Текст книги "Следы в ночи. Инспектор Уэст и дорожные катастрофы. Вынужденная оборона"

Автор книги: Джон Кризи

Соавторы: Станислас-Андре Стееман,Урсула Куртисс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)

Наконец, попав в нее, он обернулся, обжигаемый сотнями взглядов: по улице неспешно шел одинокий прохожий. Приземистый, широкоплечий, закутанный клетчатым шарфом.

Глава 19

– Это ты? – не оборачиваясь, спросила сидевшая у секретера Бэль.

– Да, – ответил Ноэль.

Из-за резкого контраста с пронизывающим воздухом улицы, ему показалось, что в мастерской ненормально жарко. Перед урчащей печкой во всю свою длину вытянулась Ванда. Прищурив зеленые зрачки, она вытянула лапы в полном неги сне.

– Где ты был?

Он ответил не колеблясь:

– У Рэнэ.

Ну и хорошо, что удивится! Все, может быть, будет легче…

– А!

Но ничего больше не добавила, и в наступившей тишине, пока он ходил между кухней и накрытым столом, он вновь услышал голос, голос Рэнэ, спрашивающий: «А Бэль знает, что…?», а затем другой голос, свой: «Нет… По крайней мере, надеюсь, что нет».

Надеется, что нет? Значит, уверен в обратном.

– Есть хочешь?

– Нет.

Бэль, конечно, никогда особо общительной не была. Конечно, никогда не отвечала больше, чем на один вопрос из двух, да и то рассеянно, почти не открывая рта, чуть презрительно! И Ноэль, само собой, тысячу раз жаловался, что она не вторит его неприятностям, разочарованию, восторгу.

Да, неважно все это! Со дня убийства, наутро после убийства, лучше сказать с возвращения из Пон-де-л’Иля, что-то в ней изменилось. Манера украдкой глядеть на него, внезапно обрывающийся смех, молчание, в коем она замыкалась, ну прямо закрытая дверь, а главное – вопросы, которых она больше не задавала, нежные упреки «Ты больше не работаешь!» «Слишком много куришь…», которых она отныне не делала.

– Что поделывала? – машинально спросил Ноэль, устремив взор на открытый секретер.

– Ничего…

Ну, вот! Раньше бы она ответила, даже если при этом согрешила бы против истины: «Искала чековую книжку» или «Писала», или же «Старые бумажки сжигала». А теперь отвечала: «Ничего…» Как если бы само присутствие Ноэля вызывало в ней подозрительность и недоверие, как если бы связь между ними прервалась, как если бы… ну, да, как если бы их пути бесповоротно разошлись.

«Она знает!» – подумал он с возрастающим страхом. – Она знает!.. Потом одна догадка повлекла за собой другую: «Но тогда значит, если она узнала меня в тот вечер, то была у Вейля?.. А то бы, если бы не чувствовала себя виновной, у нее не было бы ни малейшего основания приписывать мне дошедшую до убийства ревность к Вейлю!»

– Есть чего выпить?

– Могу пива принести.

– А виски не осталось?

Это уже было на грани провокации. Две недели тому назад она бы возразила: «Спиртное тебе вредно. Лучше чайку заварю».

– Может и осталось… Посмотри-ка в буфете.

«Посмотри-ка в буфете!» И этого бы она раньше не сказала. Покорно, после того как он отверг бы ее возражения, она сама взялась бы за поиски бутылки, которую поставила бы перед ним с одним или двумя стаканами.

Сейчас она молча убирала со стола, и он вдруг осознал, что радио выключено и молчание ничуть не сдобрено приглушенной музыкой.

– Никто мне не звонил?

– Нет. По крайней мере, при мне.

– Ты поздно вернулась?

– Как всегда.

В конце концов он не выдержал. Сначала было ощущение находится в плену у себя самого, затем такое чувство, что он – пленник того незнакомца, что стоит на улице и прохаживается взад и вперед… Он встал.

– Схожу-ка за сигаретами.

