Текст книги "Создания смерти, создания тьмы"
Автор книги: Джон Коннолли
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
Глава 23
Уолт Тайлер жил в обветшавшем, но чистеньком доме, обшитом вагонкой, выкрашенной в белый цвет. У одной из стен высилась шаткая пирамида автомобильных шин, выставленных «на продажу», как гласила вывеска у дороги. На дорожке и ухоженном газоне лежали и другие предлагавшиеся для продажи предметы разной степени изношенности, в их числе две полуразобранные газонокосилки, различные механизмы и их части, а также кое-какой тронутый ржавчиной спортивный инвентарь, включая полный набор гантелей и гирь.
Судя по газетному фото, Тайлер был красив в свое время. Даже сейчас высокий, немного сутуловатый, с шапкой седых волос, он старался держаться прямо, словно не желая признавать, что былую стать большей частью унесли заботы, тревоги и неизбывное горе родителя, потерявшего единственного ребенка.
Тайлер с достаточной теплотой поприветствовал Элвина, а мне пожал руку без особого радушия, да и приглашать нас в дом он не собирался, предложив расположиться на веранде, несмотря на хмурившееся небо. Хозяин устроился в уютном на вид кресле-качалке, а мы с Элвином сели на стулья с дорогой отделкой, оставшиеся от более многочисленного комплекта и также выставленные на продажу, о чем извещала табличка, висевшая на спинке за моей спиной.
Безо всякого распоряжения Тайлера женщина лет на десять моложе его вынесла нам кофе в фарфоровых чашках. Когда-то и она была красива, но красота юности с годами перешла в особую привлекательность зрелости, ту спокойную элегантность женщины, не боящейся старости, чью красоту морщины смогут изменить, но бессильны стереть. Она встретилась взглядом с Тайлером, и в первый раз я увидел, как его губы тронула улыбка. Женщина улыбнулась в ответ и ушла в дом. Больше мы ее не видели.
Помощник шерифа попытался заговорить, но Тайлер жестом остановил его:
– Я знаю, зачем вы здесь, помощник шерифа. Есть только одна причина, почему вы приехали в мой дом с этим незнакомцем, – он смотрел на меня пристально, и в его глазах с желтизной, обрамленных рыжеватыми кругами, я заметил интерес и отдаленный намек на смешинку.
– Это вы тот парень, что по гостиницам народ стреляет? – его губы чуть тронула улыбка. – Жизнь у вас – не соскучишься. Плечо болит?
– Немного.
– Меня ранили один раз в Корее, в бедро. Болело очень даже прилично. Просто жутко болело, – он поморщился при воспоминании о давнишней боли и снова умолк. Над нами зарокотал гром, и на веранде на некоторое время вдруг стало по-особенному темно, но я видел лишь устремленный на меня пристальный взгляд Уолта Тайлера, и теперь улыбка исчезла с его лица.
– Уолт, мистер Паркер – следователь, в прошлом полицейский детектив, – представил меня Эл-вин.
– Я занимаюсь розыском одного человека, мистер Тайлер, – начал я. – Это женщина по имени Кэтрин Деметр. Она младшая сестра Эми Деметр.
– Я знал, что вы не писатель. Элвин не привел бы ко мне одного из этих... – он пытался подыскать подходящее слово. – ...пиявок.
Тайлер взял чашку и начал пить кофе, не торопясь, маленькими глотками, словно этим останавливал себя, не давая распространяться на эту тему, а еще, как мне кажется, эта пауза понадобилась ему, чтобы подумать над моими словами и собраться с мыслями. – Я помню ее, но она не приезжала сюда после смерти отца, а с тех пор лет десять прошло или больше. Зачем бы ей вдруг понадобилось вернуться?
Это высказывание я слышал уже столько раз, что оно уже сильно смахивало на эхо.
– И, тем не менее, я продолжаю в это верить. Но заставить ее вернуться могло только нечто, имеющее отношение к прошлому, к тому, что здесь когда-то произошло, – выразил я свою точку зрения. – Вы, мистер Тайлер, один из немногих оставшихся свидетелей тех событий. Вы, шериф да еще несколько человек непосредственно связаны с тем, что случилось тогда.
