355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Диксон Карр » Стук мертвеца » Текст книги (страница 1)
Стук мертвеца
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:15

Текст книги "Стук мертвеца"


Автор книги: Джон Диксон Карр



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Джон Диксон Карр
Стук мертвеца

Часть первая
Своенравная женщина

Оставь, оставь, стыдись, ее ты не изменишь:

ничто ее не тронет.

Если и себя любить она не в силах,

То суждено ей пребывать такой,

Пока не приберет ее дух зла!

Сэр Джон Саклинг. Аглаура


Глава 1

Бренда закрыла за собой дверь спальни. Ручку она повернула осторожно, чтобы не щелкнул замок, и остановилась, прислушиваясь, в холле верхнего этажа.

Она с возмущением подавила первоначальное желание двинуться дальше на цыпочках. Ей нужно пройти мимо двери кабинета Марка – что ж, пусть он услышит ее. Это, наконец, просто смешно! В ней росло негодование. Ей надо уйти, и она уйдет.

Если Марк о чем-то спросит ее, она ответит, что идет на встречу с Кэролайн.

Ложь номер один.

Отблески неяркого света в верхнем холле падали на твердую древесину паркета, на серовато-кремовые обои, на белые двери с их стеклянными ручками. Окно в передней части холла было распахнуто настежь, рядом чуть трепетал легкий экран.

Здесь, в сельской местности Вирджинии, на правом берегу реки, с трудом можно было себе представить, что менее чем в десяти милях находится Вашингтон. Для Бренды олицетворением Вашингтона был Фрэнк Чедвик, и никто иной, кроме Фрэнка Чедвика.

Закрытая дверь в кабинет Марка находилась в задней части холла рядом с верхней лестничной площадкой. Паркет обычно стонал и поскрипывал, когда кто-нибудь проходил мимо этих дверей.

Бренда продолжала стоять, затаившись, чувствуя, как давит на нее тишина. Вокруг дышала июльская ночь, было душно и в то же время волнующе томно. Монотонно и дремотно стрекотали сверчки. Но Бренда слышала только биение своего сердца.

Вместе с гневом она испытывала и угрызения совести, вызванные чувством вины, но от этого, конечно, гнев только усилился.

Все это было абсурдно! Она не сделала ровно ничего, чтобы стыдиться! По крайней мере… ну, пока еще.

Она рывком открыла сумочку, вынула пудреницу и подняла зеркальце повыше к слабому свету. Бренде было тридцать два года, но выглядела она моложе. По выражению ее широко расставленных блестящих серых глаз было понятно, что она не умеет притворяться и не может хранить никаких тайн.

Захлопнув пудреницу, она засунула ее в сумочку. После этого, вытянувшись в струнку, она напряженно отсчитала тридцать секунд и подошла к двери кабинета мужа, чтобы постучать.

– Да? – ответил знакомый приглушенный голос.

Бренда открыла дверь. Марк в старой спортивной куртке склонился над столом, заваленным бумагами. Его письменный стол размещался между двумя окнами у задней стены кабинета, и он сидел лицом к ней. Муж внимательно посмотрел на нее, но, кроме вежливости, лицо его ничего не выражало.

Свет лампы из-под зеленого стеклянного абажура падал на стол, его блики играли на густых черных волосах Марка. Хотя Марку в следующий день рождения исполнится всего сорок лет, щеки его уже изрезаны глубокими вертикальными морщинами.

– Марк, – сказала Бренда. – Я ухожу.

Муж едва кивнул. Он продолжал так же бесстрастно и холодно смотреть на нее; ладони его лежали на открытой книге.

– Я иду встретиться с Кэролайн, – повысила голос Бренда. – Ты работаешь?

– Нет. Читаю детективный роман.

– Вот как? И он… он интересный?

– Пока не знаю. Написан вроде бы хорошо. Но пока не прочитаю, качества его оценить не могу.

– Ага. Ладно, я к Кэролайн. Не больше чем на часик-другой. Обо мне можешь не беспокоиться.

Теперь и Марк чуть повысил голос, глухой и невыразительный.

– В самом деле? – спросил он. – Моя дорогая, а с чего бы я должен о тебе беспокоиться?

Бренда облизнула губы.

