Текст книги "Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец"

Автор книги: Джон Мильтон

 
Фокс, посягая на жизнь короля и всех лордов британских,
Ты лицемерно решил – иль я не понял тебя? —
Выказать кротость отчасти и делом лжеблагочестивым
Хоть для виду смягчить мерзостный умысел свой.
Вот почему вознамерился на колеснице из дыма
И языков огня ты их поднять до небес.
Словно пророка, [584]584
  Словно пророка… – В огненной колеснице был унесен на небо пророк Илия (4 Царств, II, 11)


[Закрыть]который был некогда пламенным вихрем
В рай с иорданских полей, Парке назло, [585]585
  …Парке назло… – то есть Атропе; см. прим. к с. 377.


[Закрыть]унесен.
 

 
Уж не мечтал ли ты, зверь, в берлоге своей семихолмной [586]586
  …зверь, в берлоге своей семихолмной… – папа римский: Рим, как известно, возник на семи холмах; зверь – см. ниже.


[Закрыть]
Этим путем короля на небеса вознести?
Коль от кумира, которому служишь ты, польза такая,
Просим тебя мы услуг впредь не оказывать нам,
Ибо и без твоего сатанинского взрыва Иаков,
С жизнью простясь, воспарил к звездам в назначенный час.
Лучше свой порох истрать на идолы и на монахов,
Толпы которых сквернят впавший в язычество Рим:
Ведь, не взорвавшись, они вовеки не смогут подняться
Вверх по тропе, что ведет нас от земли к небесам.
 

 
Вздором смешным почитал Иаков чистилища пламя, [587]587
  Вздором смешным почитал Иаков чистилища пламя… – Английский король Яков I (Яков VI Шотландский) принадлежал к пресвитерианской церкви, которая не признает чистилища.


[Закрыть]
Через которое в рай якобы входит душа.
Десятирогая гидра с тройною латинской тиарой, [588]588
  Десятирогая гидра с тройною латинской тиарой… – римский папа; десятирогая гидра – апокалипсический «зверь багряный» с семью головами и десятью рогами, на котором восседает блудница вавилонская (см. «На недавнюю резню в Пьемонте», прим. к с. 446).


[Закрыть]
Слыша насмешки его, так пригрозила ему:
«Вышутил ты мои таинства, веру мою презираешь,
Помни, британец: тебе этого я не прощу,
И, коль под куполом звездным тебе предназначено место,
Лишь через пламя к нему путь ты проложишь себе».
О, сколь угрозы чудовища были от истины близки!
Миг промедленья – и стать делом могли бы слова,
И над столицей взметнулось бы адское пламя волною,
В небо на гребне своем прах короля унося.
 

 
Фурий на короля натравливал Рим нечестивый,
Всюду грозился его Стиксу и Орку обречь; [589]589
  …Стиксу и Орку обречь… – то есть смерти.


[Закрыть]
Ныне ж его вознести мечтает до звездного неба,
Чтобы он в воздух взлетел выше жилища богов.
 

 
По неразумию древние так восхваляли титана, [590]590
  …восхваляли титана… – то есть похитителя Зевесова огня – Прометея.


[Закрыть]
Чьим раченьем с небес людям огонь принесен:
Тот, кто громовый трезубец сумел у Юпитера выкрасть,
Бо́льшую славу стяжал, чем Япетид Прометей.
 

 
К каждому – помните, люди! – приставлен с рожденья до смерти
Некий ангельский чин, чтобы его охранять.
Но, Леонора, ты взыскана большею честью: мы чуем,
Внемля тебе, что господь рядом витает с тобой.
Да, сам господь, с небес низлетев, непостижный свой голос,
Преображающий нас, в горло влагает твое
И приучает тем самым заранее к звукам бессмертным,
Исподволь и не спеша, смертные наши сердца.
Всюду бог и во всем, но хранит он об этом молчанье
И лишь в пенье твоем близость свою выдает.
 

 
Тезкой твоею пленясь, другой Леонорой, Торквато
Был когда-то с ума страстью своею сведен. [592]592
  Тезкой твоею пленясь, другой Леонорой, Торквато // Был когда-то с ума страстью своею сведен. – Итальянский поэт Торквато Тассо (1544–1595) в последние годы жизни был поражен тяжелым психическим недугом. После смерти Тассо сложилась легенда о его безумной любви к Элеоноре д'Эсте, сестре герцога Альфонса II д'Эсте, покровителя поэта.


[Закрыть]
Бедный поэт! Сколь счастливей он был бы, лишившись рассудка,
Из-за тебя в наши дни: он услыхал бы тогда
Пенье твое пиэрийское [593]593
  …Пенье твое пиэрийское… – то есть пению муз подобное.


[Закрыть]под материнскую лиру,
Струны которой от сна длань пробуждает твоя.
И хоть от муки глаза у него из орбит выступали,
Как у Пенфея, [594]594
  …Как у Пенфея… – Неистовство фиванского царя Пенфея описывает Овидий («Метаморфозы», III, 560 и сл.), однако причиной оного был гнев, а не любовная страсть.


[Закрыть]и он, бредя, сознанье терял,
Это смятение чувств, исступление это слепое
Ты бы в нем уняла голосом нежным своим,
И, успокоив его, ему возвратила бы разум
Песня твоя, что сердца трогает, движет, целит.
 

