Текст книги "Искушение"
Автор книги: Джон Данн Макдональд
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 9
Э.Д, рывком распахнул дверь. Его маленькие голубенькие глазки метали искры, на щеках от гнева выступили красные пятна. Седые жиденькие волосы растрепались. На нем был длинный серый халат. Моя теща стояла уже на половине лестницы. Красный, с какими-то блестками пеньюар был ей тесен и слишком обтягивал тело. И ее лицо тоже пылало негодованием.
– Прекрати немедленно это безобразие, черт побери! – заорал на меня Э. Д. – Сейчас же! Ты разбудил полгорода. Что с тобой, в самом-то деле? Ты пьян, что ли?
Я качался из стороны в сторону, бросая на него мрачные взгляды.
– Не так пьян, чтобы не суметь прочесть вот это, папочка, – сказал я и протянул старику записку его дочери.
Он поднес записку ближе к свету. При чтении он шевелил губами. Он искоса взглянул на свою жену и сказал:
– Лучше бы ты вошел, Джерри. – Тон его совершенно переменился. Эдит Мэлтон, одолев последние ступеньки, спросила:
– Что стряслось? В чем дело? – Она взяла из рук Э. Д, записку. Одного взгляда ей хватило, чтобы понять содержание.
– Что ты сделал с нашей дочкой, с нашей маленькой девочкой? – запричитала она.
Я, все так же пошатываясь, проперся в гостиную, плюхнулся в кресло.
– Свари ему крепкий кофе, Эдит, – приказал Э. Д.
– И не подумаю. Сначала пусть скажет, что случилось.
– Ну что могло случиться? Так, небольшой спор, – пытался ее успокоить Э. Д.
– Нет, не небольшой и не спор, папа. Уравнение с двумя неизвестными. Или тремя. А плюс Б равно А минус Б плюс В.
Он присел на диванный валик и затравленно посмотрел на меня.
– Соберись хоть немного, Джерри. Она что, от тебя сбежала?
– Так оно и есть.
– Вы поссорились? Что с твоим лицом?
– Она меня поцарапала, Э.Д.
– Почему?
– Ты слышал, что у нас гость? Мой старый фронтовой товарищ, Винс Бискай?
– Лоррейн упоминала о нем, – сказала Эдит холодно.
– Сегодня после обеда я раньше обычного вернулся домой. Да нет же, это вчера уже было. Сколько сейчас времени вообще-то?
– Пять утра, мой мальчик, – сказал Э.Д.
– Итак, около трех часов я ехал – куда? – домой. Или чуть позже. На углу моя тачка застряла. Бензин кончился. Ясно я выражаюсь?
– Я позже видела, как ты шел с канистрой бензина, – сказала Эдит. – Я еще удивилась. Это не Ирена была с тобой?
– Да. Я не хотел пускать ее в дом. Там все было наперекосяк.
– Что ты под этим подразумеваешь? – сказал Э.Д.
– А-а, не хотел говорить, но придется. Значит, так: бензин кончился, не было больше бензина, ни капли, и можете мне поверить, я не собирался ничего вынюхивать. Ни в жизнь, это не мой стиль. И вот захожу, а Лоррейн с Винсом в постели. Шутят и развлекаются.
Эдит издала яростный вопль.
– Ложь! Подлая ложь! Никогда, ни за что наша Лорр…
– Заткнись! – протрубил Э.Д. – Дальше!
– Дальше началась, так сказать, борьба, Э.Д. Обыкновенная драка. Я хотел прикончить обоих, но в последний момент рука не поднялась. Лоррейн закрылась в спальне на ключ, а Винса я не мог добивать. Он после операции, слабый еще. Ну, я опрокинул рюмку-другую. На работу уже не пошел.
– То-то я удивился, – сказал Э.Д., – обычно ты заходишь в контору, перед тем как отправиться домой.
