Текст книги "Третья пуля"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Что вам о нем известно?

– Он художник.

– Один факт не слишком соответствует всему этому, – продолжал полковник, обследуя свои руки. – Вы готовы поклясться, мисс Мортлейк, что Уайт не мог убить судью Мортлейка. Тем не менее, если я правильно понял, вы позвонили сюда вчера в половине пятого, умоляя прислать людей для защиты вашего отца, так как Уайт угрожал убить его. Это правда?

– Правда, – с обезоруживающей простотой ответила девушка, – но, конечно, я никогда не думала, что он это сделает. Меня охватила паника. Понимаете, вчера я встретила Гейбриэла между половиной четвертого и четырьмя. Если помните, около четырех или чуть позже начался дождь. Я находилась неподалеку от Норт-Энд-роуд, когда увидела Гейбриэла. Он шел опустив голову и выглядел мрачным как туча. Я остановила машину. Сперва он не хотел со мной говорить, но машина находилась рядом с закусочной, и он предложил зайти туда и выпить чаю. Сначала Гейбриэл молчал, а потом начал ругать моего отца и заявил, что собирается его убить…

– Но на вас это не произвело впечатления?

– Гейбриэл всегда так говорил. – Она сделала нетерпеливый жест рукой в перчатке. – Но я не хотела скандала в общественном месте, поэтому сказала: «Ну, если ты не в состоянии вести себя прилично, мне, пожалуй, лучше уйти». Я оставила его сидящим там, опершись локтями о стол. К тому времени начался дождь, сверкнула молния, и я испугалась грозы. Поэтому я поехала домой, как только взяла книгу в библиотеке.

– Да? – подсказал полковник, когда девушка умолкла.

– Я предупредила Робинсона – привратника, – чтобы он никого не впускал даже через вход для торговцев. Участок окружен стеной с битым стеклом наверху, так что я вообще не понимаю, как Гейбриэл смог пробраться. Когда я шла к дому, гроза усилилась, и я еще сильнее запаниковала, поэтому подбежала к телефону и… – Она откинулась назад, тяжело дыша. – Я потеряла голову – вот и все.

– Ваш отец знал Уайта, мисс Мортлейк? – спросил Маркуис.

– Думаю, да. По крайней мере, он знал, что я… встречаюсь с Гейбриэлом.

– И не одобрял это?

– Да, хотя не понимаю почему. Он никогда не виделся с Гейбриэлом в моем присутствии.

– Значит, вы думаете, что могла существовать личная причина, по которой ваш отец приговорил его к порке? – Когда Трэверс открыл рот, полковник быстро добавил: – Сэр Эндрю собирается посоветовать вам не отвечать на этот вопрос. Я прекрасно знаю, что вы не обязаны это делать. Но мне кажется, защите потребуется любая помощь. Несмотря на ваше галантное заявление в пользу мистера Уайта, он признает, что произвел один выстрел. Вы это знали?

Голубые глаза девушки расширились, а краска сбежала с ее лица, на мгновение сделав его беспомощным.

– Нет, – ответила она, бросив взгляд на Пейджа. – Но это ужасно! Если он признает, что сделал это…

– Нет, он не признает, что произвел выстрел, убивший вашего отца. В том-то и беда. – Полковник Маркуис вкратце обрисовал ситуацию, – Так что, как видите, нам остается обвинить Уайта или, как говорит инспектор, сойти с ума. Вы знаете кого-либо еще, кто мог бы желать смерти вашему отцу?

– Ни одного человека в мире. Напротив, его все любили. Вы, вероятно, слышали, каким снисходительным судьей он был. Никто из приговоренных им не питал к нему вражды.

– А как насчет личной жизни?

Вопрос явно удивил ее.

– Личной жизни? Что вы имеете в виду? Конечно… – она поколебалась, – с отцом иногда бывало нелегко. У него были превосходные, гуманные принципы, он всегда стремился сделать мир лучше, но мне иногда хотелось, чтобы папа был более жестким в суде и на банкетах и более мягким дома. Пожалуйста, не поймите меня превратно! Папа был чудесным человеком и ни разу в жизни не сказал нам дурного слова. Но своим вежливым голосом он слишком любил читать нотации. Хотя, полагаю, это было для нашей же пользы…

Пейджу впервые пришло в голову, что жизнь с либеральным и снисходительным судьей Чарлзом Мортлейком могла быть сущим кошмаром.

