Текст книги "Путь желания"

Автор книги: Джон Элдридж

Таким образом, я пришел к выводу, что зачастую печаль подкрадывается к нам незаметно, неожиданно настигая нас. Она может охватить нас, когда мы слушаем какую-то песню или смотрим какой-нибудь фильм. Она может прийти во время небольшого перерыва на обед, когда нам захочется тишины. Иногда досадная мелочь повергает нас в такую печаль, о существовании которой мы даже и не подозревали. Так или иначе, но печаль неожиданно заявляет о себе, заставляя нас принимать ее как дорогую гостью.

Вот последняя запись, которую я сделал в своем дневнике, прежде чем отправиться с Брентом в горы, где он погиб: «Жизнь состоит из потерь, и я должен регулярно скорбеть о них. Я не буду счастлив, пока не доберусь до дома Отца». Последнее, что сказал мне Иисус Христос, прежде чем мы отправились в горы, было следующее: «Не убегай от страдания. Прими его». Я и представить себе не мог, что ждет меня впереди. Не имел ни малейшего представления, насколько пророческими были эти слова. Из того пути, что я уже прошел к тому моменту, я знал, что в них заключена истина. Но теперь эта истина стала еще более очевидной.

Дайте слово красоте

«Что же ей сказать? Как я могу помочь ей снова обрести надежду?» Эти вопросы проносились в моей голове, пока я слушал Кэтлин. Она вспоминала, как пережила изнасилование, говорила о трениях, которые возникли в ее отношениях с мужем годы спустя. Я думал: «Что мне предложить этой женщине? Что я могу сказать человеку, который пережил такое ужасное горе?» Мы сидели в моем кабинете холодным зимним вечером, за окном было серо и мрачно. Возможно, поэтому я вдруг обратил внимание на небольшие цветочки, вышитые на воротнике ее хлопчатобумажной блузки. Когда она рассказывала мне свою трагическую историю, мой взгляд постоянно возвращался к этим небольшим очаровательным букетикам. Может быть, они показались мне необычными, но я чувствовал, что каким-то образом в них скрыт ключ к ее возрождению.

Кэтлин закончила свою историю, и мы сидели в тишине. Через некоторое время я не удержался и сказал ей о цветах на ее блузке. «Да, – ответила она, – после изнасилования красота стала значить для меня очень много. Кажется, никто не понимает почему. Иногда я могу провести несколько часов, просто любуясь своим садом или лесом позади дома. Только красота может помочь мне».

Я прекрасно понял, о чем она говорила. Когда прошел шок, вызванный смертью Брента, на смену ему пришла жгучая боль и сильное чувство скорби. Читать Библию было слишком трудно. Общение с другими людьми требовало сил, которых у меня в тот момент не было. Откровенно говоря, я ни с кем не хотел общаться, даже с Богом. Единственное, что облегчало боль, – это наш сад, а особенно цветник, разбитый моей женой. Утешение, которое я находил там, нельзя было сравнить ни с чем на земле. Я записал в своем дневнике: «Сижу вечером около дома и наблюдаю, как ромашки раскачиваются на своих длинных стеблях от дуновений легкого ветерка, как в темноте серебрятся осины, а над поросшим соснами обрывом всходит полная луна… Лишь красота говорит о том, что я хочу слышать. Лишь красота помогает мне».

Симона Вейл была абсолютно права – лишь красота и горе трогают наше сердце. Совершенно верно: красота в нашей жизни должна быть соразмерна нашему горю. Нет, ее больше. Гораздо больше. Разве не это лекарство прописал нам Господь? Только оглянитесь вокруг. Краски и звуки, запахи и вкусовые ощущения – мир полон красоты. Кажется, Бог очень любит все это. Он великолепно расточителен. Очевидно, Он считает, что в нашей жизни должно быть море красоты.

Я не могу выразить того, что хотел бы сказать о красоте. Но так и должно быть. Наша способность ощущать красоту превосходит нашу способность говорить о ней, потому что ее тайна не подвластна словам. Вордсворт написал такие строки:

 
Спасибо сердцу человека,
Спасибо нежности его,
Спасибо радостям и страхам,
Всему, что скрыто глубоко.
 

