Текст книги "Укротитель времени"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Стражники грубо толкнули его к повороту – полицейских там не оказалось. А жаль! Наверно, потому, что он уже видел это место раньше и поэтому не смог тут ничего изменить. Но вон та дверь впереди: она должна открыться, оттуда выползет питон, и вот тут, в замешательстве…

– Ну, иди, пошевеливайся! – Стражник грубо толкнул его к двери. Змея, увы, не появилась.

– Ага, ну, тогда оружие в кармане брюк.

Он пощупал, но ничего не обнаружил. Ему следовало бы знать, что ничего из этого не выйдет: ведь он надел брюки всего несколько минут назад, и, если бы в кармане было оружие, он бы это почувствовал. А кроме того, как он мог сосредоточиться, если эти два амбала все время тащат его куда-то? Неожиданно О'Лири резко толкнули под руку, показывая, что теперь надо спуститься вниз. Он споткнулся, и в то же мгновение на него обрушился шквал ударов. Лафайет полетел вниз по лестнице, дальше и дальше, пока, наконец, не очутился в пустом вонючем коридоре между двумя каменными сырыми стенами. Перед ним была железная дверь, ведущая в низкую камеру, освещенную коптящими светильниками на железных черных подставках. Пока стражники Лафайета в нескольких выразительных словах объясняли неопрятному увальню – бледному небритому и прыщеватому губошлепу – его историю, О'Лири прислонился к стене, пытаясь определить, какое из ушибленных мест болит сильнее.

– Подождите… дайте только чуть-чуть перевести дух, – сказал Лафайет.

– И тогда я вас тоже помучаю.

Последовал удар, и О'Лири отлетел к двери с решеткой. Сильные руки потащили его к дубовой двери, местами покрытой плесенью. Звякнули ключи, заскрипели несмазанные петли – светловолосый тюремщик распахнул дверь. Лафайет увидел кучу хлама на каменном полу. Черт! Жаль, что ему не пришло в голову вообразить что-нибудь поприличнее до того, как он это увидел.

– Похоже, для такого хлыща, как ты, это не самые лучшие апартаменты, – заржал надзиратель. – Тут есть солома, но я открою тебе маленький секрет: лучше оставайся на голом полу. У нас тут блохи и все такое прочее. Улавливаешь?

После этих слов последовал пинок под зад, и О'Лири кубарем влетел в камеру. Дверь с шумом захлопнулась.

6

О'Лири сидел на голом полу в полнейшей темноте. Надо будет обязательно прочитать о символике снов у Фрейда. Все эти блуждания в темноте, сопровождаемые побоями здоровенного мужика, должны означать что-то вроде желания быть наказанным. А желание это, скорей всего, возникло из чувства вины перед Адоранной и Дафной – особенно перед первой.

Лафайет поднялся на ноги, ощупью добрался до стены, затем обошел камеру. Окон в ней, похоже, не было, но даже если они и были, дотянуться до них он не мог. Итак, всего-навсего – одна дверь, массивная и неприступная, О'Лири услышал какой-то шорох, торопливую возню. Крысы… Да… это не самое приятное место, чтобы провести остаток ночи. Он вздохнул, в который раз сожалея, что все эти события не позволили ему подготовиться заранее и обеспечить себе хоть какие-нибудь удобства. Теперь уже поздно, но, может, что-нибудь все-таки удастся… Лафайет представил свечу длиной пять дюймов, лежащую на куче мусора в дальнем углу, и спички у себя в кармане.

Он почувствовал толчок, как будто ехал по ровной дороге и неожиданно попал на полоску гудрона. О'Лири шарил руками, натыкаясь на всякий хлам, пока не нащупал солому. Там лежали какие-то косточки… Ага, а вот и огарок восковой свечи с подтеками… вот фитилек. Ну, а теперь спички. В его кармане такую мелочь могли просто не заметить. Нащупав их, Лафайет вытащил спички из кармана и зажег огарок. Свеча горела слабым желтым пламенем. При тусклом свете он убедился, что был прав, представив себе эту камеру в виде крошечной клетушки.

