Текст книги "Некрасавец и Нечудовище (СИ)"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Во даёт!

– Не может такого быть!

И до глубокого вечера не отпускала она мальчишку, пока тот не рассказал им всё – без единой утайки! А затем Гарри впервые скрестил с Неслабоками палочки, и впервые сказал взволновано их девиз. И отчего-то он вдруг подумал, что это всё – навсегда.

И вмиг – стал счастливым мальчишкой.

* * *

Следующим днём, где-то около полудня, Гарри действительно был возле кабинета зельеварения, как и обещал. Более того, он самостоятельно нашёл дорогу, что случилось с ним впервые – обыкновенно в подземельях он постоянно плутал. На пути ему встречались уже знакомые лица, многие с ним здоровались, многие улыбались и трепали его всей пятернёй; особенно любили Гарри старые привидения, самые старые, те, что были от основания Хогвартса. Они так и норовили увязаться за мальчиком и побеседовать с ним о жизни при смерти. Ох, как же Гарри это любил! Никогда в жизни ему не выпадало столько внимания, и чувство было ново и очень приятно.

Но вот он добрался, не заблудившись. Ничего не менялось в этом коридоре без окон, только зажигались и гасли факелы, строя из себя солнце. Гарри подошёл к двери и постучал.

Вначале ему никто не ответил. Наверное, прошла целая минута, прежде чем из-за двери выглянула довольная морда Синьора и оскалилась:

– Глядите-ка, пришёл, – сказал он, моргнув глазом. – А ты молодец!

Гарри расцвёл от такой похвалы, улыбнулся и тоже моргнул в ответ.

– Давай шустрее, заходи и делай, как договаривались, – и Синьор отодвинулся, пропуская мальчонку внутрь.

– А мне что-нибудь будет? – тихо спросил Гарри.

Макаронина снисходительно на него глянул, но произнёс только сомнительное:

– Лишь хорошее.

В классе на него уставилось несчётное количество глаз. Все они, любопытные, предвкушающие, таили в себе веселье. А ещё немножечко страха.

Ведь кто не боится Снейпа, верно?

Итак, они все сидели за партами и смотрели, а Гарри робко им улыбался.

Когда Сеньор тщательно прикрыл дверь, заведомо высунувшись в коридор и оглядевшись, и когда он встал перед мальчишкой, весь такой внушительный и полный решимости, Гарри – нужно это признать – захотел убежать поскорее. Но тут Макаронина вновь мигнул глазом и взял его за руку, словно маленького.

– Пошли, Мелочь. Минутное дело! Ты только не трусь.

Но Мелочь строптиво приросла к полу.

Из толпы учеников, тот самый рыжий в веснушках, несмело хихикнул:

– Он же малявка. Не сможет!

– Иди-иди, там ничего плохого, – подбодрила Гарри девчушка, сидящая рядом за партой.

– Всего лишь немного посмеёмся, – подбодрила ещё одна, издалека.

Но мальчишки уже заладили:

– Ой, не сможет!

– Не сможет!

– Откуда такая трусиха?

Гарри сильно сжал руку Синьора, а потом вдруг рванулся, на деревянных ногах направился к преподавательскому столу, на котором стояла склянка.

И тут:

– Клац! – дрогнула ручка и повернулась.

У Сеньора сердце – в пятки, у всех остальных перехватило дыхание, и дети в мгновение ока – быстрее, скорее! – все по своим местам.

Таким вот образом маленький Гарри и оказался под столом, вжавшись в ножку.

У Макаронины потемнело в глазах, когда он увидел торчащие ноги. Значительная часть Гарри всё-таки прикрывалась, к тому же, в таком полумраке, но стоило Снейпу сесть за свой стол – и всё, верная смерть, смерть в страшных муках.

Но вот грозный, высокий, пугающий преподаватель – уже в кабинете.

– Настой растопырника – это настой, который...

В своей обыкновенно манере начал Снейп прямо с порога, и никто даже пикнуть не смел – все послушно схватились за перья. Только Макаронина почему-то выводил не конспект, а страшные закорючки. И думал о Гарри.

