Текст книги "Дженнифер и Ники"
Автор книги: Джон Перкинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
12
Был последний день старого года, и снег укутал белым одеялом три четверти земли. Неделями колебавшийся вокруг нулевой отметки, столбик термометра упал в северо-восточных штатах до ужасной цифры —23 °C и замер, вероятно, застыв от мороза.
В штате Вермонт было холоднее, чем в морозилке, а узкая дорожка, которая, петляя, вела через национальный парк «Green Mountain» от степных холмов в глубокую низину, была занесена снегом, порой таким глубоким, что сугробы по обе стороны дороги скрывали желтый, уже порядком потрепанный, но любимый «Porsche-68» Марины Сорел.
Вместе с сестрой Дженнифер решила оставить на время Манхэттен и провести Рождество в загородном доме Джека Августа, который, помимо других экзотических ролей, которые доводилось видеть Дженнифер, играл роль идейного вдохновителя, редактора и издателя журнала «New Man».
Дорога была темная и зловещая, крупные мокрые снежинки, бросаемые порывом ветра на лобовое стекло, на миг вспыхивали, освещенные светом фар, точно алмазный дождь. В машине было тепло и уютно. Марина бесстрашно вела автомобиль, ни на секунду не переставая болтать. Они явственно чувствовали, как преодолевают пространство.
Уже несколько часов, пока жемчужный полдень медленно клонился к вечеру, сестры делились новостями. Дженнифер рассказала про Алэна и Ники Армитаж, и про Джона Гамильтона, и даже про сцену в ванной с Юрием Московым, а Марина предоставила сестре полный перечень выбранных бакалавров и краткий отчет о своих любовных похождениях с их теперешним хозяином, Джеком Августом. Приближаясь к цели своего путешествия, затерянной где-то близ Братлеборо, сестры чувствовали потребность делиться самым сокровенным, изливая в беседе отягченную душу.
– Джек Август не желает ни на йоту поступиться своей драгоценной свободой, – пожаловалась Марина.
– Но почему он должен это делать? – недоумевала Дженнифер. – Почему надо поступаться свободой?
– Не знаю, Дженнифер. Ты иногда такая идеалистка, что у меня просто нет слов.
– Я просто очарована Ники и Алэном именно потому, что они не теряют ни капли своей независимости. Они делают то, к чему в данный момент их влечет.
– Это нетрудно делать, когда есть деньги… Знаешь, большие деньги рождают иллюзии. Нет, я не хотела бы быть столь импульсивной.
– Мне кажется, что я больше наслаждалась собственной непредсказуемостью, чем ты, стараясь не отстать от Джека.
Марина кивнула в темноте.
– Знаешь, что он сказал, когда я по невинности предложила ему помощь в организации нашей сегодняшней пижамной вечеринки? Он сказал, что предпочитает поручить все приготовления секретарю и не хотел бы видеться со мной до выходных. Ну скажи – ублюдок.
Боль, звучавшая в Маринином голосе, напомнила Дженнифер о собственных непростых отношениях с Джеком Августом. В течение одного восхитительного месяца она делила любовь Джека с сестрой-близняшкой, пока не поняла, что самым разумным выходом из положения будет разрыв.
– Думаю, больше всего в этой истории мне не дает покоя то, что для Джека власть над нами всегда была важнее нас самих. Или любовь. Или секс.
– Погляди, сестренка, мы почти приехали. Расскажи о себе. Я больше не хочу обсуждать Джека.
– По существу? Я, кажется, влюблена в Алэна. Но Ники никогда не отдаст его. Вот и все, вот и все дела.
– Порочный треугольник, немыслимо. Почему бы не выбросить их из головы. Хотя, по-моему, я это уже говорила.
– Почему ты не выбросишь из головы Джека?
– Гм, это скверно.
– В Алэне есть что-то интригующее, что не дает мне покоя.
– А Юрий?
– Он безумен еще больше, чем они.
– Но Юрий Московой, он же бог. Я бы не отпустила от себя такого мужчину.
– Ну что ж, я могу вас познакомить.
– Нет, с меня хватит и Джека.
Дженнифер подумала, что сейчас самое время сменить тему.
– За окном так холодно, бррр… Надеюсь, у него большой камин.
