Текст книги "Торжествующий мертвец"

Автор книги: Джон Меткалф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Не будят ли они тебя, не мешают отдыху?

– Ну... Иногда. Но я не обращаю внимания и снова засыпаю.

Во время моих расспросов он выглядел обеспокоенным. Дэни одевался в эти дни и вел себя так, словно готов был выпорхнуть за дверь, как только появится солнышко. А так почти все время он проводил в шезлонге, либо в своей комнате, либо вместе с Раулем на веранде с застекленной крышей. Обычно они сидели и тихо беседовали. Этот человек строгал деревяшки, делая из них грубые куклы. А мой сын очень внимательно следил за ним, будто сейчас здесь решалась судьба мира.

Дэни просительно взглянул на меня:

– Обещай мне одну вещь.

– Какую? – спросил я, заранее зная ответ.

– Обещай, что не отошлешь Рауля.

– Но я уже говорил: он не может оставаться здесь всегда. Почему ты думаешь, что я не должен его отсылать?

Его глаза были широко открыты и выражали грядущее несчастье.

– Это убьет меня, – сказал он.

Я начал успокаивать его, хотя и не совсем искренне. А что еще я мог сделать? Конечно, Дэни преувеличивал и был не в себе. Но такие слова, от ребенка!...

За последнее время он заметно похудел. Достаточно было сравнить эти восковые щеки и бескровные губы с его пышущим здоровьем лицом еще месяц назад, чтобы понять, как быстро он сдал. Тщетно старался я доказать, что причина этому – Рауль. Я был убежден, что именно из-за него все это началось. А это ничтожество – марионетка, пустая кукла, служившая еретическим инструментом для распространения страшной инфекции, поразившей Дэни физически и морально...

Наблюдая за этой парой, а я мог следить за верандой из окна, я напряженно думал, что же связывает их. Обычно я не видел лица сына с задумчивой или зачарованной улыбкой, которую я все больше не любил. Но иногда замечал в выражении его лица глубокую поглощенность или отрешенность, что мне становилось жутко. В присутствии своего обожателя существо по имени Рауль казалось вернувшимся к жизни. Оно становилось менее недоразвитым и отталкивающим. И если оно само увеличивалось, становилось сильнее, то это происходило за счет Дэни, за счет истощения его жизненных сил. Казалось, один чахнет, тает, а другой – растет, набирается сил...

С трудом скрывая тревогу в связи с этими мыслями, раз-другой пытался я нарушить подозрительное уединение, но вскоре понял, что это бесполезно. Они сразу замолкали. Дэни смотрел на меня полувиновато, полусердито. В то же время я знал, что их загадочные беседы с глазу на глаз сразу же возобновлялись, как только я уходил.

Несмотря на постоянную нервозность и растущую тревогу жизнь моя внешне была обычной и спокойной. Меня, как и прежде, навещали друзья. Думаю, они не замечали ничего особенного. Разумеется, они вспоминали о болезни Дэни и сочувствовали мне.

Однако они редко сталкивались с Раулем и, как я полагаю, слухи о странном недуге моего сына распространяли главным образом слуги. Клара и старая Дженни не могли не знать, что происходит у них под носом. То, что они старались держать язык за зубами, свидетельствовало только об их преданности и долгому терпению.

Что касается официального статуса Рауля, то все образовалось раньше, чем я ожидал. Как я с удивлением узнал, по настоянию Дэни через неделю после прибытия он отправился в Винчестер и с помощью Дэни в роли переводчика зарегистрировался в полицейском участке, как иностранец.

– В качестве кого он представился? – забеспокоился я. – надеюсь, не в качестве моего служащего.

– Да нет, – успокоил меня Дэни. – Просто, как гость.

Все это выглядело неплохо, и я вынужден был отдать Дэни должное за инициативу. Правда, чтобы убедиться, на следующий день я отправился в Винчестер. Мне сказали, что все в порядке. Конечно, мне хотелось познакомиться с паспортом Рауля, но я не стал этого добиваться. Я просто рассказал обо всем Годериху.