О'Лири выбрал на полу место посуше и сел. Казалось, что он останется тут навсегда, если не сможет вообразить свое убежище в пансионе мадам Макглинт. Последние две попытки не удались, но, собственно, этого и следовало ожидать. В конце концов, кому бы удалось сконцентрировать свои психические энергии, когда тебя куда-то волокут, зажав мертвой хваткой, и каждую секунду могут проткнуть острой как бритва шпагой?

В конце концов, в камере хоть не бьют. Однако вернуться назад – это уж в самом крайнем случае. Не может же он просто исчезнуть, даже не попытавшись объяснить Адоранне, как он оказался в ее комнате с мешком награбленного добра. Что он мог сделать? Если бы события не разворачивались с такой скоростью, он смог бы найти какой-нибудь выход и в самую последнюю минуту избежать всего этого. Может, и сейчас еще не поздно? Может, Никодеус?.. Вот кто мог бы вытащить его отсюда. Он, наверно, еще и не знает об аресте своего подопечного – или, Лафайет поправил себя, – может, услышал об этом всего лишь несколько минут назад и уже идет сюда, проходит через зал, подходит к двери с железной решеткой и отдает приказ о немедленном освобождении О'Лири…

У двери послышался звук. Открылось крошечное откидное окошко, блеснул свет. Лафайет увидел в отверстии лицо и мгновенно подскочил к нему.

– Дафна! Что ты тут делаешь?

– О, сэр Лафайет! Я так и знала, что случится что-то ужасное!

– Да, ты оказалась права, тут что-то нечисто. Послушай, Дафна, я должен отсюда выбраться. Я беспокоюсь за Адоранну. Интересно, кто это привел меня в ее комнату?

– Я пыталась им все рассказать, но они считают, что я ваша сообщница.

– Что? Какая чушь! Но не переживай, Дафна, Никодеус должен скоро появиться.

– Он делал попытки, сэр, но король пришел в ярость. Он сказал, что с вами все решено, вас поймали прямо на месте преступления.

– Но ведь все было подстроено!

– По крайней мере, вам не придется долго ждать в этой ужасной камере. Осталось три часа до рассвета, сейчас рассвет наступает рано.

– А на рассвете они меня выпустят?

– На казнь, – мрачно ответила Дафна.

– На чью казнь?

– На в-вашу, сэр, – Дафна зашмыгала носом. – А я отделаюсь двадцатью годами тюрьмы.

– Ну нет! Они не посмеют! Король Горубл хотел, чтобы я убил дракона, и…

– Ну, ладно, – перебил охранник хриплым голосом, – ты посмотрела на него, детка. С тебя поцелуй.

Окошко с шумом захлопнулось. О'Лири застонал и снова уселся на прежнее место. Он не только свел на нет свои шансы на спасение, но еще и втянул в это ни в чем не повинную девушку. Дело оборачивалось так, что конец уже близок – второй раз в течение нескольких часов он оказался лицом к лицу с неминуемой смертью. Ну и сны, однако!.. А что, если он вовремя не проснется и приговор приведут в исполнение? Он, например, слышал, что бывали случаи, когда людям снилось, что они падают и при этом ударяются, – и они в самом деле умирали во сне от сердечного приступа. Проверить это трудно, да он и не мог позволить себе такой эксперимент. Делать нечего. Он должен проснуться!

Опершись о стену, Лафайет сидел расслабившись, его глаза были закрыты. Он думал о пансионе миссис Макглинт, представляя себе его крыльцо в сером предрассветном полумраке, темный зал, скрипучие лестницы, покоробленную, покрашенную черной краской дверь в его комнату, железную ручку на двери, покрытую коричневой эмалью, которая местами потрескалась и отвалилась, затем саму комнату, спертый запах кухни, старинное дерево, пыль…

Лафайет открыл глаза. Свечка оплыла, ее неровное пламя отбрасывало на каменную стену пляшущие тени. Ничего не изменилось. О'Лири почувствовал, как в нем поднимается беспокойство, словно вода, которую пытаются сдержать дырявой посудой.

