Текст книги "Мужчина, который забыл свою жену"

Автор книги: Джон О'Фаррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

– Воган, у меня для тебя плохие новости, дружище. – Гэри сидел за кухонным столом и пытался хлебным ножом подцепить последнюю маринованную луковку в банке.

Моей амнезии исполнился уже месяц.

– Что случилось?

– Тебе, наверное, лучше присесть.

– Что-то с Мэдди? Или с детьми? Не томи.

– Нет – это с твоим отцом. У него ещё один инфаркт.

Я остолбенел.

– Мой отец?! Я и не подозревал, что у меня, чёрт побери, есть отец. Он жив? Почему ты не сказал, что мой отец жив?

– Ну, я… это… просто подумал, что ты в курсе. Ты же ни о чем не спрашивал… – Гэри беспомощно поднял руки.

– Но ты говорил о моих родителях в прошедшем времени.Сказал, что они былипрекрасной парой.

– Ну да, я же с ними был знаком раньше… Тогда, выходит, это хорошая новость, если ты думал, что он умер. А он жив. Пока. Хотя на твоём месте я бы не откладывал встречу надолго… Инфаркт, это же серьёзно, да? – И тут же, словно желая утешить: – Хочешь луковку?

Вопросы, которые следовало задать давным-давно, обрушивались на Гэри быстрее, чем он успевал на них отвечать.

– Сколько ему лет? Он в сознании? А когда случился прошлый инфаркт? – И самый сложный: – Как я к нему обращаюсь?

– В каком смысле?

– Я называю его «папа», или «папочка», или «отец», или зову по имени?

– Понятия не имею. Наверное, «папа». В смысле, если бы это звучало как-то необычно, я бы запомнил.

Ещё Гэри добавил, что звонила Мадлен – сообщила, что ведет детей в больницу, чтобы те повидались с дедушкой. Его перевели из реанимации, и к нему ненадолго пускают.

– Мадлен сама звонила?

– Линде, на мобильный. Сказала, что тебе, наверное, следует знать.

– А ещё что-нибудь сказала? Мне ей перезвонить?

– Нет.

– Нет – в смысле не сказала?

– Нет – в смысле сказала, чтобы не перезванивал. Она оставила телефон больницы. Смешно…

– Что именно?

– Да номер оканчивается на единицы. Один, один, один. Странно, да?

Я рухнул на стул, а Гэри, до которого наконец дошло, что новость для меня убийственна, попытался выразить сочувствие в своей обычной идиотской манере:

– Тебе, наверное, нелегко, чувак.

– Да уж…

– Сначала вообще о нём не помнил, а потом выясняется, что старикан почти при смерти.

– Да уж… нехорошо.

– Вот именно. Нехорошо. Так оно и есть. Вкус какой-то странный. Маринованный лук может испортиться?

– Ты не знаешь, во сколько точно Мадлен собиралась в больницу?

– He-а. Но ты можешь туда позвонить. Или это потому что уксус какой-то специальный, бальзамический или вроде того.

– Наверное, мне всё же следует ей позвонить. Выяснить, когда она туда идет, что нужно… и вообще.

– Можно и позвонить. Только она просила этого не делать. Хм, похоже, меня поташнивает.

Я не готов был прямо сейчас встретиться с детьми. Но в случае с отцом обстоятельства не оставляли выбора, знакомиться нужно было немедленно. Чтобы не умереть от горя, если он всё же скончается.

* * *

У входа в больницу я подумал, что надо купить что-то в подарок. Может, открытку или цветы? Или что-то, демонстрирующее уверенность, что он скоро поправится, журнал, например, или даже книжку? Не очень толстую, конечно; «Война и мир» или четвёртый том Гарри Поттера – это, пожалуй, чересчур. Но я абсолютно не представлял, что может быть интересно моему отцу. Слово «папа» ассоциировалось только с набором ролевых моделей, переживших мою амнезию. Капитан фон Трапп и король Лир смешались с Гомером Симпсоном, Дартом Вейдером и забавным палаткой из рекламного ролика семидесятых.

Я поднялся на четвертый этаж и направился прямиком к палате отца. Откровенно здоровый вид крепкого темноволосого мужчины, лежавшего на кровати, приятно удивил. Так это и есть мой отец. Папа. Я присел рядом и преданно взял его пухлую руку.

– Привет, пап, это я. Пришёл, как только узнал.