– М... – пробормотал он, выражая сомнение. – Независимо от того, является ли этот зануда законченным холдеем или нет, – все равно ему надо указать на дверь. Как я уже говорил, я ничего не могу понять... Это случай, подлежит психологическому расследованию, здесь нужен психиатр. Понимаю, что вы предубеждены против таких врачей и с этим можно согласиться, но меня беспокоите вы и Дэни. Так что вместо одного у меня теперь два пациента...

И правда, эта история добивала меня. С каждым днем я все больше чувствовал, что не выдержу и решусь применить силу.

Когда, наконец, я пришел к этому выводу, то на какое-то короткое время почувствовал облегчение.

А обстановка продолжала ухудшаться. В результате общения со своим милым другом Дэни выглядел вконец измученным. Мысль, которая раньше лишь возникала, теперь полностью овладела мной и самым чудовищным было то, что столь оберегаемый мною Дэни достался этой аморфной кукле, стал пищей этого жуткого шута.

Он что-то теряет, думал я, что-то отдает. Но не хочет делать это добровольно, просто так. Он должен получать что-то взамен, быть заинтересованным. Но что, что?

Я жил в страшном кошмаре. Детали и подробности этой дьявольской сделки были выше моего понимания. Но то, что тайный обмен производится и его жертвой является Дэни, я чувствовал.

Кем был этот Рауль? Как только он у нас появился, я попытался выяснить это, но его неразборчивый овернский диалект оказался мне недоступен. Когда я видел его через оконное стекло строгающим свои деревяшки и похожим на раскормленное чучело, меня охватывала безмерная злость. Мошенник он или просто деревенщина? Многими часами самодовольно, с тупой настойчивостью восседал он здесь, подобно гигантской жирной мухе, почти неподвижно. От злости у меня сжимались кулаки. "Если бы я его сейчас схватил, – приходила шальная мысль, – если бы я только поймал его с поличным, я бы задавил его..."

Если бы я смог его схватить... Да... У меня было смутное представление о том, что произошло бы дальше. Но и только. А что касается доказательств... этот омертвевший урод действительно кровопийца, способный выкачивать из моего мальчика жизненные силы, здоровье и духовную стойкость, то как он это делает? Вопрос скорее всего пустой, и все же я считал, что должно быть какое-то разумное объяснение.

В течение дня они были под моим наблюдением. И я с трудом верю, что Дэни принимал своего приятеля в спальне или наоборот. В конце концов Рауль вернулся к себе на второй этаж, а я, на всякий случай, предпринял меры против возможных ночных встреч. Однако как только начинало темнеть и до полуночи дом наполнялся шумом и странные явления не прекращались. В некоторой степени это вписывалось в мою теорию. Я слышал, что полтергейст – это следствие избытка жизненных сил и энергии. Именно когда Дэни был на подъеме, а Рауль оказывался не готов "обескровить" его, вокруг моего мальчика чаще всего и происходили всякие чудеса. Так что полтергейст сам по себе был понятен и потому казался незначительным пустяком.

Неужели прошло всего пять недель с момента появления Рауля?

В эту пору я сильно страдал бессонницей. Когда же я под утро засыпал, меня преследовали жуткие сны.

Один из них мне особенно запомнился.

Я видел себя во Франции, и Сесиль была со мной. Она пересказывала одну из легенд своей родной провинции и упорно старалась привлечь мое внимание к отрывку в книге. Мы стояли у широкого окна. Перед нашим взором на много лье простирался сложный силурийский ландшафт Оверна. Странным было то, что Сесиль держала книгу перед собой и ожидала, что я буду читать ее сквозь обложку и плотную пачку страниц. Во сне я каким-то чудесным образом мог это делать. Из одной фразы, которую я прочитал по ее настоянию, могу привести лишь несколько слов: "...восторжествует над..." Я был почти готов расшифровать остальное, но книга внезапно выпала из рук моей жены, а передо мной открылось не ее лицо, а... пустота. С криком ужаса я проснулся.

Но это было только сном. Возможно, перед тем, как заснуть, я вспомнил вопрос Годериха о возможной связи Рауля с семьей Сесиль. Этот вопрос не давал мне покоя и порождал дурные предчувствия.