Он решил еще раз попытаться, рисуя в воображении шуршащую гравием дорожку около пансиона, прямо над головой – запыленные листья деревьев, почтовый ящик на углу, множество магазинов на главной площади, здание почты из потускневшего кирпича…

Все это существовало на самом деле. Это тебе не какие-то там непонятные сны с принцессами и драконами. А он – Лафайет О'Лири, двадцати шести лет от роду, имеющий работу, которая хоть и не вызывала у него большого воодушевления, но вполне была надежной, буквально через несколько часов он должен на ней появиться. Старик Байтворс просто сойдет с ума, если О'Лири опоздает, да еще если придет с затуманенными от недосыпа глазами. Нельзя было терять время, попусту блуждая в каком-то фантастическом мире, в то время как его ждет реальная работа в реальной жизни с ее предельными сроками, перенапряжением глаз и битвой за следующее повышение в два доллара.

Лафайет почувствовал слабый толчок. Лица коснулась волна теплого воздуха. Он резко открыл глаза. Прямо перед ним поднимались клубы пара. Воздух был горячий и влажный. В следующее мгновение он понял, откуда это неуютное ощущение, словно он сидел на мокром месте и брюки успели промокнуть. Лафайет вскочил на ноги и увидел неясные очертания бледных фигур, движущихся в тумане. Фигуры приблизились настолько, что он разглядел розовые, наспех прикрытые тела молодых девушек с мокрыми волосами, обмотанными влажными полотенцами. О'Лири застыл от удивления. Итак, ему удалось вырваться, но, как оказалось, он попал не в пансион миссис Макглинт, а в какой-то арабский рай, наполненный обнаженными гуриями.

Послышались испуганные крики: приближающиеся к Лафайету девушки с визгом кинулись прочь. Идущие за ними натолкнулись на О'Лири, поспешно прикрываясь полотенцами, и, присоединяя свои крики к общему хору, стремительно побежали за первыми.

– О, нет, – пробормотал О'Лири, – снова не то…

Он быстро пошел по левой стороне, дошел до угла и услышал шум текущей воды. Лафайет попробовал пойти в другую сторону – впереди виднелась темная арка без двери. Едва он успел дойти до этого места, как из соседней комнаты на него налетело нечто огромных размеров, облаченное в какие-то немыслимые одежды. Раздался крик, который можно было сравнить разве что с ревом рассвирепевшей самки гиппопотама, кинувшейся на защиту своего детеныша. Мимо уха О'Лири просвистел сложенный зонтик. Он едва успел увернуться. Без всякого промедления ужасная великанша, издавая дикие вопли, перекрывающие своей мощью более слабый хор криков, предприняла новую атаку. Лафайет отступал, отражая град ударов, наносимых с неистовством молотилки.

– Мадам, вы не поняли! – закричал он, пытаясь перекрыть грохот. – Я забрел сюда просто по ошибке и… – В этот момент О'Лири поскользнулся. Мелькнуло квадратное красное лицо, изношенное, как подкладной лист у машинистки, с раскрытым ртом и сверкающими глазами. Последовал удар, как взрыв бомбы, – и Лафайет провалился в бездонную темноту.

– Я думаю, это было так, шеф, – произнес жирный голос. – Вчера вечером этот тип спрятался на мужской половине, так? После того как помещение закрыли, он поднялся вверх по веревке, пролез через слуховое окно, прошел по крыше, влез в другое слуховое окно, спустился по другой веревке и прятался в душевой до тех пор, пока не начались утренние занятия по современным танцам миссис Грудлок.

– Да? – спросил другой голос, липкий, как глина. – А куда он, по-твоему, дел веревки? Съел, что-ли?

– Да ну! Как он мог съесть сорок футов веревки, шеф?

– А так же, как он сделал все остальное, что ты тут наплел, недоумок!

– Как?

– Послушайте, я, кажется, понял, шеф, – раздался взволнованный голос. – Он переоделся сторожем!

– Это здание охраняет всего один сторож. Ему девяносто лет. Есть отметка о его уходе после работы. Кстати, в прошлом году он жаловался, что видел голую женщину. Да, парни, вы точно проверяли боковую дверь?

– Она была закрыта надежней, чем пояс с деньгами у шулера, шеф.

