тогда священник взялся объяснить суть дела. Мельник мог торжествовать: Джайлз на сей раз попал в тугой переплет. Но дальше все события повернулись не совсем так, как ожидал мельник. Во-первых, он недооценил того, что Джайлз влил в себя не одну кружку крепчайшего эля. Во-вторых, узнав о том, что подаренный ему меч и есть знаменитый Хвосторуб, фермер испытал сложное чувство гордости и воодушевления. В детстве он очень любил истории про Белломариуса и совсем несмышленышем нередко мечтал о волшебном мече и героических подвигах. И вот теперь он мог взять меч и отправиться на охоту за драконом. Однако он привык всю жизнь торговаться и поэтому сделал еще одну попытку приостановить ход событий.

– Мне идти на поединок с драконом?! В этих старых опорках и в этом жилете?! Для того чтобы сражаться с драконом, нужны особые доспехи. Я не раз об этом слышал. В моем доме уж точно нет ничего подходящего, – заявил он.

Все согласились, что это серьезная помеха и тут же послали за кузнецом. Узнав, в чем дело, кузнец бурно запротестовал. Человек он был угрюмый и флегматичный. В деревне его все звали Сэмми Солнышко, хотя настоящее его имя было Фабрициус Кунктатор[7]7
  Ср. имя римского полководца Фабия Кунктатора (Медлительного) (прим. ред.).


[Закрыть]. Он имел обыкновение весело насвистывать в своей кузне в тех случаях, когда сбывались его мрачные предсказания (например, мороз в мае). А поскольку он ежедневно предсказывал что-нибудь дурное, то редко случались беды, которых он заранее не предрекал. Поэтому он приписывал себе дар угадывать несчастья, и это составляло главный смысл его жизни. Неудивительно, что он не выразил желания предотвратить очередную беду. Еще раз протестующе помотав головой, он заявил:

– Не могу же я делать доспехи из воздуха. И вообще это не моя специальность. Вы бы лучше обратились к плотнику и попросили его вырезать из дерева щит. Впрочем, проку все равно не будет – дракон-то ведь огнедышащий.

Лица у всей честной компании вытянулись. Мельника, однако, не так-то просто было заставить расстаться с намерением послать фермера к дракону или же, на худой конец, подмочить его репутацию в деревне, если тот вдруг заупрямится.

– А как насчет кольчуги? – спросил мельник. – По-моему, это выход из положения. Кольчуга ведь не обязательно должна быть самой тонкой работы. В данном случае она нужна для дела, а не для того, чтобы красоваться при дворе. Где твоя старая кожаная куртка, дружище Эгидиус? В кузнице я видел кучу цепей и колец. Мастер Фабрициус, мне кажется, и сам толком не знает, что у него там валяется.

– Говорят невесть что, – сказал кузнец, заметно повеселев. – Если вы имеете в виду настоящую кольчугу, нам ее сроду не сделать. Только тролли с их мастерством могут пригнать крошечное колечко к четырем другим и все это скрепить вместе. Владей я таким искусством, мне все равно понадобилось бы несколько недель, а к этому времени мы будем уже в могиле или же в желудке у дракона.

Все стали в отчаянии заламывать руки, а на лице кузнеца появилась довольная улыбка. Люди были не на шутку встревожены – им не хотелось отказываться от спасительного плана мельника, и они все разом уставились на него.

– Ну, что ж, надо что-то придумать, – сказал он. – Я слыхал, что в старину те, кто не мог обзавестись дорогой кольчугой из стран полуденного солнца, нашивали стальные колечки на рубаху из кожи и это их вполне устраивало. Поглядим, может быть, и мы сумеем сделать что-нибудь в этом роде.

Джайлзу пришлось принести свою старую кожаную куртку, и вся компания последовала за кузнецом в кузницу. Пошарив по углам, они всем скопом выгребли кучу металлического лома, лежавшего там годами. В самом низу кучи они нашли много мелких, потемневших от ржавчины колец, которые некогда были нашиты на допотопную кольчугу вроде той, о которой говорил мельник. Кузнеца сразу же засадили выбирать, сортировать и очищать кольца, а когда он радостным голосом объявил, что колец явно не хватит на широкую спину и могучую грудь фермера, его попросили разбить цепи и, пустив в ход все свое умение, сделать из крупных колец мелкие.