Они свернули с располагающей к разговорам главной магистрали на более извилистую дорогу. Теперь Марина сбавила скорость, миновала два каменных моста, а затем, прогромыхав по занесенному снегом деревянному мосту, повернула налево, заставляя свой старый добрый Porsche, буксуя, взбираться по горной дороге на небольшое плато, открывшееся после подъема. Наконец дорога вывела их к одинокому дому, нелепому каменному сооружению, построенному в 20-е годы в грузинском стиле. Они заметили еще две машины: «Мерседес» и «Вольво», их включенные фары освещали стоянку. Огромная черная собака выбежала из дому, чтобы поприветствовать их.
Дженнифер положила руку на массивную голову пса и взглянула в ночное небо, осыпавшее землю белыми, холодными хлопьями. Свет фар выхватывал из темноты ледяные искорки. Дженнифер почувствовала себя в ледяном замке на краешке Земли. Джек Август вышел из дома, чтобы помочь им справиться с чемоданами, которые они с трудом вытаскивали из «Porsche». Он схватил два самых тяжелых чемодана и потащил по глубокому снегу к дому, крича через плечо:
– Привет, Марина, привет, Дженнифер! Добро пожаловать на Северный полюс! Смотрите под ноги, здесь немного скользко.
Его сильный голос воскресил в ней прошлое, и Дженнифер вдруг почувствовала такую слабость в ногах, что подскользнулась и непременно упала бы, если бы Марина не поддержала ее:
– Осторожней, сестренка.
– Я знала, что ты не дашь мне упасть. Я была уверена.
В прихожей он помог им снять шубы и подчеркнуто держал их на некотором расстоянии, точно они напоминали ему о недавнем убийстве – он считал варварством, что такие прекрасные, элегантные женщины носят шкуры диких животных.
Насколько Дженнифер могла судить, он нисколько не утратил былой красоты. Те же волосы, цвета воронова крыла, спадающие на высокий лоб, тот же крупный нос властелина (небольшая горбинка только усиливала впечатление, что это лицо принадлежит лидеру, воину, завоевателю), те же резко очерченные чувственные губы. Выражение карих глаз молниеносно менялось, становясь то веселым, то презрительным. Этот человек был создан, чтобы повелевать, и высокий белый ворот свитера, видневшийся из-под твидового пиджака, почему-то напоминал Дженнифер рюш королевского наряда.
Он обнял обеих женщин за плечи и повел в гостиную, по дороге он поцеловал Дженнифер мягкими, чуть приоткрытыми губами, шепча:
– Ты как всегда ароматна.
Она оттаяла. Секрет его обаяния заключался в умении уделить все внимание женщине – пусть даже на одну минуту, ему требовалось всего несколько жестов, чтобы произвести неизгладимое впечатление.
Комната дышала неброским грубоватым уютом. Картины на стенах, старинные стулья, шелковые плафоны ламп, дубовый пол и, наконец, вязаный коврик перед камином, на котором лежал знакомый пес.
Перед камином в кресле-качалке сидела гостья, прибывшая раньше них. Красный спортивный костюм плотно облегал роскошную фигуру. У нее были голубые тени и медно-рыжие волосы, подстриженные по-мальчишески. Когда она встала, чтобы поприветствовать сестер, очки, лежавшие у нее на коленях, упали на пол. Она была немного близорука, и это только добавляло ей прелести.
– Это Мисти. Она участвует в моем новом проекте. Очень милая женщина, советую не забывать об этом, не то она сама это напомнит.
– Добрый вечер, Мисти, – сказала Дженнифер, протягивая руку. Марина мрачно взглянула на незнакомку и только кивнула.
– Добрый. Вы, должно быть, замерзли. Идите сюда, к камину, тут нам всем хватит места. – В голосе женщины прозвучала неподдельная забота.
Дженнифер подошла поближе к камину, с благодарностью чувствуя его тепло.
– Знаешь что? Как Джек и обещал, ты выглядишь превосходно – я должна это признать. Ты понимаешь, о чем я? – она говорила задумчиво, низким, хрипловатым голосом.
Дженнифер заинтриговал необычный образ мыслей этой женщины.