– Какая работа! Я был слишком взвинчен. Выбежал в чем был, поехал куда глаза глядят, где-то пил опять. Потом снова оказался дома. Винс спал. Лоррейн не было нигде. Зашла Манди Пирсон. Она искала Лоррейн, не помню уж, зачем. Я оставил вашей дочери записку, чтобы она позвонила этой.., ну, только что говорил о ней… Манди. Когда мы ругались, она крикнула, что уйдет от меня навсегда. Я, конечно, посчитал это за блеф. А, да что там. Мне было так тошно… Я опять вылез из дома, благо мой боевой товарищ спал. Пошел в отель, выпил еще, потом, помню, шагал куда-то.., ехал.., все хотел собраться с мыслями, а они разбегались.
– Напился до чертиков, – сказала Эдит, не скрывая глубокой неприязни.
– Замолчишь ты наконец? – крикнул ей Э.Д.
– А когда я вернулся, на столе уже лежала записочка и дорогая Лорри – тю-тю! – отбыла в неизвестном направлении. И машины ее тоже не было. И все ее платья, и всякие там штучки-дрючки – все испарилось. И мой друг, мой старый боевой товарищ тоже, представьте себе, исчез – с чемоданом и со всеми своими болячками. Они смылись вместе, она и он. Вот вам и уравнение, о котором я имел честь упомянуть. Они уехали в «порше».
Лицо Э.Д, сделалось еще больше озабоченным. В комнате было тихо. Потом Эдит сказала:
– Ха! Все это куча вранья. Наша маленькая Лорри ни за что, никогда… С меня было достаточно. Я сказал:
– Теперь помолчите минутку. И послушайте. Я хочу вам сказать, что такое ваша Лорри. Ваша драгоценная, нежная, маленькая Лорри. Вот уже пять лет она пьет, как извозчик, и с этим делом у нее обстоит все хуже и хуже. Вы только виду не подаете, а на деле знаете это не хуже меня. Что вы, не видели? Она не выпускает рюмку сутками напролет. Она не просыхает.
– А кто виноват? – по-прежнему рвалась в бой Эдит.
– Может быть, вы. Я слишком поспешил когда-то с женитьбой. Постеснялся расспросить людей. Вы, конечно, убеждены, что в колледже она была всеобщей любимицей за свои красивые глазки, да? Один из парней, учившихся с ней вместе, однажды у нас на вечеринке набрался и выдал все сполна. Она была давалка чуть ли не для всего колледжа, если вы понимаете, о чем я говорю. А как вы думаете, сколько раз я вытаскивал ее из машины? Хорошенькое зрелище: расхристанная, платье помято, вся измазана помадой и черт-те чем, шатается, лыка не вяжет…
– Никогда этого не могло быть, – сказала Эдит оскорбленно.
Э.Д, посмотрел на нее. Он вдруг постарел на целые годы.
– Джерри знает, о чем говорит. И я это тоже знал, – сказал он.
Длинное лицо Эдит осунулось, и она выглядела теперь как старая, отслужившая свое лошадь.
– А ты что же? Не мог присмотреть получше за своей женой? – сказала она.
– А что же вы? Не могли получше воспитать свою дочь? К дьяволу, этак мы ни до чего не договоримся. И потом, чего-чего, а этого раньше не было. В первый раз я ее застукал.
– Она была.., не одета? – спросил Э.Д, скрежещущим голосом.
– Голая она была.
– Бог мой!
Я встал.
– Ладно. Была жена – нет жены. Наверно, дело могло ждать до утра, но я почему-то подумал, что вам это нужно знать. Я искать ее не собираюсь. По мне – пусть живет где хочет и с кем хочет.
– Ты никогда не любил ее, – сказала Эдит. Я окинул ее долгим взглядом.
– Наверно, ты права. Нет, я никогда не любил ее, но я думал, что я ее люблю. Я считал ее самой прелестной девушкой, какую только встречал в жизни. В этом-то она со мной была согласна… Смешно: любить безответно не получается. И значит, я никогда не любил ее. Она была неспособна любить.
