Текст книги "Команда Смайли"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 13

Галерея находилась в веселом конце Бонд-стрит, как называли эту часть улицы торговцы искусством, и Смайли приблизился к ней в тот понедельник задолго до того, как уважающие себя торговцы картинами вылезают из постели.

Воскресенье он провел таинственно тихо. Байуотер-стрит проснулась поздно, Смайли тоже. Память послужила ему, пока он спал, и продолжала служить скромными проблесками в течение дня. Во всяком случае, в его памяти черный Грааль немного приблизился. За все это время телефон у него ни разу не зазвонил – легкое, но упорно не проходившее похмелье удерживало Смайли в созерцательном настроении. Он принадлежал – вовсе не считая это правильным – к некому клубу, неподалеку от Пэлл-Мэлл, и, обедая там в царственном одиночестве, съел подогретый пирог с мясом и почками. Затем попросил старшего посыльного принести его ящик из клубного сейфа, откуда изъял несколько незаконно хранимых вещей, в том числе британский паспорт на одно из своих бывших рабочих имен – Стэндфаст, который он так и не удосужился вернуть в административно-хозяйственный отдел Цирка; международные водительские права на ту же фамилию; внушительную сумму в швейцарских франках, безусловно ему принадлежащих, но оставленных на руках, так же безусловно вопреки акту о контроле за обменом валюты. Сейчас франки лежали у него в кармане.

Галерея сверкала белизной, и все полотна на витрине за бронированным стеклом не отличались одно от другого: белое на белом – и лишь легкие очертания мечети или собора Святого Павла – а может быть, это Вашингтон? – проведенные пальцем, обмакнутым в густую краску. Полгода тому назад здесь висела вывеска, возвещавшая: «Кафе Блуждающей змеи». Ныне она гласила: «АТЕЛЬЕ БЕНАТИ, АРАБСКИЙ ВКУС. ПАРИЖ, НЬЮ-ЙОРК, МОНАКО» – и скромное меню на двери, возвещавшее блюда нового шефа: «Ислам классический – современный. Концептуальный интерьер. Выполнение работ по контрактам. Звоните».

Смайли позвонил, загудел зуммер, стеклянная дверь поддалась, потасканная продавщица, не вполне проснувшаяся пепельная блондинка, настороженно оглядела его из-за белого столика.

– Я могу посмотреть? – спросил Смайли.

Она слегка подняла глаза на исламский рай.

– Маленькие красные точечки означают – продано, – протянула она и, подав Смайли напечатанный прейскурант, вздохнула и вернулась к оставленным сигарете и гороскопу.

Несколько минут Смайли с несчастным видом переходил от одной картины к другой, пока снова не очутился перед девицей.

– А нельзя ли мне поговорить с мистером Бенати? – поинтересовался он.

– О, боюсь, синьор Бенати сейчас абсолютно занят. Это беда всех международных дельцов.

– Если бы вы передали ему, что здесь мистер Ангел, – попросил Смайли все тем же уважительным тоном. – Если б вы могли только сказать ему это. Ангел, Ален Ангел – он меня знает.

Он уселся на диванчик в форме буквы «S». Целлофан, которым был накрыт диванчик ценою в две тысячи фунтов, сразу же затрещал. Однако Смайли услышал, как девица сняла трубку и вздохнула в нее.

– К вам тут пришел какой-то Ангел, – протянула она таким голосом, словно говорила в подушку. – Поняли: Ангел, как в раю.

И через минуту Смайли уже спускался по винтовой лестнице в темноту. Дойдя до конца лестницы, он остановился. Раздался щелчок, и на пустых стенах появилось с полдюжины цветных изображений. Открылась дверь, и в просвете появилась и застыла фигура маленького, щегольски одетого человека. Его густые седые волосы были лихо зачесаны назад. На нем был черный, в широкую полосу костюм и туфли с клоунскими пряжками. При его росте полосы были явно слишком широкие. Правую руку он держал в кармане пиджака, но при виде Смайли медленно вынул и протянул ее словно острый нож.

– Мистер Ангел, – объявил он с заметным среднеевропейским акцентом, быстро метнув взгляд вверх по лестнице, словно проверяя, не подслушивает ли их кто. – Какое истинное удовольствие, сэр. Слишком давно мы не виделись. Входите, пожалуйста.