 
Цветка любого аромат
Дает мне мысли и желанья
Творца вселенной прославлять
За красоту Его созданья.
Перевод Л. Лазько
 

Я хочу поговорить с вами об исцеляющей силе красоты, о том, как она утешает и умиротворяет и в то же время волнует нас, как она трогает и вдохновляет. Все это звучит достаточно глупо. Вы, безусловно, ощущаете красоту по-своему. Но позвольте мне напомнить вам это ощущение. Подумайте о своей любимой музыке или вспомните красивый гобелен или пейзаж. «На этой неделе мы наблюдали несколько удивительных закатов, – прочитал я в письме, которое получил по электронной почте от одного своего близкого друга. – Было такое впечатление, что небо раскололось и часть его готова погрузиться в море. Я стоял и аплодировал… и в то же время хотел броситься на колени и плакать». Да, это именно те ощущения. Я хочу сказать вам одно – цените эти невероятные моменты и постарайтесь преодолеть все препятствия, мешающие вам все больше и больше наполнять свою жизнь красотой.

Не надо бояться, что таким образом вы опять потворствуете своим слабостям. Ощущение красоты уникально, и оно отличается от других видов удовольствия тем, что не вызывает стремления к обладанию. Вы можете восхищаться каким-то пейзажем, не приобретая его в свою собственность. Созерцания красивого цветка вполне достаточно, я вовсе не хочу его срывать. Красота как ничто другое на этом свете дает нам ощущение полноты жизни, не пробуждая жажды обладания. Она возвещает нам о великом возрождении. Возможно, именно поэтому она имеет такое исцеляющее воздействие, ведь красота – это чистый дар. Она помогает нам учиться отпускать.

Отказ

Пришло время, когда нам надо перестать играть с Богом в шахматы. В этой партии нам не одержать победы, мы лишь можем отсрочить ее исход, продолжая страдать в попытках контролировать жизнь и отравляя себя ядом жажды обладания. Видите ли, в жизни есть два типа потерь. Первый тип знаком всем людям – это потери, которые настигают нас помимо нашей воли. Называйте их, как хотите, – несчастный случай, судьба, стихийное бедствие. Их объединяет то, что мы не можем их контролировать. Мы не можем определить, когда, где, что или даже как это произойдет. Эти потери невозможно предсказать, они приходят к нам, а не от нас. Мы можем лишь выбрать, как нам на них реагировать. Второй тип потерь знаком лишь паломникам духа. Эти потери можно определить как отказ от чего-либо. Их выбираем мы. Отказаться от чего бы то ни было и смириться с потерей того, что нам никогда не принадлежало, – это разные вещи. Добровольно отказываясь от чего-то, мы приносим в жертву нечто очень дорогое для нас, нечто чистое, опасное лишь в силу своего совершенства, так что мы можем слишком сильно любить его. Это акт посвящения себя Богу, когда мало-помалу или сразу мы отдаем нашу жизнь Тому единственному, Кому она и принадлежит.

Духовный отказ – это не смирение. Это не стремление отказаться от всех желаний. Это и не восточный мистицизм – попытка избежать в этой жизни страданий путем усмирения своих чувств. Как охарактеризовал это состояние мой близкий друг Джен, «это отказ с желанием или для желания». Желание по-прежнему присутствует, его ощущают, ему рады. Но стремление к безопасности надо подчинить воле Бога, полностью положившись на Него. Вспомните Иисуса в Гефсиманском саду. Фредерик Бучнер предложил сравнить этот эпизод из жизни Спасителя с одним эпизодом из жизни Будды, чтобы мы научились понимать, в чем заключается настоящий духовный отказ:

Будда сидит под священным деревом в позе лотоса. На его лице отражается слабая улыбка человека, которому удалось освободиться от всех земных забот, которого даже небо не в силах потревожить. «Тот, кто любит пятьдесят, имеет пятьдесят скорбей, тот, кто любит десять, имеет десять скорбей, тот, кто ничего не любит, не имеет скорбей», – говорит он. Его глаза закрыты.