Какие? Пока мне с трудом удавалось сохранять видимость нормальной жизни. Развязка близилась. "Если бы я мог поймать его с поличным, – эту фразу я беспрестанно повторял. – Если бы я только смог..."

И однажды я сделал это.

Как-то в полдень в октябре Дэни вместе с неразлучным приятелем сидел на открытой веранде. Устав, очевидно, От болтовни, Дэни взял книгу. Это была детская книжка, которая стояла раньше на полке в детской. Меня слегка удивил его интерес к книжке для малышей. Мне казалось, что Дэни уже давно вырос.

Как я упоминал, крыша веранды была застеклена, а в одном из углов находилась форточка. Ветки глициний порой касались крыши. В передней части веранды стояли горшки с гортензией. Цветы уже пожухли, но все же на веранде сохранялась увядающая зелень и приятный слабый исчезающий аромат. Все это создавало, атмосферу еще большей настороженности.

Как я уже говорил, из окна просматривалось ограниченное пространство. Именно через это окно, высокое французское окно гостиного типа, я нередко с растущим беспокойством наблюдал за своим сыном и его компаньоном. Хорошего в этом было мало. Они могли узнать о моих растущих подозрениях и враждебности. Мои встревоженные взгляды означали бы, что я шпионю. Дэни отдалялся от меня – своего отца. И я ничего не мог поделать.

В этот день я отказался от бесполезной слежки. Нужно было чем-то занять свои мысли и руки, иначе можно было сойти с ума. Я вспомнил о сломанной ограде около яблоневого сада – она нуждалась в починке. Взяв молоток и гвозди, я приступил к работе. Но тут меня охватило предчувствие беды. Интуитивно осознал я приближение чего-то страшного, ужасного. Нужно было вернуться...

Предчувствие страшной беды было настолько сильным, что я бросил инструменты и поспешил к дому.

Из осторожности замедлив шаги, я стал тихонько приближаться. С веранды меня не было видно, но ради перестраховки я сделал крюк и прошел за изгородью. Вместе с тревогой росло чувство настоящего гнева. Каким же я был слепцом, что не видел происходящего у меня под носом. А теперь может случиться что угодно. Как же я раньше не понимал, что эта проклятая перекачка требовала встреч наедине или иной физической близости? "Я задушу его, – слышал я свои собственные слова. – Он заслуживает этого!" Мне казалось, что пальцы мои сжали шею этого существа, что время забежало вперед или как-то сжалось, отражая уже случившееся или то, что должно было случиться.

Октябрьский день подходил к концу, когда я осторожно вошел в гостиную.

С того места, где находился, Рауля видно не было. Но я ясно видел Дэни. Как и прежде, он сидел на старом плетеном стуле и читал книгу. Хотя сидел он весьма своеобразно. У него была странная застывшая поза человека, пристроившегося на краю стула и наклонившегося вперед. Последний луч розоватого света освещал его белокурую головку, лицо закрывала книжка.

Ужас и необъяснимое отвращение переполнили меня. Сильно испугало и вызвало тошноту что-то странное в позе Дэни, во всем его виде.

Тяжело дыша, я начал приближаться. Я двигался очень осторожно, но Дэни все-таки заметил или почувствовал это и стремительно вскочил. Книга выпала из рук.

Мне трудно описать выражение его лица в этот момент. Оно было как ужасный цветок. Как мы знаем, дьявол-обольститель губительную дань взимает особенно с самых молодых грешников. А то, что он дает в замен признается всеми менее охотно и всегда больше волнует. Вот и теперь то, что я узнал о плате за грехи моего сына, было ужасным.

Если бы мог, я бы забыл это. Лицо Дэни казалось пародией, издевкой над моей памятью о его детстве. Стянутое и резко очерченное, старое, но не такое, каким становится с годами. Глядя на него, я вдруг с мучительной ясностью почувствовал себя пленником вечности.

Внезапно мои раздумья прервал отчаянный крик Дэни. Я распахнул французское окно и бросился на веранду.

