Текст книги "Над нами темные воды. Британские подводные лодки во Второй мировой войне"

Автор книги: Джон Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Луна стоит прямо над головой. Совершенно безветренная ночь. Справа на траверзе вдалеке видны темные очертания гор Сардинии. Мы направляемся домой.

На мостике очень тихо. Здесь, вдали от путей итальянских конвоев, можно позволить себе немного расслабиться. Мы глядим на звездное небо и наслаждаемся тихой средиземноморской ночью. Тот, кто плавал в такие часы, знает, как шелестит вода, соскальзывающая с носа лодки, каким громким в ночной тиши кажется звук работающего двигателя. Кто плавал в такую ночь, должен помнить удивительное чувство полной удовлетворенности жизнью, которую ты выбрал.

Идет смена вахтенных. Трое наблюдателей хриплыми голосами докладывают обстановку и спускаются вниз на обед. Появляются новые вахтенные. Мне не нужно оборачиваться, чтобы убедиться в этом, я ощущаю их присутствие по запаху. Это очень специфический запах: от них пахнет мазутом, едой, потом и пудрой, защищающей кожу от болезней.

Ведем наблюдение за своими секторами. В такую ночь очень трудно отыскать горизонт. Его запросто можно перепутать с длинными полосами, образующимися в туманной дымке от лунного света. Восходящие и заходящие звезды, приближающиеся к поверхности моря, лишь усложняют нашу задачу. Поэтому мы очень внимательно смотрим в свои бинокли.

Дежурство тянется медленно. Наши мысли значительно опережают нашу лодку: мы уже думаем о том, что будем делать во время нового отпуска. Из отверстия латунной переговорной трубы доносится слабый запах приготовленной пищи, и я вдруг понимаю, что чертовски голоден.

Время, когда мы направляемся на патрулирование и возвращаемся обратно, возможно, самое опасное из всего нашего трехнедельного пребывания в море. В такие дни расслабляешься и совсем не ожидаешь появления торпедных катеров или самолетов. Хотя мы понимаем, что в интересах нашей безопасности нам всегда нужно быть начеку, иногда теряем бдительность. Наблюдатели выпускают из рук бинокли и просто стоят на мостике, опираясь на поручень. Рулевой может позволить лодке отклониться от заданного курса. Когда я думаю не о цели, а о чем-то другом, то легко не замечаю темные очертания вражеского корабля. И в этом заключается опасность.

Сегодняшней ночью я стараюсь внимательно смотреть вперед. Неожиданно на лунной дорожке мелькает какая-то тень, и моей сонливости как не бывало. Я изо всех сил напрягаю зрение. Да, там точно что-то есть, какой-то квадратный предмет. Носовой волны не видно. Нет никаких огней. Может быть, это еще одна наша лодка, возвращающаяся с задания. Но нет! Размеры этого предмета слишком большие. Волнение мое нарастает.

Через мгновение внизу звучит сигнал тревоги, и лодка резко разворачивается. Командир уже на мостике. Он интересуется пеленгом и напряженно вглядывается в темноту. Лодка описывает полный круг, и неизвестное судно оказывается слева по носу. Наша задача – опознать его. Следует приказ:

– Остановить оба двигателя!

Дрейфуем в тишине. На главном посту гидрофонист пытается уловить звуки, которые помогут определить, с кем мы имеем дело. Но он ничего не слышит. Мы включаем электродвигатели и медленно выходим на курс атаки. Поступают данные радиолокатора. Расстояние две тысячи. Поворачиваем направо и медленно идем к судну. В темноте замечаем, что оно идет без сопровождения. Тени на стоячей воде мешают нам как следует разглядеть его. Похоже, это каботажное судно. Нет, скорее небольшой танкер.

Расстояние 1000 ярдов.