В то же время сам Гарри ничуть о себе не думал. То есть он, конечно, боялся, но скорее не Снейпа, а того, что опять подвёл Неслабок.

«Вот так несправедливость!» – думал он про себя.

И украдкой глядел на то, что же творится в классе.

...Вдруг мантия за Снейпом привычно взлетела, и преподаватель направился вверх по ступеням, но не к кафедре, а – Великий Мерлин! – к столу.

– ПРОФЕССОР! – сам не свой взревел Макаронина и вскочил с места.

Северус от неожиданности споткнулся на полпути. Теперь Синьор знал, что будет сниться ему в кошмарах – вот этот недобрый взгляд.

– П-п-профессор... – повторил Макаронина осипшим голосом, тяжело дыша. – М-м-можно выйти?

«Нет, не то! Совсем не то!» – зазвенело у Синьора в голове, но было для этого слишком поздно.

Снейп медленно, опасно сложил руки на груди, запахнувшись в мантию. Его лицо было каменным, то есть абсолютно, и это предвещало только ужасные вещи.

Однако, когда Макаронина уже раздавал свои шоколадные лягушки наследникам и подписывал завещание, зельевар лишь сказал ему едко и тихо:

– Идите.

Макаронина шумно сглотнул... и сел обратно на место.

Брови Снейпа взлетели вверх, он наклонил голову, не отрывая опасного взгляда от ученика и с нажимом спросил:

– Мистер Ломан?

Тут Макаронина почти согласился, что и вправду не прочь посетить туалет.

Однако он сказал, едва ворочая языком:

– Не, я передумал, – и хлопнул своими испуганными глазами. А потом подумал немножко и прибавил очень вежливо: – Но спасибо.

Подумал ещё.

– Большое, – и закончил Синьор, наконец.

Словно размер «спасибо» мог что-нибудь изменить.

Профессор Снейп смотрел на него сверху вниз, как ворона смотрит с дерева на козявку. Честное слово, Макаронина думал на полном серьёзе, что он вполне поместится в котёл и превратится в отличный гарнир. А Снейп приправит его растопырником. И съест!

А пока Синьор видел, как его разливают по супницам и иным углублениям, тишина в классе становилась густой. Все сидели и ждали, когда же рванёт.

И рвануло, но только совсем не так.

– Можно я за него? – вдруг послышалось из угла.

Дети обернулись и увидели толстобрюхого мальчишку с розовыми щеками – ох, как же он был похож на Малину! Такой же круглый и забавный, только младше Малины на пару лет. Он робко тянул свою руку – и всё краснел, краснел, краснел...

– Я тоже хочу! – вдруг взметнулась в воздух ещё одна ручка, сухенькая и обцарапанная, с ногтями, остриженными под корень. Зверь тянула её смело и с вызовом.

И ещё одна рука. И ещё. И все до единой!..

...А в это время Гарри заскучал. Оно и верно, ведь уж пять минут, как он скрючился под столом, а любоваться на чужие ботинки, по его мнению, весьма сомнительное удовольствие. Если вы, конечно, не обувщик.

Итак, он тихохонько выглянул из-под стола. Постоял, посмотрел на широкую спину профессора, на лес рук, на вытянутые лица детей, а затем аккуратно пополз рукой по столешнице – прямо к зельям.

Макаронина икнул так громко, что сам испугался. Гарри взял двумя пальцами флакончик и показал его Синьору, мол, этот или какой другой? Синьор не ответил.

«Наверное, чем-то занят» – беспечно рассудил Гарри и взял ещё один пузырёк.

А Макаронина действительно был занят – абсолютно, бесповоротно – был занят Снейпом.

Тот побелевшими от злости губами говорил нелицеприятные вещи. Что-то про лодырей и сорванные уроки. Поэтому Гарри пришлось выкручиваться самому.

На столе было целых пять флаконов, а ещё куча пергаментов и две стопки книг. Гарри решил действовать методом исключения – и исключил все свои нелюбимые цвета. Осталось только жёлтое зелье и зелье чуть-чуть сероватое. Мальчишка, предприимчиво озираясь, взял оба флакона и начал на них смотреть. Но выбор был слишком тяжёл, и Гарри в скором времени сдался.