Где Рауль? Я успокаивал себя тем, что с Дэни ничего страшного не случилось. А моя главная задача – немедленно найти его мучителя. Неужели это существо исчезло? Нет. Я заметил его тяжело бегущим от веранды к кустарнику.

Я догнал его около каретного сарая. При моем приближении Он обернулся и неуклюже вытянул руку, чтобы оттолкнуть меня.

Мои руки сжались вокруг его горла. Прошло несколько секунд, а мерзкий тип молчал. Вдруг до меня донесся легкий шум. Говорят, что у некоторых обычно бессловесных существ в экстремальной обстановке появляется слабая способность издавать звуки. Так в кипящей воде в состоянии агонии несчастные омары издают свой последний слабый писк. Вот и сейчас раздался такой сдавленный крик. Это вызвало у меня глубокое отвращение.

Мои пальцы сжимались все крепче. Во время схватки я оттеснил Рауля к дереву, стремясь припереть его к стволу.

Однако ему удалось перехитрить меня, а может я просто поскользнулся. Во всяком случае мы оба рухнули на землю. Я оказался на нем. Он извивался и старался выбраться, все время ускользая от моих рук. А через миг – он и вовсе пропал.

В изумлении я поднялся и оглянулся вокруг себя. Рауль исчез. И никаких следов...

2

Наступили черные дни. Трудно даже передать, насколько черные. Хотя с исчезновением зловещего приятеля Дэни худшее казалось позади. Но сердцем я чувствовал, что это всего лишь передышка. История далеко еще не завершилась.

"Передышка... Нет, даже не передышка. Рауль изгнан, но его ужасное дело осталось. Дэни все еще болел. Его взгляд выражал испуг и неприязнь, как будто я был виновником его страданий. Он реагировал очень болезненно, если я приближался к его кровати и разговаривал с ним. Как ни обидно это признать, но потеря этого страшного паразита ввергла Дэни в самую настоящую прострацию. Теперь он уже не был похож на мальчика, которого Сесиль и я так любили.

Ну а жуткому увальню, принесшему нам столько бед, удалось вырваться из моих рук и бежать. Я полагал, что он вернется во Франция и не будет больше беспокоить нас. Возможно это или нет – я не знаю. Во всяком случае именно эту мысль я пытался внушить себе. Правда не обязательно и не всегда оказывается "печальнее" того, что ты воображаешь. А в данном случае присутствовало что-то такое, что не позволяло не принимать во внимание все обычные разумные объяснения.

Когда после бегства Рауля я вернулся в дом, Дэни находился в полуобморочном состоянии. Услышав шум убегающего по веранде человека, слуги бросились туда, нашли Дэни лежащим около стула. Они отнесли его в комнату. Придя в себя, он долго тихо стонал, пока не принял успокоительное, которое дал ему вызванный мной Годерих. Ночь прошла спокойно, наступил новый день. Как я уже упоминал, Дэни болезненно реагировал на мое приближение. Однажды он даже забаррикадировался от меня в своей комнате. Я просто с ума сходил, опасаясь как бы он не натворил с собой что-нибудь нехорошее. Годерих разделял мою тревогу.

Вы узнали что-нибудь новое об этом жутком существе? Оно исчезло? спрашивал он.

– Что-нибудь новое? но как?

– Теперь, когда его нет, говорить о нем будут более открыто, ваши слуги, например...

– Конечно, – согласился я. – Да... разговоров много.

Действительно, если раньше Дженни и Клара сдерживали себя, то теперь они высказывали мне все, что чувствовали или знали о Рауле. Правда, это не добавляло мне новых сведений о нем. Я так и сказал Годериху.

– А как вы объяснили слугам внезапное исчезновение этого типа?

– никаких подробностей я не сообщил. Очевидно, они догадываются, что я прогнал его. Не думаю, что их интересует, как он убрался, раз уж его здесь нет.

– Признаюсь, чувствую, что много сделать не смогу. Советую обратиться к психиатру.

