Текст книги "Пусть идет снег"

Автор книги: Джон Грин

Соавторы: Морин Джонсон,Лорен Миракл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

(глава третья)

Мы с Джеем даже трубку вешать не стали.

Я лишь сказал:

– Я переоденусь.

– Я тоже, – ответил он.

– Герцог, «Твистер»! В шкафу с другими играми! – добавил я и бросился наверх, проехав на носках по деревянному полу кухни, и, споткнувшись, влетел в свою комнату.

Распахнув дверцу шкафа, я принялся яростно рыться в лежащих на полу кучей рубашках в тщетной надежде, что среди них каким-нибудь чудом окажется идеальная: красивая, в полосочку, на пуговках, без единой складочки, которая так и будет говорить: «Я сильный и крутой, но на удивление хорошо умею слушать, к тому же всем сердцем люблю черлидерские речовки и тех, кто их произносит». К сожалению, такой рубашки у меня не нашлось. Я поспешно удовольствовался хоть и грязной, но крутой желтой футболкой фирмы «Тредлесс» под черным свитером с вырезом лодочкой. Скинув джинсы, предназначенные для просмотра бондианы с Герцогом и Джеем, я поспешно натянул хорошие темные джинсы. Потом сунул нос под футболку, понюхал, побежал в ванную и на всякий случай отчаянно поводил под мышками дезодорантом. Затем посмотрелся в зеркало. Выглядел я нормально, разве что прическа не совсем аккуратная.

Я бросился обратно в комнату, поднял с пола зимнюю куртку, сунул ноги в «пумы» и полетел вниз полуобутый, горланя на ходу:

– Все готовы? Я готов! Едем!

Спустившись, я увидел, что Герцог сидит на диване и смотрит фильм про Бонда.

– Герцог. «Твистер». Куртка. Машина. – Потом я повернулся и заорал наверх: – Джей, ты где?

– У тебя запасная куртка есть? – прокричал он в ответ.

– Нет, в своей иди!

– Да я только в джемпере был!

– Давай поторопись!

Герцог же по какой-то причине продолжала смотреть фильм.

– Герцог, – повторил я. – «Твистер». Куртка. Машина.

Она нажала на паузу и повернулась ко мне:

– Тобин, ты как себе ад представляешь?

– На этот вопрос я тебе в машине смогу ответить!

– А вот мой ад – это застрять навечно в «Вафельной» с кучей черлидеров.

– Да ладно, – ответил я, – не будь дурой.

Герцог поднялась, нас все еще разделял диван.

– Ты настаиваешь на том, чтобы мы вышли на улицу в самую страшную за последние полвека метель и проехали по ней сорок километров к каким-то незнакомым телкам, желающим сыграть в игру, про которую на коробке сказано, что она для шестилеток, – и я при этом дура?

Я снова повернулся в сторону лестницы:

– Джей! Быстрее!

– Я стараюсь! – крикнул он в ответ. – Но мне приходится идти на компромисс между спешкой и стремлением выглядеть на все сто!

Я обошел диван и обнял Герцога. Улыбнулся ей. Мы с ней уже давно дружили. И я знал, что она ненавидит черлидеров. И холод ненавидит. И ненавидит вставать с дивана, когда идет фильм про Бонда.

Но Герцог любила хашбрауны из «Вафельной».

– Есть две вещи, перед которыми ты не можешь устоять, – улыбнулся я. – Первая – это Джеймс Бонд.

– Это точно, – согласилась она. – А вторая?

– Хашбрауны, – ответил я. – Золотистые вкусные хашбрауны из «Вафельной».

Герцог на меня даже не посмотрела. Ну, конечно, не совсем. Она посмотрела сквозь меня, сквозь стены дома, куда-то вдаль, слегка сощурив глаза. Задумавшись об этих самых хашбраунах.

– На гриле, с лучком, посыпанные сыром, – добавил я.