Они обменялись рукопожатием, каждый сохраняя дистанцию.

– Здравствуйте, мистер Бенати, – поприветствовал его Смайли, прошел за ним во внутреннюю комнату и через нее – во вторую, а мистер Бенати закрыл дверь и прислонился к ней спиной, как бы защищаясь от вторжения.

Некоторое время оба не произносили ни слова – каждый изучал другого в молчании, рожденном взаимным уважением. Карие и живые глаза мистера Бенати подолгу ни на чем не останавливались и ни на что не смотрели без цели. Комната же походила на низкопробный будуар с кушеткой и розовой раковиной в углу.

– Так как идут дела, Тоби? – спросил Смайли.

Тоби Эстерхейзи ответил на этот вопрос особой улыбкой и особым поворотом маленькой руки.

– Нам повезло, Джордж. Мы хорошо открылись, и у нас выдалось фантастическое лето. А осень, Джордж, – снова тот же жест, – осенью, я бы сказал, дела пошли медленнее. Собственно, приходится жить взлетом. Кофе, Джордж? Моя девочка приготовит.

– Владимир умер, – выдавил Смайли после еще одной долгой паузы. – Застрелен насмерть на Хэмпстедской пустоши.

– Очень скверно. Тот старик, да? Очень скверно.

– Оливер Лейкон попросил меня собрать куски воедино. Поскольку вы были почтальоном группы, я подумал, что мне следует перекинуться с вами словечком.

– Безусловно, – любезно согласился Тоби.

– Вы, значит, знали? Об его смерти?

– Прочел в газетах.

Смайли обвел глазами комнату. Газет он нигде не заметил.

– Есть предположения насчет того, кто это сделал? – спросил Смайли.

– В его-то возрасте, Джордж? После, я бы сказал, жизни, полной разочарований? Ни семьи, ни перспектив, с Группой все кончено… я полагаю, он сам наложил на себя руки. Естественно.

Смайли осторожно присел на кушетку и под внимательным взглядом Тоби взял со столика бронзовую статуэтку.

– Не следовало ли ее пронумеровать, если это Дега, Тоби? – заинтересовался Смайли.

– Дега – это весьма расплывчато, Джордж. Надо знать точно, с чем имеешь дело.

– Но эта вещица настоящая? – настаивал Смайли с видом человека, который действительно хочет это знать.

– Абсолютно.

– Вы не продадите ее мне?

– Что это вдруг?

– Из академического интереса. Она продается? Или мое предложение ее купить не заслуживает внимания?

Тоби, несколько смутившись, передернул плечами.

– Послушайте, Джордж, речь ведь идет о тысячах, вы меня понимаете? О годовой пенсии или о чем-то в этом роде.

– Когда, собственно, вы в последний раз имели дело с Владиной сетью, Тоби? – Смайли возвратил танцовщицу на стол.

Тоби не спеша переварил этот вопрос.

– Сетью? – наконец недоверчиво повторил он. – Я правильно расслышал, Джордж, – сетью? – Смех играл обычно весьма маленькую роль в репертуаре Тоби, но сейчас он издал легкий взрыв напряженного смеха. – Вы называете эту идиотскую Группу сетью? Двадцать рехнувшихся прибалтов, ничего не умеющих удержать про себя, как дырявое сито, и они уже образуют сеть?

– Ну, должны же мы как-то их называть, – ровным тоном возразил Смайли.

– Как-то – безусловно. Но уж не сетью, о'кей?

– Так каков же ответ?

– Каков ответ?

– Когда вы в последний раз имели дело с Группой?

– Вечность назад. До того, как меня выставили. Вечность назад.

– То есть сколько же лет?

– Не знаю.

– Три года?

– Возможно.

– Два?

– Пытаетесь прижать меня, Джордж?

– Наверное, пытаюсь. Да.

Тоби кивнул с самым серьезным видом, словно все время так и думал.