Ей все здесь было до мелочей знакомо. Обстановка кабинета. Запах ковров, полированного дерева и старых книг. Открытые окна, за которыми надрываются сверчки. Травянистые лужайки Куин-колледжа, который был так назван в честь королевы Англии Анны примерно двести пятьдесят лет назад. И она точно знала – там в темноте ее ждала машина Фрэнка Чедвика.

– Моя дорогая, так почему я должен о тебе беспокоиться?

– Ты не должен! Просто люди говорят друг другу такие слова: «Обо мне не беспокойся». Вот и все.

– О, конечно. Прости меня.

– Марк, ты хоть понимаешь, как порой выводишь меня из себя?

– Думаю, да. Но ведь все мы временами можем действовать друг другу на нервы.

– Едва ли ты что-то об этом знаешь. Ты просто не обращаешь внимания на людей. И ни на что. Тебя ничто не может вывести из себя.

Звук, который донесся до них, заставил обоих вздрогнуть. В этот момент они не смотрели друг на друга.

Звук не был ни громким, ни резким. Как случайно взятая неверная нота. Словно кто-то на долю мгновения нажал автомобильный клаксон, напоминая о назначенном тайном свидании.

Бренду бросало то в жар, то в холод. Она не решилась тут же сорваться с места – Марк мог что-то заметить. Хотя он, конечно, ничего не заметит.

Сильные руки Марка спокойно лежали на раскрытой книге. Но он опустил глаза. Верхний свет с беспощадной четкостью подчеркнул морщинки на лбу и на щеках. Он мог быть любезным, насмешливым, забавным и в то же время отрешенно-рассеянным. Сколько всего, думала Бренда, в нем перемешано!

В свою очередь Марк Рутвен видел перед собой женщину, которая внешне была так же спокойна, как и он сам. И тем не менее в комнате, где на высоких, уходящих под потолок, книжных полках теснились две тысячи книг, яркая, броская красота Бренды вызывала смущение.

Густые локоны ее каштановых волос падали на плечи. Она не отличалась заметным ростом. У нее был высокий лоб, широко расставленные глаза, нос чуть короче, чем следовало бы, из-за чего скулы казались выше, чем на самом деле. Большой рот, как и разрез глаз, говорил о доброте и чувстве юмора, но сейчас эти качества уступили место другим эмоциям.

В тонком платье белого шелка с тугим пурпурным поясом, без чулок и в красных туфельках, она стояла в дверях, одной рукой держась за ручку, а в другой сжимая красную сумочку.

Марк Рутвен опустил глаза на лежащий перед ним роман и перевернул страницу. И он, и его жена заговорили одновременно:

– Марк, я…

– Бренда, дорогая…

– Да? – осведомилась она, вскидывая голову так, словно собиралась убрать назад волосы.

– Если ты идешь к Кэролайн Кент, не затруднит ли тебя пройти немного дальше и передать книгу мисс Лестрейндж?

Пока Марк говорил, серые глаза Бренды с черными зрачками и сияющими белками рассеянно бродили по комнате. Внезапно они уставились на Марка.

– Роз Лестрейндж? – переспросила она. – В самом деле? Этой ужасной женщине?

Ее муж вскинул брови.

– Не самый лучший отзыв о ближнем, не так ли?

– При чем тут ближние! Я даже не знала, что ты с ней встречаешься.

– Да. Я ее знаю. Что же до сплетен…

– Да меня совершенно не волнует ее моральный облик, – засмеялась Бренда. – Так что там о книге?

По лицу Марка скользнула тень раздражения. У него слегка дрогнули пальцы.

– Сегодня утром я встретил мисс Лестрейндж на Колледж-авеню. Она хотела одолжить у меня экземпляр «Армадейл».

– Вот оно что! А ты не мог бы ей сам занести книгу?

– Конечно. Могу сделать это завтра. Прости, что попробовал обеспокоить тебя.

Что-то заискрило в пространстве между ними. Бренда, собравшаяся уходить, снова повернулась:

– Послушай, Марк. Я понимаю, о многом надо было бы расспросить. Но тут вокруг происходит что-то ужасное, и оно имеет отношение к этой Лестрейндж. Тебя очень огорчит, если мы не будем иметь с ней ничего общего, не будем даже звонить или одалживать ей книги?