Э.Д, сказал:
– Как ты о ней говоришь. Как если бы она уже умерла. Эти слова на мгновение вывели меня из равновесия.
– Что ж… Для меня – пожалуй!
Эдит начала плакать. Эти звуки были странным образом похожи на ее же смех, в свою очередь чем-то напоминавший лошадиное ржание. Э.Д, отвел меня в сторону. Мы вышли на веранду.
– Просто не знаю, что и сказать, – проговорил он растерянно.
– А что тут скажешь?
– Когда, в чем мы так ужасно ошиблись? Она получала все, что хотела. Мы ничего не жалели для нее и для Эдди. Я хочу, чтобы она вернулась, Джерри. Я сообщу в полицию. Нужно дать им номер машины, приметы. Я хочу, чтобы она была здесь. Какой там номер?
– ВМ 93931, – ответил я. Он повторил цифры. Честно говоря, их будет трудно прочесть. Точнее, их смог бы разглядеть теперь разве водолаз, и то если бы у него был достаточно мощный фонарь, к тому же – водонепроницаемый. Ну и юмор у тебя, сказал я сам себе. Ну и юморок у тебя, парень. Обхохочешься.
– Она совершеннолетняя, и машина принадлежит ей, – сказал я вслух. – Если она не захочет вернуться, полиция не может ее к этому принудить. Не уверен, что они вообще захотят ее искать.
– Но она… Но ведь мы ее потеряли, не знаем, где она?
– Это да.
– Завтра, то есть, э-э.., сегодня ты можешь не выходить на работу.
– Ты все еще полагаешь, что я и дальше буду работать на тебя?
– А почему же нет, Джерри? Почему нет?
– Послушай, я хотел бы получить назад записку, которую она мне оставила.
– Зачем?
– Хочу, чтобы она у меня осталась.
Он кивнул, ушел в комнату и тут же вернулся с запиской. Я сунул ее в карман. Мы пожали друг другу руки. Это был страшноватый момент. Рука его была мягкой, маленькой и как-то по-девичьи нежной.
– А кофе-то тебе так и не досталось, – сказал он. Эдит продолжала плакать в гостиной.
– Что уж, – сказал я ему. – Ладно уж.
И я пошел домой. Небо на востоке понемногу светлело. Я не мог спать в комнате, которую делил столько лет с Лоррейн. И я не мог спать в той постели, где застал ее с Винсом. Во второй комнате для гостей кровать была не застлана. Я отыскал простыни, постелил, надел на подушку свежую наволочку. Лег. И заснул как убитый.
***
Проснулся я около полудня и не сразу сообразил, где я. Секунд десять прошло, прежде чем вся лавина воспоминаний обрушилась на меня. Нет, не мог я сделать все это! Не я это был. Не я угробил ее, не я закапывал при луне ее труп, не я пристрелил Винса и утопил убитого вместе с «порше» моей жены в озере. Только не Джером Бенджамин Джеймсон. Чур, чур, не я. Не этими руками, так хорошо мне знакомыми. Они выглядели как всегда. И зеркало в ванной комнате показывало мое прежнее лицо. Только на лбу от укусов мошки остались красные вздутия.
Накануне вечером замысел мой казался мне безупречным по логике и продуманности, а теперь представлялся насквозь дырявым, и сквозь эти бесчисленные щели и дыры каждый мог рассмотреть при желании, что там, как и почему случилось на самом деле. И мысль о деньгах, спрятанных невдалеке от летней резиденции Мэлтонов и тут, в подвале нашего дома, не доставляла мне больше радости. Планы мои изменились. Нужно найти для денег другой тайник, понадежней. Долго, долго придется мне ждать, пока окружающие примирятся с мыслью, что Лоррейн сбежала с Винсом и что искать ее безнадежно. Тогда и только тогда я смогу вернуться к вопросу о том, как бы мне самому исчезнуть.