– А вы не забыли, Джордж, как нам приходилось крутиться, будучи в осведомителях? Как мы перерабатывали? Как я со своими ребятами выполнял роль почтальонов для половины сетей Цирка? Помните? За одну неделю сколько встреч, сколько выемок из тайников. Двадцать, тридцать? А однажды в разгар сезона – сорок? Отправляйтесь в канцелярию, Джордж. Если за вами стоит Лейкон, отправляйтесь в канцелярию, возьмите досье, проверьте листы встреч. Тогда вы в точности все узнаете. Нечего приходить сюда и пытаться меня подловить – вы понимаете, о чем я? Дега, Владимир – мне такие вопросы не нравятся. Друг, бывший начальник, в моем собственном доме… меня это выбивает из колеи, о'кей?

Его речь оказалась более длинной, чем оба они, видимо, ожидали, и Тоби умолк, словно рассчитывая, что Смайли объяснит его велеречивость. Затем он шагнул к Смайли и умоляюще вывернул перед ним ладони.

– Джордж, – с укоризной произнес он. – Джордж, меня зовут Бенати, о'кей?

А Джордж, казалось, погрузился в уныние. Он мрачно уставился на кипы замусоленных каталогов по искусству, громоздившиеся на ковре.

– Я не Гектор и уж решительно не Эстерхейзи, – стоял на своем Тоби. – У меня есть алиби на каждый день в году, я бегаю от управляющего моего банка. Вы думаете, мне нужны неприятности? Со стороны эмигрантов, да и полиции? Это что – допрос, Джордж?

– Вы же знаете меня, Тоби.

– Безусловно. Я знаю вас, Джордж. Вам нужны спички, чтобы поджечь мне пятки?

Смайли по-прежнему не отрывал взгляда от каталогов.

– Владимир до того, как умереть – за несколько часов до того, – позвонил в Цирк, – пояснил Смайли. – Он сказал, что хочет передать нам информацию.

– Но ведь Владимир же был старик, Джордж! – настаивал Тоби, возражая, по крайней мере для слуха Смайли, немного уж слишком. – Послушайте, таких, как он, уйма. Солидное прошлое, слишком долго находились на содержании, состарились, голова стала плохо работать, начали писать идиотские мемуары, и померещились всюду международные заговоры – вы понимаете, о чем я?

А Смайли, подперев круглую голову кулаками, все смотрел и смотрел на каталоги.

– Почему, собственно, вы все это объясняете мне, Тоби? – с порицанием спросил он. – Я что-то не пойму, куда вы гнете.

– Что значит – почему я это говорю? Старые перебежчики, старые шпионы – все они становятся немного чокнутыми. Они слышат голоса, разговаривают с птахами. Это нормально.

– А Владимир слышал голоса?

– Откуда мне знать?

– Об этом-то я вас и спрашивал, Тоби, – рассудительно обронил Смайли, обращаясь к каталогам. – Я сказал вам, что Владимир заявил, будто у него есть для нас информация, а вы мне говорите, что он чокнутый. Интересно, откуда вы это знаете. Насчет того, что Владимир стал чокнутым. Интересно, как давно вы получили информацию о состоянии его ума. И почему вы с таким презрением отметаете то, что он собирался нам сказать. Вот и все.

– Джордж, вы играете в очень старые игры. Не переиначивайте моих слов. О'кей? Хотите меня о чем-то спросить – спрашивайте. Пожалуйста. Но не переиначивайте моих слов.

– Это не было самоубийством, Тоби, – произнес Смайли, по-прежнему не глядя на него. – Безусловно, не было. Я видел труп, так что поверьте мне. И это отнюдь не ревнивый муж – если только он не вооружился орудием убийства, каким пользуется Московский Центр. Как мы их называли, эти пистолеты? «Бесчеловечные убийцы», верно? Ведь именно этим оружием пользовалась Москва. «Бесчеловечными убийцами».

Смайли снова погрузился в раздумье, но на сей раз – хоть и слишком поздно – у Тоби хватило ума молча выждать.

– Видите ли, Тоби, когда Владимир позвонил по телефону в Цирк, он спросил Макса. Иными словами, меня. Не своего почтальона, каковым были бы вы. Не Гектора. Он попросил своего викария, каковым – к добру или к худу – считался я. Вопреки всем правилам протокола, вопреки всему, чему его учили, вопреки всем прецедентам. Никогда прежде он этого не делал. Меня, конечно, там не оказалось, поэтому ему предложили замену – глупенького мальчика по имени Мостин. Но это не имело значения, потому что они в конечном счете так и не встретились. Но можете вы сказать мне, почему он не попросил о встрече с Гектором?