Неожиданно перед нашими взорами предстают три высокие мачты, и мы обнаруживаем цель. Теперь ее хорошо видно. Шхуна водоизмещением около 1000 тонн направляется на юг. Она движется бесшумно на вспомогательном двигателе, оставляя светящийся след под кормовым подзором. Командир приказывает:

– Приготовиться к запуску двух торпед. Внимательно наблюдать за морем. Могут появиться торпедные катера. И не смотрите все время на эту чертову цель. Это вам не кино.

Мы уже совсем близко от цели, и она кажется нам легкой добычей. Говорим шепотом, словно опасаясь, что на судне нас могут услышать. Шхуна, похожая на призрак, продолжает идти вперед, не обращая на нас никакого внимания.

– Первой пуск!

С мостика мы видим, как торпеда устремилась вперед, оставляя светящийся след. Линия прицеливания проходила прямо перед грациозным носом шхуны. Корпус судна миновал эту линию, и через мгновение пути шхуны и торпеды пересеклись. Это самый напряженный момент. Прямо в середину корпуса! Секунды до взрыва кажутся бесконечными, но, когда он происходит, огромная ослепляющая вспышка освещает море на много миль вокруг. В небо устремляется гигантское облако дыма. Боеприпасы!

Ничком падаем на мостик. Осколки со свистом проносятся над нами, стучат по корпусу лодки. Второй и третий взрывы сотрясают море. Когда мы поднимаемся, от шхуны остается лишь несколько покачивающихся на воде обгоревших обломков. Экипаж шхуны погиб во время сна.

Спустя полчаса наша лодка продолжает путь домой. Завтра в каком-нибудь порту не дождутся еще одного судна, и обстоятельства его гибели останутся неизвестными до конца войны.

Глава 13

Английские субмарины наносили массированные удары по путям снабжения армии Роммеля по всему Средиземному морю. Одна флотилия базировалась на Мальте, а другая в Бейруте. Эти подлодки курсировали между Бари и проливом Дарданеллы, куда долетало эхо войны в Средиземном море. Вражеские танкеры, направляющиеся из Стамбула в Пирей, проходили мимо островов Эгейского моря. Некоторые суда везли груз на остров Родос, другие держали курс на Митилинн, Лерос и Салоники. Здесь действовало несколько английских подводных лодок. Время от времени они всплывали, демонстрируя себя немецким и итальянским судам. Даже в этих далеких водах вражеские транспорты не чувствовали себя в безопасности.

Мы вернулись в Алжир, и после нескольких дней отдыха нам приказали идти к Мальте для патрулирования в Эгейском море. Еще через три недели мы должны будем следовать к Бейруту.

Рейс на Мальту протекал спокойно. Правда, когда мы проплывали мимо Сицилии, над водой на фоне темных холмов появился какой-то подозрительный предмет, который сразу исчез. Мы немедленно погрузились и прислушались. Через некоторое время раздался слабый взрыв. И все. Что это было – так и осталось загадкой. Возможно, это была вражеская подводная лодка, которая выстрелила в нас и погрузилась. Или сбитый гидросамолет. А может быть, вахтенному офицеру просто что-то привиделось. Как бы то ни было, мы подошли к Мальте вслед за тральщиком по длинному каналу и пришвартовались под жаркими лучами солнца у причала, где вода была зеленой, как нефрит.

Два дня, в течение которых мы находились на острове, прошли очень быстро. Большинство моряков хотели скорее уехать оттуда. Нам не нравилось, как готовили в здешней столовой. Прежде никогда не приходилось подниматься по каменистому склону, чтобы принять ванну. Возможно, нам не хватало выносливости, но все мы стремились оказаться в легендарном Эгейском море.

На Мальте было скучно. Ее больше не бомбили и не обстреливали. Однажды в чистом небе показалось несколько немецких истребителей. Они описали круг над островом и улетели, прежде чем наши летчики успели понять, что происходит. Воздух наполнился воем сирен, но ни одной бомбы не упало на остров. В это время с мальтийских аэродромов взлетали наши самолеты, собирающиеся бомбить Сицилию и саму Италию. По дороге они сбрасывали осветительные бомбы над вражескими конвоями, чтобы их могли обнаружить наши подлодки.

