Текст книги "Бурная неделя Гидеона"

Автор книги: Джон Кризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 7

Гидеон ни на секунду не сомневался, что разубедить Смедда будет так же трудно, как и Леметра. В конечном счете он знал, что если Смедд и оставил без внимания или даже специально опустил некоторые детали, то в целом его расследование было проведено вполне серьезно. И если он, Гидеон, и выскажет сейчас пожелание проконтролировать все его действия, то Смедд упрется и будет настаивать на своем с ещё большим рвением. Поэтому Гидеон повел себя с инспектором, как с человеком, которого он знал бы получше и поболее уважал бы: со свойственной ему неторопливостью он кивнул головой, достал из кармана свою внушительную трубку из вишневого дерева и начал набивать её с медленной и мрачной улыбкой на лице.

– Значит, вы действительно расставили все точки над «i». А жаль!

– Жаль? Но, боже мой, что же вам ещё надо? – вскипел Смедд. Его карие глаза с зелеными крапинками никогда ещё так не сверкали, как в эти минуты.

Смотри-ка, сам себе сказал Гидеон, а его можно растормошить, если немного подтолкнуть!

– Этот мерзавец, – снова заговорил Смедд, – сцепился со своей подружкой – честной и красивой девушкой, которая только ещё вступала в жизнь, расправляя крылья. Во всяком случае, отчет медицинского эксперта категоричен в том, что он не пытался её изнасиловать. Посмотрим, как все происходило. Она ему говорит, что между ними все кончено. И чем же он отвечает? Крадется за ней в лес и зверски одиннадцать раз вонзает в неё нож. Защита, конечно, будет утверждать, что он действовал в состоянии аффекта, потеряв самообладание, даже рассудок, и начнут намекать на временное умопомрачение. На самом деле он сумасшедший не более, чем вы или я. Он просто мелкий подонок, которых так много развелось в наши дни. Пока он получает то, что хочет, все идет нормально, но как только начинают сопротивляться его желаниям, он теряет голову! А вы говорите "как жаль!".

Смедд остановился, чтобы отдышаться после столь длительной тирады. Гидеон продолжал все так же мрачновато улыбаться, как бы извиняясь, и, наконец, закончил набивать трубку. У него в запасе было несколько отработанных опытом приемов ведения бесед, о которых Смедд и не догадывался: он умел молчать, особенно в таких ситуациях, давая собеседнику выговориться.

– Только не заявляйте мне, – сжав кулаки, воскликнул Смедд, – что вы симпатизируете этому юному злодею? Если у вас есть сыновья, не забывайте, что и у меня их трое.

– Причем тут наши дети, хотя и это, конечно, тоже имеет значение, осторожно начал Гидеон. – Налицо один факт: сестра молодого Роуза, некая Мэри, знакома с моей дочерью Пруд. Они вместе учились музыке, ну, в общем, что-то в этом роде. И я ей обещал посмотреть, нет ли где в этом деле слабого звена. Я несколько надеялся, что вы не до такой степени уверены в виновности этого парня, но теперь ясно вижу, что это не так. Вы позволите мне встретиться с этим Роузом?

– Естественно. Говорите с ним, сколько угодно. Сами увидите, что его россказни подействуют на вас не более, чем на меня. Так значит, вы виделись с его сестрой?

– Она взяла Ярд приступом.

– Она и у нас тут пыталась проделать то же самое, – язвительно произнес Смедд. – Не люблю, когда молодежь, уверенная, что знает все на свете, лезет к тебе со всеми байками. И я вовсе не желаю, чтобы меня обзывали вруном, даже если это делает явно возбужденная девица.

Гидеон присвистнул сквозь зубы.

– Что, так прямо и говорила?

– Светх того, намолотила ещё и кучу всяких глупостей, – продолжал Смедд. – Закатила истерику, повела свою игру, одним словом! Или блефовала! Но я признаю только одно: факты. А в досье Роуза их набралось уже в два раза больше, чем нужно, чтобы признать его виновным. И единственное, что меня сейчас бесит, это то, что будут пытаться выдать его за невменяемого. Всякий раз, когда по этой причине освобождают из-под стражи какого-нибудь парня, у меня создается впечатление, что тут же двое других совершат новое убийство в надежде отделаться столь же легко. Какая, все-таки, странная вещь – человеческий разум! За сколько же преступлений несет ответственность это подлое подсознание?