Мужчина внимательно посмотрел на меня.

– Кто ты, мать твою, такой, трахнутый ублюдок? – рявкнул он с выраженным восточным акцентом.

Тут я разглядел арабское имя на пластиковой бирочке и пулей вылетел из палаты.

Присел в коридоре отдышаться. Итак, я держал за руку постороннего пожилого мужчину, – в такой ситуации трудно сохранить спокойствие. Впрочем, может, он и не посторонний, а Гэри просто забыл сообщить, что мой отец сирийский шпион, сделавший карьеру в Королевских ВВС, несмотря на малопонятный акцент и склонность к грамматически некорректной нецензурной брани.

Наконец-то я стоял перед палатой, фамилия обитателя которой совпадала с моей. Я решительно взял себя в руки и шагнул через порог. На больничной койке, в окружении урчащих аппаратов, обмотанный проводами и трубками, лежал тощий, кожа да кости, старик – бесцветная кожа обтягивала скулы, губ почти не видно. Контраста ярче не придумаешь: плазменные мониторы и дорогущие технологии космической эры – и тело в центре, словно мумия бронзового века, чудом сохранившаяся в торфяных отложениях.

– Привет…

– Это ты, сынок? – прохрипел он сквозь кислородную маску.

– Да. Это я.

– Как это мило с твоей стороны. Пришел меня навестить. – Голос слабый, голову не повернул, обращаясь ко мне.

– Да ничего особенного. Это самое малое, что я могу сделать. Может, тебе что-нибудь нужно?

– Нет, присядь. Со мной всё нормально. (Хотя по виду этого было не сказать.)

Врачи уверяли, что отец в сознании, в здравом уме и твёрдой памяти, но я всё равно надеялся, что пациент будет спать или не сможет говорить из-за кислородной маски на лице, а я, как преданный сын, посижу немножко рядом и отправлюсь восвояси.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно, лежать здесь – сплошное удовольствие.

– У тебя что-нибудь болит?

– Немножко. Ничего особенного.

– Может, всё-таки тебе что-нибудь принести?

– Двойной виски. Безо льда.

Я улыбнулся беззаботности этого старика и понял, что уже люблю своего папу. Он умудрился сохранить чувство юмора даже на пороге смерти. Вообще-то выглядел он так, словно уже преодолел этот порог и, миновав прихожую, направляется прямиком в гостиную смерти. В палате пахло дезинфекторами, которые не могли заглушить запах угасающего тела.

– Мэдди с детьми. Заходила…

– Да, знаю.

– Чудесные ребятишки. Такие милые.

– Точно. – И по глупости добавил: – И прекрасно справляются со всем этим.

Старик помолчал, но потом всё же уточнил:

– Справляются с чем?

– Ну, ты же понимаешь…

– Что случилось?

И тут до меня дошло, что дед ничего не знает о нашем разводе. Естественно: отец – старый человек, с больным сердцем, с чего бы мы стали подвергать его дополнительному стрессу и рассказывать, что брак его единственного сына распался? И по той же самой причине ему, конечно же, не сообщали, что я пропал и теперь страдаю амнезией.

– Ну, они прекрасно справляются, оба… с тем, что у их любимого дедушки инфаркт.

В этот момент я, каким бы диким это ни показалось, обрадовался тревожному звонку на одном из мониторов, что избавило от необходимости продолжать разговор. Я испуганно подпрыгнул, не понимая, что делать. Прямо над кроватью мигала красная лампочка. Это что, он, тот самый миг? Вот сейчас мой отец умрет, спустя пару минут, как я с ним впервые встретился? Но тут вошла медсестра, равнодушно щёлкнула каким-то тумблером и молча направилась обратно к двери.

– Всё в порядке?

– Да, просто аппарат барахлит. Ничего страшного.

– Спасибо! – проговорил дед вслед сестре. – Они тут просто восхитительные.

– Смотрю, ты не падаешь духом?

– Точно. Не жалуюсь.

– Ну, знаешь, ты только что пережил второй инфаркт, имеешь право и пожаловаться немножко.

– Да нет, я абсолютно счастлив. Сестрички очень добрые. Абсолютно восхитительные.

Поистине «абсолютно восхитительно», что мой отец не сказал ни одного дурного слова о своём нынешнем положении. Не знаю, чего я ждал – усталости, страха, раздражительности, страданий, но эта жертва болезни сердца проявляла невероятную сердечность.

