Текст книги "К востоку от Эдема"

Автор книги: Джон Эрнст Стейнбек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Почему вы не хотите ребенка? – тихо спросил он. – У вас хороший муж. Разве вы его не любите? Что, так и будете молчать? Объясните мне, черт возьми! Упрямиться глупо.

Губы ее не шевелились, глаза смотрели не мигая.

– Голубушка моя, неужели вы не понимаете? Человеческую жизнь губить нельзя. Уж если что меня и бесит, то именно такие дела! Бог свидетель, случается, больные умирают, потому что я не знаю, чем им помочь. Но я хотя бы стараюсь их спасти… стараюсь всегда! А тут на моих глазах – умышленное убийство! – Он говорил все быстрее. Его пугало тягостное молчание, заполнявшее паузы. Эта женщина вызывала у него недоумение. В ней было что-то нечеловеческое. – Вы еще не знакомы с миссив Лорел? Бедняжка слезами обливается, вся извелась, так хочет ребенка. Все на свете отдала бы, чтобы родить, а вы… вы своего ребенка решили спицей проткнуть!.. Вот, значит, как! – Он сорвался на крик.Не хотите говорить – никто вас не заставляет! Только я сам кое-что вам скажу. Не погиб ваш ребенок, жив он. Промахнулись. И еще скажу: придется вам его родить! В нашем штате за аборт знаете, что полагается? Можете не отвечать, но выслушать вам придется! Если вы не образумитесь, если вы скинете, а я пойму, что дело нечисто, я сообщу в полицию, я все расскажу и позабочусь, чтобы вас наказали. Надеюсь, у вас хватит ума понять, что я не шучу.

Кэти облизала губы острым маленьким язычком. Холод в ее глазах сменился грустью.

– Простите меня, – сказала она. – Я виновата. Но вы не понимаете.

– Почему же вы не хотите объяснить? – Его гнев тотчас растаял. – Расскажите мне, голубушка.

– Мне трудно об этом говорить. Адам такой хороший, такой сильный, а я… одним словом, плохая наследственность. Эпилепсия.

– У вас?!

– У меня-то нет, но и у деда была, и у отца… и у брата. – Она закрыла лицо руками. – А сказать об этом мужу я не решилась.

– Бедная девочка. – Он вздохнул. – Несчастная вы моя. Но это же необязательно передается. Вероятнее всего, ребенок у вас родится нормальный, здоровый. И не делайте больше никаких глупостей – обещаете?

– Да.

– Вот и хорошо. Тогда я вашему мужу ничего не скажу. А сейчас дайте-ка посмотрю, остановилось ли кровотечение.

Через несколько минут он закрыл саквояж и сунул спицу в карман. – Завтра утром я к вам загляну.

Едва он спустился по узкой лестнице в холл, Адам накинулся на него с расспросами:

– Как она? Все в порядке? Отчего это случилось? Можно мне к ней подняться?

– Да подождите вы, подождите, – отмахнулся доктор Тилсон. И, верный своей старой традиции, привычно пошутил: – Вашей жене плохо, но…

– Доктор…

– …но это очень хорошо.

– Доктор…

– Ваша жена ждет ребенка. – И он выскользнул за дверь мимо остолбеневшего Адама.

Трое сидевших у печки мужчин ухмыльнулись. Один из них как бы вскользь заметил:

– Лично я бы по такому случаю пригласил кого-нибудь выпить… скажем, человек трех. – Но его намек пропал даром. Адам уже вихрем мчался по лестнице наверх.

Ранчо мистера Бордони, расположенное в нескольких милях к югу от Кинг-Сити, а вернее, на полпути между Кинг-Сити и Сан-Лукасом, все больше привлекало внимание Адама.