Мы покидали Мальту после полудня. Ярко светило солнце, заливая остров золотистым светом, перемешанным с темно-синими тенями. За пределами гавани море имело кобальтовый оттенок. Легкий ветер, прилетевший с холмов Италии, покрывал его поверхность рябью. Нам пришлось на несколько минут погрузиться, когда на горизонте показались вражеские самолеты-разведчики, но затем мы спокойно продолжили свой путь.

События, происходящие в восточной части Средиземного моря, тогда не привлекали большого внимания. Немцы, как и англичане, увязли в Тунисе. Вражеский гарнизон в Греции воевал с партизанами в горах, в то время как те немногие, кого послали на острова Эгейского моря, нежились под лучами солнца и наслаждались жизнью, прекрасно уживаясь с местным населением. Наша задача была простой. Мы должны были патрулировать по всему Эгейскому морю и создавать для немцев как можно больше проблем. Пусть они думают, что наше командование намерено проводить в этом регионе крупную морскую операцию.

Наступила ночь, потом утро. Небо улыбнулось нам, и водная зыбь засверкала в лучах восходящего солнца. Впереди было Эгейское море.

Глава 14

В Эгейское море можно войти двумя путями – восточнее острова Крит и западнее этого острова. Мы медленно обогнули его с запада, погрузились на триста футов, чтобы не задеть минные заграждения, и двинулись вперед вслепую. На рассвете гор почему-то не было видно, и мы засомневаались, что движемся в правильном направлении. Тем не менее все прошло благополучно, наша лодка умудрилась не сесть на мель. В полдень над нами со свистом проехал быстроходный сторожевой катер, а когда вечером мы всплыли, то обнаружили, что находимся в пяти милях от северо-восточной оконечности Крита.

Над позициями врага в заливе Суда метались лучи прожекторов. В полночь взошла луна, окрасившая землю бледно-синим цветом. Впереди над заросшими кустарником берегами высились белые утесы, похожие на боевые галеоны.

Полным ходом миновали острова Икария и Аморгос и взяли курс на север.

Ночь проходит спокойно, и на рассвете мы оказываемся неподалеку от крошечного островка Користиани. Море тихое-тихое. Погружаемся и идем на перископной глубине. После полудня из туманной дымки появляются острова Тера и Анафи. Мы обходим их с юга и направляемся к острову Сирина. Поверхность этих островов покрыта известняком, деревьев не видно. В перископ я вижу белый маяк на острове Анафи. Издалека он похож на парус.

Примерно в четыре часа слева по носу мы замечаем остров Сирина. Медленно обходим его и приближаемся к острову Анафи. Видны белые домики, стоящие на вершине скалы. Кажется, они в любую минуту могут сорваться в море.

До сих пор мы не встретили в этих водах ни одного судна, хотя лучи прожекторов свидетельствуют о том, что враг не дремлет.

Через три дня миновали остров Андрос и подошли к острову Эвбея. Погрузились и медленно на электродвигателях приблизились к берегу. В середине дня мы заметили две идущие под всеми парусами шхуны. Они двигались с северо-запада с попутным береговым бризом. Мы всплыли в тысяче ярдов от первой цели и сделали в ее сторону два выстрела 4-дюймовой пушкой, чтобы посмотреть на реакцию экипажа. Восемь человек немедленно спрыгнули в шлюпку и понеслись к берегу, энергично работая веслами. После этого мы возобновили обстрел судна.

Эти шхуны оказались на удивление устойчивыми. Нам понадобилось тридцать выстрелов, чтобы уничтожить первую. К тому времени, когда первая цель исчезла под водой, экипаж второй уже улепетывал в своей шлюпке в сторону берега. Вероятно, это были греки, действующие под контролем немцев, хотя на шхунах и висели небольшие красные вымпелы.

На этом этапе войны мы вели себя благодушно и всегда позволяли себе пару неточных выстрелов, чтобы экипаж атакуемых судов мог спастись. Надо признать, делали это они весьма искусно. Позднее коварные немцы придумали штуковину, которую мы называли каиком [5]5
  Каик – греческое парусное судно, снабженное дополнительным мотором.