Как мне показалось, он очень давно не говорил об этом вслух, но я был уверен, что мыслями он часто возвращался к прошлому либо продолжал сознавать его смутно или явно. Так давняя боль никогда не проходит совсем, но иногда о ней забывают за другими делами, а потом она накатывает снова, мстя за забывчивость. Каждое такое возвращение отмечалось очередной горькой складкой на его лице. И внешность когда-то красивого мужчины ждала участь изъеденной временем мраморной статуи, от впечатляющего вида которой остались лишь воспоминания.
– Вы знаете, иногда я слышу ее. Мне чудится, что она ходит по веранде, слышится ее пение в саду. Раньше я каждый раз выбегал во двор и не знал, снится мне это или я слышу ее наяву. Но мне никогда не случалось ее увидеть. Шло время, и я перестал выбегать из дома, когда слышал ее, но до сих пор продолжаю от этого просыпаться. Сейчас она реже навещает меня.
Вероятно, даже в сгущающихся сумерках он смог что-то разглядеть в моем лице, и это помогло ему все понять. Точно не скажу, а он никак не подтвердил, понял ли, что между нами есть нечто большее, чем потребность узнать и желание рассказать. Но, тем не менее, он умолк, и эта пауза объединила нас, как двух путников, встретившихся на длинном и тяжелом пути и ставших друг другу утешением в дороге.
– Она была моим единственным ребенком, – продолжал он. – Осенним днем она исчезла по дороге из города домой, и живой я ее больше не видел. А потом это уже были только останки, и я не узнал ее. Моя жена, моя покойная жена, заявила, что она пропала, но несколько дней никто из них у нас не появлялся. И мы сами искали ее по окрестностям, по знакомым и незнакомым, – везде, где только могли. Мы ходили по домам и расспрашивали о ней всех, но никто ничего не мог нам рассказать: ни где она, ни что с ней. А через три дня после того, как она пропала, к нам пришли от шерифа и арестовали меня. Они обвинили меня в убийстве собственного ребенка! Два дня меня били, называли насильником, совратителем детей, но я не сказал им ничего, кроме правды, и через неделю меня отпустили. А моя девочка так и не вернулась.
– Как ее звали, мистер Тайлер?
– Этта Мей Тайлер, а было ей девять лет.
Я услышал как зашептались деревья на ветру, как заскрипел досками дом, а затем притих. Подхваченные ветром, закачались во дворе детские качели. Казалось, вокруг нас началось какое-то движение, словно наш разговор пробудил нечто, долго-долго пребывавшее во сне.
– Прошло три месяца, и еще двое темнокожих детей пропали один за другим с разрывом в неделю. Уже наступали холода. Народ подумал, что первый ребенок, Дора Ли Паркер, возможно, провалилась под лед. Для нее не было лучшего места для игры, чем на льду. Обыскали все реки и пруды, но ничего не нашли. Полиция снова ко мне пожаловала с расспросами. Некоторое время кое-кто из соседей косился на меня. А потом у полиции разом иссяк интерес к поискам: пропавшие дети были черными, к тому же в полиции не видели причин связывать вместе два исчезновения.
Третий пропавший ребенок жил не в Хейвене, а в Уиллисвилле, почти в сорока милях отсюда. Он тоже был темнокожий, маленький мальчик, звали его... – Тайлер зажмурился и стал тереть лоб, напрягая память. – Бобби Джойнер, – вспомнил он и кивнул. – К этому времени страх охватил всех. Представители горожан ходили к шерифу и к мэру. Родители боялись выпускать детей на улицу, особенно как стемнеет. А полиция допросила всех черных мужчин в округе и несколько белых, большей частью тех несчастных, что были гомосексуалистами.
Мне кажется, потом наступил период выжидания. Те люди рассчитывали, что черные успокоятся, станут беспечнее, но этого не случилось. Все так и жили в напряжении. Месяц шел за месяцем, но ничего не происходило. Однако в начале семидесятых пропала маленькая дочка из семьи Деметр – белая девочка. И сразу все закрутилось: полиция принялась опрашивать народ на мили кругом, выступала с заявлениями, организовывала поиски. Но никто ничего не видел и не слышал. Девочка как в воду канула.