Бэль была на кухне, а там громко лилась из крана вода. Она ничего не ответила.

Лихорадочно вновь натянул пальто, поспешно напялил шляпу, открыл дверь. На дворе было темным-темно. Мелкий, косой, подгоняемый ветром дождик ударил ему в лицо. На миг он поколебался. Но необходимо было выяснить до конца, узнать действительно ли… Он спустился по скользким ступенькам, едва касаясь пальцами мокрых перил, пересек двор, вошел в узкий входной проход, потянул на себя створку ворот…

Но не сделал и трех шагов по тротуару, как от стены оторвались две тени, одна справа от него, другая слева. Две колеблющиеся тени. Он решил не обращать на них внимания, ступил на мостовую.

– Месье Мартэн!

Он обернулся. Сердце его учащенно забилось.

– Просим прощения, месье Мартэн, но вынуждены попросить вас не удаляться от дома этой ночью.

«Вот он, глас правосудия!» – подумал он.

– Серьезно? А почему это? – сказал он, глядя на обоих мужчин без видимого волнения.

Оба одновременно развели руками.

– Приказ комиссара Марии, – просто добавил один из них.

– Но вы мне все-таки позволите сходить за сигаретами?

– Безусловно, месье Мартэн. Тут на углу табачный киоск, верно ведь?

Манера ограничить его поле свободы!

– Точно, – ответил Ноэль. – Может, сопроводите меня…?

Мужчина выразил некоторое замешательство и неприветливо отрицательно мотнул головой. Однако, когда Ноэль вошел в лавчонку и бросил взгляд назад через плечо, то увидел, что мужчина подошел ближе и наблюдает за ним сквозь стекло витрины.

«Попался! – горько подумал он, и на ум ему пришли книжные воспоминания. – Попал как кур на ощип!»

Тиски сжались настолько, что его арест – безусловно вопрос нескольких часов…

– Спокойной ночи! – бодро сказал он, проходя обратно мимо обоих мужчин. Толкнул входную дверь.

Но едва она захлопнулась за ним, как ему пришлось облокотиться на нее: ноги подгибались, он буквально задыхался. «Бледный, наверное, даже губы побелели», – подумал он.

Пересекая двор, направляясь к очагу света и тепла, пока еще являвшемуся его мастерской, он не мог избавиться от мысли, что проведет там последнюю ночь.

Пока его не было, Бэль включила радио, сняла фартук и снова сидела, склонившись над секретером. Едва он вошел, как она закрыла секретер, расстегнула платье и скрылась в ванной.

Он уселся на стул, словно человек, который уже чувствует себя чужим у себя же дома. Увидев, что потребованная им бутылка виски стоит на столе, не обращая внимания на поставленный рядом стакан, стал пить из горлышка.

Спиртное обожгло его. От этого стало лучше, кровь в венах потекла быстрее. И тут ему захотелось уронить голову на стол и заплакать, как ребенок. Ему казалось, что он слышит через стены и тишину, шаги стоящих на посту мужчин на улице. То удаляются, то возвращаются снова… Но это были не шаги, это было глухое биение крови в висках, в ушах, повсюду.

Появилась Бэль в комбинации.

– А ты что не раздеваешься? – спросила она, как всякий раз, когда уступала ему ванную.

Он покачал головой. Глаза его сверкали. Бутылку он не закупорил.

«Она, конечно, – подумал он, – станет задавать мне вопросы. И тогда…»

Но она с поглощенным видом уселась на край кровати и принялась штопать чулки.

– Я тебе говорил, что Клейна выпустили?

Сказал это почти невольно, неосмысленно. Он не мог, как она, выдерживать напряженное молчание, переполненное невыразимых мыслей, берущее за горло, душащее молчание.

Она подняла глаза:

– Нет, но это было неизбежно…

Неизбежно! И преспокойненько продолжала сновать иголкой, словно судьба Клейна ее никогда особенно не беспокоила.

– На улице двое мужчин стоят, – добавил он хриплым, неуправляемым голосом. – Два полицейских инспектора.