[Закрыть]-ловушкой. Такой каик представлял собой безобидного вида шхуну, на которой скрывали 3-дюймовую пушку, шесть пулеметов «максим» и несколько глубинных бомб. Появление таких каиков-сюрпризов вынудило нас атаковать суда быстро и неожиданно. В результате греки часто не успевали спустить на воду шлюпки, и мы оставляли их барахтающимися в воде недалеко от берега.

Вторая шхуна перевозила бочки с нефтью. После первого же нашего выстрела ее охватило пламя, и мы, удовлетворенные, начали уходить в открытое море. В дыму едва не столкнулись со шлюпкой, в которой находились спасшиеся члены экипажа.

Они гребли веслами с безразличным видом, как будто такие происшествия случались с ними ежедневно. В то время продовольственная ситуация в Греции была тяжелейшей, поэтому на прощание бросили им несколько банок сливочного масла, мяса и супа.

В течение следующей недели мы кружили по северной части Эгейского моря, повторяя путь капитана Кука: прошли под горой Афон, обогнули острова Скирос и Лемнос, заходили в Салоникский залив.

Работы было немного. В тени знаменитого Олимпа мы потопили два каика-ловушки. Прилетевший неизвестно откуда гидросамолет помешал нам настичь третье судно. Он сбросил две бомбы, которые упали далеко от нас, и еще некоторое время кружил над нами, демонстрируя свое бессилие. Проходя мимо полуострова Кассандра, мы обстреляли находящийся там завод по производству смол. Там впервые услышали звук, который прозвали «стуком Муссолини».

Этот звук хорошо был слышен в наушниках гидрофониста. Издавал его прибор обнаружения подводных лодок. Он очень напоминал стук пишущей машинки. Должно быть, это был весьма эффективный прибор, потому что каждый раз, когда мы слышали его характерное постукивание, обязательно появлялись самолет или сторожевой катер, которые начинали поиск. У полуострова Кассандра прилетели два старых гидросамолета. Мы заметили их, когда сменяли вахту перед завтраком. Они долго кружили над морем и ушли на север с наступлением темноты.

Немцы не были глупцами. Они знали наши любимые цели и размещали вокруг них пушки, мины и тому подобное. В таких обстоятельствах нашим главным козырем была внезапность. Услышав где-нибудь «стук Муссолини», мы немедленно на полном ходу уносились в темноту, а утром появлялись в другом конце Эгейского моря.

Своими действиями мы расстроили систему снабжения немцев в этом регионе. На судах, потопленных нами, они доставляли в расположенные на этих островах гарнизоны продовольствие, топливо и личный состав. Поэтому мы стали головной болью для командира их военно-морской базы. Почту и старших офицеров доставляли по воздуху. Каждый день из Родоса в Афины летели самолеты. Мы завидовали этим офицерам. Уже через час они будут пить вино в своей столовой, а вечером отправятся развлекаться с молодыми гречанками.

Часто наша лодка всплывала днем и бороздила поверхность моря под яркими лучами солнца. Острова утопали в густой зелени, среди которой виднелись аккуратные белые домики. Мы открыто курсировали между островами и, прежде чем враг успевал что-то предпринять, успевали уйти и спрятаться возле какой-нибудь заброшенной якорной стоянки.

Был июнь, и погода баловала нас. Когда срок нашего патрулирования подходил к концу, мы отправились на юг и провели несколько дней у побережья Родоса, где потопили пару итальянских шхун. По ночам видели маяк, приветливо мигавший нам с турецкого берега.

Все наши действия во время этого плавания были для немцев не более чем булавочными уколами, но надо сказать, уколы эти временами оказывались весьма болезненными.