 
Зря, легковерный Неаполь, бахвалишься ты алтарями,
Что воздвигаются в честь Ахелоиды [595]595
  Ахелоида– здесь: сирена Партенопа, эпоним города Неаполя, древнее название которого – Партенопея. Легенда рассказывает, что после того, как сирены бросились в море, когда Одиссей проехал мимо, не прельстившись их пением, волны вынесли Партенопу на берег Неаполя, где ей воздвигли пышную гробницу.


[Закрыть]тобой;
Зря утверждаешь, что с пышностью предал земле Партенопу,
После того как она бросилась в море со скал.
Эта сирена жива, но шумный прибой ей наскучил
И Позилиппо [596]596
  Позилиппо– гора и грот в окрестностях Неаполя.


[Закрыть]она переменила на Тибр,
Где стяжала любовь и восторг обитателей Рима,
Смертных, равно как богов, пеньем пленяя своим.
 

Перевод с итальянского.

 
Кто холоден к тебе, чьей красотой
В долине Рено горды без предела,
Чье имя край окрестный облетело, [598]598
  …Чье имя край окрестный облетело… – Река Рено протекает в области Италии под названием Эмилия, следовательно, имя воспеваемой красавицы – Эмилия.


[Закрыть]
Тот – человек ничтожный и пустой.
 
 
Всех женщин ты затмила чистотой,
И прелестями (о которых смело
Скажу: они – Амура лук и стрелы),
И разумением, и добротой.
 
 
Чарует слух твой разговор, а пенье
Способно даже камни взволновать,
И слышать дивный голос твой опасно
 
 
Нам, не достойным звук его впивать:
Ведь там, где вспыхнет искра восхищенья,
Не может не заняться пламень страстный.
 

 
Как холит ею встреченный в горах
Цветок долин пастушка молодая,
Его перед закатом поливая,
Чтоб он на скудном грунте не зачах,
 
 
Так и чужой язык в моих устах
Рачением твоим, Любовь благая,
Расцвел еще пышней, чем речь родная,
И стал я милой петь хвалу в стихах,
 
 
Которые оценят здесь, на Арно, [599]599
  Арно– река в Италии, здесь символ всей поэтической Италии, родины Данте, Петрарки.


[Закрыть]
Но не поймет на Темзе мой народ.
Пускай же, словно в почве благодарной,
В моей груди привьется и взрастет
 
 
То семя, что заронено чудесно,
Туда тобой, садовницей небесной.
 

 
Терплю насмешки здесь я вновь и вновь
От юношей влюбленных и от дам
За то, что воспевать в стихах решаюсь
На чужестранном языке любовь.
«Скинь, – мне они бросают, потешаясь, —
С плеч непосильный груз и по волнам
Плыви к иным, знакомым берегам,
Где ждут тебя шумливые дубравы,
В тени которых слава
Венок бессмертья для твоих кудрей
Уже сплетает из листвы зеленой».
Но я словами госпожи моей
Отвечу им в конце своей канцоны:
«Пиши на нашем языке родном,
Затем что говорит Любовь на нем».
 

 
Не знаю, Диодати [600]600
  О Карло Диодатисм. прим. 520.


[Закрыть], как я мог
Так измениться за одно мгновенье,
Чтобы к Любви, внушавшей мне презренье,
Неосторожно угодить в силок.
 
 
Пусть ни златых кудрей, ни алых щек
У милой нет, зато ее движенья —
Достоинства и неги воплощенье,
А взор меня, как молния, обжег.
 
 
Язык любой страны иноплеменной
В ее устах способен слух пленять;
Когда же запоет она, сирена,
Не тщусь я даже уши залеплять [601]601
  …Когда же запоет она, сирена, // Не тщусь я даже уши залеплять… – реминисценция из «Одиссеи» (XII). Когда корабль Одиссея проплывал мимо острова, где жили сирены, Одиссей заткнул матросам уши воском, чтобы они не прельстились пением сирен и не стали их добычей.


[Закрыть]—
 
 
Ведь в пении ее так много пыла,
Что воск оно немедля б растопило.
 

 
Глаза у вас – два солнца, от огня
Которых меркнет взор мой ослепленный:
Ведь в Ливии, жарою истомленной, —
И то не так палит светило дня.
 
 
Во мне клокочет, грудь мою тесня,
Какой-то пар, сухой и раскаленный —
Хоть вздохом бы назвал его влюбленный,
Слов, чтоб его назвать, нет у меня.
 
 
Днем, госпожа, он заперт, как в темнице,
А если ночью вырвется порой,
То сразу остывает и ресницы
Мне жжет соленой ледяной росой,
 
 
И вас, моя заря, от мук рыдая,
Без сна я до рассвета ожидаю.
 

 
Я, госпожа, так юн, так прост подчас,
Что лучше уж признаюсь откровенно:
Да, сердце вам я посвятил смиренно.
Оно, конечно, недостойно вас,
 
 
Но, – в чем и убеждался я не раз, —
Не грубо, не коварно, не надменно,
К добру не глухо, в чувствах неизменно,
В житейских бурях твердо, как алмаз,
 
 
Не чуждо музам и высоким даром
Слагать певучий стих наделено,
И равнодушно к зависти стоокой,
 
 
И низкой лестью не уязвлено,
И только там чувствительно к ударам,
Где в нем сидит стрела Любви жестокой.
 

Перевод с английского.

