Текст книги "Над нами темные воды. Британские подводные лодки во Второй мировой войне"

Автор книги: Джон Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 9

В Средиземном море, как всегда, тихо. Наконец мы достигли Алжира. Нам не нужно больше прятаться и всматриваться в темноту в поисках судов, которые можно законным образом разнести в щепки. Наши лица обращены к городу. Кафедральный собор Нотр-Дам-де-Африк сияет таинственным светом. Жаркое солнце. Тихое море. Зеленые берега, исчезающие в оранжевой дымке. Грязно-серые горы уходят вершинами в голубую высь, достигая белых облаков, которые медленно плывут на юго-восток. Мы чувствуем некоторое смущение. Восток окутывает нас золотым облаком, и присутствие здесь нашей лодки кажется нелепостью.

Приближаемся к гавани и уже можем различить городские кварталы. Французские карты, которые нам дали, оказались не совсем точными. Из мерцающей размытой белизны неожиданно выплывают здания казино и отелей. Уже хорошо виден вход в гавань. Справа по борту нас на большой скорости обходит дизельный катер, от него во все стороны летят клочья пены. Он пристраивается спереди, и мы с облегчением понимаем, что катер собирается вести нас в порт.

Город Алжир довольно красив. На склонах холмов видны белые особняки, окруженные зелеными садами. На широких улицах – роскошные машины и красивые француженки в ярких платьях. Но мы не торопимся с оценками, зная, что за этим внешним великолепием царит нищета и политический хаос. С весельем и богатством соседствуют горе и голод. Над старой гаванью, где по-прежнему стоит форт, охраняющий мавританские здания Эль-Дезира, склонилась громадная фигура пророка Мухаммеда. Идет разгрузка огромного лайнера. Высокий кран отбрасывает на зеленую воду длинную тень.

Наша осторожность в суждениях вскоре оправдывается. Мы проходим мимо затопленного грузового судна, и нам открывается обратная, убогая сторона города. Немецко-итальянской комиссии по перемирию не хватило ни времени, ни смелости на то, чтобы уничтожить портовые сооружения и электрическую станцию. Все сохранилось в целости, но люди на берегу испытывают крайнюю нужду. Говорят, местные девушки сделают вам что угодно за кусок мыла. Не хватает хлеба и угля. Ответственность за такое положение несут главным образом местные чиновники, закрывающие глаза на черный рынок в угоду собственным интересам.

Алжир взяли без крупных наземных боев. Французы были несколько удивлены и явно сконфужены. Многие из них считались богатыми людьми, симпатизировали фашистам и не доверяли де Голлю. Коммунисты были сконфужены решимостью союзников договориться с Дарланом и Виши. Арабы остались довольны, потому что им дали много денег, и всех жителей Запада считали одинаково глупыми.

В Алжире в то время находились верховный главнокомандующий со своим штабом и много журналистов, которые не скупились на похвалы в адрес союзников. Всем этим шоу руководили из одного отеля. Старшие офицеры работали в спальнях, младшие сидели в покрытых белым кафелем ванных. Из Дели и Каира с напряженным вниманием следили за этими удивительными событиями.

Мы пришвартовались у дальнего мола, носом к буям, кормой к берегу, и принялись готовиться к выходу в город. И здесь война напоминала о себе: мимо нас тянули на буксире суда с пробитыми и искореженными бортами. Рядом становились на якорь корабли с самолетами и танками на палубах. Разгрузочные работы начинались утром под яркими лучами солнца и продолжались ночью в синем свете импортных дуговых ламп. Вокруг причалов толпились сотни арабов. Они вручную передвигали огромные ящики, машины и самолеты. Военные контролировали доки, водоналивные и буксирные суда. Мы, затаив дыхание, наблюдали за искусной работой специальных подразделений. Чувствовалась хорошая подготовка, исключающая возможность неприятных неожиданностей.

В Алжире почти не было воинских частей. Войска находились на фронте и в лагерях отдыха за городом. Американцы оставались в Оране и Касабланке.