Глава 15

Первое, что бросилось нам в глаза в Бейруте, – цветы, французы и фруктовые рынки. Именно в этой последовательности. За белым городом поднимались к небу сирийские горы. Гавань имела тот же вид, что и всегда. У старой пристани покачивались на воде шхуны и каики. Портовые грузчики-арабы с ленивым видом затаскивали грузы в глубокие трюмы. Под белыми тентами на покатых ютах сидели капитаны-левантинцы в белых одеждах. Их черные глаза взирали на этот мир равнодушным взглядом, толстые губы были сомкнуты вокруг длинных трубок. Шхуны, приходящие с севера – с Кипра или Алеппо, – перед молом разворачивались против ветра и ждали маленький дизельный буксир, который тянул их к причалу.

С моря хорошо были видны цветы, которые свисали с высоких кипарисов, покрывали стены, в изобилии росли на берегу. Они заставили нас с первого взгляда и навсегда влюбиться в этот город.

Над зданием, стоящим в самом центре города, развевался французский триколор. Мы хорошо относились к французам, но этот флаг показался нам не очень добрым предзнаменованием. Чисто с практической точки зрения трудно будет работать из порта, который контролируют французы. Мусульмане поглядывали на нас косо, поскольку немецкая пропаганда обещала им великое пан-исламское государство, которое будет простираться на огромной территории и включать национальные меньшинства Югославии и Турции, проживающие в Европе. Чудный план.

Бейрут оказался небезопасным местом. Пожалуй, там находилось больше вражеских агентов, чем в любой другой части земного шара. В городе не была решена проблема беженцев. На его улицах можно было встретить поляков, греков, румын, армян, чехов и арабов, и у всех, кроме арабов, было полно денег. На склоне холма, спускающегося к городу, находился британский армейский штаб и комитет, занимавшийся вопросами размещения военнослужащих.

В огромных особняках среди прохлады гор проживало несколько итальянских семей. Французы их не трогали. Британское военное начальство тоже не обращало на них внимания. Итальянцы жили тихо и проявляли агрессивность только когда их притесняли. Больше всех было французов. Среди них выделялась любопытная компания офицеров Иностранного легиона, главным образом проходимцев, и несколько сенегальских отрядов, которые в основном были заняты тем, что гудели из своих охотничьих рогов. Местные призывники представляли собой необученную толпу отпетых авантюристов. На службу во французскую армию они пошли, руководствуясь своими скрытыми, чаще всего корыстными мотивами.

В целом Бейрут той поры чем-то напоминал Руританию из романов Э. Хоупа. И если начальников штабов такое положение дел сильно пугало, то нас, напротив, радовало, так как открывало огромные возможности для приятного времяпрепровождения. Сам по себе город был очень богатый. Многие богачи приезжали сюда на отдых. Члены итальянской комиссии по перемирию во время своего кратковременного пребывания здесь сыпали деньгами. В городе довольно спокойно. Правда, в любую минуту можно было ожидать провокаций со стороны диверсантов. Нам известно, например, что в Родосе у итальянцев была специальная школа для подготовки смертников, которые сами направляли торпеды на цель и взрывались вместе с ними. Каждая из наших четырех подводных лодок окружалась специальной сетью для предотвращения возможных атак людей-торпед. Причал освещался мощными дуговыми лампами. В темное время суток в гавани патрулировал сторожевой катер. Все подходы к лодкам охраняли часовые с автоматами. Даже нам после захода солнца трудно было попасть на лодку.

Небольшой английский штаб на военно-морской базе контролировал передвижение шхун, торговые перевозки и несколько небольших эскортных кораблей. Мы были отдельным подразделением. В его состав входили греческая плавучая база подводных лодок, две греческие и пять английских подлодок. У нас были свой особняк и свои казармы. Компания подобралась очень веселая.

Я никогда не видел таких красивых казарм, как те, в которых жили наши матросы. Когда войска впервые вошли в Бейрут, они выгнали французов из этих зданий и несколько дней наводили порядок. Прочистили канализацию, уничтожили в комнатах вшей и разбили вдоль дорожек клумбы. Казармы были соединены с огромным рестораном, где моряков обслуживали молодые француженки и ливанки. В центре комплекса находились просторные спальные помещения. У каждого моряка были своя койка, противомоскитная сетка, запирающиеся шкафчики и все, что он мог пожелать.

