355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Максвелл Кутзее » Детство Иисуса » Текст книги (страница 4)
Детство Иисуса
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 21:55

Текст книги "Детство Иисуса"


Автор книги: Джон Максвелл Кутзее



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

Через несколько недель после того, как они явились в Центр, прибывает письмо из Новилльского Ministerio de Reubicación, уведомляющее его, что ему с семьей выделили квартиру в Восточной деревне, заселение осуществить не позднее полудня следующего понедельника.

Восточная деревня, известная в округе как Восточные кварталы, – жилой массив к востоку от парковой зоны, многоквартирные дома, разделенные обширными газонами. Они с мальчиком его уже изучили, равно как и район-близнец – Западную деревню. Корпуса в деревне устроены одинаково, все четырехэтажные. На каждом этаже – по шесть квартир, окнами на квадрат, в котором размещаются общественные удобства: детская площадка, бассейн-«лягушатник», велотренажер, натянуты веревки для белья. Восточная деревня считается лучше Западной, и они могут считать, что им повезло, раз их отправили сюда.

Переезд из Центра осуществлен легко, поскольку у них нет имущества, а друзей они не завели. Их соседи были с одной стороны – старик, ковыляющий в халате и разговаривающий сам с собой, а с другой – необщительная пара, делающая вид, что не понимает испанского, на котором он объясняется.

Новая квартира – на втором этаже, скромная по размерам и скромно меблированная: две кровати, стол, стулья, комод с выдвижными ящиками, стальные полки. В маленьком закутке – электроплитка на подставке и рукомойник с водопроводной водой. За ширмой – душ и туалет.

На первый ужин в Кварталах он готовит мальчику его любимую еду – блины с маслом и вареньем.

– Нам здесь понравится, правда? – говорит он. – Будет новая глава в нашей жизни.

Сообщив Альваро, что ему нездоровится, он с легким сердцем берет отгулы. Он зарабатывает их больше необходимого, тратить деньги здесь мало на что есть, и он не понимает, зачем ему изнурять себя без надобности. Кроме того, постоянно есть новоприбывшие, которые ищут случайную работу и могут заменить его в доках. И поэтому бывают такие утра, когда он просто валяется лениво в кровати, задремывает и просыпается, наслаждаясь солнечным теплом, что льется в окна их нового дома.

«Я препоясываю чресла, – говорит он себе. – Я препоясываю чресла перед следующей главой в этом предприятии». Под следующей главой он подразумевает поиск матери мальчика, поиск, который он все еще не понимает, с чего начать. «Я собираюсь с силами, строю планы».

Пока он расслабляется, мальчик играет на улице в песочнице или на качелях – или же бродит на бельевой площадке, напевает самому себе, завертывается в кокон сохнущего белья, затем раскручивается и распутывается. Эта игра, похоже, совсем ему не прискучивает.

– Не уверен, что нашим соседям понравится, как ты висишь на их свежевыстиранном белье, – говорит он. – Почему оно тебя так тянет?

– Мне нравится, как оно пахнет.

В следующий раз пересекая двор, он тайком прижимается лицом к простыне и глубоко вдыхает. Запах чистый, теплый, уютный.

В тот же день, поглядев в окно, он видит, как мальчик лежит на газоне голова к голове с другим мальчиком, постарше. Вроде задушевно разговаривают.

– Я гляжу, у тебя новый друг, – замечает он за обедом. – Кто это?

– Фидель. Он умеет играть на скрипке. Он показал мне свою скрипку. Можно мне тоже скрипку?

– Он живет в Кварталах?

– Да. Можно мне тоже скрипку?

– Посмотрим. Скрипки стоят много денег, и тебе нужен будет учитель, ты же не можешь просто взять скрипку и заиграть на ней.

– Фиделя учит его мама. Она говорит, что и меня может научить.

– Хорошо, что ты завел нового друга, я за тебя рад. А уроки скрипки я, наверное, должен сначала обсудить с мамой Фиделя.

– Можно прямо сейчас пойти?

– Попозже пойдем, когда ты поспишь.

