Текст книги "Затерянный остров"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

4

На следующий день Уильям с неудовольствием обнаружил, что ждет назначенной на семь вечера встречи с мисс Райли и ее друзьями. В конце концов он успокоил себя тем, что ему попросту одиноко в чужом городе. Он казался себе единственным одиночкой на весь Сан-Франциско и окрестности: остальные – рослые, загорелые, общительные – работали и отдыхали толпой, а он бродил в толпе, как неприметный, но ворчливый гном.

Вооружившись «Официальной картой города и округа Сан-Франциско», Уильям продолжил знакомство с местностью – на этот раз выбравшись дальше, на побережье. Из примостившегося на утесе ресторана «Клифф-Хаус», пропитанного духом народных гуляний, он, прилежно всмотревшись в даль, разглядел морских котиков на Котиковых скалах. Побывал у Муниципального бассейна Фляйшхекера (самого большого открытого бассейна в мире, шесть миллионов галлонов морской воды с подогревом), убеждаясь, что бассейн действительно великолепен и действительно самый большой в мире. Посмотрел, как играют в теннис золотистые статные калифорнийцы обоих полов: их жесткая и точная манера не оставляла сомнений, что скорее мир перевернется, чем европеец сможет вырвать у них победу. Эти люди, казалось, не проигрывали никогда и ни в чем.

Потом Уильям, утомившись неожиданно долгой прогулкой по парку Золотые Ворота, пил настоящий японский чай в Японском чайном саду, словно сошедшем с японской цветной гравюры. (Какое упоение – стоять на выгнутом дугой деревянном мостике и смотреть на отражение цветущих веток в зеркале пруда. Он словно сам стал плоской фигуркой на гравюре и чувствовал себя там гораздо уютнее, чем в огромной, загорелой, бурлящей Калифорнии, где нечего делать скромному акварелисту.) Парком Золотые Ворота, однако, нельзя было не восхититься, поскольку в нем имелось все, что положено парку – кроме умиротворения. На Уильяма непрерывным потоком лился фантастический, яркий, но совсем не греющий солнечный свет. А что, заподозрил он, если этот свет изготовляет искусственно и включает на двенадцать часов в день какой-нибудь Фляйшхекер, оформив государственный контракт? Поделиться своими фантазиями Уильяму, к сожалению, было не с кем: он, единственный во всей округе, гулял один и именно поэтому с таким нетерпением ждал вечера. Ну и еще надеялся убедиться, так ли красива мисс Райли, как ему запомнилось, потому что, в отличие от незабываемого голоса, черты лица ее несколько стерлись в памяти. Остался только смутный образ темноволосой девушки, светящейся изнутри.

Однако в восьмом часу вечера в маленькой квартирке на крыше ему показалось, что он со вчерашнего вечера ни на миг не выпускал мисс Райли из виду. Как можно было забыть эти иссиня-черные волосы, индиговый взгляд этих невообразимых глаз, изгиб этих губ и посадку этой головы на крепкой золотистой шее? Все черты бесцеремонно врезались ему в память, и Уильям слегка рассердился на себя. К счастью, любоваться девушкой можно и не питая к ней никакой симпатии. Он сдержанно поздоровался, а она без тени смущения встретила его как старинного приятеля. По крайней мере так Уильям думал, пока не прибыли ее настоящие друзья и он не заметил разницу.

Друзьями были молодые супруги по фамилии Стэнсен, рядом с которыми Уильям окончательно превратился в гнома. Энергичные загорелые великаны – девушка игривая и гибкая, словно котенок, вдруг выросший до размеров льва, а ее муж – добродушный, громогласный викинг. Складывалось впечатление, что в квартирке происходит не дружеский ужин, а встреча выпускников и в комнату вошли не двое, а человек пятьдесят. Подстроиться под их оглушительные манеры Уильям даже не пытался, ему оставалось лишь растягивать губы в улыбке и что-то бормотать в ответ, стыдясь своей скованности, потому что искренность их радушия не вызывала сомнений. Мисс Райли угощала всех загадочным коктейлем – зеленоватого цвета, на вкус напоминающим хинную настойку Варбурга.