Марк Рутвен, профессор кафедры английской литературы Куин-колледжа, вскинул голову.

– Ты хоть отдаешь себе отчет, Бренда, чего ты требуешь? Понимаешь ли вообще?

Ей показалось, что она получила пощечину.

Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания.

– А тебя это совершенно не волнует?

– Что, моя дорогая? – вежливо спросил Марк.

– Всего минуту назад, – выпалила Бренда, – я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне.

– Как ты удивила меня, – улыбнулся Марк.

В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери.

– Ты обо всем знал?

– Да.

– Тогда я могу сказать тебе, – вскричала Бренда, – что ты упал в моих глазах!

Ее муж снова вскинул брови.

– Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом?

Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать.

– Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж.

– В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести.

– И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, – всхлипнула Бренда. – Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня?

Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался.

– Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом.

– Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть.

– Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, – вежливо добавил он, – что и я часто испытываю то же самое?

– Относительно чего?

– Относительно тебя, – усмехнулся Марк.

Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него.

– Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала?

– Я…

– Так как?

Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом.

– Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина?

– Имеет ли это значение?

– Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, – с достоинством произнесла Бренда. – И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право…

– Брось, моя дорогая. Какие там еще права?

Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение.

Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна.

Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише – по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь.

Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину.

Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор.

За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много.

Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза.

Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн.

Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила.

– Да? – услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией.

Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ.

Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа.

И все же… и все же!…

– Да? – услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. – Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась.

И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.

– Да? – в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко. – Да? Простите, кто говорит?

Снова предостерегающе задребезжал колокольчик. Марк стоял недвижимо, прижав трубку к уху и глядя через плечо. В холле, так же как в гостиной слева и в столовой справа, ярко горел свет. У него не было возможности не открыть гостям.

Телефон звякнул, когда он осторожно положил трубку, отрезая себя от голоса Роз и от обаяния ее личности. Марк Рутвен накинул на плечи спортивную куртку, поправил галстук и пошел открывать дверь.

Глава 2

– Добрый вечер, Кэролайн, – пробормотал он.

Кэролайн Кент, стоя на шаг ниже на растрескавшихся плитах дорожки, подняла голову и выжидающе посмотрела на Марка.

Кэролайн была «здравомыслящей» девушкой, которая, как пару раз жаловался ее жених, любое замечание воспринимала настолько буквально, что порой плакать хотелось. И дело было не в недостатке ума, просто каждый раз у нее была причина для такой реакции.

Как дочь доктора Сэмюела Кента, декана исторического факультета, она привыкла годами заботиться о своем непрактичном отце и еще более непрактичной матери.

Ей уже было крепко за двадцать; высокая и с хорошей фигурой, Кэролайн была очень привлекательна, хотя ее трудно было назвать даже хорошенькой. У нее были карие глаза, а густые волосы вились от природы. Порой она казалась слишком солидной дамой рядом со своим хрупким и подвижным женихом, но Кэролайн нравилось подчиняться, и она исполняла любой каприз Тоби Саундерса.

Спохватившись, Марк включил лампу над входом.

– Кэролайн! – удивился он. – В чем дело?

– Ни в чем! Абсолютно ни в чем! Только…

Трава на газоне перед домом казалась бледноватой в искусственном освещении; газон тянулся до низкой живой изгороди, за которой Колледж-авеню, изгибаясь, уходила под высокую арку деревьев. «Шевроле» Тоби Саундерса, который считался новым в 1948 году, был припаркован снаружи. Сам Тоби, на которого Кэролайн невольно то и дело поглядывала из-за плеча, возился со стороны левой дверцы.

– Можешь не закрывать его, Тоби! – крикнул Марк, который никогда не запирал своего «шевроле». Крикнул он громче, чем сам предполагал. – Кэролайн! В чем дело? Заходи.

– Честно говоря, я не знаю, стоит ли нам заходить, – сказала Кэролайн. – Не хочется беспокоить тебя, ведь ты, наверное, работаешь над биографией. Но это довольно важно, и мой отец попросил Тоби встретиться с тобой.

– Твой отец?

– Да. А где Бренда?

– Боюсь, что она ушла.