Я принял душ, надел халат и спустился вниз. В кухне сидела Ирена и читала Библию. Она захлопнула ее, когда я вошел, пронзительно взглянула на меня и встала.
– Желаете позавтракать, мистер Джеймсон?
– Да, пожалуйста, накормите меня, Ирена. Миссис Джеймсон нет дома.
– Я видела, что ее машины нет.
– Она не вернется, Ирена. Она уехала навсегда. Казалось, Ирена размышляла над моими словами. Потом кивнула.
– На это была воля Господня, – сказала она.
– И мистер Бискай тоже уехал. Они уехали вместе. Вот это уже вызвало у нее легкий шок. Ирена сжала губы.
– Блудница вавилонская, вот что я вам доложу, мистер Джеймсон. Я вижу больше, чем должна бы. Но это не по мне говорить о таких вещах. Я работала на вас с охотой. Приходить мне и дальше?
– Я еще не знаю, останусь ли в этом доме. Для начала хорошо бы, чтобы вы приходили по утрам – приготовить завтрак и прибраться в доме. Обедать и ужинать я едва ли буду здесь.
Она молча кивнула и принялась накрывать на стол. В гостиной зазвонил телефон. Ирена вышла и тут же вернулась сообщить, что со мной желает говорить миссис Пирсон.
– Доброе утро, Манди.
– Ах ты Боже мой, тон у тебя похоронный для такого действительно доброго, прекрасного утра. Что, твоя дорогая была слишком утомлена вчера, чтобы прочесть твою записку? Я ждала звонка аж до полуночи.
– Представления не имею, когда она пришла, меня здесь не было. А когда я пришел, не было ее. Она, видишь ли, упаковала чемоданы, нацарапала мне записочку и укатила вместе с моим другом Винсом. Навсегда. Ты слышишь, Манди?
– Да-да, я здесь, золотко. Пытаюсь сообразить… Ах ты бедняжка, Джерри!
– И бедняжка Лоррейн.
– В известном смысле, да.
– Я не хочу, чтобы она возвращалась. Знаешь, Манди, с меня довольно. Мое терпение лопнуло.
– И я, хотя она моя лучшая подруга, должна признаться: она бывала очень, очень сволочной, а ты был более чем терпелив. Я даю на все про все две недели, и потом она опять будет здесь, вся такая трагичная, таинственная, ну и виноватая тоже. И постарается начать все сначала.
– Это ей не поможет, – сказал я. И вдруг увидел ясно, как она выбирается из тесной, чересчур тесной ямы, отряхивает набросанную сверху землю, бредет сквозь ночь. Меня передернуло.
– Думаю, что она не удержится и пришлет мне открыточку с видом какого-нибудь экзотического курорта. Сообщить тебе адресок в таком случае?
– Родителям – да. Насчет меня лучше не беспокоиться.
– А что же ты теперь думаешь делать, золотко? Продашь дом, устроишься где-нибудь в меблирашках?
– Не думаю, чтобы я мог продать коттедж без ее подписи. Сдать в наем – может быть. Нужно спросить Арчи Билла.
– Да, я тоже слышала, что он лучший адвокат по делам о разводе. Там есть такая статья – умышленное оставление супруга. Или тебя больше устраивает супружеская измена?
– Не знаю еще. Нужно посоветоваться со знающим человеком.
– Бедная Лоррейн. И друг твой хорош, – что за легкомыслие! Послушай, сказать Тинкер, чтобы она заглянула утешить тебя?
– Оставь, пожалуйста.
– Извини. Это вышло безвкусно, да? Я только хотела бы понять, в курсе ли Тинкер и, значит, весь городок? Или же я буду действительно первой, от кого мир услышит о происшедшем? Ведь это уже не секрет, да?
– Мне напле… Я хотел сказать, что не секрет.
