Текст книги "Торжествующий мертвец"

Автор книги: Джон Меткалф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Меткалф Джон
Торжествующий мертвец

Джон МЕТКАЛФ

ТОРЖЕСТВУЮЩИЙ МЕРТВЕЦ

1

Наш сын Дэни никогда не отличался крепким здоровьем. Когда же внезапно скончалась его мать – я очень ее любил – пришлось забрать мальчика из школы и разрешить ему хотя бы некоторое время побыть дома.

Бедный малыш... Наверное, прежде я был с ним слишком строг. Но сейчас мы очень нуждались друг в друге. Поэтому мне хотелось сделать все, чтобы оградить его от жестокости и позволить расслабиться. Мое желание нетрудно понять. Ведь сын на все реагировал очень эмоционально. А если что-то причиняло ему боль, то вместе с ним страдал и я.

Думая, я стал очень добрым отцом. И, конечно, не сожалел бы об этом, если бы не произошло то, о чем я хочу вам рассказать.

...Жили мы в то время в просторном и очень приятном имении Эштофт, вблизи Винчестера. Я приобрел его после ухода в отставку из армии. Когда же Дэни попросил пропустить еще один семестр учебы в школе, чтобы "составить мне компанию", в душе я был польщен. В самом деле мягкий южный климат и ежедневные верховые прогулки по холмам пошли бы ему только на пользу. Во всяком случае, отказ в течение нескольких месяцев от зубрежки и алгебры не принес бы большого вреда.

В мае-июне с нами поселилась французская семья, точнее отец с сыном и дочкой. Они проводили здесь часть лета. Дэни заинтересовался ими, а они, в свою очередь, тоже обратили внимание на моего сына.

Моя супруга, Сесиль, была полуфранцуженкой. А когда мы узнали, что наши соседи из ее родной провинции, и более того, ее дальние родственники, мы вместе изучали документы и убедились в этом, – восприняли это как счастливый случай.

Сесиль не уставала рассказывать Дэни о месте своего рождения, вернее, его истории, природе и, прежде всего, о легендах этого края. Правда, как она сама признавала, некоторые из этих легенд могли просто шокировать. Но мы нередко сожалели, что Дэни пока еще не посетил эти места.

Однако Дэни довольно сносно читал и говорил по-французски, в чем я ему завидовал, и из уважения к памяти своей матери весьма пристрастно относился ко всем, имевшим галльское происхождение.

Теперь о Вэньонах. Глава семьи, который старался поддерживать с нами добрые отношения, был, полагаю, потомственным землевладельцем. Его замок находился вблизи Иссуара. Сам же он худощавый, со впалыми щеками, производил впечатление несколько нервозного и малоразговорчивого человека. Его замкнутость я связывал с недавней тяжелой утратой. То, что он, как и я, в минувшем году потерял жену, сближало нас еще больше. Откровенно говоря, я был рад, что у Дэни появились такие же, как он, осиротевшие друзья – Августина и Марсель, хотя они выглядели не слишком привлекательно – тощие, почерневшие, узкоглазые и задиристые. Однако их общество, очевидно, нравилось Дэни.

– Господин полковник, давайте скажем друг другу до свидания, а не прощайте, – сказал перед отъездом Вэньон. – А если вы позволите, мы ждем Дэни во время каникул в Оверне. Марсель и Августина тоже в свою очередь посетят вас.

Это была новая идея! Я спросил об этом Дэни, но оказалось, что он уже обо всем знает.

– Ты бы хотел поехать? – спросил я.

– Пожалуй... Я мог бы. Или нельзя?

– Посмотрим. Думаю, можно. Подождем, потом решим.

Эта мысль не покидала меня. Каникулярные обмены широко рекламировались в прессе. А уж в данном случае наши семьи были знакомы и хоть отдалено связаны родственными узами. Что же касается каникул, то у Дэни их было навалом. В учебе он, конечно, отстал, а теперь, как я полагал, ему представится возможность подтянуть французский, ведь вскоре он будет вынужден вернуться в школу.