– Ну-ка, Терри, – проревел Викинг, хлопая хозяйку по плечу, – признавайся, что за слухи ходят, будто ты едешь в Южные моря!

– Решила стать островитянкой, – небрежно отмахнулась мисс Райли. – Буду учиться танцевать – как его там? – хулу-хулу.

– Знаю! – взвизгнула Львица. – Вот так!

Вогнав Уильяма в краску, она вытянула руки и завертела своим внушительным задом под одобрительный хохот остальных.

– Да, Кларри, – заметил Викинг, – номер что надо. Только в следующий раз выбери для исполнения квартирку попросторней.

Львица Кларри допила свой коктейль, усевшись на стол.

– Это ведь мистер Дерсли ее увозит, да, мистер Дерсли? Смотрите-ка, только прикатил из Англии, и раз – Терри уже плывет с ним в Южные моря.

– Как у вас получилось, мистер Дерсли? – осведомился Викинг с шутливой торжественностью. – Я бьюсь который год – да, Терри? – и не могу вытащить ее даже на другую сторону залива, в Милл-Вэлли. Похоже, вы знаете, за какие струны дергать.

– Не воображайте, будто это мистер Дерсли меня уговорил, – вмешалась мисс Райли. – Видели бы вы его лицо, когда я сказала, что еду с ними. Вытянулось на милю.

– Простите! – Уильям улыбнулся смущенно.

– Да за что тут извиняться? – прогремел Викинг. – Я не знаю, что вы там затеяли – а что, кстати? – но если это не конкурс на звание королевы красоты Южных морей, Терри вас свяжет по рукам и ногам. Какой от нее там прок, мистер Дерсли? Ее нужно запереть в Голливуде и не выпускать, и будь моя воля, она уже была бы там. Слышишь, испанка-вамп, пожирательница сердец? – Он по-братски приобнял мисс Райли.

– И они еще спрашивают, почему я ревную! – Львица кокетливо подмигнула Уильяму, который не нашелся с ответом.

– Но все-таки! – вскричал Викинг. – Что там за история с Южными морями, а, Терри?

Уильям посмотрел на нее предостерегающе, однако, судя по всему, предосторожность была излишней.

– Ничего особенного, просто одно дело, связанное с отцом, – пожала она плечами. – Подумала, что морское путешествие – это интересно. Может быть, отправимся наконец ужинать?

– Хорошо, – согласился Викинг. – Все за мной! Сегодня, мистер Дерсли, мы покажем вам Сан-Франциско, и если он вам не понравится, то дело плохо – придется вам жить в Лос-Анджелесе. В общем, сперва мы ужинаем в «Джузеппе», меня там знают и бутылку-другую красного вина добудут. Вперед!

Спускаясь по лестнице, Уильям задержал мисс Райли на секунду.

– Вы ведь понимаете, – прошептал он, – что про остров и руду не должна знать ни одна живая душа. Это крайне важно.

– Я пока никому ни полслова, – заверила девушка.

– И правильно. Эту руду ищут по всему миру, поэтому мы должны быть немы как могила.

– Как могила?

– Да.

– Ну не прелесть ли? – воскликнула она восторженным полушепотом. – Как моги-и-ила. Торжественно клянусь молчать. И вот что, мистер Дерсли, по-моему, вы просто душка.

Девушка быстро сбежала по лестнице.

В мгновение ока домчав на машине Викинга до «Джузеппе», они заказали сытный ужин, а после минутного (и довольно позорного, на взгляд Уильяма) препирательства Викинга с официантом появились две фляги красного вина, неслыханно молодого и крепкого. После выпитой у мисс Райли настойки Варбурга вино сразу ударило Уильяму в голову, в которой заметно зашумело. В глазах двоилось, время и пространство утратили смысл. Он словно побывал у стоматолога и теперь никак не мог отойти от веселящего газа. Викинг с женой стали еще громче и экспансивнее, а Уильям чувствовал себя оглушенной мышью. К концу ужина он вроде бы пришел в себя, жесты и речь вновь обрели четкость, однако внутри у него клокотало смятение.