Пришлось менять критерии.

«Правильное то, – думал он, – которое стояло посередине стола, а не в куче».

Гарри посмотрел на зелья, которые он уже давно подтянул к себе, и понял, что все они перепутались.

«Оно стояло посередине, потому что Макаронина специально поставил его туда, на самое видное место».

Но легче не становилось.

«Ну, – мученически вздохнул он, сливая все зелья в один флакон, – а что ж делать!»

Девочки, тихо сидевшие за первой партой, вытаращили глаза и отшатнулись. Одна из них готовилась взвизгнуть, а другая зачем-то тыкала в Гарри пальцем и страшно вращала глазами. Странные тётки!

Однако Снейп их заметил и рявкнул так громко, так грозно, что, кажется, треснули стены:

– ТИХО! – и крутанулся по направлению к ним, оставив несчастного Синьора позади. – Вы что, думаете...

Вот тут-то Северус и заметил Гарри. Тот стоял очень скромно – на преподавательском стуле; в одной руке колба с зельем неприличного цвета, в другой перо. Гарри аккуратно, под взглядом Северуса, помещал перо в колбу и болтал им там, перемешивал.

Не прошло и секунды, как внутри мальчика оказалась эта гремучая смесь: Гарри вдруг – раз! – и опрокинул колбу в себя одним махом.

В это мгновение Макаронина искренно схватился за сердце взмокшей ладонью, а весь класс задержал дыхание; Снейп же прирос к месту, и, столь невозмутимо-неподвижный, он взирал на происходящее сверху вниз, и ни единый мускул не дрогнул в его лице.

Вот такая вот шутка выходила у Неслабок – скорее штука, чем шутка.

Все и всё замерло в ожидании. Тридцать пар глаз таращилось на Гарри, а Гарри с пустой колбой таращился в ответ. Он стоял, возвышался над всеми, как герой, на самом деле будучи только легендой. И самое удивительное, самое поразительное было позже, когда все ребята как один ахнули, волной пробежал шепоток от первых рядов до последних:

– Гарри Поттер!

– Это же Гарри Поттер!

– Мальчик-который-выжил! Смотрите!

А легенда стояла пред ними, потрясённо разинув рот, – совсем не легенда, пожалуй, а лишь мальчишка. Вот, что молния делает с человеком.

У Северуса в лице, наконец-то, выступило нечто, что можно было бы назвать эмоцией. Оно было сердитым, но в то же время – чрезвычайно самодовольным. Эмоция отразилась в изгибе рта и бровей, и он, серый, он, грозный, смотрел на черноволосую голову, на пару зелёных глаз и думал, что в его возрасте пора научиться делать ошибки. Но ни одной ошибки в своей жизни, как потом выяснится, Северус не сделает запланировано.

Такая вот своенравная штука – жизнь.

...Во взрослом мире люди всё перевернули с ног на голову – им вдруг стала важнее фамилия, чем человек. Она будто шла впереди хозяина и вещала, мол, или любите, или не жалуйте.

– Гарри Поттер, – вкрадчивым голосом, тихо, медленно выговаривал Снейп, обходя мальчика вокруг, – та самая знаменитость.

Гарри смятенными глазами следил за учителем. Затем он, слегка неуверенно, дёрнул себя за чуб, скосил на него глаза, пальцем ткнул в появившийся – как печально, опять! – шрам... и понял, что сказать-то и нечего. Он единственно, что смог улыбнуться, да и то излишне тревожной улыбкой.

Строго, приосанившись, Снейп говорил. Нет, не говорил, а приказывал:

– Всем вон, – тихо, но властно.

И все, словно только и ждали, выскакивали со своих мест, спешили к дверям, снося парты и стулья – каждый из них понимал, что всё это – не к добру, и лучше бы поскорее удрать. Так незамысловато, зато по-взрослому благоразумно.

Как многим позже ведали очевидцы, профессор Снейп тёмной фурией летел из класса следом за всеми, не медля, не раздумывая, а в руках у него был – вы только представьте себе! – не кто иной, как тот самый Мальчик.