– Я понимаю. Откуда ты знаешь Джека? – она повернулась, подставляя ноги теплу камина. Ей хотелось побольше узнать о Мисти и согреть ноги.
– Слушай, я не знаю, смогу ли ответить тебе на этот вопрос. В общем, Джек вложил деньги в мой фильм, так? И часто приходил на съемки. Кстати, это был эротический фильм, к счастью для нас всех, включая Джека Августа, он принес огромные сборы. «Райские птицы». Может, слышала рекламу?
– Не знала, что Джек занимается кино.
– Между нами говоря, у него просто был романчик.
Дженнифер наклонилась поближе к Мисти, ей очень нравился этот разговор. Она видела, как Джек наклонился над каминной полкой и что-то говорил, а Марина, грея спину у огня, напряженно слушала, это можно было заметить по ее слегка выдвинутой вперед челюсти.
– Чем ты занимаешься, Дженнифер? – спросила Мисти.
– Я фотограф.
– Что же ты фотографируешь?
– Все что угодно. Честно говоря, этот вопрос всегда ставит меня в тупик. Я только что завершила серию фотографий Юрия Москового.
– Я не знаю, кто он такой. Ты когда-нибудь снимала мужчину и женщину за этим занятием. Я имею в виду снимки, которые не показывают детям.
– Я делала пару сфальцованных вклеек. По-моему, получалось довольно сексуально…
– Ты возбуждаешься, когда делаешь это? То есть когда фотографируешь?
Дженнифер кивнула:
– Иногда.
Мисти захлопала в ладоши, как пятилетний ребенок.
– Как я счастлива, что ты не сказала, – Мисти дергала свой вздернутый носик, – они все одинаковы. Ведь если что-то возбуждает тебя, ты можешь об этом поговорить. Так?
– Ты попала в самую точку, – ответила Дженнифер. Она чувствовала, что между ними рождается дружба. Ее завораживала невинная испорченность Мисти.
Она услышала шипение шампанского, и Марина объявила, что настало время проводить старый год.
– Он был таким удачным для меня, – сказала Мисти.
Джек принес всем по бокалу «Dom Perignon», и они встали в кружок вокруг камина, потягивая вино, слушая музыку Guy Lombardo по местному вермонтскому радио и думая об уходящем 1981-м. Джек принес Дженнифер еще шампанского и похвалил ее коричневое шерстяное платье:
– Это последний писк моды, если я что-нибудь понимаю, но самое замечательное, как оно тебе идет.
Дженнифер подарила ему нежный взгляд скорее сестры, чем любовницы.
– Твой прогноз для меня, Джек. Что ждет меня в 1982-м?
– Я отвечу тебе серьезно: работа. За шесть недель читатели завалили нас письмами по поводу твоей статьи в «New Мал» о мужской сексуальности. Не забывай о своей карьере. Давай подумаем, что еще ты могла бы предоставить в журнал.
– Я хотела бы кое-что с тобой обсудить.
Прежде чем она успела что-нибудь добавить, вмешалась сестра, обвив руками шею Джека и притянув его лицо к своему для страстного поцелуя, который благодаря его рукам, ласкающим тело Марины, стал еще более страстным. Покинутые Дженнифер и Мисти поцеловались в щечку.
Где-то часы били полночь.
13
Следующий день они провели, катаясь на лыжах со склона близлежащей Маунт Сноу и вернулись домой насквозь продрогшие. Марина сделала им горячий тодди, а Джек пошел приготовить горячую ванну.
Дженнифер стояла, вся дрожа, перед вновь затопленным камином, когда к ней подошла сестра. Мисти сидела в кресле-качалке, снимая сапоги. Она чувствовала себя больной, потому что несколько раз упала, катаясь на спуске для новичков. Может быть, Джек пригласил ее смеха ради? Или он хотел создать себе выгодный фон и разбавить ею общество близняшек Сорел?
– Ох, у меня все болит, – простонала Мисти, роняя сапоги на пол.
– Мы все в таком состоянии, – добавила Марина. – Это моя первая лыжная прогулка в этом году.
– Ты когда-нибудь натиралась маслом? – спросила Мисти.
– Когда-то очень давно.