Развлечений на берегу было маловато. Мы ходили на Джеймса Кагни, хотя он перешел на французский язык, и в кино, когда начали крутить американские фильмы. В городе имелись клуб с неважным кабаре и несколько ресторанов, где подавали блюда, непременным компонентом которых почему-то была цветная капуста. Чтобы поесть в городе, нужно было начинать трапезу в половине седьмого, иначе приходилось по два часа ждать у стойки. В процессе ожидания у нас пропадал аппетит, и проблема решалась сама собой. Некоторые из алжирских вин были довольно неплохими, и мы смаковали их, когда наши собственные запасы заканчивались. Вначале у нас не было возможности выезжать за город, но позднее американцы подарили пару джипов, и мы разъезжали когда и куда вздумается.

Отель «Алетти», где разместились военные и журналисты, был известен самыми дорогими женщинами – 5000 франков за ночь. У длинной стойки бара мы иногда встречали школьных друзей и узнавали лица, которые не видели многие годы. Это были незабываемые встречи. К сожалению, ресторан гостиницы закрывался слишком рано, и мы шли продолжать кутеж в других заведениях. Кабаре находилось в захудалом кафе, где нас потчевали суррогатом шампанского, который поднимал настроение, но ухудшал пищеварение. Ночная жизнь завершалась в кафе «Оазис», где наши желудки окончательно выходили из строя. Возможно, те, кто хорошо знал город, проводили время лучше, но мы так и не нашли заведений, куда стоило бы ходить регулярно.

Черно-белые контрасты нашей жизни особенно обозначились в Алжире. Пока мы готовились к следующему патрулированию, другие подводные лодки приходили и уходили. Уходили на три недели к берегам Европы. Тем временем жизнь в белом городе шла своим чередом.

Алжир дышал историей. Высокие здания и бульвары, похожие на парижские, не могли скрыть влияния различных рас и религий. Итальянцы, мальтийцы, испанцы и французы смешались здесь с арабами, евреями, кабилами и неграми. Этот французский город возвышается над белыми скалами, которые когда-то защищали старую мавританскую крепость. В конце длинной, окаймленной деревьями улицы высилась белоснежная турецкая мечеть, а неподалеку расположилась синагога.

В поисках новой империи французы не сумели преодолеть влияние прошлого. Внимание привлекали не шикарные магазины и вереницы машин, а старый город. Касба [2]2
  Касба – название старого города в городах Северной Африки.


[Закрыть]умеет хранить свои тайны. Между Востоком и Западом существует труднопреодолимый духовный барьер. В самом центре этого современного города жизнь продолжает течь по старинке. Даже война не смогла нарушить ее ход. Мы не входили в касбу, хотя Томас Кук в мирное время занимался тем, что водил туристов по улочкам и переулкам старого города. Те несколько моряков, которые последовали за арабками и углубились в касбу ночью, так и не вернулись на свои корабли. Все очарование Алжира было сосредоточено в тихих закоулках старого города. Что там происходило? Мы могли только гадать, качать головами и удивляться безмолвному величию Востока.

Тем временем начали вырисовываться контуры войны на море. Эсминцы, крейсера и другие военные корабли следовали вдоль побережья за армией, которая двигалась по дорогам Египта и Алжира. Эскорты сопровождали конвои в Гибралтарском проливе и провожали их до портов выгрузки – Алжира, Бона, Орана. Тральщики бороздили спорную зону у побережья Туниса. То же самое можно было наблюдать в районе Триполи. В это время на холмах Северной Африки шли ожесточенные наземные бои.

Наша задача оказалась несложной. Мы курсировали вдоль береговой линии между мысом Снартивенто и испанской границей и перехватывали все вражеские суда, которые пытались пересечь Средиземное море.