Отчаянно заморгав, Герцог покачала головой:

– Боже, эта любовь к хашбраунам всякий раз меня подводит! Но всю ночь я там торчать не хочу.

– Всего часок. Если весело не будет, уедем, – пообещал я.

Герцог кивнула. Пока она надевала куртку, я достал из шкафа помятую коробку с «Твистером».

Когда я повернулся, передо мной стоял Джей.

– О боже! – В каком-то темном углу папиного шкафа он отыскал нечто ужасное: пушистый васильковый комбинезон с зауженными штанинами, а на голову нацепил шапку-ушанку. – Ты похож на дровосека, остановившегося в развитии на младенческой фазе.

– Заткнись, говнюк, – ответил Джей незатейливо. – Это сексуально и по-горнолыжному. Мой костюм как бы говорит: «Я лыжный патруль, только что спустился с заснеженных вершин, где целый день занимался спасением жизней».

Герцог рассмеялась:

– На самом деле он говорит: «Даже если мне не удалось стать первой женщиной, слетавшей в космос, это не значит, что я не могу надеть ее скафандр».

– Боже мой, ну ладно, пойду переоденусь.

– У нас нет времени! – заорал я.

– Ботинки бы обул, – сказала Герцог, глядя на мои «пумы».

– Нет времени! – снова крикнул я.

Я вывел их обоих в гараж, и мы сели в «Карлу», родительскую «хонду»-внедорожник. После окончания разговора с Кеуном прошло восемь минут. Наверное, наша фора к этому времени уже иссякла. На часах было 23:42. В обычный день мы добрались бы до «Вафельной» минут за двадцать.

Но, как оказалось, тот день обычным не был.

(глава четвертая)

Когда я нажал на кнопку, открывающую гараж, то стал осознавать масштаб стоящей перед нами задачи: перед дверью оказалась стена снега высотой больше полуметра. С обеда, когда приехали Герцог с Джеем, наверное, сантиметров сорок еще нападало.

Я перевел Карлу на полный привод:

– Я, типа, попробую… как думаете, проеду?

– Двигай, – отозвался Джей с заднего сиденья.

Герцог успела запрыгнуть на переднее. Я вздохнул поглубже, сдал чуть назад. Когда мы въехали в сугроб, колеса немного приподнялись, но «Карла» почти весь снег примяла, после чего я двинулся задним ходом по дорожке. Больше это походило на попытку ехать задом на коньках, но дело шло. Так что вскоре, больше благодаря удаче, чем моему водительскому мастерству, мы оказались на дороге, ведущей в сторону «Вафельной».

На улицах были заносы. В нашем районе дороги солью не посыпали и не расчищали.

– Какая нелепая будет смерть, – отметила Герцог, и я уже начал с ней соглашаться.

Джей сзади прокричал:

– Спартанцы! Сегодня мы ужинаем в «Вафельной»!

Я кивнул, перевел машину на передний ход и нажал на газ. Первое время колеса лишь прокручивались, но потом мы рванули вперед, и падающий снег в свете фар был как живой. Тротуара я не видел, уж не говоря про разделительную полосу, так что просто старался держаться где-то между почтовых ящиков.

Гроув-парк похож на глубокую тарелку, и, чтобы отсюда выехать, надо взобраться на горку с приличным уклоном. Джей, Герцог и я выросли в этом районе, и я въезжал на этот холм тысячу раз.

Так что, когда мы только начали подъем, о возможных проблемах я не подумал. Но вскоре заметил, что, хотя я и жму на газ, наша скорость нисколько не увеличивается. Меня охватил легкий ужас.

Потом мы начали замедлять ход. Я судорожно давил на газ, но шины прокручивались на снегу. Джей матерился. Однако мы все же потихоньку ползли вперед, я уже видел вершину холма и черную полосу расчищенного шоссе.

– Давай, Карла, – шептал я.

– Поддай газу, – посоветовал Джей.