Полковник Маркуис посмотрел на Траверса:

– Вы согласны с этим, сэр Эндрю?

Трэверс с трудом отвлекся от маленького браунинга, который он подобрал со стола и вертел в руке.

– Что у Мортлейка не было врагов? О, вполне согласен.

– Вам нечего к этому добавить?

– Есть, и очень многое, – резко отозвался Трэверс. – Значит, второй выстрел произвели из этого пистолета? Ну, это меняет дело. Не знаю, виновен Уайт или нет, но теперь я не могу взяться за его защиту… Понимаете, этот браунинг принадлежит мне.

Айда Мортлейк издала возглас. Трэверс достал из внутреннего кармана бумажник и показал карточку лицензии на огнестрельное оружие.

– Если вы сравните серийные номера, то увидите, что они совпадают.

– Хм, – произнес Маркуис. – Значит, вы собираетесь признаться в убийстве?

– Упаси бог! – Трэверс широко улыбнулся. – Я не убивал Мортлейка – он мне слишком нравился. Но ситуация для меня необычная, и я не могу назвать ее приятной. Пистолет сразу показался мне знакомым, хотя я не предполагал, что это тот же самый. Последний раз я видел его в моей конторе в Иннер-Темпл.[7]7
  Иннер-Темпл – здание в Темпле, квартале лондонского Сити, где размещены конторы и жилища членов добровольных юридических корпораций.


[Закрыть] Точнее – в нижнем левом ящике письменного стола в моем кабинете.

– Мог Уайт украсть его оттуда?

Трэверс покачал головой:

– Не думаю. Мне это кажется крайне маловероятным. Я незнаком с Уайтом и никогда его не видел. И он ни разу не бывал в моей конторе – разве только с целью ограбления.

– Когда именно вы видели пистолет в прошлый раз?

– Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос. – Теперь Трэверс выглядел беспечным, хотя Пейджу казалось, что он все еще настороже. – Пистолет был, так сказать, частью мебели. Думаю, я не вынимал его из ящика больше года – он просто не был мне нужен. Так что он мог отсутствовать как год, так и несколько дней.

– А кто мог его украсть?

Лицо Трэверса омрачилось.

– Любой, имеющий доступ в мою контору, мог это сделать.

– Например, кто-то из домочадцев судьи Мортлейка?

– Вполне возможно.

– Ладно, – кивнул заместитель комиссара. – Не возражаете, сэр Эндрю, отчитаться нам в ваших вчерашних передвижениях во второй половине дня?

Барристер задумался.

– Я был в суде примерно до половины четвертого. Потом пошел пешком в Темпл. Когда я проходил через Фаунтин-Корт, солнечные часы на стене показывали без двадцати четыре. Я обещал Мортлейку быть в Хампстеде не позже половины пятого. Но мой клерк сообщил мне, что Гордон Блейк заболел и настоял на том, чтобы дело Лейка передали мне. Это довольно запутанное дело, и его должны сегодня рассматривать в суде. Я знал, что мне придется готовиться к защите весь остаток дня, а может быть, и всю ночь. Попасть в Хампстед к чаю я никак не мог, поэтому остался в конторе с документами по делу Лейка. Было без двадцати шесть, когда я внезапно осознал, что не позвонил по телефону с извинениями. Но к тому времени бедняга Мортлейк уже был мертв. Насколько я понимаю, его застрелили около половины шестого.

– И все это время вы находились у себя в конторе? Кто-нибудь может это подтвердить?

– Думаю, да, – серьезно ответил адвокат. – Мой клерк был в соседней комнате до шести. Я находился в жилых помещениях, и, чтобы покинуть их, должен был бы пройти через комнату клерка. Так что он может обеспечить мне алиби.

Опираясь на трость, полковник Маркуис поднялся с кресла и кивнул.

– Могу ли я посягнуть на ваше время и попросить вас подождать минут десять в другой комнате? – сказал он. – Я должен кое-что сделать, а потом хотел бы снова поговорить с вами обоими.

Нажав кнопку на столе, он так быстро выпроводил их из комнаты, что Трэверс все равно не успел бы возразить.