Стальные колечки помельче пошли на перед куртки, а более крупные и грубые – на спину. Между тем бедняга Сэм уже не мог остановиться и делал все новые и новые кольца. Кому-то пришло в голову взять старые штаны фермера и нашить кольца и на них.

В темном дальнем углу кузницы на полке, заваленной всяким хламом, мельник отыскал железный остов шлема. Он тут же посадил за работу башмачника и велел ему, вложив все свое старание, обшить его кожей.

Они трудились, не покладая рук, остаток дня и весь следующий день в канун Крещения. О празднике никто не вспоминал. Один только фермер в честь такого события позволил себе двойную порцию эля.

Ранним крещенским утром вся компания поднялась на холм, торжественно неся диковинное произведение своего искусства. Фермер поджидал гостей. Теперь у него больше не было предлога оттягивать поход. Он безропотно облачился в кольчужные куртку и штаны. Мельник не мог скрыть довольной ухмылки. Затем Джайлз натянул высокие сапоги, пристегнул к ним старые шпоры, а на голову надел обшитый кожей шлем. В последний момент он нахлобучил поверх шлема свою видавшую виды фетровую шляпу, а поверх кольчуги набросил широкий серый плащ.

– Для чего ты это делаешь? – спросили его.

– По вашим понятиям, на драконью охоту ходят с бубенцами или под звон Кентерберийских колоколов. У меня на этот счет свое мнение. Какой смысл раньше времени оповещать дракона о своих планах? Шлем есть шлем, это – вызов на битву. Пусть дракон увидит над изгородью старую фетровую шляпу, и тогда мне, может быть, удастся подойти поближе до того, как грянет гром.

Кольца на кольчуге были нашиты так, что находили одно на другое. Ударяясь ряд о ряд, они при движении издавали звон. Плащ приглушил звук, но все равно фермер в своем одеянии являл весьма странное зрелище. Его друзья, разумеется, об этом ему не сказали. Они с трудом застегнули на нем пояс и подвесили ножны. Меч Джайлзу пришлось взять в руки, так как удержать его в ножнах нельзя было никакими силами.

Фермер кликнул Гарма. Что ни говори, он был человек справедливый.

– Собака, пойдешь со мной! – сказал он.

Пес завыл:

– Караул! Карау-у-л!

– А ну, прекрати! Не то схлопочешь так, что дракон тебе покажется ангелом. Ты ведь этих червей чуешь издалека. Хоть раз в жизни будет от тебя польза.

Затем фермер кликнул сивую кобылу. Она бросила на него загадочный взгляд, фыркнула при виде шпор, но все же позволила взобраться себе на спину. Так они втроем и тронулись в путь, не чувствуя никакого подъема духа.

Они рысью проскакали через всю деревню; жители, высунувшись из окон, провожали их напутственными криками. Фермер, как и его кобыла, старался не ударить лицом в грязь перед народом и держался с достоинством, тогда как Гарм, забыв стыд, трусливо поджал хвост.

Не замедляя аллюра, они проехали мост через реку на краю деревни и только вдали от людских глаз наконец сбавили темп. Но, увы, слишком скоро остались позади поля Джайлза и угодья других жителей Хэма. И теперь они проезжали места, где уже побывал дракон. Повсюду виднелись сломанные деревья, сожженные изгороди, обуглившаяся трава, и надо всем этим стояла напряженная зловещая тишина.

Солнце жарило вовсю. Фермер начал подумывать, не сбросить ли ему с себя одно из одеяний. Кроме того, он решил, что перебрал утром эля. «Вот тебе и конец праздников. Считай, повезет, если сам в живых останусь»,– размышлял он.

Вытащив из кармана огромный зеленый платок, он вытер им лицо. Из предосторожности он взял с собой именно зеленый, вместо красного, так как ходил слух, что красная тряпка вызывает у драконов особую ярость.

Дракона, однако, он нигде не нашел. Они проехали много проселочных дорог, покинутых полей, но червя нигде не было видно. Как и следовало ожидать, от Гарма толку было мало, он прятался за кобылой и не желал никого вынюхивать.