– Я с вами полностью согласен. Если не считать этого, есть ли другие слабые места в этом деле?

– Нет, – вновь сжимая кулаки, уверенно ответил Смедд. – Я допросил весь персонал кинотеатра, куда, по словам сестры Роуза, они якобы вместе ходили. Никто её не узнал. Поймите меня правильно. Я не поверил ни единому слову его сестры, но несмотря на это, мы проверили её показания, зря потратив на это то время, когда могли бы оказаться полезными где-то в другом месте.

– Одно другому не мешает, – прокомментировал Гидеон.

– Ну хорошо, пройдемте к этому Роузу, – предложил Смедд. – Я говорил с помощником Комиссара насчет целесообразности уже сегодня во второй половине дня вынести дело Роуза на чрезвычайный суд, но он склонен подождать до завтра. Это мне позволило все ещё раз проверить и убедиться, что у этого молодого стервеца нет и других грехов на совести.

Они спустились по лестнице, ведущей к камерам предварительного заключения. Гидеон и Смедд оказались в подвале с матового цвета окнами, забранными прочными решетками; так что освещение там было довольно скудным. Короче, место было зловещим и мрачным, способным привести в трепетный ужас самого невинного из тех, кто туда попадал. За столом сидел капрал, который при виде Смедда и Гидеона повторно вскочил, вытянувшись в струнку.

– Мы хотим увидеть Роуза, – обратился к нему Смедд.

– Есть, сэр.

Гидеон как-то сразу стал незаметным, отошел на второй план с поразительной для человека его телосложения грацией. Он проследовал за двумя коллегами по узкому коридору, ведущему к камерам. Следует признать, что заявление Мэри не поразило его сверх всякой меры, но сейчас он поймал себя на том, что думает о её младшем брате в таком духе, который Смедд явно бы не одобрил. Ну как ему не заинтересоваться двадцатилетним парнем, у которого вся жизнь впереди, а наверху его поджидает тощая картонная папка, обрекающая на двадцать или тридцать лет заключения, если не на смертный приговор?

Уильям Роуз слышал, как они подходили. Когда полицейские вступили в камеру, он поднялся. То был бледный подросток, более тщедушный, чем представлял его себе Гидеон. Он дал бы ему от силы не более шестнадцати лет; Роуз очень походил на свою сестру, несмотря на то, что та была брюнеткой, а он – блондином с небесно-голубыми, лихорадочно поблескивавшими глазами. Его ботинки были хорошо начищены, а волосы тщательно причесаны этот молодой парень, безусловно, умел за собой следить.

– Перед тобой комендент Гидеон, – пролаял Смедд.

Во взгляде, которым молодой человек окинул его, подняв голову, Гидеон прочитал скорее глубокую потерянность, нежели выражение невиновности или, наоборот, признание своей вины.

– Добрый вечер, Роуз. Я очень сожалею, что вижу вас в таком отчаянном положении, – обратился он к парню, который, как, впрочем и Смедд, явно не ожидал такого начала разговора. – Не знаю, что вам наговорил главный инспектор, но вы должны знать, что по английским законам у вас есть право на защиту и, вы рассматриваетесь невиновным, покуда не будет доказано обратное.

– Теоретически все это звучит очень красиво, сэр.

Интересно, подумал Гидеон, его еще, кажется, не сломили?

– Что именно хотите вы этим сказать? – спокойно спросил Гидеон, сохраняя благодушный вид, чтобы расположить парня к себе.

– С самого начала они все до единого обращались со мной, как с виновным, – ответил ему Роуз без всякой горечи в голосе.

– А вы таковым не являетесь? – задал вопрос Гидеон голосом, полным обманчивой мягкости.