– Великолепно! – воскликнул полковник, радостно потирая руки. Пейдж чувствовал, что только хромота мешает его шефу пуститься в пляс. Маркуис указал длинным пальцем на инспектора. – В глубине души вы шокированы отсутствием у меня чувства собственного достоинства. Подождите, пока доживете до моих лет. Тогда вы поймете, что величайшее благо для перешагнувшего шестидесятилетний рубеж – возможность вести себя так, как хочется. В этом деле есть масса возможностей, инспектор, и, надеюсь, вы их видите.

Пейдж задумался.

– Что касается возможностей, сэр, то в краже пистолета у сэра Эндрю Трэверса есть что-то очень сомнительное. Если Уайт не мог его украсть…

– Ах да, Уайт. Вот почему я удалил наших друзей из комнаты. Я хотел поболтать с Уайтом наедине.

Он снова снял телефонную трубку и распорядился привести Уайта.

Пирс отметил, что со вчерашнего вечера во внешности молодого человека произошло мало изменений. Уайта привели два констебля. Его долговязая фигура по-прежнему была облачена в поношенное пальто. Он нервно приглаживал длинные темные волосы, зачесанные назад. Тонкий нос на осунувшемся лице контрастировал с крепким подбородком; серые глаза поблескивали под сдвинутыми бровями. Он выглядел наполовину воинственным, наполовину отчаявшимся.

– Почему бы вам не рассказать, что в действительности произошло в этом павильоне? – начал Маркуис.

– Хорошо бы вы рассказали мне об этом, – отозвался Уайт. – Думаете, я не ломал над этим голову с тех пор, как меня арестовали? Что бы ни случилось, длительный срок мне обеспечен, так как я стрелял в старую свинью. Но, хотите верьте, хотите нет, я его не убивал!

– Ну, в этом мы и должны разобраться, – сказал Маркуис. – Кажется, вы художник?

– Я живописец, – ответил Уайт. – Являюсь ли я художником, выяснится в будущем. – В его глазах появился фанатичный блеск. – Но я бы хотел, чтобы филистеры не использовали термины, которых не понимают! Я…

– Мы как раз к этому подходим. Насколько я понимаю, у вас радикальные политические убеждения. Во что вы верите?

– Так вы хотите знать, во что я верю? – осведомился Уайт. – Я верю в новый, просвещенный мир, свободный от грязи, в которую мы превратили этот. В мир света и прогресса, где человек может свободно дышать, в мир без насилия и войн, в мир, как прекрасно сказано у Герберта Уэллса… «просторный, чистый и чудесный». Вот все, чего я хочу, и это не так уж много.

– И как вы предлагаете это осуществить?

– Прежде всего, нужно повесить всех капиталистов. Тех, кто против нас, достаточно расстрелять, но капиталисты должны быть повешены, так как они принесли в мир эту грязь и сделали нас своими орудиями. Повторяю снова: мы орудия, орудия, орудия!

«Парень свихнулся», – подумал Пейдж.

Но Гейбриэл Уайт говорил так горячо и серьезно, что его бредовые фразы звучали убедительно. Он умолк, тяжело дыша.

– И по-вашему, судья Мортлейк заслужил смерть?

– Он был свиньей, – спокойно ответил Уайт. – Чтобы это понять, не нужно разбираться в политике.

– Вы знали его лично?

– Нет, – поколебавшись, сказал Уайт.

– Но вы знаете мисс Айду Мортлейк?

– Слегка. И это не имеет значения. Незачем втягивать ее – она ничего не знает.

– Естественно. Предположим, вы расскажете нам, что именно произошло вчера. Для начала, как вы проникли на участок?

Уайт вздохнул.

– Лучше я расскажу вам, так как это единственное, чего я стыжусь. Понимаете, вчера я встретился с Айдой. Мы были в закусочной в Хампстеде. Разумеется, я не хотел встречаться с ней именно тогда, но счел себя обязанным предупредить ее, что я убью старика, если смогу: – Его скулы слегка покраснели, а красивые руки не переставая постукивали по коленям. – Дело в том, что я спрятался в ее автомобиле. Айда этого не знала. Выйдя из закусочной, она собиралась заехать в библиотеку на той же улице. Я последовал за ней, а когда она была в библиотеке, проскользнул в ее машину и спрятался сзади под ковриком. Был пасмурный, дождливый день, поэтому я знал, что Айда меня не заметит. Иначе я не смог бы пробраться на участок. Там бдительный привратник.