Но к этому я еще не был готов. Может быть, меня несколько смущал укоризненный тон моего друга? Если да, то его тон был оправдан. Годерих не мог не почувствовать, что описывая финальную сцену, в разговоре с ним я не указал о подробностях...

Дэни настолько поправился, что уже смог покидать свою постель, комнату и иногда в одиночестве бродить среди кустов и по лугу. Но между нами сохранялось отчуждение. Моя осведомленность или частичная осведомленность о его страшном секрете вызывала у него ужас. Что-то жуткое заключалось также в настойчивых усилиях ребенка придать ситуации свою собственную удобную и как-бы оправдывающую версию – очистить, приспособить или смягчить ее, сделать более терпимой для себя, а также видеть во мне, а не в рауле своего врага.

Так не должно было продолжаться. Даже если бы я прожил до ста, мог ли я или он забыть то, что я должен еще помнить? Я бы всегда напоминал ему. Если он вырастет, а, может быть, это уже случилось, с чувством мучительной подавленности он пожелает моей смерти.

Неделю или около этого все шло без изменений. Я не знал, что на самом деле произошло с раулем, и это не давало мне покоя даже в его отсутствии. Вскоре после его исчезновения меня посетили из полиции Винчестер-сити.

– Приваче, – сказал мне констебль, я едва вспомнил фамилию этого типа, – не явился на участок через месяц после регистрации. У меня ли он?

Я правдиво ответил, что он удрал неизвестно куда.

– Удрал?

Я объяснил, что нарушитель правил был другом моего сына и что я практически ничего о нем не знаю. Уважаемый и, на мой взгляд, очень респектабельный констебль был неудовлетворен и озадачен.

– Он обязан был отметиться, как положено, – проворчал он. – Если он направился во Францию, то, как вы понимаете, в порту могут возникнуть некоторые затруднения и неприятности. Тем временем состояние здоровья Дэни продолжало улучшаться, по крайней мере, внешне. Он уже не выглядел таким бледным, появился аппетит. Однако усилились ночные шумы. Появилось и новое явление – насмешливое гиканье. В конце концов эти звуки стали настолько звонкими, что мне пришлось перенести свою спальню подальше от комнаты Дэни.

Отношение мальчика ко мне по-прежнему оставалось враждебным. Я просил его откровенно поговорить со мной и изложить мне свою версию событий. Никакого результата. Чувствовалось, он тяжело переживал утрату и тосковал по своему исчезнувшему приятелю. Волей – неволей я стал подумывать, не принять ли мне совет Годериха и обратиться к психиатру. Такое обращение поставило бы меня, как и любого другого пациента, в весьма неловкое положение: посыпались бы недоверчивые и глупые расспросы. Но ради выздоровления мальчика мне необходимо было использовать любые средства.

Листва уже облетела, октябрьские дни становились все холоднее. В один из таких дней я получил напоминание о приближении ежегодного торжественного обеда офицеров моего полка. Я никогда не пропускал такие встречи, да и на этот раз в конверт было вложено персональное приглашение. Однако сейчас этот обед был так некстати! С другой стороны, письмо пришло из местечка, находившегося в шести милях от Винчестера. Его написал Мэйфилд, мой адъютант и распорядитель предстоящего обеда. Он сообщал, что на этой неделе, будет по делу в наших краях. По всей вероятности, он ожидал, что я приглашу его остановиться у меня. Хотя бы на субботу и воскресенье. Но при нынешних обстоятельствах это было неудобно. Я решил встретиться с ним в Винчестере, и выехал из дома после обеда, оставив Дэни на попечении Дженни и Клары.

Моя дружеская встреча с Мэйфилдом, которому я коротко обрисовал обстановку была настолько приятной, насколько это было возможным. Я страшно беспокоился о Дэни и торопился, чтобы вернуться домой к вечернему чаю.

Клара и Дженни ждали меня на крыльце. Как только я вышел из машины, они сразу же сообщили самое худшее.

Дэни исчез...

Упрекать себя было бесполезно. Нужно было что-то делать.

– Когда вы заметили его отсутствие? – спросил я.