– Ну, а у меня такая версия, – начал еще один голос, – он вошел, переодевшись женщиной. А очутившись внутри…

– Он надел узкие бриджи и плащ и напал на старую леди Грудлок. Ха!

Дискуссия продолжалась. О'Лири сел, поморщившись от боли в затылке и в других частях тела, которое представляло, казалось, коллекцию болезненных точек – от удара меча Алана, от уколов гвардейцев пиками, ну и от всевозможных других пинков, ударов и падений. Лафайет огляделся. Он находился в маленькой комнатке с бетонным полом и цементными стенами, побеленными известкой. Тут же стоял унитаз без какой-либо крышки («Совсем даже не лишняя вещь», – отметил про себя О'Лири), раковина с одним краном и зеркалом наверху. К стене были привинчены две лавки. На нижней он как раз и сидел. Через широкую дверь с железной решеткой была видна часть коридора, выкрашенного в коричневый цвет двух оттенков, и другая дверь, тоже с решеткой. За ней располагалась группа мужчин в широких темно-синих костюмах и брюках, вытертых на заду до блеска. Поверх широких бедер на ремнях болтались кобуры из толстой кожи.

Лафайет встал и подошел к маленькому зарешеченному окошку. Первые лучи солнца едва коснулись лужайки перед окном – все вокруг еще было наполнено дремотой. Он увидел парк с пушкой времен гражданской войны и улицу с второсортными магазинами города Колби Конерз. О'Лири попятился и снова сел на лавку. Он был дома – по крайней мере это уж можно было утверждать точно. Но как, во имя всех святых, каким образом он попал в окружную тюрьму? После того как он побывал в подвалах дворца, Лафайет мог с уверенностью сказать, что его нынешние апартаменты значительно совершеннее аналогичных артезианских заведений, и потом…

– Ах, да, гурии, этот пар и огромная женщина с зонтом…

– Слушай, шеф, – заговорил полицейский с неприятным, как наждак, голосом, – а какую статью мы повесим на этого шутника?

– Что ты имеешь в виду – какую статью? Подсматривание, нарушение права владения, взлом, кража?

– Мы не обнаружили сломанных замков, шеф. Может, незаконное проникновение, но вход в баню никому не запрещен.

– Но не в женскую же половину! Да кроме того, он еще, небось, и стянул что-нибудь!

– Нет, не успел. – Оценив реплику, полицейские грубо заржали.

Тут прорезался снова тот, с нетерпеливым голосом:

– Так какое наказание будет ему за то, что он подглядывал за голыми бабами, шеф?

– Да, шеф, а разве можно инкриминировать ему слежку, если он занимался этим средь бела дня, открыто?

О'Лири перестал слушать эти юридические споры. Тут было что-то очень странное. Из того, что говорили полицейские, было ясно, что он очутился в женской бане. Уж это-то точно был не сов, свидетельством чего служила шишка на затылке. Она образовалась, когда пол из плиток неожиданно поплыл вверх и сильно стукнул его по голове. А эта бой-баба позвонила в полицию, и теперь он в камере. Но как и почему он оказался в душевой комнате – вот бы что сначала выяснить. Он находился сейчас где-то в пяти кварталах от пансиона миссис Макглинт. Вдруг его осенило: ведь приблизительно такое же расстояние разделяло таверну «Секира и дракон» и дворец. Значило ли это, что он на самом деле прошел то расстояние, которое он проходил во сне? И вообще, передвигался ли он, когда видел во сне, что идет? Но на нем не было пижамы.

Лафайет оглядел себя – да, он был в брюках. Узкие брюки темно-синего цвета были слегка вытянуты на коленях. На ногах – неглубокие башмаки с тонкими подошвами и серебряными пряжками.

В нем нарастало волнение, подобно нарастающему звуку приближающегося барабана. Все-таки тут есть что-то странное, самогипнозом это не объяснишь.

Артезия – это не сон; одежда, которую он там получил, была вполне реальна. А если одежда настоящая – он снова потрогал ее и потянул, убедившись в абсолютной материальности ткани, – то, может, и все это тоже?

