Текст книги "Рэкетир"

Автор книги: Джон Гришем (Гришэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 11

Параграф 35 Федерального уголовно-процессуального кодекса предусматривает один-единственный механизм смягчения тюремного приговора. Его логика великолепна и идеально подходит для моего случая. Если заключенный поспособствует раскрытию другого преступления в интересах федеральных властей, то его приговор может быть сокращен. Конечно, для этого требуется взаимодействие правоохранительных органов – ФБР, Управления по борьбе с наркотиками, ЦРУ, Управления контроля за табаком, алкоголем, огнестрельным оружием и взрывчатыми веществами и прочих, – а также суда, вынесшего приговор.

Если все пойдет по плану, то мне, возможно, скоро будет предоставлена честь встретиться с достопочтенным судьей Слейтером – на сей раз уже на моих условиях.

Начальник тюрьмы ко мне подобрел. Он думает, что располагает ценностью, важной для начальства, и хочет находиться в гуще событий. Я подсаживаюсь к его письменному столу, и он предлагает мне кофе. Это сюрреалистическое предложение невозможно осознать: всемогущий начальник угощает кофе заключенного!

– С удовольствием, – отвечаю я. – Черный.

Он жмет на кнопку и сообщает наши пожелания секретарше. Как я погляжу, на нем сегодня запонки – хороший знак.

– Нынче у меня большие гости, Мэл, – сообщает он самодовольно, словно координирует все усилия по розыску убийцы. Мы с ним теперь близкие друзья, и он называет меня по имени. Раньше я был просто Баннистером.

– Кто? – спрашиваю я.

– Глава следственной бригады Виктор Уэстлейк из Вашингтона и свора юристов. Похоже, ты привлек их внимание.

Я не могу сдержать улыбку, но тут же принимаю серьезный вид.

– Этот человек, убийца судьи Фосетта, когда-нибудь был здесь? – спрашивает начальник.

– Простите, сэр, на это я ответить на могу.

– Насколько я понимаю, либо здесь, либо в Луисвилле.

– Возможно. А может, я знавал его до тюрьмы.

Он хмурится, теребит подбородок.

– Понимаю…

Приносят кофе – на подносе, и впервые за много лет я пью из нормальной чашки, а не из пластмассовой или бумажной. Мы тратим несколько минут на болтовню ни о чем. В одиннадцать ноль пять из переговорного устройства на его столе раздается голос секретарши: «Пришли!» Я перехожу следом за ним в знакомую комнату для совещаний.

Пятеро в одинаковых темных костюмах, белых рубашках с воротничками на пуговицах, незатянутых галстуках. Я бы за полмили опознал в них федералов.

Начинается с чопорных представлений. Начальник тюрьмы нехотя удаляется. Я сажусь по одну сторону стола, пятеро моих новых знакомых – по другую. В середине располагается Виктор Уэстлейк, справа от него агент Хански и новое лицо, агент Сасуотер. Эти двое помалкивают. Слева от Уэстлейка сидят два помощника федеральных прокуроров: Мангрум – из Южного дистрикта Виргинии, Крэддок – из Северного. Зеленого Данливи они с собой не взяли.

Ночью была гроза, вот Уэстлейк и говорит:

– Знатно нынче громыхало, верно?

Я щурюсь и отвечаю:

– Вы серьезно? Хотите поговорить о погоде?

Этим я его, конечно, взбесил, но недаром он профессионал. Он улыбается, кряхтит.

– Нет, мистер Баннистер, я здесь не для беседы о погоде. Мой босс считает, что нам надо заключить с вами сделку. Вот зачем я приехал.

– Отлично! А громыхало и впрямь знатно.

– Мы бы хотели услышать ваши условия.

– Думаю, они вам известны. Мы воспользуемся параграфом тридцать пять. Подпишем соглашение – все вместе, – в котором я называю вам человека, убившего судью Фосетта. Вы его арестовываете, проводите следствие, делаете все необходимое, а когда федеральное Большое жюри предъявляет ему обвинение, я выхожу из тюрьмы. В тот же самый день. Меня переводят из Фростбурга, и я исчезаю по системе защиты свидетелей. Никаких тюремных сроков, никакой судимости; Малкольм Баннистер перестает существовать. Сделка конфиденциальная, секретная, она похоронена; ее скрепляет своей подписью министр юстиции.

