Текст книги "Завоевание Кавказа русскими. 1720-1860"

Автор книги: Джон Баддели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 3
1771–1796

Мир с Турцией. – Дербент снова занят и опять сдан. – Казачья линия продлена. – Кубань. – Ногайские татары. – Их покорение Суворовым. – Граф Потемкин, первый наместник на Кавказе. – Колонизация. – Шах Мансур. – Победа чеченцев. – Первая катастрофа в лесах. – Сражение при Татартубе. – Шах Мансур идет к западным племенам. – Война с Турцией. – Первая и вторая попытки взять Анапу. – Германн наносит поражение Батал-паше. – Взятие Анапы. – Шах Мансур в плену. – Его смерть. – Укрепление линии. – Ага Мохаммед сдает Тифлис. – Война с Персией. – Назначение Зубова главнокомандующим

После подписания договора при Кючук-Кайнарджи и заключения мира между Россией и Турцией последняя больше не могла открыто поддерживать племена, хотя тайная помощь по-прежнему осуществлялась в том же объеме, что и раньше. Русские снова смогли сосредоточить свои усилия на укреплении казачьей линии и концентрации сил на востоке и западе; местные жители вернулись к разобщенным, необъявленным военным действиям, которые, несмотря на отдельные успехи, не могли остановить наступления русских. На Каспии вождь каракайтагов, ободренный длительным отсутствием решительных действий со стороны России, сделал несколько дерзких вылазок, кульминацией которых стало пленение академика Гмелина, который, полагаясь на личное знакомство с этим правителем, решил возвращаться из научной экспедиции в Персии по суше. Гмелин скоро скончался, находясь в плену в Каякенте; и императрица, которая высоко ценила талант ученого и, помимо этого, чувствовала себя униженной, приказала генералу Медему, который командовал всей линией, пойти в атаку на каракайтагов. В марте 1775 года Медем прибыл на Кавказ и увидел, что Дербент готов сдаться объединенным силам врага после четырехмесячной осады. Каракайтаги при приближении русских отошли, однако сражение все же произошло, и они были разбиты, после чего Медем, следуя наказам Екатерины, подверг их земли безжалостному разорению. Не удовлетворившись этим, Медем занял Дербент, правитель которого – Фетх-Али-хан был вассалом Персии. Надо сказать, Россия время от времени совершала неоправданные действия против этой страны, но они «хранились про запас» на случай, если обстоятельства будут складываться для персов не лучшим образом, как это было в данном случае. Медем вернулся на линию, оставив в Дербенте небольшой отряд. Вскоре после этого русский торговый корабль был выброшен на берег недалеко от Дербента и разграблен людьми Фетх-Али-хана, которые, чтобы замести следы, убили всех членов команды. Известие о произошедшем все-таки просочилось, однако, вероятно из нежелания спровоцировать войну с Персией, к которой Екатерина не была готова, никаких ответных мер не последовало. Русский отряд был отозван из Дербента; его командир, майор Крюденер – который незадолго до этого потерпел поражение в ближних горах, – был разжалован в рядовые. Итак, Дербент был во второй раз оставлен русскими.

Осенью 1777 года Медема на его посту сменил генерал Якоби, однако, поскольку военные соединения на Кавказе были разделены на две армии – Кавказскую и Кубанскую, – он был назначен командующим Кавказской армией, а последняя была поручена прославленному Суворову. Совместными усилиями этих двух полководцев в последующие пять лет Россия значительно укрепила свои позиции на западном участке границы, и была заложена основа для будущих успехов в борьбе против племен, населявших территорию между Тереком и черноморским побережьем. Можно считать очевидным, если бы им на смену пришли равные им по способностям и энергии полководцы, за которыми стояло бы такое же сильное правительство, какое было при Екатерине, то война в этой части Кавказа не продлилась бы так долго, как это случилось в реальности. Именно князь Потемкин выбрал их в качестве командующих, и вполне возможно, что во многом заслуга их побед принадлежит этому гению, который в то время был занят отстаиванием независимости Крыма, брошенного Турцией на произвол судьбы в 1778 году.