В августе вместе с Дэни я отправился в Фоан. Хотелось посмотреть, как он устроился в замке Вэньона. Там я провел одну ночь и на следующий день вместе с Марселем и Августиной вернулся в Хемпшир.

Так продолжалось более года, пока Дэни не исполнилось тринадцать. Но как только он вернулся в школу, обмен визитами во время каникул возобновился.

Меня, признаться, все же продолжала смущать слишком большая тяга сына к этим поездкам. Что там так привлекало его? Когда Марсель и Августина приезжали к нам, они развлекались сами, а вот у Дэни не было ровесников для игр.

У Сесиль был племянник Вилли – сын ее брата. Полагаю, Дэни часто проводил время в компании с ним. Но пару лет назад он умер. А его родители, жившие поблизости с замком Вэньона уехали в Дижон. Короче, Дэни лишился единственного приятеля и, как мне представляется, в поисках развлечений его потянуло к Вэньону. Меня это, бесспорно, смущало и вызывало определенную ревность.

До сиз пор я лишь однажды побывал в замке в Фоане. В остальных случаях детей привозили и увозили Вэньон или его мажордом Флебар. Теперь же я пытался более четко восстановить в памяти эти места.

Замок был старым и носил следы небрежного ремонта, хотя его интерьер был великолепен. Когда мы приехали, внешний вид замка и окружавших его строений показался мне мрачным. Чтобы добраться от станции до места мне пришлось взять такси. Стоило это весьма дорого, зато по пути я знакомился с окрестностями. Они производили отталкивающее, жутковатое впечатление. Все вокруг казалось выжженным, вымершим, действовало удручающе. Однако это впечатление не оставило глубокого следа и сразу же было забыто благодаря исключительно сердечному приему, оказанному Вэньоном. Он буквально рассыпался в извинениях за то, что сломался автомобиль, который должен был встретить нас.

Дэни отправился спать, а мы с хозяином до полуночи беседовали за рюмкой превосходного бренди. В разговоре Вэньон шутливо упомянул какую-то "комнату-убежище" в башне замка, но связанный с этим рассказ был настолько сумбурным, что я его не запомнил.

– Ты по-прежнему хотел бы посещать Фоан каждые каникулы? – спросил я однажды у Дэни. – Почему бы тебе вместо этого не побывать у дяди Майкла и тети Бетти? Им было бы очень приятно видеть тебя в Дижоне.

– О, нет... Мне так нравится в Фоане, я хотел бы быть там...

Внезапно меня поразило чувство тревоги в его голосе.

Прежде я как-то охотней и без каких-либо опасений шел на обмен визитами детей. Да и теперь было бы преувеличением сказать, что я чего-то боялся. Просто меня смущало то, что, казалось бы, незначительное и случайное начало этой истории превратилось в традицию.

– Уверен, тебе бывает там страшно скучно. Чем ты занимаешься целый день?

– Дел очень много. Мы... – он замолчал.

Я почувствовал явную растерянность. Чрезмерная скромность Дэни всегда смущала мать и меня. Когда она умерла, я опасался, что ее смерть серьезно отразится на его здоровье. Но он стойко перенес горе и через некоторое время обрел забвение в учебе. теперь же, однако, у Дэни возникла какая-то нервозность. Казалось, он боялся, что я запрещу дальнейшие визиты. В его глазах появилась настороженность, словно он скрывал что-то серьезное.

На эту тему мы больше не говорили. А через неделю приехал Флебар, скромный и сдержанный малый, казавшийся самой добродетелью. Это развеяло все мои сомнения.

И все же, как только Дэни уехал, сомнения возникли опять. Я не мог не думать: что же там в замке, продолжает так звать к себе моего мальчика? Н подозревая чего-либо плохого конкретно, я чувствовал, что существует какая-то причина или явление, которое я просто не заметил, но которое требует более внимательного изучения.

Так родилась мысль, что во время очередной поездки Дэни, если она состоится, я буду его сопровождать или сам поеду за ним и перед возвращением домой обязательно проведу денек в Фоане.

Этот визит я помню очень хорошо. Когда он завершился, ничто не вызвало беспокойства, но затем меня захлестнула волна необъяснимой депрессии.