Для чернокожих наступили тяжелые времена. В полиции предположили, что между исчезновениями детей все же есть связь. К делу подключилось ФБР. После этого любого темнокожего могли арестовать или избить, или то и другое вместе, если ему случалось оказаться на улицах города после наступления темноты. Но те люди... – он произнес это с таким выражением, словно головой покачал, ужасаясь бесчеловечности людских поступков. – Те люди вошли во вкус и уже не могли остановиться. Женщина попыталась похитить в Бейтсвилле маленького мальчика, но она была одна и не смогла с ним справиться. Мальчик расцарапал ей лицо, вырвался и убежал. Она бросилась за ним и хотела догнать, но ей не удалось. Она знала, что за этим последует. Мальчик оказался смышленым. Он запомнил машину, рассказал, как выглядела женщина и даже назвал несколько цифр на номерном знаке. Но только на следующий день, когда о машине вспомнил еще кто-то, только тогда они отправились искать Аделейд Модин.
– Полиция?
– Нет, не полиция. Толпа мужчин. Там были люди из Хейвена, и из Бейтсвилла, и двое-трое из Янси-Милл. Шерифа в городе тогда не оказалось, и агенты ФБР уехали. Но Эрл Ли Грейнджер, в те времена помощник шерифа, отправился с ними к дому, где жила мисс Модин, но хозяйку они не застали. В доме находился только ее брат. Он заперся в подвале, но они взломали дверь.
В этом месте он умолк, и по его судорожному глотку я догадался, что среди тех мужчин находился и он.
– Парень сказал, что не знает, где сестра и о мертвых детях тоже ничего не знает. Они перекинули веревку через балку и повесили его, а дело представили так, будто он сам удавился. Доктора Хайамза заставили подтвердить самоубийство, хотя подвал слишком высокий и парень не смог бы без посторонней помощи добраться до потолка, если, конечно, не допустить, что он умел лазать по стенам. Потом в народе шутили, что парню должно быть очень сильно захотелось повеситься, если он сам умудрился так высоко залезть.
– Но вы сказали, что женщина одна пыталась похитить мальчика, – заметил я. – Откуда же все решили, что к этому причастен ее брат?
– А об этом и не знали, по крайней мере, полной уверенности не было. Но ей требовался помощник в ее делах. С иным ребенком не так-то просто справиться. Дети начинают вырываться, брыкаться, зовут на помощь. Поэтому без помощника у нее в последний раз ничего и не вышло. По крайней мере, так они решили.
– А вы какого мнения?
На веранде снова стало тихо.
– Я знал того парня. Какой из него убийца. Он был слабый телом и... покорный. Гомосексуалист. В частной школе его застали с другим парнем и заставили из школы уйти. Моя сестра прибирала в домах у белых и услышала об этом. Историю замяли, но разговоры о нем все равно ходили. Я думаю, из-за этого некоторые парня и подозревали. Когда его сестра пыталась увезти мальчика, люди подумали, что он, должно быть, знал об этом. Скорее всего, он действительно все знал, или, по крайней мере, догадывался. Мне так кажется. Я, конечно, точно не знаю, но...
Он посмотрел на помощника шерифа Мартина и тот не отвел взгляда.
– Продолжай, Уолт. Мне тоже кое-что известно. Ты не скажешь ничего, о чем бы я не думал или не догадывался.
Похоже, Тайлер не чувствовал особенной уверенности, но, тем не менее, кивнул и продолжал:
– Помощник шерифа Эрл Ли знал, что парень ни при чем. Они были вместе в тот вечер, когда пропал Бобби Джойнер. И в другие ночи тоже.
Я взглянул на Элвина Мартина: уставившись в пол, он согласно кивал головой.
– Как вы узнали?