У Бордони было девятьсот акров земли – все, что осталось от поместья в десять тысяч акров, пожалованного прапрадеду миссис Бордони испанской короной. Сам Бордони переселился сюда из Швейцарии, но миссис Бордони была прямой наследницей Санчесов, испанцев, осевших в Долине еще в давние времена. Как случалось с большинством старых семей, Санчесы растеряли свои земли. Сколько-то проиграли в карты, сколько-то было съедено налогами, а кроме того, от поместья часто отстригали, как купоны, изрядные куски в уплату за разные роскошества – за лошадей, за бриллианты, за любовь хорошеньких женщин… Оставшиеся девятьсот акров лежали в самом сердце изначального имения Санчесов, и это были их лучшие земли. Раскинувшееся по обоим берегам реки ранчо утыкалось боками в холмы предгорий, потому что Салинас-Валли в этом месте сужается, а дальше опять расширяется. Глинобитный дом, построенный еще при Санчесах, до сих пор годился для жилья. Он стоял в ложбине между холмами, в миниатюрной долине, по которой катил воду драгоценный, никогда не пересыхающий ручей. Конечно же, именно поэтому первый Санчес поставил свой дом здесь. Мощные виргинские дубы укрывали крохотную долину от солнца, и земля здесь была жирная, с густой травой, что совершенно необычно для этого района Салинас-Валли. Стены приземистого дома в толщину достигали четырех футов, бревенчатые стропила и балки были связаны ремнями из сыромятной кожи, предварительно намоченными водой. Высохнув, кожа прочно стянула бревна, а сами ремни стали твердыми, как железо, и время почти не оставляло на них следов. Такой метод строительства имеет только один недостаток. Если в доме заведутся крысы, они могут сгрызть кожаные крепления.

Дом Санчесов, казалось, рос прямо из земли, и в атом была своя прелесть. Бордони приспособили старый дом под коровник. Эмигрант, швейцарец, мистер Бордони сохранил присущую его нации страсть к чистоте. Толстые глинобитные стены не внушали ему доверия, и он построил неподалеку обычный каркасный дом, а из глубоких оконных проемов старинного дома Санчесов выглядывали коровы.

Детей у четы Бордони не было, и когда миссис Бордони в расцвете лет скончалась, ее мужа охватила тоска по родным Альпам. Он мечтал поскорее продать землю и вернуться в Швейцарию. Торопиться с покупкой Адам не желал, а Бордони к тому же запрашивал большую цену и, действуя испытанным способом, притворялся, будто ему наплевать, продаст он свое ранчо или нет. Бордони намного раньше Адама понял, что тот купит его землю.

Адаму не хотелось, чтобы он сам и его будущие дети кочевали. Он боялся, что купит какую-нибудь ферму, а потом ему приглянется другая, лучше, и все же его неотступно притягивала земля Санчесов. С появлением Кати он уверовал, что впереди у него долгая и счастливая жизнь. Тем не менее он тщательно взвешивал все до последней мелочи. На бричке, верхом и на своих двоих он обследовал каждый фут ранчо Бордони. Он сверлил коловоротом дыры, чтобы проверить, пощупать и понюхать землю под верхним слоем почвы. Он узнавал, что мог, о свойствах диких растений, встречавшихся ему в полях, у реки и в холмах. В местах посырее он опускался на колени в грязь и изучал следы животных: вот пума, а вот олень, вот койоты и дикие кошки, скунсы и еноты, куницы и кролики, а поверх всех этих следов – узор, оставленный лапками куропаток. Он бродил меж ив и платанов, продирался сквозь заросли ежевики, гладил стволы виргинских и карликовых дубов, земляничных деревьев и лавра.

Бордони, прищурившись, наблюдал за ним и знай подливал в стаканы красное вино из урожаев своего маленького виноградника, разбитого у подножия гор. Не было дня, чтобы Бордони отказал себе в удовольствии слегка накачаться после обеда. И Адам, никогда прежде не пивший вина, стал находить в нем вкус.

Снова и снова допытывался он у Кати, что она думает об этом ранчо. Ей оно нравится? Ей будет приятно там жить? Ее уклончивые ответы он не слушал. Он верил, что она разделяет его восторг. В холле гостиницы он толковал с мужчинами, приходившими посидеть у печки и почитать газеты, которые пересылались в Кинг-Сити из Сан-Франциско.

– Меня беспокоит только вода, – сказал он в один из вечеров. – Ведь нужен колодец, а глубоко ли там до воды, не знаю.

Его собеседник, фермер в грубых рабочих штанах, закинул ногу на ногу.