Но тогда получается какая-то идиотская история! О'Лири снова встал. Его раны и шишки тут же неприятно напомнили о себе. Вот и они тоже совершенно настоящие. Лафайет оглядел камеру. Ну, не могло же быть так, что ты лег в постель и заснул, а потом проснулся и узнал, что все это было на самом деле! Может, он был дома и видел сон, что он в Артезии, а там ему приснилось, что он в тюрьме?

«Черт! Если это так, то он, похоже, безнадежно влип».

О'Лири ощупал рукой стену – она была шершавая, холодная и твердая. Даже если это не настоящий цемент, то уж очень похожий.

Лафайет вернулся к лавке и сел. Да, ему будет очень трудно объяснить все это мистеру Байтворсу. Когда разнесется слух, что его арестовали в женской душевой и при этом на нем были весьма странные брюки и рубашка с кружевами, – тогда все, прощай, работа. Даже если полиция его выпустит, что очень маловероятно, судя по тому, в чем его хотят обвинить. Он должен что-то сделать. Но что? Если бы он оказался снова в Артезии, можно было бы представить себе ключ от своей комнаты, а потом действовать по обстоятельствам. А здесь, в Колби Конерз, все складывается не так-то просто. Твердые предметы остаются по-прежнему твердыми. Если тебе потребуется, скажем, телефон, то ты должен сначала отыскать где-нибудь любой аппарат фирмы «Бел». Это не то что свистнул – и на тебе…

Лафайет сидел, пытаясь контролировать и сдерживать свое пылкое воображение. В конце концов кто, как не он, создал во сне всю эту Артезию? Почему бы тогда не представить маленький телефонный аппарат? Он может быть где-нибудь в коридоре, на стене. И вот если бы он смог дотянуться до него сквозь решетку… Стоит попробовать.

О'Лири встал, потихоньку подошел к двери и украдкой выглянул в коридор. Там никого не было. Итак – путь свободен. Он закрыл глаза и представил себе телефонный аппарат на каменной стене. Вокруг нацарапаны разные номера, а ниже болтается потрепанная телефонная книга…

Лафайет осторожно потянулся, но ничего не обнаружил. Глубоко вздохнув, он собрал все свои силы. Ну, вот тут, – шептал он, – чуть-чуть правее…

Рука нащупала что-то твердое и прохладное. О'Лири схватил предмет и подтянул поближе. В его руках оказался старомодный телефонный аппарат с микрофоном в виде медного рожка. Он поднял висевший наушник и задумался. В лаборатории у Никодеуса он не видел телефона, но его можно было бы установить. Там было много закрытых шкафов с массивными деревянными дверями. Внутренность одного из них как раз подходящее место для телефона. Например, вот этот – сразу как войдешь в лабораторию, слева, у двери.

– Центральная, – звонко произнес механический голос, – номер, пожалуйста.

– Ах, да! 9534… 900… 211, – машинально произнес Лафайет, заметив, что номер возник в голове сам собой.

– Спасибо, не кладите трубочку, пожалуйста.

Он слышал гул, время от времени прорезаемый треском, затем раздался громкий щелчок и сразу за ним – резкие длинные гудки, чередующиеся с паузами. А что, если Никодеуса нет дома? Полицейские могут в любой момент заметить его. Наконец послышался короткий зуммер и за ним чье-то тяжелое дыхание.

– Алло, – вкрадчиво произнес глубокий голос.

– Никодеус! – Лафайет прижал наушник.

– Лафайет! Это ты, мой мальчик? Я думал… я боялся…

– Давайте оставим пока это. Кажется, я допустил пару небольших ошибок и сейчас…

– Лафайет! Как вы узнали мой номер? Он ведь нигде не зарегистрирован, и…

– У меня свои методы, но об этом позже. Мне нужна помощь. Я хочу знать, где, вернее, я имею в виду, как – о, черт, я не знаю, что мне надо!

– Я что-то не пойму. Где ты сейчас находишься?

– Я бы сказал, да боюсь, вы не поймете. Понимаете, вас на самом деле нет, я просто создал вас в своем воображении, а потом, когда Горубл бросил меня в тюрьму, я решил проснуться – и вот теперь я тут.