– Я их видел, – просто ответил Тейлор. – Их машины стояли за городом под деревьями в ту ночь, когда пропал Бобби Джойнер. Хотя в то время вечером прогуливаться было опасно, я иногда уходил побродить по полям. В тот раз я заметил машины, подкрался и увидел их. Этот Модин был... на... шерифе, а потом шериф принял его.
– А после вы видели их вместе?
– Несколько раз на том же самом месте.
– И шериф позволил им повесить парня?!
– Он ничего не собирался говорить, – в голосе Тайлера звучало презрение. – Ему не хотелось, чтобы о нем узнали. И он смотрел, как повесили парня.
– А что с сестрой? Что стало с Аделейд Модин? Ее тоже искали. Обшарили весь дом и все вокруг, но ее и след простыл. Потом кто-то заметил огонь в заброшенном старом доме на Ист-роуд, милях в десяти от города, и скоро уже весь дом пылал, как костер. Томас Паркер держал там подальше от ребят краску и другие горючие вещества. После пожара нашли сильно обгоревшее тело и объявили, что это Аделейд Модин.
– А как было установлено, что это она?
– Рядом с телом нашли портмоне, – стал объяснять Мартин. – В нем лежали обгоревшие остатки денег – крупная сумма, – а также документы, в основном банковские счета. На теле было найдено украшение, принадлежавшее Аделейд Модин: золотой браслет с бриллиантами. Она постоянно его носила. Говорили, что браслет достался ей от матери. Формула зубов совпала с записями дантиста. Ее карточку представил доктор Хайамз, они с дантистом пользовались одним кабинетом. В ту неделю дантиста не было в городе.
– Наверное, она затаилась и поджидала брата или еще кого-либо и уснула с зажженной сигаретой. Говорили, что она еще и пила, может быть, хотела согреться. Дом сгорел дотла. Неподалеку стояла ее машина, а в багажнике лежала сумка с вещами.
– Мистер Тайлер, не вспомните ли вы что-нибудь об Аделейд Модин, что могло бы объяснить...
– Что объяснить? – перебил он. – Почему она это делала? Почему кто-то ей помогал? Нет, даже для себя я не могу найти объяснения. В ней жила какая-то сила, но сила темная и злобная, и вот что я вам скажу, мистер Паркер, Аделейд Модин стояла ближе некуда ко злу в чистом виде, какое мне только приходилось встречать, а я видел, как людей вешали и сжигали. Но сжигали. Но эта дама была хуже тех вешателей, потому что я так и не нашел, как ни старался, причину, по которой она все это творила. Это за пределами, доступными объяснению, если только не верить в дьявола и преисподнюю. У меня только одно объяснение: ее породил ад.
Некоторое время я молчал, стараясь осмыслить услышанное, а Тайлер смотрел на меня и, мне кажется, ему были понятны мои мысли. Я не мог вменить ему в вину, что он промолчал о шерифе и Уильяме Модине. За такое заявление можно было и жизнью поплатиться. Кроме того, этот факт не был бы прямым доказательством непричастности Уильяма к убийствам. Хотя, если Тайлер прав в своей оценке парня, Уильям Модин не подходил на роль детоубийцы. Но Тайлера все эти годы мучила мысль, что кто-то, причастный к смерти его ребенка, избежал возмездия.
Оставалось услышать последнюю, заключительную часть трагедии.
– Детей нашли на следующий день после начала поисков, – заключил Тайлер. – Один охотник укрылся от непогоды в заброшенном доме, что стоял на земле семейства Модин. Его собака начала скрести дверцу в полу – ход в подвал. Парень выстрелом сбил замок, и собака спустилась вниз, а за ней и он. Потом он примчался домой и вызвал полицию.
Там нашли четыре тела: мою девочку и еще троих детей. Они... – Уолт умолк, его лицо сморщилось, но он пока крепился.
– Вы можете не продолжать, – тихо предложил я.
– Нет, вам надо знать, – возразил он. Затем повторил фразу уже громче, и это было похоже на крик раненого животного. – Нет, вы должны знать, что они сотворили с теми детьми, с моим ребенком. Они изнасиловали их и замучили. У моей девочки все пальцы были сломаны, раздавлены и кости выдернуты из суставов, – вот теперь Тайлер заплакал. Ладони его больших рук были раскрыты и обращены к небу, будто он просил у Бога милости. – Как они могли сотворить такое с детьми? Как? – потом он взял себя в руки, пряча чувства. Мне показалось, что в окне я увидел женское лицо и гладившие раму пальцы.