В конце концов они попали на извилистую дорожку, вдоль которой почти не видно было следов разрушений. Все вокруг казалось мирным и спокойным. Проехав с полмили, Джайлз решил, что уже выполнил свой долг и сделал все, что мог, чтобы не уронить своей чести. Он проделал долгий и дальний путь и теперь стал подумывать о доме и обеде. Своим друзьям он намеревался сказать, что дракон, завидя его, обратился в бегство, но вдруг дорога резко повернула.

Тут, за поворотом, и лежал дракон, перекинув хвост через сломанную изгородь. Его страшная голова находилась как раз на середине дороги.

– Караул! – взвизгнул Гарм и дал тягу. Сивая кобыла от неожиданности плюхнулась на задние ноги, а фермер полетел в канаву.

Когда он высунул голову, на него в упор смотрел дракон.

– Доброе утро, – приветствовал он фермера. – Мне кажется, ты несколько удивлен.

– Доброе утро. Ты не ошибся, – ответил Джайлз.

Услыхав, как звякнули кольца, когда фермер упал в канаву, дракон насторожил уши.

– Прости меня. Прости, пожалуйста, мое праздное любопытство, – сказал он. – Не меня ли ненароком ты искал?

– Тоже скажешь! Кто б мог подумать, что ты здесь? Я просто катался.

Он торопливо выбрался из канавы и стал пятиться в сторону сивой кобылы. К этому времени кобыла встала на ноги и как ни в чем не бывало щипала на обочине траву.

– Значит, нас свела счастливая случайность, – сказал дракон. – Я безмерно рад. На тебе, я полагаю, твой праздничный костюм? Что, нынче такая мода?

Фетровая шляпа Джайлза слетела при падении, а серый плащ распахнулся. Но фермер не растерялся:

– Да, конечно. Последний крик. Впрочем, мне пора. Я должен догнать собаку. Полагаю, она выслеживает кроликов.

– Не думаю, – сказал Хризофилакс, облизываясь от удовольствия. – Пес твой, наверное, домой попадет много раньше хозяина. Но, прошу тебя, продолжай свой путь, мастер... Прости, я так и не знаю твоего имени.

– А я твоего. Но оставим все так, как есть.

– Как хочешь, – сказал Хризофилакс, снова облизываясь и притворно закрывая глаза.

Душа у него была темной (как у всех драконов), но он был трусоват (что среди драконов тоже не редкость) и предпочитал пищу, за которую не нужно драться. Однако после здорового крепкого сна к нему снова вернулся зверский аппетит. Пастор из Окли был жилистым – правда, дракон уже и не помнил, когда он последний раз лакомился мясом хорошо упитанного человека. Теперь он твердо настроился поживиться легкой добычей и только ждал момента, когда старый дурень утратит бдительность.

Но старый дурень был не так глуп, как казалось. Взбираясь на лошадь, он не спускал глаз с дракона. Кобыла, однако, была своенравна и имела свой собственный взгляд на происходящие события. Как только фермер попытался на нее сесть, она заржала и начала лягаться.

У дракона лопнуло терпение, и он приготовился к прыжку.

– По-моему, ты что-то уронил.

Трюк был избитым. Тем не менее он сработал: Джайлз-то знал, что он уронил. Свалившись в канаву, он выпустил из рук Каудимордакс (или попросту Хвосторуб), который теперь лежал на обочине. В ту минуту, когда Джайлз наклонился, чтобы его поднять, дракон прыгнул, но Хвосторуб его опередил. Не успел фермер дотронуться до меча, как тот вырвался у него из рук и молнией ударил дракона по голове.

От неожиданности дракон замер.

– Вот так штука! – воскликнул он, обретя дар речи. – Что это у тебя?

– Всего лишь Хвосторуб. Подарок короля.

– Ошибка, – сказал дракон. – Прошу прощения.

Он начал пресмыкаться, и фермер почувствовал себя уверенней.

– Не очень-то честно ты со мной обошелся, – продолжал дракон.

– Неужели?! А почему это я должен с тобой хорошо обходиться?

– Ты скрыл от меня свое имя и сделал вид, что наша встреча произошла случайно. Ты, оказывается, очень знатный рыцарь. А рыцарский обычай, сэр, всегда требовал, чтобы противники, прежде чем бросить вызов, сообщали друг другу свои имена и титулы.

– Может быть, и требовал, а может быть, и сейчас еще требует.