 
Прочь, Меланхолия! Исчезни,
Дочь Цербера и тьмы! Вернись скорей
На Стикс, в страну теней
И призраков, стенящих в адской бездне,
Или ищи приют
Там, где крылом ревнивым ночь ширяет
И черный ворон грает —
В той Киммерии, [604]604
  Киммерия– легендарная страна на краю земли, постоянно окутанная туманами и вечным мраком («Одиссея», X).


[Закрыть]где нагие скалы
Над степью одичалой,
Как космы у тебя на лбу, встают.
 
 
Дай место здесь иной богине —
Ясноокой Евфросине. [605]605
  Евфросина( греч.радость, веселье) – одна из трех харит ( лат.граций), дочерей Зевса и Геры. Происхождение ее от Вакха и Венеры либо от Зефира и Авроры считается выдумкой Мильтона.


[Закрыть]
К нам, о Радость, как зовем
Мы на языке земном,
Тебя, дочь Вакха и Венеры,
Хоть не дать не можем веры
И таким певцам, что нас
Уверяют, будто раз
Встретился весной с Авророй
Озорной Зефир, который
С ней возлег в траве густой
Меж роз, обрызганных росой,
И плод его свиданья с нею —
Ты, кто из Граций всех милее!
Принеси нам шутки с неба,
И улыбки, как у Гебы, [606]606
  Геба– богиня юности.


[Закрыть]
Те улыбки, что таит
Юность в ямочках ланит,
Смех, целящий от кручины
И стирающий морщины,
Игры, плутни, пыл, задор,
Непринужденный разговор.
К нам стопою торопливой,
Словно в пляске прихотливой,
Порхни и приведи с высот
Свободу, что в горах живет.
Радость, чтя тебя, пребуду
Я с тобой всегда и всюду,
Деля с толпою слуг твоих
Невинные забавы их —
Под утро жаворонку внемля,
Когда, как сторож с башни, землю
Он песней будит из-за туч,
Пока не вспыхнет первый луч;
Назло всем горестям, бросая
Приветливое «Здравствуй!» маю,
Глядящему ко мне в окно,
Что лозой оплетено;
Слушая, как криком кочет
Мглу прогнать скорее хочет
И вывести своих подруг
Спешит из птичника на луг,
Как лают псы в тиши рассветной,
И вслед им голос рога медный
Катится от холма к холму,
И эхом вторит лес ему;
Иль гуляя одиноко
Меж вязов в час, когда с востока
По облакам грядет заря
В зареве из янтаря,
И за плугом пахарь свищет,
И пастух скликает, ищет,
Гонит на пастьбу овец,
И вострит косу косец,
И оглашает склоны дола
Коровницы напев веселый.
 
 
Все новые красоты взгляд
Повсеместно веселят:
Синих гор нагие кручи,
Где вкушают отдых тучи;
Серых пустошей чреда,
Где, пасясь, бредут стада;
Луговин ковры цветные;
Реки и ручьи лесные,
И над зеленью дубров
Кромка башенных зубцов,
Где, может быть, приют находит
Та, кто с ума округу сводит.
А вон над хижиною дым.
Там Коридон и Тирсис с ним
Сидят за скромною едою,
Что им Филлидой молодою
На стол поставлена была.
Она ж сама давно ушла
И с Фестилидой [607]607
  Коридон, Тирсис, Филлида, Фестилида– традиционные имена буколических персонажей.


[Закрыть]вяжет в поле
Тяжелые снопы, а коли
Хлеб для уборки не созрел,
Хватает им и с сеном дел.
 
 
Но, видно, нынче воскресенье,
Коль приглашает нас в селенье
Колокольный перезвон,
Что звучит со всех сторон.
Там пляшут под ребек [608]608
  Ребек– старинный смычковый музыкальный инструмент.


[Закрыть]селяне
В тенистой роще на поляне,
Там веселится стар и млад,
А когда сверкнет закат,
Всем добрый эль язык развяжет,
И каждый что-нибудь расскажет.
О Мэб [609]609
  Мэб– фея-проказница, популярный персонаж английского фольклора, у Шекспира ей посвящен шуточный монолог Меркуцио («Ромео и Джульетта», д. I, сц. 4).


[Закрыть]заводит речь одна:
Мол, эта фея озорна
И сласти по ночам ворует.
Другой о домовых толкует —
О Джеке с фонарем, о том,
Как Гоблин [610]610
  Джек с фонарем, который по ночам сбивает путников с дороги, и Гоблин– скорее всего, один и тот же персонаж английского фольклора – Робин Добрый Малый (шекспировский Пэк из «Сна в летнюю ночь»).


[Закрыть]к ним забрался в дом,
Взял кринку сливок и за это
Так много им зерна до света
Успел намолотить один,
Что впору дюжине мужчин.
Затем косматый гость наелся,
У очага чуть-чуть погрелся,
Шмыгнул за дверь и был таков
Еще до первых петухов.
Но вот пришел конец рассказам,
И все ко сну отходят разом.
Нас же в города влечет,
Где, шумя, снует народ;
Где лавры рыцарь и вельможа
Стяжают и в дни мира тоже
Умом или клинком своим,
А дамы присуждают им
За смелость щедрые награды —
Обворожающие взгляды;
Где факелом бог Гименей
В шафранной мантии своей
На свадьбах озаряет пляски,
Застолье, представленья, маски —
Картины, что себе поэт
В мечтах рисует с юных лет.
Теперь в театр! Там Джонсон бурный
Надел ученые котурны [611]611
  Там Джонсон бурный // Надел ученые котурны… – В то время, когда писалось стихотворение «L'Allegro», еще жив был Бен Джонсон (1573–1637), поэт-лауреат, почетный доктор Оксфордского университета, драматург и теоретик драмы, предтеча английского классицизма. В эпоху позднего Возрождения это была, пожалуй, наиболее энергичная и яркая фигура в культурной жизни Англии.