Мы посидели еще немного, и уже перед уходом я спросил:
– Мистер Тайлер, еще один вопрос. Где дом, в котором нашли детей?
– Отсюда по дороге мили три-четыре. Там начинаются бывшие владения Модин. У поворота на проселок, что ведет туда, стоит каменный крест. От дома теперь мало что осталось. Несколько стен, да часть крыши. Администрация штата хотела его снести, но некоторые из нас выступили против. Мы хотели, чтобы он им напоминал о том, что здесь произошло, вот так дом и достоял до этих пор.
Мы уже покидали веранду, когда он меня окликнул.
– Мистер Паркер, – голос его снова обрел силу. Он больше не дрожал, но и в интонациях остались отголоски горьких воспоминаний. Я обернулся. – Мистер Паркер, это мертвый город. Его не покидают призраки умерших детей. Когда найдете эту женщину, мисс Деметр, скажите, чтобы она уезжала отсюда. Для нее здесь нет ничего, кроме горя и страданий. Обязательно передайте ей эти слова. Слышите, когда найдете ее, так ей об этом и скажите.
У границ его захламленного участка в кронах деревьев нарастал смутный шепот, и за пределами видимого в успевшей сгуститься тьме чувствовалось какое-то движение. Чьи-то фигуры плавно сновали взад и вперед, не пересекая границы света и тьмы, и чудился приглушенный детский смех.
А потом наваждение исчезло. В темноте лишь раскачивались ветви деревьев, да среди загроможденного всякой всячиной двора уныло позвякивала на ветру какая-то цепь.
Глава 24
На принадлежащем Индонезии побережье Новой Гвинеи, в дельте реки Ириан, обитает племя асмат. Численностью около двадцати тысяч, оно держит в постоянно страхе всех соседей. На их языке слово «асмат» означает «люди», человеческие существа. А если они считают людьми только себя, следовательно, все остальные в их понимании к этой категории не относятся, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Всех остальных они называют мэноу, что в переводе означает «съедобные».
Хайамз не смог объяснить, почему Аделейд Модин поступала именно так, а не иначе, и Уолт Тайлер не знал ответа на этот вопрос. Может быть, существует нечто общее между ней и ей подобными и диким племенем асмат. Возможно, они также не видят в других людей, а потому их страдания ровным счетом ничего для них не значат и заслуживает внимания только удовольствие, которое доставляют чужие мучения.
Мне пришел на память разговор с Вулричем после встречи с тетушкой Мари. Вернувшись в Новый Орлеан, мы молча прошлись по Ройял-стрит. Наш путь лежал мимо дома мадам Лалаурье, этого старинного особняка, где в свое время пытали закованных в цепи рабов. Но случилось так, что их нашли пожарные, и толпа выгнала мадам Лалаурье из города. Мы зашли в чайную «У Евы», где Вулрич заказал сладкий картофель и пиво. Он провел пальцем по запотевшей бутылке, оставляя дорожку, а затем обтер влажный палец о верхнюю губу.
– На прошлой неделе я читал отчет нашего Бюро, – заговорил он. – По-моему, он сродни президентскому обращению о положении в стране, только речь в нем идет о серийных убийцах, и анализируется сложившаяся ситуация, то есть что мы имеем и к чему идем.
– И куда же мы идем?
– А идем мы прямиком в преисподнюю, вот куда. Для этих людей самое удачное сравнение – возбудитель заразы. Они плодятся и распространяются, как бактерии. Вся наша страна для них – большая пробирка с благоприятными условиями. В соответствии с проведенными Бюро расчетами, ежегодно жертвами серийных убийц может стать приблизительно пять тысяч человек, то есть четырнадцать человек в день. Но обыватели в большинстве своем, особенно публика недалекая, понятия не имеют, что творится вокруг. Узнают они о таких вещах из журналов, криминальных новостей или из теленовостей, и то лишь тогда, когда нам удастся поймать одного из них. Во всех остальных случаях большинство американцев остаются в полном неведении о происходящем.