– Вам бы съездить, поговорить с Сэмом Гамильтовом, – посоветовал он. Сэм у нас в этом деле лучше всех понимает. Он и воду находит, и колодцы бурит. Все вам разъяснит. Половина колодцев в наших краях – его работа. Приятель фермера хохотнул.

– Еще бы Гамильтону про воду не звать. У самого то земля – сплошной камень.

– А как мне его найти? – спросил Адам.

– Я вам вот что предлагаю. Мне угольники железные нужны, и, стало быть, я все равно к нему поеду. Так что, если хотите, возьму вас с собой. Мистер Гамильтон вам понравится. Хороший человек.

– А уж пошутить – мастер, каких мало, – добавил его приятель.

3

На ранчо Гамильтонов Адам Траск и Луис Липло отправились в повозке Луиса. За спиной у них громыхали в дощатом кузове железные обрезки, а по обрезкам перекатывалась оленья нога, обернутая мокрой мешковиной, чтобы мясо не испортилось на солнце. В те годы, собираясь кого-нибудь навестить, обычно прихватывали с собой что либо из съестного, да побольше, потому что тебя непременно оставляли обедать, и ты не смел обидеть хозяев отказом. Но наезды гостей основательно истощали недельный запас продовольствия, и твой долг был восполнить причиненный ущерб. Привезешь четверть свиной туши или говяжий огузок – и всех делов. Оленину вез Луис, а Адам прикупил бутылку виски.

– Я вас должен предупредить, – сказал Луис, – мистер Гамильтон, понятно, будет доволен, а вот миссис Гамильтон, та спиртное на дух не терпит. Вы лучше бутылку под сиденье спрячьте, а как свернем за дом, до кузницы доедем, тогда и достанете. Мы завсегда так. – Что же она и выпить мужу не дает? – Сама махонькая, с воробушка, но наитвердейших убеждений. Так что вы уж бутылку под сиденье положите.

Они съехали с дороги и углубились в облезлые бугристые холмы, двигаясь по размытой зимними дождями колее. Лошади с усилием напирали на оглобли, повозка раскачивалась и кренилась. Весна обошла холмы своей благодатью, и уже сейчас, в июне, почва здесь пересохла, сквозь короткую выгоревшую траву проступали камни. Дикий овес, еле набрав в высоту шесть дюймов, пошел в колос, словно понимал, что, если не поспешит, может не отколоситься вовсе.

– Не больно-то приветливые места, – заметил Адам. – Приветливые?! Ну вы и скажете, мистер Траск! Здешняя земля из кого хочешь душу вымотает да еще и в гроб вгонит. А вы говоритеЙ У мистера Гамильтона земли изрядно, только он тут чуть с голоду не помирает со всей своей оравой. Такую семью на этих камнях не прокормишь. Оттого и берется за любую работу, да и сыновья его начали понемногу в дом приносить. Хорошие они люди, Гамильтоны.

Адам смотрел вдаль, на верхушки мескитовых деревьев, узкой полосой тянувшихся по дну лощины.

– Что же это его бес попутал поселиться в таком месте?

Луис Липло, как, впрочем, и все мужчины, любил порассуждать, особенно если вопросы задавал приезжий и рядом не было никого из местных, кто мог бы встрять и возразить.

– Объясню, – сказал он. – Возьмите, к примеру, меня. Отец мой был итальянец. Сюда перебрался уже после известных событий, однако сколько-то денег с собой привез. Ранчо у меня не очень большое, но я им доволен. Участок отец за наличные купил. И еще выбирал. Или, например, вы. Не знаю, как у вас с деньгами, и спрашивать не буду, но, слышал, вы думаете купить старую землю Санчесов. А Бордони, тот свою выгоду понимает. Стало быть, капитал у вас немалый, иначе бы и не приценивались.

– Да, средствами я располагаю, – скромно признал Адам.

– Я это к тому, чтоб вам дальше понятнее было. Так вот, когда мистер и миссис Гамильтон сюда приехали, у них, как говорится, нечем было задницу подтереть. Ну и пришлось им брать, что осталось – государственную землю, ту, что никому задаром не нужна. Там паси корову хоть на двадцати пяти акрах, она и в хороший год с голодухи околеет, а уж если засуха, то, говорят, оттуда даже койоты бегут. Многие по сю пору не понимают, как Гамильтоны тогда не перемерли. А чего тут понимать – мистер Гамильтон с первого дня работать начал, вот и не перемерли. На чужих фермах спину гнул, пока молотилку ж построил.