– Сам министр?

– Именно, сэр. Я не доверяю ни вам, ни кому-либо еще в этой комнате. Не доверяю судье Слейтеру и любому другому федеральному судье, прокурору, помощнику прокурора, агенту ФБР, вообще кому-либо, работающему на федеральное правительство. Бумаги должны быть безупречными, сделка – нерасторжимой. Обвинительный акт – мое освобождение. Точка.

– Вы обратитесь к адвокату?

– Нет, сэр, я справлюсь сам.

– И то правда.

Мангрум внезапно достает файл и вытягивает из него несколько экземпляров какого-то документа. Один экземпляр предназначен мне: вот он, лежит передо мной с безупречной симметрией. Я кошусь на него, сердце чуть не выскакивает из груди. «Шапка» та же, что у всех ходатайств и ордеров в моем уголовном деле: «В Окружном суде Вашингтона, федеральный округ Колумбия; Соединенные Штаты Америки против Малкольма У. Баннистера». Посередине страницы набрано заглавными буквами: «ХОДАТАЙСТВО, ПАРАГРАФ 35».

– Проект судебного постановления, – объясняет Мангрум. – Это только начало, но и тут пришлось попотеть.

Через два дня меня сажают на заднее сиденье здоровенного «форда» и увозят из Фростбурга. Это моя первая разлука с лагерем за три года с тех пор, как меня сюда перевели. Обошлось без ножных кандалов, только руки, лежащие на коленях, скованы наручниками. Меня сопровождают два маршала. Они не представились, но ведут себя прилично. После обсуждения погодных условий один из них спрашивает, знаю ли я какой-нибудь свежий анекдот. Посадите под замок шестьсот мужиков, предоставьте им побольше свободного времени – и ждите схода лавины анекдотов.

– Приличный или неприличный? – прошу я уточнить, хотя в тюрьме с приличными напряженно.

– Конечно, неприличный! – обижается водитель.

Я рассказываю два-три и обеспечиваю хохот на несколько миль пути. Мы едем по федеральной автостраде номер 68, проложенной через Хейгерстоун. Меня охватывает головокружительное ощущение свободы. Наручники не мешают буквально вкушать жизнь за окном. Наблюдая за движением, я мечтаю, как снова сяду в собственный автомобиль и поеду куда захочу. При виде ресторанов быстрого питания у развязок я захлебываюсь слюной, вспоминая вкус бургеров и жареной картошки. Парочка, держась за руки, входит в магазин – и я чувствую прикосновение женской руки. Реклама пива в витрине бара вызывает у меня приступ жажды. Реклама карибских круизов на щите переносит в другой мир. Такое ощущение, что я просидел лет сто.

По автостраде номер 70 мы мчимся на юг, к агломерации Вашингтон – Балтимор. Через три часа после отъезда из Фростбурга мы въезжаем в гараж под зданием федерального суда в центре Вашингтона. Здесь с меня наконец снимают наручники и ведут: один маршал впереди, другой сзади.

Меня ждет кабинет судьи Слейтера, такого же раздражительного, как раньше, но постаревшего за истекшие пять лет на все двадцать. Считая меня преступником, он не реагирует на мое появление. Пускай, мне плевать. Понятно, что между ним, прокуратурой, ФБР и Минюстом ведутся напряженные переговоры. В какой-то момент я насчитываю вокруг стола целых одиннадцать человек. Ходатайство по тридцать пятому параграфу вместе с приложенным к нему соглашением раздулось до двадцати пяти страниц. Я пять раз перечитываю все это крайне внимательно, по буквам.

Соглашение предоставляет мне все, чего я хочу: свободу, новые документы, правительственную защиту и вознаграждение – сто пятьдесят тысяч долларов.

Судья Слейтер, прочистив по своей привычке горло, переходит в наступление.

– Дальнейшее – под запись, – говорит он, и женщина – судебный протоколист начинает стенографировать. – Несмотря на конфиденциальность дела и секретность судебного решения, я хочу, чтобы это слушание было запротоколировано. – Пауза, он шуршит бумагами. – Ходатайство Соединенных Штатов об отмене приговора по тридцать пятому параграфу. Баннистер, вы прочли все ходатайство, соглашение и проект постановления?