Оказалось, только двадцать минут назад. До этого Дэни находился на веранде. Не увидев его там, служанки начали поиски. В его комнате никого не было, там все было в порядке, только отсутствовал небольшой чемоданчик, несколько пар носков и рубашка. Самым убедительным свидетельством того, что Дэни пошел не на прогулку, было посещение кем-то комнату Дженни и исчезновение ее денег.

– Сколько было денег?

– Шесть фунтов десять шиллингов, сэр. Они лежали в маленькой китайской шкатулке. Во вторник я собиралась сдать их в банк.

Ожидая с минуты на минуту моего возвращения, в полицию они ничего не сообщали. Я решил звонить в участок по телефону, а сам поехал в Винчестер. Мы договорились, что, если за это время беглец вернется, Дженни позвонит в участок.

Сержант полиции хорошо знал меня и внимательно выслушал мой рассказ.

– Пока рано волноваться, сказал он. – Дэни мог просто пошутить. Но, конечно, мы поставим в известность и мобилизуем все ближайшие участки. Сейчас пятнадцать минут шестого... Далеко уйти он не мог.

– Следите за портами, – напомнил я. Моя первая мысль была, естественно, о Рауле. Я опасался, что Дэни хочет присоединиться к нему.

– Обязательно. мы всегда так делаем. Хотя без паспорта, как вы понимаете, уплыть он не может.

Что касается последнего, то на сей счет у меня были сомнения. При большом желании уплыть можно. Дальнейшие события это подтвердили.

Я еще поговорил недолго со старшим офицером в его кабинете и отправился домой.

– Никаких новостей, Дженни?

– Никаких, сэр.

После полных беспокойства и ожидания часов на пришлось примириться со случившимся. Наступила тревожная, бессонная ночь.

Считая, что чрезвычайные обстоятельства позволяют мне нарушить обет молчания, я направил Вэньону запрос по телеграфу. Ответ пришел весьма быстро: "пока здесь нет."

Это просто взбесило меня. И напрасно я пытался придать реальный и нетелеграфный смысл слову "пока". Оно означало, что Вэньон ожидает приезда Дэни.

Я мысленно вернулся к вопросу о паспорте. У Дэни был паспорт. Он был ему нужен, когда Флебар или я сам сопровождали его через границу. Однако после очередной поездки Дэни я спрятал паспорт. К тому же я предупредил полицию и считал, что никакой документ не поможет Дэни пересечь границу.

Мне сообщили, что округ Винчестера тщательно прочесали, но никаких результатов это не дало. Я очень удивился, что Дэни так долго удается избегать полиции. Причина заключалась либо в некомпетентности одной стороны, либо в ловкости и находчивости другой. Во всяком случае, Дэни удалось, передвигаясь только ночью, а дни проводя на деревьях, найти стоянку французских рыболовов и уговорить их за плату переправить его через пролив...

Эту догадку подкрепило открытие Клары, сделанное после шестидневных поисков. Однажды утром возбужденная она вбежала ко мне в кабинет с криком:

– Мы, мы нашли кое-что!

Оказалось, что убирая чердак, она обнаружила там две буханки хлеба, две банки сардин, консервный нож, банку джема и чемодан. Пустой чемодан. Настоящий тайник!

Эти предметы, которые я осмотрел вместе с Кларой, были спрятаны под куском мешковины около задней двери, ведущей к лестнице. С помощью этой лестницы можно было попасть на чердак, не проходя сначала внизу через каретный сарай. Подойдя поближе, я с отвращением увидел кучу похожих на кегли грубых деревянных кукол, вырезанных Раулем. Кроме того, и это особенно важно, я нашел открытую пустую банку и крошки хлеба. Это говорило о том, что здесь кто-то ел.

Как ни странно, но эти находки и, в частности, брошенный чемодан вселили в меня уверенность, что Дэни удалось добраться до Франции или же он находится в пути. Он не так глуп, сказал я себе, чтобы оставить тайник почти на виду, а самому бежать ночью. Да, все было так. И я принял немедленное решение.

