Текст книги "Украинский национализм. Факты и исследования"

Автор книги: Джон Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Эта образовательная деятельность осуществлялась параллельно с развитием и украинской прессы. Ноябрьское совещание, помимо предварительной работы по созданию центрального представительного органа, основало (также под руководством доктора Кубийовича) крупномасштабное агентство печати, которое выпустило ряд новых школьных текстов на украинском языке и популярных украинских произведений[95]95
  Краківські вісті. 1942. 2 января. С. 3.


[Закрыть]. Еще более важно, что оно стало издавать газету, которая стояла на две головы выше любой другой украинской, на занятых немцами территориях. «Кракивськи висти» (немцы запретили использование слова «украинские» в названии) была одной из немногих газет, которые не стали партийным органом; она все время служила форумом, на котором были широко представлены разнообразные точки зрения. Кроме того, это была единственная газета такого рода, которая располагала существенными материальными ресурсами и привлекала к себе многих по-настоящему талантливых авторов. Она подвергалась более строгой цензуре, чем украинские газеты в Большой Германии (хотя намного менее строгой, чем была установлена для газет, издававшихся на оккупированных позже территориях далее на восток); тем не менее она оказалась способной отразить значительный диапазон украинской жизни и мысли и стала неоценимым свидетелем событий военных лет.

С точки зрения украинских национальных интересов благоприятная политика немцев в отношении культурной деятельности группы была особенно ценна тем, что позволила восстановить некоторые основы, утраченные при польских репрессиях. Подробное изложение методов, какими украинцы сумели улучшить ситуацию в этой области в течение первых военных лет, заняло бы много места. Достаточно одной статистической выкладки, чтобы показать общий характер достигнутого за эти годы. В 1942/43 учебном году в генерал-губернаторстве было 4173 школы, где преподавали на украинском языке[96]96
  Это относится, конечно, к расширенному генерал-губернаторству, включающему Восточную Галицию. Однако это показательно для расширения масштабов украинской образовательной системы, которая во всех отношениях была более выразительной, чем в областях к западу от Сана и Буга. Более детально о культурных и организационных процессах см.: Roman Il'nyts'kyi. Deutschland und die Ukraine, 1934—1945: Tatsachen europ ischer Ostpolitik, ein Vorbericht, Vol. I (Munich: Osteuropa Institut, 1955). S. 253—258.


[Закрыть], хотя на той же территории до 1939 года их было только 2510 – из которых только 457 были чисто украинскими[97]97
  П. Icaiв, статья об украинских школах в генерал-губернаторстве во время Второй мировой войны, Енціклопедія украинознавства. С. 952; Buell. Poland. P. 279. Остальные школы были «смешанными», отданными, по словам Бьюэлла, польским учителям.


[Закрыть]. Наиболее значительный прогресс имел место в Хелмской области, где осенью 1939 года был отмечен большой приток интеллектуалов, сбежавших от советской власти в Восточной Галиции, которые привнесли новую энергию в культурную жизнь украинского сообщества.[98]98
  Юрій Таркович. Забути землі // Краківські вісті. 1942. 10 мая. C.I.


[Закрыть]

Чтобы завершить картину, нужно, однако, добавить, что методы, использовавшиеся украинцами, чтобы отвоевать у поляков утерянные позиции, не ограничивались культурными процессами. В соответствии с политикой, описанной выше, немцы часто назначали мэрами этнографически смешанных городков лиц из числа украинских элементов, таким образом давая последним решительное преимущество в гражданской администрации. Отдельная полицейская система была также укомплектована благоприятным для украинцев образом, хотя немцы осуществляли плотный контроль за этими формированиями. Тем не менее в многочисленных случаях позиции украинцев в полицейских подразделениях позволяли им притеснять поляков и даже нападать на них.[99]99
  Отчет о работе начальника Ordnungspolizei, 11 ноября 1940 г., Осс Е-2(11), в Yiddish Scientific Institute (далее Осс Е-2 (11)). Это германское официальное лицо докладывало, что вследствие «отсутствия должной подготовки» украинская вспомогательная полиция проявляла предвзятое и даже враждебное отношение к полякам; он привел пример, когда пришлось арестовать двух украинских офицеров за то, что они не стали препятствовать нападению вооруженных украинцев на поляков. Эти его замечания относятся к районам со смешанным населением (особенно к Хелму и области) до того, как возникли широкомасштабные акции насилия, как это описывается в главе 6.


