Текст книги "Миры Джона Уиндема, том 4"

Автор книги: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Они все были мертвы? – спросил он.

Она кивнула, секунду глядела в свой стакан и допила.

– Они прошли примерно полторы мили, – сказала она.

– Пауки? – спросил Уолтер.

Камилла снова кивнула.

– Их покрывали мириады пауков, – ее передернуло. – Джо хотел найти своего мальчика. Он начал поливать их инсектицидом. Это было ужасно. Я ушла оттуда…

– Они не нападали на вас? – спросил Уолтер.

– Пытались. Сотни их ринулись к нам и начали взбираться по ногам, но им это не понравилось. Скоро они отцепились и ссыпались на землю. Другие падали на нас с нависающих ветвей, но и они вскоре тоже ссыпались. – Она тряхнула головой. – Все новые и новые пытались до нас добраться. Их было сотни тысяч. У тех, других, не было никаких шансов спастись. Все, должно быть, закончилось быстро – как с Дэвидом…

Снаружи послышались голоса. Выглянул Уолтер.

– Это Джо, – сказал он и вышел.

Я подошел ко входу в палатку. Там, у начала тропы, я различил фигуру человека, несущего что-то на руках. Позади себя я услышал голос Камиллы: – Я пыталась отговорить его. Какой смысл?…

Я налил ей еще бренди. Судя по ее виду, это ей было не лишне. Через десять минут немного отойдя, она сказала: – Нам лучше пойти к ним.

Они были там, где мы и ожидали их найти. Четверо мужчин копали могилу рядом с местом, где был похоронен Дэвид. Джо Шатлшо сидел на поваленном дереве немного поодаль, совершенно опустошенный. Жена стояла на коленях подле него, обхватив его руками, по щекам ее катились слезы. Казалось, он не видит ее. Его ноша лежала рядом, на земле, теперь покрытая одеялом.

Глаза Джо ни на секунду не отрывались от этого свертка. Потрясенные, все молча стояли вокруг.

Чарлз снова прочитал молитву и включил в нее имена остальных шестерых, отправившихся вглубь острова. Одного взгляда на тело Эндрю Шатлшо было достаточно, чтобы отказаться от всяких попыток принести и похоронить тела остальных. Потом мы разошлись, на душе у всех было тяжело.

Вечером этого же дня к Уолтеру явилась делегация. В нее входили Джо Шатлшо с женой и Джереми Брэндон, решившие отказаться от дальнейшего участия в Проекте. Они потребовали послать на «Сюзанну Дингли» сообщение, чтобы корабль вернулся и забрал их и всех тех, кто еще захочет оставить остров. После захода в Уияньи, он, по их мнению, еще не мог далеко уйти.

Ну, а если вернуть его уже нельзя, то в самом Уияньи, без сомнения, найдется какое-нибудь суденышко, чтобы отвезти их хотя бы туда.

Уолтер, который до сих пор откладывал неприятную новость о том, что радиопередатчик выведен из строя, теперь вынужден был объяснить им все как есть. Джо вышел из себя и отказывался верить словам, пока ему не показали остатки передатчика. Увидев, что исправить ничего уже невозможно, Джо накинулся на Уолтера, обвиняя его в намеренной порче передатчика, чтобы никому не удалось покинуть остров и его драгоценный Проект.

Тут в качестве поддержки был призван Чарлз. И ему через некоторое время удалось, если не привести членов делегации в чувство, то по крайней мере вразумить настолько, что они мирно удалились, чтобы обдумать все между собой.

На следующее утро, чтобы предотвратить назревающий бунт, Чарлз созвал всех вместе и без прикрас обрисовал перед нами сложившуюся ситуацию. А она была такова, что мы остались отрезанными от внешнего мира по меньшей мере на шесть месяцев. Если по возвращении корабля кто-то захочет уехать – никто не станет чинить ему препятствий. А пока все будет зависеть от наших собственных сил. Занятая пауками область начиналась, похоже, не ближе полутора миль от лагеря. Никто не может сказать, насколько быстро она будет расширяться и будет ли расширяться вообще, но разумнее все-таки предположить, что будет.