– Я не убивал Винифриду, сэр. Ничего не знаю об этом убийстве. Несколько дней назад я потерял свой нож, и убийца, должно быть, нашел его. Да, я поссорился с Винифридой, а затем пошел в кино. Со своей сестрой Мэри. Все это правда, сэр.

Гидеон его внимательно рассматривал.

– Вы знаете, где потеряли нож?

Парень покраснел.

– Нет, понятия не имею. Это был подарок моей сестры Мэри ко дню рождения, и я старался скрыть, что посеял его… от нее, как и от матери.

– Хорошо. Если вы мне сказали правду, нам следует её доказать. Не так ли, мистер главный инспектор?

– Мы установим истину, – четко ответил инспектор.

– Этого мы все и добиваемся, – прокомментировал Гидеон. – Кстати, не смогли бы вы послать за стенографом. У меня есть несколько вопросов к Роузу.

В этом Гидеону трудно было отказать, и он начал спокойно, без враждебности, скорее дружеским голосом задавать вопросы. Сначала Роуз отвечал с горечью, как если бы чувствовал, что ведет заранее проигранное сражение; затем, постепенно, перешел на более естественный тон и закончил свою исповедь весь пунцовый, чуть ли не в страстной манере.

Его ответы полностью соответствовали двум предыдущим допросам и каких-либо противоречий не просматривалось.

– Большое спасибо, Смедд, – пожал руку инспектору Гидеон перед тем, как расстаться с ним. – Я весьма сожалею, что мне пришлось совать свой нос в эту историю, но вы сами знаете, какие сейчас пошли люди. Только дотронься до молодежи, и они уже начинают орать во всю глотку. По ним, так мы должны воспитывать наших девочек и мальчиков под стеклянным колпаком. Предпочитаю не рисковать и быть уверенным, что не допущу ошибки. Иначе, мы можем здорово с ним залететь. Между нами, я…

Гидеон вдруг резко замолчал. Смедд ждал какой-то откровенности с его стороны, но не той, которую после секундного размышления и несколько неловким тоном выдал ему Гидеон.

– Только держите это при себе, Смедд. Ходят слухи, что к концу года помощник Комиссара подаст в отставку. Поговаривают, что он недавно получил большое наследство. Так что никто не посмеет осудить меня за то, что я стараюсь не упустить своего самого счастливого шанса в жизни. Не так ли? Но вы даже не можете себе представить, какой эффект может произвести в министерстве юстиции оправдательный приговор! Достаточно двух или трех таких штучек, чтобы торпедировать все мои планы. Так что поймите правильно, все эти мелкие симпатии моей дочери тут не при чем… Но извините, мне уже пора.

Когда он удалялся, Смедд проследил за ним уголком глаза. Он прекрасно знал, что рекомендация Гидеона была ему абсолютно необходима для того, чтобы, когда место суперинтендента подразделения «Эйч-5» освободится, возглавлять список претендентов на эту должность. Поэтому Смедд поклялся ещё раз перекопать все дело, попытаться отыскать в нем мельчайшие слабые места, чтобы избежать ошибки или глупости, короче, изучить дело с такой же тщательностью, с которой сделает это адвокат. В конце концов, теперь он уже ничем не рисковал, слепо обрушиваясь на молодого Роуза.

Кстати, симпатичный он все же мальчишка.

Но вот именно такими приятными мальчиками иногда обуревает какая-то необузданная ярость! И не следует забывать, что нож, которым была убита "девушка с подснежниками", все-таки принадлежал Роузу.

Без пятнадцати шесть машина Гидеона въехала на узкую и неприглядную Маскетт-стрит, где жила миссис Бенсон. На углу улицы он заметил старину Перси, бывалого и искушенного в своем ремесле полицейского. Из-за полнейшего отсутствия честолюбия тот никогда так и не поднялся выше среднего звена, но при этом был одним из самых светлых приобретений Ярда. Перси, разумеется, тут же узнал Гидеона, но не подал виду и продолжал наблюдать за задней частью дома Бенсонов, в то время как его коллега, молодой Эббот, следил за дверью, выходившей на улицу.