Вэньон упрашивал погостить у него подольше, проявлял исключительное внимание, почти не оставляя меня одного. Со своими детьми он вел себя построже, чем в Гемпшире. И я вынужден был признать, что Вэньон извлекал больше пользы из нашей системы взаимных визитов детей, так как трудно было сравнить моего привлекательного и хорошо воспитанного Дэни с его двумя скрытными и эксцентричными обезьянками.

Для визита в замок, где Дэни провел четыре недели, я предпочел выбрать не первые, а последние дни. Время проходило спокойно и до самой последней ночи совершенно непримечательно: беседы, еда, игра в карты, свободное времяпровождение и хорошо организованные походы по имению. Во время этих походов нас сопровождал Дэни. Он помогал Вэньону как экскурсовод, и его светлая головка все время мелькала на солнце впереди нас. И все же, мне казалось, он был слегка рассеян и подавлен.

Стояла знойная пора середины августа. Вокруг нас в горячей дымке простиралась обожженная солнцем земля. По дороге в Фоан взору открывался странный ландшафт: хаотическое нагромождение ребристых скал, будто здесь произошел мощный взрыв. На ум пришло более выразительное сравнение: казалось, что эти расколотые каменные глыбы, шпили и башни, почерневшие бруски магмы были людьми. Во время одной из своих забав расшалившиеся дьяволы швырнули их на игорный стол плоских равнин, да так в беспорядке и оставили. Было жутковато. И я подумал, как будет хорошо вновь вернуться домой.

Но больше всего за три дня пребывания в замке меня поразила перемена в поведении Вэньона. Однажды, когда я упомянул об очередном приезде Дэни, его взгляд выразил какое-то смущение и сомнение.

– Да, – неуверенным тоном сказал он, – мы все взрослеем и даже самое хорошее заканчивается...

Ночь накануне возвращения в Англию я провел без сна. В постели было жарко и я вспомнил, что рядом с моей комнатой, примыкавшей к комнате Дэни, находится винтовая лестница, ведущая в небольшой сад. Я решил подышать свежим воздухом и начал спускаться по вниз, но услышав голоса, остановился.

Мне показалось, что это Вэньон говорил с Флебаром.

– Нет, нет, – донесся до меня испуганный полушепот. – Мы не можем... Говорю вам, это пришло опять...

Я потихоньку удалился. Последние слова Вэньон произнес с каким-то страхом или отвращением, и на минуту я пожалел, что не дождался еще одной-двух фраз. Вернувшись к лестнице, я вдруг заметил полоску света из-под двери Дэни и вошел в комнату.

– Эй, да ты тоже не можешь уснуть, – сказал я.

– Да... Так душно...

Дэни сидел на кровати, рядом с висевшим на стене подсвечником горела свеча. Он выглядел явно встревоженным и возбужденным.

– Здесь не так тихо, как казалось бы, – заметил я не для того, чтобы отметить этот факт, а чтобы развеять свою неугасающую тревогу. – Только что я, кажется, слышал... Может быть это коровы или лошади...

– Или привидение из комнаты в башне, – добавил Дэни.

Я усмехнулся, думая, что он пошутил.

– А разве привидения могут шуметь? – спросил я, а мои мысли вертелись вокруг Вэньона.

– Да... – Дэни задумался, улыбнулся и четко добавил: – Они издают роликовые шумы. Я... я заставляю их издавать такие звуки.

– Роликовые шумы? – я был обескуражен таким определением и интонацией его голоса.

– Да, похожие звуки издают роликовые коньки. Хотя это так смешно. Мы... – он оборвал фразу, на губах промелькнула улыбка. Эта улыбка выражала то, что мне не дано было понять: улыбка постижения истины, глубокого проникновения – реального или мнимого. Я счел лучшим не углубляться в эту тему.

– Доброй ночи, – пожелал я Дэни и отправился в свою комнату.

После всего мне опять пришлось мужественно бороться с бессонницей. Наконец, я заснул, а утром проснулся бодрый духом и телом. Если это лишь глупый предрассудок, который мучает Вэньона, то, пожалуй, страхи мои беспочвенны. Просто я устал. Может, еще одна поездка и наша практика взаимных визитов детей начнет себя изживать.