Якоби основал крепости Екатеринослав, Георгиевск и Ставрополь, начал заселение государственными крестьянами Ставрополья и протянул линию от Моздока до Ростова (тогда – крепость Димитрий), построив еще шесть небольших крепостей. Новыми поселенцами стали казаки с Волги и из других мест (как всегда, с женами и детьми, домашними животными и скарбом). Как и все казаки, они были прирожденными воинами и всадниками и отличались суровым, независимым нравом. Более того, к этому времени они стали еще и убежденными землепашцами, хотя ранее сельское хозяйство считалось запрещенным занятием, особенно в самых влиятельных казачьих общинах Дона.

Пока Якоби занимался всем этим, Суворов также был занят сооружением укреплений от места впадения Лабы в Кубань до устья Кубани напротив Керчи. Эта линия укреплений состояла из четырех крепостей, соединенных многочисленными редутами.

Если мы взглянем на карту, то увидим, что, в то время как основная линия шла на северо-запад от Моздока до Азова, кубанская линия шла почти прямо на запад от теперешней Кавказской точно по курсу течения Кубани.

Для того чтобы понять необходимость сооружения и значение этих линий, мы должны иметь хотя бы некоторое представление о природе страны, которую они пересекали, и о народе, населяющем эту страну. Если кратко описать эту землю, то мы увидим, что к югу от главной линии от Кизляра до Кавказской и от восточной половины кубанской линии в основном росли густые леса, покрывавшие не только предгорья и достаточно высокие горные гряды, но и известняковые горы, возвышавшиеся до нескольких тысяч футов в высоту. Этот лесной район пересекался многочисленными реками, которые брали свое начало в зоне вечных снегов и рано или поздно впадали либо в Терек, либо в Малку, либо в Кубань. На берегах этих рек, на расчищенных от леса открытых пространствах к востоку от Владикавказа жили племена чеченцев, к западу – кабардинцев и черкесов. К северу от Терека и Кубани леса уступали место плодородным равнинам, а затем – пустынным степям. Эта равнинная земля была заселена кочевыми племенами калмыков и ногайских татар. Первые занимали восточную половину региона, а ногайцы, не так давно пришедшие из Бессарабии, кочевали между Кубанью и Манычем и Доном, в местах, откуда пришли их предки, татары, когда искали прибежище в ногайских степях, спасаясь от черкесов. На полуострове, напротив крайней восточной точки Крыма, имелось два укрепления – Тамань и Анапа, которые находились в руках то турок, то крымских татар. Они контролировали пролив Еникалы, обеспечивали сообщение между этими народами и ногайцами и подогревали в них враждебность к России.

Судя по всему, ногайцы не были по природе воинственным народом. Историк, имеющий доступ лишь к русским источникам, может сделать вывод, что набеги, на которые жаловались донские казаки и новые поселенцы линии, были всего лишь естественным результатом продвижения русских в глубь Кавказа, которое затрагивало все больше и больше плодородных степей, так что они оказались полностью заняты поселенцами с севера. Если к этому добавить периодические вылазки черкесов, турок и татар, а также проводимую русскими политику «разделяй и властвуй», то неудивительно, что доведенные до крайности ногайцы стали отвечать вылазками на вылазки и, сами того не желая, вступили на тропу, которая привела их к гибели.

Согласно местному верованию, ногайцы произошли от вождя, носившего имя Ногай, который в XIII веке отделился от Золотой Орды и основал Синюю Орду. Некоторое время это государство было достаточно сильным, но затем распалось на несколько мелких образований. Оно было ослаблено в равной степени враждебными действиями соседних племен и внутренними распрями, и к 1552 году многочисленные племена ногайцев были вынуждены искать защиты у Ивана Грозного, поскольку над ними нависла угроза со стороны могущественного астраханского хана. Так они стали подданными России. В настоящее время они разделены на восемь основных семей, или кланов, из которых самым важным считается клан Кара (черных ногайцев). Люди из этого клана ведут преимущественно кочевой образ жизни в степях к северу от Терека. Они строгие приверженцы ислама (сунниты), гостеприимны, вороваты, не очень чистоплотны, не всегда храбры и, за небольшим исключением, крайне бедны. В обычаях они не сильно отличаются от своих соседей кумыков, чеченцев и кабардинцев. Скорее всего, они позаимствовали обычаи у своих соседей. Однако они имеют собственные песни, легенды и сказания (что-то вроде собственного эпоса) и пару любопытных предрассудков.