Как раз в это время Эббот направлялся в сторону машины Гидеона, и оказался почти напротив дома номер 52, где жила миссис Бенсон. Он шел размеренным, медленным шагом. Его манера идти скорее напоминала походку полисмена, осуществляющего свой обход, чем действия инспектора, выполнявшего спецзадание, но Гидеон не видел ничего плохого в том, что сотрудник уголовного розыска напоминал полицейского в форме. Иногда, в какой-то мере, такое поведение становилось даже преимуществом и, в конце концов, со временем у него это пройдет.

Гидеон припарковал машину у тротуара, когда Эббот заметил его и кинулся открывать дверцу.

– Добрый день, сэр.

– Хэлло, – ответил Гидеон, делая вид, что удивлен. – Так это вы занимаетесь этим делом?

– Меня должны сменить в восемь часов, сэр. Капрал – инспектор Лоусен.

– Да, я его видел. Все спокойно?

– С моей точки зрения ничего такого, что давало бы основание для тревоги, не произошло, – отчеканил Эббот, поставив затем Гидеона в известность о перемещениях детей и двух человек, живущих на верхнем этаже; он ему описал также двух лиц, проходивших, но не вошедших в дом – мужчину и женщину. Да, действительно ничего особенного. Во время отчета Эббота Гидеон заметил, как в одном из окон шевельнулась занавеска. Наверное, это была Руби, а может, кто-то из детей. Он подошел к двери в комнату, окна которой выходили на улицу, и увидел внутри мальчугана лет двенадцати и десятилетнюю девочку. Постучав, он услышал, как дети что-то прокричали, но что именно, не понял. Затем до его слуха донеслись наставления матери, раздался шум шагов и дверь открылась.

Гидеон был просто ошеломлен.

Перед ним, несомненно, стояла Руби Бенсон, но насколько же – просто невероятно! – она выглядела сейчас моложе, чем в момент их знакомства. У Гидеона даже создалось впечатление, что он встретил младшую сестру той женщины, которую знал раньше. Ее волосы, конечно же, были уложены искусным парикмахером, а на висках уже не проступала седина. Но этот моложавый вид не был навеян только женской кокетливостью: цвет её кожи стал светлее, глаза потеряли прежнее выражение боли и страдания и, как констатировал Гидеон, на лице Руби стало вроде бы гораздо меньше морщин. Одетая в белую блузку и темно-серую юбку, она по фигуре ни в чем не уступала молодой девушке, для которой прическа Святой Катерины<$F<|>"Прическа Святой Катерины" – незамужняя 25-летняя девушка празднует день Святой Катерины, официально переходя в возраст "перезлелок".> – дело ещё сравнительно далекого будущего.

Гидеон протянул руку.

– Ну и ну, – только и смог проронить Гидеон. – Нужно мне будет взять у вас рецепт! Я бы тоже был не прочь помолодеть лет этак на двадцать.

Комплимент явно пришелся ей по душе, и миссис Бенсон улыбнулась. Она, несколько поколебавшись, пожала протянутую ей руку и, отступив назад, впустали Гидеона в дом.

– Просто нет той мороки и треволнений, что были раньше… по меньшей мере до настоящего времени… Пройдемте в переднюю комнату.

Гидеон хорошо её помнил. Он вошел и – снова сюрприз: все в ней было полностью переделано, и теперь помещение казалось более просторным, а светлые, радостные тона, в которых оно было выдержано, резко контрастировали с этим угрюмым кварталом.

– У меня появилось нечто вроде странного, непонятного предчувствия, внезапно бросила она. – Интуиция подсказывает, что он доберется до Лондона и примется за детей. Я вам уже говорила об этом. Он прекрасно знает, что они для меня – все и как раз в его характере… Он вполне удовольствуется, если я останусь живой, но дети погибнут или станут калеками. В общем, что-то в этом роде! Но я вам ещё не все сказала, – продолжала она прерывисто, скороговоркой, как если бы говорила по телефону. – Я вам не сообщила, что мать Бенсона навещала его в тюрьме Милуэйз. Вы знали об этом?

– Нет.