Однако при отъезде опять вернулись мои прежние опасения. Вид у Вэньона был нездоровым; когда он прощался, его рука дрожала. Внезапно мой мозг пронзило слово, которое объясняло изменение в поведении Вэньона и которое я безуспешно искал три дня. ВИНОВНЫЙ. Но это же нелепо! В чем он может считать себя виновным? И все же... Казалось, сумрак сгущался вокруг меня и Дэни, когда мы сели в машину и на прощанье помахали рукой.

В поезде и на борту судна вновь удалось прогнать мучающие меня сомнения. Возможно, Вэньон решил, что уже достаточно пообщался с нами и пора постепенно избавиться от нас, но откровенно сказать об этом стеснялся. В свою очередь, я считал, что в последнее время семейство Вэньонов слишком настырно посещало нас и если инициатива прекращения визитов будет происходить с их стороны, тем лучше и легче будет для меня. В Эштофт мы вернулись в отличном настроении.

А через пару дней почтальон вручил мне заказное письмо со штемпелем Фоана. Вот письмо Вэньона:

"Дорогой полковник Хэпгуд, с большим сожалением вынужден информировать Вас, что столь приятные взаимные связи наших семей в дальнейшем желательно не продолжать. Боюсь, мне трудно дать убедительное объяснение этого вызывающего сожаления решения. Я оказался жертвой фантастического преследования или наваждения, невольно связывать Вас с которым было бы бесчестно. Это все, что я могу сообщить Вам в оправдание столь жестокого шага. Но я воздвигая санитарный вокруг себя санитарный кордон не для собственной защиты. Я делаю это ради других. Приношу самые глубокие сожаления и надеюсь, что вы, которого я так уважаю, отнесетесь к этому факту с пониманием. Позвольте с этого момента связь с Вами прекратить.

Ваш,

В. де ля Ф. Вэньон."

Я положил это удивительное послание в конверт. Оно вызвало у меня некоторые сомнения. Совсем недавно я думал о возможности подобного события, но не в такой же форме! Или этот человек сошел с ума? Как ни странно, у меня не возникло чувство обиды или злости. Скорее, полное недоумение и даже страх, ощущение того, что дело на этом не закончилось, и настоящая беда только начинается...

Во всяком случае, вся эта история потрясла меня.

Я не сразу сказал Дэни о письме Вэньона. Более недели решал, как сделать это лучше. Наконец, я сообщил ему, что у семьи Вэньона возникли определенные затруднения, не позволяющие ему некоторое время находиться в замке.

Конечно, это сильно искажало реальное положение вещей. Но как я мог все объяснить? Догадываюсь, что Вэньон готовился к этому шагу уже несколько месяцев и у него лишь не хватало мужества сообщить об этом. Но каким абсурдным и, по совести говоря, просто грубым было подобное письменное заявление. Да и что могли значить содержащиеся в письме извинения и слова "преследование" и "наваждение"? Такое послание ни к чему было показывать Дэни.

Саму новость он воспринял спокойно. Хотя я чувствовал, что спокойствие это обманчиво. Для Дэни все происходящее было очень важным, и он мысленно старался оценить серьезность сообщенной новости и решить, как нейтрализовать или хотя бы смягчить неудачу и совместить ее со своими желаниями. Я жалел Дэни, старался уменьшить его страдания и сделать его хоть немного счастливее.

Правда, вскоре он сам помог мне выйти из затруднения, однако, в такой форме, которая не вызвала у меня восторг.

– Думаю, что это Рауль, которому я не уделил достаточного внимания, сказал он как бы между прочим, но с некоторой доброжелательностью, что не ускользнуло от моего внимания. – Я ведь, кажется, рассказывал тебе о нем.

– Рауль? Нет, о нем ты не говорил.

– Не говорил? О Рауле Приваче? Конечно, я...

– Ты никогда о нем не говорил. Кто он?