На тумбочке рядом с кроватью я заметил открытку, подписанную «Дилли».

– Красивая открытка.

– Благослови Господь девочку. Такая заботливая.

Я прислушался к его прерывистому дыханию. Попытался представить, как этот человек держит меня за ручку, переводя через дорогу; или как мне, малышу, доверяют переключать скорости в автомобиле; или как мы вместе гоняем футбольный мяч в каком-то воображаемом саду. Но реальных воспоминаний так и не родилось.

– Помнишь, как мы играли в футбол, когда я был маленьким? – осторожно спросил я.

– Разве такое забудешь? Ты вечно был… – он помедлил, словно старый мозг с трудом подбирал правильные слова, – таким бестолковым.

Я хихикнул.

– Но я же был совсем ребенком.

– Ничего подобного. Даже когда стал старше. Никуда не годился! – На измученном лице появилась тень улыбки.

Так, всё ясно, отец путается в воспоминаниях, надо менять тему.

– Футбол, пожалуй, никогда не был моим сильным местом. Гэри вспоминает, как я пел в ансамбле.

– О да! Ну и голос!

– Э-э… спасибо.

– Как будто кота за хвост тянут.

– Что?

– Жуткий.

– Ха! Просто старшему поколению вся рок-музыка кажется странной.

– Публика аплодировала…

– Ну вот видишь…

– …вяло. Ровно пока ты пел…

Похоже, мы всегда подтрунивали друг над другом, но я как-то не ожидал подобной грубости от малознакомых людей.

Но, успокоившись, я понял, как замечательно, что отец сохранил способность подшучивать надо мной даже на больничной койке. Это демонстрировало нашу близость. Наверняка таким образом папа выражал свою любовь и привязанность.

– Но это всё ерунда, – объявил древний мистик, видевший нечто, непостижимое для его ученика. – Потому что главное в своей жизни ты выбрал правильно. – Сейчас голос звучал совершенно серьёзно.

– Что именно – работу?

– Нет. Свою жену. —С невероятным усилием он повернул лицо ко мне. – Ты женился на правильной девушке. – Он дышал всё тяжелее, мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова, звучавшие из-под маски. – Вы двое. Идеальная пара. – И прикрыл глаза, наверное представив, как я сегодня вечером встречусь с Мадлен, и радуясь этому образу.

Думаю, физическое состояние моего отца придавало дополнительной ценности его словам. Любое утверждение, прозвучавшее со смертного одра, кажется значительным. Можно испустить дух со словами: «Всегда снимай пальто в помещении, иначе не сможешь согреться», и слушатели будут благоговейно кивать мудрости этого откровения. Но мой отец потратил свои последние выдохи, чтобы сказать, что мы с Мадлен идеальная пара, – впервые хоть кто-то сказал что-то доброе о нашем браке.

– Да, одна такая на миллион, – согласился я.

– Прямо как… – хриплый вдох, – твоя мама.

И внезапно время вышло. Всего десять минут, но бак с горючим опустел.

– Я немного устал, сынок. Сил нет говорить.

– Ладно. – И всё-таки сумел выговорить: – Хорошо, папа.

Папа затих, мгновенно провалившись в глубокий сон. Я сидел рядом и просто смотрел на него, пытаясь найти своё место в этой реальности. Мимо двери в палату провезли каталку, но никто не вошёл. Я думал, что при виде беспомощного отца расплачусь, но сейчас, напротив, чувствовал себя в приподнятом настроении. Наши с ним ощущения в отношении Мадлен совпадали. «Идеальная пара», так он и сказал. И будь моё сердце подключено к ЭКГ, сейчас график показал бы полный покой.

Пришла медсестра и сказала, что теперь отец проспит несколько часов.

– Он на редкость оптимистичен, не находите?

– Да, он из тех людей, – улыбнулась сестра, – рядом с которыми сразу хочется жить.

– Это мой папа.

– Да, я знаю.

* * *

Жаль, что Гэри с Линдой не было дома, когда я вернулся. Ужасно хотелось рассказать им об отце, что сказал он про Мэдди, что медсестра сказала про него самого. Наверное, стоило позвонить Мэдди и поговорить с ней о папе.