– Тогда, извини, я кладу трубку, – не терпится позвонить кое-кому. И не злись на меня, у женщин свои слабости. Ух, как заквохчут мои любимые подруги, как они глаза будут закатывать… Я просто предвкушаю все это!
– Я не злюсь.
– Очень мило с твоей стороны. Пока!
Завтрак уже ждал меня. Перед тем я сказал Ирене, что миссис Джеймсон оставила спальню в беспорядке, и попросил прибрать там. Я спросил, видела ли она записку, оставленную мной для Лоррейн накануне. Оказывается, она выбросила ее в корзину. Я попросил принести ее. И положил туда же, где лежала уже записка самой Лорри, вырезанная бритвой из книги, – в ящик моего стола.
Я переоделся и уже собирался выйти из дому, как вдруг вспомнил про тугие пачки денег, оставленные в карманах моих охотничьих штанов. Слава Богу! А что, если старательная Ирена решила бы отдать их в чистку и вдруг наткнулась бы на кучу долларов! Вот уж испугалась бы. Я пересчитал банкноты. Сто девяносто девять сотенных купюр. Пятьдесят получил врач. Одну мы сожгли. Я вспомнил, как мы тогда хохотали, я и Винс. Винс и я.
Я слишком спешил, чтобы выискивать место для еще одного тайника. Сунув двести долларов в бумажник, я спрятал в ящик комода остальное, под стопкой чистых рубашек.
Подъехав к нашему строительному участку, я оставил машину; дальше надо было идти пешком. Возле первого с краю дома сегодняшние работы были уже закончены. Цемент заполнил предназначенные для него формы раз и навсегда. Строители хлопотали теперь возле следующего дома – разравнивали густую серую массу, вываленную бетоновозом.
Я смотрел на свежий цемент, ровным слоем покрывавший ее могилу. И мне пришло в голову: а что, если завтра Э.Д, обанкротится? И я уже видел перед собой двух рабочих, сноровисто приступающих к делу. Другой подрядчик. Другой проект: небольшие участки, уютные двухэтажные коттеджи. Бульдозеры взламывают асфальт, и из земли показывается полуистлевший труп…
– Слыхал о ваших неприятностях, – сказал мне Ред Один. – Не знаю прямо, как можно выразить мое сочувствие.
Как он меня напугал! Он передвигался слишком тихо, при его-то комплекции.
– Спасибо.
– Вы остаетесь?
– Пока что да. А вообще-то не знаю.
– Думаете, она вернется?
– Тоже не знаю. Да мне и все равно.
– Понятно. Вы извините, если что. Я не из тех, кто любит сыпать соль на раны.
– Ничего, все в порядке.
Дальше мы говорили о работе. После чего я поехал в контору. Э.Д, и Эдди уже ушли, там оставалась только Лиз. Я пригласил ее в то же самое кафе, в котором мы были в тот раз. Она казалась подавленной.
– Теперь.., теперь все облегчается, да? – сказала она.
– Так оно выглядит.
– Она была нехорошая, Джерри, все это знали, и она не была тебе верна.
– Я знаю.
– Странный ты какой-то. Ты мне говорил, что получил все, о чем упоминал тогда.
– Да, получил.
Ее улыбка была неуверенной.
– И.., мне собираться? Если да, то как скоро?
– Еще нет. Я тебе скажу. Она тронула меня за руку.
– Мы уедем далеко отсюда, и все будет хорошо, Джерри. Нам будет обоим хорошо. И мы никогда не обернемся назад, да?
– Да, Лиз. Когда уедем.
Дом показался мне нежилым. За восемь лет немудрено привыкнуть к присутствию другого человека. И теперь мне казалось, что она где-то в соседней комнате. Так и ждешь, что вот зашумит душ, она его всегда открывает на всю катушку, послышится ее вечная песенка о Фрэнке и Джонни. Ирена прибрала в спальне.