Зона действий была довольно большой. У штаба ВМС едва хватало подлодок, чтобы охватить южное побережье Франции, Корсику, Сардинию, запад Италии и Адриатику. Александер хотел, чтобы Роммель получал меньше горючего для своих танков. Дополнительные морские коммуникации имели для немцев большое значение, так как их железнодорожная сеть была перегружена. Действия английских подводных лодок носили тактический и в то же время стратегический характер.

Нам было интересно, каким будет следующее задание. Тем временем Алжир начали бомбить, и его яркие ночные огни несколько померкли.

Час назад зашло солнце. Небо потемнело, и город представляет собой скопление огней. Стоит удивительная тишина. Тихо настолько, что с палубы плавучей базы слышно, как разговаривают люди в другом конце гавани. Издалека доносится красивая мелодия вальса. Мы устроили танцевальный вечер – пары медленно кружат в кают-компании. В вестибюле разговоры, смех, сигаретный дым и блеск женских вечерних нарядов. Чуть выше, на палубе, устремили в небо стволы две наши 4-дюймовые пушки.

В темной воде гавани отражаются отблески огней. Напротив плавучей базы стоят два крейсера. Вдалеке идет разгрузка торговых судов, слышны скрипы и стоны грузовой стрелы. Примерно в 200 ярдах от нас у мола видны пустые, забытые подводные лодки.

В кают-компании жарко. Атмосфера праздника наполнила тихую ночь. Девушки счастливы оттого, что впервые танцуют на борту судна с тех пор, как военные моряки прибыли в порт. Пусть где-то там вдали крадутся вражеские подлодки, пусть враги смотрят в бинокли с тунисских холмов. Этот вечер принадлежит нам, и мы наслаждаемся музыкой, заглушающей рокот войны.

Я уже собирался выпить пятый коктейль, когда в небе появились вражеские самолеты. Пока мы готовились к встрече гостей, «юнкерсы» в Сардинии разогревали свои двигатели. В то время как наши моряки неумело кружили девушек в танце, эти самолеты поднялись в небо, повернули на юг и теперь пролетали над нашими головами.

При первом взрыве мы застыли от неожиданности и устремили взгляды в открытые иллюминаторы. Над берегом поднялся столб пламени, воздух наполнился едким сладковатым запахом. Вслед за этим все пришло в движение. Раздался сигнал: «Боевая тревога!» Из громкоговорителей послышался спокойный голос диктора. Девушки были напуганы, но сохраняли молчание. Тишину ночи разорвали звуки взрывов и стрельбы. На палубе заговорили наши 4-дюймовые пушки. Над крейсерами появились яркие вспышки – это вела огонь зенитная артиллерия. Со всех стоящих в гавани судов в небо устремились потоки красных трассирующих пуль, рассекающих темноту. Взрывы зенитных снарядов освещали небо. Это был самый грандиозный фейерверк из всех, которые я когда-либо видел.

Я поднялся на палубу, чтобы увидеть в действии новую ракетную батарею. Над нашими головами пронесся свистящий шквал пламени, и мы инстинктивно пригнулись. Небо на востоке озарилось частыми вспышками. Это одна за другой взрывались шестьдесят выпущенных ракет. В бухту упало несколько горящих обломков.

В тот момент нам трудно было оценить возможные последствия воздушной атаки. Шесть самолетов подлетели с севера, со стороны холмов, и сбросили в гавань авиационные торпеды. Одна из них угодила в бок торгового судна, стоявшего рядом с плавучим доком. Причал, на котором наши гости оставили свои машины, разнесло в щепки. Ответным огнем с берега было сбито три самолета за три минуты. Хорошая стрельба – 50 процентов попадания.

Я побежал по молу туда, где стояли подлодки. Из громкоговорителей раздалась резкая команда: «Обратить внимание на людей, бегущих по молу. Не упускать их из виду». Иногда во время налета на берег высаживались вражеские диверсанты. Положение мое было достаточно опасным. Время от времени на меня падал синий свет прожекторов. Тогда я махал рукой и пытался улыбаться, чтобы во мне узнали своего. Все закончилось благополучно. Я достиг подводной лодки как раз в тот момент, когда к гавани подходила вторая группа самолетов. Остановился возле вахтенного на мостике и дал приказ открыть огонь из пулеметов. Это был наш первый бой, наше первое участие в боевых действиях.

