Текст книги "Темная лощина"

Автор книги: Джон Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Тебе некуда идти, старик. Они забирают твой лес. Ты же не сможешь убивать каждого встречного.

– Я знаю места. Всегда найдется место, куда можно будет податься.

– Больше нет таких мест. Осталось только одно приготовленное специально для тебя.

Краем уха я услышал шорох от движения на лестнице: Эллен не послушалась меня и приблизилась-таки к Уолтеру. Надо было это предвидеть.

Калеб бросил взгляд через мое плечо:

– Твоя, что ли?

– Нет.

– Вот дерьмо-о! – протянул он. – Я видел тебя, углядел в тебе твоего деда. Но, наверно, мои глаза подвели меня, когда я связал ее с тобой.

– Ты собирался прихватить и ее как материал для размножения?

Калеб покачал головой:

– Она предназначалась для парня. Для обоих парней... Да пошел ты, мистер Паркер! Пошел ты на хрен за то, что сделал с моим пацаном!

– Нет, – спокойно возразил я, – это тебя ко всем чертям собачьим. – Я прицелился из пистолета ему в голову.

Позади меня что-то невнятно простонал Уолтер. Эллен выкрикнула своим странным, надтреснутым голосом:

– Берд!

Нечто холодно и твердое коснулось сзади моей головы. Голос Билли Перде произнес:

– Если ты сейчас нажмешь на спуск, это станет последним движением в твоей жизни.

На секунду я растерялся. Потом медленно ослабил нажим на спусковой крючок, убрал с него палец и поднял пистолет повыше, чтобы показать, что я понял суть его требования.

– Ты знаешь, что с этим делать.

Я поставил пистолет на предохранитель и оружие на крыльцо.

– На колени! – приказал Билли.

Когда я опустился на колени, боль в боку стала нестерпимой. Билли неслышно переместился и встал передо мной; пистолет Уолтера он засунул себе за пояс штанов, а в руках держал «ремингтон». Перде расположился теперь так, чтобы держать в поле зрения и меня, и Калеба.

Калеб Кайл смотрел на Билли с восхищением: после того, что случилось, после всего, что он сделал, его сын наконец-то вернулся к нему.

– Убей его, мальчик, – заговорил Калеб. – Он убил твоего брата. Пристрелил его, как собаку. А он ведь твой родственник. Кровь за кровь, ты понимаешь.

На лице Билли отразилась масса противоречивых эмоций, в основном – самых жестких. На меня уставилось дуло ружья:

– Это правда? Он мне родственник?

Он спрашивал, автоматически усваивая лексику старика.

Я молчал. Ноздри Билли раздулись от гнева. Он молниеносным движением ударил меня в голову рукояткой-прикладом. Я упал ничком и услышал смех Калеба:

– Ха-ха! Вот так вот, мой мальчик, пристрели этого сукиного сына... Смех стих. Калеб сделал шаг к нам.

– Я вернулся за тобой, сынок. Я и твой брат, мы пришли за тобой. Мы услышали о мужчине, которого ты нанял, чтобы найти меня. Твоя мама прятала тебя от меня, но я упорно искал. И вот пропавший ягненок нашелся.

– Ты? – спросил Билли мягким, изумленным голосом, которого я никогда прежде у него не слышал. – Ты мой отец?

– Я твой папа, – подтвердил Калеб и улыбнулся. – А теперь скорей приканчивай его за то, что он сделал с твоим братом, с братиком, которого ты никогда теперь не узнаешь. Убей его за это!

Я поднялся на колени, опираясь на костяшки пальцев, и проговорил:

– Ты спроси, что он сделал, Билли. Спроси, что случилось с Ритой и Дональдом.

Глаза Калеба загорелись мстительным огнем:

– Ты, мистер, заткнись! Твое вранье все равно не отдалит от меня моего мальчика!

– Спроси его, Билли, спроси: где Мид Пайн? Как умерли Шерри Ленсинг и ее семья? Ты спроси, Билли.

Калеб вихрем взлетел по ступеням на крыльцо и правой ногой ударил меня в челюсть. Я почувствовал, что он выбил мне зуб: рот наполнился кровью и болью. А нога уже снова поднималась для удара.

– Престань! – резко произнес Билли. – Отстань от него.

Я взглянул на парня – и боль у меня во рту показалось сущей ерундой по сравнению с той мукой, которая отразилась в его глазах.

В глазах Билли горела неизбывная боль – бесконечное страдание от потерь и заброшенности, от каждодневного противостояния всему миру, причем этот мир каждый раз в итоге оказывался победителем; от бесчисленных попыток жить жизнью без прошлого и будущего, с одним только лязгающим, перемалывающим кости настоящим. И сейчас будто привычная пелена спала с глаз, давая возможность воочию убедиться: еще есть возможность осуществить свои чаяния – его папа вернулся за ним! Боль, которую этот человек причинял другим, мерзости, учиненные им, – все ведь сделано исключительно ради любви к своему сыну.