– В самом деле? – На этот раз Бэль даже глаз не подняла. – И что же они делают?

Он выпил глоток виски:

– Откуда мне знать. Но вообразить нетрудно… За домом следят.

Бэль встала и воткнула иголку в катушку, из которой ее вытащила.

– Не хотелось бы мне быть на их месте в такую-то погоду!.. – только и сказала она.

Фраза эта прозвучала совершенно неожиданно. «Самое невероятное, – подумал Ноэль, – что она в самом деле так думает!»

Теперь она кончала раздеваться, скромно отвернувшись к стене (пережиток долгих лет, проведенных в пансионе). Вытащила из-под подушки ночную рубашку, прикрылась ею, зажав в зубах, пока снимала трусики, как делала всегда… Но эти жесты вызывали у Ноэля в этот вечер, в этот последний вечер, новый интерес.

– Не можешь поймать другую станцию?

Он даже ушам своим не поверил. «Это бессознательность? – подумал он. – Или же она совсем далека от мысли, что…?»

– Это все, что ты можешь поймать?

Подошла к нему, оттолкнула, встала на колени. Тогда резко, внезапно, дождавшись все же пока она поймает подходящую станцию (в этом-то он весь!), обхватил ее за плечи и упал на колени перед ней:

– Бэль…

– Что?

Она взглянула на него с легким удивлением, «с деланным удивлением», подумал он, не больше, чем требовалось, чтобы дать ему понять, что он выбрал плохой момент для признаний или выражения нежности… И добавила, поежившись под легкой рубашкой:

– Мне холодно…

От того, что она опустила глаза, к Ноэлю вернулось все его мужество. Он обнял ее, донес до кровати, свалился на постель одновременно с ней, беспорядочно касаясь горящими губами ее шеи и груди.

Она оттолкнула его:

– Разденься.

Он повиновался, сбитый с толку, смущенный. Он всегда повиновался ей… «Что последнее, – подумал он, – может сделать человек перед арестом? Сложить бумаги, какие-то из них разорвать?» Он, человек аккуратный, в этом потребности не испытывал. Ему было все равно, что оставит за собой неоконченные картины, письма без ответа, неоплаченные счета. «Арест, – подумал он еще, – это как внезапная смерть…»

Он залез под приоткрытые простыни, притянул Бэль к себе. Она слегка напряглась, потому что его руки и ноги были ледяными.

Он повторил, как только что перед радио:

– Бэль… Я должен тебе кое в чем признаться.

Что она сделает после? Оттолкнет его, закричит? Что?

– Это я убил Вейля.

Он почувствовал, как она вся вздрогнула. Понял, еще не взглянув на нее, что она уставилась на него неверящим взглядом.

– Ты?..

Он кивнул. Он боялся того, что она скажет, боялся, что его осудят, прежде чем он выскажется, боялся, что единое ее слово отнимет у него желание защищаться.

– Я… ревновал! – поспешно сказал он. – Я подумал, что ты его любовница…

При этом, несмотря на все свое смятение, он следил за ней взглядом, искал на ее лице, в ее взгляде признание, которое оправдало бы его поступок, но одновременно и повергло бы его в отчаяние.

– Когда, в тот вечер, я позвонил в Пон-де-л’Иль и ты не ответила, я был уверен, что ты у него… Я нашел письмо от Ирэн, где она писала: «А как у тебя с В.?» И решил пойти к Вейлю. Позвонил ему, узнал, что Юди нет дома. Когда вошел в парк, то тебя… Увидел убегающую женщину. Крикнул: «Бэль!» Попытался ее догнать. Не догнал… Вернулся в дом… Вейль лежал на диване… Я ударил его колотушкой…

Ноэль спрятал голову под подушку, коротко задышал, осознавая свою слабость, преисполненный сострадания к самому себе, ожидая в любой момент худшего. Но, опять же, ничего не произошло. Неподвижное тело Бэль продолжало согревать его нежным теплом. Он ощущал тайную жизнь этого тела, его биение и медленный ритм, тесно перемешавшиеся с биением его собственной плоти. Он сделал признание, высказал, в какого человека превратился, но ничто на него не обрушилось, ничто не нарушилось, ничто не взорвалось. Бэль продолжала лежать в его объятиях, вроде бы без страха и без отвращения.