В тот же день я позвонил Годериху и сообщил о своих планах, а после полудня отправился в Саутхэмптон. По дороге я позвонил в полицию Винчестера. Оказалось, что мой план преследовать моего мальчика во Франции встретил недовольство. Хотя я согласился с предложением установить, уже с большим опозданием, наблюдательный пост около чердака, ничто не могло поколебать мою решимость.

Тогда я не знал, что произойдет всего через одну ночь. Позже мне сообщили, что сразу после моего отъезда от Вэньона была получена телеграмма: "Дэни здесь".

И вновь привычный поезд, мягко покачивающаяся койка все на той же шхуне, пересекающей пролив, знакомая гавань Гавра в тумане. Одно и то же, все одно и то же. И все-таки что-то было не так! Я пересекал пролив много раз, но со спокойным сердцем. Сейчас же я не находил себе места от отчаяния.

Пройдя таможенный осмотр, я съел в станционном буфете свой небольшой завтрак, купил газету, сдобные булочки и снова на поезд.

Париж, обед, затем на юг. Что меня ждет? Когда я почувствовал постепенный подъем в гору, меня охватило неясное, но страшное предчувствие. Я понимал, что бежал из Англии главным образом из-за того, что не мог вынести бездействия. Но здесь, во Франции, я дрогнул. Казалось, что приближаясь к почерневшим и израненным землям провинции Оверн, я безрассудно вторгаюсь в крепость злых сил, противопоставляя свои слабые силенки мощи предводителя дьяволов.

Я взял газету и начал читать. Но ничего не получилось. Дэни, думал я, где ты? Что делаешь сейчас?

С трудом заставил я себя еще раз критически и по возможности спокойно проанализировать последовательность событий, которые привели меня сюда.

Вэньон... и Рауль. Вся эта практика взаимных визитов во время каникул была такой случайной и такой доброй, и все же... Нет, это не просто совпадение, между этими людьми должна быть определенная связь.

Я вспомнил смущенные и как бы виноватые взгляды Вэньона и странные слова в услышанном мною разговоре.

– Это пришло опять, – говорил Вэньон Флебару. Что пришло опять? Не могло ли это...

Внезапно мои мысли обо что-то споткнулись. На секунду я специально отключился, опасаясь как бы все не ушло... Я даже схватил газету и стал судорожно вчитываться в длинную колонку объявлений. Не могло ли это?... Почему же? Конечно, могло. А это из фразы Вэньона было Раулем.

Не знаю, почему я раньше не догадался. Ведь все было так очевидно. Сейчас я был крайне взволнован. Пока еще не мог предсказать все возможные последствия, но смутно ощущал какое-то прозрение, видел контуры страшной правды.

Чтобы добраться до Фоана, мне нужно было пересесть на другой, более медленный поезд, идущий с остановками. Местность вокруг оставалась в основном сельской. И все же то здесь, то там я начал различать признаки пугающих особенностей Оверна, которые всегда чувствовал в этих местах.

Вэньон, очевидно, был готов ко встрече со мной, я телеграфировал ему из Гавра. Но как он отнесется ко мне? Этого я не знал. Нужно помнить, что я н получил его телеграммы, она пришла на следующее утро после моего отъезда из Эштофта. Поэтому я мог лишь догадываться, что Дэни уже находится в замке.

Солнце садилось, когда наш поезд замедлил ход, подъезжая к Фоану. Всякий раз, когда я бывал в этих местах, у меня по спине бегали мурашки.

Сойдя с поезда, я осмотрелся. На платформе никого не было, кроме билетного контролера да двух крестьянок. Возможно, Вэньон так рассердился из-за нарушения его запрета, что никого не послал встретить меня.

Раньше я не обращался к Вэньону с вопросами о Рауле. И хотя сейчас полагал, что он знает об этом больше, чем всегда рассказывал, он формально занял позицию невмешательства и, возможно, не понимал всю серьезность дела.

С нетерпением я провел около четверти часа в зале ожидания. Неужели Вэньон решил отказать мне в гостеприимстве? Но ведь он ответил на мою первую телеграмму. Не мог же он оказаться таким грубияном и предателем!