[Закрыть]
И сын фантазии Шекспир
Дивит сладчайшей песней мир.
Там без забот, не знаясь с грустью,
Лидийской музыкой упьюсь я; [612]612
  …Лидийской музыкой упьюсь я… – См. прим. к «Потерянному Раю», Кн. I, с. 42.


[Закрыть]
И со стихом бессмертным слив
Змеею вьющийся мотив,
То робкий, то безмерно страстный,
Проникнет пенье в душу властно,
И, вновь умиротворена,
До дна исполнится она
Гармониею прирожденной,
От всех оков освобожденной;
И дивным звукам вняв сквозь сон,
Орфей в Элизии, где он
Спит на цветах, вспоенных Летой,
Сочтет, что можно песней этой
Опять Плутона укротить
И Эвридику возвратить. [613]613
  …Опять Плутона укротить // И Эвридику возвратить. – Имеется в виду широко известный миф об Орфее, спускавшемся в царство теней за погибшей женой. Пение Орфея растрогало владыку подземного царства Плутона, и он отпустил Эвридику при условии, что Орфей взглянет на жену не раньше, чем они выйдут за пределы подземного царства. Орфей нарушил условие и потерял Эвридику навсегда.


[Закрыть]
 
 
Радость, дай мне это счастье,
И в твоей навек я власти.
 

 
Прочь, Радости, химеры,
Которые бездумьем рождены!
Как мало вы нужны
Душе, взалкавшей знания и веры!
Царите в тех умах,
Что предаются с пылом беззаботным
Фантазиям, бессчетным,
Как сны, ночной эскорт Морфея, или
Частицы мелкой пыли,
Танцующие в солнечных лучах.
Богиня мне мила другая —
Ты, Меланхолия благая,
Чей лик нарочно зачернен,
Затем что слишком светел он
Для слабого людского взора;
Но это чернота, которой
Лишь умножалась прелесть той,
Кому Мемнон [615]615
  Мемнон– мифический царь эфиопов.


[Закрыть]был брат родной,
Иль царственной Кассиопеи, [616]616
  Кассиопея– жена эфиопского царя Кефея, вступила в спор с нереидами о красоте и хвалилась, что она красивее всех на свете (греч. миф.).


[Закрыть]
Дерзнувшей дочерей Нерея
Прогневать похвальбой своей.
К тому ж твой род стократ знатней:
Родитель Весты светлокудрой,
Тебя Сатурн с ней прижил мудрый [617]617
  …Родитель Веста светлокудрой, // Тебя Сатурн с ней прижил мудрый… – Веста – богиня домашнего очага и огня в Древнем Риме. Жрицы храма Весты были обязаны блюсти целомудрие. В отличие от Радости, дочери любви и вина (Венеры и Вакха), Меланхолия – наследница целомудрия Весты и высшей культуры, интеллекта, воплощенных в Сатурне. Ренессансное представление о меланхолическом темпераменте, находящемся под влиянием планеты Сатурн, наделяло носителей оного высокой духовностью, жаждой знания, склонностью к одиночеству, раздумьям и созерцанию высших, божественных предметов. Европейские гуманисты возвеличили меланхолический темперамент над прочими, придав ему черты гениальности. За меланхолией по-прежнему оставались ее средневековые качества: болезненность, склонность к психическому расстройству, ранняя старость и смерть, однако у Мильтона здесь отражено лишь ее светлое начало.


[Закрыть]—
Когда над миром он царил,
Такой союз за грех не слыл.
Не ведая, что свергнет с трона
Его Юпитер беззаконно,
Бог проводил нередко дни
На Иде [618]618
  …На Иде… – См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. I, с. 41.


[Закрыть]с ней в лесной тени.
Отшельница, ты вся – терпенье,
Раздумье, самоотреченье!
Надень наряд, чей черен цвет,
И пускай тебе вослед
Струится он волною темной,
Окутай столой [619]619
  Стола– см. «Элегию I», прим. к с. 380–382.


[Закрыть]плечи скромно
И низойди ко мне, но так,
Чтоб был величествен твой шаг
И, зеркало души крылатой,
Был холодней, чем мрамор статуй,
Твой лик нездешний до тех пор,
Пока вперенный в небо взор
Сама и нежно и сурово
К земле не обратишь ты снова.
Веди сюда Покой, и Мир,
И Пост, которого на пир,
Равно как муз, в свои чертоги
От века приглашают боги.
Пускай с тобой придут Досуг,
Садов трудолюбивый друг,
И златокрылый тот возница
Огнеколесой колесницы,
Тот херувим, [620]620
  …И златокрылый тот возница… // Тот херувим… – См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. IV, с. 135 и с. 137.