– Бэль…

Он поднял голову, сморгнул, ослепленный светом лампы у изголовья, осмелился взглянуть на нее, увидел, что лицо ее совсем обычное:

– Я… Я тебе не отвратен?

Она успокоила его жестом, полуприкрыв глаза, с грустной, словно разочарованной, улыбкой на губах.

– Ты… Ты меня еще любишь?

– Псих! – сказала она тогда, переведя взгляд на него и гладя ему виски холодными руками. – Псих несчастный!

Тогда он уткнул голову в ее плечо и горючие слезы, слезы избавления, потекли, помимо его воли, из его сомкнутых глаз.

– Бэль… Я думал, что потерял тебя… Ведь неправда, что ты мне изменяла?.. Неправда, что ты была его любовницей? Лучше уж, что я убил его без повода, по ужасной ошибке… Но думать, что ты, что мы…

Она тихонько гладила ему волосы с материнской, но рассеянной нежностью, с коей она обычно утешала его недуги и нервы:

– Неужели ты так плохо меня знаешь?.. Ты же знаешь, что я люблю играть с огнем, люблю нравиться, люблю, чтобы меня лелеяли, люблю чувствовать себя желанной… Но из этого подумать, что… Как ты только мог?

И он действительно спросил себя, как он только мог, теперь, когда объяснение поставило все на свои места. Он расслабился и еще долго продолжал говорить о себе, о Вейле, о содеянном им преступлении, но все более и более далеким голосом, голосом погружающегося в сон ребенка.

– Те двое, что стоят перед домом! – внезапно вспомнил он. – Знаешь, это чтобы помешать мне убежать… Они придут за мной завтра на заре…

– Они тебе так сказали?

– Нет, но комиссар знает, что я ему солгал, что мое алиби ложное…

До ушей его донесся, словно сквозь вату, ровный, приглушенный голос Бэль:

– Спи. Дай мне подумать.

Глава 20

Когда Ноэль проснулся, в мастерскую уже сочился бледный («охровый», подумал он) дневной свет. Место Бэль рядом с ним было пустым. Он прислушался. Кто-то тяжело поднимался по лестнице. Этот-то шум, а также ощущение, что что-то предстоит сделать сегодня с самого утра, и вырвали его из сна.

Он выскочил из постели и помчался на кухню, откуда пробивалась полоска света.

– Бэль?

Она предстала перед ним совсем одетая, с подносом в руках, на котором был накрыт завтрак.

– Это… Это полиция!

– Несомненно, – ответила Бэль. – Накинь хотя бы халат. Я открою.

Ноэль хотел было удержать ее, но в мозгу было такое ощущение пустоты, что никакие слова не приходили на ум.

Она пересекла всю мастерскую, на ходу закрыла складную кровать, раздернула шторы и за остекленной дверью показалась массивная фигура комиссара Марии, вырисовывающаяся словно скала на фоне нежно-серого неба.

– Выпей кофе, еще горячий, – успела сказать Бэль, прежде чем открыть дверь.

Комиссар вошел со шляпой в руке и на несколько секунд неподвижно застыл на пороге. Со двора доносились мужские голоса и мерные шаги.

– Доброе утро, мадам Мартэн, – произнес он самым что ни на есть официальным тоном. – Очень сожалею, что приходится беспокоить вас так рано, но…

– Я знаю, – сказала Бэль. – Вы пришли за мной.

Ноэлю, напяливавшему на себя халат, показалось, что он ослышался. Он бросился в мастерскую:

– Что это на тебя нашло? С ума сошла?..