Я уже собирался позвонить в замок или взять такси, когда на станционную площадь стремительно вырулил автомобиль. Все произошло так быстро, что я не сумел разглядеть сидевшего за рулем. Он как-то неуклюже вывалился из машины и направился прямо ко мне, резко прихрамывая.

Это был Вэньон.

3

Он даже не поздоровался. Сразу посыпались вопросы.

– Он у вас?

– Да... Но так скоро получить мою телеграмму вы не могли.

– Он в порядке?

– Он... вы увидите...

Мы сели в машину.

– Флебар уехал, – пояснил Вэньон, – поэтому за рулем я сам. К сожалению, опоздал.

Я что-то пробормотал в ответ. Мы выбрались со станционной площади на пыльную автостраду. Вэньон продолжал вести машину, как автомат, однако я отметил некоторую его небрежность и лихость. Обстановка во время быстрой езды в целом не располагала к разговору. Но я все-таки попытался заговорить.

– Дэни сильно болел, – сказал я. – Он был сам не свой. Иначе не убежал бы. И я бы вас не беспокоил. Как он выглядит сейчас?

Вэньон неопределенно пожал плечами.

– Не могу вам сказать... Мы все сбиты с толку. Не правда ли, жуткие дни обрушились на нас. И на вашего сына. Он не знает, что вы приехали, но уверяю вас, он не позволит вам говорить с ним, даже приблизиться более чем на десять футов...

Сердце у меня упало. Но отчаяние вызвало гнев.

– Ну, это мы посмотрим! – отрезал я.

Замок, к которому мы подъехали уже ночью, был окутан темнотой и напряженным молчанием. Нас впустил незнакомый мне человек и тотчас удалился.

– Где Дэни? – спросил я Вэньона. – Где он?

Из зала мы прошли налево в небольшой салон, где как мне было обещано, что Дэни будет знакомиться с произведениями де Мюссе, отца и сына Дюма, Виктора Гюго. Я сомневаюсь, что он действительно делал это. Но вдоль стен в салоне были полки с книгами.

– Где он? – повторил он вопрос.

В этот миг в зале послышались шаги. Я посмотрел на дверь и столкнулся с пристальным холодным взглядом. Это был Дэни.

Я видел его лишь мгновение. Потом услышал испуганное "Ах!...", и он исчез. Я бросился за ним в зал, повторяя его имя.

Там находился человек, впустивший нас.

– Обед будет... – начал он.

– Юноша, где мой мальчик? – прервал я его. – Куда он только что побежал? Где его комната?

Парень внимательно посмотрел на меня и медленно произнес:

– То же самое... но... – он запнулся и поспешно, как бы, смущаясь, перекрестился.

Прежняя комната Дэни находилась на первом этаже около лестничной площадки. Я попытался открыть дверь, но она не поддавалась. На мой стук никто не ответил.

– Дэни! – кричал я. – Дэни, ты там?

В ответ ни звука. Возможно, хотя и вряд ли, дверь была заперта снаружи. Я стучал и звал вновь. Все напрасно.

Вернувшись в салон, я горестно задумался. Совершенно очевидно, Вэньон говорил правду и Дэни все еще считает меня своим недругом. Я с болью вспомнил его "Ах!..." при встрече со мной. Это были не просто неожиданность и испуг, но еще и ненависть.

В за вошел Вэньон.

– Вы видите, – сухо проговорил он, – я был прав...

За обедом места для Дэни оставлено не было. Вэньон, видимо, заметил мои вопрошающие и недоуменные взгляды. Однако в присутствии Дорло (я узнал имя этого человека) ни о чем важном говорить было нельзя. Поэтому мы беседовали о пустяках.

Итак, что мне удалось узнать. Стало ясно, что сходу дело не поправишь, да и поспешность противопоказана. Возвращение домой моего несчастного мальчика будет не простым и не быстрым делом. Возникнут трудности, особенно в чужой стране, с тем, как заставить его уехать со мной. Советуясь с Вэньоном и добиваясь разумного решения проблемы, я должен сделать все от меня зависящее, чтобы проявлять терпение и сдержанность.