Джайлз был собой доволен. Я думаю, можно простить небольшую долю самодовольства человеку, перед которым пресмыкается огромный царственный дракон.

– Ты, однако, допустил еще одну ошибку, старый червь. Я не рыцарь. Я фермер Эгидиус из Хэма, вот кто я такой. И я ничего не прощаю правонарушителям. Я стрелял в великанов из ружья за ущерб куда меньший, чем причинил ты. Им я тоже не посылал вызова.

Дракон был встревожен.

«Чертов лгун этот великан, – выругался он про себя. – Так меня облапошить! И что теперь мне делать с этим храбрым фермером? А меч так и норовит огреть по шее. Смотри, как он сверкает!»

Сколько он ни напрягал память, он не мог вспомнить, как поступают в подобной ситуации.

– Меня зовут Хризофилакс. Богач Хризофилакс. Чем я могу служить вашей милости? – спросил он с чарующей вежливостью, косясь одним глазом на клинок меча и все еще надеясь избежать битвы.

– Убирайся отсюда подобру-поздорову, чешуйчатая тварь, – сказал в ответ Джайлз, который тоже надеялся избежать сражения. – У меня одно желание – как можно скорее от тебя избавиться. Катись в свою вонючую берлогу, да поживее. Проваливай!

Он шагнул навстречу дракону, размахивая руками, будто распугивал ворон.

Этого оказалось достаточно. Хвосторуб сверкнул в воздухе и, описав дугу, звонко ударил дракона в сочленение правого крыла. Удар был так силен, что у Хризофилакса искры из глаз посыпались. Джайлз, естественно, не был сведущ во всех тонкостях драконоборчества. Знай он правила, его меч поразил бы более чувствительное место. Но Хвосторуб даже в неопытных руках делал чудеса.

Фермер вскочил на кобылу. Дракон пустился наутек. Кобыла за ним. С хриплым воем дракон перемахнул через поле. Кобыла не отставала ни на шаг. Фермер гикал и орал, будто на скачках, и при этом не переставал размахивать Хвосторубом. Чем быстрее дракон улепетывал, тем меньше он понимал, что происходит. Кобыла неслась во весь опор, едва не наступая дракону на хвост.

Ныряя в просветы между изгородями, они промчались по всем просекам и полям, перескочили через все ручьи. Дракон выпускал пламя и ревел, вконец потеряв ориентировку. Неожиданно они очутились перед мостом на окраине Хэма. Прогромыхав через мост, они понеслись по деревенской улице под оглушительный рев дракона. Откуда-то из проулка выскочил Гарм и как ни в чем не бывало присоединился к погоне.

Жители Хэма столпились у окон, а некоторые высыпали на крыши. Они испускали одобрительные крики, хохотали, колотили в сковородки, кастрюли, котлы, трубили в рога и дудки, а священник даже приказал звонить в церковные колокола. Такого шума и гама никто в Хэме не слыхал уже добрую сотню лет.

Неподалеку от церкви дракон выдохся. Он лежал посреди дороги и ловил пастью воздух. Гарм, осмелев, подошел ближе и обнюхал ему хвост, но дракон даже не отреагировал на такое оскорбление.

Когда подъехал на кобыле фермер и к церкви стали сбегаться (не забывая, однако, сохранять почтительное расстояние) деревенские жители, вооруженные кто вилами, кто шестом, кто кочергой, дракон, с трудом переводя дыхание, обратился к ним с такой речью:

– Милосердные люди, доблестный воин, не убивайте меня! Я очень богат. Я заплачу за причиненный ущерб. Я возмещу затраты на похороны убитых мною людей, в том числе священника из Окли. Ему высекут роскошное надгробие, хотя, честно говоря, был он скелет скелетом. Все вы получите щедрые подарки, если, конечно, разрешите мне за ними сходить.

– Какова стоимость подарков? – спросил фермер.

– Сейчас прикину.

Дракон начал быстро считать в уме. Он успел заметить, что толпа растет.

– Тринадцать шиллингов и восемь пенсов каждому.

– Ерунда! – воскликнул фермер.

– Чепуха! – подхватила толпа.

– Чушь! – пролаял Гарм.

– По две золотых гинеи каждому, детям в два раза меньше.

– А собакам? – спросил Гарм.

– Давай, давай, говори! Мы ждем, – настаивал фермер.