– Должно быть, он потом немало преуспел. Я о нем со всех сторон слышу.

– Можно сказать, и преуспел. Девять детей воспитал. А что ни гроша не скопил, это я голову наотрез даю. Да и как ему скопить?

Повозка резко накренилась набок, перевалила через большой круглый камень и снова выровнялась. Лошади потемнели от пота, на боках и под хомутом пузырилась пена. – Рад буду с ним познакомиться, – сказал Адам. – Как бы там ни было, сэр, а кое-что ему удалось на славу, дети у него растут хорошие, воспитал он их прекрасно. Все работящие, толковые… один только Джо подкачал. Джо – это его младший, они даже, слышал, собираются его в колледж послать. Но остальные все с головой. Мистер Гамильтон вполне может ими гордиться. Их дом вон там, за следующим холмом. Не забудьте, что я вам сказал, – виски раньше времени не вынимайте, а то миссис Гамильтон и говорить с вами не станет.

Сухая земля потрескивала на солнце, со всех сто рой скрипели сверчки.

– Вот уж поистине Богом забытый край, – покачал головой Луис.

– Мне даже как-то стыдно, – сказал Адам. – Это почему же?

– Ну, потому что я не беден и меня в такое место не загонишь.

– Я тоже не беден, только мне совсем не стыдно, а наоборот – я очень доволен.

Повозка вскарабкалась на холм, и Адам увидел внизу кучу строений, составлявших усадьбу Гамильтонов: дом с множеством пристроек, коровник, кузницу и каретный сарай. Все высохшее, обглоданное солнцем, ни одного высокого дерева, огород – клочок земли, который поливали вручную.

Луис повернулся к Адаму, и в его голосе зазвучали враждебные нотки:

– Я, мистер Траск, хочу, чтобы вы кое-что поняли. Некоторые, когда видят Самюэла Гамильтона в первый раз, думают, у него не все дома. Он разговаривает не так, как другие. Он ирландец. И на выдумки всякие горазд – что ни день, у него новая затея. И помечтать любит, хлебом не корми! На такой земле жить, тут, ей-богу, о чем хочешь размечтаешься! Но вы лучше сразу зарубите себе на носу: он истинный труженик, отличный кузнец, и, бывает, его затеи пользу приносят. Многое, о чем он говорил, сбывалось, я сам тому свидетель.

В тоне Луиса слышалась скрытая угроза, и Адам насторожился.

– Я не привык судить о людях плохо, – сказал он и почувствовал, что Луис почему-то видит в нем сейчас чужака и недруга.

– Я просто хочу, чтоб уж все начистоту. А то приезжают некоторые и думают, что если человек не купается в деньгах, так он и слова доброго не стоит. – Я бы никогда не позволил себе…

– Да, может быть, у мистера Гамильтона за душой ни гроша, ноон здесь свой человек, и не хуже других. И семья у него прекрасная, такую еще поискать. Запомните это раз и навсегда.

Адам чуть было не начал оправдываться, но потом сказал:

– Запомню. Спасибо, что объяснили.

Луис снова повернулся лицом к усадьбе.

– Вон он – видите, стоит у кузницы? Должно быть, услышал, что мы едем.

– У него что, борода? – спросил Адам, вглядываясь.

– Да, борода у него красивая. Скоро совсем белая будет, он седеть начал.

Они проехали мимо дома, заметили в окне глядящую на них миссис Гамильтон и подкатили к кузнице, где их уже поджидал Самюэл.

Адам увидел перед собой высокого крепкого мужчину с бородой патриарха; ветер шевелил его легкие, как пух, волосы. Солнце опалило ирландскую белизну его лица и окрасило щеки румянцем. На нем была чистая синяя рубашка, комбинезон и кожаный фартук. Рукава рубашки были закатаны, но на мускулистых руках Адам не углядел и пятнышка грязи. Только пальцы и ладони были черные от копоти. Окинув Самюэла коротким взглядом, Адам снова посмотрел на его глаза, голубые, по-молодому веселые. В лучиках морщин от частого смеха.