Тогда наиболее очевидный путь – ускорить постройку сборных домов. Чем скорее они будут готовы, тем скорее у нас будет достаточно надежное убежище от пауков. Кроме того, теперешнее временное жилье не сможет нас защитить ни от дождей, ни от штормов, когда наступит сезон дождей.

Если мы будем ссориться и искать виноватых, то ничего хорошего не достигнем. Мы все оказались в одной лодке. Выживем ли – зависит от того, как будет работать каждый из нас. Задержка была вызвана совершенно непредвиденными обстоятельствами. Теперь, когда мы знаем, в чем заключается опасность, нам не надо бояться внезапного нападения и можно позаботиться о защите.

В качестве первого шага он предложил создать барьер против пауков.

Для этого можно бульдозером расчистить двухметровую полосу вокруг лагеря и поселка. По периметру этой полосы будут расставлены разбрызгиватели, наполненные инсектицидом. Как только патруль, который постоянно будет наблюдать за окружающими зарослями, заметит малейшие признаки приближения пауков, по тревоге вся полоса будет опрыскана инсектицидом. Как показала нам Камилла, он эффективно отпугивает пауков, которые, таким образом, не смогут преодолеть наш барьер. Это будет первая линия обороны, но даже если она окажется надежной на все сто процентов, все же только дома, когда они будут завершены, дадут нам ощущение полной безопасности.

Еще он посоветовал каждому соорудить себе такое же облачение, что надевали Камилла и Джо, и поскорее привыкнуть не выходить за защитную полосу без него.

Надо признаться, Чарлз хорошо постарался. Благодаря ему пауки перестали вызывать панический ужас. Возникло ощущение, что даже таких необычных паразитов можно держать на расстоянии, а то и победить своим трудом и смекалкой. Чарлз излучал уверенность. Мы отправились на свои рабочие места со значительно поднятым духом. Вечером Камилла отыскала меня.

– Привет, – сказал я. – Не заметил вас сегодня среди работающих. Где вы были?

– Наблюдала за пауками, – ответила она. – Меня только что отчитал Уолтер. Не само занятие – он согласен, что, чем больше мы будем знать об их повадках, тем лучше удастся с ними справиться. Его раздосадовало, что я хожу в одиночку.

– И вполне справедливо, – согласился я. – Это было на редкость неразумно с вашей стороны. Вдруг бы вы сломали ногу или просто растянули лодыжку? Никто бы не знал, где вас искать.

– Примерно так он мне и сказал. Я пообещала, что без провожатого больше никуда не пойду. Но тут встает вопрос: вот вы ведь, например, не захотите сегодня пойти со мной?

Я не ожидал такого поворота. И несколько оторопел.

– Ну… – замялся я.

– Ничего. Вы вовсе не обязаны это делать, – сказала она.

– Нет, я пойду, – решился я. – Что мне понадобится?

– Такое же облачение, как и у меня и Джо. Пульверизатор. Бинокль.

– Хорошо. Теперь покажите мне, как плести шляпу.

Мы отправились в путь на следующее утро, неся пока шляпы в руках.

Километра три-четыре мы могли идти вдоль берега, держась почти самой воды, где песок был плотным и шагать было легко. Так мы дошли до первых скал, замыкающих лагуну. Они были невысоки, и мы на них взобрались. Наверху идти было труднее, временами приходилось останавливаться и прорубаться сквозь густой кустарник. Хотя паутины еще не было видно, Камилла решила, что пора надевать шляпы с сеткой и обрызгаться инсектицидом.

– Насколько я могу пока судить, – сказала она, – область, покрытая паутиной, – это завоеванная и освоенная пауками территория с напором популяции, направленном вовне. Между этой областью и нами полоса ничейной земли, по которой шныряют бродячие стаи пауков. Это как бы передовые отряды, постепенно отвоевывающие новые земли, пока территория позади них заселяется. Одна из наших задач – определить каким-то образом среднюю скорость этого продвижения. Тогда мы сможем посчитать, сколько у нас останется времени для подготовки. Или, может, нам самим стоит продвинуться на север, чтобы таким образом выиграть время.

– Это нелегко будет сделать, – сказал я. – Нас сковывают наши припасы. Их не удастся далеко перенести.