Он совершенно не удивился, вновь оказавшись в машине Викинга, за окнами которой вихрем неслись ярчайшие огни Сан-Франциско. Смутно припомнив прозвучавшее за столом предложение «сходить на спектакль», не удивился и полутемному залу, где вслед за остальными протискивался на свое место. Неожиданностью стало зрелище, представшее его глазам. Восточная девица на сцене под какофонию струнных, гонгов, барабанной дроби по дереву и непонятных звуков, напоминающих вытаскивание огромной пробки из бутылки, долго что-то мяукала и бормотала. Наконец к ней вышел старик китаец и принялся выть на нее, словно побитый пес. Периодически ему подвывал еще один, сильно младше, однако девица встречала его ожесточенным мяуканьем. Уильям сползал все ниже и ниже на неудобном деревянном сиденье, пытаясь унестись мыслями подальше от этого ада. Тщетно. Приходилось внимать, хотя внимать было нечему, кроме бесконечного потока жутких звуков. Китаянка, словно демоническая кукла, развернувшись к обоим мужчинам, мяукала в ответ на их завывания, струны дребезжали, гонги гудели, деревяшки стучали, а пробка то и дело ухала, выскакивая из бутылки. То ли китайская пытка, то ли кошмарный сон про Китай.

– Ну что, – наконец спросил Викинг бодро, – двинемся дальше? Мне этой китайщины хватит надолго.

Предложение поддержали все. Выбравшись наружу, мисс Райли адресовала Уильяму пару вопросительных взглядов.

– Мне показалось в какой-то момент, что вы теряете сознание.

– Не исключено, – простонал он.

– Ничего страшного, обычное дело. Если уж наши луженые глотки не всегда справляются с этим пойлом, чего ждать от бедняги англичанина. У вас был сонный вид.

– Сонный – это мягко сказано, – осторожно проговорил Уильям, твердя себе, что П.Т. Райли вполне милая девушка. – Скорее, осоловелый. Причем до сих пор. Все какое-то иллюзорное.

– Знаю, знаю, – понимающе, словно беспробудная пьяница, закивала мисс Райли.

– А теперь, – улыбнулся Викинг, – вы, думаю, не против полюбоваться ночными холмами.

Мисс Райли и Уильям разместились на заднем сиденье. Автомобиль был вместительный и быстрый, и Викинг, без сомнения, любивший полихачить, отвел душу, закладывая виражи на головокружительной скорости. На крутых горках Сан-Франциско и днем сосало под ложечкой, а уж ночью да на большой стремительной машине… Уильям чувствовал себя так, будто попал на безумный аттракцион. Он не знал, кричать ему, петь или вывернуть наружу содержимое желудка – иногда он был близок к одному, иногда к другому, но все побеждало головокружение. Ярко освещенные двери и окна проносились мимо под углом в сорок пять градусов, одни мостовые дыбились перед машиной, словно кто-то пускал их волной, как ленту, а другие обрушивались вниз, будто водопады из сияющего булыжника. Викинг, которого молодое вино не усыпило, а только подогрело, кричал, пел и швырял машину то вверх, то вниз. Его верная львица на пассажирском сиденье взвизгивала от восторга, словно ей не терпелось расстаться с жизнью на очередном вираже. Патриция Тереза Райли, на лице которой плясали отблески городских огней, вела себя тише, но и ей эта бешеная гонка доставляла удовольствие, и ее огромные глаза, когда она поворачивалась к Уильяму с очередным комментарием, сияли детским восторгом. Осоловевший Уильям, которого теперь еще и мутило, не удивился бы, окажись город за окном вверх тормашками – рекламные огни где-то под колесами, а над ними взмывают в воздух тысячи шляп.