Теперь представим Иисуса Христа, стоящего в Гефсиманском саду, худого и измученного. Его лицо скрыто тенью, так что вы не можете видеть даже Его губ; Он бессилен перед всей мощью этого мира и неба. «Вот Моя заповедь: любите друг друга, как Я возлюбил вас», – говорит Он.

Now and Then

Иисус Христос не стеснялся плакать; Он молился с громкими криками и слезами. Он всегда предельно ясно говорил о том, чего хочет. Он умолял Своего Отца, чтобы Его миновала ужасная чаша, уготованная Ему, и не один раз, а три: «Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет». Он отказывается с желанием, для желания. Умалившись Сам, Он открыл нам сокровища небес. Будда отказывается от своего желания; Христос отказывается от Своей воли. А это большая разница.

Настоящий отказ дается нелегко, он не похож на быстрый выход из игры. Мы приходим к такому отказу лишь после ночи боренья. Лишь после того, как открываем свои сердца для любви. Затем мы принимаем решение о посвящении своих сокровенных желаний Богу. А вместе с ними мы посвящаем Ему наше сердце, самих себя без остатка. И после этого мы ощутим такую свободу, увидим такую красоту и получим такое отдохновение, что это превзойдет все наши ожидания.

После того как Уолтерсторф потерял сына, он долго не мог успокоиться: он плакал, стенал, скорбел. Мне кажется, его переживания были похожи на переживания Христа в Гефсиманском саду. Эта дорога слез привела его к истинному отказу. Вот как он описал его:

Позвольте мне снова объяснить вам свои чувства. Я по-прежнему узнавал все эти вещи. Я помнил, какую радость они мне приносили, – деревья, произведения искусства, дом, музыка, утреннее небо, окрашенное розовым цветом, хорошо выполненная работа, цветы, книги. Я по-прежнему радовался им. Они по-прежнему доставляли мне удовольствие. Но острый интерес к ним пропал. Страсть остыла, желания утихли, жажда стала менее неистовой. Я утратил зависимость от этих вещей. Мое сердце перестало неотвязно стремиться к ним. Я мог обойтись и без них. Они потеряли для меня свою значимость. Я перестал грести и был подхвачен течением. Я наслаждался радостью, которая приходила ко мне. Но поиски ее, стремление к ней и желание ее удержать исчезли.

Lament for a Son

Несколько месяцев назад я и сам испытал это чудесное ощущение свободы, когда высоко в горах плавал на каноэ по озеру. Мои сыновья уехали еще днем, поэтому я остался один и медленно плыл, рассекая коротким веслом спокойную гладь этого прекрасного озера. Это был тот час, когда форель начала подниматься на поверхность. В тихой заводи, которую я нашел, вода замерла; ее тревожила лишь рябь, которая шла от выпрыгивающей из воды форели, и можно было лишь догадываться, как много рыбы было рядом с моей лодкой. Об этом звездном часе мечтают все рыбаки. Я отложил весло и закинул удочку. Крючок с наживкой опустился в самый центр растревоженной водной глади. Сначала одна, затем еще пара форелей заинтересовались моей приманкой. Я знал, что если рыба по-прежнему будет так же активна, моя лодка наполнится быстрее, чем станет слишком темно для рыбалки. Но внезапно с берега подул легкий ветерок. Он нес с собой прохладу и аромат долины, и хотя он был слабый, я заметил, что мою лодку постепенно относит в центр озера. Меня охватило волнение, потому что я не мог ловить рыбу и грести одновременно. Чтобы оставаться в этой тихой заводи, где было полно рыбы, мне нужно было отложить удочку и работать веслом.