– Джордж, право же! Вы гоняетесь за призраками! Откуда мне знать, почему он не попросил о встрече со мной? Мы вдруг должны отвечать за неточности, допущенные другими? Что это еще за штуки?

– Вы с ним не ссорились? Может быть, в этом причина?

– С какой стати я стал бы ссориться с Владимиром? Он все драматизировал, Джордж. Все они становятся такими, эти старики, когда выходят на пенсию. – Тоби помолчал, словно давая понять, что и сам Смайли не чужд таких слабостей. – Им становится скучно, недостает активности, они хотят, чтобы их погладили – вот и выдумывают всякие небылицы.

– Но не всех их убивают насмерть, верно, Тоби? Это-то и не дает мне покоя, понимаете: причина и следствие Тоби ссорится с Владимиром сегодня. А назавтра Владимира застреливают из русского пистолета. В полиции это называется смущающей цепью событий.

– Джордж, вы что, с ума сошли! Что это еще за разговоры о ссоре! Я же сказал вам, что в жизни не ссорился со стариком!

– А Михель сказал, что ссорились.

– Михель? Вы разговаривали с Михелем?

– По словам Михеля, старик очень негодовал. «Гектор – человек никудышный», – твердил ему Владимир. Он в точности процитировал мне слова Владимира: «Гектор – человек никудышный». Михель, кстати, очень этому удивился. Владимир ведь всегда был высокого мнения о вас. Михель не мог понять, что между вами произошло, чтобы Владимир так к вам переменился. «Гектор – человек никудышный». Почему вы оказались никудышным, Тоби? Что произошло, отчего Владимир так настроился против вас? Понимаете, я хотел бы по возможности не вмешивать в это дело полицию. Ради всех нас.

Но оперативный работник в Тоби Эстерхейзи к этому времени окончательно проснулся, и он знал, что допросы, как и битвы, никогда не выигрывают, только проигрывают.

– Джордж, – произнес он скорее с состраданием, чем с обидой. – Я хочу сказать, ведь это же так очевидно, что вы меня на пушку берете. Знаете что? Какой-то старик понастроил воздушных замков, а вы уже собрались идти в полицию? Для этого Лейкон вас нанял? Эти кусочки вы собираете в кучу? Джордж?

На сей раз долгое молчание, казалось, привело к некому решению со стороны Смайли, и, когда он снова заговорил, казалось, будто времени у него в обрез. Голос зазвучал отрывисто, нетерпеливо.

– Владимир приходил к вам. Не знаю когда, но в последние несколько недель. Вы встречались с ним и говорили по телефону – из одного автомата в другой, или какая там у вас разработана техника. Он просил вас кое-что для него сделать. Вы отказали. Потому-то он и попросил о встрече с Максом, когда в пятницу звонил в Цирк. Он уже получил в ответ от Гектора «нет». И потому Гектор стал «никудышным».

На этот раз Тоби не пытался его прервать.

– И позвольте вам сказать: вы напуганы, – подытожил Смайли, намеренно не глядя на припухлость в кармане пиджака Тоби. – Вы знаете, кто убил Владимира, и подозреваете, что они могут убрать и вас. Вы даже думали, что это, возможно, и не я, не настоящий Ангел к вам пришел. – Он подождал, но Тоби не реагировал. И продолжил уже чуть мягче: – Помните, как говаривали в Саррате, Тоби, что страх выдает информацию без всяких препаратов? Сколько раз мы это повторяли! Что ж, я уважаю ваш страх, Тоби. И хочу побольше о нем узнать. Откуда он. Следует ли мне разделять его. Вот и все.

По-прежнему стоя у двери, прижав маленькие ладони к панелям, Тоби Эстерхейзи внимательно смотрел на Смайли, и в облике его ничто не менялось. Он даже умудрился дать понять своим глубоким, вопрошающим взглядом, что теперь его больше заботит Смайли, чем он сам. Затем, в соответствии с этой озабоченностью, он сделал шаг, потом другой, но как-то неуверенно, словно пришел к больному другу в больницу. Только тогда тоном, каким говорят у постели больного, он ответил на предъявленные ему обвинения вопросом, который сам Смайли тщательно прокручивал в мозгу на протяжении последних двух дней.