На берегу пылали пожары, горело и одно судно. Стемнело, и неожиданно стало очень тихо. Я не вернулся на плавучую базу и встречал рассвет на мостике.

Второй воздушный налет застал нас врасплох, когда мы смотрели «Белоснежку и семь гномов» в местном кинотеатре. Зенитная артиллерия открыла мощный заградительный огонь, и фильм сразу прекратился. Мы сидели среди разочарованных зрителей, проклинали немцев и делали вид, что бомбежка нас ничуть не пугает, а лишь немного раздражает. Алжирцы же, напротив, не скрывали своего возбуждения. Они повскакивали с мест и громко требовали продолжения фильма. Однако их призыв не был услышан, и мы толпой вышли на улицу, где едва не задохнулись в клубах дыма, которые испускали высокоэффективные дымовые машины. Эти ужасные чудовища были расставлены по всему фронту и работали весьма исправно.

Ущерб, нанесенный воздушными налетами, оказался не очень велик. Грузовое судно, которое подбили возле сухого дока, бесславно затонуло, и из него принялись откачивать воду. Процесс продолжался три месяца, так что мы успели привыкнуть к этой картине.

В то время как немцы бомбили Алжир, французы ругались, арабы удивленно качали головами, а наш экипаж готовился к новому патрулированию. Погода улучшилась. Мы считали, что пришла пора снова выйти в море.

Однажды командующий флотом увидел из окна гостиницы, как мы со скучающим видом расхаживаем по молу, и приказал немедленно направляться в район между Марселем и итальянской границей. Этот приказ обрадовал нас. В тех водах не дуло крепких ветров и ходило много вражеских кораблей. Мы упаковали свои шорты и штормовки и, окрыленные надеждой, стали готовиться к отплытию.

Начало третьего патрульного плавания стало для нас первым реальным приближением к центру военных действий. Если мы будем всего лишь просто появляться в разных местах, это отвлечет вражеские противолодочные силы от наиболее важных участков возле итальянского побережья. Наше появление у берегов Прованса поможет нашим друзьям, которые действовали восточнее.

Тихий вечер. Мы расстаемся с Алжиром и не очень сожалеем об этом. С северо-востока дует свежий ветерок. Звучат короткие приказы. Салютуем плавучей базе. Французский буксир издает прощальный гудок. Артиллеристы, стоящие на молу, провожают нас взглядом. Мы покидаем гавань. Купол кафедрального собора переливается золотом в лучах заходящего солнца. Эскортный корабль, сопровождающий нестройную группу торговых судов, гудком желает нам счастливого плавания.

Берег скрылся вдали. Тьма сгустилась, и на юго-востоке видны вспышки орудийных выстрелов. Очередной воздушный налет. Мы улыбаемся и плывем дальше, глубоко вдыхая свежий воздух. Море смывает последний слой алжирской пыли со стальной обшивки корпуса лодки.

Глава 10

Командир лодки принял решение подойти к берегу у мыса Камарат и провел на карте длинную линию, показывающую наш курс. Мы были воодушевлены и счастливы. Днем над синим морем светило яркое солнце. Ночи были теплыми, и, чтобы подняться на мостик, не нужно было закутываться в теплые тряпки. Жизнь казалась замечательной, будущее – прекрасным.

Однажды вечером, когда члены экипажа вели ожесточенный спор относительно бракоразводных законов и просматривали копии отчетов о заседаниях английского парламента, кто-то вошел и сказал, что виден французский берег. Наша подлодка слишком отклонилась к западу и, когда наступила ночь, всплыла, скорректировала курс и направилась в сторону Ниццы и границы с Италией. Взошла луна. Наконец мы были там, где должны были быть. Месяцы учебы и ожиданий остались позади.