– Это ты, Луис, – сказал Самюэл, – рад тебя видеть. Наш райский уголок всегда готов принять друзей.

Он улыбнулся Адаму, и Луис тотчас сказал:

– Это мистер Адам Траск. Я привез его познакомиться. Он с Восточного побережья приехал и хочет здесь осесть.

– Очень приятно, – кивнул Самюэл. – Руки пожмем в другой раз. Не хочу вас пачкать моими ржавыми хваталками.

– Я, мистер Гамильтон, привез с собой железных обрезков. Не сделаете мне пару угольничков? А то у меня на жатке рама к черту развалилась.

– Конечно, Луис, все сделаю. Ну выгружайтесь, выгружайтесь. Лошадей мы отведем в тень.

– Там сверху кусок оленины, а мистер Траск привез кое-что повеселее. Самюал покосился на дом.

– «Кое-что повеселее», я думаю, мы отведаем позже, когда поставим повозку за сарай.

Хотя Самюэл вроде бы правильно произносил слова, Адам уловил в его речи необычную приятную певучесть.

– Луис, может, разневолишь своих лошадок сам? Я пока отнесу оленину. Лиза будет довольна. Она любит оленье жаркое.

– Из молодых ваших кто-нибудь дома? – Нет, никого нет. На выходные приехали Джордж и Уилл, но вчера вечером все упорхнули в каньон Уайлд-Хоре, в Пичтри, там в школе бал-танцы. Как стемнеет, думаю, начнут потихоньку слетаться в гнездо. У нас из-за этих танцев диван пропал. Я вам потом расскажу… Ох и задаст им Лиза!.. Это все проказы Тома. Я вам потом расскажу. – Он засмеялся и, подхватив завернутую в мешковину оленью ногу, зашагал к дому. – Если хотите, отнесите «кое что повеселее»в кузницу, чтобы на солнце не отсвечивало.

Они услышали, как, дойдя до дома, он закричал: «Лиза, угадай, что я несу! Луис Липпо привез такую оленью ногу, что тебя рядом с ней не видно будет!»

Луис загнал повозку за сарай. Адам помог ему выпрячь лошадей и привязать их в тени.

– Это он так намекнул, что на солнце бутылка заблестеть может, – сказал Луис. – Грозная, видать, у него жена. – Ростом с воробушка, но кремень, а не женщина. – Разневолить, – задумчиво повторил Адам. – Помоему, я это слово где-то слышал или читал. Самюэл вскоре вернулся в кузницу.

– Лиза будет очень рада, если вы с нами отобедаете, – объявил он.

– Но она ведь нас не ждала, – попробовал отказаться Адам.

– Что за вздор! Лизе это просто – кинет в похлебку еще десяток клецек, и вся недолга. Мы вам только рады. Давай сюда свои железки, Луис, и объясни, какие тебе нужны угольники.

Он поджег в горне кучку деревянных стружек, качнул мехи и стал щепоть за щепотью подсыпать мокрый кокс, пока черный квадратный зев горна не порозовел.

– Давай, Луис, махни крылышком над моим огоньком, – сказал он. – Только не дергай мехи, качай медленно и ровно. – Он положил железо на рдеющий кокс. Да, мистер Траск, было время, моя Лиза готовила на целую ораву вечно голодных детей. И потому давно уже все на свете принимает спокойно. – Он передвинул щипцами железо ближе к потоку горячего воздуха и засмеялся. Впрочем, последнее – святая ложь, так что беру свои слова обратно. Как раз сейчас Лиза мечет громы и молнии. И предупреждаю вас обоих: ни в коем случае не произносите при ней слово «диван». Ибо слово это будит в Лизе гнев и печаль.

– Да-да, вы что-то говорили про диван, – заметил Адам.