– Десять фунтов и мешок серебра на душу, а собакам золотые ошейники?

В голосе дракона промелькнула тревога.

– Убить его! – закричали люди – им явно надоела торговля.

– Мешок золота каждому и бриллианты дамам, – поспешил предложить дракон.

– Это уже похоже на разговор, но этого мало, – заявил Джайлз.

– Опять забыл про собак, – вставил Гарм.

– Какого размера мешки? – спросили мужчины.

– А сколько бриллиантов? – полюбопытствовали их жены.

– О горе мне, горе! – воскликнул Хризофилакс. – Я разорен!

– Ты это заслужил, – сказал фермер. – Выбирай, что лучше – разориться или быть убитым прямо на месте?

Он поиграл Хвосторубом, и дракон испуганно пригнулся к земле.

– Решай! – закричали люди; они совсем расхрабрились и теперь подходили все ближе и ближе. Хризофилакс стал часто мигать. Однако в глубине души он смеялся. К счастью для него, беззвучный этот смех остался незамеченным. Торговля его забавляла. Люди, очевидно, и впрямь надеялись что-то от него получить. Они почти ничего не знали об обычаях его подлого племени – в целом королевстве теперь нельзя было сыскать человека, которому когда-либо приходилось иметь дело с драконами и сталкиваться с их повадками. Дракон постепенно обретал дыхание, а с ним и сообразительность.

– Назовите вашу цену, – предложил он, облизываясь.

Все разом загалдели. Хризофилакс прислушивался с большим любопытством. Один только голос в этом хоре ему не понравился – голос кузнеца.

– Ничего хорошего из этого не выйдет, попомните мои слова. Червяк не вернется, даю голову на отсечение. В любом случае ничего хорошего не ждите.

– Тебя никто не заставляет участвовать в сделке, коли ты не веришь, – возражали ему люди.

Они продолжали ожесточенно спорить, не обращая внимания на дракона.

Хризофилакс поднял голову. Но если он и хотел прыгнуть на толпу, пока все были заняты спором, его постигло разочарование. Рядом стоял фермер Джайлз и рассеянно жевал соломинку. В руке у него поблескивал Хвосторуб. Фермер ни на секунду не сводил глаз с дракона.

– Ни с места! Лежи как лежишь, а не то получишь сполна – и золото тебя не спасет, – предупредил он.

Хризофилакс прижался к земле. Наконец, из толпы выступил священник, которому было поручено вести переговоры.

– Презренный червь, – обратился он к дракону, – ты обязан принести вот на это самое место все свои бесчестно нажитые сокровища. Часть пойдет на возмещение убытков, а все остальное мы разделим поровну. Потом, если ты дашь торжественную клятву никогда больше не тревожить нашу землю и не подстрекать других чудовищ, мы отпустим тебя восвояси. А сейчас ты поклянешься особой клятвой, что вернешься с выкупом. Заклятие это, учти, держит в тисках даже драконью совесть.

Хризофилакс согласился на все условия после притворных колебаний. Он даже принялся лить горючие слезы, оплакивая свое разорение, пока по улице не потекли клубящиеся потоки. Он дал много торжественных замысловатых клятв, обещая возвратиться со всеми сокровищами к празднику святых Хилариуса и Феликса[8]8
  На самом деле день св. Хилариуса (от греч. hylari – веселый) приходится на 13 января, а день Св. Феликса (от лат. felix – счастливый) на 25 февраля (прим. ред.).


[Закрыть]. Это означало, что на путешествие туда и обратно у него было всего восемь дней, срок смехотворно малый, что, казалось бы, должен был понимать даже полный профан в географии, но тем не менее его отпустили, проводив всей деревней до моста.

– До встречи! – крикнул он уже с другого берега. – Буду ждать ее с нетерпением.

– Мы тоже, можешь не сомневаться! – прокричали ему в ответ.

Жители Хэма были люди очень легковерные. Клятвы, которые дал дракон, безусловно, легли бы камнем на его совесть и наполнили его страхом перед возмездием, будь у него совесть. Но совесть, увы, у него начисто отсутствовала. Простым людям трудно было предположить, что особа королевского происхождения может иметь столь досадный порок, но книгочей священник мог бы и догадаться. Не исключено, впрочем, что он догадался – он ведь был ученый человек и предвидел будущее лучше других.