– Сейчас я натру вас обеих маслом, прежде чем мы залезем в горячую ванну. Вы почувствуете себя умершими и попавшими в рай, а у меня от работы перестанут болеть плечи.
– Чудесно. Где ты училась массажу? – Этот вопрос Дженнифер навел Мисти на длинный разговор о себе, больше похожий на поток свободных ассоциаций, но оттого не менее интригующий.
– Я училась массажу в массажном салоне. Нет, я там не делала настоящий массаж, я только училась. Так у меня появилось собственное дело, постоянный штат девочек.
– Но как ты познакомилась с Джеком? – Марина хотела знать все подробности.
– Он финансировал фильм, в котором я снималась. Не знаю, почему…
В ванной стоял массажный стол. Дженнифер и Марина быстро разделись.
Дженнифер растянулась на столе, положив голову на руки. Она приготовилась к наслаждению. Мисти густо нанесла масло на ее спину и плечи, а потом ее жесткие пальцы нащупали и принялись разминать уплотнения. Дженнифер благодарно застонала, чувствуя, как в ее затвердевшее холодное тело теплыми волнами вливается расслабление.
– У тебя волшебные руки, Мисти. Я оттаиваю.
– Твое тело так прекрасно. Вы обе могли бы у меня разбогатеть.
– Ты не единственная, кто говорил нам это. – Она подмигнула сестре, распростертой на соседнем столе. У Марины был замечательный цвет кожи, несмотря на время года. Ее ягодички аппетитно вздрагивали при каждом движении. Черные волосы веером рассыпались по спине.
«Интересно, – подумала Дженнифер, – сочтут ли меня самовлюбленной, если я признаюсь, что тело Марины – самое совершенное тело в мире?»
– Ах, душечка, горячая ванна – это просто чудо! – воскликнула Мисти, стягивая свой спортивный костюм и влезая в ванну к Джеку.
Ее грудь всплывала на поверхность, поражая Дженнифер большими глянцевыми, точно накрашенными сосками. Мисти перехватила ее взгляд.
– Неплохо выглядят, когда накрашены, правда? Только сейчас все смоется. Ну да ладно.
Дженнифер блаженствовала, откинув голову и закрыв глаза. Горячая вода была восхитительна, от нее тепло передавалось всему телу. Массаж и горячая вода вернули ей свежесть и силы, утраченные вместе с тобагским солнцем.
Джек сидел в воде напротив нее, поглаживая бедра Мисти. Марина с безразличной ухмылкой разместилась по другую сторону от него. Дженнифер надеялась, что сестра не станет устраивать скандала.
– Это самое подходящее место, чтобы провести первый день года, – Джек потянулся за горячим тодди. Да еще с тремя самыми прекрасными женщинами, каких я знаю.
– Ты думаешь, что справишься со всеми нами? – спросила Марина.
– Так, так, так, – вздрогнула Дженнифер. Она разгадала блеск сестриных глаз, это был опасный знак.
Мисти хихикнула.
– Ага. Или у тебя глаза больше, чем эта штучка?
– Посмотрим, – самодовольно заметил Джек. – Но я сомневаюсь.
– Это самое потрясающее, что я только испытывала с тех пор, как вернулась из Тобаго, – сказала Дженнифер.
– А что ты там делала? – спросил Джек.
– Я фотографировала Ники Армитаж. Помнишь? Изящная, смуглая…
– Да, помню. Они пропала из виду.
– Я поехала на Карибское море с ней и ее братом Алэном.
– И что за снимки ты делала?
– Они не для слабонервных, Джек. Подожди, и ты сам увидишь.
– Может быть, они для «New Man».
– Расскажи Джеку, кто такие Ники и Алэн, – попросила Марина, скажи ему все, что ты говорила мне.
– Подожди-ка, они случайно не связаны с этим гуру, о котором вечно кричат передовицы бульварных изданий, чтобы домохозяйки читали их, стоя в очереди в супермаркете.
– Пэр Митя их отец. Они сводные брат и сестра.
– Пэр Митя! Да, да он самый. Пэр Митя со своим культом секса. Оргазм как медитация. Неплохой материал!
– Я слышала о нем, – сказала Мисти.
– Похоже, крепкий орешек, но не в моем вкусе, если вы меня понимаете.