Я присел на край кровати. И снова почти наяву увидел ее перед собой. Вот она за рулем в своем медном «порше», а-а, она не одна – машина мчится на запад, черные волосы Лоррейн треплет ветерок, зубы белеют, когда она поворачивает голову, чтобы улыбнуться Винсу.
Чушь. Над ее могилой сейчас затвердевает цемент. А в окно «порше», может быть, заглядывает какая-нибудь любопытная рыбина. Я выскочил из спальни. Здесь слишком многое напоминало о ней.
Я спустился в гостиную, сел за письменный стол, достал лист бумаги и принялся бесцельно чертить на ней какие-то линии, мучительно раздумывая, куда же спрятать эти три миллиона шестьсот тысяч долларов. Тайник должен быть и надежным, и доступным, чтобы в любое время, когда мне понадобится ехать, я мог мгновенно забрать деньги. Тайник должен быть защищен и от сырости, и от огня. Притом я не мог затевать какие-то работы, ведь отныне я окажусь под прицелом множества глаз. Большой объем и тяжесть этой массы банкнот создавали трудности. Арендовать сейф в банке? Это опасно. И ни в коем случае я не хотел оставлять деньги в доме: даже в стенку их замуровать – не выход.
С этим грузом нужно обойтись так, как если бы это были не деньги, а что-то просто тяжелое: единица хранения. И постепенно во мне созревала идея. В моем положении, даже до принятия окончательного решения, что может быть естественней, чем понемногу собирать и даже вывозить пожитки? Ящик с книгами, к примеру. Багажный склад – вот подходящее место. Итак, нужно позаботиться о вместительном ящике, наподобие контейнера. Деньги спрятать на самом дне; все три доли упаковать вместе. Буду уезжать – заберу с собой багаж. А как же иначе? Или дам указание переслать его по такому-то адресу.
Кто-то звонил у дверей. Было без двадцати пять. Человек, стоявший на крыльце, был одет в поношенный коричневый костюм; на нем еще была белая сорочка с накрахмаленным воротничком и грязноватая панама, которую он сдвинул почти на затылок. Он был необычайно широк в плечах. Лицо выдавало терпеливость, некоторую усталость; это было дружелюбное, но не слишком веселое лицо.
– Ты меня узнаешь, Джерри?
– Я.., кажется, да. Только не могу сразу…
– Девятьсот сороковой год. Пол Хейссен.
– Господи ты Боже, да! Вот дурень, как я сразу не признал тебя? Входи, Пол!
Я не был с ним особенно накоротке. Я заканчивал учение, а он, тогда второкурсник, сделался лучшим нашим бегуном на средние дистанции. Ему было семнадцать, рост пять футов восемь дюймов, а весил он двести пять фунтов. Никто не мог пройти мимо этого парня, не обратив на него внимания.
Он вошел в гостиную, заполнил собою целиком, от ручки до ручки, широченное кресло. Шляпу он положил донышком книзу на пол.
– Выпьешь чего-нибудь?
– Пива, если найдется.
– Сейчас.
– Посуды не надо. Жестянка или бутылка меня устраивают.
Я принес два пива. Он отпил громадный глоток, вытер рот тыльной стороной ладони и слегка отрыгнул. Выглядел он так, словно ему нужна работа, причем он не стал бы привередничать.
– Чем могу тебе помочь, Пол?
– А, знаешь, это вроде официального визита, что ли. Э.Д. Мэлтон весь день донимал моего шефа этой историей с исчезновением его дочери. И шеф меня послал, чтобы я задал тебе несколько вполне идиотских вопросов.
– Так ты что, в полиции?
– Лейтенант Хейссен. Дел – сверх головы, денег – мизер. В войну я был в военной полиции. Проклятая служба. Я тебя часто видел, Джерри, но заговорить как-то не получалось.
– Что ты хочешь знать?
Он наклонился немного в сторону, достал из кармана дешевый блокнот, шариковую ручку и открыл страницу.