Распорядок нашей службы в гавани во многом определялся местным климатом. Мы жили за городом, и в порт нас возили на машинах, принадлежавших военно-морской базе. В девять утра выходили из столовой и неслись на службу. Водители-арабы все без исключения были лихачами, но мы с ними ладили. В начале десятого приходили на лодку и трудились примерно до половины двенадцатого. К этому времени жара становилась невыносимой, и мы шли в небольшое швейцарское кафе, где съедали огромные порции мороженого. На лодке оставались офицер и дежурная вахта, которых сменяли на следующее утро.

Покончив с мороженым, мы перебирались в столовую и до ленча успевали принять по нескольку бокалов «Джона Коллинза» [6]6
  «Джон Коллинз» – напиток из содовой воды, джина, сахара, лимонного сока и льда.


[Закрыть]. Нашими любимыми послеполуденными занятиями были сон и плавание.

Обычно мы старались не упустить ни того ни другого. До трех мы спали, потом ловили машину и ехали на военный пляж, представлявший собой небольшой участок берега, отгороженный от внешнего мира. Место было чудное: естественная бухта, окруженная высокими скалами. Здесь находились кабинки для переодевания и трамплины для прыжков в воду. Пляж был не очень большой, но во время плавания мы всегда мечтали о такой синей воде и золотом песке.

На этом пляже загорали только офицеры союзных вооруженных сил, их жены и дети. Ливанцы обходили его стороной, объясняя это тем, что место для купания очень опасное или вода слишком теплая. Однако находились богатые ливанки французского происхождения, готовые заплатить десять фунтов за то, чтобы поплескаться в море рядом с нами.

Эти француженки были очаровательны. С гибкими загорелыми телами и распущенными развевающимися на ветру волосами, они бежали по песку и смело бросались в море, составляя яркий контраст нескольким представительницам женской вспомогательной службы ВМФ с их белой кожей, закрытыми купальниками и резиновыми шапочками на голове.

Иногда мы знакомились с самыми привлекательными из этих девушек, но обычно все заканчивалось беседами со строгими мамашами в широком семейном кругу о девальвации франка. В Ливане молодых девушек всегда сопровождали пожилые компаньонки.

Нам пришлось обратить свои взоры на девушек из вспомогательной службы ВМФ. В результате они чудесно проводили с нами время. Ни на одной другой базе союзнических сил ночная жизнь не была столь насыщенной, как в Бейруте.

Наша столовая была просторным, светлым и веселым заведением. Возвращение подводных лодок из патрульного плавания давало повод для шумных вечеринок. У нас всегда было много гостей. Политическая ситуация требовала проявления одинакового радушия к арабам, туркам и французам. Почти каждую ночь у маленькой стойки нашего бара толпились люди в причудливых одеждах.

Ночи проходили примерно так. В шесть вечера, когда открывался бар, мы были уже там. Слегка подкреплялись, чтобы быть в форме, выходили на улицу и ловили такси. Таксисты-арабы медленно разъезжали по дорогам в поисках клиентов на своих старых «фордах» с потертым верхом и огромным резиновым клаксоном, на который они нажимали почти постоянно. Правила передвижения просты: жмешь на клаксон, и если дорога не свободна, то ты здесь ни при чем.

Принцип езды на такси был довольно оригинальный. По дороге в город таксист прихватывал столько людей, сколько вмещал салон. Пассажиры набивались как сельди в бочку, и мы зачастую оказывались стиснутыми между веселыми арабами и надменными ливанцами. Оказавшись в городе, среди ярких огней, мы начинали думать, куда заглянем. Обычно планов не строили, но первое же заведение, куда мы заходили, определяло дальнейшее течение ночи. Например, если мы шли в гостиницу «Нормандия», чтобы выпить коктейль с джином, то непременно встречались там со старшими армейскими офицерами и с наиболее уважаемыми французскими семьями. Если направлялись в гостиницу Святого Георгия, то пили там пиво и танцевали под звездами на открытой площадке, которая выходила на море. Здесь мы встречались с коллегами-подводниками, очаровательными женщинами, английскими бизнесменами и чванливыми типами из Каира и школы политики.