Я улыбнулся и отложил удочку. Но и весла не взял. Я вытянул руки вдоль планшира и позволил легкому ветерку уносить меня все дальше от берега. Я плыл и упивался красотой окружавших меня горных вершин, наслаждался золотом меркнущего света, радостью свободы моего желания. Тихий внутренний голос напомнил мне о рыбе, которая плескалась в заводи.

 
Но мне было интересно, куда меня унесет ветер,
Если я не буду ему сопротивляться.
Когда развязавшиеся канаты
Выскользнули у меня из рук,
Я захотел узнать, что за ветра заставляют моряков
Плыть по воле волн.
 

Глава 12. Храните сердце до конца

Помнить о тебе?

Я с памятной доски сотру все знаки

Чувствительности…

И лишь твоим единственным веленьем

Весь том, всю книгу мозга испишу

Без низкой смеси.

Гамлет

(Перевод Б. Пастернака)

Бывает, я проснусь, и вот, я все забыл.

Джордж Макдоналд

Но время от времени звуки трубы доносятся с высот вечности.

Фрэнсис Томпсон

В романе Габриеля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» описана жизнь небольшого мексиканского городка Макондо, а также жизнь нескольких семей, которые считали его своим домом. Однажды течение их тихой жизни было нарушено одной болезнью – бессонницей. Ее жители на протяжении нескольких недель, а затем месяцев не могли сомкнуть глаз. Они стали плохо ориентироваться в окружающей действительности, ведь постепенно память – немаловажная вещь в жизни – начала отказывать им. Даже самые простые и всем знакомые предметы кухонной утвари начали казаться странными, незнакомыми, забытыми. Аурелиано, серебряных дел мастер, однажды работал в своей мастерской и понял, что не может вспомнить название маленькой наковальни, которую использовал в работе. Его отец, Хосе, напомнил ему, как она называется.

«Наковальня». Аурелиано записал слово на бумажке и приклеил ее к основанию инструмента. Теперь он был уверен, что больше этого слова не забудет. Ему и в голову не пришло, что случившееся было лишь первым проявлением забывчивости. Уже через несколько дней он заметил, что с трудом припоминает названия почти всех вещей в лаборатории. Тогда он приклеил к ним соответствующие ярлыки, и теперь достаточно было прочесть надпись, чтобы определить, с чем имеешь дело. Когда встревоженный отец пожаловался, что забывает даже самые волнующие впечатления детства, Аурелиано объяснил ему свой способ, и Хосе Аркадио Буэндиа ввел его в употребление сначала у себя в семье, а потом и в городе. Обмакнув в чернила кисточку, он надписал каждый предмет в доме: «стол», «стул», «часы», «дверь», «стена», «кровать», «кастрюля». Потом отправился в загон для скота и в поле и пометил там животных, птиц и растения: «корова», «козел», «свинья», «курица», «маниока», «банан». Мало-помалу, изучая бесконечное многообразие забывчивости, люди поняли, что может наступить такой день, когда они, восстановив в памяти название предмета по надписи, будут не в силах вспомнить его назначение. После этого надписи усложнили. Наглядное представление о том, как жители Макондо пытались бороться с забывчивостью, дает табличка, повешенная ими на шею корове: «Это корова, ее нужно доить каждое утро, чтобы получить молоко, а молоко надо кипятить, чтобы смешать с кофе и получить кофе с молоком».

…У входа в город повесили плакат: «Макондо», другой, побольше, установили на центральной улице, он гласил: «Бог есть».

Перевод с испанского Н. Бутыриной, В. Столбова

Наш самый главный враг

Когда я прочитал эту историю в первый раз, то лишь рассмеялся. Но она очаровала меня, и при втором прочтении я начал понимать, что она относится и ко мне тоже. И я сказал себе: «Неплохая идея. Наверное, и мне следует повесить над кроватью табличку, на которой будет написано: БОГ ЕСТЬ». Дело в том, что практически каждое утро я просыпаюсь неверующим человеком. Такое впечатление, что за ночь я впадаю в полную забывчивость, и когда наступает день, я совершенно теряю ориентацию. Глубокие и ценные истины, к осознанию которых Господь за эти годы привел меня, которые я помнил еще вчера, начинают казаться мне необычайно далекими. Это происходит со мной не каждое утро, но достаточно часто, чтобы я к этому привык. И я знаю, что это происходит не только со мной. Как признался Дж. Макдоналд в своем стихотворении Diary of an Old Soul,

 
Я уплываю вдаль с отливом
И забываю милый край.
Душа моя теперь уныла,
Забыла путь в небесный рай.
 