Немцы хорошо организовали светомаскировку. Только одинокие маяки мигали на берегу. Не было ярких огней, которые ожидали увидеть. Темнота означала, что враг на берегу не дремлет. Окна затемнили даже в небольших домиках на склонах холмов.

На рассвете мы подошли к Монако. Как только появились первые лучи солнца, погрузились и медленно двинулись в направлении берега. Наш перископ зигзагами двигался по поверхности воды. Первое утреннее наблюдение в перископ было всегда самым волнующим. Темнота отступала, появлялись предметы, очертаниями похожие на корабли. Мы продолжали идти к берегу, и с каждой минутой все лучше были видны город и порт. Стоящие на якоре суда мы обнаруживали в первые два часа после рассвета. Невысокая мачта, струя дыма, едва заметная дымовая труба, самолет-наблюдатель, парящий высоко в небе, – именно эти объекты были целью наших поисков.

В Монако было спокойно. В порту стояло несколько яхт. Чуть дальше, на каменистом мысе, разместилась береговая батарея. Особой активности заметно не было, поэтому мы повернули на запад и поплыли вдоль берега. На пляже немецкие моряки и солдаты, отдыхающие после службы, с блаженным видом лежали на песке. Всякий раз, когда я так же лежал на пляжах Северной Африки в компании одетых в купальники подружек из вспомогательной службы, не мог удержаться от мысли, что за нами внимательно наблюдают с подкравшейся к берегу и рискующей нарваться на мину вражеской подводной лодки.

В тот день мы ничего не обнаружили. Ночью видимость ухудшилась. Море оставалось спокойным, но звезды и горизонт исчезли в дымке. Было очень тихо. Я напрягал слух, надеясь услышать доносящиеся с берега звуки машин или поездов, но напрасно.

Около полуночи помощник командира заметил за кормой темные очертания вражеского эсминца, но конвой был закрыт густой пеленой тумана. Мы погрузились. Эсминец покружил над нами немного и ушел на восток. Через час мы всплыли и направились в сторону Ниццы. Робкая луна окрашивала туманную ночь в синий цвет.

На следующее утро недалеко от Ниццы наше орудие сделало первый выстрел в сторону врага. В полумиле от берега мы заметили небольшую самоходную баржу. Она ходила под французским флагом и казалась вполне безобидной, но трюмы ее были полны, а в наши обязанности входило останавливать любой морской транспорт. Конечно, первая наша цель могла быть и побольше, но на безрыбье и рак рыба. Мы объявили боевую тревогу, открыли торпедный погреб и всплыли на поверхность под ослепляющие лучи солнца.

Баржа маленькая, и попасть в нее нелегко. Несколько 4-дюймовых снарядов прошли мимо и, отскочив от воды, полетели в сторону города. Отдыхающие на пляже, словно встревоженные муравьи, стали разбегаться в разные стороны. Этот день в Ницце начинался весело.

В конце концов мы попали в баржу. Один из снарядов разворотил ее корпус и свалил мачту. Члены экипажа забегали, спустили на воду шлюпку и попрыгали в нее. В этот момент из ствола стоящего на мысе орудия появился дымок, и через мгновение неподалеку от нас упал первый снаряд.

Мы почему-то были уверены, что расчеты береговых батарей укомплектованы неопытными итальянскими резервистами, и довольно точная стрельба этого орудия оказалась для нас неприятной неожиданностью. Его снаряды ложились все ближе к нам, и от греха подальше мы погрузились. Взрывы над нами продолжались еще некоторое время.

Это было первое уничтоженное нами судно. Маленькая баржа затонула на глазах у противника. Едва ли мы нанесли большой ущерб немецким складам снабжения, но теперь сюда, скорее всего, направят сторожевые корабли и противолодочный воздушный дозор, что ослабит позиции врага в Тирренском море и потребует увеличения числа гражданских служащих в портах и на авиационных базах французского побережья.