– Как же, там это был самый близкий мой друг. Я должен был сказать тебе... Мы вместе ловили кротов и летучих мышей, взбирались на вершину. Он, ну, он просто рабочий. Думаю, ты можешь его нанять. Он чувствует деревья, умеет ухаживать за лошадьми. Ой, я знаю! – Дэни замолчал, как будто у него внезапно родилась идея. – Он мог бы приехать сюда. Он мог бы служить у тебя. Тебе нужен такой человек! Если бы Рауль был здесь, я бы больше не ездил в замок...

– Глупость! – отрезал я. – Это нереально.

Резкость моих слов объяснялась вовсе не нелепостью предложения Дэни, а тем, что я почувствовал его двуличность. Ведь никогда раньше он не упоминал о Рауле и хорошо знал это.

Больше я ничего не желал слышать о Вэньоне, ничего!

Дэни насупил брови. Это был открытый вызов.

– Ну, ладно, – мрачно сказал он. – Думаю, однажды мы увидим его здесь... В один прекрасный день он здесь появится.

Черт побери, он действительно появился. Мы позавтракали и я как раз прикуривал трубку, когда послышался негромкий стук в окно. На улице стоял скромно одетый мужчина низкого роста. Его лицо мне было трудно разглядеть. Вдруг сердце мое упало. Я понял, кто это. Пришелец сделал жест рукой. Я ответил ему, указав на входную дверь, которую открыл.

Он стоял на пороге. К сожалению, его лицо я опять не смог разглядеть так четко, как хотелось. В этот миг за моей спиной раздались шаги. Дэни тут же оказался в объятиях пришельца.

– Рауль, Рауль! – восторженно кричал Дэни. – Я знал, что ты придешь!

– Бонжур, месье, – гость протянул руку, которую я машинально пожал. При прикосновении к его пальцам мне стало неприятно. Они были холодные и безжизненные, как будто искусственные.

Вскоре выяснилось, что этот человек весьма словоохотлив. Дэни привел его в заднюю комнату, окна которой выходили на газон. Там пришелец принялся болтать на одном из французских наречий. Да так быстро, что я ничего не понимал. Дэни коротко переводил. Оказалось, что Рауль предлагал мне свои услуги в качестве разнорабочего. Он всегда хотел жить в Англии и был бы счастлив, если бы мой сын стал его молодым хозяином. Пока Дэни переводил, Рауль держался почтительно и несколько смущенно.

– Но, ей-богу, не могу я взять его на работу, – возразил я. – У него нет разрешения.

Человек сидел невозмутимо, отвернувшись, лицо его было в тени. Дэни вновь обратился к нему. Очевидно, он говорил о моих возражениях.

– Он останется здесь, где-нибудь в деревне, – сообщил Дэни. – Хотя было бы лучше, если бы на время поисков пристанища он поселился на чердаке старого каретного сарая...

– Нет, он не будет жить на нашем чердаке! – сказал я с явным раздражением.

Но, в конце концов, он там оказался.

Не знаю, может быть, от моей настойчивости зависело, останется он или покинет нас. Теперь думаю, что не зависело. Но о, что произошло, должно было произойти.

После смерти Сесиль я ни в чем ребенку не отказывал, и если такое баловство был слабостью, то слабостью естественной и простительной. Что же касается снисходительного или терпимого отношения к этому существу, этому субъекту, темному типу, безрассудное влечение Дэни к которому совершенно необъяснимо, это был бы полной капитуляцией перед настойчивыми домогательствами моего сына и это превысило бы все прежние поблажки.

Как бы там ни было, Рауль поселился на чердаке, поставив меня перед фактом. Теперь я с горечью осознал, как неловко и сложно будет его вытурить. Итак, временно, только временно, он поселился у нас.

До окончания летних каникул Дэни оставалось еще около трех недель. К моей досаде, почти все время он проводил в обществе своего идола. Мне трудно было это понять. Почему, в самом деле, этот человек к нам приехал? Может быть, между ним и его почитателем существовала тайная договоренность? Был ли его паспорт в порядке? Как отнесутся к нему мои соседи и слуги?