– Если бы вы знали моего Тома, мистер Траск, вам было бы понятнее. Вот Луис, тот Тома знает. – Как же, знаю, конечно, – подтвердил Луис. – Том у меня шалый парень. Синица в руках – этого ему мало. Тому подавай журавля в небе. Во всем безудержен – и в радости, и в горе. Есть такие люди. Лиза считает, я тоже такой. Не знаю, что ждет Тома. Может быть, слава, а может быть, виселица… что ж, в роду Гамильтонов и прежде на эшафот поднимались. Я вам когда-нибудь расскажу.

– Вы начали про диван, – вежливо напомнил Адам.

– Ваша правда. Верно Лиза говорит: мысли у меня, что непослушные овцы – так и норовят во все стороны разбежаться. Одним словом, услышали мои сыновья про танцы в Пичтри, и все как один собрались туда ехать и Джордж, и Том, и Уилл, и Джо. Понятное дело, девушек пригласили. Джордж, Уилл и Джо – они у меня скромные, простые – пригласили каждый по одной даме, а Том… он же не может не перегнуть палку. Он пригласил сразу обеих сестер Уильямс-Дженни и Беллу. Тебе сколько дырок для болтов делать, Луис?

– Пять.

– Хорошо. А надобно вам сказать, мистер Траск, Том, как любой мальчишка, мнящий себя некрасивым, очень тщеславен и любит свою персону до невозможности. В обычные дни он о своей внешности не слишком заботится, но уж если праздник – украшает себя, как рождественскую елку, и расцветает, словно майская роза. Ну и, разумеется, на это преображение у него уходит немалое время. Вы заметили, что в каретном сарае у нас пусто? Джордж, Уилл и Джо выехали пораньше и в отличие от Тома красоту не наводили. Джордж взял телегу, Уилл – бричку, а Джо – маленькую двуколку. – Голубые глаза Самюэла блестели от удовольствия. – Итак, выходит во двор Том, красой лучезарному Цезарю равный, и видит, что ехать ему не на чем, остались только конные грабли, а на них не то что двух, даже одну даму не увезешь. К счастью или к несчастью, Лиза в это время прилегла вздремнуть. Том сел на крыльцо и задумался. Потом вижу, пошел в сарай, запряг пару лошадей и снял грабли с колес.

Вытащил из дома диван и цепью привязал его за ножки к козлам – отличный диван, с набивкой из конского волоса, гнутый, Лиза души в нем не чает. Я его подарил ей незадолго перед рождением Джорджа, чтобы, как устанет, могла с удобством отдохнуть. Не успел я оглянуться, как Том возлег на диван и поскакал на нем за сестрицами Уильяме. Когда он вернется, от дивана одни клочья останутся – на здешних-то ухабах, боже праведный! Самюэл отложил щипцы, упер руки в боки и захохотал от души. – Вот Лиза и полыхает, как геенна огненная. Бедняга Том!

– Может, попробуете «кое-что повеселее»? – улыбаясь спросил Адам.

– Всенепременно. – Самюэл глотнул из горльника и вернул бутылку Адаму. Уискибау – так по-ирландски называют виски… «живая вода». Вполне соответствует названию. – Он положил раскаленные полоски железа на наковальню, пробуравил в них отверстия и стал отбивать заготовки – искры дугой брызнули из-под молота. Потом окунул шипящее железо в бочку с темной водой.

– Готово. – Самюэл бросил угольники на землю.

– Спасибо, – сказал Луис. – Сколько я вам обязан?

– Нисколько. Приятная компания – лучшая награда.

– Вот так всегда, – беспомощно сказал Луис.

– Ничего подобного. Когда я бурил тебе колодец, взял сколько положено.

– Кстати, о колодце… Мистер Траск думает купить ранчо Бордони… старое имение Санчесов… Вы ведь помните это место?

– Помню прекрасно, – кивнул Самюэл. – Место отличное.

– Он расспрашивал, как там с водой, и я сказал, что в наших краях вы знаете про воду больше всех.

Адам протянул бутылку, Самюэл скромно отхлебнул и аккуратно, следя, чтобы не перепачкать себя сажей, вытер рот тыльной стороной руки.

– Я еще не решил, куплю или не куплю, – сказал Адам. – Потому и расспрашиваю знающих людей, что да как.