Обычно мы сидели в небольшом баре под названием «Челнок», где были напитки на любой вкус. Там играл на аккордеоне старый чех, русские девушки демонстрировали свои восхитительные ножки и в стельку напивались офицеры-отпускники из Ирака. В этом баре мы часто сталкивались с офицерами французской армии, форма которых была обшита галунами. Они уводили нас в свои космополитические столовые, где мы вместе пели песни разных народов.

Нам очень нравилось бывать в ресторане «Карлтон». Отменная кухня, хорошие вина, для желающих потанцевать играл небольшой оркестр. В отличие от большинства заведений Среднего Востока представление для публики было коротким, но довольно качественным. Там не было навязчивых женщин, которые садились бы вам на колени и всю ночь заказывали самые дорогие напитки. Никто не напивался. Это место любили посещать молодые англичанки.

Добраться ночью до дома всегда было проблемой. Комендантский час начинался в полночь, и очень немногие таксисты имели разрешение на ночной проезд. Мы шли на пляж, окунались в теплую воду, что, кстати, ночью было запрещено, обсыхали и отправлялись в кафе «Мимоза», где до рассвета подавали яичницу с грудинкой.

В это кафе часто заглядывали офицеры. Мы стучали в дверь, нас впускали, и мы оказывались в нереальном мире, где девушки вели себя скромно и сдержанно. За этим внешним целомудрием сразу не разглядишь их истинные намерения.

В Бейруте Восток и Запад сочетались самым невероятным образом. Таксисты-арабы, которые водили новые автомобили, непременно надевали безупречные костюмы из белой ткани в тонкую полоску. На холмах вокруг города стояли монастыри и школы христианской секты маронитов. Арабские лидеры учились в Оксфорде, а молодые ливанки разъезжали в «паккардах» со здоровенными телохранителями. Деньги текли рекой. Магазины были завалены европейскими товарами. В них продавали дешевые чешские предметы домашнего обихода, немецкие фотоаппараты, японские термосы и старые восточные металлические безделушки, привезенные из Бирмингема. В районе, где проживали австралийские солдаты, можно было, как утверждали, приобрести все, начиная от патронов и кончая пушкой. Создавалось впечатление, что австралийцы выставили на продажу половину своих армейских ресурсов.

Этот удивительный и красивый город предоставлял возможности для отдыха и развлечений, каких не было ни в одном другом месте Среднего Востока. Что бы мы ни думали о местных ценах и еврейских рынках, здесь мы получали все, за что платили. И, только поднявшись на холмы, мы заметили подлинное очарование Ливана и культуры его народа.

Мы сидим в небольшом русском кафе в конце улицы, спускающейся от жилого района к гавани. За окном ночь. Очень тихо. Идет комендантский час, и в кафе, кроме нас, лишь несколько подвыпивших арабов. Всего вдоль стен стоит около десятка столов, и большинство их пустует. Хозяин посматривает на нас своими черными глазами. Он только что вышел из тюрьмы, где провел шесть месяцев за пустячный проступок, который оскорбил французов. Его красивая молодая жена бренчит на каком-то струнном инструменте. Атмосфера непринужденная и приятная.

Мы поднимаем рюмки с водкой и произносим тост в честь хозяина. Он кивает нам с саркастическим видом. Французы, что посадили его, тоже пили за его здоровье. Через какое-то время посетителей становится больше и обстановка в кафе оживляется. Мы присоединяемся к пестрой компании за соседним столиком. Здесь, в этом небольшом уютном помещении, чувства и переживания мужчин и женщин можно прочитать на их лицах. Один лишь французский офицер с непроницаемым видом закусывает за столиком у окна.