– Горки у нас что надо! – проревел Викинг.

– Да, что надо! – подхватила мисс Райли торжествующе, словно она сама вместе со Стэнсенами их и сотворила. – Правда, мистер Дерсли?

– Что надо! – выдавил Уильям негромко, но сосредоточенно. Припертый спиной к стене – увы, лишь метафорически, – он в одиночку защищал честь Англии.

Викинг тем временем нацелился на очередной серпантин, и громадный автомобиль с ревом закружил по гигантской спирали, поднимаясь все выше и выше, оставляя почти весь сияющий и переливающийся город далеко внизу. Маркет-стрит текла рекой расплавленного золота, башня на морском вокзале упиралась в небо, словно украшенный драгоценным камнем указательный палец, а на другом берегу залива поблескивал Окленд. На вершине, высоко над этой россыпью огней, Викинг заглушил мотор.

– Ну вот, мистер Дерсли, – объявил он, когда все наконец выбрались из машины. – Вот наш Сан-Франциско. Как он вам? Хорош, а?

Пошатывающийся, все еще осоловевший, но пораженный до глубины души, Уильям искренне подтвердил, что не просто хорош, а великолепен. Дальше пришлось подбирать слова. Ничего особенного в мысли, которую он хотел выразить, не было, но сейчас ему любая мысль давалась с трудом. В итоге он заговорил неожиданно доверительным тоном, с которым пока ни к кому из своих спутников, даже П.Т. Райли, не обращался. Что-то на этой ночной вершине, парящей между звездами в небе и мириадами огней внизу, располагало к откровенности.

– Сан-Франциско – замечательный город. Он создан для наслаждения жизнью. Я уже чувствую…

– Еще бы не чувствовали!

– Помолчи, Кларри, не перебивай, я хочу дослушать.

– Понимаете, пусть там, внизу, сплошная благодать, однако того идеала, который рисуется здесь, с этой вершины, достичь все равно невозможно. Возьмите человека из совершенно иных краев или даже из другой эпохи, обладающего воображением, привезите его сюда и скажите: «Смотри, вот там ты теперь будешь жить». Он напридумывает себе невиданных чудес, но, проведя там, внизу, день-другой, жестоко разочаруется.

Миссис Стэнсен не снесла нелестного, как ей показалось, отзыва о родном городе.

– Вы здесь всего ничего, мистер Дерсли, вам ли судить? Наслаждайтесь на здоровье, никто не мешает…

– Кларри, ты не так поняла, – перебил ее муж. – Он имеет в виду, что даже самый расчудесный город отсюда все равно выглядит несравнимо чудеснее. И он прав. Но разъясните, мистер Дерсли, к чему вы клоните?

– По-моему, я догадываюсь, – задумчиво проговорила мисс Райли.

Уильям внутренне сжался, потому что трое его спутников приготовились слушать долгую речь, а речи у него не было.

– Да, собственно, я уже все сказал. Он обманывает ожидания. Как та груша, которую я попробовал вчера утром. – Уильям вкратце пересказал эпизод с грушей. – Нет, я не критикую Америку. Я критикую жизнь. Почему – если у человека есть хоть капля воображения – все оказывается на поверку гораздо хуже, чем кажется? Почему подлинная жизнь в Сан-Франциско не такая прекрасная, какой она кажется, когда смотришь на этот сияющий в ночи город? И вот теперь я отправляюсь в Южные моря…

– Я тоже отправляюсь, – поспешно вмешалась мисс Райли. – И точно знаю, что они поразят меня до глубины души вопреки всем вашим прогнозам.

– Надеюсь, так и будет, – продолжил Уильям. – Насчет себя я тоже надеюсь, но уже предчувствую – по предыдущему опыту, – что ничего не выйдет. Что перед образом Южных морей, который сложился у меня в голове, настоящие острова померкнут. И зачем мне это? Не лучше ли было бы ничего не предвкушать, ничего не рисовать себе заранее?