– Э-э, друг мой, вы играете с огнем. Не зря говорят, ирландца лучше не спрашивай, а то начнет отвечать. Надеюсь, вы понимаете, на что себя обречете, если дадите мне разговориться. Как считают одни, умен тот, кто молчит; другие же утверждают, что у кого со словами туго, у того и мыслей небогато. Я, естественно, разделяю вторую точку зрения, и, как заявляет Лиза, в этом моя большая ошибка. Что же вас интересует?

– Если взять, к примеру, ранчо Бордони. Глубоко ли придется там бурить, чтобы дойти до воды?

– Я должен сначала посмотреть, где вы хотите бурить: бывает, до воды всего тридцать футов, бывает – сто пятьдесят, а иногда надо бурить чуть не до центра земного шара.

– Но вы все равно находите воду?

– Почти всюду. Только на своем ранчо не нашел.

– Да, я слышал, у вас воды не хватает.

– Слышали? Еще бы! Господь Бог на небесах и тот, наверно, услышал – я об этом во все горло кричу.

– Примерно половина ранчо Бордони – четыреста акров – – возле самой реки. Как вы думаете, должна там быть вода?

– Надо посмотреть. Салинас-Валли, на мой взгляд, долина не совсем обычная. Если наберетесь терпения, я, может быть, сумею вам кое-что объяснить, я ведь тут все облазил и общупал, и, что касается воды, то на этом деле я собаку съел. Верно говорят: голодному во сне пообедать – и то счастье.

– Мистер Траск родом из Новой Англии, – сказал Луис Липло. – Он думает осесть в наших местах. Вообще то он уже бывал на Западе, когда служил в армии. Он воевал с индейцами.

– Да что вы? В таком случае рассказывать должны вы, а мое дело – слушать.

– Мне не хочется об этом рассказывать.

– Почему? У моей семьи и у всех соседей давно бы уши завяли, если бы я воевал с индейцами.

– Я вовсе не хотел с ними воевать, сэр. – Слово «сэр» вырвалось у Адама непроизвольно.

– Понимаю. Должно быть, трудно убивать людей, которых не знаешь и против которых ничего не имеешь.

– А может, наоборот, легко, – сказал Луис.

– Что ж, тоже не лишено смысла. Видишь ли, Луис, есть люди, искренне любящие этот мир, но есть и другие, те, что ненавидят себя и распространяют свою ненависть на всех остальных – их злоба расползается во все стороны, как масло по горячему хлебу.

– Может, лучше расскажете мне про здешние земли, неловко сказал Адам, гоня прочь жуткую картину сложенных в штабеля трупов.

– А который час?

Луис выглянул за порог и посмотрел на солнце. – Еще десяти нету.

– Если уж я начну рассказывать, меня не остановишь. Мой сын Уилл шутит, что, когда у меня нет других слушателей, я с деревьями разговариваю. – Он вздохнул и сел на бочонок с гвоздями. – Как я сказал, эта долина – место странное, хотя, может быть, мне так кажется, потому что сам-то я родился в зеленом краю. Ты, Луис, не находишь, что наша долина странное место?

– Нет. Я ведь нигде больше не был.

– Я здесь копал много и глубоко, – сказал Самюэл. Тут, в недрах, происходили, а может, и сейчас происходят интересные явления. Когда-то здесь было дно океана, а под ним – свой неизведанный мир. Впрочем, фермеров это не должно беспокоить. Что до верхнего слоя почвы, то он плодороден, особенно на равнинных местах. На юге Долины почва в основном светлая, песчаная, но сдобренная перегноем, который зимой приносят с холмов дожди. В северной части Долина расширяется, почва становится темнее, плотнее и, судя по всему, богаче. Я убежден, что когда-то там были болота, и корни растений веками перегнивали в этой земле, отчего она делалась все чернее и плодороднее. Если же перевернуть верхний пласт, то видно, что снизу к нему примешивается и как бы склеивает его тонкий слой жирной глины. Такая земля, например, в Гонзалесе к северу от устья реки. А в районах близ Салинаса. Бланке, Кастровилла и Мосс-Лендинга болота остались по сей день. Когда-нибудь, когда их осушат, там будут самые богатые земли в этих краях.