Он сделал большой глоток из бутылки и продолжал:
– В настоящее время таких убийц действует по меньшей мере две сотни. Именно по меньшей мере, а скорее всего, и больше. Причем девять из десяти – мужчины, восемь из десяти – белые, и одного из пяти никогда не поймают. Никогда! – он акцентировал каждую цифру, постукивая об стол бутылкой. – А знаешь, что самое странное? У нас в стране их больше, чем где бы то ни было. Наши добрые старые штаты плодят этих негодяев, как блины пекут. Три четверти их живет и «трудится» в нашей стране. Мы – мировые поставщики серийных убийц. Это самый настоящий признак слабости. Мы больны и немощны, а эти убийцы живут в нас, как раковая опухоль, и чем быстрее мы растем численно, тем скорее они множатся.
И вот еще что. Чем нас больше, тем стремительней мы отдаляемся друг от друга. Мы практически живем друг у друга на голове, но как никогда прежде далеки в плане общения, духовном и нравственном отношении. И тут появляется эта публика со своими ножами и веревками. И их отчужденность еще больше, чем у большинства из нас. Часть из них обладает даже инстинктами сыщиков. У них чутье друг на друга. В феврале мы нашли парня в Анголе, так он использовал код на основе библейских понятий для общения с типом из Сиэтла, подозреваемым в детоубийстве. Не знаю, как эти два маньяка отыскали друг друга, но факт остается фактом.
Как ни странно, но их положение хуже, чем большинства человечества. Они неполноценны в том или ином плане: сексуальном, эмоциональном, психическом или каком-либо еще. По этой причине они стараются отыграться на других. Им недостает... – он сделал жест в воздухе, подбирая слово, – ...воображения, что ли. Они не умеют взглянуть шире на свои действия. У них нет цели. Их действия по сути – отражение того или иного рокового недостатка.
А люди, которые становятся жертвами маньяков, настолько глупы, что не могут понять сути происходящего. Эти убийцы должны бы были взбудоражить народ, пробудить от спячки, но никто ничего не желает слушать, и пропасть между людьми становится еще шире. А убийцы видят эту разобщенность и отчуждение. Они дотягиваются до нас через пропасть и выхватывают одного за другим. Нам остается надеяться, что при известной периодичности случаев удастся определить общую схему, и мы установим связь между нами и ими, некий мост через разделяющую нас пропасть, – Вулрич допил пиво и поднял бутылку, показывая, что хочет заказать еще.
– Все дело в дистанции, – мой друг смотрел на улицу, но взгляд его был устремлен куда-то очень далеко, словно оценивая расстояние между жизнью и смертью, раем и адом, нами и ими. Они должны преодолеть это расстояние и подобраться достаточно близко, чтобы захватить нас, но все дело в дистанции. Им очень нравится дистанция.
* * *
Я смотрел на текущие по стеклам потоки дождя, и мне подумалось, что всех их – и Аделейд Модин, и Странника, и тысячи им подобных маньяков, наводнивших страну, – их всех объединяет эта дистанция, отдаленность от основной массы человечества. Они напоминают маленьких детей, мучающих животных или любящих наблюдать за конвульсиями рыбки, которую достали из аквариума.
Но Аделейд Модин выделялась среди других, она была неизмеримо хуже других, потому что злодеяния, совершенные этой женщиной, не только бросали вызов закону, морали, и всем остальным принципам, связывающим нас и в то же время не дающим разорвать друг друга, но и вступили в противоречие с самой природой. Женщина, убивающая ребенка, вызывает в нас более глубокое чувство чем отвращение и ужас. Это чудовищное несоответствие порождает отчаяние, разрушает веру в основы, на которых строится человеческая жизнь. Леди Макбет просила изменить ей пол, чтобы она могла убить старого короля. А женщина, лишившая жизни ребенка и поправшая этим поступком самою женскую природу, – может ли она называться женщиной. Должно быть, Аделейд Модин, как и ведьму у Мильтона, «крови младенцев аромат манил».