И тут он заметил, что она в самом элегантном своем черном костюмчике, оживленном кружевной блузкой, что она накрашена, совершенно готова.

– Это я убила Иуду, – спокойно сказала она. – Не хотелось говорить тебе этого вчера вечером, чтобы ты провел спокойную ночь.

– Ты уби…?

Мозг Ноэля был еще затуманен и ему не удавалось связать две мысли.

– Да. Мама и доктор Берг солгали тебе. Это именно меня ты увидел вечером в парке. Иуда был уже мертв, когда ты его ударил.

Ноэль почувствовал, что сердце у него останавливается. Пришлось прислониться к стене.

– Но почему? Почему? – отчаянно спросил он.

Комиссар, неподвижный как статуя, слушал с несколько смущенным видом.

– Иуда раз двадцать просил меня провести вечер с ним наедине. Он хотел, якобы, угостить меня изысканным ужином после театра. А еще хотел, чтобы я выбрала себе одну из самых ценных его картин или безделушек. От такого отказаться трудно. Мне не хотелось обидеть его, отказавшись от подарков. Я думала, что бояться его нечего. Но…

– Но что?

Это спросил комиссар Мария, прежде чем Ноэль успел что-то сказать.

– Когда я пришла на авеню Семирамиды, он сказал, что у него, якобы, мигрень, и никуда пойти не может. Умолил меня дать ему час времени. Мне показалось, что он действительно страдает недугом, он был совсем как маленький мальчик, ну я и уступила. Мы пошли на кухню. Там в холодильнике нашлось все, что надо для легкого ужина. Он откупорил бутылку шампанского «Мумм», самого моего любимого. Теперь мне кажется, что он, наверное, выпил больше, чем следовало. Я сидела на ручке его кресла, курила, а он вдруг притянул меня к себе. Я попыталась высвободиться. Но его лицо прямо окаменело. «Джуди нет дома, – сказал он мне. – Ключ от двери у меня в кармане. Дом совершенно пуст (в чем он ошибался). Можешь кричать сколько угодно. Никто тебя не услышит.» Сначала я подумала, что он просто хочет произвести на меня впечатление. Он всегда относился ко мне так отечески…, да именно так, так старался мне угодить! «Но это же смешно, Иуда. Вы все испортите!», – сказала я, отталкивая его. Пошла к двери: она была действительно заперта. «Дайте мне ключ». Вместо ответа он подошел ко мне, заключил меня в объятия. Сила у него была невероятная, и я поняла, что сейчас он преодолеет мое сопротивление и… Мы боролись стоя. Моя рука нащупала край стола и сжалась на рукоятке колотушки. В тот момент он внушал мне настоящий ужас и мысль о том, что… Я ударила, не с намерением убить его, конечно, но для того, чтобы он разжал объятие, и я смогла бы убежать. К моему величайшему изумлению он упал навзничь и ударился головой о подставку для дров в камине.

– Бэль! Ты в самом деле это сделала?

Ноэль подумал: «Ради меня! Она убила ради меня, а я-то думал, что убил ради нее!» Все остальное: завязанный с Вейлем флирт, неосторожность пойти к нему, сама ложь Бэль, уступило место уверенности: «Она меня любит, а то бы не убила!»

Бэль вздохнула:

– Да… и очень о том сожалею! Я должна была бы быть половчее, не испугаться, как девочка. Иуда мне нравился. Он не заслужил умереть так, да еще от моей руки! Кстати, в тот момент я и не поверила, что он мертв. Мне не без труда удалось положить его на диван. Но все мои усилия привести его в чувство оказались бесплодными…

Если ее послушать, все опять же становилось очень простым. Все подробности были сведены к минимальным пропорциям. Само преступление стало походить на простой несчастный случай. Ноэль был даже разочарован и почувствовал, что в него вновь вселился бес сомнения.

Бэль повернулась к комиссару:

– Хотите чашку кофе, комиссар?.. Нет, нет, пожалуйста, не отказывайтесь! Ведь вам предстоит такой тяжелый день… Она пошла на кухню и вернулась с подносом. – Кстати, один вопрос!.. На вашем ордере на арест… Очень мне хотелось бы знать, чье имя на нем стоит?