– Он любит рассказывать про то, что будет невесть когда, – вставил Луис.

– Человеку дано заглядывать в будущее. Мысли – не ноги, их на месте не удержишь.

– Если я решу здесь поселиться, мне нужно знать, какая судьба ждет эту землю, – сказал Адам. – Ведь моим будущим детям тоже здесь жить.

Скользнув глазами поверх своих собеседников, Самюэл поглядел из темноты кузницы на залитый желтым светом двор.

– Надобно вам сказать, что на большей части Долины под пахотным слоем – в некоторых местах глубоко, а в некоторых совсем близко к поверхности – лежит порода, которую геологи называют «твердый поднос». Это глина, очень плотная и на ощупь маслянистая. Толщина ее где всего фут, а где больше. И этот «поднос» не пропускает воду. Если бы его не было, вода зимой просачивалась бы вглубь и увлажняла землю, а летом вновь поднималась бы наверх и поила корни. Но когда почва над «подносом» пропитывается насквозь, избыток воды либо возвращается наверх в виде ручьев, либо остается на «подносе», и корни начинают гнить. В этом-то и беда Долины.

– И все-таки жить здесь совсем неплохо, верно?

– Да, конечно, но когда знаешь, что землю можно сделать богаче, трудно довольствоваться тем, что есть. Мне как-то раз пришло в голову, что, если пробурить в «подносе» тысячи скважин и открыть путь воде, то, возможно, вода растворит этот заслон. Я даже провел один опыт. Пробурил в «подносе» дыру, заложил несколько шашек динамита и взорвал. Кусок «подноса» раскололся, и вода в том месте прошла внутрь. Но сколько же нужно динамита, чтобы разрушить весь «поднос»! Я читал, что один швед – тот самый, который изобрел динамит – придумал новую взрывчатку, мощнее и надежнее. Может быть, это и есть искомое решение.

– Ему бы только что-нибудь переделать да изменить, – насмешливо и в то же время с восхищением сказал Луис. – Вроде, и так все хорошо, а его, вишь, не устраивает.

Самюэл улыбнулся.

– Говорят, было время, когда люди жили на деревьях. И если бы кому-то из них не разонравилось скакать по веткам, ты Луис, не ходил бы сейчас на двух ногах. Тут Самюэл опять расхохотался. – Хорош я, наверно, со стороны: сижу здесь, в пыли, и занимаюсь сотворением мира – ну чисто Господь Бог. Правда, Бог увидел то, что создал, а мне свое творение увидеть не доведется, разве что в мечтах. А мечтаю я, что Долина будет краем великого изобилия. Она сможет прокормить целый мир, да, наверно, и прокормит. И жить здесь будут счастливые люди, тысячи счастливых людей. – Глаза его вдруг погасли, лицо стало грустным, он замолчал.

– Выходит, я не пожалею, что надумал здесь обосноваться, – сказал Адам. – Если у Долины такое будущее, где же еще растить детей, как не здесь?

– И все же кое-что мне непонятно, – продолжал Самюэл. – В Долине таится какое-то зло. Что за зло, не знаю, но я его чувствую. Иногда, в ясный солнечный день, я чувствую, как что-то мрачное надвигается на солнце и высасывает из него свет, будто пиявка. – Голос его зазвучал громче. – На Долине словно лежит черное страшное заклятье. Словно следит за ней из-под земли, из мертвого океана, древний призрак и сеет в воздухе предвестье беды. Здесь кроется некая тайна, что-то неразгаданное и темное. Не знаю, в чем тут причина, но я вижу и чувствую это в здешних людях. Адам вздрогнул.

– Чуть не забыл: я обещал вернуться пораньше. Кэти, моя жена, ждет ребенка.

– Но у Лизы уже скоро обед будет готов.

– Вы ей все объясните, и она не обидится. Жена у меня неважно себя чувствует. И спасибо, что растолковали мне про воду.

– Я своей болтовней, наверно, испортил вам настроение?

– Нет-нет, что вы, нисколько. У Кати это первый ребенок, и она очень волнуется.

Всю ночь Адам мучился сомнениями, а наутро поехал к Бордони, ударил с ним по рукам и стал хозяином земли Санчесов.