– Тогда, скорее всего, лучше сосредоточиться на варианте обороны, – согласилась она. – Но все равно будет лучше, если мы уточним сроки подготовки рубежей.

Наконец мы вышли из кустов на скалистое плато. Оттуда открылся лучший вид на побережье впереди и на склон южной вершины двуглавой горы; мы сели, с замиранием сердца разглядывая открывшуюся панораму.

Где точно начиналась область, затянутая паутиной, определить было невозможно. Паутина сначала ложилась на деревья и кусты невесомой полупрозрачной дымкой, которая примерно в миле от берега сгущалась настолько, что становилась похожа на сплошное покрывало, задергивающее весь пейзаж до самой горы и даже склон горы до середины – как будто тут вдруг выпал слой желтоватого снега. Или, скорее, неровные очертания скрытых под паутиной деревьев делали панораму более похожей на облачное небо под крылом самолета. Местами оно искрилось в лучах солнца… Мы продолжали молча разглядывать эту картину еще около минуты. Мой разум отказывался представить те неисчислимые миллионы пауков, которые плели эту расползающуюся во все стороны сеть. Первой заговорила Камилла, сразу сбив меня с этой ни к чему хорошему не ведущей линии размышлений: – Ну как насчет естественного баланса? – заметила она.

Мы пошли дальше. На кустах еще почти не было паутины, но уже стали попадаться стаи пауков-охотников. Первую я заметил, только когда она уже нападала на меня. Она появилась слева из-за кустов, и не успел я опомниться, как пауки уже оказались около самых ног. Я отпрянул. Но услышал спокойный голос Камиллы позади: – Не волнуйтесь. Они не тронут вас.

Она оказалась права. Пауки волной захлестнули мои сапоги, несколько побежали вверх по ноге, но добежав до колена, вдруг потеряли всякий интерес, спрыгнули вниз и отбежали в сторону. Скоро отступили и остальные.

– Пауки ощущают запахи и вкус своими ногами, и им эта штука, которой они пропитались, совсем не по нраву, – пояснила Камилла.

Успокоенный я двинулся дальше. Мы повстречались еще с дюжиной или около того стай, но все они, охладев к нам, отступили. Вскоре мы вышли на новое плато, с которого открывался вид на небольшой залив, окаймленный линией песчаного пляжа. Помню, что заметил это место еще с моря как последний участок берега, одетый лесом, перед началом сплошной скальной стены. Кусты и редкие деревья спускались к самому песку, уже приобретшему сероватый оттенок, которого на нашей стороне острова не было. В семи-восьми местах на песке виднелись знакомые коричневые пятна.

– Ага, – удовлетворенно сказала Камилла.

На нашем плато пауков вроде бы не было, поэтому мы сели и достали бинокли.

И с помощью бинокля я увидел немногим больше. Стаи пауков были так однородны и сплочены, что разглядеть отдельных особей было невозможно. Я наводил бинокль то на одно, то на другое скопление, но все они казались одинаковыми и неподвижными. Опустив бинокль, я вдруг услышал приглушенный возглас Камиллы. Только я собирался проследить направление ее взгляда, как вдруг мое внимание привлекло одно из пятен, пришедшее в движение. Снова поднеся бинокль к глазам, я увидел, что оно все такой же монолитной группой движется под углом вниз к воде.

– Что-то их потревожило, – сказал я, когда заметил, что и второе пятно переместилось.

– Вон тот краб, – сказала Камилла. – Посмотрите, под самыми деревьями.

И сфокусировала свой бинокль на видневшейся там черной точке и убедился, что это действительно краб. Он был примерно в пяти футах от деревьев и боком пробирался к воде. Ниже, впереди него, наперехват, двигались два пятна, стремящиеся отрезать его от воды. Краб повернул, и через несколько секунд оба пятна тоже изменили направление, и на этот раз тоже явно двигались наперерез.