[Закрыть]кого наш род
Высоким Помыслом зовет.
И пусть вокруг все стихнет разом
И ждет, чтоб Цинтиею [621]621
  Цинтия– одно из имен богини Дианы, здесь – луна. У Мильтона она выезжает на колеснице, запряженной драконами, в которой у ренессансных поэтов обычно летит по небу ночь (Шекспир. Сон в летнюю ночь, д. III, сц. 2)


[Закрыть]к вязам,
Глядящимся в окно мое,
Привязан был дракон ее
И звонкой трелью Филомела
Чело разгладить мгле сумела.
О птица, как чарует нас
Твой сладкий, твой печальный глас!
Твоим напевом упиваясь,
Я часто по лесам скитаюсь;
Когда ж ты петь кончаешь нам,
Брожу по скошенным лугам
Одиноко и безмолвно
И гляжу, как месяц полный
Плывет в бескрайных небесах,
То исчезая в облаках,
То вновь из толщи их волнистой
Являя лик свой серебристый.
С холма я слышу звон – сигнал,
Что час тушить огни настал,
И стучит прибой о взморье,
Этим звукам мрачно вторя.
В ненастье же и в холода
Скрываюсь я в глуши всегда,
Где гасят свет, едва стемнеет,
И видно лишь, как уголь тлеет
В очагах у бедняков,
И слышны лишь песнь сверчков [622]622
  …И слышны лишь песнь сверчков… – В оригинале – «сверчок на печи», фраза, ставшая знаменитой в заглавии рассказа Диккенса.


[Закрыть]
Да окрик сторожа ночного,
Смолкающего тут же снова.
Порой сижу у ночника
В старинной башне я, пока
Горит Медведица Большая,
И дух Платона возвращаю
В наш мир с заоблачных высот,
Где он с бессмертными живет,
Иль тщусь, идя за Трисмегистом [623]623
  …идя за Трисмегистом… – Гермес Трисмегист – вымышленный автор теософского учения III–IV вв. В эллинистическую эпоху отождествлялся с египетским богом мудрости Тотом; считался покровителем магии.


[Закрыть]
Путем познания тернистым,
Заставить слушаться меня
Тех демонов воды, огня, [624]624
  …Тех демонов вода, огня… – См. «Потерянный Рай», прим. к Кн. II, с. 59.


[Закрыть]
Земли и воздуха, чья сила
Стихии движет и светила.
Порой Трагедия в слезах
Мне повествует о делах
Детей Пелопса, [625]625
  Пелопс(Пелоп) – см. «Элегию I», прим. к с. 380–382. С городом Фивы связаны сюжеты трагедий о царе Эдипе и его потомках, о походе Семерых против Фив.


[Закрыть]и о Фивах, [626]626
  …о делах // Детей Пелопса и о Фивах… – Имеются в виду сюжеты аттической трагедии V–IV вв. до н. э. в сочинениях Эсхила, Софокла, Еврипида.


[Закрыть]
И о троянках несчастливых,
И о событьях поновей,
Хоть редко здесь дивлюсь я ей.
Ты, Меланхолия, всесильна!
Прервать ты можешь сон могильный
Мусея [627]627
  Мусей– мифический певец, ученик (или сын) Орфея. Их обоих встречает Эней в роще Элисия («Энеида», VI, 645–667).


[Закрыть]в роще иль велеть
Душе Орфея так запеть, [628]628
  …иль велеть // Душе Орфея так запеть… – См. параллельное место в «L'Allegro», прим. к с. 395–398.


[Закрыть]
Чтоб отпустил Плутон железный
Его с женой из адской бездны.
Своди ж меня в полночный час
С тем, кто оставил нам рассказ,
Не дописав его, однако, [629]629
  …С тем, кто оставил нам рассказ, // Не дописав его, однако… – рассказ сквайра из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера (1340? —1400).


[Закрыть]
Про Камбускана и Канаку,
Про Альгарсифа, Камбало,
Чудесное кольцо, стекло
И скакуна из меди звонкой,
Иль с тем, кто выспренно и тонко
Воспел турниры, шум дубрав, [630]630
  …кто выспренне и тонко // Воспел турниры, шум дубрав… – английский поэт Эдмунд Спенсер (ок. 1552–1599 гг.), автор аллегорической поэмы «Королева фей».


[Закрыть]
Волшбу и фей, словам придав
Смысл больший, нежели обычный,
Для слуха нашего привычный.
Вот так всю ночь при свете фонаря
Я жду, пока придет заря,
Но не в порфире, как бывало
Во дни охотника Кефала, [631]631
  Кефал– прекрасный охотник, возлюбленный богини зари Эос (греч. миф.).


[Закрыть]
А спрятав лик под клобуком
Из черных туч, коль вихрь кругом
Неистовствует, злобно воя,
Иль под вуалью дождевою,
Если ветер замолчал
И ливень в окна застучал.
А если солнце светит ныне,
Ты уведешь меня, богиня,
В леса, где тишину топор
Не смел нарушить до сих пор,
Где в полусумраке сильваны
По чаще бродят невозбранно,
Где сосны и дубы приют
Дриадам, как и встарь, дают.
Там, на траве, росой омытой,
От зноя и от взоров скрытый,
У говорливого ручья
Раскинусь утомленно я,
Внимая плеску волн и гуду
Хлопотливых пчел, покуда
Не забудусь в легком сне
И не слетит с небес ко мне
Чреда таинственных видений,
Бесплотных и немых, как тени,
И ласковые крылья их
Не коснутся век моих.
Когда ж я вновь глаза открою,
Пусть музыкою неземною
Всю местность огласит вокруг
Дух леса, смертных добрый друг.
Затем направлюсь непременно
Я в древний монастырь, где стены
О своды прочно оперлись
Под кровлей, устремленной ввысь,
И через витражи цветные
Едва сквозят лучи дневные.
И пусть там громовой орган,
Сливаясь с хором прихожан
В благоговейном песнопенье,
Меня исполнит восхищенья
И небеса очам моим
Отверзнет рокотом своим.
И пусть, когда промчатся годы,
Я возвращусь под эти своды,
Во власяницу облачусь,
В замшенной келье поселюсь,
Вникая в свойства нам известных
Целебных трав и тел небесных,
И в старости сложу, даст бог,
Хоть несколько высоких строк…
Коль ждет меня судьба такая,
Твой, Меланхолия, слуга я.
 