– Прочел, ваша честь.

– Вы принимаете ходатайство, соглашение и постановление?

«Еще как принимаю, старина!»

– Да, сэр.

Он задает те же вопросы всем сидящим за столом. Это формальность, ведь все уже договорились. А главное, соглашение подписано самим министром юстиции.

Глядя на меня, Слейтер говорит:

– Мистер Баннистер, понимаете ли вы, что в случае, если названный вами человек не будет признан виновным, то соглашение через двенадцать месяцев утратит силу, ваш приговор не будет смягчен и вы полностью отбудете положенный вам срок?

– Да, сэр.

– В ожидании предъявления обвинения вы останетесь заключенным Управления тюрем.

– Да, сэр.

Обсуждение условий соглашения занимает еще некоторое время, после чего судья Слейтер подписывает постановление и слушание завершается. Он не прощается, а я его не проклинаю, хотя очень хочется. Говорю же, чудо, что столько федеральных судей живут и в ус не дуют!

Меня торопливо ведут вниз по лестнице, в комнату, набитую другими темными костюмами. Там ради меня установили видеокамеру, под которой в нетерпении расхаживает Виктор Уэстлейк. Меня просят сесть у края стола и смотреть в камеру, предлагают прохладительный напиток. Все ужасно нервничают, все заждались имени.

Глава 12

Вот это имя: Куинн Рукер. Черный, пол мужской, тридцать восемь лет, из юго-западного района Вашингтона. Приговорен два года назад к семи годам за торговлю наркотиками. Я познакомился с ним во Фростбурге. Минуло месяца три, как он совершил побег, с тех пор его не видели. Он выходец из большой семьи наркоторговцев, давно и успешно занимающейся этим промыслом. Это не уличные «пушеры», а бизнесмены с контактами по всему восточному побережью. Они стараются не прибегать к насилию, но не боятся его. Дисциплинированны, суровы, изобретательны. Несколько родичей сели в тюрьму, нескольких убили. Для них это обычные издержки бизнеса.

Я беру паузу, чтобы отдышаться. В комнате тишина.

Как минимум пять темных костюмов делают записи. Один пришел с лэптопом и открыл файл Куинна Рукера. Он входит в список пятидесяти приоритетных подозреваемых ФБР – в основном потому что сидел со мной во Фростбурге, а потом сбежал.

– Итак, мы с Куинном познакомились и подружились во Фростбурге. Как и многие другие заключенные, он думал, что я могу подать волшебное ходатайство, которое его освободит. Но к нему это уж точно не относилось. Он не мог отбывать срок смирно, потому что Фростбург был его первым опытом заключения. Так бывает с некоторыми из тех, кто не повидал других тюрем и не способен оценить лагерную атмосферу. Он все больше нервничал, не мог представить, как будет отбывать еще целых пять лет. У него жена, двое детей, средства от семейного бизнеса – и куча тревог. Он не сомневался, что двоюродные братья зарятся на его место, а то и на его долю. Я много чего наслушался, но не всему поверил. Гангстеры – те еще трепачи, их хлебом не корми, дай только преувеличить собственную роль, особенно в смысле денег и насилия. Но Куинн мне нравился. Он был, наверное, моим лучшим тюремным другом. Мы не были сокамерниками, но все равно дружили.

– Вы знаете, почему он сбежал? – спрашивает Виктор Уэстлейк.

– Пожалуй, знаю. Куинн торговал в лагере «травкой» и неплохо на этом наживался. И сам курил, много. Как известно, простейший способ распрощаться с федеральным лагерем – попасться на наркотиках или на спиртном. То и другое категорически запрещено. Куинну донесли, что СИСы пронюхали про его бизнес и вот-вот его прижмут. Он парень толковый и никогда не держал «дурь» в камере. Как большинство тех, кто этим занимается, он хранил товар в общей зоне. Тайник накрыли, и он знал, что если его сцапают, то переведут в место гораздо хуже нашего. Вот и сбежал. Уверен, далеко бежать ему не пришлось, наверняка его дожидались.