Вдруг краб остановился и застыл в позе обороны, подняв вверх свои клешни. Обе группы пауков сначала продолжали двигаться в прежнем направлении, но через некоторое время сбавили скорость, а затем совсем остановились в нескольких футах друг от друга. Краб снова устремился к воде, теперь под другим углом. Возможно, ему и удалось бы до нее добраться, потому что бежал он немного быстрее пауков, но на этот раз пришла в движение третья группа, готовая перехватить его и на этом новом направлении. Казалось, он не замечал ее, пока почти не натолкнулся на пауков. В последний момент он снова попытался увернуться, но было слишком поздно. Пауки набросились на него. Он еще пробежал около метра, потом замедлил бег, остановился, и масса пауков скрыла его от наших глаз.

Камилла опустила бинокль.

– Поучительно, – сказала она. – По-видимому, их максимальная скорость передвижения группой около четырех миль в час. Зрение неважное, как и у большинства пауков. Вы заметили как они потеряли краба из виду, когда он остановился? Они рассчитывали, куда он направлялся и двинулись ему наперерез. Это интереснее всего – показывает, что они все вместе знали, что он будет пробираться к воде. А когда он переменил направление, то же самое через несколько секунд сделали они, – и опять готовы были его перехватить. Очень любопытно…

Но удивительно, что они вообще смогли убить краба, ведь он одет в броню со всех сторон, – и так быстро, дав ему пробежать только два фута.

Они, конечно, добирались до глаз и еще, возможно, суставов, хотя вряд ли…

Она немного поразмыслила, потом снова поднесла к глазам бинокль и направила его на ближайшую группу, которую изучала до инцидента с крабом.

Мы оба молча понаблюдали некоторое время за этой группой. Эти пауки никуда не перемещались, хотя и не были неподвижны, как остальные группы, – в их гуще было заметно бурлящее непрерывное движение, как и в группе, расправлявшейся с крабом.

– Может, они тоже поймали краба, – помолчав, предположил я.

Было уже около одиннадцати утра. Так как мы вышли очень рано, уже хотелось есть. Я вынул из своего рюкзака несколько бутербродов и предложил Камилле. Жуя бутерброды, мы все продолжали наблюдать за происходящим на берегу.

День выдался теплым – слишком теплым, чтобы можно было удобно себя чувствовать в нашем облачении, но я не испытывал ни малейшего желания снять какую-либо часть туалета, предохраняющую от нападения пауков, потому что здесь бродячая стая могла появиться в любой момент. Я только позволил себе приподнять сетку на поля шляпы, откуда можно было сбросить ее в любой момент. Шляпа на голове оказалась очень даже кстати, потому что солнце щедро изливало свои лучи с безоблачного неба. Я жаждал прохлады от ветерка, но до нас не долетало ни дуновения.

Камилла, которая теперь смотрела уже не на залив, а на бескрайнее покрывало паутины впереди, вдруг вскрикнула, схватилась за бинокль. Я сначала не мог понять, что она там заметила, а потом заметил поднимающуюся из белой толщи прозрачную колонну. Ее можно было разглядеть только на голубом фоне неба, да и то казалась она настолько бесплотной, что трудно было сказать – есть она или только почудилось. Камилла запрокинула голову, пытаясь найти вершину этой колонны. Я тоже взял бинокль, отыскал в него колонну, зыбкие очертания которой уходили на огромную высоту, но так и не смог понять, что же это такое. Предположил было, что это пар от гейзера, но почти сразу понял, что в таком случае колонна бы достигла не более полутора сотен футов в высоту. Потом я заметил еще одну прозрачную колонну, растущую несколько дальше. У нее вырисовывался явный изгиб примерно на высоте тысячи футов, но потом она выравнивалась и вздымалась еще выше. Проведя биноклем вдоль горизонта я обнаружил вдали еще три колонны и совсем призрачные силуэты еще нескольких, в чем впрочем, трудно было быть уверенным. Опустив бинокль, я снова воззрился на белое покрывало.

– Должно быть, мы ошиблись, и это не паутина. Это нечто испаряющееся, – сказал я.

Камилла отрицательно покачала головой.

– Нет, именно паутина. А это, – она указала на ближайшую колонну, – эмиграция. Пауки на экспорт. Они нашли восходящий поток воздуха и поднимаются вместе с ним. Миллионы паучат отправляются заселять большой мир.