– Я хотел бы получить несколько его фотографий для «New Man», может быть мы посвятим ему целый разворот. По-моему, их легко достать.
– Нет, как раз наоборот. В том-то и дело, Джек. Он принимает гостей очень редко и по одному. А его последователи вообще работают в одиночку. Никакой формы одежды или чего-нибудь подобного. Они не продают книги на лотках. Существует всего несколько старых фотографий Пэра Мити. И ни одной его последователей.
– Я могла бы поговорить с Ники и Алэном, если хочешь.
– Может быть, они познакомили бы тебя с ним. Похоже, что эта статья будет твоим новым триумфом, если, конечно, ты берешься за нее.
Говоря, Джек, должно быть неосознанно, играл с сосками Мисти. Дженнифер не могла поручиться, но ей казалось, что она может различить руку порнозвезды между ног Джека. Марина выглядела так, точно готова закатить истерику, но в последний момент перед взрывом у нее созрело более приятное решение. Она встала на колени, так что вода скрывала ее по плечи.
Джек взглянул на нее сверху вниз бесстрастным взглядом мужчины, который привык подходить ко всему с собственной меркой. Ее плохо скрытая ревность, казалось, только подогревала в нем пыл для дальнейших ухаживаний за Мисти. Подныривая у него между ног, Марина напоминала о своих правах.
– Мисти, – обратился он к женщине, чьи соски продолжал щипать, – каким будет продолжение в твоем фильме? Я имею в виду трех женщин и мужчину в горячей ванне. С чего начнет мужчина?
Марина поднялась из воды прямо перед ним:
– Введи в меня палец. Это для начала.
Он скривил губы в ухмылке и прищурился, потом вытянул палец, чтобы проложить им путь между нижними губами Марины и соскользнуть в уютную щелку, обильно уснащенную медом, которого от его прикосновений становилось еще больше. Большим пальцем он надавил на клитор.
Затем его палец стал короткими медленными толчками входить во влагалище. Он прикрыл глаза, поглощенный своей работой.
Дженнифер ощутила легкое щекотание внизу живота, воскрешая в памяти те мгновения, когда пальцы Джека врывались внутрь ее тела. Она пододвинулась поближе к нему.
Марина вращала бедрами, вновь и вновь насаживая себя на средний палец Джека, его ладонь принимала в себя ее промежность, и казалось, он удерживал Марину на одной руке. Мисти, склонившись, лизала головку толстого члена. Его левая рука оставалась свободной, и он принялся ласкать ею грудь и живот Дженнифер, потом, скользнув в промежность, нащупал средним пальцем отверстие в трепещущей плоти.
– О-о-х, – простонала Дженнифер, чувствуя первую, чудную волну возбуждения. Она хотела бы ощутить в себе его член, но и палец был твердым и сильным, мощно двигаясь вперед и назад. Как и Марина, она плясала на его жестком пальце, вращая задницей, и с плеском плюхаясь в воду.
Со стороны казалось, что он держит обоих сестер на ладонях, приводя их в движение и заставляя плясать, точно кукол. Дженнифер наклонилась вперед и, поймав его сосок зубами, слегка сдавила его, лаская языком нежную плоть. Джек застонал и закрыл глаза.
– Я хочу, чтоб он вошел в тебя, – шепнул Джек Дженнифер, вынимая палец и притягивая ее к себе на колени. Мисти помогла ей занять такое положение, спиной к нему, чтобы член мог глубоко войти в тело. Его руки получали власть над ее грудью, а зубы слегка покусывали ее шею.
– Скачи на нем, Дженни, – подбадривала Марина.
Дженнифер двигалась все быстрее и быстрее, чувствуя вздутые вены каменно-твердого пениса так глубоко внутри себя, что казалось, он касался в ней мест, которых еще не касался никто. Чудесный огонь полыхал в ее теле, мгновенно распространяясь по нервам, и каждую минуту Джек был готов кончить в нее, и в этот миг он принадлежал бы ей, и ей одной.
Но он вышел из нее, толчки были такими сильными, что она воскликнула, не в силах бороться с желанием:
– О, введи опять! Мне надо ощущать тебя внутри! Пожалуйста, о прошу тебя, не выходи из меня!