– Она, значит, уехала вчера вечером. В котором примерно часу?
– Между десятью и четырьмя утра. Пожалуй, я приполз домой около четырех. И нашел записку. Меня тут же понесло к ее родителям, я рассказал все Э.Д. Знаешь, я был, между нами, хорош.
Я достал из ящика стола листок и дал ему. Он переписал текст себе в блокнот, при этом он покусывал нижнюю губу. Я протянул ему и мою записку и сказал:
– Когда я уходил – где-то около десяти вечера – я ей тоже оставлял записку.
Он переписал и этот текст, так же тяжеловесно, серьезно, обстоятельно.
– А что это за угроза? – поинтересовался он.
– Она пригрозила, что уйдет от меня.
– Вы что, поцапались?
– Да. – Я не думал, что Э.Д, сообщил в полицию о Лоррейн и Винсе. – Спор вышел из-за нашего гостя. Она была с ним чересчур любезна. Они уехали вместе.
– Откуда тебе это известно?
– Наверняка вообще-то и неизвестно, Пол. Но когда я пришел домой, их обоих и след простыл, и машины не было, и их вещи пропали. Он, видишь ли, пользуется исключительным успехом у женщин. А Лоррейн была в последнее время, как бы это выразиться.., очень беспокойна.
– Беспокойна?
– Она пила больше, чем следует. Флиртовала налево и направо. Откровенно говоря, наш брак постепенно разваливался, и чем дальше, тем хуже.
– Дети?
– Нет.
– А у меня четверо. И еще один на подходе.
– Может, все сложилось бы иначе, будь у нас дети. А так у нее оставалось слишком много свободного времени.
– Хм. Теперь этот Бискай. Сколько ему лет?
– Тридцать семь-тридцать восемь.
– Женат?
– Нет.
– На что он живет?
– Точно тебе не скажу, но вроде бы в Латинской Америке он служил у какого-то промышленника – помощник, пилот и все такое.
– Где вы познакомились?
– На войне. Мы служили в одном батальоне, и он был моим командиром. В апреле он свалился вдруг как снег на голову. Был у нас два дня. Сказал, что вскоре ему предстоит небольшая операция, что-то там с плечом. В то время у меня были неприятности на работе, не сошелся во мнениях с Э.Д.Мэлтоном. Я подыскивал новое место, навещал старых друзей. По пути заехал к нему. У Винса после операции возникли какие-то осложнения, ну я и забрал его к себе.
– А где ты его нашел?
– Он снимал квартиру в Филадельфии.
– Адрес?
– Сейчас, пожалуй, и не вспомню. Улица с древесным каким-то названием. То ли Ореховая, то ли Каштановая… Улица Вязов? Адрес он мне оставлял, и я стараюсь не запоминать то, что записано где-то. Не перегружать память.
– А зачем он адрес оставлял? Знал, что ты захочешь навестить его?
– Нет. У него было ко мне деловое предложение. Оно меня не заинтересовало. Он сказал – если передумаю, могу написать по этому адресу.
– Что за предложение?
– Одна там работенка в Южной Америке. Он не распространялся о подробностях. Винс… Он довольно решительный парень, и у меня сложилось впечатление, что он мог действовать и не всегда легально. А это не по мне.
Он попросил описать Винса, и я это сделал.
– Ты думаешь, у него были судимости?
– Затрудняюсь ответить.
– Ладно, отпечатки пальцев так и так найдутся в Вашингтоне, у военных. Там проверят. Если на него объявлен розыск, то это был бы хороший повод задержать твою жену.
– Не думаю, чтобы она этого хотела.
– Да, но ее отец этого хочет. Теперь насчет машины… Я подробно описал «порше», назвал номер.
– Он записан на ее имя?
– Да. Бумаги у нее с собой, так что она его может продать в любое время.
– Ты хоть приблизительно можешь сказать, куда они могли бы податься?