– Лафайет, ты, похоже, повредился головой, бедняга! Так вот, о моем телефоне…

– Да черт с ним, с твоим телефоном! Вытащи меня отсюда! Дюжина глупых полицейских вокруг обсуждают, за какое из шести приписываемых мне преступлений можно посадить на год, без права освобождения под залог.

– Ты думаешь, что полицейские ничего не слышат, да? – зарычал кто-то угрожающим голосом и вырвал у Лафайета телефон.

О'Лири увидел перед собой рыжего полицейского с толстыми губами и давнишними шрамами на скулах, полученными на ринге. В его облике было что-то бычье-тупое.

– Никаких разговоров без разрешения шефа, ясно? – Полицейский убрал телефон. – Да, с тебя десять центов за звонок.

– Запиши это на мой счет, – ехидно ответил Лафайет.

Полицейский фыркнул и удалился.

Тяжело вздохнув, О'Лири вытянулся на жесткой лавке и закрыл глаза.

С ума сойти – ведь единственная возможность выбраться из этой ситуации

– это воспользоваться тем же самым путем, которым он попал сюда. Все, что теперь надо сделать – это ускользнуть в какой-нибудь другой сон: на сей раз приятный и спокойный, чтобы можно было отдохнуть. К черту эти романтические старые улочки, уютные таверны и прекрасные принцессы… Правда, Адоранна была великолепна – в своей тонкой ночной сорочке… Чертовски стыдно, что он вынужден был исчезнуть, оставив ее в убеждении, что он лгун и мошенник. Не встречался ли ему раньше тот человек, который пришел за ним тогда? Кто его послал – и зачем? Может, Алан? Нет, граф – просто напыщенное ничтожество, такое коварство не для него. Просто я встал у него на дороге. Никодеус? Но что могло им двигать?

Эти размышления были прерваны возникшим ощущением скольжения, как будто потолок куда-то бесшумно поплыл. О'Лири сел и посмотрел в окно. На подоконнике стояла герань в горшочке, а на окне висели занавески в красную клетку.

Откуда это? Лафайет вскочил и ошалело стал озираться вокруг. Низкие потолки, неровный пол, всюду идеальная чистота, кровать с периной и спинками из полированного дерева, табуретка на трех ножках и дверь, обитая деревянными планками. Бетонные стены, окно с решеткой, полицейские, дверь с решеткой – все исчезло. О'Лири подошел к окну и выглянул на улицу. Она круто поднималась вверх. Слышался звон кузнечного молота, крики торговцев, расхваливающих свой товар. На другой стороне улицы возвышались фасады домов с каменным низом и деревянным верхом. А дальше, за ними были видны флажки на башнях замка. Он снова был в Артезии!

Лафайет поймал себя на том, что глупо улыбается. Несмотря ни на что, он был рад снова оказаться здесь. А коли так, надо будет выкроить время, чтобы уладить это недоразумение с Адоранной.

О'Лири быстро умылся из тазика, стоящего в углу комнаты, заправил рубашку, пригладил волосы, бросил на кровать одну из мелких золотых монет, которые обнаружил в кармане, и вышел на улицу.

Как оказалось, звуки молота разносились из мастерской с вывеской «Оковка колес в присутствии заказчика». Рядом стояла опрокинутая набок деревянная паровая машина. Два ее колеса болтались в воздухе. Для одного из них кузнец выковывал новый обод.

Лафайет свернул на первую улочку, ведущую в центр, ко дворцу, и оказался среди шумной толпы снующих дородных артезианских домохозяек, вышедших с утра пораньше за покупками. Его носа коснулся запах свежеиспеченного хлеба. О'Лири почувствовал дикий голод. Сколько же времени он не ел? Похоже, с тех пор как…

Лафайет вошел в уютное помещение с двумя столиками и заказал пирожные и чашечку кофе у краснощекой девушки в накрахмаленном переднике. Когда он полез за деньгами, ему пришла в голову мысль о том, что полицейские наверняка ищут его по всему городу и поэтому не стоит оставлять следы в виде золотых монет. Вот если бы у него среди соверенов нашлось несколько монет поменьше… О'Лири сосредоточился, представляя серебряные монеты, после чего проверил содержимое карманов. Кажется, получилось! Он выбрал четвертной, отдал его девушке и направился к выходу.