Что может быть естественнее, чем поговорить о наших с ней посещениях больницы? Номер телефона я уже выучил наизусть, но остановился, так и не набрав последнюю цифру Потом положил трубку и вышел в холл. Я улёгся на ковёр и некоторое время рассматривал мигающий огонек пожарной сигнализации, словно сообщавший, что на его батарейку никто не покушался. Затем, практически не раздумывая, подскочил, решительно набрал номер и едва не упал в обморок от неожиданности – ответили почти мгновенно.

– Алло? – Детский голосок, добрый и немного удивленный. – Алло, кто это говорит? Мам, там молчат, но, кажется, кто-то есть…

– Алло-оо? – Трубку взяла Мэдди. – Алло? Перезвоните, пожалуйста, здесь ничего не слышно… Спасибо, до свидания.

Я успел услышать, как Дилли воскликнула «Мам!», перед тем как связь прервалась. Вот так я впервые услышал голос своей дочери.

Я звонил с мобильного, заблокировав определение моего номера. Сейчас они, наверное, гадают, кто бы это мог быть. Разглядывая телефон в своей руке, я обратил внимание на значок камеры в меню. А перебирая разные функции, с восторгом отыскал «фотографии», о которых мне тоже ничего не сказали. Один щелчок – и передо мной целая галерея фотографий Джейми с собакой, Мэдди с собакой, меня самого с собакой. И ещё сотня фото только собаки. Я заподозрил было, что это Дилли баловалась с камерой. Но там нашлись и её изображения – она явно позировала, и всегда с ослепительной улыбкой. Я ещё раз медленно просмотрел весь альбом, рассматривая маленьких людей, которых породили мы с Мэдди. А потом едва не разрядил аккумулятор, глядя на Мэдди, пытаясь разгадать её чувства на каждом фото, воображая, при каких обстоятельствах они сделаны, что при этом говорилось. И никакие рациональные мотивы не могли объяснить моё невероятное влечение к ней. К жене, которую, по словам Гэри, мне никогда не вернуть. К женщине, которую мой отец считал для меня идеальной парой.

Спустя час я стоял перед зеркалом в ванной, прижав бритву к горлу. Ещё один последний взгляд – и я продолжил. Седоватые клочья бороды падали в раковину, затем жесткая поросль прежнего Вогана была извлечена из фаянсовой посудины и отправлена в помойку. Неровная щетина покрыта пеной с истинно мужским ароматом и удалена бритвой новейшей модели, с количеством лезвий, превышавшим необходимое. Сантиметр за сантиметром моё лицо проступало наружу, впервые с конца 1980-х, когда я прочёл, что миссис Тэтчер не одобряет бороды.

Рождение лица не обошлось без крови и боли. В бритье я был новичок и слишком сильно прижимал лезвие к коже, но при этом пропускал участки под нижней губой и в других неудобных местах. Но вот сполоснул лицо – и из зеркала на меня посмотрел совершенно другой человек. Я убеждал себя, что стал красавцем с твердым подбородком, вылитый Джеймс Бонд или Супермен, – эффект несколько портили пятнышки засохшей крови и клочки салфетки, прилепленные к самым израненным местам. Чисто выбритый субъект был одет всё в те же мятые потрепанные лохмотья, которые я отыскал в шкафу у Гэри с Линдой. Настало время переходить к части второй моего плана.

Гэри утверждал, что моя амнезия – это своеобразная разновидность кризиса среднего возраста, каковое определение я с негодованием отверг, так как был убежден, что моя жизнь только начинается. «Не пойму, с чего столько шуму про сорок лет, – ворчал Гэри. – Почему тебе просто не повесить серьгу в ухо, не купить красный спортивный автомобиль и не покончить с этим?» Я вспомнил его слова, входя в секцию мужской одежды и громко объявляя продавцу, что мне нужна пара новых костюмов.

– К вашим услугам, сэр.

– Что-нибудь стильное, понимаете, элегантно и со вкусом… – И тут же в зеркале заметил клочок туалетной бумаги с капелькой крови, случайно оставшийся на моём лице.

Дизайнеры, оказывается, тратили деньги даже на то, чего никто не увидит, – подкладку с замысловатым узором и маленькие внутренние кармашки. В новом наряде я показался себе на пару дюймов выше ростом, строгим и сдержанным. И продавец снизошел до комплимента: «Очень симпатичный костюм». Галантерейщик сначала встретил меня несколько пренебрежительно, и отношение не улучшилось, когда выяснилось, что я не помню пин-код собственной кредитки. В ответ на отчаянное сообщение, отправленное Мэдди, я получил пин-код, девичью фамилию мамы и пароль. Вооружённый знаниями, необходимыми для выживания в современном мире, я купил три дизайнерских костюма, три рубашки и две пары обуви. Один из костюмов я сразу же надел, а старую одежду упаковали и вручили мне пакеты, хотя я и не собирался впредь облачаться в нее.