Айда проехала через ворота к дому. Когда она поставила машину в гараж, я потихоньку выбрался. Беда была в том, что я понятия не имел, где старая свинья. Откуда мне было знать, что он в павильоне? Я думал, что найду его в доме.

Я потратил почти час, пытаясь пробраться в дом. Повсюду были слуги. Наконец я пролез через боковое окно – и почти наткнулся на дворецкого. Он как раз входил в гостиную, где сидела Айда, сказал, что уже поздно, и спросил, подать ли ей чай. Она ответила, что да, так как ее отец в павильоне и, вероятно, не вернется к чаю. Вот как я узнал, где судья. Я вылез из окна назад…

– В котором часу это было?

– Бог его знает – я не следил за временем. – Уайт задумался, – Впрочем, вы легко можете это выяснить.

Я побежал прямо к павильону и наткнулся на ваших полицейских – полагаю, это были полицейские, – но решил, что убью старого черта, чего бы мне это ни стоило.

Дыхание со свистом вырывалось из его ноздрей.

– Значит, мы можем считать, что это было в половине шестого? – спросил полковник Маркуис. – Отлично. Продолжайте.

– С тех пор я представлял себе это сотню раз. – Уайт закрыл глаза. – Я вбежал в кабинет и запер дверь. Мортлейк стоял у окна, крича что-то полицейскому снаружи.

Услышав, как я вошел, он повернулся…

– Он сказал что-нибудь?

– Да. Спросил: «Что это значит?» или «Что вам нужно?» – точно не помню. Увидев у меня в руке револьвер, он вытянул руку перед собой, как будто я собирался его ударить. Тогда я выстрелил – вот из этого. – Уайт притронулся к «айвор-джонсону» 38-го калибра.

– Хм, да. Вы попали в него?

– Практически уверен, что нет. – Уайт опустил кулак на край стола. – Над столом горела яркая лампа в медном плафоне, освещая стол и пространство между окнами. Когда я нажал на спуск, то видел, как в стене позади старика появилась черная дырка от пули. А он все еще двигался и даже побежал. Кроме того…

– Ну?

Уайт внезапно как будто состарился на много лет.

– Убить человека не так легко, как кажется. Все в порядке, пока твой палец не оказывается на спуске. Тогда ты чувствуешь, что физически не можешь этого сделать… Все равно что бить лежачего. В тот момент я почти пожалел старого негодяя. Он выглядел таким испуганным и метался в разные стороны, как летучая мышь.

– Минутку, – прервал Маркуис. – Вы часто пользовались огнестрельным оружием?

Уайт был озадачен.

– Нет. Едва ли я когда-нибудь держал в руках что-нибудь более смертоносное, чем духовое ружье в детстве. Но я думал, что в такой маленькой комнате не смогу промазать. Однако я промахнулся. Старик побежал от меня вдоль задней стены. Хочу, чтобы вы поняли – все произошло за несколько секунд. Он повернулся лицом к углу стены позади меня справа…

– Лицом к углу, где стояла желтая ваза, в которой потом нашли пистолет?

– Да. Как будто он собирался бежать через комнату. Тогда я услышал еще один выстрел. Казалось, он прозвучал позади, справа от меня. Я почувствовал… ну, что-то вроде ветра, если вы понимаете, о чем я. Старик опять повернулся, сделал несколько шагов назад, а потом упал на стол лицом вниз. В этот момент ваш полицейский офицер… – Уайт кивнул в сторону Пейджа, – влез через окно. Это все.

– Вы видели в комнате кого-нибудь еще, до или после выстрела?

– Нет.

Заместитель комиссара посмотрел на Пейджа:

– Вопрос вам, инспектор. Могло ли быть в доме судьи устроено какое-либо механическое приспособление, способное произвести выстрел и спрятать пистолет самостоятельно?

– Это совершенно невозможно, сэр, – сразу же ответил Пейдж. – Мы с Борденом почти разобрали павильон на куски. – Он улыбнулся. – Можете также выбросить из головы мысль о потайном ходе или люке. Там не было даже мышиной норки. Кроме того, в комнате был произведен выстрел из оружия, найденного в желтой вазе.