Я поддал, колеса закрутились быстрее, но тут вдруг Карла перестала карабкаться вверх и забуксовала.

Пауза затянулась надолго. Очень надолго, я многое успел подумать. Вообще я не очень склонен рисковать. Я не из тех, кто пройдет пешком всю аппалачскую тропу или отправится на лето учиться в Эквадор, да я даже суши не отваживаюсь есть. В детстве я, бывало, так переживал из-за чего-нибудь по ночам, что не мог уснуть, и мама всегда меня спрашивала: «Ну, какой самый худший вариант?» Она почему-то думала, что меня сильно утешит, если я пойму, что ошибки, сделанные в домашней по математике за второй класс, не слишком скажутся на моей последующей жизни. Но эффект получался совершенно иной. Я принимался выдумывать самый страшный вариант. Скажем, я разволновался из-за того, что сделал ошибку в домашнем задании по математике за второй класс. Может, учительница миссис Чепмен наорет на меня. Ну, орать она не станет, выскажет мягкое неодобрение. Может, это ее мягкое неодобрение меня расстроит. Может, я разревусь. Меня начнут обзывать плаксой, и я почувствую себя еще более одиноким, а из-за того, что у меня нет друзей, я начну искать утешения в наркотиках и к пятому классу буду уже торчать на героине. А потом умру. Вот вам самый худший вариант. И такое действительно возможно. На мой взгляд, надо все это постоянно просчитывать, чтобы не подсесть на героин и/или не умереть. Но в тот день я на все это забил. И ради чего? Ради каких-то незнакомых черлидеров? Нет, против них в целом я ничего не имею, но явно есть более достойные цели, ради которых можно было пожертвовать жизнью.

Я почувствовал взгляд Герцога и повернулся в ее сторону. Глаза у нее были огромные, круглые и перепуганные – и, может, немного недовольные. И только сейчас, в эти затянувшиеся минуты, когда Карла была неподвижна, я подумал о том, каков может быть самый худший вариант – вот таков. Даже если я сейчас останусь жив, меня убьют родители за то, что испортил тачку. И посадят на несколько лет под домашний арест – может, даже на несколько десятков лет. И мне придется летом работать без перерыва, чтобы оплатить ремонт машины.

А затем случилось неизбежное. Мы, петляя, покатились вниз, обратно к дому. Я изо всех сил давил на тормоза, но Карла без остановки мчалась вниз, лишь иногда реагируя на мои отчаянные попытки хоть как-то ею рулить.

Ощутив легкий толчок, я подумал, что мы наскочили на бордюр; мы катились под гору мимо соседских домов, оставляя в снегу глубокие колеи. Мы оказались настолько близко к ним, что я видел через окна наряженные елки. Карла каким-то чудом объехала припаркованный у дороги пикап. Следя в зеркало заднего вида за тем, как мы движемся, я заметил лицо Джея. Он улыбался. Вот и случилось худшее. Наверное, в этом заключалось и какое-то облегчение. В общем, по какой-то причине, увидев его улыбку, заулыбался и я сам.

Потом я посмотрел на Герцога и отпустил руль. Она покачала головой, как будто злилась, но и ей уже стало смешно. Чтобы показать, насколько Карла мне неподвластна, я снова схватился за руль и начал театрально крутить его из стороны в сторону. Герцог смеялась все сильнее.

– Мы в полной жопе.

А потом вдруг включились тормоза, в то же время я почувствовал, как меня сильно вдавило в сиденье, а когда мы доехали до ровного отрезка дороги, мне удалось наконец остановиться. Джей почти орал:

– Вот это офигеть, поверить не могу, что мы не сдохли. Блин, мы не сдохли!

Я осмотрелся по сторонам, пытаясь прийти в себя. Справа метрах в полутора от нас стоял дом этих пенсионеров, стариков Олни. У них горел свет, так что через секунду мне удалось рассмотреть миссис Олни в белой ночной сорочке, она буквально прижалась лицом к стеклу и таращилась на нас разинув рот. Герцог повернулась к ней и приветственно помахала рукой.