– Это невозможно, – проговорил Викинг, которого вдруг потянуло на пессимистичную философию. – Давайте присядем – вон там есть уступ, можно подстелить плащи. Так вот, я имею в виду, что нельзя заглушить игру воображения и жить по-прежнему. Оно того не стоит.

– Однако! – воскликнула его жена, которая, видимо, уловила здесь аллюзию на отношение к себе самой и к их браку, а может, просто по-женски сочла своим долгом вступиться за незыблемую действительность.

– Хорошо, хорошо, – примирительно пробухтел Викинг. – И все-таки ты не понимаешь, Кларри. Мистер Дерсли говорит, что на поверку все куда хуже, чем представляется, и его это беспокоит. А меня не беспокоит, потому что я прекрасно знаю: это не так. И все равно лучше не ломать себя, иначе невозможно жить, если понимаете, о чем я.

– Не буду, – заявила Львица. – На мой взгляд, жизнь, наоборот, достаточно часто превосходит ожидания (жаль, о тебе, увалень, этого не скажешь). Взять хотя бы нашу поездку в Дель-Монте…

Викинг фыркнул, выражая философское презрение.

– Я, пожалуй, согласна с Кларри, – задумчиво протянула мисс Райли. – Бывает и так и этак. Иногда слишком многого ждешь и разочаровываешься. А иной раз ничего особенного не предвкушаешь, и получается приятная неожиданность. Вы слишком обольщаетесь, мистер Дерсли.

– Не трудитесь их переубеждать, мистер Дерсли, – со стоическим упрямством заметил пошатывающийся Викинг. – Они вас не понимают. Решили, что вы толкуете о минутном удовольствии. Женщины! Им неведомо настоящее воображение. Поэтому с ними так сложно, поэтому они не уходят в запой, не трогаются умом и не вышибают себе мозги, как мы, мужчины. Никакого воображения!

После неизбежных визгливых протестов со стороны обеих дам Уильям, глядя на россыпь огней в воде, продолжил:

– Мне кажется, всему виной не столько завышенные ожидания, сколько нечто более масштабное. Оно ранит больнее, отнимает больше жизненных сил. Не лучше ли было бы все время жить тогда в своем придуманном мире? Или, наоборот, не забивать себе голову образами и надеждами и наслаждаться тем, что дано судьбой? Вся наша беда именно в стремлении соединить воображение и действительность. Кстати, забавно мы поменялись ролями: это ведь я должен учить вас не обольщаться и не ждать слишком многого – как самый старший. Мне уже сорок.

– А на вид не скажешь, – ввернул Викинг.

– Ну какие еще сорок! – воскликнула мисс Райли задорно. – Вовсе вам не сорок. Вы просто так себя ощущаете, мистер Уильям Дерсли из Бантингема, Суффолк, Англия. Наверное, у вас в Англии сорокалетние не такие, как здесь. Имейте в виду, нравится вам это или нет, вы просто мальчишка и рассуждаете, как мальчишка.

Уильям добродушно отшутился, и завязалась дружеская перебранка, возглавленная Викингом. Им было уютно вчетвером, четверке пигмеев, сгрудившихся на темном пятачке между двумя звездными россыпями, и Уильям, поглощенный все той же, не дающей ему покоя мыслью, вдруг обнаружил, что держит мисс Патрицию Терезу Райли за руку. Крепкая и изящная, эта рука искренне отвечала на его пожатие. Между ними не проскакивало никаких электрических разрядов и не ощущалось никакого романтического трепета. Когда все встали и потянулись к машине, ладони без всякого смущения расстались – как распрощались примерно час спустя их уже сонные владельцы. Однако вместе с тысячами далеких отблесков Уильям уносил в памяти кусочек счастья, маленький блуждающий огонек, который постоянно маячит где-то на краю сознания и согревает своим теплом. Наверное, так действуют романтические чары Сан-Франциско, самого романтичного из городов Нового Света, решил Уильям – и осознал свое заблуждение только под утро, когда уже давно должен был спать.