Полковник мрачно кивнул:

– Да, думаю, мы должны признать, что второй выстрел произвел кто-то, находившийся в комнате. Скажите, Уайт, на каком расстоянии вы были от судьи, когда стреляли в него?

– Думаю, около пятнадцати футов.

– Ладно. Значит, кто-то бросил пистолет в вазу. Вы говорите, Пейдж, ваза была слишком высока, чтобы кто-то мог дотянуться рукой до дна и положить туда пистолет. Следовательно, его падение должно было вызвать какой-то звук. – Он посмотрел на Уайта. – Вы слышали звук?

Уайт задумался.

– Честно говоря, не знаю. Не могу вспомнить…

– Вы сознаете, – с внезапной резкостью произнес Маркуис, – что ваша история просто невероятна? По-вашему, кто-то сбежал из комнаты, которая была заперта и охраняема со всех сторон. Каким образом?.. Да, в чем дело?

В комнату вошел секретарь полковника и что-то тихо сказал. Маркуис кивнул, снова став дружелюбным.

– Полицейский хирург произвел вскрытие, – сказал он Пейджу. – И результаты настолько интересны, что он хочет сообщить их мне лично.

Наступило молчание. Уайт сидел на стуле, прижав локти к спинке; на его лице было написано напряженное ожидание. Пейдж понимал, какие мысли роятся в голове у заключенного. Если из тела судьи извлекли пулю 38-го калибра, ему конец.

Полицейский хирург доктор Гэллатин – суетливый маленький человечек – вошел в комнату с портфелем в руке.

– Доброе утро, доктор, – поздоровался полковник Маркуис. – Мы не можем двигаться дальше, пока не узнаем ваш вердикт. – Он подтолкнул через стол револьвер и браунинг. – Мнения публики разделились. Одна ее часть полагает, что судья Мортлейк был убит пулей из револьвера «айвор-джонсон» 38-го калибра, выпущенной на расстоянии около пятнадцати футов, а другая – что его убила пуля из пистолета браунинг 32-го калибра, выпущенная на расстоянии около двадцати пяти футов. Какая из сторон права?

– Никакая, – ответил доктор.

Полковник медленно выпрямился.

– Что вы имеете в виду?

– То, что обе стороны не правы, сэр. Он был убит пулей из пневматического пистолета «эркман», приблизительно соответствующей 22-му калибру, и выстрел произвели примерно с десяти футов.

Хотя Маркуис и глазом не моргнул, Пейдж чувствовал, что старый сукин сын редко получал столь неожиданные сообщения. Он сидел прямо, холодно глядя на врача.

– Надеюсь, вы трезвы, доктор Гэллатин? – осведомился полковник.

– Увы, трезв как стеклышко, – отозвался врач.

– И вы серьезно пытаетесь убедить меня, будто в этой комнате произвели еще и третий выстрел?

– Мне ничего не известно об этом деле, сэр. Я только знаю, что в него всадили с достаточно близкого расстояния… – Гэллатин открыл маленькую картонную коробочку и достал оттуда сплющенный кусочек свинца, – вот эту пулю из духового пистолета «эркман». Как правило, нам приходится иметь дело с армейским пистолетом «эркман», который гораздо тяжелее. Но и это оружие смертельно опасно, так как куда мощнее обычного духового ружья и стреляет почти бесшумно.

Полковник Маркуис повернулся к Уайту:

– Что вы на это скажете?

Очевидно, Уайт был так напряжен, что позабыл о своей роли социального реформатора и ответил как сердитый школьник:

– Я знаю об этом не больше вас.

– Вы слышали или видели третий выстрел в этой комнате?

– Нет.

– Инспектор Пейдж, вы обыскали комнату, как только вошли туда. Вы обнаружили пневматический пистолет?

– Нет, сэр, – твердо ответил Пейдж. – Если бы он был там, мы бы обязательно его нашли.

– Вы также обыскали арестованного. Был при нем такой пистолет и мог ли он избавиться от него?

– Не было и не мог. Кроме того, револьвер и два пистолета для одного человека немного чересчур. Ему было бы проще воспользоваться пулеметом. – При виде угрожающего выражения лица полковника Пейдж быстро добавил: – Могу я задать вопрос? Доктор, могли ли выстрелить пулей от этого духового пистолета из браунинга 32-го калибра или «айвор-джонсона» 38-го, чтобы внушить нам мысль об использовании третьего вида оружия?