– Вам известно, где он сейчас?

Я киваю, но отвечаю не сразу.

– У него есть двоюродный брат, не знаю, как его зовут, но он владеет парой стриптиз-клубов в Норфолке, штат Виргиния, около базы ВМФ. Найдете его – найдете и Куинна.

– Под этим именем?

– Нет, теперь он не Куинн Рукер.

– Откуда вы знаете?

– Извините, но это вас не касается.

Уэстлейк кивает агенту у дверей, и тот исчезает. Розыск начался.

– Перейдем к судье Фосетту, – предлагает Уэстлейк.

– Пожалуй, – соглашаюсь я. Как долго я ждал этого момента! Я репетировал свою речь в темноте камеры, лежа без сна. Записал ее в виде рассказа, а потом уничтожил. Много раз произносил ее вслух, гуляя в одиночестве по периметру Фростбурга. Все равно трудно поверить, что это стало реальностью.

– Серьезная часть бизнеса его банды – распространение кокаина из Майами по главным городам восточного побережья, больше – южным: Атланта, Чарлстон, Рейли, Шарлотт, Ричмонд и так далее. Чаще всего перевозки осуществлялись по федеральной автостраде номер девяносто пять из-за ее загруженности – так легче проехать незамеченным, хотя банда не брезговала ни одним другим шоссе на карте. Обычно применялись «мулы». Водителю платили пять тысяч долларов за аренду машины и доставку в багажнике кокаина в распределительный центр в городе. «Мул», сделав свое дело, возвращался в южную Флориду. Куинн утверждал, что половина кокаина, который нюхают на Манхэттене, попадает туда этим с виду невинным способом. Перехватить такой груз практически невозможно. «Мулов» ловят только в случае доноса. В общем, один из племянников Куинна уверенно карабкался вверх по семейной бизнес-лестнице. Он ехал в качестве «мула» и был пойман на Восемьдесят первой автостраде перед самым Роаноком. Он управлял арендованным в «АВИС» грузовиком и сказал, что везет антиквариат на склад в Джорджтауне. В кузове и впрямь оказалась мебель, но главным грузом был кокаин, за который удалось бы выручить целых пять миллионов. Подозрительный патрульный вызвал подмогу. Племянник, зная правила, не позволил обыскать грузовик. Второй патрульный оказался новичком и проявил рвение: стал тщательно проверять грузовой отсек. Ни ордера, ни оснований для обыска, ни разрешения у него не было. Найдя кокаин, он распсиховался, и тогда все изменилось…

Я пью воду, чтобы передохнуть. Агент с лэптопом долбит по клавиатуре как подорванный – наверное, рассылает директивы по всему восточному побережью.

– Как зовут племянника? – интересуется Уэстлейк.

– Не знаю, но вряд ли он носил фамилию «Рукер». В этой семейке несколько фамилий и немерено прозвищ.

– Выходит, дело племянника поступило к судье Фосетту? – торопит Уэстлейк, хотя никто больше не спешит. Они ловят каждое слово, и, как им ни хочется сцапать Куинна Рукера, конец рассказа занимает их сейчас больше.

– Да. Куинн нанял в Роаноке крупного адвоката, уверившего, что обыск произведен незаконно. Если бы Фосетт подписал ордер, то у обвинения было бы вещественное доказательство. А так, без доказательств, бояться суда не приходилось, приговора тем более. Но одновременно Куинн проведал, что судья Фосетт отнесется к племяннику благосклоннее в обмен на некую сумму. Ясное дело, серьезную. Куинн говорил, что посредником в этой сделке выступил тот же самый адвокат. Сразу заявляю: имя адвоката мне неизвестно.

– Сколько денег? – спрашивает Уэстлейк.

– Полмиллиона.

Сумма воспринимается скептически, что меня не удивляет.

– Я тоже не поверил. Федеральный судья – взяточник? Но меня ждал новый шок: сообщение об изобличении агента ФБР – русского шпиона. Получается, что при определенных обстоятельствах человек способен на что угодно.

– Не будем отвлекаться! – сердится Уэстлейк.