Я осторожно принялся выезжать со двора Олни, пока не оказался, как и надеялся, на дороге. Затем я остановил Карлу и с трудом отцепил от руля трясущиеся руки.

– Так, – проговорил Джей, пытаясь успокоиться. – Так, так, так. – Вдохнув поглубже, он добавил: – Это было круто! Самые отпадные американские горки!

– Я изо всех сил держусь, чтобы не обоссаться, – сказал я, мечтая вернуться домой – к фильму про Джеймса Бонда и попкорну, – просидеть до утра, поспать несколько часов и отпраздновать Рождество с Герцог и ее семьей. Я семнадцать с половиной лет прожил без пенсильванских черлидеров. И еще один день как-нибудь протяну.

А Джей все не унимался:

– Я все это время думал об одном: твою же мать, я сдохну в голубеньком лыжном костюме. Маме придется опознавать труп, после чего она до конца жизни будет считать, что ее сын, когда она не видела, любил переодеться вечно мерзнущей порнозвездой семидесятых.

– Думаю, я без хашбраунов сегодня смогу обойтись, – объявила Герцог.

– Да, – согласился я. – Точно.

Джей принялся горланить, что он снова хочет на американские горки, но мне уже с лихвой хватило.

Дрожащим пальцем я ткнул в телефон, чтобы позвонить Кеуну:

– Чувак, слушай, мы даже с Гроув-парк не можем выехать. Снега слишком много.

– Дружище, ну постарайся еще. По-моему, друганы Митчелла даже еще не стартовали. А Билли позвонил паре ребят из колледжа и велел им привезти бочонок пива, потому что трезвыми эти очаровательные дамы не снизойдут до общения с нами… Эй! Извини, это Билли ударил меня бумажным колпаком. Билли, я сейчас ассистент менеджера! И я доложу о твоем поведе… Эй! Ну приезжайте, пожалуйста. Я не хочу застрять тут с Билли и кучей пьяного народа. Они разгромят мне ресторан, меня уволят, и… прошу вас.

Джей тем временем скандировал сзади:

– Горки! Горки! Горки!

Я захлопнул свою раскладушку и повернулся к Герцогу. Я собирался настаивать на том, чтобы немедленно вернуться домой, но тут раздался очередной звонок. Мама!

– Машину взять не удалось. Мы вернулись в отель, – сообщила она. – До Рождества всего восемь минут, я собиралась подождать, но папа устал и хочет лечь, так что скажем это сейчас…

Папа присоединился к ней, и они закричали в трубку, его безрадостное «Счастливого Рождества!» прозвучало на октаву ниже, чем мамино громогласное.

– Счастливого Рождества! – ответил я. – Звоните, если что, у нас еще два фильма про Бонда.

Прямо перед тем, как мама повесила трубку, пискнул второй входящий вызов. Кеун. Я включил громкую связь.

– Скажите, что вы выехали.

– Да мы же с тобой только что говорили. Мы все еще торчим в низине. И думаю, мы вернемся домой, – добавил я.

– Нет! Сюда! Сейчас же! Я только что узнал, кого позвал Митчелл – Тимми и Томми Рестонов. Они выехали. Но вы можете их сделать. Можете, я знаю! Вы просто обязаны! Я не допущу, чтобы мое рождественское черлидерово чудо испоганили эти близнецы! – И Кеун повесил трубку.

Кеун любил все драматизировать, но сейчас я его понимал. Рестоны могли испоганить почти все что угодно. Тимми с Томми были однояйцевыми близнецами, совершенно не похожими друг на друга. Тимми весил сто пятьдесят килограммов, но он не был жирным, просто он был очень сильным и еще невероятно быстро бегал – лучший игрок в нашей футбольной команде. Томми же вместился бы в одну братову штанину, но эта нехватка в размере с лихвой компенсировалась дикой агрессией. В средней школе Тимми с Томми устраивали супербойни на баскетбольной площадке. Мне кажется, зубов ни у одного из них не осталось.