В углу стоит пианино. Саркастичный хозяин кафе аккуратно садится и начинает играть. Мы замолкаем и вслушиваемся в красивую мелодию. Несколько русских девушек затягивают песню. Закончив ее, они громко сдвигают бокалы. Над столами вьется синеватый сигаретный дым.

Перед нами предстает мужчина в белой одежде, и мы с трудом узнаем в нем начальника морского патруля. В кафе вдруг становится очень тихо. Пианист поднимает брови, руки его застывают над клавишами. Слова начальника патруля доходят до нас не сразу.

– Объявлена повышенная боевая готовность, – говорит он. – Вам необходимо прибыть на лодку. Машина ждет.

Холодный воздух обжигает нас, словно стальное лезвие. В машине очень темно. Посетители кафе машут нам с освещенного крыльца. Мы отъезжаем. Что нас ждет впереди?

Машина несется по плохо освещенным улицам Бейрута. Шофер хранит молчание. Других машин не видно, но время от времени на тротуарах мелькают темные фигуры военных патрулей.

У входа в гавань машина останавливается, и мы, протрезвевшие, уставшие и злые, вываливаемся из нее. В темноте натыкаемся на автоматный ствол. Часовой объясняет нам, что в районе порта нашли какие-то подозрительные предметы – итальянский водолазный костюм или что-то в этом роде. Нам все становится понятно.

Наши лодки по-прежнему стоят у причала. В ярком свете дуговых ламп они похожи на гигантских слизней. Ночную тьму над водой разрезает синий луч прожектора. Он постоянно движется, высвечивая каждый отдаленный уголок гавани.

Перед молом у входа в гавань курсируют два дизельных катера. С них моряки опускают в воду небольшие мины. Работа довольно монотонная, но эти заряды способны перебить хребет любому итальянцу, который попытается пролезть сквозь сети.

На борту нашей лодки дежурный офицер держит ситуацию под контролем. Одной рукой он нежно поглаживает пулемет. Зубы его сверкают в темноте, когда он произносит:

– Боже! От вас несет, как от винной лавки!

Чуть ниже, наклонившись вперед, стоят вахтенные и внимательно вглядываются в поверхность воды. Возле каждого лежит мощный заряд. Любой объект, который попытается приблизиться к нашей сети, будет немедленно взорван. Позади нас Бейрут. Город спит, но в маленьком кафе сейчас поют песни русские девушки. С моря дует прохладный ветерок. Мы ежимся, стоя на холодном мостике. Где-то вдалеке в море мигает одинокий огонек, и мы утешаем себя тем, что находимся в гавани.

Через несколько часов небо над сирийскими горами начинает светлеть. Перед рассветом становится холоднее. Ствол пулемета обжигает мою ладонь словно кусок льда. В открытом люке боевой рубки виден мягкий свет главного поста, который манит нас своим теплом. Неожиданно из темноты раздается громкий голос:

– Отбой! Пулеметчики, разойтись. Заряды оставить на палубе. Отбой.

Мы вздыхаем с облегчением, и из наших ртов вырывается облачко пара.

Внизу, в кают-компании, жарко. На часах половина пятого. Мы вдруг осознаем, что страшно устали. Кто-то предлагает немного выпить перед сном. Звякают бокалы, из потайного места появляется бутылка виски. Вчетвером садимся за стол, с усталой задумчивостью потягиваем виски и смотрим на приклеенные к абажуру фотографии красоток. Это маленькое, похожее на железнодорожное купе помещение – наш дом. Дежурный офицер трет глаза:

– Сейчас лягу и просплю все свободное время. Мы ухмыляемся, потому что сами говорили так много раз. Он почувствует себя значительно лучше, после того как примет холодный душ и позавтракает. Потом его можно будет увидеть плещущимся в прохладной воде на военном пляже или танцующим в «Карлтоне». Никому и в голову не придет, что он двадцать четыре часа отдежурил в душной лодке и три часа неподвижно стоял, положив палец на спусковой крючок пулемета.