 
Знаком ей был покой и радость,
Но, погрузившись в суету,
Тебя, мой Боже, я оставил,
Жизнь променял на пустоту.
 

 
Больное сердце только грезит,
И правда кажется порой
На озаренном светом небе
Чуть видной бледною луной.
Перевод Л. Лазько
 

На самом деле все люди, которые приходят ко мне за психологической помощью, сталкиваются с одной и той же проблемой. На протяжении тех сеансов, когда мы проходим с ними курс терапии, происходит много прекрасных событий. Не обязательно в начале пути, никогда по нашему требованию, но Бог являет Себя. Для этих людей зажигается свет, их сердца наполняются надеждой, а глаза слезами благодарности. Неожиданно вера, надежда и любовь начинают казаться им неотъемлемыми составляющими жизни. А во время очередной встречи меня охватывает ужас. Когда они возвращаются в мой кабинет на следующей неделе, у меня создается впечатление, что они никогда не переживали ничего подобного. О том чудесном дне они вспоминают с трудом. Жизнь опять тяжела, Бог бесконечно далек, любовь глупа. Все забыто; все кажется лишь суетой больного сердца. Мне хочется схватить их и как следует потрясти, чтобы они пришли в себя, хочется крикнуть: «Разве вы не помните? Почему вы дали воспоминаниям ускользнуть от вас?» Но до сегодняшнего дня разум брал верх, и я не позволял себе этого.

Забывчивость – это серьезная проблема. Среди всех врагов, с которыми может столкнуться наше сердце, этот враг может быть самым опасным, потому что он действует тайно. Забывчивость не вступает с нами в борьбу в открытой схватке, размахивая знаменами. Она не выходит к нам, пытаясь нас соблазнить и очаровать, как дама в красном. Она действует медленно, незаметно и как бы между делом. У моей жены в саду рос прекрасный розовый куст, который наполнял весь сад чудесным ароматом. Мы наслаждались его алыми цветами каждое лето. Но в прошлом году что-то произошло. Ветви растения неожиданно почернели, сбросили листья и цветы, и за неделю куст умер. Мы всегда очень бережно ухаживали за этим растением и не могли понять, что же мы сделали не так. Мы позвонили специалисту по цветам и узнали, что в корнях куста завелся червь, который изнутри уничтожил жизненно важную часть растения. Точно так же действует забывчивость. Она настолько медленно отсекает нас от источника Жизни, что мы почти не замечаем этого, до тех пор пока однажды цвет нашей веры не опадет.

Будьте настороже

Писание не раз предупреждает нас об опасности забывчивости, говоря об этом как прямо, так и иносказательно. Например, один сюжет из Ветхого Завета весьма прозрачен. Бог удивительным образом избавил Свой народ от тяжелого египетского рабства, проявив Свою силу и заботу. Он наслал на египтян моровую язву, Он установил Пасху, Он провел евреев по дну Чермного моря. Израильтяне праздновали избавление от ига с песнями и плясками. Но три дня спустя они стали жаловаться, что у них нет воды. Бог сделал горькие воды Мерры сладкими. Тогда они стали жаловаться, что им нечего есть. Бог снабжал их едой прямо с неба, каждое утро. Затем снова потребовалась вода. Бог дал им воду из скалы. На них напали враги, Бог спас их. И так без конца на протяжении сорока лет. И вот, когда израильтяне уже дошли до земли обетованной, Бог произнес Свое последнее предупреждение: «Только берегись и тщательно храни душу твою, чтобы тебе не забыть тех дел, которые видели глаза твои, и чтобы они не выходили из сердца твоего во все дни жизни твоей…» (Втор. 4:9, курсив автора ).

Конечно же, они ослушались, они забыли. Забыли обо всем. Эта забывчивость красной нитью проходит через всю историю Израиля. Бог вмешивается в судьбу израильтян, Он творит удивительные вещи, народ ликует. Но затем эти люди обо всем забывают и начинают поклоняться другим богам.

С ними происходит катастрофа, они молят о спасении. Опять Бог вмешивается, творит удивительные вещи, народ ликует – и так без конца. Все повторяется снова и снова, и когда в этой драме будет поставлена точка – никто не знает.

Как в случае с жителями Макондо, история израильтян – это и наша история. Со времен Ветхого Завета произошло не так много изменений, лишь контраст стал более явным, а ставки более высокими. Бог вмешался в нашу жизнь, представ перед нами во плоти, и перед тем как уйти, Он дал нам таинство причастия со словами: «Сие творите в Мое воспоминание».

Но люди не делают этого – они просто забыли Его. Павел был «шокирован» поведением галатов, удивляясь, что они «от призвавшего [их] благодатью Христовою так скоро переходят к иному благовествованию…» (Гал. 1:6). Он вынужден послать Тимофея к коринфянам, чтобы «напомнить [им] о путях [своих] во Христе, как [он] учил везде, во всякой церкви» (1 Кор. 4:17). Петр, который сам не понаслышке знал о скорби, приходящей от забвения, написал свое послание, чтобы вступить в бой с этой болезнью души: «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Пет. 5:10).

Так происходит даже с самыми лучшими из нас. Однажды мы с Брентом пили кофе вместе с пастором из Денвера, жене которого очень помогло то, о чем она прочитала в нашей книге «Священный роман». Пастор рассказал нам о ее долгом затворничестве в пустыне своей души, и это состояние лишь ухудшалось во время приступов депрессии. Наши слова о лучшей жизни, Боге и пути сердца стали лекарством, с помощью которого Бог вдохнул жизнь в ее иссохшее сердце. Ее муж был очень признателен нам за книгу, он снова и снова благодарил нас за то, что мы ее написали. Вы, наверное, думаете, что мы оба были очень тронуты этим. Обычно авторы дорого готовы заплатить, чтобы услышать такие слова. Но реакция Брента обнажила нечто более глубокое: «Неужели? Вы думаете, все так и есть?»

За что нам держаться?

Жизнь – это путь сердца, который требует работы ума, а не наоборот. В церкви зачастую эту истину переворачивают с ног на голову и ставят знание о том, что правильно, а что неправильно, в центр жизни. Но это не так; центром жизни является сердце. И основные ее события связаны с желанием. Тем не менее, чтобы сохранить сердце, недостаточно жить желаниями. Мы слишком хорошо это уяснили. В жизни сердца мы должны держаться истины, которая будет хранить и направлять наше желание, это – вторая часть нашей задачи. По мере того как наше сердце и душа начнут исцеляться, мы должны остерегаться другого, мы должны следить за тем, чтобы не оставить поиски истины и не ориентироваться в нашем путешествии лишь на чувства и интуицию. «Следуйте за своим сердцем» – этот призыв стал слишком популярен в наше время. Или, как поет Стинг, «доверься своей душе». Это не выход. Наши духовные праотцы и праматери знали это слишком хорошо. Фома Кемпийский в своем труде The Imitation of Christ предупреждал: «Наши собственные суждения и чувства часто обманывают нас, иногда с их помощью нам удается разглядеть истину, но очень редко». Мы должны держаться за истину о лучшей жизни. Поэтому духовные столпы прошлого предупреждают нас, что мы должны сберечь и сердце, и разум. Как сказал Джеймс Хоустон в своей книге The Heart's Desire,

В христианской богословской традиции Средневековья существовала идея заучивания текста наизусть, запоминания его всем сердцем, и это было совсем не похоже на заучивание таблицы умножения. Суть этой идеи состояла в переориентации человеческой жизни, которую св. Бенедикт описал как перенесение идей, рожденных умом, в сердце, чтобы предстать перед Богом цельным человеком. Русский монах XIX века, Феофан Затворник, высказал похожую мысль: «Совершенно необходимо предстать перед Богом с разумным сердцем и продолжать таким образом представать перед Ним всякий час, день и ночь, до конца жизни».

Дело в том, что не всякая истина помогает нам осветить сердце разумом. Можно так рассуждать об истине, что сердце лишь оцепенеет от этого. Большинство из нас было воспитано в век разума и науки. Мы привыкли думать, что лучше всего истину можно доказать научным методом – методом анализа. Если вы помните уроки биологии в школе, то должны вспомнить занятие, посвященное изучению кошки, которая стояла перед вами на столе. Во время этого эксперимента вы могли узнать о ней очень много: о ее дыхательной системе, мускулатуре, опорно-двигательном аппарате и т. д. Но в тот момент, когда вы узнавали все это, от кошки ничего не оставалось. Вы знали о ней все, но реальность ускользала от вас. Независимое, игривое, своевольное животное – живая кошка, которая стояла перед вами в ожидании долгожданной свободы и возможности убежать, как только вы встанете, чтобы открыть дверь, – исчезала.

Позвольте мне привести вам еще один пример: что такое поцелуй? Формально, в духе современных определений, это две пары челюстей, прижимающихся друг к другу на протяжении некоторого времени. Те из вас, кому знакомо чудо поцелуя, знают, что, с одной стороны, это правильно, но с другой – абсолютно неверно. Это определение лишает поцелуй красоты, таинственности, страсти и ощущения близости, оставляя нас перед ничего не говорящим фактом. Тот, кто знает, что такое поцелуй, почувствует, что его обокрали; тот, кто не имеет об этом представления, скорее всего, скажет: «Если это и есть поцелуй, то я, пожалуй, целоваться не буду».

Так же мы поступаем и с богословием. Мы изучаем Бога, человека, Евангелие и получаем тысячи, если не миллионы, фактов – все абсолютно мертвые. Дело не в том, что эти открытия неверны; дело в том, что они ничего нам не говорят. Например, я могу сообщить вам несколько фактов о Боге. Он всеведущ, всемогущ и неизменен. Вот так – разве вы не чувствуете себя ближе к Нему? Все, что мы сейчас перечислили, не раскрывает одного – Он личность, и, как сказал Э. Тозер, «всей глубиной Своей всемогущей натуры Он думает, желает, радуется, чувствует, любит, жаждет и страдает, как любая другая личность». Как нам получить информацию о какой-то личности? Услышав ее историю. Все эти невероятные, печальные и вдохновляющие истории, которые мы рассказываем, позволяют другим что-то узнать о нас. Мы должны прочитать Писание как Историю, каковой оно и является, и перестать относиться к нему как к энциклопедии, пытаясь отыскать там «советы и инструкции».

Напоминание об Истории можно встретить везде – в фильмах и романах, в детских сказках, в окружающем нас мире природы и в историях нашей жизни. Более того, каждый роман, фильм, песня или стих, которые запали вам в душу, рассказывают нечто, что вам нужно знать о Священном романе. Даже природа кричит нам о великом сердце Божьем и о драме, которая сейчас разворачивается. Рассвет и закат каждый день рассказывают нам сказку, напоминая о величии Эдема, предсказывая его возвращение. «С высот вечности» доносятся звуки трубы. Мы должны прислушиваться к ним, потому что они драгоценны, мы должны хранить их в своем сердце.

Как держаться истины

Чтобы не забыть о каком-то важном деле или событии, люди завязывают узелки на память. Бог повелел евреям делать повязки над глазами, на которых были бы записаны Его слова, заповеданные им. Некоторые понимали это буквально и носили на лбу небольшие коробочки (филактерии), в которых хранили фрагменты Писания. Раньше я читал об этом и думал, что это довольно глупо; теперь я отношусь к этому с сочувствием. Мне тоже нужно всегда иметь перед собой одну надпись, чтобы видеть ее каждый день: Бог есть.

Блез Паскаль пошел еще дальше. В ночь своего обращения, 23 ноября 1654 года, чтобы передать свои первые впечатления от встречи с живым Богом, он записал следующие слова:

Огонь. Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова… Уверенность, полная уверенность; волнение, радость, мир, Бог Иисуса Христа. Deum meum et Deum vestrum, Твой Бог будет и моим Богом. Забвение мира и всего, что в нем, кроме Бога. Радость, радость, радость, слезы радости!

Когда он умер, эта памятка была найдена зашитой в подкладку его сюртука, рядом с сердцем. Он хранил ее там со дня своего обращения и до последнего вздоха.

Если мы хотим сохранить наши сердца до конца пути, нам необходимо сделать что-то аналогичное. Потому что с каждым днем мы все больше забываем об Истории. Ее постоянно стирает из нашей памяти нечистый – главный разрушитель. Он искажает, выворачивает и расчленяет истину до тех пор, пока мы не перестаем узнавать те ее фрагменты, которые у нас остались. Или мы сами теряем ее на ярмарке тщеславия. Атакуемые каждый день сотнями идей, каждая из которых помечена маркировкой «необходимая», мы оставляем позади себя действительно важные вещи, которые могли стать единственным убежищем для нашего сердца.

Мне вспоминается история о маленьком крысенке Бросай-Хватай, которую я узнал еще ребенком. Этот крысенок каждое утро отправлялся в рискованное путешествие, чтобы выполнить важное поручение, но внезапно что-то привлекало его внимание. Сначала это был осколок голубого стекла. Он бросал то, что нес, и поднимал стеклышко с намерением принести его домой и показать своей маме. То-то она обрадуется! Но по пути домой он замечал серебристый блеск какого-то предмета, сверкающего на солнце. Он останавливался, чтобы посмотреть на него поближе. И вот стеклышко уже становилось ненужным и оставалось брошенным, потому что теперь он находил нечто лучшее – пробку от бутылки. И так далее в том же духе. К тому времени, как он доходил до дома, настоящее сокровище оставалось далеко позади.

Мы должны больше думать о том, как нам держаться истины. Пилигримы духа, которые равнялись на св. Бенедикта, серьезно относились к этой задаче; боюсь, гораздо серьезнее, чем мы. Обычный день монаха-бенедиктинца начинался в полночь, когда он вставал на ночной молебен. Во время этого молебна читалось не менее двенадцати псалмов, не менее трех отрывков из Библии, пелось несколько гимнов и произносилось несколько молитв. С рассветом начинался утренний молебен, за ним следовали еще шесть: служба первого часа, третьего часа, шестого часа, девятого часа, вечерня и повечерие. Семь раз в день монахи откладывали дела и посвящали время молитве и чтению псалмов. Вместе с ночным стоянием получается, что прочитывалось более двадцати девяти псалмов, не считая чтения из Священного Писания, молитв, гимнов и песнопений.

Я не предлагаю всем нам заимствовать устав бенедиктинцев. Но я советую вам задуматься вот над чем: эти люди оставили суету мира, чтобы целиком посвятить себя Богу. Они жили в обстановке, которая была создана специально, чтобы помогать им стоять пред Богом, и что же они обнаружили? Что они нуждаются в том, чтобы им напоминали об этом через каждые несколько часов, каждый день и каждую ночь! Почему же мы думаем, что нам, живущим во враждебном хаосе этого мира, достаточно лишь время от времени обращаться к Богу? «Эй, Господь, я знаю, что уже давно не разговаривал с Тобой, но… э-э-э… спасибо, что был рядом со мной, и, пожалуйста, помоги мне прожить этот день». Мы обманываем сами себя, если полагаем, что можем сохранить сердце без постоянного обращения к истине. Поэтому разрешите мне немного поделиться с вами монашеской мудростью, которая будет полезна современному паломнику.