Через месяц после амнезии на свет появилась модель Воган 2.0. Да, были небольшие проблемы с операционной системой, да и память скромного объёма, но выглядела эта модель почище и поаккуратнее; интерфейс гораздо более приятен для глаз; не источает дым и вовремя заменяет все батарейки. Я надеялся, что найдётся система, в которой кто-нибудь вроде Мэдди посчитает эту модель желанной и крайне необходимой.

– Прошу вас, сэр! – Продавец протянул мне пакеты с покупками. – Особый случай?

– Вроде того. Я только что познакомился со своей женой.

– Мои поздравления, сэр! И когда свадьба?

– Ох, не спеши, парень, – вздохнул я, заталкивая чек в пакет. – Сначала нужно с ней развестись…

Глава 11

«Это первый день остатка твоей жизни» —гласила надпись на открытке, с которой на вас смотрел симпатичный тюлень. Фраза вселяла надежду даже в меня, в моей-то безнадёжной ситуации. Внутри открытки я обнаружил продолжение: несколько дальше стоит канадский охотник на тюленей с багром в руках, и надпись: «Ага, и последний день остатка твоей жизни».

Я бродил между полками с дорогущими открытками, совершенно растерявшись от бесконечного, но бессмысленного выбора. Может, Дилли нравятся милые зверушки? Или фотографии стильных девчонок-подростков? Она точно уже выросла из диснеевских принцесс? Как же я боялся ошибиться. Это ведь очень важно. «Прости, я забыл про твой день рождения…»Раскрыв, читаю внутри: «У меня был ужасно растрёпанный день».Ещё раз смотрю на открытку – мохнатый нечёсаный пёс. Ещё раз читаю: «У меня был ужасно растрёпанный день».Видимо, в результате амнезии утрачен участок памяти, где хранилось понимание этой шутки. Нашлись ещё открытки с надписью «Прости, я забыл про твой день рождения»,но ни одна из них не продолжалась словами «Потому что у меня чертовски редкое неврологическое заболевание, известное как обратимая амнезия».

В открытке для Дилли я написал, что хотел бы подарить ей то, что она сама выберет, но додумался до этого лишь через несколько часов блужданий по магазину игрушек в поисках вдохновения. В открытку я вложил свою маленькую фотографию, чтобы новый безбородый и стильный имидж отца в костюме не стал для детей потрясением. И чтобы быть уверенным, что они действительно знают, как этот самый отец выглядит. В глубине души я всё ещё сомневался, что они со мной вообще знакомы.

Когда я вернулся с почты, Линда уже возилась на кухне, помешивая что-то в кастрюле. Она оглянулась, взвизгнула и вдруг бросилась на меня, размахивая деревянной ложкой. Капли густого картофельного супа брызнули во все стороны.

– Линда, это же я!

– Воган, чёрт тебя подери… тебя не узнать.

– Ты заляпала мой новый костюм!

– Прости, но ты совсем на себя не похож. Где борода? Да ты красавчик! Нет, ты, конечно, всегда былхорош собой…

Она стянула с меня пиджак и занялась его чисткой, когда в кухне появился Гэри:

– Всё в порядке?

– Ну и как? – выжидательно обернулась к мужу Линда.

– Э-э… новое платье?

– Не я – как тебе Воган?

– А что такое?

– Он сбрил бороду!!!

– А, так вот в чём дело. А я подумал, он просто голову помыл.

– А костюм?

– О, точно! Ну всё-таки понедельник – важный день, первый раз на работу…

Да, я действительно решил вернуться на свое прежнеё рабочеё место: инстинкт подсказывал, что, если торчать целыми днями в квартире Линды и Гэри, душевного здоровья не прибавится.

– Ты мне ничего не сказал, Гэри, – неожиданно встревожилась Линда. – Почему ты мне не сказал? Ты никогда мне ничего не говоришь!