– Не будем. Куинн и семья заплатили взятку. Фосетт взял деньги. Дело тянулось ни шатко ни валко, пока не состоялось слушание по ходатайству племянника о непризнании улик, добытых незаконным путем. Но судья всех удивил: он решил дело не в пользу племянника, а в пользу правительства и назначил суд. В отсутствие защиты жюри признало парня виновным, но адвокат уверял, что у них хорошие шансы на апелляцию. Дело по-прежнему на апелляции, а племянник тем временем мотает в Алабаме восемнадцатилетний срок.

– Симпатичная история, мистер Баннистер, – говорит Уэстлейк. – Но откуда вам известно, что Куинн Рукер убил судью?

– Он сам сказал мне, что собирается это сделать, чтобы отомстить и вернуть свои денежки. Он часто об этом говорил. Он в точности знал, где судья жил, где работал и предпочитал проводить досуг. Он подозревал, что деньги спрятаны именно в домике, и твердо верил, что Фосетт обобрал не его одного. Догадываюсь о вашем следующем вопросе, мистер Уэстлейк, и спешу на него ответить: он все мне выболтал и заподозрит меня, как только его арестуют. Я, может, и выйду из тюрьмы, но буду жить озираясь. Эти люди очень хитры, доказательство – ваше расследование. Ничего ведь нет, ни единого следа. Злобы им не занимать, терпения тоже. Куинн ждал почти три года, прежде чем прикончить судью. Чтобы добраться до меня, он будет готов прождать хоть двадцать лет.

– Раз он такой хитрый, зачем было все выбалтывать вам?

– Это просто. Куинн, как многие другие заключенные, думал, что я могу сочинить какое-нибудь замечательное ходатайство, найти лазейку и вытащить его из тюрьмы. Он обещал мне заплатить, сулил половину от того, что заберет у судьи Фосетта. Я слышал такое и раньше, и потом. Я изучил дело Куинна и сказал ему, что бессилен.

Им придется поверить, что я говорю правду. Если Куинн Рукер избежит обвинения, то я проведу следующие пять лет в тюрьме. Мы по-прежнему не доверяем друг другу, но медленно движемся встречными курсами.

Глава 13

Через шесть часов два чернокожих агента ФБР наведались под видом клиентов в клуб «Бархат» в трех кварталах от базы ВМФ в Норфолке. Переодевшись в строителей, они без труда смешались с толпой матросов, штатских, наполовину белой, наполовину черной. Танцовщицы тоже были разномастные, многие – из особо защищаемых социально-расовых групп. На стоянке ждали два фургона наблюдения с дюжиной агентов. Куинна Рукера опознали и сфотографировали. В семнадцать тридцать он вошел в клуб, где трудился барменом; в двадцать сорок пять, когда он отлучился в туалет, оба агента последовали за ним, чтобы у писсуара предъявить ему значки. После короткого спора было достигнуто согласие о выходе через боковую дверь. Куинн, поняв ситуацию, воздержался от резких движений. Удивления он не выказал. Для него, как и для многих беглецов, исход побега стал в значительной степени облегчением. Мечты о свободе не выдерживают столкновения с трудностями обыкновенной жизни. Поэтому многие спокойно возвращаются туда, откуда так стремились сбежать.

Его доставили в отделение ФБР Норфолка в наручниках. В комнате для допросов два черных агента предложили ему кофе и повели дружелюбный разговор. Его преступлением стал всего-навсего побег, и сказать в свое оправдание ему было нечего. Он виноват и не мог избежать тюрьмы.

Агенты попросили Куинна ответить на кое-какие вопросы о совершенном им тремя месяцами раньше побеге. Он охотно согласился и поведал о встрече неподалеку от лагеря во Фростбурге с неназванным сообщником и о возвращении в Вашингтон. Там он провел несколько дней, но встретили его не очень гостеприимно. Беглецы привлекают внимание, и его родне не были нужны визиты фэбээровцев. Он стал возить кокаин из Майами в Атланту, но эта работа не устроила его своей медлительностью. Он был подпорченным товаром, и «синдикат», как он назвал свою банду, относился к нему настороженно. Время от времени он виделся с женой и детьми, зная, что приближаться к дому опасно. Он коротал время со старой подружкой в Балтиморе, но его присутствие ее тоже не слишком устраивало. Он перебивался случайными поручениями по сбыту наркотиков и обрадовался, когда двоюродный брат пригласил его барменом в клуб «Бархат».