Судя по всему, самолеты не были посланы на наши поиски. Мы продолжали двигаться вдоль берега на запад, оставаясь на перископной глубине.

В эту ночь я ощутил приятный запах растущих на берегу сосен. Тучи рассеялись, на небесном своде замерцали звезды. На эти звезды были устремлены глаза людей, живущих на холмах и в долинах побережья, мимо которого мы проплывали. На фермах и виноградниках Прованса крестьяне с недоверием смотрели в лицо своего несовершенного мира и искали взглядом что-либо более стабильное. В неизменном величии звезд они находили надежду на будущее и верили, что после темной ночи наступит светлое утро. Каждый человек, устремляющий взгляд к небу с этих живописных холмов, будь он французом, немцем или итальянцем, прислушивался к биению своего сердца и задавался вопросом, не загасят ли окончательно безумные людские страсти огонь жизни на земле. Возможно, ответ на этот вопрос он находил в неизменном рисунке созвездий и понимал, что его собственный приход в этот мир и уход из него – всего лишь крошечное пятнышко на бесконечном полотне времени.

Мы тоже, случалось, поднимали глаза к звездному небу и задавали себе вопросы, на которые трудно было ответить.

Земля медленно поворачивалась на своей оси. Новый день перебрался через горы Малой Азии, согрел долины Северной Италии и застал нас движущимися на запад неподалеку от Тулона. Прежде чем взошло солнце, мы погрузились в золотистое море и поплыли под водой.

В районе Тулона мы впервые обнаружили танкер. Он находился за пределами досягаемости огня и спокойно зашел в гавань, провожаемый сердитым взглядом нашего вахтенного офицера. Преодолев соблазн следовать за танкером через минные поля, мы решили отпустить его с миром и взяли курс на Марсель. Море оставалось спокойным. Высоко в небе над холмами плыли пушистые облака.

К Марселю подошли ночью. Темный берег освещали только огни лоцманского судна. Мы медленно последовали за этим судном, в любую минуту ожидая появления сторожевого катера.

Казалось, немцы не контролировали это побережье. Сторожевые катера так и не появились, и когда на рассвете мы погрузились и стали наблюдать за окрестностями в перископ, то так никого и не заметили. Примерно в 10 часов из порта, дымя трубами, вышло торговое судно. Судя по всему, оно направлялось на запад, и мы стали готовиться к торпедной атаке. Судно шло близко от берега. Мы лихорадочно крутили наши приборы, еще не осознавая, что впервые занимаемся настоящим делом. Командир лодки, с интересом наблюдавший за происходящим в перископ, сообщил, что судно идет без сопровождения. Мы почувствовали облегчение.

В половине одиннадцатого мы выпустили три торпеды, которые направились совсем не туда, куда нужно, и навсегда исчезли в голубой дали. Мы с недовольными лицами принялись проверять наши расчеты.

Эта неудача не поколебала решимости наказать нарушителя. Быстро всплыв, наша лодка погналась за лакомой добычей. Двигатели вибрировали, нос лодки с шумом разрезал воду. Орудийный расчет занял позицию у орудия. Мы внимательно наблюдали за высокими мачтами судна, вознамерившегося прорвать блокаду.

Принадлежность судна больше не была для нас секретом. Название, изображенное на его носу большими буквами, говорило о том, что формально оно является нейтральным судном, плавающим под испанским флагом. Однако нейтральные суда ходили в этих водах на свой страх и риск. Британское адмиралтейство позволяло некоторым судам свободно проходить мимо этих берегов, при условии что они будут заблаговременно сообщать о перевозимых грузах и времени отплытия. В соответствии с международными соглашениями для таких судов были установлены специальные маршруты. Наша цель, однако, плыла совершенно другим курсом и к тому же находилась в черном списке за торговые связи с врагом. Мы зарядили орудие. Гильза снаряда блестела в лучах солнца.