 
О соловей, чей зов так звонок в дни
Зеленого ликующего мая,
Защелкай, трели с ветви рассыпая, —
Пусть ввечеру глаза смежат они.
 
 
Пока не начала в лесной тени
Стенать кукушка, скорбная и злая,
Влюбленному несчастья предвещая,
В него надежду пением вдохни,
 
 
Иль будет кукованьем неизбежно
Заглушено – в который раз! – оно,
И вновь себя спрошу я безнадежно:
 
 
«Ужель мне утешенья не дано?»
Пой, Музы и Любви наперсник нежный, —
Ведь им обеим я служу равно.
 

 
С востока вслед за утренней звездой
Приходит май и щедрою рукой
На землю льет в лучах зари победных
Дождь желтых буковиц и примул бледных.
В юных душах, светлый май,
Пыл желаний пробуждай,
Снова зеленью веселой
Разубрав холмы и долы.
Прими, желанный гость, привет от нас,
Тебе хвалу поющих в этот час!
 

 
Часов свинцовостопых вереницу,
Завистливое Время, подгоняй
И тем, чего мы алчем до гробницы,
В пути свою утробу наполняй;
А так как все, что б ты ни поглощало, —
Лишь суета и ложь,
Ты мало обретешь,
Мы потеряем мало!
Когда же ты пожрешь дурное в нас
И с ним само себя, наступит час
Безмерного, как море, ликованья,
Затем что нам лобзанье
Даст вечность и откроет вход туда,
Где добродетель царствует всегда,
Где истина святая,
Любовь и мир сияют, окружая
Престол того, к кому
Душа стремилась сквозь земную тьму;
Туда, где мы, отринув плоти бремя,
Вплетем наш голос в звездный хор
И где над нами станут с этих пор
Не властны смерть, судьба и ты, о Время!
 

 
Податели восторгов неземных,
Посланцы сфер, чета сирен благая,
Соединитесь, пение и стих,
Безжизненную персть одушевляя,
Чтоб насладиться мы могли сполна
Мелодией, которая слышна
Вокруг того, чей трон сапфироцветный
Воздвигся средь несметной
И грозной рати ангельских чинов;
В чью честь хвалу на арфах златострунных
Слагают сонмы херувимов юных,
И трубы серафимов вторят им
Раскатом победительным своим,
И праведники с просветленным взором
Псалмы и гимны хором
Поют спокон веков.
Мелодия не умолкала эта
И на земле у нас в былые лета,
Пока завет творца, чуждаясь зла,
Покорно вся живая тварь блюла
И не разладил грех людского рода
Начальную гармонию природы,
Где каждый голос прославлял того,
Кем созданы и свет и естество.
О, пусть скорей тот наш напев чудесный
Опять сольется с музыкой небесной,
И вновь свой лик нам даст господь узреть
В сиянье дня, что не померкнет впредь!
 

 
«Вновь, плющ, и мирт, и лавр вечнозеленый,
Вновь с ваших густолиственных ветвей
Побеги, неокрепшие покуда,
Безжалостно я буду
Срывать рукою грубою своей.
Жестокость это, спору нет, но ей
Несчастье наше служит извиненьем —
Мертв Люсидас. До срока мир лишился
Того, кому нет равных меж людей.
Как не запеть о нем, коль песнопеньям
Меж нами каждый у него учился?
Так пусть к нему, кто на гребне зыбей
Качается теперь в гробнице влажной,
Доносит ветер горький плач друзей!
 
 
О девять дев, [633]633
  О девять дев… – обращение к Пиэрийским музам, жившим у Олимпа.


[Закрыть]кому Юпитер вверил
Ключ, что из-под его престола бьет,
Начнем, и пусть мой голос изольет
Скорбь о тебе, наш Люсидас несчастный,
С такой же силой страстной,
С какой, даст бог, произнесет поэт
Иных, грядущих лет
Надгробный стих и над моею урной.
С тобой росли мы на холме одном,
С тобой своих овец пасли вдвоем.
С тобой, когда заря откроет очи
И глянет на туманные поля,
Мы стадо по траве, росистой с ночи,
Вели в луга под трубный зов шмеля.
С тобою вместе бдить мне приходилось,
Пока на запад медленно катилась
Зажегшаяся вечером звезда,
И фавны и сатиры до денницы
Под звук твоей цевницы
В лесной глуши плясали иногда,
И часто-часто песней, нами спетой,
Мы умиляли старика Дамета.
 
 
Но ты, пастух, ушел, и увидать
Друзьям тебя не суждено опять,
И эхо о тебе горюет в гротах,
Над сводами которых балдахин
Сплели лоза и тмин.
Ни заросли орешника, ни ивы
Листвою говорливой
В ответ на твой напев не зашумят.
О Люсидас, страшней, чем тля для розы
Иль клещ, до крови жадный, для ягнят
Или для первых мартовских цветов
Нежданные морозы,
Весть о конце твоем для пастухов!
 