– Прошу прощения, сэр! – крикнула она ему вслед. – Вы дали мне иностранные деньги. Вы, наверно, ошиблись?

– Да нет. Это американская монета в двадцать пять центов… – сказал Лафайет и осекся. – Извините.

Он извлек золотую монету и протянул ее девушке.

– Сдачи не надо. – О'Лири улыбнулся и шагнул к двери.

– Но, сэр. Это же целый соверен! Подождите секунду, я заскочу в лавку мистера Самуэля напротив…

– Не стоит. Я… гм… тороплюсь.

Лафайет стал подниматься по ступенькам, девушка бросилась за ним.

– Да вы с ума сошли, сэр! – изумленно воскликнула она. – Соверен – за двухпенсовые пирожные!

На них начали обращать внимание. Вдруг одна женщина, с резко выпирающими вперед скулами и корзинкой на руке, рванулась так, словно кто-то дернул ее за веревку. Она указывала на О'Лири пальцем.

– Это он! – заверещала женщина. – Я видела этого негодяя так же близко, как сейчас, когда вчера вечером в Большом зале подрезала фитили.

Лафайет бросился прочь, свернул за угол и понесся что было мочи. За спиной раздались крики и топот преследователей. Он оглянулся и увидел, что из-за угла появился широкоплечий мужчина в расстегнутом жилете. Он бежал следом, неуклюже переставляя ноги.

О'Лири прибавил скорость и чуть не попал под машину, груженную разной мишурой и миниатюрными бело-розовыми артезианскими флагами. Лафайет резко затормозил и свернул в узкую улочку. Тяжело топая по мостовой, он побежал к видневшейся впереди церковной стене. Вдруг кто-то выскочил из боковой улочки и, широко расставив руки, остановился, пытаясь задержать О'Лири. Лафайет толкнул его в грудь, перепрыгнул через растянувшееся тело и заскочил во двор, окруженный стеной высотой в восемь футов. Подбежав к стене, он подпрыгнул, ухватился за верх, подтянулся и перевалил на другую сторону. Лафайет оказался в крошечном дворике. Какой-то старик большими ножницами подрезал кусты роз. Увидев, как О'Лири шмыгнул мимо него в дверь, он от удивления раскрыл свой беззубый рот. Лафайет промчался по короткому темному коридору, в котором приятно пахло древесным дымом, и выскочил на спокойную боковую улочку. Остановившись на мгновение, О'Лири перевел дух и осмотрелся.

Один из преследователей, который свернул за угол кварталом выше, заметил его и закричал. Лафайет рванул вниз по улице. Жаль, что он не успел вовремя свернуть в тот переулок впереди, тогда бы он был вне поля их зрения…

Улица сделала поворот и вывела О'Лири на рыночную площадь с фонтаном, окруженным цветочными лотками, заполненную толпой покупателей.

Восходящее из-за башен собора солнце придавало какую-то необыкновенную живописность представшей перед Лафайетом картине. Манящая вперед улица поворачивала налево. Пригнувшись, он прокладывал себе дорогу сквозь гудящую толпу. О'Лири казалось, что если он сольется с этой массой и не будет возвышаться над ней, то его не заметят. Согнув спину и наклонив голову, Лафайет продолжал свой путь. Люди расступались перед ним, давая дорогу. Какая-то женщина с добрым лицом подала ему медный грош. Безногий нищий, сидящий на углу под фонарем и собирающий милостыню в потрепанную шляпу, бросил на О'Лири презрительный взгляд:

– Эй, парень! Ты что, вступил в профсоюз?

Быстро миновав нищего, Лафайет выпрямился и резво зашагал вверх по улице. Его осенило, что план этого города был почти такой же, как и Колби Конерз. Отличие заключалось только в том, что Колби Конерз располагался на равнинной местности, а здесь улицы петляли, то поднимаясь вверх на холмы, то спускаясь в долину. Это, конечно, вносило определенный романтический аромат по сравнению с равнинным ландшафтом.