Я не могу примириться со смертью детей. Погубить ребенка – все равно что убить надежду, растоптать будущее. Помню, как, бывало, я прислушивался к дыханию Дженнифер, следил, как мерно поднимается грудь моей маленькой дочери. И каждый ее вздох я воспринимал с благодарностью и облегчением. Когда она плакала, я качал ее на руках, пока рыдания не затихали, уступив место ровному, спокойному дыханию. Потом я медленно и осторожно наклонялся и укладывал уснувшую Дженни в кроватку, не чувствуя, как от напряжения болит спина... Когда ее отняли у меня, с ней как будто погиб целый мир, и бесчисленное число жизней лишились будущего.
Чем ближе мы с Мартином подъезжали к мотелю, тем сильнее давил на меня груз отчаяния. По словам Хайамза, он не видел в сестре и брате Модин ничего такого, что указывало бы на скрывавшуюся в них бездну зла. Если же верить Уолту Тайлеру, такое зло существовало только в Аделейд Модин. Она жила среди этих людей, выросла вместе с ними, возможно даже, они играли в одни игры, она сидела рядом с ними в церкви, на ее глазах они вступали в брак, растили детей, ставших затем ее добычей. И ни у кого она не вызвала никаких подозрений.
Я пожалел, что не наделен способностью различать зло, умением увидеть в лицах окружающих признаков порочности и разложения. Эта мысль высекла искру воспоминания об одном убийстве, совершенном в Нью-Йорке несколько лет назад, когда тринадцатилетний мальчик забил в лесу камнями до смерти парнишку помладше. Мне врезались в память слова дедушки малолетнего убийцы: «Боже, должен же я был что-то заметить. Обязательно было что-то такое, что следовало разглядеть».
– А есть какие-либо фотографии Аделейд Модин? – спросил я Элвина.
– Возможно, в одной из папок с материалами расследования одна найдется, – наморщив лоб, ответил Мартин. – Может быть, и в библиотеке что-то сохранилось. Там в подвале находится своего рода городской архив: разные памятные альбомы-альманахи, газетные фотографии. Возможно, что-то отыщется. А зачем тебе?
– Из любопытства. Она сыграла роковую роль в истории города. Но я никак не могу ее себе представить. Мне хотелось бы посмотреть, что у нее были за глаза.
Мартин бросил на меня недоуменный взгляд.
– Я попрошу Лори порыться в библиотечных архивах, а еще могу дать задание Бернсу покопаться в бумагах нашей канцелярии, но быстрого результата не жди. Документы хранятся в коробках без четкой системы регистрации. Некоторые дела даже не в хронологическом порядке. Чтобы удовлетворить твое праздное любопытство, придется изрядно потрудиться.
– И, тем не менее, я был бы очень благодарен за такой труд.
Мартин неопределенно хмыкнул, и некоторое время мы ехали молча.
– А теперь о Эрле Ли, – проговорил он, когда справа показался мотель.
– Слушаю.
– Шериф неплохой человек. После тех давних убийств он держал город в руках, как мне рассказывали. Это его заслуга, да еще доктора Хайамза и нескольких человек. Он человек честный, и у меня нет претензий к нему.
– Если верить словам Тайлера, такие претензии могли бы быть.
– Может быть, – Мартин кивнул. – Если Тайлер сказал правду, шерифу пришлось жить с тем, что он сделал. Он не знает покоя, мистер Паркер, его мучает прошлое, собственная жизнь. Я могу только позавидовать его силе духа. У меня двойственное чувство, – повел плечом Мартин. – С одной стороны, я за то, чтобы ты остался и поговорил с шерифом, когда он вернется. И в то же время что-то подсказывает мне, что для всех будет лучше, если ты побыстрее закончишь свои дела и уедешь.
– От него есть какие-нибудь известия?
– Нет. Он взял отпуск на несколько дней и, возможно, немного задержался, но я его не осуждаю. Шериф очень одинокий человек. Да и тому, кто предпочитает общество мужчин, здесь не найти утешения.