Квартира Фиделя – на дальней стороне двора. Не успевает он постучать, как дверь распахивается, и перед ним Фидель – коренастый, кудрявый, улыбчивый.

Квартира у них не больше и не такая солнечная, однако более уютная – может, из-за ярких штор с рисунком вишневых цветков и таких же покрывал.

Мать Фиделя выходит ему навстречу: угловатая, даже костлявая молодая женщина с выдающимися вперед зубами, волосы заправлены за уши. При первом взгляде на нее он смутно разочарован, хотя причин для этого никаких.

– Да, – подтверждает она, – я сказала вашему сыну, что он может заниматься музыкой вместе с Фиделито. А потом мы поглядим, есть ли в нем способности и желание развиваться дальше.

– Вы очень добры. Вообще-то Давид мне не сын. У меня нет сына.

– А где его родители?

– Его родители… Это сложный вопрос. Я объясню, когда у нас будет побольше времени. Об уроках: ему нужна своя скрипка?

– С начинающими я обычно занимаюсь на блок-флейте. Фидель, – она тянет сына к себе, тот нежно обнимает ее, – Фидель учился на блок-флейте целый год, а потом взялся за скрипку.

Он обращается к Давиду:

– Слышишь, мой мальчик? Сначала учишься играть на блок-флейте, а потом на скрипке. Согласен?

Мальчик кроит гримасу, бросает косой взгляд на нового друга, молчит.

– Это серьезное начинание – учиться на скрипача. Многого не добьешься, если душа не лежит. – Он поворачивается к матери Фиделя. – Можно спросить, сколько вы берете?

Она смотрит на него удивленно.

– Я не беру, – говорит она. – Я это делаю ради музыки.

Ее зовут Элена. Он предполагал другое. Он бы предположил имя Мануэла или даже Лурдес.

Он приглашает Фиделя и его мать прокатиться на автобусе до Нового леса – Альваро советовал этот маршрут («Когда-то была плантация, а теперь она вся заросла, вам там понравится»). С конечной остановки мальчики убегают по тропе, а они с Эленой не спеша идут следом.

– У вас много учеников? – спрашивает он.

– О, я не настоящий учитель музыки. Просто нескольким детям помогаю освоиться.

– На что вы живете, если не берете денег?

– Я шью. Делаю то-сё. Получаю небольшой грант от Асистенции. Мне хватает. Есть вещи поважнее денег.

– Вы имеете в виду музыку?

– Музыку, да, а еще то, как человек живет. Как человеку жить.

Хороший ответ, серьезный ответ, философский ответ. Он на мгновение умолкает.

– Вы много общаетесь? – спрашивает он. – В смысле, – отваживается он, – у вас есть мужчина в жизни?

Она хмурится.

– У меня есть друзья. Некоторые – женщины, некоторые – мужчины. Я не делаю различий.

Тропинка сужается. Она идет впереди, он отстает, разглядывает, как колышутся ее бедра. Он предпочитает женщин поплотнее. И все же Элена ему нравится.

– А я от этого различия отказаться не могу, – говорит он. – Да и не хотел бы.

Она замедляет шаг, чтобы он смог ее догнать, смотрит на него прямо.

– Никто не должен отказываться от того, что для него важно, – говорит она.

Мальчики возвращаются, пыхтя после бега, пышут здоровьем.

– У нас есть попить? – спрашивает Фидель.

Разговор возобновляется лишь в автобусе по дороге домой.

– Не знаю, как у вас, – говорит он, – но у меня прошлое не умерло. Подробности размываются, но ощущение, какова была жизнь когда-то, все еще вполне живо. Взять, к примеру, мужчин и женщин: вы говорите, что уже превзошли такие мысли, но я‑то нет. Я все еще чувствую себя мужчиной, а вас – женщиной.

– Согласна. Мужчины и женщины различаются. У них разные роли.

Мальчишки на сиденье впереди шепчутся и хихикают. Он берет руку Элены в свою. Она не вырывает ее. И все же непостижимым языком тела ее рука дает ответ. Она умирает в его ладони, как рыба, вынутая из воды.

– Можно я спрошу? – говорит он. – Вы уже ничего не чувствуете к мужчинам?