 
Где, нимфы, были вы, когда сокрыли
Пучины Люсидаса навсегда?
Вас не было на склоне, где в могиле
Лежит друидов, бардов наших прах,
Ни на лесистой Моне, [634]634
  Мона– древнее название острова Мэн в Ирландском море. В фольклоре и в поэтической традиции дубравы Моны считались любимым местом пребывания друидов.


[Закрыть]ни в краях,
Омытых вещей Ди… [635]635
  Ди– река на севере Уэльса, впадает в Ирландское море; на этой реке стоит город Честер, откуда начал свое путешествие в Ирландию Эдвард Кинг. Местные предания и сказки населяли долину реки Ди волшебниками и колдунами.


[Закрыть]Но вправе ль, нимфы,
Я вас корить: «Будь с ним вы…»?
Чем вы могли смягчить удел его,
Коль даже Каллиопа не сумела
Спасти от смерти сына своего, [636]636
  …Коль даже Каллиопа не сумела // Спасти от смерти сына своего… – См. «Потерянный Рай», Кн. VII, с. 201 и прим. Голова растерзанного Орфея и его лира были брошены в реку Гебр; потом их подхватили волны моря и вынесли на остров Лесбос (Овидий. Метаморфозы, XI).


[Закрыть]
Хоть мир о нем и пролил море слез,
Когда певец толпой осатанелой
Был брошен в Гебр и к Лесбосу унес
Поток его растерзанное тело?
 
 
Зачем избрал, в отличье от иных,
Наш Люсидас пастушескую долю,
Зачем ценою бдений покупал
Щедроты муз, на милости скупых,
А не играл с Неэрой на приволье,
Амариллиде [637]637
  Неэра, Амариллида– традиционные имена пасторальных пастушек.


[Закрыть]кудри не трепал?
Для славы? Да, того, чьи мысли чисты,
Кто суетность утех презрел, она
Ведет вперед стезей труда тернистой.
Но в миг, когда нам цель уже видна,
Слепая фурия [638]638
  Слепая фурия– Атропа (см. прим. к с. 377, «Эпитафия маркизе Уинчестер»).


[Закрыть]рукой узлистой
Нить краткой жизни обрывает… «Грех, —
Гремит мне гневно с неба Феб лучистый, —
Отождествлять со славою успех.
Не в этой жизни истинная слава
Стяжается по праву —
Увенчивает ею не молва,
А лишь один владыка естества,
Всезрящий и всеведущий Юпитер.
Лишь в горных сферах, где вершит он суд,
Награды или кары смертных ждут».
 
 
О Аретуза [639]639
  Аретуза– нимфа одноименного источника в Сицилии, на родине Феокрита.


[Закрыть]и неспешный Минчо, [640]640
  Минчо(Минций) – река в Мантуе, на родине Вергилия. Обращение к Аретузе и Минцию равносильно призыву к музам буколической поэзии.


[Закрыть]
Клянусь, не оглашал и вас досель
Напев, что мне звучит с зенита нынче…
Но тс-с, моя свирель!
Я слышу, как трубит герольд пучины. [641]641
  Герольд пучины– морское божество Тритон; трубя в раковину, он успокаивает или волнует море.


[Закрыть]
Твердит он, что причина
Несчастья с Люсидасом – не Нептун,
И учинить допрос спешит стихиям.
Валы и ветры вопрошает он,
Кто пастуха посмел сгубить бесчестно.
Им это неизвестно,
И Гиппотад [642]642
  Гиппотад (греч. миф.) – Эол, сын Гиппота, повелитель ветров.


[Закрыть]дать слово принужден,
Что целый день безветрие царило,
Был воздух тих, зеркально лоно волн,
И в них Панопа [643]643
  Панопа– одна из нереид.


[Закрыть]с сестрами шалила.
За то, что сгинул друг наш благородный,
В ответе лишь один его негодный,
Построенный в проклятой спешке челн.
 
 
Вот шествует в короне тростниковой
Преданьями воспетый Кем [644]644
  Кем– река, на которой стоит город Кембридж. Здесь – традиционная фигура, гений-хранитель Кембриджского университета.


[Закрыть]с челом,
Где скорбь запечатлелась, как на том
Цветке, что носит знак ее багровый. [645]645
  …Где скорбь запечатлелась, как на том // Цветке, что носит знак ее багровый. – Цветок гиацинт был выращен из крови Гиацинта, любимца бога Аполлона; на лепестках багрового цвета Аполлон в знак скорби начертал собственные вздохи – буквы «Ай-Ай» ( греч.возглас скорби: «Увы!»). (Овидий. Метаморфозы, X).


[Закрыть]
Он плачет о наперснике своем,
А сзади водяного
Идет ценитель галилейских вод
С двумя ключами [646]646
  …пенитель галилейских вод // С двумя ключами… – апостол Петр. До встречи с Иисусом он был рыбаком в Галилее, и его звали Симон; ему было сказано Иисусом: «…и дам тебе ключи от Царства Небесного…» (Матф., XVI, 19).