Улица, на которой он находился, была очень похожа на ту, что проходила мимо аптеки Пота и лавки скобяных товаров Хэмбенгера. Ну, а если это так, то, повернув чуть подальше направо, а потом еще раз направо, можно попасть в парк и там попытаться оторваться от своих преследователей, тем более, что он снова слышал их голоса. Поворачивая за угол, Лафайет боковым зрением заметил их. Впереди всех бежал верзила, вооруженный вилами.

Добежав до следующего поворота, О'Лири свернул за угол. Дорога пошла вверх. С облегчением он увидел, что чуть дальше здания заканчиваются и начинается заросший участок.

Лафайет нырнул в траву и, спрятавшись за живой изгородью, наблюдал, как его преследователи промчались мимо. Как ему показалось, никто из них не заметил, где он спрятался. Может быть, хоть на какое-то время он будет в безопасности. Прячась за живой изгородью, О'Лири осторожно пробрался к участку, где росли туи. Здесь, между деревьями, он и устроил себе убежище. Было тихо. Солнечные лучи, проходя сквозь густые заросли, слегка рассеивали приятный изумрудный полумрак. Лафайет расположился поудобнее на ковре из хвои и приготовился ждать, пока не стемнеет. Очевидно, что история о том, что он ворвался в спальню к принцессе, облетела весь город. Пока он не разберется с этим недоразумением, тут ему не будет ни мира, ни покоя.

Когда О'Лири покидал свое убежище, из-за башен собора показалась аппетитная, как персик, луна. Улицы, едва освещенные стоящими на углах фонарями, были пустынны. То тут, то там на темных фасадах домов светились теплым желтым или оранжевым светом редкие окна, отбрасывая заплатки света на мостовую. Лафайет быстро пересек парк и оказался у высокой стены, окружающей территорию дворца. Кстати, сам дворец располагался в том же самом месте, что и здание Ассоциации молодых христиан в Колби Конерз.

Впереди, на расстоянии в полквартала, были видны ворота и часовой в кивере из медвежьей шкуры, стоящий по стойке «вольно» возле караульной будки. Не стоит даже пытаться пройти – его тут же узнают.

О'Лири пошел в противоположную сторону. Спустя десять минут, прячась в густой тени вязов, Лафайет вскарабкался на стену, пользуясь небольшими выступами на ее поверхности, и заглянул внутрь двора. Охраны не было видно. Осторожно подтянувшись, он перекинул ногу и сел верхом. Задрав голову, он увидел, что ветви дерева, в тени которого он прятался, расположены слишком высоко и вряд ли смогут помочь ему спуститься на землю.

Неожиданно внизу послышался топот ног и звук, который нельзя было ни с чем спутать, – звук вынимаемой из ножен стали.

– Держи негодяя! – рявкнул чей-то голос.

Вздрогнув от неожиданности, Лафайет покачнулся, ухватился за стену, пытаясь сохранить равновесие. Руки его сорвались, и он со сдавленным криком рухнул вниз. Падая, он видел отражение света от обнаженной шпаги. О'Лири еще успел представить, как он извивается, нанизанный, словно букашка, на шпагу. В последний момент ему каким-то чудом удалось увернуться, и он плашмя рухнул на человека внизу. Удар был такой силы, что тот испустил дух. Приподнявшись, Лафайет посмотрел на стражника, лежащего на спине без движения. Слева кто-то крикнул. О'Лири вскочил на ноги, попытался восстановить дыхание и, шатаясь, устремился туда, где была погуще тень. Стражники уже бежали. Он прижался к стволу самого высокого вяза, толщиной фута в три, стараясь унять тяжелое дыхание.

– Это Мортон, – прогудел низкий голос, – кто-то пришиб его.

– Он не мог далеко уйти, – пробасил другой.

– Ты там посмотри, Хими, а я тут проверю…

О'Лири старался сдержать хрип, вырывавшийся из его груди. Стражник находился совсем близко. Было слышно, как он лупит шпагой по кустам у стены. Когда стражник отошел футов на шесть, Лафайет немного расслабился и решил перебежать через дорогу к кустам, которые росли чуть в стороне.

– Хватай его, Хими! – крикнул один из преследователей.