Марина и Мисти – союзницы и набросились на Джека. Мисти поймала член и помогла Марине, которая вобрала его всего в себя, шумно удовлетворенно выдохнув.
– Слава богу! Ты сберег его для меня. Я хочу, чтобы ты кончил, пока я скачу на тебе.
– Это уже не за горами, – предупредил Джек. – Она плещется во мне, как кипящее масло.
Марина бешено мотала головой взад-вперед, ее черные волосы разметались по лицу. Мисти ласкала ей грудь, а Дженнифер, сама готовая кончить в любую минуту, неистово ласкала себя, следя, когда Джек достигнет высшей точки.
Она опустилась на колени подле Мисти и поймала яички Джека, плавно скользившие по воде. Они сжала их и сомкнула пальцы в колечко, чтобы обхватить ими основание члена, как только он выйдет из влагалища.
Это была пирамида желания, в основании которой находился Джек. Три женщины предвосхищали малейшие его желания, стремясь выполнить его просьбу прежде, чем Джек открывал рот, чтобы попросить. Их тела извивались в горячей ванне, точно некая новая форма подводной жизни.
Они почувствовали момент, когда он больше не мог противиться растущему давлению изнутри. Его глаза расширились, точно им открылось нечто невиданное, руки неистово сновали между ног Мисти и Дженнифер, замыкая всех четырех в единую цепь наслаждения, все его тело яростно сотрясалось, точно пытаясь передать трем женщинам неистовство своего оргазма.
– Есть, – выкрикнул он, когда это наконец свершилось. – Мы все кончили одновременно!
Это было самым лучшим началом года.
14
Шел небольшой снег. Был тот час, когда уже горят фонари, но на улице все еще не стемнело. Дженнифер быстро шла по 65-й Восточной улице и остановилась перед знакомым зданием, одним из самых замечательных строений из бурого камня на этой улице. Именно сюда Ники привезла ее с завязанными глазами, чтобы познакомить с Алэном.
По телефону Джон Гамильтон сказал ей, что Ники и Алэн в Европе. Она не смогла скрыть своего разочарования.
– О, – протянула она безутешным голосом.
– Могу я помочь?
Она вкратце рассказала ему о своем желании сфотографировать Пэра Митю и его последователей.
– А почему «New Man» интересуется этим? Полагаю, опять это дело с сексуальным культом? – в его вежливом голосе зазвучало презрение.
– Джон, вы меня знаете. Я не собираюсь причинять вреда своей камерой.
– Приходите сегодня вечером в шесть. Поговорим.
Она поднялась по восьми каменным ступеням, ведущим к украшенной орнаментом двери, испытывая одновременно радость и беспокойство перед новой встречей с Джоном Гамильтоном. Он был сильной, обаятельной личностью и во время их пребывания в Тобаго всегда сохранял дистанцию. Заманчивая возможность.
Дверь открылась прежде, чем она успела позвонить, и она была так ошеломлена, что сделала шаг назад.
Это была Шерон, женщина, которая танцевала каждый вечер на пляже, пока не соблазнила неприступного Гамильтона.
– Входите, – пригласила она, потупившись и держа тяжелую дверь открытой.
– Очень рада вас видеть, Шерон. Вот так сюрприз.
Шерон просияла и протянула руки за горностаевой шубой Дженнифер, на которой поблескивали снежинки.
Дженнифер бросила взгляд в высокое, в полный рост, зеркало и убедилась, что не ошиблась в выборе стиля простого, элегантного, намекающего, надев зеленую шелковую шаль и черное бархатное колье.
– Господин Джон Гамильтон желает принять вас в трофейной комнате. Это сюда.
Она проводила Дженнифер по крутой лестнице, любуясь, как прирожденная танцовщица легко и плавно восходит по ступеням.
Дженнифер ожидала увидеть в трофейной комнате огромные металлические кубки и диски, обычные атрибуты успеха и физической силы, но трофейная комната Армитаж не походила ни на что виденное ранее.
Комната представляла собой музей в миниатюре. В больших и маленьких стеклянных ящиках с подсветкой хранились сувениры, собранные за многие годы неистового странствования по миру. Одни были серьезными, другие казались странными: Дженнифер с изумлением глядела на золотой парчи брюки с едва заметным пятном в промежности. Брюки были ярко освещены и снабжены объяснительной надписью, поясняющей их значение. Из нее явствовало, что в этих самых брюках Ники играла в теннис в тот день, когда ее тренер соблазнил ее.