[Закрыть](ибо отворяет
Он золотым, железным запирает)
И сокрушенно митрою трясет:
«Как жаль, что добрый пастырь умирает,
Но здравствует и процветает тот,
Кто не о стаде – о себе радеет;
Тот, у кого важнее нет забот,
Чем в праздник бражничать со стригалями
Да ссориться с почетными гостями;
Кто ремеслом пастушьим не владеет
И, слепоустый, брезгует трудами,
Без коих пастуху не преуспеть!
Дела мирские – вот его услада.
А коль дерзнет на пастьбе он запеть,
Его свирель фальшивит, раня слух.
Мрут его овцы от парши и глада.
Стоит у них в загоне затхлый дух,
И по ночам оттуда за ограду,
Которую забыл закрыть пастух,
Уносит жадный волк [647]647
  «Волк»– традиционный в протестантской литературе символ римского духовенства. Конец 30-х гг. – время довольно успешного прозелитизма католической церкви в Англии (течение, которое позднее было названо англо-католицизмом).


[Закрыть]ягнят из стада, [648]648
  …Как жаль, что добрый пастырь умирает… // Уносит жадный волк ягнят из стада… – Кинг собирался принять священнический сан; рассуждение о добром и нерадивом пастырях выдержано в духе Евангелий (Матф., VII, 15; Иоанн, X).


[Закрыть]
И некому, увы, разбой пресечь,
Хоть над дверьми висит двуручный меч».
 
 
Но с сицилийской нимфою своею
Спеши назад, Алфей! [649]649
  Но с сицилийской нимфою своею // Спеши назад, Алфей– Алфей – речной бог, влюбленный в нимфу Аретузу (см. выше). Мильтон вновь обращается к музам буколической поэзии.


[Закрыть]Умолк тот глас,
Чей грозный звук принудил к бегству вас.
К нам из долин, где дышится вольнее,
Где умеряют ветры, тихо вея,
Неистовство пылающего дня,
Где быстрые ручьи бегут, звеня,
И где апрель в плаще зеленом вымыл
Медвяными дождями лик земли,
Несите все цветы, что там взросли —
Охапки хрупких скороспелых примул,
Жасмина и ромашки полевой,
Фиалок, роз, гвоздик пьяняще пряных,
И гиацинтов рдяных,
И буковиц с поникшей головой.
Пусть скорбный амарант, нарцисс печальный
Нальют слезами чашечки свои
И царственным покровом в миг прощальный
Устелют море, коим у семьи
И сверстников наш Люсидас похищен.
А мы, чтоб отдых дать себе от мук,
В догадках утешения поищем.
О горе, где теперь наш юный друг?
Где носят волны прах его холодный?
Быть может, у Гебридов, в царстве вьюг,
Он увлечен водоворотом в бездну
К насельникам ужасным тьмы подводной,
Или, не слыша зов наш бесполезный,
Под легендарным Беллерусом спит, [650]650
  …Под легендарным Беллерусом спит… – то есть возле жилища Беллеруса. Считается, что Беллерус – имя корнуоллского гиганта, придуманное Мильтоном.


[Закрыть]
Близ той горы, откуда страж небесный [651]651
  …Близ той горы, откуда страж небесный… – Очевидно, это «гора святого Михаила», цепь скалистых утесов на юго-западе мыса Лэндз Энд («край земли») в Корнуолле. На вершине этого кряжа находились развалины древнего монастыря. Одна из сторожевых башен имела уступ, называемый «кресло святого Михаила», и местные предания рассказывали о том, что на этом уступе часто видели фигуру святого Михаила, как бы сидящего на страже и глядящего в море.


[Закрыть]
К Наманке и Байоне [652]652
  …К Наманке и Байоне… – Ряд комментаторов считает, что здесь имеется в виду испанская Байона на северо-западе Пиренейского полуострова, немного южнее мыса Финистерре («край земли»). На картах первой трети XVII в. названия Наманка и Байона стоят рядом.


[Закрыть]взор стремит?
Архангел, сжалься! Пусть нам из пучины
Доставят тело милое дельфины! [653]653
  Пусть нам из пучины // Доставят тело милее дельфины! – Намек на миф о греческом поэте и музыканте Арионе: он был брошен в море пиратами, но дельфин вынес его на берег.


[Закрыть]
 
 
Но, пастухи, смахните слезы с глаз.
Довольно плакать, ибо друг наш милый
Жив, хоть и скрылся под водой от нас.
Так в океане дне́вное светило,
Когда оно урочный путь свершило,
Скрывается, дабы́ в свой срок и час
С чела небес опять сверкнуть алмазом.
Уйдя на дно, наш друг вознесся разом
По милости творца земли и вод
К нездешним рекам и нездешним кущам,
Где хор святых угодников поет
Хвалу перед престолом присносущим.
Там нектаром с кудрей он смоет ил,
Забудет, что когда-то слезы лил,
И в царстве, чей покой и мир блаженный
Оберегает сонм небесных сил,
Упьется радостью неизреченной.
Не плачьте ж, пастухи. Уйдя от нас,
Стал добрым духом друг наш Люсидас
И в этих водах охраняет ныне
Тех, кто коварной вверился пучине».
 
 
Такою песней на дорийский лад [654]654
  …Такою песней на дорийский лад… – то есть в духе пасторальной поэзии; Феокрит и другие сицилийские поэты, авторы буколик (Бион, Мосх), писали на дорийском диалекте древнегреческого языка.


[Закрыть]
Дубраву оглашал пастух безвестный,
Пока спускался день, огнем объят,
В сандальях серых по дуге небесной;
Когда ж погас, отпламенев, закат
И солнце в море рухнуло отвесно,
Он встал и, синий плащ надев, исчез:
С утра ему опять в луга и в лес.