– Пристрели его, Билли. И покончим с этим, – повторил Калеб.

Однако Билли не шелохнулся. Стоял, опустив голову, ни на кого не глядя. По-видимому, он сейчас смотрел куда-то глубоко внутрь себя, где все, чего он боялся и чего жаждал, переплелось и перепуталось.

– Убей его! – злобно прошипел Калеб. (Билли машинально поднял дробовик.) – Делай как тебе говорят! Слушай меня, ведь я твой отец...

В глазах Билли что-то вспыхнуло и погасло, словно умерло.

– Нет, – проговорил он, – ты мне никто.

Прогрохотал выстрел; из-за отдачи рукоятка-приклад «ремингтона» ударила Билли в плечо. Калеб Кайл согнулся пополам и отшатнулся назад, как от сильнейшего удара в живот. На его рубашке сразу расплылось темное пятно, а из разорванной сырой плоти стали вываливаться, как кольца гидры, кишки. Калеб не устоял на ногах и упал навзничь; его руки судорожно прижимались к животу, безуспешно пытаясь прикрыть дыру в самом центре естества. Спустя мгновение он медленно, преодолевая мучения, встал на карачки и непонимающе уставился на Билли. Губы Калеба обвисли, кровь пузырилась между зубами. И все его лицо выражало смесь боли и недоумения: после стольких мытарств, после пережитого – и собственный сын поднял на него руку!

Я услышал звук, говоривший о том, что еще один заряд досылают в патронник; увидел, как расширились зрачки и округлились глаза Калеба. Затем лицо старика вдруг исчезло – теплая красная рука скрыла от меня окружающий мир, где призрачный свет зарождавшегося нового зимнего дня безудержно проникал в явь, словно мысли Бога.

* * *

В центральной части Темной Лощины раздавался вой сирен, который далеко разносился в холодном воздухе, как завывания смертельно раненного зверя. Я посмотрел на часы: двенадцатое декабря, ноль часов сорок пять минут.

Прошел ровно год с того дня, как не стало моих жены и дочери. Уже год их не было среди живых.

Эпилог

Скоро в город придет Рождество. Скарборо превратился в сказочный городок: белоснежные поля из мороженого и покрытые морозной сахарной глазурью деревья, разноцветные фонарики на окнах и праздничные венки на дверях. Я спилил елку во дворе – одну из тех, которые мой дед посадил в год своей смерти – и поставил ее перед домом. В Сочельник я надену на нее белые фонарики: в память о моем ребенке – если она смотрит на меня из темноты, пусть видит огоньки и знает, что я сейчас думаю о ней.

Над камином прикреплена открытка от Уолтера и Ли, а рядом – маленький, нарядно упакованный подарок от Эллен. Еще пришла почтовая карточка из Доминиканской Республики. Она не подписана, но слова в ней выведены двумя разными почерками: «Общение человека с друзьями приносит зачастую два противоположных по сути результата – радость умножается, а горе делится». Автор цитаты не указан. Я им позвоню, когда они вернутся. Когда интерес к драматическим событиям, разыгравшимся в Темной Лощине, начнет ослабевать.

Наконец, есть еще записка. По почте пришел конверт, и я узнал почерк на нем; сердце мое словно стискивала мягкая рука, когда я его вскрывал. Письмо содержало только одно предложение: «Позвони, когда сможешь, я скучаю по тебе». Под этой одинокой строчкой помещались два номера телефонов: ее собственного домашнего и ее родителей. Она размашисто подписалась: «Люблю, Рейчел».

Я сидел у окна и думал о смерти зимой и о Вилле-форде. Его нашли два дня назад. Эта новость доставила мне резкую, пронзающую боль. А ведь какое-то время после исчезновения Виллефорда я не исключал его из числа подозреваемых. Как я был несправедлив к старику-детективу! Мне даже временами казалось, что я неким образом накликал на него смерть... Тело было закопано в неглубокой яме на задворках его же собственного участка. По словам Эллиса Ховарда, Виллефорда истязали перед смертью, но у полиции не имелось ни малейшей зацепки, и они не понимали, кто это мог сделать. Разве что Стритч или кто-нибудь из парней Тони Сэлли. В глубине души я питал убеждение, что к этому причастен Калеб Кайл. Вероятно, его сын Каспар убил Виллефорда.