Дженнифер подавила смех.
Джон Гамильтон прокашлялся:
– Я подумал, что, когда вы увидите эту комнату, то сможете лучше понять Ники и Алэна.
Дженнифер протянула ему руку, но передумала и поцеловала его в щеку:
– Спасибо, что согласились поговорить со мной, Джон. Я часто вспоминаю этот месяц, проведенный с вами на острове. Я соскучилась по всем вам.
– Ники и Алэн были очень расстроены особенно, кажется, Алэн когда вы вернулись в Нью-Йорк. Им не часто удается найти людей, с которыми можно играть в подобные игры.
– Играть?
– Они взрослые котята, но котята такого льва, как Пэр Митя.
– Вы его знаете?
– Да, я расскажу вам о нем.
Он шагнул к стойке в углу комнаты, она пододвинула высокий стул и попросила налить ей перрьер с ломтиком лимона. Она живо представила себе, как Ники с Алэном сидят за стойкой, обсуждая свой очередной «трофей».
– Как вы думаете, смогу я с ним встретиться? Если бы вы познакомили нас, я уверена, что смогла бы уговорить его на несколько фотографий.
Джон Гамильтон покачал головой и рассмеялся.
– Я знаю, вы очень настойчивы, Дженнифер, но вы просто не понимаете. Пэр Митя – один из величайших учителей нашего времени. У него достаточно причин, чтобы не желать появления собственных фотографий и фотографий своих последователей. Они не смогут делать то, что он хочет от них, если обретут известность. Народ не поймет их. Журналисты так много лгали на эту тему, что все окончательно запуталось.
– Вы говорите о сексуальном культе? Я не занимаюсь подобной чепухой. Но кто эти его последователи?
– Серьезные люди, Дженнифер. Мужчины и женщины, которые согласны с Пэром Митей в том, что существует много разных путей к просветлению, и то, что подходит для одного, не действует на другого. Они выбрали сексуальность.
– А эта ваша серебряная булавка? Что она означает?
Людей Пэра Мити можно встретить повсюду, по ней мы узнаем друг друга.
– Она напоминает крохотное колесико.
– Это просто круг «О», символизирующий женское влагалище.
Дженнифер отхлебнула свой перрьер, размышляя над тем, что сказал Гамильтон.
– Почему же Ники и Алэн не носят подобных булавок?
– Потому что они его плоть от плоти. Серебряную булавку получают те, кто решил вступить в общество Пэра Мити.
– А вы?
– Что я? Пэр Митя попросил меня быть их телохранителем.
– Их личным ангелом-хранителем?
Он усмехнулся. Ей нравилось смотреть, как в его глазах вспыхивал огонек, точно он смеялся над некой, ему одному известной шуткой, будучи слишком замкнутым, чтобы делить с ней веселье. Она наблюдала за тем, как он разливает золотистое пиво, и любовалась его изящными смуглыми кистями рук.
– Как мог бы фотограф, который желает быть допущенным к съемке Пэра Мити… как мог бы такой фотограф заслужить серебряную булавку?
– Я могу рассказать про серебряную булавку, но заслужить ее трудно, и даже если это вам удастся, нет гарантии, что вам будет дозволено то, что строго запрещено другим.
– Кто-нибудь из них удостаивался булавки?
– Вы твердо решили не отступать?
– Джон, тут дело не только в фотографиях. Речь идет об Алэне. Я хочу быть во всеоружии по этому поводу.
Она почувствовала, что отношение Джона к ней меняется.
– Но я не понимаю. Вы могли остаться на острове с ним…
– И с Ники.
– Ники? – он недоумевал. Вы хотите сказать, что они брат и сестра? Но он стерилизован, вы знаете об этом. Их связь не более, чем эротика, без биологических последствий.
– Это не то. Просто я не могу делить его. Я никогда не могла делить с кем-то мужчину.
– Вы пытались?
– Да, с моей сестрой-близняшкой. Мы с ней очень близки, но это не помогает.