– Слушай, но это же совершенно не логично. Если бы я никогдатебе ничего не рассказывал, ты бы не знала, как меня зовут, да вообще ничего обо мне не…

Взвыли сирены, и толпы народа ринулись в убежища. Приближалась страшная семейная буря. Человек, который совсем недавно учил меня теории семейной жизни, собирался продемонстрировать её на практике. И если я и впредь останусь гостем семейной пары, то рано или поздно они попытаются пробудить во мне воспоминания о грядущем разводе, устраивая скандалы в моём присутствии.

Немного есть вещей на свете столь же неловких, как присутствовать при выяснении отношений между мужем и женой. Единственный разумный вариант поведения – залечь на полу в безопасном месте, притворившись глухим и немым, но мысленно живо реагируя на каждый поворот дискуссии: «О-о, этого я не стал бы говорить!» или «О нет, но и так отвечать не стоило, будет только хуже!»

В каждой семье существует свой «геологический разлом», проходящий недалеко от поверхности, и даже легкий шум или слабые сотрясения могут объясняться этой трещиной, лежащей в основе конфликта. Разлом может именоваться «ты женился на мне только потому, что я забеременела» или «тебя никогда нет рядом в трудные моменты», но всё же большую часть времени эти могучие скрытые силы безмятежно дремлют. И вдруг, без особого повода, посуда начинает мелко вибрировать, семейное фото падает со стены, и, прежде чем вы успеете осознать, что происходит, подземные тектонические плиты приходят в движение и скандал достигает 8,2 балла по шкале Рихтера.

Не надо быть профессором психологии, чтобы понять, что главная линия напряжения в браке Линды и Гэри проходит по вопросу рождения Дитя/ребёнка.Истории известны мужчины, ожидавшие рождения наследника с меньшим энтузиазмом, чем Гэри. Сразу приходит в голову царь Ирод, например. Но хотя все их семейные споры крутились, по большому счёту, именно вокруг этой темы, практически никогда они не ссорились в открытую – словно сейсмическое напряжение нарастало постепенно.

– Ты настолько, чёрт возьми, занят собой, что вообще со мной не разговариваешь. Ты даже не заметил, что Воган сбрил бороду. И прекрати вертеть в руках свой идиотский айфон!

– Я не верчу его в руках, я просто включил диктофон.

– ТЫ ЗАПИСЫВАЕШЬ НАШИ ССОРЫ?!!

– Именно так, а то ты вечно потом перевираешь мои слова или приписываешь то, чего я не говорил.

– Только не начинай! Ты же, мать твою, вечно твердишь, что…

– Никогда! И если бы ты прослушала ещё раз эти файлы, ты бы знала, что я только один раз сказал…

– Так ты что, всегда записываешь наши скандалы?

– Да, и сто лет назад сообщил тебе об этом!

– Неправда!

– Правда! Уймись – всё записи сохранились, можешь послушать сама.

Выяснилось, что Гэри хранит записи всех семейных ссор, причем в хронологическом порядке. Со временем он собирается снабдить свой архив перекрестными ссылками и предметным указателем. Иногда конфликт только зарождается, он включает диктофон, но тут Линда произносит что-то примирительное, и ему, с некоторым разочарованием, приходится удалять файл.

Это единственный пример отношений в браке, который я мог наблюдать непосредственно, и с недоумением осознал, что данный вариант оказался гораздо успешнее, чем мой собственный. Что же за древний могучий разлом уничтожил наш с Мэдди союз, что могло так непоправимо разрушить наш очаг?

Ночью я слышал, как Гэри и Линда занимаются любовью, и, грешным делом, подумал, а не записывает ли Гэри на айфон и эти звуки. В сексе супруги были столь же страстны, как и в ссорах; только что они кричали от злости, а через мгновение – уже в экстазе. Похоже, у Гэри с Линдой типичный маниакально-депрессивный брак.

* * *

Для осуществления плана по обретению контроля над собственной жизнью я решил перебраться из дома Гэри и Линды в какое-нибудь более спокойное место. Может, в Басру? Кроме того, я не хотел злоупотреблять гостеприимством. Ещё раньше днём Линда пылесосила в моей комнате и вдруг влетела в гостиную, испуганно вытаращив глаза:

– Почему под детской кроваткой спрятаны огромные электрические ножницы?

– Ах, это… ну, это очень легко объясняется…

– Целый километр острой как бритва стали! А если Дитя случайно наткнется на них?

–  Ребёнок, —буркнул Гэри, не поднимая головы.

Сценарий Линды показался мне маловероятным.