Герцог повернулась ко мне:

– Ладно, речь уже не о нас, как и не о черлидерах. Надо спасти Кеуна от близнецов.

– Если их заметет снегом в «Вафельной» на несколько дней и закончатся запасы еды, сами знаете, что их ждет, – сказал Джей.

Герцог подхватила – уж это она умела делать хорошо:

– Каннибализм. И первым съедят Кеуна.

Я покачал головой:

– Но машина же…

– Подумай о черлидерах, – взмолился Джей.

И хотя я кивнул, думал я не о них. А о вершине холма и расчищенных дорогах, по которым мы можем попасть вообще куда угодно.

(глава пятая)

У Герцога, как обычно, родился план. Поведала она его, пока мы все так же стояли посреди дороги:

– Значит, проблема в том, что, когда мы ползли в гору, скорости не хватило. А почему? Потому что мы начали медленно. Так что отъезжай как можно дальше по прямой и мчи. Мы въедем на холм на более высокой скорости и по инерции доберемся до вершины.

Особо соблазнительным мне этот план не показался, но лучше я ничего придумать не мог, так что медленно отъехал задом до высокого сугроба, холм возвышался прямо перед нами, хотя из-за непрекращающегося снега я его едва видел.

Остановился я только тогда, когда въехал к кому-то во двор так, что у Карлы прямо перед бампером оказался огромный дуб. Колеса чуть-чуть покрутились, и машина наконец замерла на снегу.

– Пристегнулись? – спросил я.

– Да, – ответили Джой и Герцог вместе.

– Воздушные подушки включены?

– Ответ положительный, – кивнула Герцог.

Я посмотрел на нее. Она улыбнулась и вскинула брови.

Я кивнул:

– Так, давайте обратный отсчет.

– Пять, – хором начали друзья. – Четыре. Три… – Я начал давить на газ. – Два. Один. – Я перешел на передний ход, и мы рванули, ускоряясь рывками, временами глиссируя по снегу.

На холм мы въехали со скоростью шестьдесят километров в час, что на тридцать километров больше допустимой в нашем районе скорости. Я привстал, натянув ремень, всем своим весом давя на педаль, но машина пробуксовала, и скорость начала падать.

– Давай, – сказала Герцог.

– Ты можешь, Карла, – тихонько бурчал сзади Джей, и машина продолжала двигаться вперед, хотя с каждой секундой скорость потихоньку падала.

– Карла, давай-ка затаскивай свою тяжелую задницу на холм! – крикнул я, ударив по рулю.

– Не ругай ее, – сказала Герцог, – лучше нежно подбодрить. Карла, девочка, мы тебя любим. Ты такая хорошая машина. Мы в тебя верим. На сто процентов.

У Джея началась паника.

– У нас не получится.

– Не слушай его, Карла, – ласково продолжала Герцог. – Ты справишься. – Я уже снова увидел и вершину холма, и свежерасчищенную трассу. Карла как бы говорила: «Кажется, я смогу, кажется, я смогу», а Герцог все гладила приборную панель, приговаривая: – Карла, я тебя люблю. Ты же знаешь это, да? Каждое утро я просыпаюсь и первым делом думаю о своих чувствах к машине матери Тобина. Малышка, я понимаю, что это звучит странно, но это правда. Я тебя люблю. И я знаю, что ты можешь.

Я остервенело жал на газ, колеса крутились. Скорость упала до тринадцати километров в час. Мы приближались к сугробу высотой около метра – это снегоуборочная машина скидывала снег на обочину, заблокировав нам дорогу. А мы были уже так близко. Но спидометр показывал уже восемь километров в час.