Господин Семенов в своей работе с определенной долей уверенности говорит, что ногайцы не являются потомками воинственных татаро-монголов Чингисхана. По его версии, они потомки печенегов, половцев и других народов, упоминаемых в древнерусской истории и принадлежащих, по его мнению, к той же группе, что и монголы, но раньше их появившихся в Европе. Он настаивает на этом на основании недостатка культуры и мужества, проявляемого ногайцами в сражении, что разительно отличает ногайцев от свирепых воинов Золотой Орды, которые к моменту завоевания Руси достигли значительного уровня цивилизации.

В течение семи лет с момента подписания Кючук-Кайнарджийского договора и до 1782 года, когда Потемкин присоединил к России Крым, кабардинцы, черкесы и родственные им народы, а также ногайцы постоянно поднимали большие и маленькие восстания. При этом два любых народа заключали союз против третьего, но союзы эти были крайне непрочными и менялись, как в калейдоскопе: вчерашние союзники оказывались врагами, и наоборот. В 1779 году они, правда, все объединились против России; однако, увидев, что русские постоянно начеку, опять погрузились во взаимные нападения и упреки. Черкесы совершали набеги по степи; ногайцы делали вылазки за Кубань. При этом бывали уничтожаемы лагеря кочевников на одном берегу реки и деревни – на другом. Стада и отары уводились нападавшими, поля бывали вытоптаны или сожжены. Состоялось множество кровавых сражений, причем победителями оказывались то черкесы, то ногайцы. Однако черкесы, жившие среди гор и лесов, были лучше, чем ногайцы, приспособлены к обороне, и к тому же позади них не стояли русские. Ногайцы же постоянно рисковали оказаться меж двух враждебных огней. Через три года изнуряющих сражений среди несчастных кочевников начались чума, голод и гражданская война, что значительно облегчило русским стоящую перед ними задачу. У князя Потемкина теперь были развязаны руки, поскольку Крым наконец стал русской провинцией. Он видел, что пришло время нанести решающий удар по остаткам орд, которые поработили Россию в XIII веке, и выдавить их на равнины, лежащие между Волгой и Уралом, тем более что эти равнины после восстания Пугачева были практически не заселены. Он поручил эту задачу умелому и мудрому полководцу Суворову.

Пригласив тысячи ногайцев в Ейск, что на берегу Азовского моря, русский полководец торжественно зачитал им манифест, по которому шах Гирей, последний крымский хан, отказывался от своей власти в пользу Екатерины II и передавал ей все права и привилегии, включая суверенитет над ногайцами. Собравшиеся в молчании выслушали манифест и без возражений дали клятву верности своему новому правителю (вернее, правительнице). Церемонию завершили грандиозный пир, скачки и традиционная джигитовка. Всеобщее удовлетворение, казалось, давало надежду и русским, и ногайцам на мир и спокойствие. Однако, когда немного позже Суворов, победив одного из наиболее влиятельных вождей, сделал план Потемкина достоянием гласности, разочарование было слишком велико. Плохие новости со скоростью пламени распространились по лагерю ногайцев; недовольное ворчанье переросло в открытое недовольство, а у татар между словом и делом – всего лишь шаг. Прозвучал призыв к оружию; раздался звон сабель и пение луков. Скоро пространство вокруг кибиток и между ними заполнили толпы воинственно настроенных людей. Пролилось море крови. Первыми жертвами были те мурзы и султаны, которые соблазнились обещаниями русских, а возможно, и их золотом. Все произошло так быстро, что не успели русские вмешаться, как все эти люди поплатились жизнью за свое предательство. Но Суворов с присущей ему мудростью и прозорливостью, которые обеспечили ему благодарность соотечественников, предвидел подобное развитие событий и принял соответствующие меры. Когда разъяренные ногайцы атаковали ближайший из русских отрядов, на них обрушились полк за полком, и очень скоро все было кончено. Вытесненные на заброшенные земли и не имея возможности избежать гибели, несчастные кочевники в порыве отчаяния уничтожили все свои вещи, убили жен и детей и сами бросились в ближайшую реку.

Но это была лишь небольшая часть народа. Остатки ногайцев обратились за помощью к черкесам, которые с готовностью оказали им ее. После этого ногайцы предприняли отчаянную попытку спасти свою страну и сохранить независимость. Они собрали огромное войско и даже осадили Ейск; однако, потерпев поражение за поражением, были окончательно разбиты и практически истреблены Суворовым и Иловайским, атаманом донского казачества. Немногочисленные выжившие поселились среди черкесов; еще одна часть ногайцев двинулась в Крым, откуда крымские татары, в ужасе от русских методов правления, бежали в Турцию в таком количестве, что до сих пор их первоначальная численность на полуострове не восстановлена.