– Ну, может, оно и к лучшему. Я… то есть я, конечно не хочу сказать, что это лучше, – торопливо добавила Кэролайн. – Только мы хотели встретиться с тобой одним.

Тоби Саундерс в желтовато-коричневом костюме с выбившимся галстуком заторопился к ним по дорожке. Тоби был примерно одного с Марком возраста. Историк по специальности, он вместе с коллегами работал на Пентагон, писал историю Второй мировой войны, стараясь опередить тех, кто заканчивал свою историю Первой мировой. Тоби шел опустив голову; Марк видел только коротко стриженные темные волосы, но не мог разглядеть его худого, резкого, нервного лица.

– Ты уверен, что мы тебе не помешаем? – продолжала настаивать Кэролайн.

– Я весь вечер ровно ничем не занимался. Заходите.

Марк закрыл дверь и провел их в гостиную. Он слышал тяжелое дыхание Тоби.

В гостиной, которая обставлялась по вкусу Бренды – удобные стулья в белых чехлах, светло-зеленые стены, темный ковер, – были опущены жалюзи. Кэролайн, помешкав, села на диван в эркере переднего окна. Марк посмотрел на ее спутника.

Тоби, худой и не особенно высокий, был в таком нервном напряжении, что, казалось, воздух вокруг него искрится и потрескивает. Его прищуренные голубые глаза испытующе оглядели комнату, после чего остановились на Марке.

– Все это держится в секрете, – отрывисто сказал он, – никто пока не знает, что это значит. Но через неделю в колледже может начаться черт-те что.

– Ну? Каким образом?

– Пока тут нет студентов, кто-то из нашей среды, – пробормотал Тоби, – кто-то из наших преподавателей разыгрывает чисто студенческие номера. Но это уже не шутки. Они смахивают – я подчеркиваю, смахивают – на полномасштабную попытку убийства.

Кэролайн открыла рот, чтобы возразить. Она сидела опустив вдоль тела руки, упираясь ладонями в диван. Свет из-под матерчатого абажура лампы падал на ее серьезные карие глаза и на короткие густые завитки волос.

– Убийства? – воскликнул Марк. – Полиция в курсе дела?

– Полиция? Здесь? Ради бога, дружище, пошевели мозгами! Куин-колледж пустит в свои пределы скорее бубонную чуму или Черную смерть.

– Так что случилось, Тоби? Сядь. И рассказывай.

Подчинившись, Тоби опустился на диван рядом с Кэролайн. По-прежнему было слышно его тяжелое дыхание. Перед ними на низком кофейном столике стояла серебряная сигаретница. Откинув крышку, Марк подвинул ее гостям.

Кэролайн решительно и нетерпеливо замотала головой. Тоби этого даже не заметил.

– В год от Рождества Христова 1710-й… – начал он.

– Тебе обязательно надо начинать так издалека?

Тоби, нервничая, с вызовом вскинул голову.

– Заткнись, – сказал он, внезапно теряя свою ораторскую манеру и столь же скоро вновь обретая ее. – Итак, в год от Рождества Христова 1710-й, когда штат Вирджиния был колонией ее величества Вирджинии, некий Септимус Хьюит основал академию для мальчиков. Заложил он ее как раз на окраине Белхавена, ныне известного как Александрия. Поселение было небольшим; никому и в голову не приходило, что школа Септимуса Хьюита может добиться процветания. Но плантаторы посылали в нее своих сыновей, и школа в самом деле начала богатеть. Через двадцать лет она перестала считаться только школой для мальчиков. Куин-колледж давал образование или, по крайней мере, учил держаться в обществе молодых джентльменов из Вирджинии. Септимус Хьюит умер. В центре того места, которое никогда не называлось кампусом, а только Лужайкой, ему воздвигли статую: парик с буклями, камзол и все такое. Запомни статую. Это важно. – Прервав повествование, Тоби сказал уже без саркастических ноток в голосе: – Если я рассказываю тебе эту историю, Марк, поскольку ты ни черта не знаешь о том заведении, в котором преподаешь, ты уж поверь, что у меня есть на то основания.

– Конечно.

– Но может, я и не должен ее рассказывать. Ведь меня с полным основанием можно считать тут чужаком. Может, Кэролайн…

Кэролайн коснулась его руки.