Кузнец, направляясь в свою кузню, недоверчиво покачивал головой.

– А звучит-то как зловеще – Хилариус и Феликс! Нет, не нравятся мне эти святые, – изрек он мрачно.

Новость, разумеется, не замедлила достичь королевских ушей. Как пожар, пронеслась она по стране, не утратив по пути ни одной детали. Она произвела на короля глубокое впечатление по многим причинам, не последней из которых была пустая казна. Он тут же принял решение самолично ехать в Хэм, в котором произошли такие странные события.

Он прибыл на четвертый день после ухода дракона, проехав через мост на белом коне в сопровождении бесчисленных рыцарей и герольдов. Следом двигался огромный обоз. Жители в праздничной одежде выстроились по обе стороны дороги, приветствуя своего короля. Кавалькада остановилась на поляне перед церковными воротами. Когда король выразил желание видеть фермера Джайлза, тот подошел и опустился перед ним на одно колено. Король приказал ему встать и в знак особой милости похлопал его по спине. Присутствовавшие рыцари сделали вид, что не заметили такой фамильярности. Король велел созвать всех жителей деревни на принадлежавшем фермеру просторном выгоне у реки. Когда народ собрался (включая Гарма, который считал себя причастным ко всем событиям), Август Бонифаций, тиран и базилевс, милостиво обратился к нему с речью.

Он пространно объяснил, что все богатства подлого Хризофилакса принадлежат ему, королю, как повелителю государства. Он упомянул мимоходом о своем феодальном праве владения также и горной страной (что было всегда предметом нескончаемых споров).

– В любом случае, у нас нет ни тени сомнений, что все сокровища презренного червя были украдены у наших предков. Вам, однако, известна наша щедрость и справедливость и потому можете не сомневаться, что наш верный вассал Эгидиус получит должное вознаграждение. Никто из присутствующих здесь наших достойных подданных, начиная от священника и кончая самым малым ребенком, не уйдет с пустыми руками без знака нашего уважения. Мы выражаем наше высокое одобрение Хэму. Его здоровые неиспорченные жители все еще не утратили отваги, которой с давних времен славился наш народ.

Рыцари во время речи короля не переставали шушукаться, обсуждая последние фасоны шляп.

Жители Хэма кланялись и смиренно благодарили короля, но про себя они думали, что допустили ошибку. Им следовало остановиться на десяти фунтах на брата и не трезвонить по всему свету о предложении дракона. У них хватило ума смекнуть, что знаки королевского уважения вряд ли могут простираться до такой суммы.

Гарм отметил, что в речи не было упоминаний о собаках. Единственный, кто был всем доволен, – это фермер Джайлз. Он не сомневался, что получит поистине королевскую награду, а кроме того, был рад, что так благополучно удалось покончить с тяжелым делом, да еще и упрочить свою репутацию в глазах соотечественников.

Король остался в деревне дожидаться четырнадцатого января. Он приказал раскинуть шатры в поле фермера Джайлза и старался скрасить вынужденное пребывание в жалкой деревушке вдали от столицы веселыми пирами и играми. За три дня королевская свита уничтожила весь имевшийся у жителей запас хлеба, мяса, яиц, цыплят, окороков и баранины и выпила весь эль до последнего бочонка. После этого они принялись ворчать и жаловаться на скудный рацион. Король, надо отдать ему должное, щедро платил за все съеденное и выпитое его свитой, правда, всего лишь чеками (чеки эти впоследствии казначей должен был обменять на золото, так как король надеялся в скором времени сильно пополнить казну). Жителей Хэма, однако, все это вполне устраивало, поскольку они и не подозревали об истинном состоянии казны.

Наступило четырнадцатое января, день двух святых – Хилариуса и Феликса. Народ с утра был на ногах. Рыцари, по случаю праздника, вырядились в доспехи, а фермер облачился в свою самодельную кольчугу. Глядя на него, придворные не скрывали улыбки, пока не заметили неодобрения на лице короля. Фермер пристегнул к поясу Хвосторуб, который без помех вошел в ножны, где и остался преспокойно лежать. Все это не ускользнуло от внимательного взора священника, который, взглянув на меч, задумчиво покачал головой. Кузнец же только посмеивался.