– Боже, а до низа теперь так далеко, – сказал Джей со смехом в голосе.

Я посмотрел в зеркало заднего вида. И правда.

Мы продвигались вперед всего по несколько сантиметров, не более того. Холм тут был уже не такой крутой, но нам все же не хватит скорости. Я тщетно изо всех сил давил на газ.

– Карла, – продолжала Герцог, – пришла пора сказать тебе правду. Я в тебя влюблена. Карла, я хочу быть с тобой. У меня раньше таких чувств к машине никогда не возни…

Я уже буквально вдавил педаль в пол, и тут вдруг машина перестала пробуксовывать, и мы рванули вперед сквозь сугроб, доходивший до лобового стекла, и сумели его преодолеть – наполовину разметав по сторонам, наполовину переехав. Теперь мне пришлось резко жать на тормоза, потому что мы приближались к знаку остановки. Карла завиляла из стороны в сторону, и внезапно вместо того, чтобы остановиться, мы оказались уже на шоссе, развернутыми в нужную сторону. Я погнал по трассе.

– ДААААААААА! – кричал Джей. Подавшись вперед, он потрепал Герцог по растрепанной кудрявой голове. – МЫ ТАК КРУТО НЕ СДОХЛИ!

– Умеешь ты с машинами разговаривать, – сказал я Герцог.

Я буквально всем своим телом ощущал силу своего кровяного давления. А она, отбросив волосы назад, выглядела поразительно спокойной.

– На войне как на войне, – ответила она.

Первые восемь километров пути были просто прекрасны: шоссе петляет по горам, так что дорога не очень надежная, но машин, кроме нашей, не было, а асфальт, хоть и мокрый, не замерзал – его посыпали солью. К тому же я ехал осторожно, со скоростью всего тридцать километров в час, так что эти повороты не казались особенно страшными. Мы довольно долго молчали – наверное, вспоминали, как мы карабкались на этот холм. Время от времени Джей громко выдыхал через рот и говорил: «Не могу поверить, ни фига не сдохли» – либо что-нибудь подобное. Снег валил очень густой, дорога была очень мокрой, так что музыку я включать не стал, и мы ехали в полной тишине.

Через какое-то время заговорила Герцог:

– А что вам дались эти черлидеры?

Я знал, что обращается она ко мне, потому что я несколько месяцев встречался с девчонкой по имени Бриттани, которая как раз этим и занималась. У нас, вообще-то, собралась довольно хорошая команда черлидеров; их спортивная форма была куда лучше, чем у нашей футбольной команды, которую они «разогревали». Помимо этого, девчонки прославились кучей разбитых сердец – например, Хлоя полностью растоптала Стюарта Вайнтрауба, который заходил к Кеуну в «Вафельную».

– Может, потому что они все сексапильные? – высказал свое предположение Джей.

– Нет. – Я попытался ответить серьезно. – Это совпадение. Мне она нравилась не потому, что она из черлидеров. Ведь она же классная, да?

Герцог фыркнула:

– Ага, так по-сталински: «Всех врагов растопчу».

– Бриттани отличная девчонка. Просто ты ей не нравилась, потому что она просто не догоняла.

– Чего не догоняла? – уточнила Герцог.

– Ну, типа, что ты не представляешь собой опасности. Понимаешь, обычно, если у девчонки есть парень, она против того, чтобы он тусовался с другими девицами. Бриттани не догоняла, что ты и не совсем девчонка.

– Если ты под этим подразумеваешь, что я не читаю журналы про поп-звезд, нормально ем и не страдаю анорексией, не смотрю передачи про моделей и ненавижу розовый цвет, то да. Я горжусь тем, что не совсем девчонка.