Правда, некоторое время все казалось более спокойным, чем я ожидал. Малый, надо отдать ему должное, был исключительно скромным, до самоуничижения, и старался всем уступать. Он всегда стремился сделать что-то для меня. Порой он чистил обувь, сбрую для лошадей, приводил в порядок кустарник и пруд. Еду он получал на кухне и ел на чердаке. Сначала я не знал, как он ладил с поварихой Дженни и служанкой Кларой. Возможно, они решили, что поскольку этот любопытный чужестранец – очередная причуда молодого хозяина, то пусть так и будет. Ну а мой постоянный помощник и садовод Доббс в это время находился в больнице и ничего не знал.

Все же положение было не из легких. Вскоре Дэни нужно было возвращаться в школу и исчезал последний повод оставлять у нас Рауля. Иногда у меня появлялось желание написать Вэньону. Но, как вы догадываетесь, мне мешало самолюбие. И, кроме того, не было оснований считать, что Вэньон замешан в деле с Раулем.

Я чувствовал себя в каком-то тупике, жил словно в тумане. Меня все больше беспокоило присутствие этого Рауля. Трудно передать, как оно меня раздражало. И еще бесила одна мысль. Этот тип находился здесь уже около двух недель, но до сих пор почему-то я не смог четко разглядеть его лицо. Может быть, я в разное время по-разному воспринимал его черты, или же они были такими расплывчатыми, но в любом случае общее представление о внешности этого человека у меня так и не сложилось. Лишь недавно я узнал, что отсутствие у него лица смущало и других.

Примерно за неделю до окончания каникул Дэни немного простыл. Ничего особенного в этом не было, и он по-прежнему все утро проводил на холме со своим неприятным товарищем. Однако этого было достаточно, чтобы вызвать у меня тревогу из-за скорого возвращения сына в школу. Помнится, однажды я посоветовал ему вторую половину дня побыть дома, а сам пошел в кабинет, чтобы окончательно продумать план действий в этой истории. Однако мои мысли прервал визит господина Уолсторна, местного фермера, с которым я договаривался об аренде луга. Условия аренды были взаимно согласованы, и старик переключился совсем на другую тему.

– Вашему мальчику явно не хватает матери. Сегодня утром я встретил его здесь, на Винакре. Выглядел он плохо и все болтал сам с собой...

– Сам с собой? Почему же, он... – сконфуженный и встревоженный, я замолчал.

– Да, в самом деле... он говорил, а, может быть, пел. Вы понимаете... И еще одно. Это, право же, смешно... Мои две собаки. Да вы их, должно быть, видели. Они подняли такой лай... С вашим парнишкой они никогда раньше так себя не вели...

Уходя, Уолсторн пожелал мне всего доброго и оставил в глубоком раздумье.

Очень странно. Я знал, что Дэни ушел не один, а с Раулем. Потом эти собаки... Почему они так злобно отреагировали на Дэни? Хотя собаки особенно невзлюбили Рауля. Мой сеттер Трикси просто не выносил его. Страшно волновался и рычал, как только Рауль к нему приближался. Собака словно не знала, что делать – убежать или наброситься на него.

Я все еще думал о том, что рассказал Уолсторн, когда за окном замаячила фигура Рауля. У него была такая дурная привычка – появляться у окон и тихонько стучать, чтобы привлечь внимание. Правда, делал он это аккуратно. На сей раз он понял, что я уже заметил его, и не постучал, а лишь поднял руку. О ужас! Запястье и предплечье были в крови...

Я немедленно осмотрел рану. Мякоть была сильно повреждена.

– Собаки, – услышал я тихое бормотание, – собаки...

Ну вот, новое осложнение! Собачьи укусы могут быть опасны, но я не решался сам обрабатывать рану. Правда, прежде я не хотел, чтобы пребывание этого человека стало официальным или даже полуофициальным. Теперь же с вызовом врача все решат, что я согласился, чтобы он жил здесь. Это, конечно же, вызовет большой шум и массу проблем в связи с законом о страховании здоровья...