За стеной, в комнате побольше, два других фэбээровца, ветераны допросного дела, внимательно слушали этот разговор. Если все пойдет хорошо, Куинна ждала долгая ночка. ФБР требовалась удача. В отсутствие улик допрос просто обязан был принести доказательства. Тревожила ФБР и необходимость иметь дело с умудренным противником. Подобного подозреваемого вряд ли можно так припугнуть, чтобы у него развязался язык.

Лишь только Куинна вывели из клуба через заднюю дверь, агенты ФБР взяли в оборот его кузена, потребовав информацию. Зная, что к чему, тот держал язык за зубами, пока ему не пригрозили обвинением в укрывании беглого преступника. Имея богатое уголовное прошлое с серьезными судимостями, он знал, что если сядет снова, то надолго. Ему больше нравилось обитать на воле, поэтому он стал давать показания. Куинн жил и работал под именем Джеки Тодда, платили ему наличными, «по-серому». Кузен привел фэбээровцев на захудалую стоянку трейлеров в полумиле от клуба и показал меблированный дом на колесах, снимаемый Куинном помесячно. Рядом стоял «Хаммер-Эйч 3» 2008 года с номерами Северной Каролины. Кузен объяснил, что когда позволяет погода, Куинн ходит на работу пешком, скрывая свой «хаммер».

В течение часа фэбээровцы обзавелись ордером на обыск трейлера и «хаммера», отбуксированного на полицейскую стоянку в Норфолке, вскрытого там и осмотренного. Дверь передвижного дома была заперта, но выглядела хлипкой. Хороший удар кувалдой – и агенты ворвались внутрь. Здесь все было на удивление чисто и аккуратно. Шестеро агентов ревностно прочесали трейлер вдоль (пятьдесят футов) и поперек (двенадцать футов). В спальне под матрасом обнаружились бумажник Куинна, ключи и мобильный телефон. В бумажнике было пятьсот долларов наличными, поддельное водительское удостоверение штата Северная Каролина и две кредитные карточки «Виза» на тысячу двести долларов каждая. Мобильник был дешевый, с авансовой оплатой, в самый раз для человека в бегах. Из-под кровати агенты выудили короткоствольный карабин «смит-и-вессон» 38 калибра, заряженный пулями с полыми наконечниками.

Тщательно осмотрев карабин, агенты сразу предположили в нем орудие убийства судьи Фосетта и Наоми Клэри.

Один из ключей предназначался для ячейки в складском блоке в двух милях от стоянки. В ящике кухонного стола агент нашел два больших конверта с различными документами. Один из них представлял собой подписанный Джеки Тоддом полугодовой договор об аренде модуля на мини-складе Мейкона. Старший следственной группы позвонил в Роанок дежурному судье и получил по электронной почте ордер на обыск.

Среди бумаг находился выданный в Северной Каролине Джеки Тодду технический паспорт «Хаммера-Эйч 3» 2008 года сборки. Поскольку упоминаний о праве удержания не оказалось, можно было с полной уверенностью предположить, что господин Тодд полностью оплатил покупку на месте наличными или чеком. Ни чековой книжки, ни банковских квитанций в ящике не было, да и не ожидалось. Чек за приобретенный автомобиль свидетельствовал, что покупка состоялась 9 февраля 2011 года на стоянке подержанных машин в Роаноке. Тела убитых были найдены за два дня до этого.

Вооруженные свежим ордером на обыск, два агента проникли в маленький модуль Джеки Тодда на минискладе Мейкона, под бдительным наблюдением самого мистера Мейкона. Цементный пол, некрашеные шлакобетонные стены, голая лампочка под потолком. У стены стояли пять картонных коробок. В них лежали старая одежда, пара грязных солдатских башмаков, девятимиллиметровый пистолет «глок» со спиленным регистрационным номером и металлическая коробка, набитая купюрами. Агенты забрали все пять коробок, поблагодарили Мейкона за гостеприимство и были таковы.