– Я не не чувствую, – отвечает она медленно и осторожно. – Напротив, я чувствую благую волю, большую благую волю. И к вам, и к вашему сыну. Тепло и благую волю.

– Под благой волей вы имеете в виду, что желаете нам блага? Я пытаюсь понять. Вы к нам благоволите?

– Да, точно.

– Должен сказать, что благую волю мы встречаем здесь постоянно. Все желают нам блага, все готовы быть к нам добры. Мы прямо-таки в облаках благой воли. Но все это несколько абстрактно. Можно ли утолить наши нужды одной лишь благой волей? Не в природе ли нашей желать чего-то более осязаемого?

Элена неторопливо отнимает руку.

– Вы, может, и хотите чего-то большего, чем благая воля, но лучше ли благой воли то, чего вы хотите? Вот каким вопросом стоит задаться. – Она умолкает. – Вы все время говорите о Давиде «мальчик». Почему не по имени?

– Имя Давид ему дали в лагере. Ему не нравится, он говорит, что это не настоящее его имя. Я стараюсь без необходимости его так не называть.

– Сменить имя довольно просто, между прочим. Идете в регистрационную контору и заполняете бланк на смену имени. И все. Никаких вопросов. – Она склоняется вперед. – О чем это вы тут шепчетесь? – спрашивает она у мальчиков.

Ее сын улыбается в ответ, прижимает палец к губам, дает понять, что дела у них тайные.

Автобус высаживает их рядом с Кварталами.

– Я бы пригласила вас на чашку чая, – говорит Элена, – но, к сожалению, Фиделито пора купать и кормить ужином.

– Понимаю, – говорит он. – До свиданья, Фидель. Спасибо за прогулку. Хорошо получилось.

– Вы с Фиделем, кажется, ладите, – отмечает он, когда они остаются одни.

– Он мой лучший друг.

– То есть у Фиделя к тебе благая воля, да?

– Много благой воли.

– А ты? Ты тоже чувствуешь благую волю?

Мальчик энергично кивает.

– А что-нибудь еще?

Мальчик смотрит на него растерянно.

– Нет.

Вот тебе пожалуйста – устами младенца. Из благой воли происходят дружба и счастье, происходят приятельские пикники в парковых зонах и приятельские вечерние прогулки в лесу. А из любви – или, по крайней мере, из желания более ярких проявлений ее – происходит томление, сомнение и боль душевная. Проще некуда.

И чего он, вообще-то, хочет от Элены – женщины, с которой он едва знаком, матери нового друга ребенка? Он надеется ее соблазнить, потому что не целиком утрачены еще воспоминания о том, что соблазнение – нечто, чем занимаются мужчины и женщины? Настаивает ли он на главенстве личного (желания, любви) над вселенским (благой волей, благоволением)? И почему он постоянно задает себе вопросы, а не просто живет, как все остальные? Все это – часть сильно запоздалого перехода от старого и удобного (личного) к новому и тревожному (вселенскому)? Может, этот допрос самого себя – лишь стадия роста у каждого новоприбывшего, стадия, которую люди вроде Альваро, Аны и Элены успешно преодолели? Если так, скоро ли он переродится новым, совершенным человеком?

Глава 8

– Вы давеча говорили мне, что благая воля – универсальный бальзам на наши раны, – говорит он Элене. – Но вы разве не скучаете по простому старому физическому прикосновению?

Они в парковой зоне, рядом с полем, на котором идет с десяток футбольных матчей, без всякого порядка. Фиделя и Давида пустили в одну такую игру, хотя они слишком маленькие для нее. Они прилежно носятся с другими игроками, но мяч им никогда не пасуют.

– Любой растящий ребенка не испытывает недостатка в физическом прикосновении, – отвечает Элена.

– Под физическим прикосновением я понимаю другое. Я имею в виду любить и быть любимым. Я имею в виду спать с кем-нибудь по ночам. Не скучаете по такому?

– Скучаю ли? Я не из тех, кто страдает воспоминаниями, Симон. То, о чем вы говорите, кажется очень далеким. А если под сном с кем-то вы подразумеваете секс – еще и странным. Странно о таком беспокоиться.