Имя Виллефорда фигурировало в связи с розыском родителей Билли Перде. Это по номеру старого детектива звонила пожилая дама миссис Шнайдер. Если она смогла разыскать его, то и Калеб смог бы. Калеб наверняка захотел бы узнать все, что было известно к тому времени Виллефорду. Я надеюсь, что алкоголь, верный друг Виллефорда, несколько затуманил боль, уменьшил страх, когда пришел его последний миг. Лучше бы он рассказал Калебу все, что знал, и сделал бы это быстро. Понятно, что это, скорее всего, мои домыслы, но в Виллефорде присутствовали некое старомодное мужество и отвага подобного же рода. Он бы так просто не сдал парня. Я его так себе всегда и представляю: вот он сидит в «Таверне моряка», перед ним стоят в стаканах его любимые виски и пиво – пожилой человек, потерявшийся в настоящем. Он-то думал, что это прогресс приближает его конец, а оказалось – демон из прошлого, которого он потревожил, когда пытался помочь несчастному парню.

И еще я думал о Рики, о лязге, с которым открылся багажник; о том, как он лежал там скорченный рядом с запасным колесом и как до последних мгновений своей жизни закрывал собой Эллен. Я желал покоя его душе.

Лорна Дженнингс уехала из Темной Лощины. И Рэнд тоже. Она позвонила мне, чтобы сказать, что уезжает во Флориду – проведет там Рождество с матерью, прежде чем начать подыскивать новое место жительства. Автоответчик записывал ее сообщение, хотя я был дома и слышал ее голос на фоне мягкого шуршания пленки. Я не поднял трубки. Подумал: " Так будет лучше ".

А человек, известный под именем Калеба Кайла, был похоронен на пустынном клочке земли в северной части окраинного церковного прихода Огасты, рядом с парнем, которого он называл Каспаром. Во спасение их душ священник вознес молитвы. Несколько дней спустя на их могилах видели крупного мужчину с выражением бесконечной боли в глазах. Он стоял по колено в снегу и смотрел на свежий холмик потревоженной земли перед собой. Заходящее солнце косо отбрасывало прощальные красноватые лучи на облака. У мужчины за спиной был небольшой рюкзак, а в кармане лежал листок-повестка с фиксированной датой судебного заседания, подписанный его поручителем. На судебное заседание мужчина не явится никогда, и это известно его поручителю. Толика денег Аль Зета сделала свое дело: было оплачено и соучастие, и молчание. Я так думаю, что Аль Зет переживет потерю...

Билли Перде навестил в тот день и другое кладбище. Там он больше никогда не появится. Билли исчезнет, не оставив следов. Но я знаю, куда он направился.

Он ушел на север.

* * *

Спустя два дня после годовщины смерти Сьюзен и Дженнифер я побывал на службе в соборе Преподобного Максимилиана. Слышал, как огласили их имена у алтаря. На следующий день, пятнадцатого, я пришел на их могилу. Там лежали свежие цветы – наверное, от родителей Сьюзен. Мы не разговаривали с ними со дня ее смерти. Думаю, они до сих пор винят меня в том, что с ней случилось. Я сам долго себя в этом винил. Но теперь я знаю: я сделал, что смог. Что способен сделать каждый из нас.

В ночь на пятнадцатое они приходили ко мне. Я проснулся от шума – это были, скорее, звуки соединения разных миров. И я вышел на крыльцо. Стоял, но не спускался к ним. Позади деревьев, в полутьме, двигались призраки. Сначала они напоминали обычную игру света и тени в ветвях, которые колебал ветер. Затем казались фантомами, состоявшими из рук и лиц. Когда же они приблизились ко мне, то обратились в юных девушек. Их платья, когда-то изорванные и испачканные кровью и грязью, сейчас были чисты и струились, тесно облегая мягкие, слегка округлые формы. Лунный свет падал на внутреннюю сторону их рук, освещал мягкое движение волос, блеск губ... Девушки в летних платьях, собравшиеся вместе в лесу на только что выпавшем снегу.

Вслед за девушками явились другие призраки: старики и старухи – ночные сорочки развевались, штаны были в грязных пятнах вроде военного камуфляжа, искривленные руки испещряли набухшие вены, которые, как старые корни деревьев, змеились под кожей. Молодые люди стояли в стороне: их руки сплетались с руками молодых женщин. Там были мужья с женами, юные влюбленные, когда-то жестоко разлученные, а сейчас вновь обретшие друг друга. Между ними бегали дети, внимательные и молчаливые; они осторожно подходили к границам леса.

Целый сонм призраков собрался вокруг меня. Они ничего не говорили, только смотрели на меня, и покой пришел ко мне, словно рука молодой женщины снова мягко коснулась моего плеча в ночи, и она прошептала мне, что пора спать.

Пока.

Возле ограды сидел старый человек со своей собакой; там же склонилась к нему моя мать, все еще прекрасная, несмотря на годы. Туда подошел и я – и ощутил на себе их взгляды. Маленькая рука сжала мою руку, и когда я опустил глаза, то смог почти без усилий различить ее: сияющую и обновленную красоту, проступившую на фоне мягкого сияния снега.

И родная рука коснулась моей щеки, и мягкие губы встретились с моими губами, и знакомый голос произнес:

– Спи.

И я заснул.