– Ну так вот, она там была. И когда вернулась, передала мне от него устное послание, смысл которого ей был непонятен. Зато я сразу сообразила, в чем дело. Но ей ничего не сказала и не делались этим ни с кем, но… когда я узнала, что он сбежал, то его слова мгновенно всплыли в моей памяти, мистер Гидеон, и я настолько испугана, что оказалась не в силах что-либо придумать.

Ну ещё бы, подумал Гидеон.

– И что же было в этом послании?

– Он передал мне, чтобы я вспомнила, что произошло с семьей Майклрайт. И все… Не думаю, что вы слышали эту историю. Несколько лет назад глава этой семьи часто работал на Сида. Однажды он заподозрил, что Сид его крепко надул… Тогда я ещё не была уверена в этом, но сейчас, полагаю, что так оно и было.

У Гидеона появилось впечатление, что она несколько непоследовательна. Но в то же время он прекрасно понимал причину этого взрыва эмоций после стольких лет сдержанности и подавления их в себе. Пусть говорит. Это её немного успокоит. Постепенно в голове Гидеона начала складываться цельная картина случившегося, которую Руби начала набрасывать отдельными мазками.

– У четы Майклрайтов было двое мальчиков и, понимаете, в один прекрасный день оба они были раздавлены машиной, которая тут же скрылась. В тот день они шли по улице вместе с отцом. Тот с одним из малышей погиб на месте; другой сынишка остался калекой на всю жизнь. Я не могла быть в то время уверенной, что это сделал лично Сид, но неоспоримо одно: Майклрайт мертв… и мне известно, что стало с его детьми. И вот тогда, когда мать Сида передала мне эту фразу Бенсона, я, естественно, сразу же подумала в том духе, как только что вам сказала.

– Миссис Бенсон, мы не допустим, чтобы с вашими детьми что-нибудь стряслось, – спокойно заверил её Гидеон.

– Это вы так говорите, – пылко, чуть ли не в ярости, воскликнула она. – Но кто ему помешает сделать это? Теперь, находясь на свободе, он позвонит одному из своих друзей. А у него их хоть отбавляй! Я подумала об этом сегодня же утром, когда вы повесили трубку. Вот почему не пустила детей после обеда в школу. Мистер Гидеон, как вы можете точно узнать, что он не принесет зла моим детям?

Ясно, для неё это уже превратилось в болезненную навязчивую идею.

Многие годы подряд она прятала опасения относительно "несчастного случая с семьей Майклрайт" в самый дальний уголок своей памяти, но сообщение матери Сиднея превратило её потаенные страхи в уверенность. Пока тот был в тюрьме, она чувствовала себя в безопасности, но его побег превратил её жизнь в сплошной кошмар, все более и более ужасный по мере того, как день шел за днем, и даже час за часом. Обычные слова в такой обстановке не могли её успокоить, как, впрочем, и внешняя охрана дома двумя полицейскими. Единственное, что могло ей как-то сейчас помочь – это быстрейшее задержание её мужа.

– Я вас очень хорошо понимаю, но постарайтесь оценить ситуацию хладнокровно. Я расставил своих людей повсюду вокруг вашего дома. Они будут торчать здесь день и ночь до тех пор, пока мы его не поймаем. Знаете, я даже удвою их численность, чтобы быть полностью уверенным в…

– Вы не можете быть уверенными ни в чем, – сухо оборвала она Гидеона. Затем, четко произнося каждое слово, добавила:

– Ну разве вы в состоянии, сидя в этой комнате, поклясться, что он уже не позвонил кому-нибудь из своих дружков в Лондоне и не дал соответствующих указаний? Разве не так?

– Этого гарантировать я, естественно, не могу.

– Ну вот мы и приехали! Есть только один способ…

В этот момент резко распахнулась дверь. Она запнулась и вздрогнула, что выдавало её столь тщательно скрываемое напряжение. Но никакая опасность ей в этот момент не угрожала, поскольку это был всего лишь её сын, молодой Сидней, возникший в двери со всей резвостью двенадцатилетнего подростка вместе со следовавшей по его пятам сестрой, казавшейся не менее его возбужденной. Гидеон не видел их три года и нашел симпатичными, хорошо воспитанными, чистенькими, пышащими здоровьем, словом, такими, какими могли быть дети любой нормальной супружеской пары.