Поэтому я пригласил старого друга и советника Годериха. В последнее время он лечил сесиль. Он перевязал руку Рауля, а заодно посмотрел моего мальчика, так как простуда у него увеличилась, а температура повысилась. Годерих обещал навестить нас на следующий день.

Последующие заключения о состоянии здоровья обоих пациентов были тревожными. Рауля пришлось переселить в небольшую спальню на втором этаже. Его рана была серьезной и, как мне показалось, волновала Годериха.

Дэни, очевидно, недостаточно окреп, чтобы вовремя вернуться в школу. Мне даже казалось, что он симулирует, чтобы оттянуть срок расставания с приятелем.

Моему сыну рассказали о случившемся с Раулем, и он тщетно просил, чтобы ему разрешили видеться с ним. Их комнаты были на разных этажах, в различных концах дома. Думаю, такое расселение было к лучшему.

Происшествие с Раулем, он не мог рассказать, покусала его одна собака или больше, случилось в четверг. Но в воскресенье его руке не стало лучше. На следующее утро меня удивило, что Годерих предложил мне самому посмотреть. Я наблюдал, как он снимает бинты. Когда рана открылась, лицо Годериха выражало крайнее удивление. Локоть сильно распух и имел отталкивающий сине-багровый цвет. Годерих подал мне сигнал выйти.

– Наконец, мы одни, – пробормотал он. – Ну ладно. Признаюсь, меня обманули. Новейшее чудо-лекарство оказалось ерундой. Но совершенно непостижимо то, что все предплечье, кажется...

– Что, кажется? – нетерпеливо перебил я.

– Омертвело. Но этого не может быть. До такой степени, без явных симптомов, а их нет... Фу! Эта чертова штука смердит...

Я уставился на него. А он продолжал:

– Я говорю непрофессионально, Хэпгуд, но не преувеличиваю. Не спрашиваю, как вы связались с этим странным типом, но...

Наш разговор прервал странный шум в коридоре. Дверь распахнулась, и без стука влетела Клара.

– Простите... сэр, но господин Дэни...

В эту минуту у нее за спиной появился сам Дэни, весь в слезах, возбужденный.

– Что? – я оттолкнул Клару и кинулся к нему. – Что случилось?

Он молчал, пока я не довел его до кровати. Лишь от Клары мы потом узнали, что Рауль потихоньку покинул свою комнату, перешел смежные коридоры и появился у мальчика. Клара услышала крик из спальни Дэни и, войдя, увидела Рауля...

В гневе я хотел бежать к Раулю, но меня остановил Годерих:

– Нет, позвольте мне пойти.

Его долго не было, а когда он появился, его слова еще больше поразили меня.

– Ну... Сдаюсь. Я не врач. С такими делами врачи не сталкиваются... Считайте меня глупым бельгийцем, вот и все... Сдаюсь...

– О чем вы?

– Да, когда я вошел, парень улыбался. А между прочим, есть ли у него лицо, чтобы улыбаться? Сильно сомневаюсь... улыбался, вытянув руку, и приговаривал: "Здорово, здорово!" Как чеширский кот... если они это могут... Я... я готов...

– Вы считаете?

– Я считаю, что он вылечился, он здоров. Небольшая опухоль и обычная невысокая температура. Теперь налейте мне рюмочку... Говорю я вам, я сдаюсь.

Этот эпизод, странный сам по себе, положил начало еще более мрачному периоду в моих отношениях с Раулем. Он вызвал множество сомнений и ничем необъяснимый страх. Подобно тому, как зоркий взгляд может сразу разглядеть скрытые контуры ужаса в далеких спокойно плывущих облаках и летних листьях или, как кусочек стенных обоев может возродить в воображении картину ада, так цепь этих событий предвещала нечто ужасное. Непостижимая история с рукой Рауля поставила меня в тупик: верить или не верить, и что может случиться в дальнейшем.

Обстоятельства заставили меня довериться Годериху. Но все же пока мы еще стеснялись откровенно обсуждать волновавший нас вопрос. То, что произошло, настолько выходило за рамки привычной действительности, что мы сами вынуждены были либо отрицать, либо несколько смягчать все то, что случилось.