– Но ведь ничто не делает людей ближе, чем секс. Секс мог бы сделать вас и меня ближе. К примеру.

Элена отворачивается.

– Фиделито! – кричит она и машет. – Иди сюда! Нам пора!

Ему кажется, или щеки у нее вспыхнули?

Что правда, то правда: Элена привлекает его лишь едва. Ему не нравится ее костлявость, ее тяжелая нижняя челюсть и торчащие зубы. Но он мужчина, она – женщина, а дружба детей все равно их связывает. И вот, хоть вежливые отставки следуют одна за другой, он продолжает позволять себе некоторые вольности, вольности, которые, кажется, скорее забавляют ее, нежели злят. Хочешь не хочешь, он постепенно соскальзывает в грезы о том, что какой-нибудь зигзаг удачи приведет Элену в его объятия.

Зигзаг удачи принимает вид отключения электричества. Электричество по городу отключают нередко. Обычно о нем объявляют за сутки и устраивают либо в четных, либо в нечетных квартирах. В Кварталах они случаются в целом здании, по расписанию.

В этот вечер, о котором идет речь, объявления не было, но в дверь стучит Фидель и спрашивает, можно ли ему поделать домашнее задание у них, поскольку в их квартире нет света.

– Вы уже поели? – спрашивает он у мальчика.

Фидель качает головой.

– Давай-ка сбегай к себе, – говорит он. – Скажи своей маме, что я вас приглашаю на ужин.

Ужин, который он им предлагает, – всего лишь хлеб и суп (перловка с тыквой, сваренная с банкой фасоли, – ему еще предстоит найти лавку, торгующую специями), но получается хорошо. Домашнее задание Фиделя вскоре готово. Мальчики усаживаются с иллюстрированными книжками, но тут вдруг, словно срубленный под корень, Фидель засыпает.

– У него так с младенчества, – говорит Элена. – Ничто его не разбудит. Отнесу его домой и уложу. Спасибо вам за ужин.

– Не ходите вы в ту темную квартиру. Оставайтесь на ночь. Фидель может поспать с Давидом. Я на стуле. Я привык.

Это вранье – он не привык спать на стуле и сомневается, что человек способен заснуть на их кухонных стульях с прямой спинкой. Но он не дает Элене возможности отказаться.

– Где ванная, вы знаете. Вот вам полотенце.

Когда он сам отправляется в ванную, она уже лежит в постели, а мальчики спят рядышком. Он заворачивается в лишнее одеяло и выключает свет.

Некоторое время царит тишина. Затем она заговаривает во тьме:

– Если вам неудобно – а я уверена, что так и есть, – я могу подвинуться.

Он ложится к ней в постель. Тихонько, скрытно занимаются они сексом, не забывая, что дети спят на расстоянии вытянутой руки.

Все не то, на что он надеялся. Она не вкладывается в это душой, он это сразу чувствует, а его резерв накопленного желания, как выясняется, – иллюзия.

– Понимаешь, что я имела в виду? – шепчет она, когда все кончено. Она проводит пальцем ему по губам. – Это нас не двигает вперед, правда?

Права ли она? Стоит ли ему принять этот опыт близко к сердцу и попрощаться с сексом, как, похоже, сделала Элена? Быть может. И все-таки даже просто обнимать женщину, пусть она и не ослепительная красавица, – волнующе.

– Не соглашусь, – бормочет он в ответ. – Вообще-то, я считаю, что заблуждаешься. – Он умолкает. – Ты когда-нибудь спрашивала себя, не слишком ли высока цена, которую мы платим за эту новую жизнь, – забвение?

Она не отвечает, но поправляет белье на себе и отворачивается от него.