– Но пауки ведь не могут летать, – изумился я.

– При подходящих условиях могут – паучата летают. Паутина – чудесная штука. Разве вы не читали «Путешествие на „Бигле“?» Помните, как они однажды проснулись, когда корабль был в открытом море за сотни миль от суши, и обнаружили, что вся палуба и рангоут усеяны маленькими паучатами?

В один прекрасный и тихий день паучата взбираются куда-нибудь повыше – на вершину дерева, куста, может сгодиться и травинка, – выпускают шелковую паутинку в несколько дюймов длиной и ждут. Раньше или позже паутинку подхватывает восходящий поток воздуха и поднимает их вместе с ней. Они летят подобно планеру, возносимые теплым воздухом. И подняться могут до двадцати или более тысяч футов. Вот это мы и видим.

Я посмотрел на призрачные колонны и попытался это себе представить.

Миллионы и миллионы паучков, отрывающихся от земли и кидающихся в беспредельное открытое пространство в надежде, что ветер отнесет их с острова на новые земли.

– Они все упадут в море, – сказал я.

– Девяносто девять и девяносто девять сотых процента действительно упадет, – согласилась она, – но что это значит при их плодовитости?

Некоторые уцелеют и начнут размножаться. – Она снова взглянула на колонны.

– К счастью, они поднимаются высоко, а вверху ветер дует на восток. И, как мне кажется, в здешних местах это преобладающее направление ветров, из-за чего наша сторона острова остается свободной от пауков, а то бы они уже захватили остров целиком.

Когда она кончила свою речь, я краем глаза заметил какое-то движение слева на краю прогалины. Камилла тоже его заметила. Из жесткой травы появилась группа пауков и направилась к нам. Я начал было вставать, но Камилла остановила меня.

– Не шевелитесь, и они нас не заметят. Вспомните краба, – сказала она и продолжала невозмутимо наблюдать за ними. Я мог только позавидовать ее спокойствию.

В той группе было около трехсот или четырехсот пауков. Впервые мы могли так близко рассматривать их в движении, но не в нападении. Правда, и теперь различить отдельных особей было трудно. Они двигались с такой слаженностью, так прижимаясь друг к другу, что непонятно, как им хватало места переставлять ноги. Даже вблизи они выглядели как текучая масса.

Мы сидели у них прямо на дороге. Если бы я был один, то конечно же убрался побыстрее. Камилла, находившаяся к ним ближе меня, продолжала с интересом разглядывать их.

Сантиметрах в десяти от ее ноги вся группа остановилась. Такая мгновенная остановка напомнила мне хорошо вымуштрованный взвод солдат, застывающий по стойке «смирно». Видимо, передовые члены группы уловили запах инсектицида и сочли его отвратительным. Буквально через секунду пауки всей группой повернули налево и двинулись дальше – держась все в тех же четырех дюймах от носка сапога, пока последние ряды не миновали его.

Потом пауки повернули направо и возобновили прерванный путь.

Мы следили за ними, пока они не исчезли под стелющимися ветвями куста на другой стороне нашей прогалины.

– Да, ничего не скажешь! Прекрасно натренированное подразделение, – сказала Камилла.

Она снова взялась за бинокль и продолжила наблюдения за происходящим на берегу, на этот раз обратив особое внимание на ближайшую группу. Там продолжались все те же перемещения без видимой причины. Понаблюдав несколько минут, Камилла сказала: – Они копают. Роют яму.

Я присмотрелся. Она как будто бы была права. Теперь рядом с той группой возвышался пологий песчаный холмик, которого я прежде не замечал.

Но цель такого поведения пауков оставалась для меня по-прежнему неясна.

Вокруг ямы копошилось слишком много пауков, чтобы можно было конкретнее разглядеть, что там происходит. Но все же через некоторое время Камилла снова отложила бинокль, вздохнув при этом.

– Так-так-та-ак! – снова воскликнула она.

– Что? – спросил я.

– Черепашьи яйца. Вот до чего они добираются, – сказала она и задумалась. Наконец она подняла глаза и перевела взгляд на укутанный паутиной лес.