– Кажется, до рождения малыша ещё довольно много времени…

– Что, если Дитя включит эту штуку и начнет с ней играть?

–  Ребёнок.

Поскольку до появления нового члена семьи оставались жалкие шесть месяцев, я понимал, что пора дать родителям возможность спокойно поорать друг на друга.

Прошло несколько недель с того момента, как дебютант Воган был представлен обществу, а я уже обретал уверенность в себе. Вначале я чувствовал себя даже хуже незваного гостя на студенческой вечеринке – скорее обкуренным байкером, который на мотоцикле врывается на великосветский раут. Впрочем, я быстро овладел навыком оценивать степень общности с людьми по выражению лица. Незнакомы были абсолютно все, но в глазах отражался совершенно разный уровень ожиданий. Те, с кем мы общались долгие годы, словно умоляли о признании, в то время как равнодушный взгляд случайного знакомого ничего не требовал в ответ.

– Привет, Воган, отлично выглядишь. Рада, что ты вернулся, – улыбнулась секретарша школы, и я тут же сумел вычислить, насколько близко мы с ней знакомы. Судя по бейджику, Джейн Маршалл, во-первых, действительно работала здесь, а во-вторых, школе не помешала бы более качественная цифровая фотокамера.

Я, разумеется, выяснил, как зовут директора, но не знал, как следует к нему обращаться – «Питер» или всё-таки «мистер Скотт». Он лично взял на себя труд приветствовать меня и побеседовать о «реинтеграции в школьное сообщество». Мы прохаживались по коридору, что дало возможность познакомиться с персоналом и «заново освоиться» в здании. Окружающие вели себя настолько естественно и раскованно, что с ними, вероятно, провели серьезную беседу о непринужденном поведении. В учительской администратор поспешил убрать табличку висевшую над компьютером, – « Не обязательно быть психом, чтобы работать здесь, но это помогает» . Все улыбались, сердечно здоровались, а потом якобы возвращались к работе. Фоном звучали кастаньеты компьютерных клавиатур – локальная сеть чудом не рухнула под грузом сплетен и предположений, не выдумал ли я, случаем, всю эту историю.

Мне полностью оплатили больничный, и сегодня мы должны были обсудить, какой работой я реально мог заняться.

– Я перечитал учебный план и горю желанием приступить как можно скорее, – заявил я.

– Не торопитесь, – несколько удивлённо проговорил Питер, или мистер Скотт. – Вы можете готовиться сколько нужно.

– Нет, правда. Меня, вероятно, замещают другие педагоги, но я чувствую ответственность перед своими учениками, которые, наверное, меня ждут не дождутся.

– Боже правый! Вы действительно всё позабыли, да?

Тут из-за угла высунулись двое мальчишек с криком:

– Ой, Ёршик-Воган! Где твой ёршик унитазный?!

И с хихиканьем ускакали.

– Ёршик-Воган?

– Убеждён, очень немногие называют вас так. Вы известны множеством других полезных дел, помимо мытья школьных туалетов.

– Всё в порядке, Ёршик? Рада тебя видеть, – бросила пожилая учительница, проходя мимо.

– А с чего это я чистил туалеты?

– Чтобы подать учащимся пример «соблюдения стандартов чистоты». Вообще-то вы человек со странностями. Сам я, конечно, не стал бы размахивать на собрании ершиком для унитаза, но, полагаю, вам удалось привлечь их внимание.

– Эй, Ёршик-Воган вернулся! – донесся издалека детский голос.

– М-да, что ж, полагаю, это пройдет…

– Возможно. Хотя продолжается уже пару лет. Откровенно говоря, Воган, вы тогда несколько утратили почву под ногами. Знаю, у вас были проблемы в семье, но и работу свою вы больше не любили. Дети ведь всё понимают.

Вероятно, мне пока рановато было встречаться с учениками лицом к лицу. Я объяснил Питеру, или мистеру Скотту, что мне предстоит ещё лечение у невролога, и мы сошлись на том, что можно начать с административной работы в школьном офисе. Документально это оформят чуть позже, когда вернётся с больничного инспектор по безопасности труда. Но всё равно – я вновь работал! У меня было рабочее место. На обратном пути я заглянул в туалет. «Просто омерзительно! – подумал я. – Почему никто не возьмется навести здесь порядок?»