– Джордж! Будьте любезны, ответьте мне на один вопрос. Кто здесь, собственно, вопрошает? Джордж Смайли? Или Оливер Лейкон? Или Михель? Скажите, пожалуйста, кто вопрошает? – Не получив тотчас ответа, он продолжил продвижение по комнате, пока не дошел до обитого замызганным атласом табурета, на который и уселся с аккуратностью кота, положив каждую руку на колено. – Дело в том, что для человека официального, Джордж, вы задаете чертовски неофициальные вопросы, что меня и поражает. Я считаю, вы ведете себя весьма неофициально.

– Вы видели Владимира и говорили с ним. Что произошло? – Смайли ничуть не сбил с толку брошенный ему вызов. – Ответьте, и я скажу вам, кто тут ведет разговор.

В потолке, в углу, желтело мутноватое стекло величиной с квадратный метр, и тени, которые появлялись на нем, были ногами прохожих на улице. По какой-то причине Тоби устремил взгляд на это странное пятно – он словно читал там свое решение, как если бы на экране перед ним замелькала инструкция.

– Владимир выдал сигнал SOS, – произнес Тоби точно таким же тоном, что и прежде, – не уступая и не признаваясь. Он даже умудрился придать голосу такую интонацию, что в нем появилась предупреждающая нотка.

– Через Цирк?

– Через моих друзей, – сухо ответил Тоби.

– Когда?

Тоби назвал дату. Две недели тому назад. Аварийная встреча. Смайли спросил, где она состоялась.

– В Музее науки. – Тоби тут же обрел уверенность. – В кафе на верхнем этаже, Джордж. Мы пили кофе, любовались допотопными самолетами, свисающими с потолка. Вы все это доложите Лейкону, Джордж? Поступайте как знаете, о'кей? Я угощаю. Мне нечего скрывать.

– И он сделал вам предложение?

– Точно. Он сделал мне предложение. Хотел, чтобы я поработал на него осведомителем. Стал его верблюдом. Так мы шутили в старину, когда занимались Москвой, помните? Собрать информацию, перевезти через пустыню, доставить. «Тоби, у меня нет паспорта. Aidez – moi, mon ami, aidez – moi [13][13]
  Помогите мне, друг мой, помогите мне (фр.).


[Закрыть]. Вы же знаете, как он разговаривал. Будто де Голль. Мы так его и звали Второй генерал. Помните?

– Что надо было везти?

– Он не уточнил. Какой-то документальный материал, небольшой, особенно и прятать-то ни к чему. Вот все, что он мне сказал.

– Для человека, прощупывающего обстановку, он, похоже, сказал немало.

– Зато он чертовски много спрашивал, – спокойно произнес Тоби, ожидая следующего вопроса Смайли.

– А куда? – продолжал выспрашивать Смайли. – Владимир тоже вам сказал?

– В Германию.

– Которую?

– В нашу. На север.

– Как бы случайная встреча? Тайник? Передача живьем? Какого рода встреча?

– На ходу. Мне следовало ехать поездом. Из Гамбурга на север. Передача должна была состояться в поезде, подробности – по получении согласия.

– И все должно было остаться частным соглашением. Ни Цирка, ни Макса?

– На то время – очень частным, Джордж.

Смайли тщательно подбирал слова, чтобы не быть бестактным:

– А компенсация за ваши труды?

В ответе Тоби отчетливо прозвучал скепсис:

– Если мы получим документ – так он его и назвал, о'кей? Документ. Значит, если мы получим документ и документ этот окажется подлинным – а он клялся, что это так, – мы сразу попадем на небеса. Во-первых, мы несем документ Максу и рассказываем Максу всю историю. Макс поймет все значение документа, Макс поймет чрезвычайную его важность. Макс вознаградит нас. Подарки, повышения по службе, медали, Макс посадит нас в палату лордов. Точно. Вот только проблема оказалась в том, что Владимир не знал: Макс давно пылится на полке, а в Цирке работают бойскауты.

– А он знал, что Гектор тоже на полке?

– Пятьдесят на пятьдесят, Джордж.

– Как это понимать? – И тут же ответил: – Не важно. – Смайли отменил собственный вопрос и снова погрузился в долгое молчание.