– Интересно, что делается там? – вполголоса проговорила она. – Они истребили всех птиц – наверно, сначала съели яйца, потом и самих птиц; насекомых тоже почти свели на нет. Допустим, они переловили все, что бегало и ползало по земле. Теперь им, наверно, есть почти нечего, только друг друга. Выживает сильнейший, вот уж поистине! Они вынуждены шнырять в прибрежной полосе, прочесывая ее в поисках пищи. Интересно, сколько времени им потребуется, чтобы научиться ловить рыбу?

– Или строить лодки, – подсказал я.

– Нет, я совершенно серьезно. Они научились плести сети, чтобы ловить летающих насекомых. Паутинный шелк – изумительная вещь. Из него вполне можно сплести сеть, которая способна удержать рыбу.

– Да ну, – сказал я. – Вспомните как сильно бьется попавшаяся в сети рыба.

– А вы вспомните как прочен шелковый шнур, – а ведь их плетут из материала, немногим отличающегося от паутины. – Она покачала головой. – Такому повороту дел я не вижу препятствий. Более того, скорее всего так и будет, если судить по виденному нами сегодня. Они способны и на это, и на многое другое…

Думаю, вы не осознали полностью смысл того, чему мы оказались свидетелями. Но, поверьте мне, это переворачивает все прежние представления. Ведь пауки – очень древние животные. Они существуют уже много миллионов лет. Они сформировались настолько давно, что до самого последнего времени не могли найти их предка: казалось, пауки существовали вечно, не меняясь и не поддаваясь внешним влияниям. Они плодовиты, но новые поколения так идентичны предыдущим, что большинство исследователей давно прекратили обращать на них внимание. Имея такое древнее происхождение, они все же не представляли интереса, потому что казались отрядом, полностью завершившим свое развитие, не обладавшим никаким эволюционным потенциалом. Они как бы остались в тихой заводи бурной реки жизни. Каким-то чудом сохранившиеся реликты исчезнувшего мира. И как бы не менялось все вокруг, они все так же размножались – и когда динозавры только начали завоевывать мир, и когда те уже вымерли и им на смену пришли млекопитающие; пауки в любых условиях находили себе средства к существованию.

Но любопытно, что они не утратили жизнестойкости. Как отряд в целом, они не проявляют никаких признаков старения и угасания. И теперь мне кажется, что, если они не изменились до сегодняшнего дня, то причина тому вовсе не в том, что они неспособны к дальнейшему развитию. Возможно, у них не было достаточного стимула к развитию. Ведь, если рассудить, их жизнь очень мало пересекается с жизнью других видов, кроме насекомых, пожалуй, а с ними они прекрасно справляются. Они не сталкивались ни с какой серьезной опасностью, угрожающей их существованию, так зачем им развиваться? Пауки почти идеально приспособились к своему окружению, и никакого побуждения к развитию не испытывают. Они и так преуспевают.

Далее, большинству видов приходится либо меняться, чтобы их не превзошли, либо, если это не удается, они вырождаются. Но пауки не выродились. А нельзя ли заключить отсюда, что они не утратили способность развиваться, а просто настолько хорошо приспособились, что не испытывают особой необходимости меняться, а способность к развитию дремлет неиспользованная?

– Я не могу судить, – сказал я. – Ваши доводы звучат убедительно.

Единственное, что меня смущает, это отсутствие каких-либо доказательств того, что эволюционировали именно эти пауки, этот островной вид. Ведь вы сами уверяли, что это абсолютно обычные пауки.

– Да, так и есть, – согласилась она. – Человек тоже кажется совершенно обычным млекопитающим – на анатомическом столе. От остальных млекопитающих его отличает поведение. И эти пауки отличаются от остальных своим поведением.

– Вы имеете в виду, что они охотятся стаями? – спросил я.

– Именно. Ваши обычные пауки – не очень-то общительны. Они индивидуалисты. Первая задача паука – защититься от врагов, и тут он надеется на то, что ему удастся остаться незамеченным в своем укрытии.

Вторая – добыть пропитание. Для этого он ловит насекомых, но ни с кем не делится своей добычей и даже нападает на любого другого паука, осмелившегося подойти к нему слишком близко, а то и съедает его самого.