– Не имею представления. Почему-то у меня такое чувство, что они могли удрать за границу. Ему, кажется, Южная Америка по нраву. Он наморщил лоб.
– Ты доволен, что она уехала?
– В каком-то смысле – да. С ней становилось все труднее. Выпивка и все такое. Я уже подумывал о разводе. Но и привык, конечно, не все так просто. В чем-то мне ее будет не хватать.
– Замужняя женщина заводит шуры-муры с лучшим другом своего законного супруга. Старая история. Из-за этого поубивали немало народу.
– Я не склонен к насилию. Он усмехнулся.
– Бывал и склонен. Когда-то.
– Как ты думаешь, Пол, что дальше будет?
– Да не знаю я. Любая женщина имеет право ехать куда хочет. Детей у нее нет – значит, и бросить она их не может. Машину она взяла свою, а не твою, так что и с этой стороны к ней не подступишься. Но вот проверить этого молодчика мы можем, а если найдутся основания задержать его, то и к ней подход найдется. И тогда она, надо думать, вернется домой. Папаша затребует ее к себе. А ты? Ты, как я понимаю, не затребуешь?
– Я – нет.
– Ну, у тебя еще будет время поразмыслить.
– Вряд ли передумаю.
– Где ты нашел ее записку?
– В спальне.
– Где и как она лежала? Можно взглянуть?
– Что ты спрашиваешь! Пошли.
Мы поднялись наверх. Я прислонил листок к зеркалу на туалетном столике. Он бросался в глаза, не заметить его, войдя в комнату, было нельзя.
Он осмотрелся; медленными, тяжелыми шагами обмерил комнату, присвистнул.
– Хорошо живешь!
– Для двоих тут слишком просторно.
– Какие твои планы? Останешься здесь?
– Думаю, что да. На какое-то время. Он открыл гардероб и сказал:
– Чего это она так много платьев оставила?
– У нее их предостаточно. Все она не смогла бы забрать при всем желании. Покупала дюжинами.
– А где был этот… Бискай? В какой комнате? Я показал ему комнату для гостей.
– Как он себя чувствовал? В каком был состоянии?
– Рука на перевязи, прихрамывал, – сказал я. – Но мог передвигаться.
– А откуда хромота?
– Кажется, и на бедре ему что-то вырезали.
– Кажется? А точно ты не знаешь?
– Пол, теперь ты смахиваешь на полицейского, какими нас в детстве пугали. Винс не был из тех, кто любил о себе рассказывать.
– Хм. Друг его принимает у себя, а он в благодарность уводит его жену. Говнюк он, по-моему.
– Н-ну, правду говоря, я не ожидал от него такого. И ты бы не ожидал. По нему не скажешь. Мы сошли вниз. Он взял шляпу, откашлялся и сказал:
– Мистер Мэлтон предоставил нам пару хороших фотографий. Если мы что-нибудь откопаем на этого твоего друга, нам не составит труда разыскать и такую приметную машину и такую приметную дамочку. Я ее видел пару раз. Только не знал, кто она такая, пока сегодня не увидел ее фото. Она прямо как кинозвезда. Эта, как ее… Элизабет Тейлор.
– Говорят, что так.
– Ну, приятно было снова тебя повидать, Джерри. Может, выпьем еще как-нибудь вместе пивка.
– Да, это бы не мешало.
– До следующего!
Он вышел, уселся в свою машину и помахал мне. Долгий вздох облегчения высвободил наконец из моих легких воздух, копившийся в течение часа. Хорошо все получилось. Лучше некуда. Осложнений теперь не должно быть. История с Филадельфией малость подкачала, но, кажется, у него она подозрений не вызвала. И записку он оставил. Текст переписан. Я вспомнил, что по составу чернил можно определить, когда сделана запись. Взяв обе записки, я порвал их, пошел, бросил в унитаз и спустил воду. И тут вдруг спохватился: нет никаких доказательств, что почерк на записке не подделан, что это ее почерк.