– Мама! – воскликнул молодой Сид, заскользив по паркету и тихонько остановившись прямо перед ней как вкопанный. – Мама, знаешь новость?.. Только что передали, что сейчас по телевизору покажут папу!

Глава 8 ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Миссис Бенсон сразу же побледнела, и Гидеон заметил, как она в мгновение ока постарела. Но Руби, сжав свою волю в кулак, вскинула голову и плечи, чтобы подавить волнение, тем более сильное, что её больше поразило не что он сказал, а как он это произнес. Она смотрела на Сида, который для своего возраста был довольно невысоким, подумав, насколько же он был похож на своего отца: тот же острый профиль, те же тонкие губы и особенно пронзительный взгляд с такими же голубыми глазами, затемненными длинными ресницами. Он ворвался, как ураган, чтобы сообщить матери, что сейчас появится на экране телевизора его «папа». И сказал это таким возбужденным тоном, который не оставлял никаких сомнений насчет обуревавшего его пламенного желания увидеть отца – так обычно в течение долгих лет ждут желанного гостя. Этот человек, которого так опасалась его жена, боясь, что он выместит свою злобу против неё на собственных детях, оставался тем не менее для них отцом, и три года разлуки не смогли погасить ту привязанность, которую сохранил к нему подросток.

– Мама, – настаивал парнишка. – Это точно он. Диктор сам сказал. Разве тебе не хочется взглянуть? Передача вот-вот начнется…

– Иду, иду, Сид. Может быть, посмотрите вместе с нами, мистер Гидеон?

– С удовольствием, – ответил тот.

– Тогд поспешите, – с нетерпением воскликнул Сид.

И он побежал вместе с сестрой впереди. Руби Бенсон метнула пристальный взгляд на Гидеона, затем, сжав зубы, отвела глаза в сторону. Гидеон последовал за ней по узкому коридору, который привел их в маленькую гостиную, где в углу стоял телевизор с небольших размеров экраном. На улице уже стемнело и в сумеречной комнате четко вырисовывался светлый прямоугольник экрана. В этот момент картинка показывала одно из озер Шотландии, по которому в ужасном реве моторов мчались скуттеры<$F<|>Скуттер – лодка с подвесным мотором (прим. переводчика).>.

– Прошу вас, присаживайтесь, – предложила Гидеону миссис Бенсон, показывая на кресло.

Оба они сели рядом с детьми, которые буквально пожирали экран глазами.

– Вы знаете, я не видел его уже целых три года, – не унимался Сид.

– И я тоже, – тоненьким голосом пропищала Лиза. – А ведь он и мой папа тоже.

Наконец, изображение Шотландии и шум моторов исчезли, чтобы уступить место диктору:

– А теперь мы проведем короткую экскурсию в тюрьму Милуэйз, что на севере Англии. Сегодня утром оттуда сбежало девять опасных преступников. Трое уже арестованы.

Лицо диктора стало расплываться, затем и вовсе стушевалось, а вместе него появилась громадина серых и мрачных стен тюремного здания. Стояла почти абсолютная тишина. Лишь чуть слышно что-то бормотало в громкоговорителе. Кадры были довольно впечатляющими, и диктор воздержался от неуместной в данном случае болтовни, которая могла все испортить. Картинки на экране говорили сами за себя: стены, ощетинившиеся железными изогнутыми крюками, длинные проходы, в которые выходили двери камер (как раз наступал час, когда заключенные шли на прогулку), широкая сетка, подвешанная внизу под проходами, чтобы предотвратить любую попытку самоубийства. Короче, то была полная панорама тюремной жизни с её охранниками, заключенными, такими же невзрачными и серыми, как и их одежда, длинными рядами камер с дверьми, прошитыми глазками. Показали даже одну из камер изнутри с кроватью, стулом, маленьким столом и с фотографиями обнаженных девиц на стене.