– Что верно, то верно, – согласился я, когда над нами замигали неоновые огни бара «Радушная встреча».
* * *
Не успел Мартин высадить меня у мотеля и отъехать, зазвонил телефон. Как оказалось, в медицинском центре была убита та безымянная женщина, которая накануне пыталась разделаться со мной.
Когда мы подъехали, въезд на стоянку перекрывали две полицейские машины, а на крыльце разговаривали два агента-федерала. Мартин сумел проехать, и мы вышли из машины. Двое агентов с пистолетами в руках дружно заторопились ко мне.
– Эй, спокойно! – крикнул Мартин. – Он ни на шаг от меня не отходил. Уберите оружие, парни!
– Мы задерживаем его до приезда агента Росса, – объявил один из торопливых федералов по имени Уиллокс.
– Вы никого не задержите и не арестуете, прежде чем мы разберемся, что здесь произошло.
– Помощник шерифа, я предупреждаю: вы превышаете свои полномочия.
В этот момент из медицинского центра вышли на шум Уоллес с Бернсом. И, надо отдать им должное, они встали рядом с Мартином, держа руки поближе к пистолетам.
– Повторяю, не вмешивайтесь пока, – Мартин даже голос не повысил.
Федералы явно колебались, но все же благоразумно убрали пистолеты в кобуру и отошли в сторону.
– Агенту Россу будет все доложено, – прошипел Уиллокс, однако Мартин прошел мимо него, как мимо пустого места.
Уоллес с Бернсом последовали за нами в комнату, где содержалась женщина.
– Так что же здесь произошло? – спросил Мартин.
– Черт побери, Элвин, – забубнил мгновенно ставший пунцовым Уоллес. – На улице поднялась тревога и...
– Из-за чего?
– Загорелся мотор в машине, принадлежащей одной из сестер. Я не представляю, в чем тут дело. В машине никого не оказалось, и хозяйка не подходила к ней, после того, как утром приехала в центр. Я отлучился всего на каких-нибудь пять минут, а когда вернулся, нашел женщину вот в таком виде...
Мы как раз поравнялись с комнатой. Сквозь открытую дверь я заметил восковую бледность лица погибшей и кровь на подушке у левого уха. В ухе поблескивал какой-то металлический предмет с деревянной рукояткой. Окно, через которое проник убийца, все еще оставалось открытым. Чтобы отодвинуть шпингалет, он разбил стекло. На полу лежал маленький кусочек оберточной бумаги с приставшим к нему осколком. Убийца, кто бы это не был, поступил очень предусмотрительно, прилепив к стеклу бумагу, прежде чем его разбить: так он приглушил звон разбитого стекла и стук упавших на пол осколков.
– Кто здесь находился, кроме тебя?
– Доктор, сестра и два федерала, – перечислил Уоллес.
К нам с удрученным видом присоединилась пожилая медсестра.
– Чем ее убили? – спросил Мартин.
– Через ухо в мозг ей воткнули орудие с острым лезвием, предположительно нож для колки льда. Мы нашли ее уже мертвой.
– Он оставил в ней «перо», – задумчиво отметил Мартин.
– Да, исполнено чисто, быстро и без хлопот, – подтвердил я. – И, если убийцу удастся задержать, нет ничего, что помогло бы связать его с этим убийством.
Мартин отвернулся от меня и заговорил с другими помощниками шерифа. Я тем временем направился в туалет. Уоллес обернулся, и я сделал вид, что меня тошнит. Он отвел взгляд полный презрения. Задержавшись в туалете на несколько секунд, я потихоньку покинул центр через запасный выход.
Время работало против меня, и мне стоило поторапливаться. Я не сомневался, что Мартин насядет на меня, чтобы разузнать о заказчиках убийства. Да и агент Росс не заставит себя ждать. По меньшей мере он задержит меня, пока не получит интересующую его информацию, и мне останется распрощаться со всякой надеждой отыскать Кэтрин Деметр. Я вернулся в мотель, сел в свою машину и поспешил покинуть Хейвен.