За эту операцию Суворов был пожалован орденом Святого Владимира I степени, а его товарищи по оружию, начиная с Иловайского и вплоть до рядовых казаков, получили от Екатерины щедрые награды. Теперь для русских поселенцев были открыты плодородные степи Ставрополя, и колонизация началась быстрыми темпами. С тех пор у черкесов не было потенциальных союзников к северу от Кубани, не было и возможных жертв, кроме русских; а последних становилось все больше и больше.

О событиях 1789 года, то есть о походе в Грузию, мы уже рассказывали. Его руководитель граф Павел Потемкин по возвращении увидел, что вдоль казачьей линии воцарился мир, и, хотя это слово не несло в себе своего истинного значения применительно к местным племенам, он смог посвятить себя, всю свою энергию и способности решению административных вопросов и колонизации. В феврале 1784 года Суворов вернулся в Россию, и Потемкин взял на себя командование обеими армиями. В мае 1785 года он был назначен первым наместником на Кавказе. Однако реально его власть распространялась лишь на Астраханскую и Ставропольскую губернии и сходила на нет за линией. Потемкин превратил Кизляр, Моздок и некоторые другие станицы в города и выбрал один из них – Екатеринослав – для своей резиденции. Там он выстроил первый дворец наместника, где, окруженный блестящим двором, занимался разработкой и осуществлением мер, которые гарантировали ему почетное место среди «завоевателей» Кавказа. Именно ему Россия обязана основанием гражданских видов деятельности казачества на линии и в ставропольских степях. Именно он привез на Кавказ немецких колонистов, чтобы они подняли на новый уровень виноделие и пчеловодство и создали систему сельскохозяйственного производства. Он пригласил на Кавказ мигрантов из внутренних частей России – это были государственные крестьяне. Это был настолько успешный проект, что в первое время можно было лишь с трудом удовлетворять потребности поселенцев в земельных наделах. Чтобы улучшить состояние торговли, Потемкин приветствовал появление на новой территории армян, которые до сих пор составляют большинство среди мелких торговцев на Кавказе. Когда в 1787 году разразилась война с Турцией, Потемкин, все еще будучи наместником, был назначен командующим армией на Кавказе и отличился при штурме Измаила под командованием Суворова. Однако событие, имевшее место в последний год его наместничества на Кавказе и о котором стало известно несколько позже, бросило серьезную тень на его репутацию. Судя по всему, это же событие может иметь отношение к его внезапной смерти некоторое время спустя.

Кажется, один из братьев шаха, Ага Мохаммед, ища убежища от этого тирана, добрался до берегов Терека и обратился к коменданту Кизляра с просьбой о защите. Ему незамедлительно были высланы корабли с отрядом солдат. Однако солдаты, по приказу или повинуясь некоему импульсу, напали на несчастного принца и его спутников, убили их и захватили богатства, которые были при них. Неясно, какую роль играл Потемкин в этом позорном деянии, но поскольку он не только не наказал виновных, но и скрыл случившееся, то есть основания предполагать, что он так или иначе получил некоторую выгоду от всего этого.

Тем временем в 1785 году произошло событие, полное значение которого стало ясно лишь позже. Шейх Мансур, провозгласивший и возглавивший газават, или «священную войну» против «неверных русских» на Северном Кавказе, был одним из тех странных людей, в котором соединились религиозный фанатизм, воинственный дух и природная склонность к авантюризму. Для такого человека подходящим полем битвы может быть только сонный, сражающийся, бурный и невежественный Восток в дни смуты и волнений. Ведь только там могут такие люди найти человеческие ресурсы и условия, необходимые для сколь бы то ни было значимого успеха. О шейхе Мансуре практически ничего не известно: ни его происхождение, ни его национальность, ни время и место рождения, ни даже его настоящее имя. Он как будто с неба свалился полностью сформировавшимся человеком – проповедником, воином и пророком. Несмотря на многочисленные неудачи, которых было гораздо больше, чем успехов, он вел за собой сначала одно, а потом и другие воинственные племена с гор и с равнин. Конечно, ему не удалось объединить эти племена против общего врага, но именно он научил их тому, что только в реформировании религии был их единственный шанс сохранить свободу и независимость, и тем самым заложил основу будущего союза и великого движения, которое под именем мюридизма будет год за годом испытывать на прочность мощь России. Точное время и место его первого появления на Северном Кавказе, равно как все, касающееся его детства и юности, неизвестны. Несколько лет тому назад профессор Оттино нашел в Государственном архиве в Турине письма, написанные шейхом Мансуром отцу. Если они подлинны, то могут разрешить загадку, окутывающую большую часть его жизни, но при этом сделают его «карьеру» еще более удивительной. Согласно этим документам, в лице этого якобы шейха мы имеем дело с итальянским авантюристом, неким Джованни Батистой Бетти, родившимся в Монферра, где его отец служил нотариусом. Определенный в ученики к местному врачу, Бетти сбежал из дома в возрасте 15 лет и после многочисленных приключений и странствий стал монахом доминиканского ордена, а затем отправился на Восток в качестве миссионера. Во время своих многолетних скитаний он побывал в Малой Азии, Палестине, Турции, на Кипре и даже, говорят, в Санкт-Петербурге. Его путешествия изобиловали удивительными и даже скандальными приключениями, кульминацией которых стало его появление в Курдистане в качестве мусульманского пророка. В этом образе он стал настолько популярен, что за ним пошли армии фанатиков, многочисленные толпы – он вел их за собой на такие важные города, как Битлис, Ахалцих, Каре и даже Тифлис. Однако какой бы ни была правда о его происхождении, в письмах нет ни капли истины, когда он говорит о своих ранних военных успехах. Поэтому будет благоразумнее подождать подтверждения из других источников и считать откровения Туринского архива продуктом буйной фантазии. За более или менее достоверной информацией о дальнейшей карьере Мансура мы можем обратиться только к русским источникам. При этом русские вовсе не претендуют на достоверное знание подробностей его юности. Казембек, ученый мусульманин и подданный России, говорит, что шейх Мансур был оренбургским татарином, получившим религиозное образование в Бухаре. В то же время в русских военных донесениях упоминается селение Алды в Чечне как место его рождения и Дагестан – как место, где он изучал Коран. Однако эта информация, скорее всего, была получена от самих чеченцев и, вполне возможно, основана лишь на естественном желании этого фанатичного народа приписать себе честь того, что именно из их среды вышел столь прославленный патриот и пророк. Однако совершенно точно, что он появился в Алды в 1785 году, провозглашая газават. Скоро он приобрел такое влияние, что это стало опасным, и граф Потемкин счел необходимым отправить полковника Пьери на его поимку. История этой экспедиции как две капли воды похожа на истории многих других экспедиций. Леса Чечни оказались роковыми для военной репутации многих командиров и стали могилой для храбрых людей, которые на открытой местности без усилий справились с врагом не менее храбрым, чем чеченцы, и вдвое превосходящим их числом. Пьери взял Алды и сжег его, но шейх Мансур сумел бежать; на обратном пути русские были окружены, когда шли через густые леса, и почти все убиты – погибли и сам командир, 7 младших офицеров и более 600 солдат. Среди немногих спасшихся был князь Багратион, потомок грузинских царей. Позже он стал выдающимся полководцем и прославился во время Отечественной войны 1812 года. Он был смертельно ранен в битве при Бородине.

Конечно, этот успех прославил пророка и сделал его известным во всех уголках Кавказа, после чего под его знамена встали новые сторонники. Возглавив свою недисциплинированную армию, он двинулся к Кизляру, взял стоявший на подступах к нему форт, но по дороге к самому городу был атакован казаками на открытой местности и, потеряв много людей, отступил. Это поражение на какое-то время вселило неуверенность в его сторонников, но не смутило шейха, и он начал восстанавливать свое влияние. Он призвал под свои знамена кабардинцев и начал осаду Григориополя, одной из крепостей, составлявших оборонительную цепь между Моздоком и Владикавказом. Гарнизон стойко оборонялся, а после того, как к нему прибыло подкрепление, шейх Мансур опять потерпел поражение, но скоро повторил попытку – теперь уже в Кизляре. На этот раз были разорены сады, виноградники и отдельно стоящие дома, однако атака на саму крепость провалилась. Чеченцы снова бежали, однако продолжающаяся череда неудач, которая была в основном результатом полного отсутствия дисциплины, не остудила их воинственный дух и веру в богоизбранность шейха Мансура. Поэтому вскоре после этого поражения он смог успешно противостоять русскому отряду под командованием полковника Нагеля [26]26
  Этот отряд состоял из четырех батальонов пехоты, двух эскадронов драгун, полка моздокских казаков и по одной сотне донских, терских и гребенских казаков.


[Закрыть].

Сражение состоялось 2 ноября при Татартубе на Тереке, недалеко от нынешнего осетинского аула Елкхотово. Обе стороны сражались отчаянно, однако в конечном итоге дисциплина взяла верх, и горцы потерпели жестокое поражение [27]27
  Все, что сейчас осталось от Татартуба, который тогда был большим и богатым аулом, – это лишь величественный минарет, который можно увидеть с железной дороги. Он поэтому вдвойне достоин быть сохраненным, поскольку не только отмечает место поражения шейха Мансура, но и место великой победы Тамерлана над Тохтамышем в 1395 году.


[Закрыть].

Как это обычно бывает с союзниками, находящимися лишь на пути к цивилизации, поражение внесло раздор в ряды последователей шейха Мансура. Кумыки отошли в восточные степи, чеченцы и дагестанцы начали сражаться друг против друга; кабардинцы остались на месте, потому что Татартуб был их родиной. Однако они скоро заключили мир с победителями и два года спустя, когда началась война с Турцией, послали России свой отряд, который преодолел водораздел и нанес поражение туркам при Суджук-Кале и захватил две пушки в качестве трофея. Шейх Мансур нашел себе прибежище у турок на берегу Черного моря и через год приобрел среди черкесов такое же влияние, какое ранее имел среди чеченцев и других восточных племен. Это еще раз доказывает, что этот предшественник муллы Мухаммеда и Шамиля был прирожденным лидером, обладавшим некоторыми выдающимися способностями. Под его вдохновенным руководством черкесы возобновили набеги на другой берег Кубани, стали вновь сжигать деревни, уводить в плен их жителей и скот, угрожать Ростову и даже подошли к Черкасску, штаб-квартире донских казаков. Говорят, что в годовщину битвы при Татартубе они атаковали и уничтожили три полка донских казаков на редуте Болдырева, что на реке Ей.

Теперь уже шла война с Турцией (1787 год), и Потемкин, стремясь разбить черкесов и их лидера прежде, чем ему придется столкнуться с куда более серьезным противником, направил против них три отдельных соединения. Русские выиграли несколько сражений, но шейху Мансуру всегда удавалось ускользнуть. На следующий год он снова был разбит генералом Текелли, новым наместником на Кавказе. В конце концов, покинутый местными племенами, он снова укрылся у турок в Анапе.

Расположенная на Таманском полуострове, в 32 километрах от устья Кубани, Анапа была важным морским укреплением и служила опорой турецкого влияния на Северном Кавказе. Именно из Анапы религиозная и политическая пропаганда Турции распространялась среди чеченцев и других племен Кавказа. Сначала это был лишь небольшой порт, не имеющий особого стратегического значения, но затем Анапа приобрела особое значение, когда завоевание Крыма нарушило сухопутное сообщение между Турцией и Кавказом. При помощи французских инженеров Анапа превратилась в первоклассную крепость, за владение которой в основном и велась война между Россией и Турцией, если говорить только о Кавказе. Если бы Турция потеряла Анапу, она не смогла бы даже надеяться принимать непосредственное участие в борьбе. И хотя религиозное влияние Стамбула продолжало бы оставаться важным фактором, Россия вполне могла рассчитывать на то, что без поддержки армии оно в конечном итоге сойдет на нет. Именно поэтому Анапа стала основным объектом борьбы и пала благодаря свойственной туркам небрежности. Правда, русским войскам эта победа далась дорогой ценой. Осенью 1788 года Текелли совершал свой первый поход, но этот осторожный полководец, понимая, что его сил недостаточно, чтобы взять это укрепление, и понимая все катастрофическое значение возможного поражения, отошел от стен Анапы и перешел на другой берег Кубани. Его преемник, генерал Бибиков, повторил попытку на следующий год; однако, приступив к действиям в конце января, когда лед на Кубани был уже не очень прочен, а снег все еще блокировал дороги, он столкнулся с опасностями, которых Текелли с его прозорливостью смог избежать. Русской армии численностью в 8000 человек удалось дойти до Анапы; но поскольку в пути русским войскам приходилось отбивать вылазки черкесов, да и состояние дорог не позволяло им двигаться достаточно быстро, то к Анапе войска подошли не в том состоянии, чтобы успешно штурмовать это укрепление. Однако после одного из первых успешных боев генерал Бибиков отдает приказ начать штурм. Как было вполне возможно предвидеть, попытка провалилась, а за этим последовало одно из самых ужасных отступлений в русской военной истории. Кончались запасы еды и амуниции, погода была отвратительной, дороги разбиты, и несчастные солдаты умирали от холода и голода, но шли вперед верста за верстой, стремясь к Кубани и безопасности. В официальных сообщениях приводилась цифра 1100 погибших, но, по другим данным, из 8000 человек домой целыми вернулись только 3000, причем в самом жалком состоянии; еще 1000 человек вернулись больными или ранеными, и из них выздоровели лишь меньшинство. Неудивительно, что Екатерина писала Потемкину: «Должно быть, он сошел с ума, если 40 дней держал людей в воде, почти без хлеба. Удивительно, что вообще кто-то выжил. Я полагаю, с ним вернулись домой очень немногие; сообщите мне о потерях, я всей душой скорблю о погибших. Если бы войско отказалось подчиняться, я бы этому не удивилась. Скорее, приходится удивляться их выносливости и терпению». Бибиков был снят с должности, а солдаты награждены серебряными медалями «За верность».

Это поражение не только оставило открытыми двери на Кавказ через Анапу, но и подтолкнуло турок объединить операции против деморализованных русских войск в районе Кубани с действиями, имеющими своей целью вернуть себе Крым. При этом последний проект был вынужденно сокращен из-за уничтожения турецкой флотилии в проливе Еникалы русским флотом под командованием адмирала Ушакова; однако осенью того же года Батал-паша высадился со своей армией на побережье Черного моря и двинулся в глубь страны, уверенный в победе и призывая под свои знамена все племена Северного Кавказа. Граф де Бальмен, вновь назначенный главнокомандующим русскими войсками на Кавказе, был в это время при смерти и не мог лично возглавить операцию. В результате даже крупные соединения не сумели действовать сообща. Одна дивизия восточной армии стояла без действия в 80 километрах от места встречи противоборствующих сил на берегах Подпаклеи. В это же время все западная армия была сосредоточена на Лабе и, как впоследствии выяснилось, даже не знала о вторжении врага. В результате вся мощь турецкой атаки пришлась на единственную дивизию генерала Германна, саксонца по происхождению, чья храбрость вошла в поговорку у солдат. Его военная карьера бесславно закончилась при Бергене на Зуме, когда, действуя заодно с англичанами под командованием герцога Йоркского, он был разбит и взят французами в плен. Однако в событиях, о которых мы сейчас ведем речь, он покрыл себя славой, поскольку со всего лишь 3600 солдатами и 6 пушками наголову разбил армию Батал-паши, которая насчитывала от 40 000 до 50 000 солдат. Сам Батал-паша был взят в плен. Потери турок были огромны, поскольку «русские не брали пленных». Победители потеряли всего лишь 150 человек убитыми и ранеными. Остатки разбитой армии столкнулись с Розеном во главе Кубанской армии и были уничтожены [28]28
  Имя Германна почти забыто на Кавказе, в то время как на месте его победы стоит казачья станица, которая называется по имени Батал-паши (Баталпашинак).


[Закрыть]. Де Бальмен перед смертью успел услышать известие о победе Германна.

Полный провал турецкого похода, тщательно подготовленного и столь масштабного, сгладил впечатление от поражения Бибикова и подготовил почву для третьей попытки взять Анапу.

Граф Павел Потемкин, который все это время сохранял должность наместника, хотя и не был на Кавказе с 1787 года, в конце 1790 года передал эту должность графу Гудовичу, который прибыл в Георгиевск в следующем январе во главе армии, насчитывающей 15 батальонов пехоты, 3000 стрелков, 54 эскадрона кавалерии и 2 казачьих полка с двумя пушками. Он пошел на штурм Анапы 22 июня. Гарнизон, насчитывавший 15 000 человек, был уничтожен, поскольку победители, раздраженные длительным сопротивлением и понесенными потерями, думали только о возмездии. Эта фраза периодически возникает в русской военной истории; русские историки произносят ее как нечто само собой разумеющееся. Судя по всему, им никогда не приходит в голову простая мысль: чем отважнее враг, тем больше уважения он вызывает и тем большего снисхождения заслуживает, оказавшись в роли побежденного.