Комиссар, наконец, положил шляпу и стянул перчатки:

– Пока еще ничего не стоит, мадам. Ордер не заполнен.

– Понятно, – сказала она. – Вы решили предоставить нам ночь на размышления, сыграть на нашем общем возбуждении.

Комиссар отрицать не стал.

– Заметьте, если бы я захотела запираться, вы бы ничего доказать не смогли!

– Думаю, это мог бы… – ответил комиссар. И засунул руку в карман: – Это ведь ваша губная помада, не так ли? Я позволил себе позаимствовать ее во время моего последнего визита.

Бэль выразила удивление:

– Так что вы ее взяли? А я-то вся измучилась, все думала, куда я ее девала.

– Я хотел сравнить следы губной помады на бокалах с шампанским и на окурках, найденных у изголовья убитого, – скромно объяснил комиссар.

– И сравнение это оказалось… положительным?

– Абсолютно. А если к этому добавить волос, прилипший к халату Вейля…

Бэль улыбнулась:

– Всем этим вы смогли бы только доказать, что я была у потерпевшего вечером в день его смерти, но не то, что я его убила!

Комиссар улыбнулся в свою очередь:

– Ну, потому-то я и предпочел, чтобы вы сами пошли на признание…

Ноэль попытался безнадежно вступиться:

– Не верьте ей, комиссар! Она хочет спасти меня ценой собственной свободы. Вейля убил я!

Комиссар поставил кофейную чашку и тяжело вздохнул:

– Нет, месье Мартэн. Вы действительно хотели убить Вейля и по этой причине лгали мне с самого начала расследования. Но на самом деле убила его мадам Мартэн. Когда вы пришли к нему, он был уже мертв… Вы хотели убить Вейля, но действительно убила его мадам Мартэн…

«В этом отражение их жизни, характеров Бэль и его», – с горечью подумал Ноэль.

– Докажите! – опять попробовал он без особого убеждения.

Комиссар слегка пожал плечами:

– Как лежал Вейль? На боку? Свернувшись калачиком? На животе? Попытайтесь-ка вспомнить…

– На спине.

– Значит, вы ударили в голову? Спереди?

– Да, и несколько раз.

– Тогда, месье Мартэн, это означает, что голова у покойного месье Вейля была крепче, чем затылок, потому что он умер не от перелома черепа, а от разрыва шейного позвонка, когда мадам Мартэн толкнула его на подставку для дров. В общем, грубо говоря, сразу с копыт.

Бэль приблизилась к нему:

– Не могли бы вы на минутку оставить нас с мужем наедине, комиссар?

Толстяк сразу же, почти с готовностью, согласился. Открыл дверь. Было слышно, как он спустился на несколько ступенек и остановился.

Мертвенно-бледный Ноэль взглянул на Бэль. Она подошла к нему и обняла за плечи:

– Мужайся, бедный ты мой Ноэль! Я сделала глупость, придется расплачиваться. – И с той же улыбкой, которая всегда побеждала любое сопротивление, добавила: – Между нами, постараюсь заплатить как можно дешевле!

Ноэль попытался заговорить. Ему столько надо было сказать! Но горло так сжималось, что не смог.

– А теперь послушай меня хорошенько! Не хочу, чтобы ты оставался один, был несчастным, сожалел обо мне. Ты этого не заслужил. Вообще-то, ты заслуживаешь другой жены, не как я… – Она взглянула прямо ему в глаза: – Сегодня утром, когда ты еще спал, я позвонила Рэнэ. Она будет с минуты на минуту.