Глава пятая
В Тихом океане

1

Корабль королевской почтовой службы «Марукаи» пароходства «Юнион Стимшип», доставлявший пассажиров, почту и грузы из Сан-Франциско в Папеэте, Раротонгу, Веллингтон и Сидней, представлял собой заслуженный пароход водоизмещением около восьми тысяч тонн. Сходства между ним и старым знакомым Уильяма, «Гаргантюа», не наблюдалось почти никакого. Однако при всей скромности габаритов и интерьеров он имел огромное преимущество: не вызывал ощущения ирреальности. Поднявшись на борт, человек чувствовал себя пассажиром на судне, а не пленником плавучего отеля. Уильям прибыл довольно рано и за каких-нибудь десять минут исчерпал весь набор доступных для осмотра помещений первого класса, куда входила его собственная каюта с расположенной напротив ванной, салон-ресторан на корме, гостиная-она-же-кабинет с нерасчехленной мебелью прямо над салоном-рестораном, кают-компания на верхней палубе с площадкой для игр, а на другом конце палубы, по центру судна, бар и курительная. Восторгаться там было нечем, но впечатление в целом они создавали приятное, и Уильям сразу проникся тем, чем не смог проникнуться на «Гаргантюа» – морским духом. Вот теперь он вполне ощущал, что находится на корабле. Завершив ознакомительный тур, он в приподнятом настроении уселся поближе к крутым сходням – наблюдать за суетой на причале и за прибытием остальных попутчиков.

Эффектнее всех, несомненно, обставила свое появление мисс П.Т. Райли, которую Уильям теперь, по ее собственному почину, называл Терри. Девушка поднялась на борт, словно принцесса, в ослепительном бело-зеленом наряде, сопровождаемая свитой друзей, среди которых были и Викинг с Львицей. Увидев Уильяма, Терри помахала ему рукой, поднимаясь по сходням, и сердце его наполнилось гордостью и радостью. Не пройдет и часа, как этот корабль, такой аккуратный, такой уютный, повезет их в бескрайний Тихий океан. Где-то в голубой дали прогуливаются среди кораллов и пальм коммандер с Рамсботтомом, а еще дальше притаился Затерянный остров с драгоценными недрами. А здесь, затмевая собой всех окружающих, стоит Терри, готовая плыть с ним в Тихий океан. Вот наконец настоящая жизнь! Он не променял бы этот миг ни на какие богатства.

– Хеллоу, Билл! – прокричала Терри. – Вот и мы! Предвкушаешь?

– Да. А ты?

– Бурлю от нетерпения. Ты всех знаешь? Это миссис Литтлбрун. Это Чарли Дрейзин. Чарли, улыбнись, не будь букой. С Кларри вы уже знакомы. Ах, ладно, пожалуй, уже поздновато для знакомств.

Мистер Дрейзин и двое других молодых людей смотрели на Уильяма с мрачным подозрением, как на таинственного пришельца, которому вздумалось лишить Сан-Франциско его ярчайшей звезды. Уильяму их угрюмые взгляды были нипочем, и чем больше вытягивались лица у влюбленных юнцов – вполне симпатичных, надо сказать, – тем звонче пела его душа. Ощущение было новым, непривычным. Теперь он всецело сознавал, что увозит прочь это прелестное создание, и даже не задумывался, насколько изменилось его отношение к девушке с того момента, как она навязалась в компаньоны. Вокруг царила обычная суматоха с напутственными советами, рукопожатиями, фотографированием, и Уильям не остался в стороне.