Хоть они и не живут вместе, после той общей ночи ему нравится думать о себе и Элене как о паре – или как о без пяти минут паре, а значит, их сыновья – братья. Или сводные братья. Они все больше привыкают ужинать вчетвером, на выходных ходят по магазинам или на пикники, или делают вылазки за город. И хотя они с Эленой больше не ночуют вместе, она время от времени, когда мальчиков нет рядом, позволяет ему заниматься с ней любовью. Он начинает привыкать к ее телу, к торчащим бедренным костям и маленьким грудям. Ясно, что у нее к нему почти нет сексуального чувства, но ему нравится думать, что их занятия любовью – терпеливая протяженная реанимация, возвращение к жизни женского тела, которое, считай, умерло – неведомо почему.

Приглашая его заняться любовью, она нисколько не кокетничает.

– Если хочешь, можем сейчас, – обычно говорит она, закрывает дверь и раздевается.

Такая обыденность когда-то, быть может, его и оттолкнула бы, как унизила бы ее безответность. Но он решает, что не будет чувствовать ни отвержения, ни унижения. Он примет все, что она ему предлагает, со всей возможной готовностью и благодарностью.

Обычно она обозначает занятия любовью «делать это», но иногда, когда хочет подразнить его, употребляет слово descongelar – «оттаять»:

– Если хочешь, можем попробовать еще раз меня оттаять.

Это слово выскочило из него в некий миг бесшабашности.

– Дай я тебя оттаю!

Представление о том, что ее можно оттаять обратно к жизни, ей и тогда показалось, и кажется теперь беспредельно забавным.

Между ними растет если не близость, то дружба, которая кажется ему довольно крепкой, вполне надежной. Возникла бы между ними дружба в любом случае – на том основании, что дружат их дети, и они по многу часов проводят вместе, – или же «занятие этим» подействовало хоть как-то, сказать трудно.

Вот так, спрашивает он себя, здесь, в этом новом мире возникают семьи – на дружбе, а не на любви? Ему такие отношения неведомы – дружба с женщиной. Но он видит их преимущества. Он даже, хоть и осторожно, таким отношениям радуется.

– Расскажи мне об отце Фиделя, – просит он Элену.

– Я мало что о нем помню.

– Но отец же точно был.

– Конечно.

– Он не был похож на меня?

– Не знаю. Не могу сказать.

– Ты, чисто гипотетически, могла бы рассматривать такого, как я, в мужьях?

– Такого, как ты? Как ты в каком отношении?

– Ты бы вышла замуж за кого-то вроде меня?

– Если ты так спрашиваешь, выйду ли я за тебя замуж, тогда ответ – да, вышла бы. Это на пользу и Фиделю, и Давиду. Когда ты хочешь это сделать? Регистрационная контора работает только по будням. Можешь отпроситься с работы?

– Уверен, что могу. Наш бригадир – очень участливый человек.

После этого странного предложения и его странного принятия (в связи с которым он ничего не предпринимает) в Элене он начинает чувствовать некую настороженность, между ними – новое напряжение. Но все равно не жалеет, что спросил. Он нащупывает путь. Создает новую жизнь.

– Как бы ты отнеслась к тому, что я встречаюсь с другой женщиной?

– Под «встречаюсь» ты имеешь в виду секс?

– Может быть.

– И кого ты имеешь в виду?

– Никого в особенности. Просто изучаю возможности.

– Изучаешь? Разве не пришло тебе время остепениться? Ты уже не молод.

Он молчит.

– Ты спросил, как бы я отнеслась. Тебе краткий ответ или полный?

– Полный. Полнейший.

– Хорошо. Наша дружба мальчикам на пользу, с этим мы оба согласны. Они сблизились. Они воспринимают нас как хранителей – даже как единого хранителя. Для них было бы не здорово, если б наша дружба закончилась. И я не вижу причин, почему это должно случиться, если ты всего лишь встречаешься с некой гипотетической другой женщиной… Однако подозреваю, что с этой женщиной ты захочешь поставить тот же эксперимент, какой ставишь на мне, и в ходе этого эксперимента потеряешь связь со мной и Фиделем… Следовательно, я собираюсь облечь в слова то, что, я надеялась, ты поймешь сам. Ты хочешь встречаться с той другой женщиной, потому что я не обеспечиваю того, что тебе нужно, а именно: бурю страсти. Одной дружбы тебе недостаточно. Без сопровождающей бури страсти она какая-то ущербная… На мой слух, это старый способ мышления. В старом способе мышления не важно, сколько у тебя есть, чего-то такого все время не хватает. Название, которое ты предпочитаешь дать этому чему-то такому, – страсть. Но тем не менее я готова поспорить, что если завтра тебе предложат всю страсть, какую ты хочешь, – ведро страсти, – ты скоро обнаружишь, что не хватает чего-то такого еще. Эта бесконечная неудовлетворенность, это стремление к чему-то такому, чего не хватает, – способ мышления, от которого мы избавлены, по моему мнению. Ничего такого. Ничто, которого не хватает, – иллюзия. Ты живешь иллюзией… Вот. Ты просил полного ответа, и я его тебе дала. Хватит? Или ты еще чего-то хочешь?