Это правда, Бриттани Герцога не любила, но и Джей ей не нравился. Впрочем, и я сам не особенно. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше ее бесили мои шутки, мое поведение за столом, да и все прочее, из-за этого мы и расстались. Хотя, честно говоря, я к этому не очень серьезно отнесся. Ну, я ныл, конечно, когда она меня бросила, но для меня это была не такая катастрофа, как для Вайнтрауба. Наверное, я Бриттани никогда и не любил на самом деле. В этом вся разница. Она была симпатичная, умная… не то чтобы неинтересная, хотя мы, по сути, мало о чем разговаривали. Я никогда не переживал из-за того, как у нас с ней все будет, потому что всегда знал, чем кончится. И никогда не считал, что это будет большая потеря.

Блин, мне ужасно не нравилось разговаривать о Бриттани, но Герцог постоянно поднимала эту тему – может, чисто для того, чтобы побесить меня. Или потому, что у нее у самой никаких жизненных драм еще не было. Она нравилась многим ребятам, но ее как будто никто не интересовал. То есть она не имела обыкновения прожужжать все уши каким-нибудь парнем, типа, какой он милый, и прочей такой пургой. Это мне в ней нравилось. Герцог попросту была нормальная, более естественная, чем другие девчонки: с ней можно было обменяться шутками, поболтать о фильме, она могла в раздражении на тебя наорать, на нее тоже можно было разозлиться, и она не обижалась.

– В целом черлидеры меня не интересуют, – повторил я.

– Но, – вставил Джей, – нас обоих интересуют классные девчонки, которые любят «Твистер». Герцог, дело не в черлидерах: мы просто любим свободу и неукротимый американский дух.

– Ну, считайте меня не патриоткой, но я черлидерства не понимаю. Эта их веселость не возбуждает. Возбуждает мрачное. Возбуждает амбивалентное. Возбуждает то, что оказывается глубже, чем показалось с первого взгляда.

– Точно, – согласился Джей. – Поэтому ты встречаешься с Билли Талосом. Ведь что может быть мрачнее и серьезнее официанта из «Вафельной».

Я бросил взгляд в зеркало, пытаясь понять, шутит ли Джей, и мне так не показалось. Герцог развернулась и стукнула его по коленке:

– Это всего лишь работа.

– Что? Ты встречаешься с Билли Талосом? – Я удивился не только потому, что вообще не ожидал, чтобы наша Герцог стала с кем-то встречаться, но еще и потому, что Билли Талос увлекался футболом и пивом, а Герцог любила Ширли Темпл и театр.

Секунду она молчала.

– Нет. Он просто пригласил меня на зимний бал.

Я промолчал. Странно, что она рассказала об этом Джею, а мне – нет.

– Не хочу тебя обидеть, но у Билли Талоса волосы какие-то сальные. По-моему, если их отжимать раз в день-другой, то Америке, может, и не надо будет больше нефть импортировать, – сказал Джей.

– Я не обиделась, – со смехом ответила Герцог.

Видимо, он ей не так уж и нравился. Но я все равно не мог представить их вместе, даже если не брать в расчет сальные волосы. Билли не казался прикольным или интересным. Но да фиг с ним.

Герцог с Джеем перешли к пылкому обсуждению меню «Вафельной», в частности к вопросу о том, какой тост лучше – обычный или с изюмом. Как для поездки, такая болтовня годилась отлично.

Снежинки, касаясь лобового стекла, немедленно таяли. Дворники работали вовсю. Передний дальний свет падал на снег и мокрую дорогу, и я видел ровно столько, чтобы понимать, где моя полоса и куда я двигаюсь.

Я мог бы ехать по этой дороге очень долго, но уже надо было сворачивать на Санрайз-авеню, чтобы проехать через центр и вывернуть на магистраль к «Вафельной». Было 00:26.

– Слушайте, – перебил я ребят.

– Что? – спросила Герцог.

Я перевел взгляд с дороги на нее:

– С Рождеством!

– С Рождеством! – улыбнулась она. – С Рождеством, Джей!

– С Рождеством, говнюки!