Отход корабля тоже получился совсем не таким, как выход «Гаргантюа» из Саутгемптона. Возможно, все дело было в ярком солнце, которое придало прощанию сочности, колоритности, красочности. И хотя «Марукаи» пока ни на дюйм не отошел от прозаического причала с сараями, загроможденными ящиками консервированных фруктов, на нем уже поселился дух Южных морей. Среди пассажиров второго-третьего класса и их провожающих попадались люди с гладкой смуглой кожей и глазами цвета полуночи, и Уильям осознал вдруг с трепетом, что это и есть коренные полинезийцы, островитяне, представители загадочной вымирающей расы, последнюю сотню лет переживавшей «сумерки богов». Как в той таитянской пословице: коралл разрастается, пальма тянется ввысь, а человек уходит. И вот они стоят тут, собственной персоной, разговаривают, обнимаются друг с другом, роняют непривычные звуки с высокого борта на причал, где стоят, задрав головы, их смеющиеся и плачущие соплеменники. Они очень отличались друг от друга, эти люди: были и здоровяки, похожие на гладких коричневых буйволов, была и парочка сифилитичного вида задохликов, и юные девушки, напоминающие робких ланей, и несколько тучных желтолицых матрон. В толпе провожающих на причале выделялась одна жуткая особа – женщина, видимо, метиска, неопределенного возраста – то ли средних лет, то ли пожилая, – смотревшая словно из могилы, потому что лицо ее было изглодано болезнью до самых костей. Веди она себя тихо и оставайся неподвижной, выходило бы не так жутко, но, когда пароход уже приготовился отчаливать, она принялась улыбаться и кивать, а из костлявой груди рвались хриплые крики и прощальные напутствия на каком-то полинезийском наречии. Судя по взрывам хохота, которые они вызывали у темнокожих пассажиров, речь получалась забористой. На минуту-другую Уильям забыл о Терри и ее друзьях, машущих снизу. Цепенея от страха, он смотрел на жуткую женщину и слышал только ее скрежещущий голос. Он воспринимал незнакомку не как несчастную больную, из последних сил перешучивающуюся с друзьями и соотечественниками, в чем-то даже героиню. Он вообще не воспринимал ее как человека, а видел в ней лишь зловещий символ.

«Марукаи» поднял якорь и отчалил. Перегнувшись вместе с Терри через поручни, Уильям помахал ее приятелям. Другие пассажиры тоже махали и кричали. Полинезийцы вопили и смеялись сквозь слезы, катящиеся по щекам. Когда полоса воды между кораблем и причалом стала расти, Уильям бросил последний взгляд на задранное к небу лицо, и ему показалось, что с него исчезли последние остатки гниющей плоти, оставив лишь белеющую на солнце кость.

– Вещи буду распаковывать позже, когда выйдем из залива, – объявила Терри. – Хочу попрощаться со старым добрым Сан-Франциско. А ты?

Уильям поддержал затею. Они медленно двинулись по палубе.

– Наверное, мы с ним никогда больше не встретимся, – вздохнул Уильям, вглядываясь в удаляющийся берег и подозревая, что предчувствие его не обманет.

– Вот они, Золотые Ворота, – показала Терри. – Я, конечно, не единожды пересекала этот пролив, но и только. Как-то раз прокатилась до Лос-Анджелеса морем, а дальше нигде не была. Сейчас совсем другое дело, да, Билл? Следующая остановка – Таити. Три тысячи шестьсот миль с лишним. Десять дней в Тихом океане. Просто невероятно! – Терри легонько пожала локоть Уильяма.

– Знаешь, я, кажется, уже влюбляюсь в этот корабль, – заключил Уильям с важным видом.

Терри захихикала:

– Билл, ты такой смешной. Только не вздумай обижаться. Если бы ты мне не нравился, я бы над тобой не смеялась – или смеялась, но не так. Ты ужасный душка. «Зна-аешь, – передразнила она его, – я, ка-ажется уже влюбля-аюсь в этот кора-абль». Нет, у меня не получается.

– Тогда и не пытайся, – бросил он, слегка надувшись.