Рауль полностью выздоровел, и ко мне вернулась решимость избавиться от него. Но Дэни все еще был слаб, поэтому мне не хотелось его огорчать. Как бы чувствуя, что я стою между ними, он еще громче, чем обычно стал расхваливать своего приятеля.

– Почему ты так его не любишь? – смущенно улыбаясь, укоризненно спрашивал Дэни.

– Ну, ничего хорошего я в нем не вижу... Не может он навсегда оставаться здесь.

– Почему? Что плохого он делает? Я хочу, чтобы ты его любил...

Я не ответил, и мы заговорили о другом. Но в душе у меня по-прежнему царило смятение и еще больший страх. В самом деле, Рауль, как сказал Дэни, не причинял явного вреда. Но как раз это так необъяснимо притягивало моего мальчика. Рауль в своей грубой одежде был совершенно несовместим с английской сельской средой, а самой яркой его особенностью было отсутствие каких-бы то ни было особенностей.

Назначенный срок возвращения Дэни в школу прошел. Ему стало лучше, потом произошло ухудшение, которое привело к появлению лихорадки. Рентгеноскопия грудной клетки успокоила меня в отношении легких, но признаки болезни не ослабевали.

Я был особенно огорчен этим сейчас, когда труднее стало предоставить Раулю отпуск. Не связывать мысленно эти две вещи я не мог. Рауль, бесспорно, был причиной плохого аппетита Дэни, его потухшего взгляда, быстрой перемены настроения – от нервного возбуждения до депрессии.

Спальня Дэни находилась рядом с моей. Раз или два оттуда донеслись звуки, напоминавшие глухое позвякивание металла. У меня возникло смутное подозрение: не там ли находится Рауль. Но открыв потихоньку дверь, я застал одного Дэни. По-видимому, он спал. Звуки же если они действительно раздавались, полностью прекратились.

И все же, вспоминая сверхъестественно быстрое исцеление руки, я был по-прежнему убежден, что эти звуки связаны с Раулем.

Предположение или убеждение, что Рауль оказывает на мальчика вредное влияние, возрастало с каждым днем. Отношение Дэни ко мне изменилось. Он панически боялся, что я разлучу его со странным приятелем. В то же время звуки, которые я слышал, оставались звуками. В этом я мог бы поклясться. К полуночи они усиливались, но пропадали, как только я приближался.

Конечно, в это время Годерих делал все возможное, но я понимал, что тонизирующие средства и микстуры от кашля не могли устранить корни болезни Дэни. Наконец, я рассказал Годериху о странных звуках. На это он мягко заметил: – Хэпгуд, на вашем месте я бы избавился от этого Рауля... Я бы в самом деле от него избавился. – А что вы знаете о нем? Не был ли он как-то связан с семьей вашей супруги? Может, служил у них и воспользовался этим, чтобы попасть к вам. Но это лишь мое предположение...

– Нет, – с уверенностью ответил я. Дэни был просто очарован красотой поселка Вэньона в Оверне, вот и все.

– А эти звуки. Не находили ли вы сразу же после шумов что-нибудь разбитое или беспорядочно перемешанное?

Нет. Хотя подождите... Я вспомнил, что однажды нашел разбитую вазу и несколько раз замечал выдвинутые ящики общий беспорядок. Об этом я сказал Годериху.

– Дайте мне знать, если что-нибудь подобное произойдет опять.

И вот что. Я бы вытурил этого типа. Конечно, юноша огорчится, но все равно, я бы рискнул.

После ухода Годериха я с тяжелым сердцем размышлял над его бесспорно разумным советом. Мне не трудно было понять, почему Годерих спрашивал меня о чем-то разбитом или передвигающемся, хотя до сих пор я не думал о полтергейсте. Могло быть и так, но даже это не было бы достаточным объяснением.

Наверное сотни раз я убеждал себя, что Рауль должен покинуть нас. Но несмотря на мои решения, все оставалось без изменений. Звуки в комнате Дэни усиливались, их слышали даже слуги. Да и сам Дэни наконец признался, что слышал странный шум. Но эти звуки не беспокоили и не пугали его.