Джон Гамильтон грустно покачал головой.
– Это совсем плохо. Никто и ничто не разлучало их с самого детства.
– Я думала, что если я буду фотографировать, если я буду все время рядом, то, может быть, тогда…
– Я понимаю, его голос стал теплее.
– Помогите мне, Джон, – она коснулась его руки.
– Я бы хотел. Вы очаровательны, Дженнифер. И очень упрямы. Право, не знаю, смогу ли я, хотя…
– Почему нет?
– Люди, которые получают серебряную булавку, осведомлены в вопросах секса. Они выработали свое понимание вопроса задолго до того, как пришли к Пэру Мите.
– В общем, я не очень стыдилась своих побуждений, Джон. Можно сказать, что я им следовала.
– Любовные отношения с постоянным партнером не имеют никакого отношения к сексуальной жизни обладателей серебряной булавки, основанной на свободе и воображении.
Шерон стояла у стойки, слушая их. Она не сводила больших темных глаз с лица Джона Гамильтона, как будто боялась, отвернувшись, упустить что-нибудь.
– Женщине нужна помощь, Джон. А не пространные речи.
Это был голос Шерон, но он прозвучал так неожиданно, что Дженнифер показалось, будто в комнате есть еще кто-то.
– Что я должен, по-твоему, делать? – подчеркнуто терпеливо обратился Джон Гамильтон к Шерон.
– Показать ей зеркальную комнату. Посмотрим, будет ли она по-прежнему интересоваться Пэром Митей.
– Зеркальная комната?
Джон Гамильтон объяснил:
– Пэр Митя – большой шутник. Ему наскучило жить здесь, и он приказал оборудовать зеркальную комнату, где он мог бы проверять сексуальный потенциал некоторых своих последователей. Ники и Алэн развлекались в ней, когда он забыл о ее существовании.
– И мы тоже, – добавила Шерон, наморщив нос.
Пойдемте, я покажу вам.
Это была маленькая комната, примерно девять на двенадцать, все стены и потолок которой были зеркальны, а пол из губчатой резины покрыт бархатом.
Дженнифер вежливо взглянула в зеркало. Она была в недоумении.
– Может быть, я несовременно мыслю, но я ничего не понимаю…
– Одна из этих зеркальных стен также является окном.
– Ты имеешь в виду, что люди по ту сторону стены могут все видеть?
– Или записывать на видео то, что тут делается.
– И что я должна тут делать?
– Мастурбировать.
– Прямо так? Ни подготовки, ни музыки?
Он кивнул:
– Согласно теории Пэра Мити, ты по-настоящему свободен в сексе только тогда, когда перестаешь идентифицироваться с гениталиями. Если бы я попросил тебя сесть и поесть в этой комнате, это не показалось бы тебе трудным заданием. Мастурбация, секс сам по себе, не более неприличны, чем прием пищи. В обоих случаях физиология находит удовлетворение.
– Я не считаю, Джон, что я – это мое влагалище. Но я могу решать, кому его показывать.
– Пэр Митя отнес бы этот аргумент к разряду «секс как имущество».
– Не говори, что ты собираешься заставить меня сделать это.
– Попытайся. Тебе придется пройти через худшие испытания, если ты хочешь увидеть Пэра Митю.
Когда дверь закрылась за ним, она минуту стояла в нерешительности. Зеркала отражали ее растерянное лицо. Может быть, тут поможет самовнушение…
Она медленно провела краем своей зеленой шали по ноге, пытаясь представить, кто сейчас за ней наблюдает. Пусть по ту сторону стекла будут Джон и Шерон, тогда все в порядке, в конце концов, она подсматривала за ними на пляже, но только не незнакомые люди. Не видеокамера. Она не хотела появиться мастурбирующей на кабельном канале телевидения.
– Не могу, – призналась она собственным отражениям в зеркалах.
Из микрофона донесся голос Джона:
– Почему нет?
– Это слишком личное. Я могу сделать что-нибудь другое.
– Алэн говорил, что у тебя восхитительная попка. Задери юбку и покажи ее нам.
– Ты хочешь ее видеть? Я покажу ее тебе, но не незнакомцам.
– Просто задери юбку. Представь, что я единственный человек, который видит тебя.