– Честь джентльмена задета? – подмигнула Терри.

Уильяму оставалось только улыбнуться.

– Нисколько. Это все моя дурацкая английская чопорность. Пройдет. Уже проходит.

– Значит, я на тебя хорошо влияю.

– Еще как! – подтвердил он с неожиданным жаром. – Посмотри на чаек. Не знаю почему, эти птицы как-то загадочно на меня действуют. Они словно пишут бесконечную поэму, вычерчивая свои петли и дуги. Морскую поэму – прекрасную, но довольно печальную… Что-то горизонт весь размыт.

– Обычные дневные туманы, – объяснила Терри. – Золотые Ворота будет плохо видно.

– Надеюсь, в этом нет дурного знака, сулящего неудачу с островом?

– Ты такой суеверный, Билл? Вот уж никогда бы не подумала.

– Раньше не был. А теперь… пожалуй, чуть-чуть. А ты?

– По-моему, да. Как и все девушки, между прочим. Я верю во все – в карты, хиромантию, хрустальные шары, астрологию, кофейную гущу… Вчера вечером ходила к гадалке.

Уильям даже притворяться не стал, будто ему безразлично.

– И что она предсказала?

– О, меня ждет блестящее будущее! И ты в нем тоже есть, Билл, – невысокий брюнет из-за моря. Но я тебе не скажу, что она мне про тебя нагадала. В общем, моя жизнь будет сплошным приключением, ни минуты покоя и скуки. Однако остров пожелал остаться в тени.

– Очень жаль. И что это значит? Что Затерянный ничего тебе не принесет?

– Вроде того. Но это не важно, Билл, я не буду тебя винить при любом исходе. Я уже давно ищу предлог отвязаться от «Брауна, Вобурна», уехать из Сан-Франциско и слегка раскрасить свою жизнь. Один знакомый звал меня в Голливуд на кинопробы, но мне не понравился его взгляд, а кроме того, он говорил, что должен обязательно снять меня сам, иначе мне не пробиться. В Калифорнии просто пруд пруди мужчин, которым непременно нужно снять тебя самим, иначе на успех не рассчитывай. Но ты другой, Билл. Ты даже с собой меня брать не хотел.

– Только первые пять минут. Теперь все совсем не так, сама знаешь.

Они остановились, облокачиваясь на поручни. Корабль качало уже довольно ощутимо.

– Вот будет номер, если нас скрутит морская болезнь на всю дорогу… – протянула Терри.

– Маловероятно. Тихий океан ведь обычно спокоен?

– Говорят, что да. Хотя когда мы плыли в Лос-Анджелес, меня чуть наизнанку не вывернуло. Но там все время вдоль побережья, а до Таити вроде бы один из самых спокойных маршрутов. Будем лежать и загорать. Я расскажу тебе всю свою жизнь, Билл, а ты будешь рассказывать мне про Бантингем, Суффолк, Англия. Идет?

– Заманчиво, тем более что в выигрыше остаюсь главным образом я. Эй, а что это там?

Терри посмотрела.

– Лоцманский катер. Скоро отойдет, мы уже в открытом море. В ту сторону сплошной океан до самого Китая, а в эту – сплошной океан (если не считать пары атоллов) до Таити. Пойду разбирать вещи, Билл. Увидимся.

– Да, за чаем.

– Точно! Я и забыла, что это британское судно. Чай, наверное, будет каждые пять минут. Отлично, за чаем и встретимся.

Уильям постоял еще несколько минут, посмотрел, как лоцман садится в катер и тот растворяется в туманной дали. Ветер крепчал, поднимая волны; «Марукаи», попыхивая, целеустремленно резал полотно из воды и воздуха. Если ничего экстраординарного не случится, то в этом размеренном ритме он перевалит через край земли и перенесет своих пассажиров в другой мир, под незнакомые звезды. Уильяма распирало от счастья, он уже много лет не чувствовал себя таким молодым. Наконец он жил полной жизнью.