Атаки подводных лодок всегда происходили по-разному. Один из способов состоял в том, чтобы всплыть на поверхность вблизи противника и нанести ошеломляющий удар всеми имеющимися средствами. Этот способ весьма эффективен, когда цель вооружена или быстроходна. Но, имея дело с невооруженным торговым судном, можно позволить себе некоторую нерасторопность. Мы могли всплыть на большом расстоянии от врага, не спеша сократить его и открыть огонь с дальней дистанции, спокойно корректируя стрельбу. Но никогда нельзя было предугадать, как поведет себя цель.

Наши испанцы вели себя образцово. Мы открыли огонь по судну-нарушителю, когда приблизились к нему на три мили, и два раза в него попали. Судно закачалось, но продолжало двигаться вперед. Мы вновь открыли стрельбу, и на его борту появились признаки замешательства. Оказалось, что первые десять минут на судне не догадывались о нашем присутствии и думали, что их обстреливает немецкая береговая батарея. Для капитана, собиравшегося прорывать блокаду, артиллерийский огонь был неприятной неожиданностью, но он продолжал следовать своим курсом в надежде, что стал жертвой дурацкого розыгрыша. Когда же капитан наконец осознал ошеломляющий факт, что его преследует подводная лодка, он немедленно приказал остановить судно.

Это судно необходимо было потопить. До вражеского берега недалеко, и едва ли оттуда с безразличием наблюдали за всем происходящим. Пока испанцы торопливо спускали на воду шлюпки, мы маневрировали, собираясь занять позицию для торпедной атаки.

Наша лодка остановилась примерно в 300 ярдах от судна, и, когда его покинул последний член экипажа, мы развернулись и пустили торпеды. Первая пошла вперед, но неожиданно решила свернуть вправо и унеслась в сторону берега. Пока испанцы с сердитыми лицами махали нам кулаками со своей шлюпки, вторая разнесла в щепки борт их судна. Мы с удовольствием наблюдали, как оно пошло ко дну.

Взрыв торпеды несколько усмирил оставшихся без судна моряков, но, когда наша лодка приблизилась к ним, они вновь распалились, всем своим видом демонстрируя враждебность.

Мы остановились возле них и просили капитана подняться к нам. Тот шагнул к спущенному нами трапу, но его опередил маленький юркий мужчина, который, как оказалось, был кочегаром. Когда капитан судна наконец поднялся на наш мостик, мы поплыли на юг. Маленький кочегар с возбужденным видом мотал головой и с ухмылкой поглядывал на своих бывших товарищей по плаванию, которые с обреченным видом принялись грести к берегу.

После обеда немцы в качестве контрмеры выслали на наши поиски несколько древних гидросамолетов. Когда самолеты приблизились, мы погрузились и стали наблюдать, как они кружат над морем. Каждый раз, когда они подлетали слишком близко, мы опускали перископ и поднимали его, как только они удалялись. Мы не смогли бы вести эту игру, если бы имели дело с более совершенными самолетами и более опытными летчиками и наблюдателями. Кажется, они устали от этих пряток первыми. Последний самолет улетел на север, когда мы пили чай.

Тем временем наши испанские гости осваивались в новой обстановке. Капитана допросили в кают-компании, а маленький кочегар округлившимися глазами рассматривал два наших внушительных дизеля. Видно было, что им не очень нравится находиться на патрульной подводной лодке, но они старались вести себя дружелюбно по отношению к нам. Капитан, испанец, казалось, осознал наконец, что сам подвергал риску судно и экипаж. Он бормотал что-то о превратностях войны, просил нас, чтобы мы связались с его женой, и интересовался, не знаком ли я с некоторыми его друзьями из Англии. Мы вели себя как подобает гостеприимным хозяевам. Нашли для капитана новую зубную щетку и другие предметы обихода.

В эту ночь погода, как назло, испортилась. С северо-запада набежали темные тучи, и море взыграло не на шутку. Кажется, мы повстречались со знаменитым средиземноморским мистралем [3]3
  Мистраль – сильный порывистый сухой и холодный северный ветер на Средиземном море.