– Почему ты мне ничего не сказала вчера вечером? – удалось, наконец, ему выговорить. – Мы… У нас бы… перед нами была вся ночь…

Она пожала плечами:

– Я все-таки надеялась, что они не придут сегодня утром…

На лестнице послышались быстрые шаги. Кто-то поднимался. Шаги на миг остановились, наверняка там, где стоял комиссар Мария, затем вновь возобновили торопливое восхождение. Дверь открылась и на пороге появился высокий, худощавый и элегантный мужчина с тяжелой кожаной папкой под мышкой и шляпой в руке. За его спиной виднелась широкоплечая фигура комиссара.

– Все мои извинения, мадам!.. Надеюсь, что пришел не слишком поздно?

Он вошел широкими шагами, глядя только на Бэль, и поцеловал протянутую ею руку.

– Вовсе нет, мэтр, – ласково ответила она, – вы пришли как раз вовремя! Ноэль, дай я тебя представлю… Мэтр Ларсье, любезно согласившийся защищать меня… Мой муж…

Так значит она все предусмотрела! Даже это!

– Вот только шляпку надену, комиссар, и к вашим услугам… Надеюсь, что следователь допросит меня уже сегодня утром!

Теперь она кончала причесываться перед зеркалом. Руки ее были подняты, а длинные ноги натягивали узкую юбку. Ноэль на миг попытался вообразить ее в камере, подавленной угрызениями, преследуемой призраками, видениями. Но тщетно. Бывают такие ситуации и такие люди, которых воссоединить даже мысленно невозможно. Это как раз и относилось к тюрьме и к Бэль.

– Будьте добры, подайте мне сумочку, комиссар.

Комиссар с готовностью исполнил ее просьбу, как усердствовал перед ней мэтр Ларсье, как старался угодить ей месье Понс. И Ноэль понял. Не Бэль свыкнется с тюрьмой, а тюрьма приспособится к Бэль.

И, кстати, вовсе не надолго! Потому что либо судьи найдут для нее смягчающие обстоятельства (вынужденная оборона), либо громкий процесс очень быстро сделает ее знаменитостью.

– Ну вот, я готова.

– Я тебя провожу, – поспешно сказал Ноэль.

Но с огорчением сообразил, что стоит в халате.

– Нет, – ответила Бэль, – предпочитаю уйти одна. Кстати, вот и Рэнэ.

Он ждал, надеялся, что она поцелует его, как целуются на вокзальном перроне или на пароходной палубе, вкладывая в это всю свою душу, стремясь этой лаской вызвать все прошлые, продолжая его до тех пор, пока не оторвут друг от друга…

Но она поцеловала его в губы коротким сочным поцелуем, исключавшим умиление.

– До свидания, – сказала она. – Ты все же придешь навестить меня туда, ладно? И хорошенько ухаживай за Вандой.

Он неловко попытался удержать ее. Но она высвободилась и уже выходила из мастерской, а комиссар взял из ее рук чемоданчик свиной кожи.

Еще он услышал, как миг спустя она произнесла на несколько ступенек ниже:

– Привет… Я так рада, что ты пришла. Доверяю тебе мужа…

Рэнэ вошла в мастерскую. Ноэль стоял к ней спиной, уткнувшись лбом в оконное стекло. По сдерживаемому движению его плеч, она поняла, что он плачет.

Подошла к нему, тихонько взяла его под руку:

– Сядьте возле меня. Расскажите…

Он помотал головой и ей послышалось…

– Не сейчас… Пока еще нет…

Но она продолжала настаивать и он добавил более членораздельно:

– Оставь меня в покое.

Она подчинилась, вся проникнутая ощущением собственного бессилия, немного покрутилась по комнате, не зная, что делать, потом уселась на кровать.

Она думала о Крисе, который послезавтра отплывает из Виго без нее.

А еще, пуще всего, думала об этом мужчине, которого ей только что дали, но которого она не получит. Она имела меньше шансов, чем когда-либо, получить, завоевать его теперь, когда Бэль ушла.

Со двора интерната доносились свежие голоса:

 
Хоровод, вступите в круг,
Посмотрите как танцуем, посмотрите все вокруг…
 

Это пели младшенькие.

15 марта 1938 – 15 марта 1942.