Известно также, что у многих видов пауков самец часто поедается после спаривания, если не поторопится убраться вовремя. Нет, конечно же это далеко не общительное существо, – а здесь перед нами их сообщество, совместная деятельность. Охота стаями, которую вы упомянули. И это настолько выходит за рамки всех представлений, что говорит о коренной перемене картины поведения.

Она на секунду замолчала, затем продолжала: – И это очень значительный факт, а до какой степени значительный, еще предстоит выяснить. Я бы сказала, что гораздо важнее видимой перемены облика – отращивания более сильных челюстей или даже крыльев. У нашего вида вдруг появилось свойство поведения, всегда ассоциировавшееся с другими видами – а именно с пчелами и муравьями. Как если бы у некоего вида обезьян или породы собак вдруг развилась способность мыслить – то свойство, которое всегда приписывалось исключительно человеку.

– Ну уж, – возразил я тут. – Может, это слишком смелое предположение?

– Я так не считаю. Вероятно и существует где-то вид-другой пауков, научившихся жить сообществом, но они слишком редки и незначительны. Ничего подобного тому, что наблюдаем мы с вами, никогда известно не было. Если бы хоть кто-нибудь услыхал о таком, то весть немедленно облетела бы весь научный мир. Нет, такое поведение появилось недавно, и если судить по внешним проявлениям, дало паукам весьма существенные преимущества…

Перед уходом мы опустили на лицо сетку и еще раз опрыскали друг друга инсектицидом, а затем отправились в обратный путь.

Теперь я уже убедился в эффективности наших средств защиты и уже не стремился убегать от каждой встречной стаи пауков, шныряющих в подлеске.

Они, правда, ни разу не упустили возможности броситься на нас и кидались сотнями, когда мы проходили мимо, но редко поднимались выше колен, быстро спрыгивали на землю и убегали.

Примерно через четверть мили путь нам преградила расщелина в скалах, по дну которой катился в океан бурлящий ручей. Мы повернули вглубь острова по одной стороне расщелины, чтобы найти удобное для переправы место. Через несколько ярдов Камилла остановилась.

– Минуточку. Я хочу понаблюдать вон за ними, – сказала она и вынула бинокль. Я посмотрел туда, куда она указала.

На другой стороне расщелины скопление пауков покрывало ветви какого-то кустарника. Казалось, пауки ничем не были заняты, просто сидели и ждали. Потом на солнце блеснула паутинка, парящая в почти неподвижном воздухе. В бинокль были видны несколько таких паутинок, свивающихся в крупные кольца.

Сначала ничего особенного не происходило. И вдруг один паук спрыгнул с ветки и побежал прямо по воздуху. По-видимому, какая-то из паутинок зацепилась за нашу сторону расщелины, и паук тут же переправился. Как только этот паук (или паучиха) достиг нашей стороны, по той же паутине устремился другой паук, потом еще и еще. После седьмого или восьмого паутинка уже стала заметна глазу. На переправе теперь одновременно были видны три-четыре паука, а тоненькая паутинка превратилась в ниточку, способную выдержать десять-двенадцать пауков одновременно. Все оставшиеся на той стороне ринулись вперед, расстояние между бегущими стало сокращаться, а мост становился все прочнее и прочнее. Мы продолжали наблюдать, пока все четыре или пять сотен не перебрались на нашу сторону, потом они соединились в группу и скрылись. Тогда Камилла опустила бинокль.

– Чудесная штука – шелк, – сказала она. – Да, тут, похоже, и гибнет в зародыше план Чарлза создать непроходимую зону.

Озабоченные, мы пошли дальше.

И еще не вышли из владений пауков, когда я сделал еще одно открытие.

Между стеблями травы справа от расчищенной нами тропинки я заметил клочок меха. Раздвинув ветви и траву, я наклонился, чтобы получше рассмотреть его. Это была крупная крыса – вернее, когда-то это было крысой, потому что сейчас от нее осталась только шкурка. Сухая пустая кожа, покрытая мехом, обтягивающая скелет из обглоданных до блеска костей.

Минуту мы молча стояли и не могли оторвать глаз от моей находки.