Текст книги "Под покровом ночи"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Оставим размышления о деле! Есть еще один человек, которого я хотел бы видеть, если он пожелает прийти, – пояснил Банколен, – это месье Килар. Но до его прихода не слова о делах!

Каким все это казалось далеким в тишине теплого вечера! Вчетвером мы стояли перед домом Салиньи на лужайке, омываемой лунным светом. Черная каменная громада высилась над деревьями, свет горел только в одном окне. Рядом со мной стоял месье Килар, чье крючконосое лицо выглядывало из-под полей мягкой шляпы. Он тяжело опирался на трость. Отблески лунного света сверкали на стеклах очков Графенштайна.

– Я думаю, Герсо дома, – тихо сказал Банколен.

Он повел нас. На звон колокольчика ответил Герсо. Он улыбнулся, поправил парик и заметил:

– Я сидел рядом с телом моего хозяина. Все только что закончено. Похороны состоятся завтра.

– Отведите нас туда, – сказал Банколен.

Все было закончено. Из слабо освещенного холла мы прошли в еще более темную гостиную. Герсо с большим вкусом расставил цветы. Они наполняли комнату приторным ароматом и слабо сияли под освещением, устроенным на высоком потолке. Тот же свет бросал блики на вечный дом Салиньи из белого металла. Я мельком увидел свое лицо в длинном зеркале над камином. Оно было очень бледным. Килар бросил взгляд на гроб, после чего уселся, сложив руки на набалдашнике трости, и скривил губы. Банколен положил на стол свой портфель.

– Герсо, – спросил он, – в доме есть кирка или лом?

– Простите, месье?

– Мне нужна кирка или лом.

В тишине резко прозвучал недовольный и хриплый голос Килара:

– Господи! Что вы хотите делать? Ограбить могилу?

Подойдя к белому гробу, Герсо провел рукой над стеклом, закрывающим мертвое лицо.

– Понимаю, – кивнул он. – Понимаю, месье! Вы хотите проверить жуткие вещи, которые происходят в подвале. Я слышал, как там расхаживают привидения. – Он щелкнул пальцами по стеклу гроба. – Но он не расхаживает, месье. Я просидел здесь всю прошлую ночь, ожидая, что он встанет и начнет бродить. – На его длинном лице появилась улыбка. – Я принесу кирку, месье. Ее оставил рабочий, который копал канаву… Не тревожьте его, пока меня не будет, прошу вас.

– Тревожить… кого? – помолчав, спохватился Графенштайн. Громадный австриец снял очки и начал тщательно протирать стекла.

Банколен неподвижно стоял посреди комнаты, низко опустив голову.

Вскоре появился Герсо с тяжелым ломом и вежливо протянул его детективу.

– Возьми его, это тебе, – повернулся ко мне Банколен. – А теперь следуйте за мной.

В тишине отчетливо слышалось лишь постукивание по паркету трости Килара. Герсо уселся на свое место у гроба и сложил руки на груди. Я увидел его сидящим на своем посту в полумраке, с прямой спиной, прежде чем опустились портьеры на двери… Мы прошли через полутемный холл, через погруженный в темноту музыкальный зал, через столовую и оказались в кухне. Графенштайн хрипел. Банколен зажег в кухне свет и открыл дверь подвала. Из-за груды швабр он извлек масляную лампу и зажег ее. Подняв лампу вверх, он обвел нас взглядом.

– Идемте, – просто сказал он.

Кил ар надвинул шляпу поглубже. Графенштайн посмотрел на лом у меня в руке. Мы цепочкой начали спускаться в подвал. Свет лампы плясал на выкрашенных известкой стенах. Лестница скрипела под ногами, моего лица коснулась паутина, и я с отвращением отпрянул. Запах сырой земли становился все сильнее по мере нашего спуска вниз. Я начал считать шаги: «Почему… ты… выглядишь… таким… бледным?» – словно это был припев. Свет лампы прыгал, падая то на земляной пол, то на белые трубы. Наши тени походили на тени гномов. Мне вдруг подумалось: «А если убийца здесь? Кто крадется за моей спиной?» Я даже обернулся. Из-под полей шляпы сверкнули яркие белки глаз Килара, который сжимал свою трость, как дубинку. Холодная сырость пробирала до костей. Банколен стоял перед низкой дверью, запертой на висячий замок.

– Это винный подвал, – сказал он и достал ключ.

Мы вошли. На стене, над огромными бочками, рядами лежали бутылки. Но когда Банколен поднял лампу повыше, я увидел, что одна стена свободна от бутылок и кирпичи в ней уложены неровно. У основания стены лежала небольшая кучка извести. Килар вдруг зацепился за что-то ногой. Предмет с лязгом отлетел в сторону. Это был совок.

Сквозь бородку Банколена сверкнули в улыбке белые зубы, глаза его засверкали. Круг света от лампы был неподвижен.

– Разломай стену! – скомандовал он.

Протиснувшись мимо Графенштайна, я поднял лом и обрушил его на торчащие кирпичи. Вверх взлетело облачко белой извести, и обломки кирпичей посыпались на земляной пол. Два кирпича зашатались. Я снова взмахнул ломом, и стена треснула. Еще несколько ударов, и с неожиданным грохотом кусок стены рассыпался, обдав нас удушливым облаком пыли. На мгновение свет лампы поблек, в то время как все мы замерли в оцепенении. Затем пыль осела, и мы увидели за стеной углубление…

На меня смотрел один глаз, подернутый пленкой и неподвижный, и я заметил часть полусгнившего лица. Очевидно, труп был прижат к кирпичам, потому что его разложившаяся рука почти ткнулась мне в лицо.

Я смутно сознавал, что лом выпал у меня из рук, и, если бы я не взял себя в руки, потерял бы сознание… За моей спиной послышалось испуганное восклицание, жуткий стон. Кто-то хрипло спросил:

– Что это?

– Месье Килар, – раздался голос Банколена. – Я хочу, чтобы вы посмотрели на последнего представителя рода Салиньи. Перед вами Рауль. Настоящий Рауль. Человек, который последние три недели выступал под его именем, человек, который был убит в позапрошлую ночь и сейчас лежит наверху в гробу, – это сам Лоран.

Наступила мертвая тишина. Я круто обернулся, чтобы закрыть спиной это зрелище. Килар невнятно и капризно повторял:

– Этот кирпич ударил меня по ноге… Меня кирпич ударил по ноге…

Глава 16
КАК ЧЕЛОВЕК ГОВОРИЛ ИЗ ГРОБА

Загадочно поглядев на нас, Банколен поднял вверх лампу, вокруг все еще плясали пылинки. Я слышал, как Графенштайн рассеянно пробормотал:

– Но это невозможно…

– Невозможно! Вы в своем уме? – Это уже закричал Килар.

– Вполне, – коротко ответил детектив. – Пойдемте наверх. Я вам покажу.

Мы кое-как добрались до гостиной и испытали настоящее потрясение, увидев снова корзины с цветами, белый гроб и шепчущего молитвы у гроба Герсо. Килар посмотрел на цветы, затем стащил шляпу с головы и судорожным движением прижал ее к груди. Мы опять сподобились увидеть сияние его лысины. Он щелкнул пальцами и дрожащим голосом произнес:

– Вы серьезно настаиваете на том, что в гробу лежит Лоран? Вы хотите сказать, что он убил Рауля и принял его внешность? Вы это хотите сказать?

– Я вижу, вы все еще мне не верите, – пожал плечами Банколен. – Что ж! Я готов показать вам детали. Я намерен показать вам все, что вы должны были сами заметить, и подкрепить это такими вескими доказательствами, что даже адвокат в них не усомнится. Садитесь, господа!

– Но… тогда, выходит, кто-то другой убил Лорана и Вотреля! – подал голос Графенштайн. – Кто-то другой!

– Именно так. Убийца, которого мы ищем, убил Лорана и Вотреля, так же как Лоран убил Салиньи и спрятал его в подвале за стеной. Этого человека мы и ищем. Другими словами, мы раскрыли жульничество и продолжаем находиться в начале головоломки! Постойте, Герсо, не уходите. Зажгите свет вот на этом столе. – Банколен начал открывать портфель.

Все молчали. Не знаю, что чувствовали остальные, я же был буквально оглушен и испытывал еще большее недоверие. Мы расселись по креслам. На столе зажгли лампу, и в полной тишине слышался только шелест документов, которые разбирал Банколен. Закончив с бумагами, он переключился на нас.

– Господа, – начал он, – с самого начала вы находились в невыгодном положении, потому что не имели ни малейшего представления о том, что именно расследуете. Боюсь, это мешало вам понимать смысл всей последовательности событий настолько понятных, что, как только появится увязывающий их факт, вы сразу все поймете. Во всяком случае, быстрее, чем я рассказываю.

У нас в Париже человеку моего положения и должности необходима чрезвычайная гибкость. От меня не требуется, конечно, быть экспертом, умеющим использовать все средства детектива – химию, баллистику, психоанализ, медицину, микрофотографию – со всей пользой, которую могут принести спектроскоп, хромоскоп, фотокамера и ультрафиолетовые лучи или какие-либо другие орудия специалиста. Мне достаточно разбираться во всем этом настолько, чтобы подсказать экспертам, что именно следует искать, и потом по достоинству оценить их находки. Я должен организовать богатые возможности полиции таким образом, чтобы усилия не растрачивались попусту. Образно говоря, чтобы не шарить в темноте и не искать наобум. Мой мозг обязан отобрать единственную логическую комбинацию событий, которую они должны будут доказать.

Прежде всего, еще до того, как в карточной комнате было совершено убийство, мое внимание привлек один странный факт – вот почему я хотел слышать мнение доктора Графенштайна, – который касался психоанализа. Мы имели двух мужей мадам Луизы – двух совершенно различных по характеру мужчин, у которых не было ни малейшего сходства во вкусах и интересах. Мадам любила Лорана, образованного человека, пока он не повредился в рассудке, после чего она его возненавидела. Этот случай глубоко ее потряс. Но вскоре она почти с такой же силой влюбилась в Салиньи – спортсмена. Из множества мужчин именно Салиньи вырвал ее из недавнего ужаса первого брака. Мне пришло в голову, что у нее в глубине души еще жила та подсознательная и поруганная любовь к Лорану, и – voila! – оказалось, что между Салиньи и Лораном имелось странное физическое сходство. В сущности, оно было так заметно, что она сама сказала об этом. Вы помните, господа? Она сказала, что иногда ей видится в Салиньи Лоран и это ее пугает. Так оно и было. Но именно в этом и таилась тайна ее увлечения Салиньи. Ведь это сходство сочеталось с мыслью о том, что она имеет дело с мужчиной совершенно другого типа. Она думала, что это так. На самом деле ее новый мужчина напоминал Лорана после того, как она с усилием изгнала его из своих воспоминаний, узнав о его сумасшествии. Вот эти мужчины: оба высокого роста, оба со специфически блестящими карими глазами, оба с примерно одинаковым овалом лица. У Лорана нос был с горбинкой, у Салиньи – прямым; у Лорана были каштановые волосы и борода; Салиньи был блондином и брился. Измените форму носа, обесцветьте волосы, и у вас будет не только два вполне похожих друг на друга человека. Это не обмануло бы друга Салиньи, если друг хорошо его знал. Но дело в том, как известно вам, доктор, что мы узнаем своих друзей скорее по их манерам и привычкам, чем по внешности. Ведь если вдруг их привычки каким-то образом изменяются, мы удивляемся и говорим: «Ты сам на себя не похож!» Внешность же человека, если только она не имеет для нас психологического значения, запоминается нами довольно обще, смутно. Случайный прохожий, которого мы встречаем на улице, может сделать сотни мелких изменений своей внешности, но если его выдающиеся черты, по которым мы узнаем его, – цвет волос, форма носа, манера носить шляпу – останутся неизменными, мы не заметим разницы. Самозванец, который присвоил себе эти выдающиеся черты и держится вдали от всех, может легко ввести всех в заблуждение. Парадоксально, что единственный человек, который мог бы его разоблачить, был единственным человеком, который не смог этого сделать, а именно – мадам Луиза. Она видела Лорана, а не Салиньи, даже когда перед ней стоял настоящий Салиньи.

Как я сказал, сначала я просто лениво размышлял над этим фактом. Сомнения мои еще не приняли определенную форму, когда я с вами беседовал, доктор. Меня мучили причины, по которым женщина полюбила Салиньи, тогда как он был последним, кто мог бы вызвать ее любовь. Я ведь не из тех романтиков, что несут сентиментальный бред о невозможности объяснить пущенные наугад стрелы Эроса. Была и еще одна причина. Я не готов утверждать, что она действительно любила кого-либо из них двоих. И об этом я тоже помнил, когда говорил с вами.

Затем я изучал факты, которые оказались у нас во время расследования. Мы знали, что более месяца назад Салиньи повредил себе спину и левую руку прошу запомнить, левую, как сказано в телеграмме венского доктора, – и что он поехал лечиться в Вену. Он покидал Париж блестящим спортсменом: теннисистом, который едва не победил Лакоста; фехтовальщиком, бесстрашным джентльменом, который не побоялся напасть на горного льва, вооруженный только охотничьим ножом. Он вращался в спортивных кругах, из которых множество его друзей рассеялись по свету. Он был специалистом по лошадям и оружию, но не слишком образованным человеком, который редко читал и говорил только на родном языке. Он совершенно безразлично относился к светской жизни и не стремился занять сколько-нибудь солидное положение. Он был легкомысленным идеалистом, который обожал свою будущую жену, игнорируя знаки внимания со стороны других женщин. Он был крепким, здоровым, сердечным и простодушным парнем, часто принимал у себя друзей, но при этом не очень ценил хороший стол и беседы в гостиной. Можно сказать, он был из муки грубого помола, и тот, кто цитирует Суинберна молодой даме, читает «Алису в Стране чудес» или обсуждает на холостяцкой вечеринке знаменитых криминалистов, вызвал бы у него только удивление.

Банколен помолчал, медленно вычеркивая из блокнота пункты.

– Это понятно? Я вижу, вы помните все эти моменты. Затем, три недели назад, перед нами предстает Салиньи, вернувшийся из Вены. Какие поразительные изменения произошли с ним за время его отсутствия! Всего одна неделя пребывания в Вене дала ему волшебным образом совершенно противоположные качества личности и характера.

Свадьба его страшит. Он смертельно боится Лорана – этот храбрец, с простым ножом напавший на горного льва! Он дрожит от одной мысли, что кто-то угрожает лишить его жизни! Он запирается дома и никого не принимает. Он совершенно забрасывает общение с друзьями-спортсменами. Затем нанимает Герсо, превращая его в своего доверенного слугу, и больше никто к нему не допускается. Герсо будет писать за него письма, потому что хозяин повредил руку и даже писать не может. – Банколен с усмешкой поднял пачку фотографий. – Посмотрите на них, господа, вы их уже видели. Это фотографии Салиньи, когда он занимается разными видами спорта. И надеюсь, вы заметили, что в каждом случае он пользуется правой рукой теннисная ракетка, рапира всегда в его правой руке. Теперь же, по возвращении, он не может писать, не может фехтовать, играть в теннис, потому что повредил руку. Поразительно! Ведь он повредил себе левую руку!

Всего одна неделя, проведенная в Вене, одарила его таким совершенным знанием английского! Американец Голтон клянется, что он говорит на нем превосходно! Он перестает притворяться добродетельным и со страстью отдается в объятия… – тут Банколен тактично взглянул на меня, – молодой леди, над которой до этого насмехался. Начинает цитировать ей По, Суинберна и Бодлера…

У меня вырвалось:

– И это он принес ей «Алису», она сказала мне!

– О да! Отказавшись от всех предложений заняться спортом, теперь он стал коллекционером книг. Вскоре мы подойдем к этому. Но у нашего приспособленца есть свои привычки, о которых никто не подозревает. Обнаружено, что он курил опиум, и мы с удивлением узнаем, что он занимался этим уже больше года. Другими словами, он курил опиум в то самое время, год назад, когда победил в Уимблдоне самого выдающегося в мире теннисиста. Приходится думать, что после напряженного поединка на рапирах он ищет отдыха за трубкой с опиумом, а на следующее утро встречается на ринге с месье Карпентье!

Банколен сокрушенно покачал головой.

– Жизнь человека, господа, как и его характер, часто обнаруживает множество несоответствий, но я склонен полагать, что сам Мюнхгаузен возопил бы от такой сказки. Вследствие своих наблюдений я более внимательно стал всматриваться в причину этих изменений. Я изучал не только новый круг его друзей. Он, например, приглашал сюда на обед людей, с кем до этого не встречался, и внезапно установил дружеские отношения со своим адвокатом, которого очень мало знал. Но я обратил внимание и на некие видимые свидетельства, которые, что называется, лежали рядом. Лоран, говорит он, написал ему письмо. Он принес его мне, находясь в страшной тревоге, – человек, который одним мощным ударом мог послать Лорана в глубокий нокаут. Хорошо! Письмо написано почерком Лорана. У нас в деле имеются образцы его почерка. Мы сравнили их. Мы взяли его новую записку, измерив все росчерки линейкой в несколько дюймов длиной. Затем мы увеличили ее и сравнили наклон с подлинными образцами его почерка, таким же образом измерили все углы между линиями. Они были идентичны. Любая подделка тут же обнаружилась бы.

Однако микроскоп обнаружил легкие колебания – не ту нерешительность подлога, но определенные симптомы нервной нестабильности, причиненной организму наркотиками. Сравнение с образцами почерка наркоманов показывают нам со всей определенностью, как сказал мне начальник нашей лаборатории, что этот наркотик был опиумом.

Молчание нарушил Килар.

– И вы способны определить все это только по почерку?! – недоверчиво осведомился он.

– Это самый обычный анализ. Доктор Бейль делает их ежедневно. Следовательно, письмо было написано самим Лораном, но Лораном, который принимает наркотики. Теперь посмотрите на письмо. Оно передо мной, со всеми пометками, которые мы нанесли, когда искали в нем подделку. Анализ волокон бумаги показывает, что она изготовлена из очень тонкой льняной массы, которая производится в Париже фабрикой Траделла. Мы закинули наши сети! И выяснили, что две пачки такой бумаги были заказаны восемь дней назад месье де Салиньи. Тем не менее это могло ничего не означать, поэтому мы должны были заняться маркой карандаша, ибо письмо было написано карандашом. Карандаши делятся на четыре класса: сделанные из смеси угля, силиката и железа пишут серо-черным; из графита, силиката и железа – глубоким и мягким черным; цветные карандаши делаются из красителей, и копировальные карандаши в основном изготавливаются из анилиновых красок, графита и каолина. Мы применили к следам этого карандаша раствор уксусной кислоты и ферроцианида, которые дают цветную реакцию. Под микроскопом мы увидели необычную реакцию, тем не менее она укладывалась в пределы нашей классификации различных марок карандашей. Это письмо было написано копировальным карандашом, и сравнение дало нам возможность установить конкретного изготовителя и марку. Это оказался весьма редкий карандаш марки «Зодиак» номер 4. Хорошо! Вчера в этом доме, в письменном столе Салиньи, я нашел карандаш «Зодиак», четвертый номер. Его сравнили под микроскопом и спектроскопом с пометками на письме, точно так же, как сравниваются отпечатки пальцев. Письмо было написано именно этим карандашом!

Банколен опустил свои заметки и улыбнулся. Его глаза сверкали.

– Еще один формальный факт! Мы установили, что письмо было написано Лораном на бумаге, заказанной «Салиньи», и карандашом из стола «Салиньи». Сеть затягивается! Вот здесь передо мной книга «Алиса в Стране чудес». У нас есть основания полагать, что «Салиньи» собирался принести ее мисс Шэрон Грей. Именно этот экземпляр был найден в алькове, где сидел «Салиньи». С титульного листа стерто имя владельца книги – это было роковой ошибкой, что признают подделыватели, когда они пытаются вывести или стереть следы своей работы. Это было просто неумелое выведение надписи. Мы сфотографировали титульный лист при помощи ортохроматической пластины, проявили негатив, затем уменьшили изображение и усилили при помощи перхлорида ртути. Когда оно высохло, мы поместили его в рамку и экспонировали на другую пластину путем контакта. Этот процесс повторялся пять-шесть раз. Взгляните, господа, вот эти негативы! – Он поместил их под свет лампы. – На седьмом отчетливо видна стертая надпись.

Он стоял неподвижно, указывая на негатив.

– На титульном листе тем же почерком, что и письмо с угрозой, стояла надпись «Александр Лоран»!

Теперь у нас не оставалось сомнений, что лже-Салиньи на самом деле является Лораном. Но мы должны продолжать работу! Мы должны затянуть узел на самозванце так, чтобы он и пальцем не мог пошевельнуть. Я сделал свои дедуктивные выводы, а объединенные научные методы подтвердили их. Теперь напрашивается вопрос: где же подлинный Салиньи? Лоран разделался с ним, это ясно. И если у кого-то остаются в этом сомнения, – Банколен энергично подался вперед, – я могу предложить последний, самоочевидный и абсолютно безупречный тест. Этот тест еще не проделан, потому что, когда у меня появился труп, я еще не был окончательно уверен в своих предположениях – я еще не воспользовался ни фотографией, ни химией.

– Ну, дружище, переходите к этому, – хрипло отозвался Килар. – Насчет этого… подвала.

– И опять я ищу след. Я спрашиваю себя: если Лоран убил Салиньи и занял его место, где же он это сделал? До отъезда в Вену Салиньи был самим собой. Следовательно, он был убит либо в Вене, либо после возвращения в Париж. Хорошо! Наш вездесущий друг мистер Голтон познакомился с Салиньи в поезде из Вены в Париж. И тогда «Салиньи» отлично говорил на английском – значит, убийство было совершено в Вене. Что убийца сделал с трупом? Запомните, у него было не так уж много времени. Он должен был надежно избавиться от тела, потому что, если бы его обнаружили, он рисковал быть разоблаченным. Он не посмел бросить труп в Дунай или расчленить и сбросить его в канализационный люк. Он не мог допустить, чтобы где-либо был обнаружен какой-нибудь подозрительный труп, который мог самым неожиданным образом выдать его план. Но ведь труп – весьма неудобная для сокрытия вещь! Поставьте себя на место этого человека со стальными нервами, который с невероятной наглостью заду мал стать самозванцем. Он должен был придумать особо изощренный план. И он придумал. Лже-Салиньи решил привезти тело Салиньи в Париж в одном из его сундуков и спрятать труп в его же доме. Кому придет в голову искать труп Салиньи в доме Салиньи, когда он, по всем признакам, жив и здоров?

Вы скажете, это чистое предположение. А вот и нет! Что стало нам известно о «Салиньи»? Что после возвращения из Вены он вдруг по непонятным причинам стал интересоваться своим винным погребом. Никому не позволял туда спускаться и даже уволил старшего лакея, который осмелился туда войти. Он всегда держал при себе ключи от погреба. Раньше он этого не делал. Подвалы! Они всегда наводят на мысль! «Салиньи» устраивает холостяцкий ужин, и потом, когда Вотрель и вы, месье Килар, обсуждаете за столом убийства, Вотрель заводит речь об Эдгаре По. Он рассказывает о человеке, которого замуровали в стену в подвале. Вы помните, месье Килар, что он тогда сказал? «Вам же хорошо знаком этот рассказ, Рауль, не так ли?» И на этот раз у лже-Салиньи сдали нервы. Он понял, что Вотрель узнал его тайну. Он встает из-за стола, то есть лже-Салиньи, понимая, что его тайна известна постороннему, и таким мы его запомним – разоблаченным и в безвыходном положении, среди горящих свечей и ваз с розами.

Банколен пристально смотрел на нас, стиснув пальцы, и говорил напряженным голосом. Я пристально смотрел на свет лампы перед его лицом, и вся атмосфера этого погруженного в темноту дома охватила нас. А лучший детектив Парижа продолжал:

– Подробности нам еще предстоит выяснить. Как он убил Салиньи, вероятно в Вене, в том отеле, где последний остановился; как доставил сюда его тело; как разузнал о манерах Салиньи и о его друзьях – возможно, из переписки Салиньи, прессы, да и из множества книг о подвигах Салиньи. Еще и журналы постоянно описывали его поездки и публиковали его фотографии.

Но только представьте хитрость этого сумасшедшего – «шелковистая каштановая бородка, мягкий взгляд из-за очков и постоянная улыбка» теперь исчезли. Представьте, как он составлял воровской план. Заставил хирурга изменить себе форму носа, заказал одежду, чтобы напоминать многочисленные фотографии Салиньи. Он умер с фотографиями Салиньи в кармане, которые бесконечно изучал, как когда-то изучал иностранные языки! Представьте, как его коварное и злонамеренное воображение рисовало ему картину возмездия, которая удовлетворила бы любое веление поэтической справедливости. Такова была его натура. Он возвратится в Париж в облике Салиньи, он будет скрываться от людей до самой женитьбы, он женится на этой женщине во второй раз и, когда приведет ее в комнату для новобрачных, наконец откроется ей во всем торжестве своего чудовищного мщения! Он отведет ее в подвал и покажет труп ее возлюбленного… Недурная шутка, а? Дикая, жестокая шутка! Не припоминаете ли вы с новым, зловещим смыслом его слова, обращенные к мисс Шэрон Грей: «Сегодня вечером я хочу кое-что вам показать; вы оцените эту шутку…»

Я представляю себе, как он расхаживает по дому, обдумывая свой план, посмеиваясь над иронией, схожей с преданиями средневековых писателей, которых он так любил. Никто из эпохи Ренессанса не изобретал более сладостного и упоительного возмездия. Он обманул всех. Он сам себе написал записку, предупреждающую его об опасности. Он безупречно действовал на глазах у глупых полицейских. Он победил!

В призрачной комнате на камине пробили часы. Цветы за спиной Банколена, блеск белого гроба, игра света на утомленном и вдохновенном лице детектива… Теперь этот сумасшедший лежал в своем вечном доме.

– Нужно ли мне показывать теперь окончательное доказательство, что все это не моя фантазия? – тихо спросил Банколен. – Герсо, откройте крышку гроба.

Сгорбившись, Герсо поднялся со своего стула. Он ничего не ответил, но медлил, словно пытался осознать смысл приказания. Затем уцепился за крышку неловкими пальцами. Банколен вынул из портфеля подушечку со штемпельной краской и бумагу. Подойдя к гробу, он ждал, когда Герсо поднимет крышку. Я подался вперед, почти ожидая, что мертвый сядет в гробу, сквозь головокружение видя блеск белых подушек, когда откинулась крышка… Банколен склонился над гробом. У Герсо вырвался сдавленный стон, он закрыл лицо руками. Крышка стукнула, и Килар встал… Гулкий стук еще не затих, когда Банколен возвратился к столу и бросил два листа бумаги под лампу.

– Взгляните! Вот это отпечатки пальцев Лорана из нашего досье. Только что я снял отпечатки пальцев этого мертвого человека. Сравните их, и вы увидите, что они идентичны! – Прижав пальцы к бумаге, он помолчал, затем продолжил: – Он выманил у месье Килара миллион франков наличными. Он запретил слугам возвращаться в дом раньше чем через две недели. Вы помните? Он запретил им показываться в доме в ночь после свадьбы. Потому что, после того как он покажет мадам тело ее возлюбленного, замурованное в подвале, он собирался убить и ее, а затем исчезнуть с деньгами, оставив женщину на ложе для новобрачных. И прошло бы много дней, прежде чем ее обнаружили…

Килар без сил упал в кресло, закрыв лицо руками.

– Но был еще один человек, умнее, чем он. Еще один человек, кроме Вотреля, который все знал. Еще один заговорщик. – Детектив сделал паузу и едва слышно произнес: – Это его убийца!