– Нет, – сказала она. – Ты, Тоби. Только ты.

При всей своей невозмутимости Кэролайн могла быть такой же настойчивой, как и Тоби. Тот посмотрел на нее. Увидев, что Кэролайн слегка смущена, он и сам смутился, но, взяв себя в руки, продолжил повествование.

– Прямым наследником первого Септимуса Хьюита ныне является мастер Куин-колледжа. Он никогда не именовался президентом – именно мастер. Но давайте забудем прошлое, насколько это у нас получится. Обратимся к личности, известной под именем Джордж. – Он повернулся к Кэролайн: – Ты знаешь Джорджа?

– Тоби! Я не могла бы прожить тут всю жизнь, не зная…

Тоби наморщил лоб.

– Если ты не перестанешь так буквально понимать каждое слово, ангел мой…

Едва слушая это брюзжание, Кэролайн бросила в сторону Марка легкую улыбку, как бы говоря: «Его не стоит принимать всерьез; на самом деле он так не думает». Но Тоби, как обычно, тут же раскаялся. Хотя они не демонстрировали своих чувств посторонним, у этой пары была настоящая любовь. Люди, знавшие Тоби, считали его истым пуританином, но его чувства были такими глубокими и искренними, что у Марка сейчас сжалось сердце, и он едва не выбежал из комнаты.

– Личность, известная под именем Джорджа, – продолжил Тоби, – это незаменимый сотрудник. Ему за семьдесят. Во время летних каникул каждый вечер, до того как стемнеет, он обходит здания колледжа, проверяя, все ли в них в порядке, после чего закрывает их. То есть он обходит все строения, кроме библиотеки, Зала Науки и изолятора. Библиотека и Зал Науки, выходящие на Лужайку, остаются открытыми допоздна. Расположенный неподалеку изолятор да лето закрывается. Но о нем можно забыть; я упомянул его лишь в связи с кое-чем еще.

Ухмыльнувшись, Тоби сделал паузу.

– И тем не менее! Первый из этих «инцидентов», как мы будем их называть, имел место в пятницу вечером, 9 июля. Джордж почти закончил свой обход. Последним он инспектировал гимнастический зал. В зале стояла полная тишина. В сумерках им никто не пользовался, поскольку на лето электричество отключали. Хотя и после захода солнца света там вполне достаточно – из-за световых люков, – так что Джордж видел перед собой зал. Он был аккуратно убран. Маты, параллельные брусья, конь – все снаряды были составлены под балкон, опоясывающий зал. Но на западной стенке светящейся краской было грубо намалевано изображение статуи Септимуса Хьюита.

Марк мог ожидать чего угодно, но только не этого.

– Изображение… чего!

– Статуи Основателя! – резко повторил Тоби с таким видом, словно хотел вскочить с места, хотя остался сидеть. – Теперь ты его вспомнил? Не было ни надписей, вообще ничего! Только рисунок статуи с несколькими подробностями, примерно трех футов в высоту. Изобразили ее тонкой кистью, люминесцентной краской. – Тоби криво усмехнулся. – Ну, старик испытал чертовское потрясение. Сегодня вечером отец Кэролайн расспрашивал его, что там было. Сначала Джордж не знал, что и ответить. Он запинался и мямлил, но наконец вспомнил настоящую причину своего испуга. Уже стемнело, сказал он, и зал как-то странно выглядел, а тут еще в углу кто-то засмеялся.

Кэролайн повернула голову. Тоби не шевельнулся. Марк пожал плечами, отгоняя подкрадывающиеся из воображения образы.

– Что Джордж сделал?

– Повел себя в высшей степени сознательно. В меру своих сил тряпкой стер рисунок. На следующее утро сообщил в администрацию. Они решили, что он был пьян или ему приснилось. Может, Джордж и сам так решил…

– Почему?

– Потому что, когда он в субботу вечером вернулся в зал там не было и следа светящейся краски. Ни в спортивном зале, ни в бассейне в подвальном помещении – нигде никого и ничего. В воскресенье все здания остаются закрытыми. Джордж взял отгул. В понедельник вечером, 12 июля, он уже чувствовал себя лучше. То есть, пока снова не оказался в зале. – Тоби горько усмехнулся. – Изображение статуи Основателя, светящееся, как и раньше, снова появилось. Только теперь оно было намалевано на полу у южной стены, под балконом. Джордж окончательно растерялся. В голову ему пришла единственная мысль – снова стереть, уничтожить любой ценой. Но коленях он подполз к светящимся линиям, – Тоби прокашлялся, – но кто-то ждал его на галерее, в восемнадцати футах над головой Джорджа. Кто-то перегнулся через ее перила, держа в руках тяжелый железный стержень, вывернутый из тележки, на которой в зал привозят гимнастические снаряды. Он грохнулся на пол, как гиря, в восемнадцати дюймах от головы Джорджа.

Тоби замолчал. Не отрывая глаз от Марка, он безмолвно взял Кэролайн за руку и сжал ее.

– Нет, – сказал Тоби, – он никого не видел и не слышал. Сначала он был оглушен грохотом, затем у него все расплылось перед глазами. Он потерял сознание, но как-то смог выбраться из зала. Во вторник утром рисунок статуи Основателя по-прежнему красовался на полу, а рядом валялся металлический стержень. – Тоби покачал головой. – Джордж туда не возвращался. Оказавшись дома, он поведал семье всю эту историю. Жена уложила его в постель и вызвала врача. Во вторник вечером, продолжая семейные традиции, на работу вместо него вышел внук. Молодому Губерту, его внуку, минуло шестнадцать, и парень он толковый. Он не только обыскал зал. Он торчал рядом с ним на страже чуть ли не все ночи напролет. И вот что он поведал мне о последних событиях.

Тоби нервно вскочил с кресла.

– Давайте представим, как все это выглядело! Итак, суббота. Во второй половине дня, при ярком свете, Губерт кружит вокруг зала, держась недалеко от него. От вторника до субботы он ничего не видит и не слышит. Но однажды он различил звук, доносящийся из здания, и стал ломать голову, что это может быть. Губерт обогнул здание с северной стороны и осторожно влез в зал. Спустился к бассейну в подвале. Тут он понял, что это были за звуки. В бассейне, который должен был быть пустым, было полно воды. Причем наполнили его, видимо, только что: по воде еще шла рябь. Билли Коул, главный сантехник, обслуживающий нижний этаж, говорит, что любой, кто знает, что к чему, может без труда залить бассейн. В подвальном помещении, окна которого на уровне земли и скрыты деревьями, всегда стоит полумрак. В глубоком конце бассейна воды на десять футов, а он вместе с вышкой расположен ближе всего к дверям. – Тоби отдышался. – Губерт сразу же кинулся его осматривать. Он заметил, что вода еще колышется и вместе с ней – блики белых изразцов на дне. Подойдя к глубокому краю, он перегнулся через бортик. И тут кто-то из-за спины, кого он не видел, с силой толкнул его. А Губерт не умеет плавать. – И снова Тоби сделал паузу.

Выражение лица Тоби свидетельствовало о крайнем негодовании по поводу того, что он должен был рассказывать. Об этом говорила даже его артикуляция. Открытая сигаретница, серебряная настольная зажигалка, серебряная же пепельница гипнотически поблескивали, отражаясь в полировке кофейного столика.

– Марк, – резко бросил он, – я никогда не видел, чтобы ты так плохо выглядел.

– Меньше всего я думаю о том, как выгляжу. Ты хочешь сказать, что мальчик там погиб? И никто ему не помог?

– Нет! – гневно буркнул Тоби, но тут же взял себя в руки. – По счастливой случайности или, может, по милости Божьей, тот самый Билли Коул как раз проходил по Тропе Привидений. Он услышал крик и плеск воды. Билли выбил окно в подвале и пролез внутрь. Губерт уже опускался на дно, когда Билли нырнул за ним. Он спас ему жизнь, тут же стал делать искусственное дыхание. Он спас его буквально чудом. Просто чудом!

– Ты говоришь, это было сегодня днем? Сейчас он в порядке?

– Насколько может быть в порядке человек, который чуть не утонул и натерпелся таких страхов, – да.

– Думается, я встречал этого парнишку Джонсона, то есть Губерта. В шестнадцать лет он получил право учиться в Куин-колледже. Я и не знал, что он не умеет плавать.

– Да никто не знал, – пожал плечами Тоби. – Считается, что все умеют плавать, да? Это наше неоспоримое американское убеждение. Губерт никому не говорил, что не умеет держаться на воде, потому что стеснялся. Но мы столкнулись с классным шутником, который отколол этот номер в спортзале. Верно?

– Ради всех святых, Тоби! – вскричала Кэролайн. – Стоит ли так на этом зацикливаться?

– Да! Стоит! В этом-то все и дело. – Он повернулся к Марку. – Об этой истории – когда Джордж потерял сознание – перешептывались по всему Куиншевену. А теперь о ней говорят не только шепотом; она стала общеизвестна. И декан, и мастер – оба в отпуске. Будь тут современное учреждение, делом занялись бы их заместители, помощники. Но здесь… О боже! Разбираться поручили отцу Кэролайн. – При этих словах Тоби ударил кулаком по кофейному столику. – Поймите меня правильно. Доктор Кент – прекрасный человек. Хороший историк. Но он придерживается одного мнения об этом деле, а я другого. Так что мы договорились, что судьей в этом деле будешь ты.

– Польщен, – совершенно искренне ответил Марк. – Конечно же я к твоим услугам, если ты считаешь, что я могу чем-то помочь.

– О, еще как можешь! На этот счет не беспокойся. Просто выслушай мою версию. Вот как эта история может выглядеть.

– И как же?

– На первый взгляд, – стал излагать Тоби, – некая уважаемая личность в колледже или в Куиншевене – на самом деле маньяк со склонностью к убийствам, он и пытался убить двух человек и едва не преуспел в этом. Так?

– На первый взгляд да.

– Хорошо! В таком случае рисунок статуи Основателя не имеет никакого смысла. Разве что как приманка. Сначала маньяк нарисовал его на западной стене и захихикал, как привидение, чтобы напугать Джорджа. Как этот мерзавец и предполагал, Джордж попытался стереть рисунок. Все шло, как и задумывалось. Маньяк заставил Джорджа два дня маяться над загадкой. Затем он намалевал рисунок на полу под балконом. Когда Джордж ползал по полу, его голова на фоне светящейся краски была отличной мишенью. – Тоби брезгливо поморщился. – То же самое относится и к Губерту: мальчишка попал в очередную ловушку, подстроенную убийцей. Готовясь вечером использовать бассейн, маньяк решил наполнить его водой. Где-то в подвальном помещении он оставил бы еще несколько светящихся пятен, чтобы подманить Губерта к глубокой части бассейна. Но Губерт еще днем услышал, как наполняется бассейн, и маньяку представилась неожиданная возможность. Он столкнул Губерта в воду, чтобы тот утонул. Как бы там ни было, это был всего лишь один из способов убить его. Точно ли я изложил ситуацию?

– Да, – признал Марк, переводя дыхание. – Думаю, что довольно точно.

Тоби Саундерс поднялся на ноги.

– Верно! – усмехнулся он и кивнул. – А теперь я должен сказать тебе, здесь и сейчас: я не верю ни одному слову из того, что было сказано. Я не думаю, что шутник вообще собирался кого-то убивать.

Кэролайн вскинула голову. Застыв на месте и приоткрыв рот, она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Тоби! Ты серьезно? Отец считает…

– Я знаю, что он считает. Но ведь ты не слышала, что я говорю. – И снова Тоби, который так и не присел, внимательно посмотрел на Марка. – Если шутник в самом деле собирался убить такого безобидного старого человека, как Джордж, почему же он этого не сделал? Имея при себе тяжелый металлический стержень и ясно видя цель, как он мог промахнуться? Как получилось, что он промазал… – Тоби широко развел руки, – почти на полтора фута. То же самое и с Губертом. Я согласен, что, когда шутнику представилась неожиданная возможность, он столкнул Губерта с бортика. Но неужели затем, чтобы убить его? Нет! Я намекну вам. Кто знал, что Губерт не умеет плавать? Его родители, может, дедушка с бабушкой. И больше никто. А ведь мы, все мы, убеждены, что любой здоровый шестнадцатилетний мальчишка должен плавать, как рыба. Я прав или ошибаюсь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю