Текст книги "Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860"

Автор книги: Джон Баддели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Линию, в том виде, как она существовала до 1816 года (т. е. до появления Ермолова), Вельяминов считал первой параллелью. По большому счету она совпадала с линией течения Терека и Кубани, которые со своими притоками поворачивают соответственно на восток и на запад, выйдя из гор, и занимают ⁹/ ₁₀всего расстояния между двумя морями.

Как мы видели, вторая параллель была проведена Ермоловым, однако по некоторым причинам он протянул ее на запад только до реки Малки, т. е. она влияла лишь на ситуацию на востоке Кавказа.

Продолжение осады, выстраивание третьей параллели, постепенное внедрение и «вгрызание» в новую территорию и, наконец, финальный рывок – все это будет описано на последующих страницах этой книги. Нам не помешает узнать также об «отклонениях с правильного курса», которые продлили войну более чем на четверть века.

В своих «Комментариях» Вельяминов категорически возражает против исключительно оборонительной политики, занятой Паскевичем, указывая, что такая политика не только в принципе порочна, но и влечет за собой множество недостатков, если применяется к линии Кавказа. Здесь можно говорить и о невозможности быстрой концентрации крупных сил или их переброски на арену боев, сложности проведения всех операций, и о безответственных действиях различных младших командиров, большей частью некомпетентных. Все это неизбежно при такой протяженности линии, вдоль которой разбросаны войска.

Вельяминов говорит о том, что горцы должны быть разоружены и покорены, но это требует значительных усилий и средств. Далее Вельяминов сравнивает казака и его туземного противника:

«Горцы в свои набеги на станицы и деревни всегда отправляются верхом; редко можно увидеть пеших чеченцев в более мелких отрядах.

Горцы-всадники во многом превосходят как казаков, так и нашу регулярную кавалерию. Они все как будто родились в седле и с ранних лет привыкли ездить верхом, с возрастом становясь первоклассными наездниками, способными преодолевать верхом большие расстояния. Имея огромное количество лошадей, они выбирают лишь самых быстрых, сильных и выносливых. Нередко лошадь может в жаркий летний день преодолеть со всадником в седле более 150 верст [43]43
  Верста – старая русская мера длины (путевая), равная 1,0668 км.


[Закрыть]. Конечно, европейцу это покажется невероятным, но в Западной Азии это в порядке вещей. Выбирая коня, горец всегда заботится о нем; никогда не использует его для обычных путешествий (т. е. не для набегов) и при этом не берет его в поход, пока животному не исполнится 8 лет.

Оружие горцев – это их личная собственность, передаваемая от отца к сыну. Они высоко ценят его, берегут и поддерживают в отличном состоянии. Вооруженная часть общины состоит из «князей» и «узденов»; «яссири» заняты на полевых работах либо пасут лошадей, овец и скот. Мало кто из них сопровождает князей и «узденов» в их походах. (Это же самое относится к племенам, живущим к западу от Кавказской дороги.) У чеченцев (как и некоторых других племен) нет ни князей, ни узденов – землю обрабатывают немногочисленные рабы. Вся домашняя работа – на плечах женщин. Более или менее зажиточные мужчины вообще не выполняют никакой работы. Их единственное занятие – это вооруженные набеги на соседние территории, поэтому нет ничего удивительного в том, что они – опытные воины, искусно владеющие оружием. Они хорошо знают все особенности местности и используют это к своей выгоде. Все их вылазки тщательно продуманы.

С одной стороны, казак – одновременно и крестьянин, и воин. Поскольку сельскохозяйственные работы часто отвлекают его от воинских обязанностей, он не владеет ни оружием, ни своим конем столь же искусно, как горец. Но поскольку он часто бывает вне дома, у него есть хорошая возможность познакомиться с топографическими особенностями местности. Он не всегда сосредоточен на военных делах, поэтому не может воспользоваться этими знаниями (как это делает горец). Оружие у него хуже, чем у горцев, и у него меньше по-настоящему хороших лошадей. Вековая история делает успех в военных операциях абсолютно необходимым для горцев. Без этого успеха горец не найдет у своих соплеменников ни дружбы, ни доверия, ни уважения. Без него он станет посмешищем и объектом презрения даже у женщин, ни одна из которых не согласится выйти за него замуж. Поэтому среди туземцев всегда много замечательных воинов. Жажда наживы также один из важных стимулов в их жизни. Всего вышеперечисленного достаточно, чтобы горец покинул свой дом в сезон, подходящий для разбойничьих набегов. Он постоянно ищет объект нападения и использует любую возможность, чтобы устремиться в атаку. Казак же, напротив, всегда в обороне и проводит большую часть времени дома, тщетно ожидая врага. Если он узнает о его появлении, то часто вынужден преодолеть значительное расстояние, чтобы добраться до врага. У него нет такой мотивации, которая есть у горца. Преследуя врага, он делает это не ради добычи. Работа и опасность – это его судьба. Имея все это в виду, мы можем противопоставить врагам только дисциплину – но этого недостаточно.

Наконец, следует признать, что царящая среди горцев анархия, столь роковая во всех остальных отношениях, имеет в военном деле одно огромное преимущество: только человек, одаренный природой необходимыми качествами, может достичь славы и лидерства в племени.

Чтобы предупредить несправедливое понимание моих замечаний по поводу письма фельдмаршала (князя Паскевича), я объясню, как горцы осуществляют свои вылазки как в большом, так и ограниченном масштабе. Как уже было сказано, они в основном нападают на станицы и деревни. Все, кто хочет принять участие в таком предприятии, встречаются в определенных местах и размещаются в соседних аулах. Встреча (совет), как правило, длится не менее двух недель, а чаще – гораздо дольше. Поэтому ближайший командир на линии рано или поздно узнает о происходящем от своих шпионов. Но никто не знает подробностей. Горцы всегда держат свои планы и намерения в глубочайшем секрете, так, чтобы никто, кроме главаря, не знал о деталях предполагаемой атаки.

Поскольку единственной целью любого набега являются деньги, враги атакуют деревню или станицу под любым благовидным предлогом. Невозможно предсказать с большой долей вероятности, где будет нанесен удар. Можно лишь догадаться, судя по месту проведения «совета», какая часть линии может быть выбрана как объект для нападения, но наверняка нельзя сказать даже этого. Отсюда – необходимость держать везде достаточные для обороны силы. Но поскольку численность войск на Кавказе значительно меньше необходимого, а те, что имеются в наличии, не должны быть слишком разобщены, большинство станиц и деревень остаются без непосредственной защиты, и именно их горцы выбирают для нападения. На мой взгляд, лучший способ положить конец этим набегам – это собрать достаточное войско, выступить навстречу вражеским бандам и разбить их. Но и этот способ – еще не панацея от всех бед: часто случается так, что враг, услышав о передвижениях войск, меняет собственное направление движения, совершает нападение и возвращается с добычей, прежде чем войска смогут обнаружить его и отрезать путь к отступлению. Опыт многих лет показывает, что в таких делах туземцы неизменно добиваются определенного успеха.

Я уже говорил, что совет перед важными набегами обычно занимает значительное время, однако само нападение (или завершающая часть предприятия) происходит крайне быстро. Атака редко длится более двух часов. Затем враг с пленниками и награбленным добром постепенно отступает, но, как правило, не той дорогой, которой пришел, особенно если при нападении он встречается с сопротивлением. Можно отметить, что туземцам, которые едут верхом и не обременены тяжелым грузом, вовсе не нужны никакие дороги, они без труда могут проехать и по полю, и по бездорожью. Так они всегда могут уйти от пехоты, даже если столкнутся с ней по дороге. На обратном пути им нет необходимости придерживаться какого-то заданного направления. Перейдя линию фронта, они находят кров и еду везде, куда бы ни пришли. При первой же возможности они делят добычу, после чего каждый возвращается домой со своей долей награбленного.

Во время службы на Кавказе я не раз пытался придумать верный способ защиты от этих нападений. Должен признаться, что не могу найти удовлетворяющего меня решения. Проводится работа по усилению караульной службы, усилен контроль за строгим соблюдением всех инструкций, собирается топографическая информация, которая в большей или меньшей степени может помочь в борьбе с противником – но никаких гарантий успеха у меня нет.

На линии Кавказа горцы осуществляют набеги маленькими группами, преимущественно весной и осенью, т. е. с апреля по июль и с сентября по январь; в остальное время вылазки проводятся редко. Зимой им мешает холод и отсутствие пастбищ, летом – жара, слепни, пересохшие реки. Что касается Причерноморья, то там нападения совершаются преимущественно зимой, когда замерзает Кубань. В другие сезоны реки настолько глубоки, что их трудно преодолеть вброд, и по этой причине горцы совершают свои набеги редко и с гораздо меньшей удачей.

Думаю, не будет лишним сказать здесь о подготовке лошадей для набегов в целом и для мелких нападений в частности. За 2–3 месяца до наступления самого удобного периода для набегов хозяин начинает откармливать лошадей, позволяя им немного отдохнуть. За 5–6 недель животное набирает значительный вес, брюхо у него отвисает. Затем объем пищи начинает понемногу уменьшаться. Животное время от времени ходит под седлом, и его ставят по брюхо в воду каждый день. Первые несколько дней коня выезжают только шагом, затем – быстрее и быстрее. Когда слой жира начинает исчезать и животное приучается к нагрузкам, его начинают выезжать трусцой. С него сгоняют жир до тех пор, пока оно не становится поджарым и способным без труда проскакать много миль. На все это уходит примерно 2–3 недели, но за это время жир исчезает, отвисший живот подтягивается, мышцы укрепляются, и – животное готово к тяжелой и длительной работе. Казак же, находясь все время в обороне, почти не имеет возможности натренировать свою лошадь таким образом, и это часто помогает нападающим уйти от преследования.

Собираясь совершить очередную вылазку, горец не берет с собой ничего тяжелого. По дороге он получает пищу у кунаков; редко кто берет с собой запас еды даже на 2–3 дня, и то только тогда, когда предстоит долгое путешествие и не имеется возможности пополнить запасы по пути. До момента начала атаки нападающие едут тихо, они берегут силы лошадей на обратный путь. Они останавливаются, подойдя как можно ближе к объекту нападения; связываются со своими друзьями, остаются на несколько дней, собирая информацию, выбирая наиболее безопасный маршрут, выясняя, где из-за небрежности населения или недостаточного количества войск рейд может быть наиболее успешным. Если же подходящих условий нет, то банда уходит или начинает обдумывать новый план нападения. Таким образом, горцы почти всегда атакуют неожиданно и там, где недостаточна оборона. Если им удастся что-нибудь захватить, то они поспешно уходят. В случае начала преследования они пытаются исчезнуть, даже если ради этого им приходится бросить награбленное. Они вступают в бой с преследователями только в крайнем случае, то есть когда уйти от них невозможно.

При таком характере военных действий все преимущества на стороне атакующих. Наполеон сам испытал это в Египте. Вытеснив мамелюков, он сам (как наши казаки) оказался в положении обороняющегося. Мамелюки и кочевники – арабы из пустыни – атаковали его курьеров, конвои и деревни, где французы закупали продовольствие. Они уводили скот и лошадей, грабили жителей, убивали их или брали в плен. Так было все время, пока французы находились в Египте, и, если Наполеону не удалось найти удовлетворительных способов справиться с ситуацией, можно смело предположить, что на Кавказе не будет полного мира до тех пор, пока горцы не будут покорены и разоружены».

Говоря о совете Паскевича занять «стратегически важные точки», Вельяминов обсуждает характерные признаки таких точек, приводя множество исторических примеров – от Александра Македонского до Наполеона. Возвращаясь к проблеме Кавказа, он показывает, что применительно к горским племенам таких точек не существует. Это мнение было верно в то время, но Вельяминов, без сомнения, несколько изменил бы его, если бы дожил до конца этой войны. Следует помнить, что он имел дело с «войной разбойников», ведущейся на огромной территории многочисленными независимыми вождями, у которых не было другой общей цели, кроме наживы. Даже пересечения дорог или тропинок теряли свою обычную важность из-за того, что враг, передвигающийся верхом, без артиллерии или колесного транспорта, был не более привязан к исхоженным тропам, чем дикий зверь.

Еще одно предложение Паскевича заключалось в формировании кавалерийских полков из числа местных жителей. Такие полки действительно были созданы им в Закавказье и оказались весьма боеспособными и надежными во время войн с Персией и Турцией в 1825–1829 годах. Вельяминов же раскритиковал это предложение, ссылаясь на последние дни Византийской империи, на пример предательства кизлярских казаков (татар) и на дороговизну проекта. Однако он категорически отвергает и заветную мечту императора о том, чтобы посеять раздор среди горцев, заставив их сражаться друг с другом. Он задается вопросом, как часто русские использовали кумыков против чеченцев, чеченцев против кабардинцев, а последних – против закубанских ногайцев, отмечая при этом, что это не привело к зарождению вражды между этими племенами. Все они были готовы объединиться против России, как только видели перед собой возможность покончить с ее господством. Ненависть, порожденная такой политикой, была направлена не против какого-то племени или народа, а против конкретного руководителя на службе России.

Разбив таким образом одно за одним все предложения Паскевича, Вельяминов вновь обращается к своей излюбленной мысли о том, что местные народы должны быть подчинены и разоружены. В отдельном меморандуме, датированном 20 мая 1833 года, он излагает собственный план достижения данной цели: «Постепенная оккупация вражеской территории при помощи строительства фортов и казачьих поселений привела бы к истощению сил горцев, которые были бы ограничены в своем передвижении и лишены возможности совершать набеги. Однако все это растянулось бы на долгие 30 лет, при том что под рукой есть другое средство. Враг полностью зависит от урожая для поддержания жизни. Если каждую осень уничтожать урожай зерновых, то через 5 лет голод заставит их подчиниться. Чтобы осуществить этот план, нужно сформировать 6 отрядов, состоящих из 6000 пехотинцев, 1000 казаков, 24 пушек, 500 телег с провизией и 1 повозки для больных и раненых. Эти отряды должны формироваться каждый год, но начинать действия им следует, только полностью подготовившись к действиям: ведь сопротивление обещало быть очень упорным. Войска, дислоцированные в крепости и даже в некоторых неукрепленных местах, не должны становиться частью этих отрядов. Возглавлять отряд должен человек, обладавший некоторыми военными знаниями, – в противном случае никакие инструкции не помогут: достижения будут скромными, а потери – великими». С этими словами мы можем пока оставить в покое Вельяминова, чья смерть в 1838 году в возрасте 49 лет помешала ему лично доказать правильность высказанных им идей [44]44
  Экспедиции, систематически проводившиеся на линиях, определенных Вельяминовым, могли бы принести успех в сочетании с другими мерами, предложенными им. Однако на деле они лишь возбудили ненависть чеченцев и в 1852 году, после неудач Барятинского, были прекращены.


[Закрыть]. Если бы он прожил подольше, ему бы пришлось несколько изменить свои взгляды, а Россия избежала бы многих несчастий, и война закончилась бы гораздо раньше.

Глава 8
1819

Строительство Внезапной. – Восстание местных жителей в Каракайтаге. – Поражение русских. – Успехи русских. – Резкое усиление русской армии. – Организация Кавказского пехотного полка. – Мадатов. – Подчинение Табасарана, Каракайтага, Шекена, Аварии. – Жестокость Ермолова. – Поражение жителей Акуши

После строительства Грозного следующим шагом Ермолова было возведение аналогичной крепости – Внезапной – дальше к востоку. Она была построена напротив аула Андреево (Эндери) на Акташе, возле восточной границы с Чечней. Эти две крепости были соединены цепью более мелких укреплений. Внезапная, находившаяся у подножия гряды Салатау, стояла на пути воинственных племен Центрального Дагестана и прикрывала Кумыкскую равнину. Бурная, построенная немного позже (1 апреля 1821 года), стояла на скалах, нависавших над Тарку, и замыкала цепь укреплений от Владикавказа до Каспия [45]45
  Интересное описание строительства Внезапной, а также характера Ермолова дается в «Заключении дона Хуана Ван Хелена в застенках инквизиции», одной из лучших книг о приключениях на Кавказе.


[Закрыть].

Тем временем сгущались тучи и в Дагестане, что было предзнаменованием начала там серьезной борьбы. Строительство Грозного вместе с тем, что было известно о намерениях Ермолова, взволновало не только чеченцев, но и их соседей к югу и юго-востоку. Правители Аварии – генерал-майор русской службы с жалованьем в 5000 руб., Мехтули, Каракайтага, Табасарана и Кази-Кумуха вместе с влиятельной общиной Акуши – четко понимали грозившую им опасность. Они посовещались и решили действовать сообща, защищая свои интересы. Так с самого начала политика Ермолова заложила основы союза, позднее усовершенствованного Шамилем, который только и мог сделать сопротивление России эффективным. Однако мюридизм еще не зародился, и языки патриотизма и религиозного пыла, которые впоследствии разгорелись в целый пожар, были еще очень малы. Ермолова известили о происходящем, и он приказал полковнику Пестелю с двумя батальонами и группой кавалеристов из числа местных жителей занять Каракайтаг. Сам же он 25 октября 1818 года выступил из Грозного с 5 батальонами, 300 казаками и 14 пушками. Он двинулся на Мехтули. Для русских это была первая кампания в горах Дагестана, которые отличались от восточных возвышенностей, и на узкой полоске земли, образующей побережье Каспия.

Пестель, выбранный самим Ермоловым, оказался недостоин такого доверия. Вопреки приказу, он выдвинулся на Башли, главный город Каракайтага, попал там в окружение численно превосходящих сил противника и подвергся нападению на узких улочках города, где не мог не использовать артиллерию. Только благодаря смелости и таланту полковника Мищенко и других русским удалось отойти в Дербент, потеряв 12 офицеров и 500 солдат. Дагестанцы были вне себя от радости; а в далеком Тебризе Аббас-Мирза отпраздновал эту победу пирами и салютом.

Однако их триумф был недолог. Ермолов двинулся на Мехтули через Тарку, разграбил Параул, столицу, которую к тому времени уже покинули жители, и атаковал Дженгутай. Правитель бежал вместе с Сеидом-эфенди, ученейшим мусульманским проповедником, который сыграл ведущую роль в разжигании этого конфликта, и Авар-ханом. В то же время Башли по приказу Ермолова был вновь взят и разрушен. Это сделали войска под командованием Мищенко. Жители Мехтули подчинились русским; ханство было ликвидировано; успех русских на обоих фронтах был полным.

Ермолов откровенно (можно сказать, цинично) признал большую роль артиллерии в этой короткой кампании. У туземцев артиллерии не было, они даже никогда не слышали пушечной канонады. Ермолов писал: «Такое убедительное доказательство наших прав не могло не дать мне преимущества. Интересно видеть первое впечатление, которое производит это вполне безобидное средство на сердце человека. Я увидел, как полезно обладать им, если ты не можешь сразу же победить противника». Подобный цинизм был присущ ему, но надо отдать должное противоречивой натуре этого замечательного человека и привести пример его поведения в другой, схожей ситуации. Обходя ночью лагерь, один, завернутый в плащ-палатку, Ермолов подслушал разговоры солдат о его якобы слишком осторожных действиях. В частности, один офицер, капитан Григорьев, отозвался о нем в самых грубых и оскорбительных выражениях. На следующий день, когда благодаря исключительно дару предвидения Ермолова опасная высота, являвшаяся ключом к вражеским позициям, была взята практически без потерь, Ермолов обратился к изумленному «оппоненту»: «Спасибо, Григорьев! Вы со своей ротой были первыми в рукопашной. Но в следующий раз не стоит оскорблять меня так, как вы это сделали прошлой ночью!»

Ермолов отправился на линию, отложив свое новое наступление до следующего года, и занялся увеличением численности оккупационной армии.

В апреле 1819 года по его просьбе император согласился на образование русских регулярных войск на Кавказе без учета казаков:

«Число полков останется прежним, т. е. 8 пехотных, 2 – гренадерских, 4 – артиллерийских и 1 карабинерный – общим числом 15. Я приказываю увеличить численность каждого полка до 3900 человек (300 офицеров и 3600 рядовых). Каждый батальон будет состоять из 100 офицеров и 1200 рядовых. Если при таком количестве рядовых вы сочтете нужным увеличить число офицеров, то сможете добавить по одному офицеру в каждую роту (т. е. 12 дополнительных офицеров для каждого полка). Общее число штабных офицеров – 7 для каждого полка – я считаю достаточным.

Таким образом, общая численность солдат и офицеров под вашим командованием достигнет 50 000».

Дополнительные 26 000 человек, необходимые для выполнения данного проекта, были посланы в составе полностью сформированных полков с новым вооружением. Предполагалось, что часть этих полков вернется потом в Россию, а часть – останется на Кавказе.

Боеспособность нескольких из этих полков была через 5 лет увеличена на 5 батальонов, т. е. более чем на 6000 солдат и офицеров. Это были Апшеронский, Куринский, Кабардинский, Ширванский, Навагинский полки и еще один или два, которые прошли потом войну и покрыли себя неувядаемой славой. Следует отметить их отличную организацию, которая во многом определялась поставленной целью – подчинением Кавказа – и не была похожа ни на одну военную структуру в Западной Европе.

«Основная идея (Ермолова или Вельяминова), – пишет Потто, – заключалась в том, чтобы расположить штаб-квартиры этих постоянных полков на Кавказе в стратегически важных местах, защищенных надежными укреплениями. Оборона их должна была быть доверена семейным ротам, которые одновременно должны были развивать экономику (т. е. хозяйство) этих полков, что было особенно важно в период проведения военных кампаний. В то же время в случае войны или любой опасной ситуации в стране, только что покоренной, и с населением, которому еще не вполне можно было доверять, эти места должны были стать передовыми отрядами под защитой уже упомянутых семейных рот. Все эти штаб-квартиры были построены самими солдатами. Именно они рубили деревья и заготавливали бревна в близлежащих горах; они добывали камень, делали кирпичи и цемент; они были плотниками, каменщиками и малярами. Солдат на Кавказе был одновременно воином и рабочим, и строительство огромных зданий и целых штаб-квартир отличалось необыкновенной дешевизной (т. е. низкой себестоимостью)».

Еще один писатель (М. Казбек) говорит: «Кавказский полк в 30-е годы был не только военной силой, но и независимой административной единицей, имеющей все необходимое для службы, постоянного существования и «экономики» (включая одежду, денежное обеспечение и т. д.). Каждая рота, в свою очередь, представляла небольшую, но хорошо организованную единицу из 300 человек, со своей «экономикой», 4-мя тройками лошадей, 4 парами быков, 25-ю портными и сапожниками. Необходимость такой системы возникла из условий жизни того времени. Рота солдат, запертая в крепости и оставленная на свое собственное попечение – без рынков, ремесленников или торговцев, – должна была перейти на самообеспечение. Правительство давало только, помимо денег, сырье для производства еды и одежды.

А на полученные деньги все равно нечего было купить. В этих обстоятельствах штаб-квартира становилась военной колонией, в которой семейные пары заселяли «пригороды» и вели подсобное хозяйство в широком масштабе. По сути, это было начало военной колонизации, но возник этот тип колонизации исключительно из финансовых соображений».

К этому следует добавить, что в то время на военную службу уходили на 25 лет, и очень часто люди оставались на службе еще дольше, так что зачастую отец и сын сражались бок о бок. В результате полк становился одной большой семьей или кланом, с необыкновенно развитым полковым духом, и именно этот дух делал полки совершенно уникальной силой [46]46
  В данном описании совершенно очевидно сходство этих полков с римскими легионами. Сравнение Терека и Кубани первой половины XIX века и римских провинций на заре христианства могло бы оказаться очень интересным.


[Закрыть].

Казаки линии в то время и немного позже составляли 9 полков общей численностью 15 000 офицеров и рядовых, не принимая во внимание резервистов.

Летом 1819 года союзники, которые за зиму вновь собрались с духом, объединили все свои силы, чтобы атаковать русских на юге и на севере. Сообщение с Дербентом было прервано: угроза нависла над Куринским ханством и Кубой.

Некомпетентный Пестель был отправлен обратно в Россию, а на его место Ермолов назначил генерал-майора Мадатова, уроженца Карабаха, проявившего себя с самой лучшей стороны во время Наполеоновских войн. Паскевич, который никогда не щадил людей Ермолова, позже назвал его «всего лишь заурядным кавалеристом». Однако на самом деле Мадатов был чем-то большим, и именно он во многом объяснил успех Ермолова. Во всяком случае, ему Ермолов обязан больше, чем кому-либо, за исключением Вельяминова. Уроженец Кавказа, Мадатов, как никто из русских, понимал ум горцев и их характер, ну а его знание местных наречий давало ему дополнительное преимущество. Именно все эти моменты помогли ему собрать и организовать крупный отряд кавалеристов из числа местных жителей, который оказался неоценимой силой в будущей кампании.

Однако даже с этим подкреплением войско Мадатова, состоявшее из 2 батальонов пехоты, 300 казаков, 6 полевых и 2 конных пушек, было таким слабым, что Ермолов отдал строгий приказ Мадатову лишь держать под наблюдением Табасаран. Однако Мадатов, чьи представления о субординации были несколько расплывчаты, воспользовался возможностью и с частью своего войска совершил бросок в самое сердце этой провинции, застал врага врасплох и разбил его. Табасаран подчинился и поклялся в верности царю. Как всегда великодушный, Ермолов похвалил своего подчиненного за победу, но повторил свое предыдущее распоряжение. Вернувшись в Дербент, Мадатов обратил свое внимание на Каракайтаг и в октябре двинулся на Башли, взял этот город и завершил победное шествие взятием Янджикента, резиденции местного правителя. Последний бежал через горы в Акушу, подданные отреклись от него и, как и соседи, поклялись в верности России.

В то время как проходили все эти события, хан Шекена, который следовал за Мадатовым на поле сражения, умер, не оставив прямого наследника. По приказу Ермолова столица ханства Нуха была тотчас оккупирована его (Ермолова) войсками и ханство было провозглашено русской провинцией (23 августа 1819 года).

В конце августа хан аваров Ахмет, собрав 6000 человек, появился у Внезапной, но потерпел от Ермолова жестокое поражение. Затем Ахмет был свергнут, а его владение было передано в руки его незаконного сына Сурхая, который правил до 1828 года.

Примерно в это же время, пока строилась Внезапная, чеченцы увели табун полковых лошадей. Ермолов, узнав, что виновные принадлежат к клану, издавна жившему в Кумыкской степи, решил наказать их и заодно раз и навсегда избавить равнину от их присутствия. Для этого он преподал им такой жестокий урок, что они добровольно покинули обжитые места. Для своего эксперимента он выбрал богатый и населенный аул Дади-Юрт, расположенный на берегах Терека. Жители аула в основном промышляли разбоем, но столь умело заметали следы своих грязных дел, что очень редко удавалось доказать их вину. Генералу Сысоеву было приказано незаметно приблизиться к аулу, окружить его и заставить жителей отойти за Сунжу. В случае отказа – а никто ничего другого и не ожидал – он должен был штурмом взять аул и не щадить никого.

На рассвете 15 сентября Сысоев приблизился к аулу. Шесть рот Кабардинского полка и 700 казаков с шестью пушками расположились у аула боевым порядком и стали ожидать ответа. Жители отказались принять предложенные условия, и пехоте было приказано идти вперед. Со своей стороны чеченцы были готовы защищаться, и завязалось ожесточенное сражение, какого русские не видели с начала действий на Кавказе… Каждый дом, окруженный высокой каменной стеной и представляющий из себя мини-крепость, сначала необходимо было обстрелять из артиллерийских орудий, и только после этого можно было идти на его штурм. Солдаты вручную перетаскивали пушки от одного дома к другому и устанавливали их в нужное положение под градом пуль. Конечно, очень много артиллеристов при этом погибло или было ранено. Но на их место вставали ополченцы линии и казаки, и обстрел продолжался. Как только в стене дома появлялась брешь, туда бросались солдаты, и затем в темном, закрытом доме происходила ожесточенная рукопашная с использованием штыков с одной стороны и кинжалов – с другой. Солдат, заблудившийся в лабиринте домов, не мог надеяться выйти оттуда живым, но еще меньше шансов на спасение было у чеченцев, которые впервые оказались атакованы в собственной деревне, откуда так и не успели вывезти свои семьи. Ожесточение обеих сторон росло с каждой новой жертвой. Некоторые чеченцы, видя неизбежность поражения, убивали своих жен и детей прямо на глазах солдат; многие женщины сами закалывались ножами или в отчаянии бросались в горящие дома и погибали там. Потери с обеих сторон неумолимо росли. Наконец было необходимо спешить большую часть казаков и послать их на помощь кабардинцам, и все равно резня продолжалась еще несколько часов. В конечном итоге аул был взят, когда из всех жителей Дади-Юрта в живых осталось только 14 человек, и то они все были ранены. 140 женщин и детей были взяты в плен: их пощадили солдаты, когда оборона пала, и женщины молили о пощаде. Многие женщины (и даже дети) были ранены; но в два раза больше были убиты или сгорели заживо. Солдаты захватили богатую добычу, поскольку жители деревни, которые в основном жили за счет набегов и не упускали возможности «пощипать» русские поселения, были весьма зажиточны. Таким образом, аул был стерт с лица земли.

Таковы были методы Ермолова; нельзя отрицать, что они, как и в данном случае, были весьма эффективны. Оставшиеся деревни клана были заброшены, а их жители бросились искать себе пристанище в собственно Чечне. Однако в течение последующих 30 лет они неумолимо и жестоко мстили русским. Странно, что русские писатели пока что не видят очевидной связи между «системой Ермолова» и мюридской войной.

Теперь пришел черед Акуши. Против этой воинственной и мощной конфедерации главнокомандующий лично двинул 9 батальонов и множество пушек. Мадатову было приказано выступить из Каракайтага в помощь ему [47]47
  Ермолов в своем послании императору от 19 февраля 1818 года просил последнего дать ему еще 3 батальона пехоты и 2 роты легкой артиллерии и заявлял, что «Акуша была причиной всех неприятностей».


[Закрыть].