Операторы ничего не упустили, чтобы создать у зрителя полное представление об исправительном учреждении.

Виды тюрьмы начали понемногу сходить на нет, и на экране вновь появился диктор. Загремел громкоговоритель: "Внимание! Полиция разыскивает опасных преступников!

Мы покажем вам сейчас портреты шестерых заключенных, которые все ещё находятся в бегах, и полиция разыскивает их на всей территории Англии. Сбоку от каждой фотографии вы увидите описание каждого из уголовников. Это может помочь вам в их опознании. За плечами всей шестерки очень длинный перечень правонарушений…"

У Руби перехватило горло. Она наклонилась к Гидеону и прошептала:

– Видимо, не стоило им позволять видеть это. Не надо мне было их слушать…

– Пусть смотрят, – тихо проронил Гидеон.

Дети, уставившись как завороженные в телевизор, не слышали их диалога.

Сначала: Джинго Смит с его лысой головой, маленьким носом пуговкой, на вид – балагур и весельчак; далее Уолли Элдермен, лицо которого со сплющенным и переломанным носом могло успешно фигурировать в учебнике криминологии; затем Метт Оуэнс, похожий на собаку бассета, вечно поводящий носом во все стороны, левый глаз которого, с его непрестанным тиком, казался на фотографии полуприкрытым.

Подошла очередь и Бенсона.

Фотографы из службы криминального учета начинали понимать толк в своем деле, и снимок был очень удачно сделан. То действительно был Бенсон и, рассматривая его, сын мог вполне представить, каким он будет лет через двадцать. Черты заключенного были грубо и резко очерчены, губы подчеркнуто тонкие, особенно…

Волосы: брюнет Цвет лица: желтоватый Глаза: бледно-голубые.

Эта последняя деталь особенно впечатляла зрителей: светлые, бледно-голубые глаза на фоне желтоватого лица.

Рост: один метр 75.

Особые приметы: родинка на левом ухе; шрам на животе после операции по удалению аппендицита; на мизинце не хватает одной фаланги.

Изображение Бенсона пропало.

За ним последовал Фредди Тисдейл с почти ангельским видом, несмотря на чрезмерную яркость экрана. Создавалось впечатление, что он сейчас улыбнется.

И тут снова заговорил диктор: "Завтра в это же время мы передадим последние новости международной жизни. Наши передачи вновь выйдут в эфир в…"

Гидеон поднялся, то же самое сделали и дети, повернувшись к матери и гостю.

Экран теперь представлял собой лишь небольшое пятно молочного цвета; внезапно комната погрузилась в почти абсолютную темноту.

И тогда ужасающе спокойным голосом заговорил Сид:

– И это вы, грязный легавый, засадили его за решетку! Эх, будь моя воля – что бы я сотворил с вами!

Ведь расследование по делу Бенсона действительно вел Гидеон.

И это он уговорил Руби дать свидетельские показания против мужа.

И вот так, теперь, заговорил её сын!

Трудно было избежать реакции на столь провокационное поведение. Если Гидеон промолчит, то ненависть мальчика только возрастет и породит в конечном счете в нем презрение к полиции. Так что Гидеон принял вызов, стараясь при этом не слишком ранить мать и не выказывая обиды. Ему нужно было так повлиять на сознание этого парнишки, чтобы в будущем это могло пойти ему на пользу.

– Да, Сид, это так. Я и впрямь отправил твоего отца в тюрьму. Но он знал, на что идет, и представлял, что в конце концов полиция его схватит. Рано или поздно, это должно было произойти. Ты умеешь играть в футбол?

Молодой Сид хранил упорное молчание.

– У тебя что, язык отсох? – резко спросил Гидеон. – Отвечай! Ты умеешь играть в футбол? Да или нет?

– Я… Да. Да, – повторил он, сглатывая слюну.

– Он даже играет в школьной команде, – радуясь возможность похвалить своего брата, вмешалась Лиза.