* * *

Меня по-прежнему радовали атрибуты полноценной жизни, хотя я и напоминал себе: «Перестань, это же не главное». Но всё же у меня была работа, семья; я медленно нащупывал путь к цели. Сегодня и вправду был первый день остатка моей жизни. Да, у меня по-прежнему не было прошлого, но, как и всё в современном мире, его легко отыскать в Интернете. Последние сорок восемь часов я не позволял себе заглянуть в онлайн-мемуары, но сегодня вечером, открыв свою страницу, увидел, что картина радикально изменилась. Второе письмо с просьбой написать обо мне хоть что-нибудь подействовало, и моя биография расширилась. Хотя не все подошли к делу абсолютно нейтрально, с академической строгостью и точностью, на которые я надеялся.

Джек Джозеф Нил Воган, широко известный как просто «Воган». Родился 6 мая 1971 года. Его отец, Кит Воган, служил старшим офицером в Королевских ВВС, а мать работала секретаршей. Поскольку отца часто посылали в командировки, Воган провел детство в разных частях света. Он учился в Университете Бангор, где в итоге получил 2,2 по истории, в отличие от своего приятеля Гэри Барнетта, у которого было 2,1 (и отмечены успехи в написании диссертации). Дружки играли в футбол, хотя Воган вскоре пересел на скамейку запасных, а Гэри в течение двух сезонов был самым результативным игроком и занял второе место по итогам сезона.

На первом курсе в Бангоре он познакомился со своей будущей женой, Мадлен. (ОБ ЭТОМ ПОДРОБНЕЕ, ПОЖАЛУЙСТА.) Мэдди просто класс, она настоящая MILF [7]7
  MILF («mother I’d like to fuck») – аббревиатура вульгарной фразы «мамочка, с которой я хотел бы заняться сексом», обозначает сексуально привлекательную женщину в возрасте от 30 до 50 лет.


[Закрыть]. Отвалите все! Это моя сексуальная фантазия, а не ваша, извращенцы, хотя ей лет 35 или около того.

У Вогана и Мэдди двое детей, мальчик и девочка. В 2001 году мистер Воган начал преподавать историю в Школе Вильяма Блейка в Уэндсворте, которая позже стала «Академией Уэндл». В прошлом году его направили в научную командировку, хотя у другого учителя, претендовавшего на то же место, были гораздо лучшие результаты. Его прозвали «Ёршик-Воган», потому что он любит чистить унитазы. Он Генеральный Сортирмейстер, Ёрш и кус Максимус. Говнотёр! Говнотёр! Говнотёр! Их-ха!!!

Воган выступал с докладом на конференции в Кеттеринге, и это было ужасно скучно. Просто тоска, тоска, тоска. Бубнил и бубнил тупые, никому не интересные факты, да ещё устроил компьютерную презентацию с теми же тупыми нудными цифрами, а в конце раздал листочки всё с той же нудятиной.

Ершик-Воган нормальный мужик, потому что он не сдал нас полиции, когда мы покатались на ламе в городском зоопарке.

Мистер Воган живет недалеко от мистера Кеннета Оукса, одного из ведущих иллюзионистов Британии, члена Ордена Иллюзионистов, популярнейшего участника корпоративных мероприятий и семейных вечеринок. «Величайший мастер искусства иллюзии», – пишет о нём «Стейдж». Каждый вторник Воган играет в мини-футбол с изяществом и ловкостью пьяного страуса.

Воган живет в Южном Лондоне. День рождения у него 6 мая.

Привет, Воган, сто лет не виделись, приятель! Прости, что оставляю здесь сообщение, но Гэри сказал, ты хочешь, чтобы каждый написал что-нибудь про тебя, про твою жизнь и прочую хрень, – пытался убедить, что ты рехнулся или вроде того, но, думаю, это один из его приколов! Короче, сообщи, куда тебе писать, и я попробую что-нибудь придумать! Твоё здоровье, дружище! Карл :)

В тот вечер я ложился спать с мыслью, что прошлое остаётся в прошлом и я не в силах его изменить. Разве только удалить пассаж о том, как невыносимо скучен я был в Кеттеринге. И ещё слишком много упоминаний о том, как скверно я играю в футбол, – всё они тоже ни к чему. Да и вообще вся эта информация не стоит упоминания. Ядовитый сарказм и насмешки должны продемонстрировать симпатию и уверенность в том, что я оценю шутку? И почему, интересно, они называют Мэдди MILF, что бы это ни значило?