В это время Джеки Р. Тодда проверяли по компьютерной базе Национальной информационной криминальной системы. В Роаноке, Виргиния, многим было не до сна.

В полночь Куинна перевели в соседнюю комнату и представили специальным агентам Панковицу и Делоку. Те сразу объяснили, что всегда допрашивают беглых заключенных. Предполагалась рутинная беседа, легкая попытка прояснить кое-какие факты – их любимое занятие, кто же откажется посудачить с беглецом и узнать все подробности? Хотя время позднее и если Куинн предпочитает прикорнуть в окружной тюрьме, то они готовы отложить разговор до утра. Он отказался ждать, заявив, что лучше покончить со всем побыстрее. Принесли сандвичи и прохладительные напитки. Настроение у собеседников было незлобивое, агенты выглядели настоящими душками. Панковиц был белым, Делок черным, и Куинн как будто наслаждался их обществом. Пока он жевал сандвич с ветчиной и сыром, они рассказали байку про заключенного, проведшего в бегах двадцать один год. Начальство отправило их за ним аж в Таиланд. Вот потеха-то!

Последовали вопросы о его побеге и дальнейших действиях. Этих тем касались уже при первом допросе. Куинн опять не назвал своего сообщника и вообще кого-либо, кто тогда ему помогал. Агенты не настаивали: похоже, у них не было намерения привлекать к ответу еще кого-то. После часа дружеской болтовни Панковиц вспомнил, что они не зачитывали ему его права. По их словам, ничего страшного в этом нет, поскольку совершенное им преступление очевидно, а в чем-либо еще, кроме побега, он не замешан. Просто если он хочет продолжать, то ему придется отказаться от своих прав. Что он и сделал, расписавшись в соответствующем бланке. К этому времени они называли его Куинном, он их Энди (Панковиц) и Джесс (Делок).

Они аккуратно восстановили его действия в последние три месяца, причем Куинн помогал как мог, припоминая даты, места и события. Агенты были впечатлены и хвалили его память. Особенное внимание они уделили его заработку: ясное дело, все только наличными, но сколько все-таки за тот или иной заказ?

– Возьмем хоть второй рейс из Майами в Чарлстон, – сказал Панковиц, с улыбкой заглядывая в свои записи. – Ну, тот, что через неделю после Нового года. Сколько тебе за него отвалили, Куинн?

– Вроде тысяч шесть.

– Ну да, ну да…

Оба агента строчили как оголтелые, будто бы верили каждому его слову. Куинн рассказал, что работает в Норфолке с середины февраля, примерно месяц. Живет с кузеном и двумя его подружками в большой квартире неподалеку от клуба «Бархат». Платят ему наличными, едой, выпивкой, сексом и наркотой.

– Слушай, Куинн, – сказал Делок, сложив в столбик записанную цифирь, – у меня выходит, что после Фростбурга ты заколотил сорок шесть тысяч долларов – и все наличкой, никаких налогов! Для трех месяцев совсем неплохо!

– Наверное.

– А потратил сколько? – осведомился Панковиц.

Куинн пожал плечами – мол, какая теперь разница?

– Сам не знаю. Большую часть. Когда мотаешься, приходится много тратить.

– Как ты арендовал машины, когда возил наркотики из Майами? – спросил Делок.

– Я их не арендовал. Это делали другие люди, я только получал ключи. От меня требовалось ехать аккуратно и медленно, чтобы не тормозили копы.

Разумно! Оба агента с готовностью с ним согласились.

– А себе машину купил? – спросил Панковиц, не отрывая глаз от блокнота.

– Нет, – улыбнулся Куинн. Глупый вопрос! – Какая машина, когда ты в бегах, без документов?

Действительно, какая машина?

В Роаноке, в «Морозильнике», Виктор Уэстлейк сидел перед большим экраном, неотрывно глядя на Куинна Рукера. Изображение со скрытой камеры в комнате для допросов поступало сюда, во временный ангар, нашпигованный всевозможными приборами и устройствами. Вместе с Уэстлейком экран сверлили взглядом еще четыре агента, следивших за глазами и мимикой мистера Рукера.

– Ну нет… – протянул один из четверых. – Он для этого слишком умен. Знает, что найдем мы трейлер, бумажник, фальшивый ID, [5]5
  Документ, удостоверяющий личность.