Доктор Гэллатин усмехнулся:

– Вижу, вы не слишком разбираетесь в баллистике. Это не только невозможно, а просто невероятно. Спросите ваших экспертов. Эту маленькую пулю могли выпустить только из пневматического пистолета «эркман».

Уайт побледнел как смерть, переводя взгляд с одного на другого.

– Прошу прощения. – В его голосе впервые послышались нотки робости. – Это означает, что я очищен от… подозрений в убийстве?

– Да, – ответил полковник Маркуис. – Я ненадолго отправлю вас вниз. Поступившее сообщение резко меняет дело.

Он нажал кнопку на столе. Уайта увели – при этом он продолжал что-то бессвязно говорить. Заместитель комиссара смотрел ему вслед, барабаня по столу костяшками пальцев.

Пейдж и доктор наблюдали за ним.

– Это чистое безумие, – снова заговорил полковник. – Теперь нет сомнений, что было сделано три выстрела: из «айвор-джонсона», из браунинга и из исчезнувшего «эркмана». Беда в том, что нам недостает одной пули – найдены только две из трех. Кстати, инспектор, дайте мне пулю, которую вы извлекли из стены. – Пейдж передал пулю полковнику, и тот взвесил ее в руке. – Вы говорите, что это пуля из «айвор-джонсона» 38-го калибра. Согласен. Каково ваше мнение, доктор?

Гэллатин взял пулю и обследовал ее.

– Несомненно, это 38-й калибр, – подтвердил он. – Я слишком часто видел такие. Она только немного расщепилась.

– Значит, это пуля, которой выстрелил Уайт, целясь в судью, как только вошел в кабинет. Но что за колдовство или фокус-покус произошли в течение следующих двух-трех секунд? Между прочим, доктор, вы сказали, что духовой пистолет «эркман» стреляет почти бесшумно. Насколько бесшумно?

Врач был осторожен.

– Как вы понимаете, это не моя епархия. Но думаю, я могу ответить. Он издает звук не громче щелчка выключателя.

– Вы имеете в виду, сэр, – вмешался Пейдж, – что из «эркмана» могли выстрелить почти под носом у Уайта, но он – особенно учитывая грозу – мог ничего не услышать?

Маркуис кивнул.

– Давайте расположим все по порядку. После выстрела Уайта судья пытается убежать. Затем кто-то еще – стоящий позади и справа от Уайта в углу у желтой вазы – стреляет из браунинга. Этот выстрел слышит инспектор Пейдж, находящийся в десяти шагах от окна. Но пуля из браунинга исчезает. Если она не убила судью, то куда же она попала? Где она теперь? Наконец, кто-то стреляет из духового пистолета «эркман» и убивает судью. Но на сей раз исчезает оружие. Когда Мортлейк падает замертво поперек письменного стола, инспектор Пейдж входит через окно, найдя комнату запечатанной со всех сторон. Тем не менее убийца исчезает тоже.

Он сделал паузу, позволяя слушателям представить себе эту сцену.

– Я не могу этому поверить, джентльмены, но это произошло. У вас имеются какие-нибудь предположения?

– Только вопросы, – мрачно отозвался Пейдж. – Думаю, мы согласились, сэр, что Уайт не может быть убийцей?

– Да, это можно утверждать с уверенностью.

Пейдж достал свою книжку и сделал запись: «Возникают три вопроса, связанные друг с другом: 1. Стрелял ли один и тот же человек из браунинга и „эркмана“? Если нет, значит, в комнате, кроме Уайта и судьи, были еще двое? 2. Был ли смертельный выстрел сделан непосредственно перед или после выстрела из браунинга? 3. В любом случае – где стоял убийца?»

– Да, я вижу, в чем загвоздка, – кивнул Маркуис, прочитав запись. – Самый трудный из ваших вопросов – третий. По словам доктора, Мортлейк был убит выстрелом в сердце с расстояния около десяти футов. Уайт, по его собственному признанию, стоял в пятнадцати футах от Мортлейка. Как же он мог не видеть убийцу? Во всем этом, джентльмены, есть нечто чертовски сомнительное.

– Вы имеете в виду нашу старую идею, что Уайт мог прикрывать кого-то? – спросил Пейдж.