– Это меня не удивляет, – добродушно бросил Гидеон, – на вид он здоровяк. Ну хорошо, Сид. Раз ты состоишь в школьной команде, то, конечно, можешь мне ответить, что происходит, когда ты сбиваешь кого-нибудь, то есть нарушаешь правила игры? Назначают свободный удар? Дело может обернуться и пенальти, и команда противника забивает гол. Почти наверняка. И какие же последствия? Если ты играешь не по правилам и слишком часто сбиваешь соперника, тебя выгоняют из команды. Вот так все это происходит в школе. То же самое – и вне её. Общество установило определенные правила поведения. И их следует соблюдать. Находятся люди, считающие, что их можно обойти и что какое-то время это вполне сойдет им с рук. Возможно, так оно и будет, но заканчивается подобное поведение тем, что их ловят. Рано или поздно. Твой отец играл не по правилам. Иначе он был бы сейчас здесь. Вместе с тобой. Так что видишь, как все это просто. Я считал, что тебе обо всем этом уже известно, и что тебе не нужно будет обращаться к полицейскому, чтобы он тебе объяснил ситуацию. Ты все понял?

– Грязный легавый! Вот и все, что вы из себя представляете! взорвался паренек, выбегая в дверь, выходившую к прачечной. Гидеон поспешил за ним, но тот в один миг проскочил задний двор и ловко, как кошка, перелез через забор, чтобы исчезнуть в узенькой улочке. Лишь звонко процокали по плитам подкованные каблуки его ботинок.

Гидеон к этому времени едва достиг лишь задней двери. Было уже поздно что-либо предпринимать.

– Только не дайте ему убежать, – умоляла его, сжав руку дочери, Руби Бенсон. – Бог знает, что с ним может приключиться. Ради Бога, не упустите его!

Но иногда бывает так, что счастье улыбается вам.

Гидеон тут же выскочил из дома, чтобы отдать необходимые указания Эбботу и Перси. В это время на Маскетт-стрит как раз выскочила полицейская машина. Немедленно по рации были предупреждены соседние патрули. Не прошло и десяти минут, как молодой Сид был обнаружен. Он явно красовался перед дюжиной своих друзей у старого склада, рядом с Темзой. Гидеон не стал посылать за ним своих людей, а отправился туда сам. Тем самым он давал тому возможность пофорсить перед сверстниками, но в то же время это позволяло ему самому создать мнение, действительно ли, несмотря ни на что, в Сиде была заложена хорошая основа, как на то надеялась его мать.

– Сид, поступай как хочешь, но я тебя предупредил. Ты знаешь, что происходит, когда человек не придерживается правил. Так что хорошенько взвешивай свои поступки и покажи, что у тебя ещё осталась хоть капля здравого смысла с голове. Ты ведь любишь свою мать?

Паренек хранил молчание.

Тогда Гидеон обратился к другому подростку:

– А ты любишь свою мать?.. А ты? – добавил он, поворачиваясь к его соседу.

В ответ первый из ребят выдавил испуганное «да», а второй сначала что-то неразботчиво пробормотал, а затем выпалил: "Она потрясная женщина, моя мать!"

– Ты ведь всегда был счастлив со своей матерью? – сурово спросил Гидеон у молодого Сида. – Видишь, другие это прекрасно сознают. Почему же не ты?

– Гм… ну да…

– Она играла по правилам нашей жизни и воспитала из тебя человека. Если бы ты рос в голоде и холоде, ты бы никогда не поступил так, как сейчас. Но не забывай, что твоей матери выпала трудная доля. Я с тобой так говорю потому, что знаю, что ты меня понимаешь. И даже очень хорошо. Твой отец сбежал из тюрьмы, и твоя мать в этой связи нервничает. И ты в силах ей помочь, вернув чуточку того, что она тебе дала в жизни. Но если ты не хочешь… то о'кей, я не могу заставить тебя сделать это.

Если положение обострится, сказал себе Гидеон, лучше будет найти какой-нибудь предлог, чтобы забрать его. В камере он будет чувствовать себя в большей безопасности, нежели дома.

После этого нелегкого разговора он вернулся на Маскетт-стрит, где его ожидал очередной сюрприз: Руби сумела подавить в себе испуг, причем настолько успешно, что встретила его почти радостно.