– Джордж, бросьте вы все это, – настойчиво произнес Тоби. – Мой вам настоятельный совет: оставьте. – Он снова молча стал выжидать.

Казалось, Смайли его не слышал. Глубоко потрясенный, он размышлял о масштабе ошибки, допущенной Тоби.

– Дело в том, что вы отослали его ни с чем, – пробормотал он, уставясь в пространство. – Он к вам обратился, а вы захлопнули перед ним дверь. Как вы могли, Тоби? Именно вы!

Упрек заставил Тоби в ярости вскочить – возможно, именно эта цель и преследовалась. Глаза его вспыхнули, щеки порозовели – спавший в нем венгр проснулся.

– И вы, возможно, хотите услышать почему? Вы хотите знать, почему я сказал ему: «Пошел к черту, Владимир. Уйди, пожалуйста, с моих глаз долой: меня от тебя тошнит?» Хотите знать, кто его контакт там, кто этот Волшебник Северной Германии со слитком золота, благодаря которому мы назавтра станем миллионерами, Джордж, – хотите знать эту личность? Вы, случайно, не помните такое имя – Отто Лейпциг? Многократно награжденный нами званием «Подонок года»? Изготовитель фальшивок, торговец разведданными, доверенное лицо, сексуальный маньяк, сутенер, а также преступник всех мастей? Помните такого великого героя?

Смайли снова привиделись клетчатые стены гостиницы и отвратительные охотничьи гравюры, изображающие Джоррокса, снова в памяти всплыли две фигуры в черных пальто – гиганта и карлика и крупная, в коричневых пятнах рука генерала, лежащая на узком плечике его подопечного. «Макс, вот это мой добрый друг Отто. Я привел его, чтобы он сам рассказал свою историю». Смайли послышался глухой грохот самолетов аэродрома Хитроу.

– Смутно, – ровным тоном ответил Смайли. – Да, я смутно припоминаю некоего Отто Лейпцига. Расскажите мне о нем. У него, кажется, было много имен. Но это помним и все мы, не так ли?

– Около двух сотен, но на Лейпциге он остановился. Знаете почему? Лейпциг находится в Восточной Германии – ему нравилась тамошняя тюрьма. Такой он был чокнутый шутник. Вы, случайно, не помните, что он продавал? – Считая, что перехватил инициативу, Тоби смело шагнул вперед и, став перед сидевшим с безразличным видом Смайли, бойко продолжил: – Джордж, неужели вы даже не помните, какую невероятную и полнейшую ерунду этот подлец год за годом поставлял нашим западноевропейским резидентурам, главным образом в Германии, под пятнадцатью разными именами? Наш эксперт по новому эстонскому порядку? Наш главный источник по отправкам советского оружия из Ленинграда? Наше внутреннее ухо в Московском Центре, в конце концов, наш главный наблюдатель за Карлой? – Смайли сидел, не шелохнувшись. – Как он надул одного только нашего берлинского резидента на две тысячи немецких марок за статью, переписанную из журнала «Штерн»? А как обкручивал старика генерала, присосался к нему, точно пиявка, и сосал, все снова и снова: «мы, коллеги-прибалты» – по этой линии! «Генерал, я добыл для вас царские драгоценности, одна беда: нет денег на авиабилет»! Иисусе Христе!

– Но ведь не все оказалось сфабриковано, верно, Тоби? – мягко возразил Смайли. – Кое-что, как мне припоминается, было – по крайней мере в определенных областях – весьма неплохим материалом.

– Можно по пальцам пересчитать.

– Например, его материал о Московском Центре. Что-то не помню, чтобы мы когда-либо подвергали его сомнению.

– О'кей! Итак, Центр время от времени кидал ему корму, чтобы он поставлял нам и дальше свой мусор! Как же еще, ради всего святого, вести себя двойному агенту?

Смайли хотел было оспорить это утверждение, потом передумал.

– Понятно, – заключил он наконец, как бы склоняясь перед доводами собеседника. – Да, мне понятно, что вы хотите сказать. Подсадная утка.

– Не подсадная утка, а подонок. Немножко отсюда, немножко оттуда. Двурушник. Ни принципов. Ни норм. За хлеб с маслом готов работать на любого.

– Я понял, – торжественно произнес Смайли все тем же приглушенным тоном. – И он, конечно, обосновался в Северной Германии, верно? Где-то около Травемюнде.

– Отто Лейпциг никогда нигде не обосновывался, – с презрением заявил Тоби. – Джордж, этот малый – непоседа, настоящий бродяга. Одевается точно Ротшильд, имеет машину и велосипед. Знаете, кем он последнее время работал, этот великий шпион? Ночным сторожем на каком-то вшивом складе в Гамбурге! Забудьте о нем.

– И у него был партнер, – произнес Смайли все тем же тоном наивного простака. – Да, мне и это сейчас припомнилось. Иммигрант, восточный немец.

– Не восточный немец, а хуже. Саксонец. Фамилия Кретцшмар, имя – Клаус. Клаус через «л», не спрашивайте почему. Я хочу сказать, у этих парней нет никакой логики. Клаус-то тоже приличный подонок. Они вместе воровали, вместе сутенерствовали, вместе писали поддельные отчеты.

– Но это было давно, Тоби, – мягко вставил Смайли.

– Какая разница? Это был идеальный брак.

– В таком случае, думаю, он недолго длился, – глубокомысленно заявил Смайли, рассуждая вслух.

Но, возможно, на этот раз он пережал в мягкости, а возможно, Тоби просто слишком хорошо его знал. Только в живых глазах венгра вспыхнул настороженный огонек, а гладкое чело прорезала морщина презрения. Он отступил на шаг и, в упор глядя на Смайли, задумчиво провел рукой по безупречно подстриженным седым волосам.

– Джордж, – нарочито вежливо обратился он. – Послушайте, кого вы пытаетесь провести, а?

Смайли не вымолвил ни слова, только взял в руки статуэтку Дега, повернул и поставил на место.

– Джордж, выслушайте меня хоть раз. Пожалуйста! О'кей, Джордж? Разрешите прочитать вам хотя бы раз лекцию.

Смайли взглянул на него и тут же отвел глаза.

– Джордж, я вам обязан. Вы должны меня выслушать. В свое время вы вытащили меня из сточной канавы в Вене, когда я был вонючим юнцом. Таким вот Лейпцигом. Бродягой. Вы устроили меня на работу в Цирк. Так что мы немало времени проводили вместе, украли кое-каких лошадок. Вы помните первое правило ухода в отставку, Джордж? «Никаких подработок. Никаких попыток связать концы в узелок. Никакого частного сыска, никогда». Вы помните, кто вдалбливал нам это правило? В Саррате? В коридорах? Джордж Смайли вдалбливал. «Распрощались – значит, распрощались. Закрыли ставни и – по домам!» Так чем это вдруг вы вздумали заниматься? Целоваться со старым сумасшедшим генералом, который хоть и умер, но не желает спокойно лежать в земле, и с шутом-перевертышем Отто Лейпцигом? Что все это значит? Последняя кавалерийская атака на Кремль? Мы распрощались с этим, Джордж. У нас нет разрешения на такие дела. Мы им больше не нужны. Забудьте об этом. – Он помолчал, внезапно смутившись. – Да, о'кей, Энн заставила вас напереживаться из-за Билла Хейдона. Да, существует Карла, и Карла был папочкой для Билла в Москве. Джордж, я хочу сказать, дело принимает очень серьезный оборот, вы меня понимаете?

Он опустил руки по швам. И уставился на застывшую фигуру перед ним. Смайли почти закрыл глаза. Опустил голову. Щеки его обвисли, и возле глаз и вокруг рта образовались глубокие провалы.

– Мы никогда не подвергали сомнению материалы Лейпцига по Московскому Центру, – твердо произнес Смайли, словно и не слышал последних слов собеседника. – Я отчетливо помню, что мы никогда не подвергали их сомнению. Как и его донесения о Карле. Владимир полностью ему доверял. Касательно материалов по Москве, как и мы.

– Джордж, кто же говорит о том, что материалы по Московскому Центру подвергались сомнению? Ну хорошо, о'кей, время от времени у нас появлялся перебежчик, и он говорил: «Все это мура, а вот это, возможно, верно». А где подтверждение? Где железная основа, как вы любили говорить? Какой-нибудь малый вкручивает вам: «Карла построил новые Детские Ясли в Сибири». Ну хорошо, а кто скажет вам, что это не так? Не проясняйте – тогда и не проиграете.

– Поэтому-то мы и терпели его, – продолжал Смайли, как если бы ничего не слышал. – Там, где дело касалось Советской спецслужбы, он вел с нами честную игру.

– Джордж, – тихо произнес Тоби, покачивая головой. – Вам пора проснуться. Все разошлись по домам.

– Вы расскажете мне сейчас остальное, Тоби? Скажете в точности, что вам говорил Владимир? Пожалуйста!

И вот в конце концов, словно против воли отдавая дань дружбе, Тоби, как и просил Смайли, выложил все начистоту, с откровенностью, попахивавшей поражением.

Статуэтка, которая вполне могла быть творением Дега, изображала балерину с поднятыми над головой руками. Она стояла, выгнувшись назад, приоткрыв губы словно в экстазе, и, – будь это подлинник или подделка – несомненно, имела будоражащее, хоть и приблизительное, сходство с Энн. Смайли снова взял ее в руки и стал медленно поворачивать, глядя на нее то с одного боку, то с другого, но не прицениваясь. Тоби снова уселся на свой обтянутый атласом табурет. По скошенному окну бойко шагали тени ног.

Тоби встретился с Владимиром в кафе на этаже аэронавтики в Музее науки. Тоби повторил: Владимир в крайне возбужденном состоянии все время хватал Тоби за плечо, что совсем ему не нравилось, ибо привлекало к ним внимание. Отто Лейпциг совершил невозможное, твердил Владимир. «Он выудил большую рыбу, один шанс из миллиона, Тоби». Отто Лейпциг добыл то, о чем всегда мечтал Макс. «Мы одним махом удовлетворим все наши желания», – как выразился Владимир. Тоби не без ехидства спросил его, какие желания он имеет в виду, и Владимир либо не захотел, либо не мог ответить.

«Спросите Макса, – упорствовал он. – Если вы мне не верите, спросите Макса, скажите Максу, что на крючке большая рыба».

«Так на чем вы сговорились? – спросил Тоби, зная, что, когда речь идет об Отто Лейпциге, сначала надо договориться об оплате, и только потом, много-много времени спустя, получишь товар. – Сколько он хочет, великий герой?»

Тоби признался Смайли, что даже не пытался скрыть свой скептицизм, «что с самого начала испортило атмосферу встречи». Владимир изложил условия. У Лейпцига есть некая история, начал Владимир, и есть также материал, подтверждающий правдивость этой истории. Во-первых, есть документ, и документ этот Лейпциг назвал Vorspeise, или закуской для возбуждения аппетита. А у Владимира есть второе доказательство – письмо. И, наконец, есть сама история, которую подтвердят другие материалы, хранящиеся у Лейпцига в надежном месте. Документ показывает, как добывалась история, материалы сами по себе бесспорны.

– А предмет? – решил уточнить Смайли.

– Не раскрыт, – коротко ответил Тоби. – Гектор не удостоился. Добудьте Макса и о'кей – Владимир раскроет предмет. А Гектор пока должен молчать и выполнять поручения.

Какой-то момент казалось, что Тоби снова примется отговаривать Смайли.

– Джордж, послушайте, старик просто полностью выжил из ума, – начал он. – Отто Лейпциг абсолютно его захомутал. – Затем глянул на замкнутое и неприступное лицо Смайли и удовольствовался лишь тем, что повторил совершенно возмутительное требование Отто Лейпцига: – Владимир должен вручить документ лично Максу по всем Московским правилам: никаких посредников, никакой переписки. Предварительную подготовку они провели по телефону…

– По телефону между Лондоном и Гамбургом? – прервал его Смайли, самим своим тоном давая понять, что эта новая для него информация весьма нежелательна.

– Он сказал мне, что они разговаривали кодом. Старые друзья, они знают, как дурачить. Но с доказательствами – никаких игр, говорил Влади, с доказательствами – никакого одурачивания. Ни по телефону, ни по почте, ни грузовиком – тут нужен верблюд – и точка. Влади помешан на соблюдении безопасности, о'кей, мы-то это знаем. Отныне действуем только по Московским правилам.