Стоит теплый день, это день полного ответа. Негромко играет радио, они лежат на кровати у нее в квартире, полностью одетые.

– С моей стороны… – начинает он, однако Элена прерывает его: – Тихо, – говорит она, – хватит разговоров – по крайней мере, на сегодня.

– Почему?

– Потому что дальше мы начнем пререкаться, а я этого не хочу.

И вот они лежат рядом молча, слушают, как курлычут чайки, кружа над двором, как, играя, смеются мальчики, поет радио, непрекращающаяся уравновешенная мелодичность которого когда-то его успокаивала, а сегодня просто раздражает.

Он хочет сказать, со своей стороны, что жизнь здесь, на его вкус, слишком спокойна, слишком лишена взлетов и падений, драмы и напряжения, – слишком похожа, вообще-то, на музыку из радиоприемника. Anodina – так это, кажется, будет по-испански?

Он вспоминает, как спросил однажды у Альваро, почему по радио не бывает новостей. «Новостей о чем?» – уточнил Альваро. «О том, что происходит в мире», – ответил он. «Ой, – сказал Альваро, – а что-то происходит?» Как и прежде, он заподозрил иронию. Но нет, нисколько.

Альваро не применяет иронию. Элена тоже. Элена – интеллигентная женщина, но она не видит в мире двойственности, никакой разницы между тем, чем вещи кажутся, и тем, что они есть. Интеллигентная и к тому же милая женщина, которая из скуднейших материалов – шитья, уроков музыки, домашних дел – собрала себе новую жизнь, жизнь, в которой, как она утверждает, – справедливо ли? – всего хватает. То же и с Альваро и грузчиками: у них нет тайных желаний, которые он мог бы уловить, нет нужды в другой жизни. Он один – исключение, неудовлетворенный, белая ворона. Что с ним не так? Это, как говорит Элена, просто старый способ мышления и чувствования, что еще не отмер в нем, но уже корчится в последних судорогах?

Всему здесь не хватает положенного веса – вот что он хотел бы в конце концов сказать Элене. Музыке, которую мы слышим, не хватает веса. Нашим занятиям любовью не хватает веса. Нашей пище, нашей унылой диете из хлеба, не хватает вещественности – не хватает вещественности животной плоти, со всей тяжестью кровопролития и жертвы, стоящей за ней. Самым словам нашим не хватает веса, эти испанские слова – они не от души.

Музыка подходит к изящному завершению. Он встает.

– Мне пора, – говорит он. – Помнишь, как ты недавно сказала мне, что не страдаешь воспоминаниями.

– Да?

– Да, сказала. Когда мы смотрели футбол в парке. Так вот, я – не как ты. Я страдаю воспоминаниями – или их тенями. Я знаю, мы все должны быть очищены, попав сюда, это правда, и у меня самого репертуар небогат. Но тени все равно не уходят. От этого я и страдаю. Только слово «страдать» я не применяю. Я держусь за них – за эти тени.

– Это хорошо, – говорит Элена. – Всякие люди бывают.

Фидель и Давид вбегают в комнату, они раскраснелись и пышут жизнью.

– У нас есть печенье? – спрашивает Фидель.

– В банке на буфете, – говорит Элена.

Мальчики исчезают в кухне.

– Вам хорошо? – кричит Элена.

– Угу, – говорит Фидель.

– Это хорошо, – говорит Элена.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю