Текст книги "Темная сторона луны"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6

– Если вы хотите, чтобы я этим занимался, – объявил экс-редактор, – что ж, вполне разумно. Но не говорите, что я вас не предупреждал! Хороший репортер должен задавать те же вопросы, что и полицейский. Кто? Что? Как? Когда? Где? Почему? Понимаете вы это, молодая женщина?

– О, я понимаю!

– Вы видели кого-то у того окна?

– Боже сохрани, нет! Как я могла? Моя комната выходит на фасад, практически над парадной дверью. Во всяком случае, если бы я увидела что-то у дома или поблизости от него, Думаю, со мной случился бы припадок. Возможно, это вообще не имеет к нам никакого отношения. Но я все равно не могла не гадать…

– Предположим, вы начнете с самого начала. Что вы видели? Когда и где вы это видели?

– Мы вчера довольно поздно отправились спать, вы помните. В присутствии… в присутствии папочки, который сдерживал нас, никаких разговоров о призраках или чем-то, действующем на нервы, не было. Но вы рассказали историю о молодой девушке из Джерси-Сити…

– Очередной шуточный стишок? – требовательно спросила Камилла.

– Нет, дорогая, нет! Ты помнишь? Девушка из Джерси-Сити! До того как ее посадили в тюрьму, у нее было тридцать четыре мужа за три года, или практически по одному в месяц. Мистер Крэндалл как раз начал рассуждать о методах, которые она использовала…

– Кто-нибудь знает, какие методы она использовала? – сказал мистер Крэндалл. – Напомните рассказать мне эту историю Валери Хьюрет.

– Валери будет очень приятно, я уверена. Вы только как раз начали гадать, как она умудрялась делать так, чтобы один муж не встретился с другим, – Камилла хотела послушать, и я тоже хотела, – когда папочка заткнул вам рот. Но это продолжалось довольно долго, не так ли? Должно быть, было уже половина первого ночи или еще позже, когда мы все пошли наверх.

– Хорошо. Начнем с этого места.

Мэдж стояла позади софы, положив руки на ее спинку. Ее взгляд бродил по библиотеке, словно бы в поисках кого-то, кого там не было.

– Должно быть, была уже половина второго, – продолжала она. – Я приняла снотворное немного раньше, но оно еще не подействовало. Я стояла у окна и смотрела сначала на въездные ворота, а потом вниз на берег слева… Алан, спросила она вдруг, обрывая себя, – что значит ущерная луна?

– Какая луна?

– В рассказах, – сказала Мэдж, – луна всегда ущерная. Мне это слово всегда казалось каким-то пугающим, вроде «призрачной» или «непонятной». Но я никогда не смотрела в словаре. И как это пишется – «ущербная» или «ущерная»?

– «У-щ-е-р-б-н-а-я». Здесь нет никакого намека на сверхъестественное. Само слово означает «вогнутый»: меньше полукруга, но еще не совсем неполный лунный круг.

– Ну, эта луна была меньше. Намного меньше полной и уже на исходе, но все же дающая достаточно света, чтобы можно было видеть.

Я не уверена, когда увидела его в первый раз. И не спрашивайте, как он выглядел; я была слишком далеко, чтобы разглядеть. Просто мужчина шел вдоль берега под террасой, шел с запада на восток. Он смотрел в направлении гавани, повернув голову, и нес на правом плече что-то вроде мешка.

На секунду или две мне стало почти страшно. Но он был слишком далеко, чтобы причинить мне вред. Тогда я подумала, что это, вероятно, какой-то посторонний человек, который не имеет к нам никакого отношения – просто случайно находится там.

– Что ты сделала?

– Что я могла сделать? Я не собиралась визжать и поднимать на ноги весь дом! И я сама ненавижу, когда меня вытаскивают из постели, потому-то и была невежлива с бедной Камиллой в прошлую пятницу. Я закрыла шторы на обоих окнах, кондиционер работал на полную мощность, затем я легла в кровать и, должно быть, заснула через две минуты. Когда я снова открыла глаза, было девять часов утра, и яркое солнце снова сделало все вокруг нестрашным.

Я не собиралась никому об этом рассказывать. Я стала думать. Мы говорили, что Камилле все привиделось, когда она приняла гораздо более легкое снотворное и не так много выпила. Было ли то, что увидела я, тоже только совпадением? Не мог ли человек на берегу означать опасность для нас?

– Честно говоря, суд отвергает это. – Боб Крэндалл поднял вверх указательный палец. – Просто ради всей этой чертовщины, девчонка моя, я почти готов приветствовать ужасные деяния и тела, падающие со стен, как в пьесах, которые я так любил мальчишкой в двадцатых. Но я не верил в это тогда, не верю и теперь. Все это чушь, Мэдж! Давайте поговорим о той юной леди из Джерси-Сити, хорошо?

– Нет! – сказала Камилла. – Верите вы в это или нет, мистер Крэндалл, но здесь складывается совершенно ужасная ситуация. Что, если произойдет еще что-нибудь?

– Забудьте об этом, Камилла! И я боюсь, Мэдж, ты упустила самое главное в рассказе о гордости и радости Джерси-Сити. Я как раз собирался это объяснить, когда Хэнк заткнул мне рот. В оценке ее дела, – торжественно заявил Боб Крэндалл так, как будто писал редакционную статью, – мы должны помнить три факта: что это случилось десять лет назад, в пятьдесят пятом году; что ей было всего двадцать два, когда она очутилась в кутузке; и что в большинстве штатов максимальный срок за многомужество – семь лет.

Вероятно, ее выпустили досрочно за хорошее поведение; в женской тюрьме у нее было мало возможностей для занятий любимым спортом. Но даже если бы судья швырнул в нее все свои книги, даже если бы ее выпустили всего на день раньше срока, она все равно освободилась бы не позже, чем в шестьдесят втором году, – все еще моложе тридцати, готовая на подвиги и рвущаяся в бой.

Что произошло с ней с тех пор, Мэдж? Где она сейчас и сколько мужей она накопила? Вот в чем вопрос, девочка моя; я мог бы обсуждать еще это со всеми присущими мне остроумием и красноречием. Но Хэнк с подозрением относится к каждому слову, которое я произношу, и, как ты уже сказала, сукин сын заткнул мне рот…

– Кто это сукин сын, Боб? – требовательно спросил громкий голос.

Все обернулись.

В библиотеку вошли два молодых человека приблизительно одного возраста, роста и веса. Оба были одеты в свободные брюки и спортивные рубашки с открытым воротом. На этом их сходство заканчивалось.

Первый из вновь прибывших, хотя и не был уродом, имел такую большую нижнюю челюсть, что все остальные черты его лица казались маленькими и сжатыми. Неплохой парень, подумал Алан, хотя и прилагающий все усилия, чтобы произвести обратное впечатление. Его правая рука подбрасывала вверх бейсбольный мяч и снова ловила его. С его левого запястья на завязках свисали перчатка Филдера, кэтчерские рукавицы и маска. Темноволосый молодой человек позади него нес биту.

Топая ногами, первый молодой человек спустился с лестницы и шагнул к ним, с вызывающим видом развернув плечи.

– Старина Боб Крэндалл, Народный Оракул! – сказал он. – Старина Боб Крэндалл, Часовой Голиафа! Так кто это сукин сын, Боб?

– Разве ты не знал? Рип Хиллборо, познакомься с Аланом Грэнтамом.

– Грэнтам? Грэнтам? Привет, Грэнтам! Должно быть, вы тот самый правый крепкий орешек, про которого нам рассказывала Камилла, так?

– Да.

– Тогда вы просто разлюбезно поладите с Бобом. И еще лучше поладите с вот этим Джексоном Каменной Стеной.[3]3
  Джексон Томас Джонатан, известный как Джексон Каменная Стена. – генерал армии южан во время Гражданской войны в США


[Закрыть] – Рип показал большим пальцем в сторону своего гибкого спутника, шедшего за ним. – Он все хотел назвать меня сукиным сыном на протяжении почти двух недель. Давай, Каменная Стена! Будем хоть раз самими собой. Почему бы тебе не обозвать меня сукиным сыном и не сбросить камень с души?

– Я пока еще никак не обозвал тебя, сынок, хотя, может, к этому дело и идет.

– И хочешь, поспорим, Каменная Стена? Пять против десяти, что я могу выбить тебя с… нет, не с трех бросков, но прежде, чем судья объявит третий мяч. Возможно, я не Сэнди Куфакс. Но я неплох, знаю, что неплох, так зачем это отрицать?

– Ты никогда не станешь отрицать этого, сынок, – сказал Янси Бил, – пока рожок дудит. Забудь про пять к десяти, я возьму двадцатку при равных ставках. Мистер Грэнтам, я к вашим услугам. Мэдж, милая, как ты?

– Послушайте! – воскликнул Рип, заводясь все больше. – Кто-то здесь ведет себя подозрительно, а кто-то сукин сын. Вот что сказал Боб, и я хочу знать…

– Ох, Рип! – взорвалась Мэдж. – Неужели ты не можешь обойтись без подобных выражений? Это нормально для мистера Крэндалла. Но это совсем не идет молодому юристу, у которого впереди вся карьера. – Она замолчала. – А ты, Янси?

– Что такое, сладкая моя девочка?

– Я сделана не из цветного стекла, знаешь ли! Такое впечатление, что каждый мужчина на Юге смотрит на меня сверху вниз и советует мне не морочить свою прелестную головку.

– Ты знакома с каждым мужчиной на Юге, милая?

Рип снова завопил, призывая к молчанию.

– Послушайте! – повторил он. – Мы тут между собой поспорили с Джексоном Каменной Стеной, что он обыграет меня, на двадцать баксов. Проблема в том, что у нас нет кэтчера. Ты как, Боб? Ты в весьма приличной физической форме, следует признать…

– Это было продемонстрировано, не так ли? – Боб Крэндалл был достаточно конкретен. – После полудня во вторник когда ты и Бил вдвоем пытались произвести впечатление на вашу маленькую блондинку, поспорив, кто из вас может взобраться по стене дома, цепляясь за выступы кирпичей…

– Знаю! – бросил Рип. – Ты нам показал; ты просто вышел и без лишних слов взобрался по этой чертовой стене. Хорошо, можешь поиграть для нас за кэтчера, правда?

– Нет, спасибо, Башанский Бык. Я уже один раз продемонстрировал свою физическую форму этим глупым трюком и оставляю бейсбол тем, кому меньше лет и у кого меньше достоинства. Но все равно не считайте меня вне игры. Если вы где-нибудь найдете кэтчера, я буду счастлив встать на площадке как судья.

– А я, – сказал Алан, – с удовольствием сыграю за кэтчера.

– Ты? – удивилась Камилла. – Никогда не знала, что тебя интересует бейсбол, Алан. Я думала, в Оксфорде ты играл в крикет.

– То был Кембридж, Камилла, и я действительно пытался играть в крикет. Но моей первой и единственной спортивной любовью всегда был бейсбол. Я, признаться, никогда не был потрясающим кэтчером. И все же до чего мне это нравилось!

– Неужели? – спросил Боб Крэндалл с интересом. – Как человек, испробовавший и то и другое, на чьей вы стороне в надоевшем споре: бейсбол или крикет?

– А никакого спора здесь и нет. Каждая сторона нападает на другую, потому что та, другая, придерживается противоположных принципов в игре. Первое правило в бейсболе – пропускать плохие удары; в крикете – не пропускать ничего. Бейсболиста на крикетной площадке разделают в две минуты. Игрока в крикет, который говорит, что бить по бейсбольному мячу так же просто, как по крикетному, любой нападающий обойдет одним броском.

– Послушайте! – заорал Рип. – Вы что, вообще не можете говорить о чем-нибудь одном в течение хотя бы двух минут подряд? На эту тему о том, что кто-то ведет себя подозрительно, я хотел бы кое-что сказать. Но не скажу, время терпит, а у нас есть другие дела. Если вы, Грэнтам, будете кэтчером, это шикарно, и спасибо огромное. У меня есть перчатка и маска, как видите, и еще одна маска для судьи есть в подвале. Но нет ни нагрудника, ни наколенника.

– Спасибо, мне ничего из этого оснащения не нужно. Только маску. Если судье нужна маска…

– Только не этому судье, старая калоша! – проворчал мистер Крэндалл. Любой бросок расплющит кэтчера прежде, чем побеспокоит меня. Отлично! Если все готовы, чего мы ждем?

С потрясающей галантностью Янси обратился к Мэдж и Камилле:

– Возможно, леди захотят отправиться с нами? Или вы предпочли бы…

– Сидеть здесь и заниматься вязанием? – выпалила Мэдж. – Опять ты, Янси, обращаешься с нами как со стеклянными статуэтками! Разумеется, мы идем с вами. Где вы собираетесь все это проделывать?

– Дорога перед домом, – ответил Рип, прежде чем Янси успел заговорить, вполне нам подойдет. Мэдж! Ты хочешь посмотреть, как я обыграю Каменную Стену и выиграю двадцать баксов? У меня есть в запасе один быстрый финт, который ему не понравится. Но оракул из Голиафа абсолютно прав: чего мы ждем?

И он зашагал из библиотеки, а остальные потянулись за ним. Со стола в холле Янси подхватил серебряный поднос, который должен был служить «домом». Они вышли в портик с четырьмя высокими колоннами и спустились по ступеням, выйдя на свет.

Песчаная подъездная дорога была все еще влажной от дождя, но достаточно твердой. Машина Алана стояла в стороне, слева, там, где он ее поставил, верх теперь был поднят. Сад перед домом справа сиял красным и пурпурным цветом азалий. Боб Крэндалл предпринял новый обзор окрестностей.

– Вы все чокнутые, да и я не лучше остальных, – сказал он, – хотя вы все же гораздо более чокнутые. По крайней мере, у вас хватило ума не пытаться приволочь сюда на веревке Хэнка. Он рыбак, я знаю. Но просить Хэнка Мэйнарда играть в бейсбол – это все равно что просить Роберта Броунинга сочинить шуточный стишок для вечеринки в Элксе. Возблагодарите небо, что он занят чем-то другим!

– Хотелось бы знать, надолго ли он занят? – спросила Камилла и тут же закричала: – Янси, куда ты кладешь «домик»?

Пока остальные медленно тащились, Янси промчался почти пятьдесят ярдов в направлении въездных ворот. Он остановился прямо перед магнолиями, возвышавшимися по обе стороны дороги, положил серебряный поднос на песок и встал справа от него, медленно раскручивая биту.

– Эй! Ну как?

– Лицом к дому?

– Конечно, лицом к дому! Кому охота искать потерянный мяч в этих лесах по ту сторону лужайки? Там исследовательская станция Чарлстонского колледжа, забор и все такое. Закинь туда мяч, Камилла, и придется вызывать полицейский патруль, чтобы получить его обратно.

– Но – лицом к дому? Что, если ты разобьешь окно?

– Если я разнесу окно, милая, – ответила Янси, – я заменю его цветным витражом вроде того, о котором ты говорила. И с твоим изображением в окне в виде такого ангела, каким ты никогда не была. Ну, как тебе?

Мэдж ничего не сказала. Рип, положив кэтчерскую рукавицу и маску около Алана, натянул перчатку филдера и сделал несколько шагов на расстояние до воображаемой базы питчера.

– Никаких разбитых окон не будет, Мэдж! Он даже не учует мяч, он его даже не увидит, со Старым Смоком Хиллборо на вершине за команду янки. Что скажешь, Каменная Стена? Хочешь пари на стороне?

– Я готов на любое пари, которые ты пожелаешь! Но меня просто чертовски мутит от…

– Ну-ка, полегче, вы двое! – закричал судья. – Если вы собираетесь повторить здесь Гражданскую войну от начала до конца, бога ради, делайте это в свободное время!

Из дома, открыв покрашенную в белый цвет внутреннюю дверь, вышел доктор Гидеон Фелл. Без шляпы, в черном костюме из шерсти альпаки, опираясь на палку-трость, он, тяже до переваливаясь, спускался по ступеням и помаргивал, направляясь к ним. Не было никакой необходимости представлять доктора Фелла; все знали, кто он такой, и все приняли его с самого начала. И все же его присутствие почему-то добавило напряжения. К тому, что и так уже витало в воздухе.

– Алан, – сказала Камилла, – что ты делаешь?

– Всего лишь снимаю пиджак. Извините за подтяжки.

– Это костюм с Севил-роу, не так ли? Разве теперь не шьют английские костюмы под ремень?

– Шьют, разумеется, но этот портной их не делает.

– Что ты делаешь с пиджаком?

– Кладу его вот сюда, только и всего. Я не могу…

– На мокрую траву? Не глупи! Давай его сюда, я подержу.

– Спасибо.

Оставив маску лежать на месте, Алан натянул большую перчатку на левую руку и встал позади импровизированного «домика».

– Я не могу подавать вам сигналы, – крикнул он Рипу, – потому что не знаю, что вы кидаете. Хотите разогреться?

– Послушайте, Грэнтам, я всегда разогрет! Тем не менее! Просто чтобы показать им, что проклятый янки знает свое дело, я сделаю один удар. Постой в сторонке секунду, Каменная Стена! Готов, Грэнтам?

– Огонь!

Никаких изысканных наворотов, каких ожидал Алан, не было. Движения Рипа были очень легкими. Вес на правую ногу, мяч плотно на согнутой руке, бросок вперед, – и он показал свой быстрый финт.

Он действительно был быстрым. Мяч пронесся мимо тарелки и стукнулся в перчатку на шесть дюймов выше линии талии. Алан, не игравший в бейсбол уже годы, чуть не свалился. И все же это не забывается, думал он, точно так же, как нельзя разучиться ездить на велосипеде. Он кинул мяч обратно питчеру. Подняв маску, поправил эластичную ленту на голове и согнулся над тарелкой.

– Хорошо! – объявил судья. – Ну, теперь, ребята, не пора ли оставить баловство и приняться за дело? Мяч в игре!

Солнце уже скрылось за Мэйнард-Холлом, но проблем со светом не было. Доктор Фелл встал с правой стороны дороги, две девушки – с левой. Янси небрежно наступал, размахивая битой.

– Если он в самом деле разобьет окно… – заволновалась Мэдж.

– Не разобьет, Мэдж, разве я тебе не говорила?

– Надеюсь, мой отец не увидит, как это случится! Надеюсь…

– Мяч в игре!

Подача, свистящий дубликат первого. Бита Янси не шелохнулась. Зато двинулась рука судьи.

– Пер-рвый строук!

– Нравится, Каменная Стена? – пропел Рип. – Только потому, что ты был крутым игроком в какой-то новомодной школе для выскочек, вроде «Уильям и Мэри»…

– Новомодная школа, господи прости! – отдался эхом глухой голос. – Школа для выскочек, чтоб у меня штаны сгорели! Сынок, в «Уильяме и Мэри» они учили деток читать и писать за сотню лет до того, как в лесу построили твою чертову деревню, а лучше бы сохранили лес. Я тебе говорю…

– Я ничего не говорю, Каменная Стена, я тебе просто показываю. Видишь?

Он бросил мяч, очень быстро, но высоко. Алану все-таки удалось, хоть и не очень ловко, принять его. Казалось, маска гораздо больше ограничивала поле зрения, чем ему помнилось, и его собственный бросок был таким высоким, что Рипу пришлось подпрыгнуть, чтобы взять мяч. Следующая подача, медленный изгиб с широким разворотом вовне, тоже была названа «болл».

– В чем дело, Каменная Стена? Ни за что на свете не станешь пробовать, а? Бита к плечу прилипла, или что?

– Кидай сюда, сынок! Просто кидай сюда!

На этот раз, свернувшись почти в эмбриональную позу, Рип бросил мяч, вложив в бросок каждую унцию своего веса – подача несколько спорная, немного высокая и изнутри, но, возможно, чуть ниже плеча, так что Алан и сам толком не знал, как ее назвать.

– Болл – третий!

Рип выпрямился, чтобы поймать мяч:

– Что у вас со зрением, судья? Может, взять какие-нибудь карандашики и жестянку?

– Хочешь, навешу тебе штрафной? – прорычал разгневанный судья, исполняя вокруг Алана небольшую пляску. – Заткни свою чертову пасть и играй!

– Это и собираюсь сделать, Боб. Когда игра закончится, мы достанем тебе собаку-поводыря. А тем временем, хотя…

По выражению лица питчера Алан понял, что это будет: снова быстрый бросок Рипа, точно в желобок. Мяч ударился в перчатку точно в то место, где он держал руку.

– Строук – второй!

Настроение у Рипа поднялось.

– Видала, Мэдж? Я думал, что снова достану его своим быстрым броском, и был прав. Он ни за что не размахнется, он слишком боится промазать! Ну, теперь чем мы его накормим для третьего удара? Что-нибудь новенькое, может быть? – Рип перенес вес на левую ногу. – Всегда держать их в неведении, вот в чем секрет. Всегда…

– Камилла! – взорвалась Мэдж. – Мне это не нравится!

– Все в порядке, дорогая. Ничего такого здесь нет.

– Здесь что-то не то! Я знаю! Я могу…

Хрясть!

Янси сделал шаг вперед к мячу и махнул битой.

– Господи боже милосердный! – прошептал судья.

В настоящей игре над второй базой линия была бы протянута достаточно высоко, чтобы сбить или опрокинуть ее. Мяч белой полоской, словно разматывающийся клубок пряжи, просвистел между двумя внутренними колоннами портика как раз в то мгновение, когда Генри Мэйнард, с книгой в левой руке, толчком открыл дверь и появился у него на пути.

Мяч не мог задеть его – он летел слишком высоко, – но едва ли Мэйнард мог знать это. Он упал ничком, и зрелище вовсе не показалось смешным тем, кто его наблюдал. Мяч стукнулся о кирпич на фут или два выше парадной двери и отскочил обратно на дорогу, где Рип Хиллборо, приплясывая, подхватил его. Генри Мэйнард поднялся, быстро стряхнул пыль с коленей, издалека бросил на всех один-единственный взгляд и с большим достоинством удалился обратно в дом.

Рип поспешил присоединиться к остальным, запихивая мяч в карман брюк.

– Конец упражнений, я полагаю. Если мы не хотим громов и молний с Синая, нам лучше сразу все это прекратить здесь и сейчас. Знаешь, Каменная Стена, может быть, это и хорошо, что мы с тобой оба уезжаем завтра.

– Да, сынок, я тоже так думаю.

– Послушай, Каменная Стена, вот твои монеты: десятка и две пятерки. Ты выставил меня дураком, это факт, мне это совсем не нравится. Но ты шлепнул последний в самое яблочко, ты выставил меня дураком, со всей моей болтовней и я это признаю! Вот монеты.

– Ну… вот! – сказал Янси Бил. – Мне не больно-то нужны твои деньги, сынок. До этой минуты я собирался рассказать тебе, куда конкретно ты можешь их себе засунуть. Но поскольку ты повел себя как настоящий парень, дело другое. Думаю, я говорил вещи, которые мне не стоило говорить, а возможно, и мой удачный удар был, в общем-то, случайным. Пожмем друг другу руки?

– Конечно, а почему бы и нет? Мы ведь можем быть цивилизованными людьми, разве не так?

Рип и Янси, вместе с доктором Феллом, Бобом Крэндаллом и Мэдж, двинулись к дому. Алан снял маску и перчатку и приблизился к Камилле, которая неподвижно стояла с его пиджаком на руке.

– Алан!

– Да?

Лицо Камиллы раскраснелось, в глазах появилось странное выражение. На мгновение показалось, что ее словно качнуло к нему. Потом впечатление исчезло, как лопнувший мыльный пузырь или иллюзия.

– Какие они все дети! – проговорила она. – Знаешь, Алан, самое ужасное в этом ударе то… то…

– Что он чуть не прибил старика Мэдж?

– Да. Когда Янси ударил по мячу, я смотрела на лицо доктора Фелла и на Боба Крэндалла тоже.

– А что такое?

– Они оба надеялись, что он все-таки разобьет окно. – Камилла изобразила жест отчаяния. – Упаси нас господи! Мужчины!

В молчании Камилла и Алан последовали за маленькой процессией по ступеням, через крыльцо и в главный холл. Поло жив на стол маску и перчатки, туда же, куда Рип положил свою перчатку, а Янси – биту, Алан взял свой пиджак у Камиллы. Генри Мэйнарда нигде не было видно.

– Сладкая моя девочка, – воскликнул Янси, обращаясь к Мэдж, – где же твой папочка?

– Если ты меня спрашиваешь, то он в кабинете и слегка дуется. Янси, подожди! Ты куда?

– Та серебряная штука, которая была у нас «домиком». Я оставил ее на песке! А он и так зол как собака! Я только…

– Нет, пусть лежит! Джордж ее принесет!

– Да, Каменная Стена, – посоветовал Рип, – пусть себе лежит. Я хочу кое-что сказать.

Присмиревший Рип, который принес такие красивые извинения, явно не собирался долго оставаться присмиревшим – он снова встал на дыбы. Даже его светлые, коротко постриженные волосы топорщились, как иглы ежа.

– Перед тем как мы вышли, – сказал он, – я хотел задать вопрос. И я снова его задам, будь хоть пожар, хоть наводнение. Слушайте меня.

На этот раз процессия двинулась за ним вниз в библиотеку. Доктор Фелл был замыкающим. Рип принял командную позу посредине комнаты.

– Было сделано замечание – в каком контексте, я не знаю и сказать не могу. Оракул из Голиафа мне не сказал, что кто-то вел себя подозрительно. Вот мой вопрос, леди и джентльмены, и я думаю, мы все заинтересованы в ответе. – Драматическим жестом он ткнул пальцем в направлении двери справа от камина: – Кто из вас украл томагавк из этой комнаты?