– Но в том-то и беда. Даже если Уайт кого-то прикрывает, как мог этот кто-то выбраться из комнаты? Получается, что в комнате находился еще один человек, а может быть, и двое. Предположим, один, два или шесть человек стреляют в судью. Как они могут исчезнуть за восемь или десять секунд? – Полковник покачал головой. – Доктор, в медицинском заключении есть что-нибудь, способное нам помочь?

– Только не насчет исчезновения, – ответил Гэллатин. – Да и насчет другого тоже. Смерть была почти мгновенной. Он мог сделать несколько шагов или движений, но не более.

– В таком случае мне придется самому в этом разбираться, – заявил полковник. – Вызовите автомобиль, Пейдж, и поедем в Хампстед. Это дело меня интересует.

Прихрамывая, он подошел к вешалке за пальто и шляпой. В темно-синем пальто и мягкой серой шляпе полковник Маркуис выглядел бы весьма элегантно, если бы не нахлобучил шляпу так сердито, что она торчала на голове, как на чучеле Гая Фокса.[8]8
  Фокс, Гай (1570–1606) – глава заговора английских католиков, собиравшихся взорвать 5 ноября 1605 г. здание Парламента, когда там должен был присутствовать король Иаков I. Заговор провалился, и Гай Фокс был казнен. В Англии вечером 5 ноября устраивают праздник, на котором сжигают чучело Гая Фокса.


[Закрыть] Сначала Пейдж дал указания проверить алиби Траверса и архивы отдела огнестрельного оружия на предмет наличия записи о владельце духового пистолета «эркман». Затем полковник вышел в коридор, возвышаясь над всеми встречными. Когда Пейдж напомнил, что Айда Мортлейк и сэр Эндрю Трэверс все еще ждут, Маркуис невежливо проворчал:

– Ну и пусть ждут. Дело приняло такой оборот, что они могут только еще сильнее его запутать. Между нами, инспектор, мне не хочется, чтобы Трэверс торчал рядом, когда я буду обследовать место преступления. Он слишком проницателен.

Полковник долго молчал, пока полицейский автомобиль ехал по мокрым улицам в направлении Хампстеда.

– Кажется, – заговорил инспектор, – теперь у нас крайне ограниченный круг.

– В каком смысле?

– Смотрите сами, сэр. Во-первых, у Траверса не было причин убивать судью, а во-вторых, у него солидное алиби. У Айды Мортлейк тоже есть алиби, причем обеспеченное не ею самой…

– Так вы это заметили? – промолвил Маркуис, пристально глядя на него.

– Да, алиби девушки обеспечил Уайт. Помните его рассказ? Он пробрался через окно в дом судьи Мортлейка, не зная, что судья в павильоне. Об этом он услышал, только когда дворецкий спросил Айду, подавать ли чай. Тогда он вылез из окна и побежал к павильону. Это было в половине шестого, так как Уайт по пути встретил Бордена и меня. Следовательно, Айда еще была в доме, и дворецкий, вероятно, это подтвердит. Выходит, ее алиби тоже надежно.

– Вполне. Что-нибудь еще?

– Если, – задумчиво отозвался Пейдж, – посторонний не мог проникнуть на участок, значит, полковник был убит либо одним из слуг, либо мисс Кэролин Мортлейк, либо клерком – старым Пенни.

Полковник Маркуис что-то буркнул – это могло означать как согласие, так и неодобрение. Автомобиль свернул на широкую пригородную дорогу, вдоль одной стороны которой тянулась высокая ограда дома судьи. На оживленной улице пересекались трамвайный и автобусный маршруты. Несколько магазинов контрастировали с унылой каменной стеной напротив, за которой на фоне пасмурного неба темнели вязы. Машина остановилась у ворот с железной решеткой, которые старый Робинсон, узнавший полицейский автомобиль, поспешил открыть.

– Есть новости? – спросил Пейдж.

Привратник – маленький человечек с морщинистым лбом – просунул голову в заднее окошко машины.

– Нет, сэр, – ответил он. – Ваш сержант все еще пытается выяснить, мог ли кто-нибудь пробраться сюда вчера незаметно для меня.

– А это возможно? – спросил полковник Маркуис.

Робинсон с любопытством посмотрел на него:

– Ну, сэр, мисс Айда велела мне вчера никого не впускать, и я так и делал. Это моя работа. Взгляните на ограду. Через нее не перелезть без стремянки, и к ней нигде не приставить лестницу так, чтобы этого не заметили жители Хампстеда. С этой стороны ограды проходит главная дорога, а ко всем другим примыкают сады соседних домов. – Он откашлялся, словно собираясь сплюнуть. – Ворот только двое, как видите, и у одних сижу я.

– А как насчет других ворот – для торговцев?

– Они заперты, – сразу ответил Робинсон. – Когда мисс Айда вчера вернулась около двадцати минут пятого, она велела мне запереть их. Кроме моего ключа, ключ от вторых ворот есть только у мисс Айды.

– Вы сказали, что мисс Кэролин Мортлейк и мистера Пенни вчера во второй половине дня здесь не было?

– Не припоминаю, говорил ли я вам это. Но это правда.

– В котором часу они ушли?

– Мисс Кэролин – приблизительно без четверти четыре. Я помню, поскольку она хотела взять автомобиль, но мисс Айда уже уехала в нем минут пятнадцать назад. Мисс Кэролин очень рассердилась – она собиралась на вечеринку с коктейлями к Фишерам в Голдерс-Грин. Что до Элфреда Пенни, не спрашивайте меня, когда он ушел. Думаю, минут десять пятого.

– Для ясности нам лучше составить расписание, – сказал полковник Маркуис. – Когда судья перебрался из дома в павильон?

– В половине четвертого, – твердо ответил Робинсон. – Это точно.

– Айда Мортлейк уехала в автомобиле примерно в то же время, не так ли? Отлично. Кэролин Мортлейк отправилась на вечеринку без четверти четыре. В десять минут пятого Пенни также ушел. В двадцать минут пятого, когда начался дождь, Айда Мортлейк вернулась в автомобиле. Похоже, все они каким-то образом разминулись друг с другом, но расписание верное?

– Полагаю, что да, сэр, – согласился Робинсон.

– Ну, поехали, – сказал полковник.

Автомобиль помчался по гравиевой подъездной аллее мимо печальных вязов. Пейдж указал на ответвление дороги, ведущее к павильону, но сам павильон скрывали деревья, и полковник не мог его разглядеть. Дом не являлся архитектурным шедевром. Он был трехэтажным, оштукатуренным и выстроен в раздражающем готическом стиле, который впервые появился на Строберри-Хилл, но его несколько оживили дизайнеры середины XIX века. Остроконечные башенки теснились под дождем. Большинство длинных окон было зашторено, но из всех труб шел дым. Хотя дом выглядел символом солидной викторианской респектабельности, в нем ощущалось нечто недоброе.

Воплощением респектабельности казался также седой слуга, впустивший их. Пейдж видел его вчера, хотя еще не опрашивал. Только теперь они узнали, что его фамилия Дейвис.

– Если не возражаете, сэр, – сказал он, – я позову мисс Кэролин. Она как раз собиралась повидать вас и…

– А если вы не возражаете, – послышался новый голос, – я предпочитаю обсудить это сама.

Холл был затенен; свет впускало окно из красного стекла в задней стене. Женщина шагнула из-за занавесей из бус (такие еще существуют) в арке справа. Кэролин Мортлейк являла собой один из разительных внутрисемейных контрастов (которые также существуют). Если Айда была высокой и кроткой блондинкой, то Кэролин – низкорослой, крепкой и суровой брюнеткой. У нее было квадратное, очень красивое, но столь же жесткое лицо с блестящими черными глазами и темно-красными губами. Она быстро шагала вперед в простом темном пальто с меховым воротником и сдвинутой набок шляпе. Но Пейдж заметил, что ее веки покраснели и припухли. Кэролин холодно разглядывала посетителей, держа под мышкой тяжелую сумку.

– Вы… – начала она.

Полковник Маркуис представил себя и инспектора, но девушка, казалось, усмотрела в его вежливости нечто подозрительное.

– Надо же, – усмехнулась она. – Заместитель комиссара удостоил нас визитом. Возможно, мне лучше передать вам вот это.

Кэролин открыла сумку, решительно щелкнув замком, и достала оттуда никелированный пистолет с довольно длинным дулом.

– Это духовой пистолет «эркман», – сказала она.

– Где вы его взяли, мисс Мортлейк?