[Закрыть]«хаммер».

– Не обязательно, – возразил другой. – Пока он просто беглец. Он думает, что мы не связываем его с убийством. Что это все ерунда.

– Я тоже так считаю, – сказал третий. – Он рискует, идет ва-банк. Сначала вопросы, потом каталажка и тюрьма. Надеется в какой-то момент позвонить кузену, чтобы тот все забрал.

– Не будем спешить, – сказал Уэстлейк. – Посмотрим на его реакцию, когда взорвется первая бомба.

В два часа ночи Куинн попросился в туалет. Делок встал и вышел с ним в коридор. Там слонялся еще один агент, демонстрируя всесилие органов правопорядка. Спустя пять минут Куинн опять сидел в своем кресле.

– Время позднее, – сказал ему Панковиц. – Может, предпочитаешь, чтобы тебя отвезли в следственную тюрьму, там ты хоть немного поспишь? Мы не торопимся.

– Лучше уж здесь, чем там, – ответил он грустно. – Сколько мне, по-вашему, впаяют?

– Не знаю, Куинн, – пожал плечами Делок. – Решение за федеральным прокурором. Плохо то, что лагеря тебе уже не видать. Готовься к настоящей тюрьме.

– Знаешь, Джесс, я даже скучаю по лагерю. Там было неплохо.

– Зачем тогда сбежал?

– По глупости, вот зачем. Можешь – вот и бежишь. Просто уходишь, никому и дела нет.

– Мы допрашиваем в год по двадцать пять человек, вот так уходящих из федеральных лагерей. Глупость – самое правильное слово.

Панковиц пошуршал бумажками и сказал:

– Что ж, Куинн, похоже, схема готова. Даты, места, перемещения, заработки. Все это войдет в доприговорный рапорт. Хорошо, что за последние три месяца ты не совершил ничего вопиющего. Торговля наркотиками твою участь, конечно, не облегчит, но ты хотя бы никому не причинил вреда, верно?

– Никому.

– Больше тебе нечего сказать? Ничего не упустил? Ты с нами откровенен?

– Да.

Агенты нахмурились.

– А Роанок, Куинн? – спросил Панковиц. – Ты не был в Роаноке?

Куинн посоветовался с потолком, подумал и ответил:

– Может, заглянул туда разок-другой, вот и все.

– Ты уверен?

– Да, уверен.

Делок открыл папку, бросил взгляд на лист бумаги из нее и осведомился:

– Кто такой Джеки Тодд?

Куинн закрыл глаза и разинул рот. Из его нутра донесся тихий утробный звук, как от удара под дых. Плечи поникли. Будь он белым, то побледнел бы.

– Не знаю… – выдавил он. – Не знаком с таким.

– Неужели? – удивился Делок. – Вот, полюбуйся: мистер Джеки Р. Тодд был арестован вечером во вторник, восьмого февраля, в баре в Роаноке. Пребывание в нетрезвом состоянии в общественном месте, нецензурная брань. Согласно полицейскому рапорту, он подрался с другими пьяницами и провел ночь в каталажке. Наутро он вышел под залог в восемьсот долларов.

– Это не я.

– Не ты? – Делок передал ему листок, Куинн нехотя его рассмотрел. На сделанной в участке фотографии красовался, без сомнения, он.

– Сомневаться не приходится, верно, Куинн?

Куинн положил снимок.

– Ладно, я воспользовался вымышленным именем. А что мне было делать? Играть в прятки под своим собственным?

– Ни в коем случае, Куинн, – сказал Панковиц. – Но ты нам солгал, так?

– Мне не впервой лгать полицейским.

– За введение в заблуждение ФБР можно огрести пять лет.

– Ну, наплел немного…

– Ничего удивительного. Вот только теперь мы ничего не можем принимать на веру. Как бы не пришлось все начать сначала…

Делок продолжил:

– Девятого февраля некто Джеки Тодд явился на стоянку подержанных автомобилей в Роаноке и заплатил двадцать четыре тысячи наличными за «Хаммер-Эйч 3» две тысячи восьмого года. Это тебе ничего не напоминает, Куинн?