[Закрыть]. Появились проблемы с навигацией. Звезды скрылись за тучами, горизонт почти неразличим. Маяки на занятой врагом территории были затемнены. Мы решили направиться к слабо освещенному испанскому побережью и переждать там непогоду.

Четыре дня наша лодка болталась у бедных испанских берегов, и вода заливала открытый мостик. Когда все это начало нам надоедать, командир заявил, что ни одного дня больше не потерпит присутствия на борту хмурых чужаков.

Внимательно изучив карту, мы решили рискнуть подойти к Паламосу и оставить наших гостей на их родине. В любом случае этот шаг должен был смутить компанию Бачи, которая продолжала гонять суда в занятые немцами порты, несмотря на многократные предупреждения союзников. Мы полагали, что в будущем у мистера Бачи возникнут трудности с комплектованием экипажей для судов.

На пятый день ветер стих, и к полудню Средиземное море вновь обрело свойственное ему спокойствие.

Не знаю, чем был знаменит город Паламос до гражданской войны, но, осмотрев порт через окуляры биноклей, мы пришли к выводу, что режим Франко не собирается решать здесь проблему обеспечения населения новым жильем. Город лежал в руинах. Из земли торчали мрачные обугленные балки. Большинство домов превратилось в груды камней.

Признаться, я всегда питал слабость к генералу Франко. Считал его человеком, старающимся вытащить Испанию из ужасной летаргии и нищеты, и был весьма удивлен, когда он начал бессмысленную идеалистическую борьбу. Вид Паламоса окончательно изменил мое мнение о нем. Я понял, что у Франко нет перспектив в этой стране.

В порту было тихо. У берега покачивались на волнах небольшое каботажное судно и шхуна. Почему-то все местные жители были в черном. Они стояли, устало прислонившись к полуразрушенным стенам, и смотрели на море. Чуть поодаль на чахлом поле паслась тощая, тоже черная корова.

Я склонен думать, что наше появление стало первым интересным событием с тех пор, как пять лет назад в этих местах закончилась гражданская война. Когда мы подошли к гавани и стали двигаться параллельно волнолому, заметившие нас люди в черном зашевелились, протерли глаза и двинулись к каменному причалу. Теперь их стало больше, некоторые бежали к нам по склону холма.

Мы остановились в сотне ярдов от причала, и как по команде движущаяся толпа тоже остановилась. Она разделилась на группы, которые взирали на нас с молчаливым укором. Напряжение возрастало. Мне эта сцена напомнила эпизод из одного фантастического комикса.

Разумеется, наша лодка не имела никаких опознавательных знаков. У нас не было флага и номера. Длинный, зловещий корпус лодки занял чуть ли не половину гавани, и эти люди, которые еще пять лет назад стреляли в своих братьев во имя каких-то призрачных идеалов, вероятно, были в смятении. Откуда им было знать, что еще выкинуло их ничтожное правительство. Может, в стране опять идет война?

В конце концов они решили это выяснить. Из-за шхуны показалась небольшая белая моторная лодка и направилась к нам. Мы высадили в нее их соплеменников и, не сказав ни слова, уплыли в открытое море. Земля за нами скрылась в сгущающихся сумерках.

Впечатления от этого дня у нас были самые мрачные. Неужели через пять лет после окончания нашей войны весь мир все еще будет оставаться в руинах? Как могли эти люди впасть в кому безразличия? Мы смотрели в сторону оставшихся за кормой величественных холмов и задавали себе вопрос: «Неужели когда-то мы тоже будем вот так стоять среди развалин и смотреть на море глазами, полными разочарования и безысходности?»

Результатом нашей работы стало полное прекращение судоходства вдоль всего испанского побережья. Немцы остались без апельсинов, а их секретные агенты, как, кстати, и наши, стали испытывать трудности с перемещением.