[Закрыть]

В то время как украинские националистические силы укреплялись через создание новой базы в генерал-губернаторстве, ОУН серьезно ослаблялась лютым внутренним конфликтом. Фундаментальные причины этого конфликта были исследованы в предшествующих главах. Его каталитическим элементом стало освобождение из польских тюрем наиболее активных лидеров более молодого поколения.

В Кракове, где оказалось большинство таких людей, они вошли в контакт с теми своими товарищами, с которыми вместе боролись и страдали до тюрьмы, и таким образом сложилась новая группировка. Номинальным лидером был Владимир Лопатинский, который был официальным лидером «края» ОУН – то есть организации на украинской этнографической территории в Польше[100]100
  Интервью 24, 75.


[Закрыть]. Вместе с ним прибыли туда и другие молодые люди, которые давно и активно боролись против польских властей, – Иван Гаврусевич, Ярослав Гербовый, Лев Ребет и многие другие. По большей части эти энергичные люди в силу характера своей подпольной работы были ограничены территорией Польши и, следовательно, не были хорошо знакомы с более широкими аспектами деятельности ОУН. Это была крепкая группа мятежников, весьма храбрых и привыкших к полной опасностей жизни, но не имевших навыка в решении теоретических и сложных практических вопросов. Были среди них, однако, два молодых человека, которые незадолго до этого имели возможность понаблюдать вблизи за работой организационного штаба своими глазами. Одним был Дмытро Мырон, которому позже выпадет случай доказать свой талант организатора подполья в Восточной Украине, а вторым – Ярослав Стецко.

Стецко (сын священника) выделялся в группе быстрым умом и способностью обобщать свой опыт в форме политических предписаний. Подобно большинству других, он был приговорен к тюремному заключению во время массовых судов над членами ОУН в 1936 году. Однако его вину не могли доказать в той мере, как вину многих других, и поэтому он был освобожден с началом войны. Принимая активное участие в организационной работе ОУН, он вызывался Мельником в Рим летом 1939 года, чтобы помочь в подготовке II съезда. Роль Стецко в Риме не совсем ясна. Согласно одной версии, он был освобожден от обязанностей по подготовке съезда Сциборским, когда показал свою неспособность удовлетворительно выполнить их[101]101
  Интервью 67.


[Закрыть]; если это правда, то такой щелчок по носу вряд ли, вероятно, увеличил его любовь к своему шефу и мог действительно посеять в нем семя недовольства всем руководством ОУН. Во всяком случае, совершенно ясно, что Проводу не хватило чутья, чтобы обеспечить себе длительную лояльность этого блестящего молодого члена ОУН.

В ретроспективе, по крайней мере, Стецко усомнился в мудрости политики, проводимой старшими. Это была осторожная политика, и особенно неприятным аспектом этой осторожности, по мнению Стецко, была забота о поддержании добрых отношений с Германией, несмотря на неоднократные разочарования, которые эта держава доставляла украинцам. Перед завершением римской встречи Стецко, однако, имел обнадеживающую беседу с Мельником; после чего он временно стал его поддерживать. У Мельника, возможно, были некоторые сомнения, касающиеся правильности позиции возвеличивать себя до руководителя Провода. В приливе молодого энтузиазма Стецко желал – по крайней мере в теории – придания авторитаристской окраски идеологии ОУН. В одной из своих восторженных речей он восхвалял Мельника как великого вождя и героического борца и призвал к непоколебимой верности ему – такой же, какой был удостоен Коновалец, – «вождь умер, да здравствует вождь!».[102]102
  Текст в «Наступе», 13 декабря 1941 г. Эта статья была, конечно, опубликована спустя долгое время после раскола, чтобы дискредитировать сторонников Бандеры. Обсуждение начальной фазы раскола основано прежде всего на интервью (24 и 67) с украинскими лидерами, хорошо знакомыми с представителями обеих сторон противостояния на этой стадии.


[Закрыть]

К началу 1940 года Стецко под воздействием очередного промаха оуновской политики, ориентированной на одобрение немцев, и ощущая нетерпение самых молодых членов своей группы начал выражать недовольство официальными лидерами партии. Его способности сделали его видным членом нарождающейся фракции, но это было объединение не того рода, чтобы искать лидера среди интеллектуалов. Основное, в чем обвиняли эти люди старшее поколение, была робость, недостаток решимости; посему эта мятежная группировка выбрала лидера, который в необычной степени обладал несгибаемой волей и готовностью к отчаянным действиям. Им оказался глава террористической группировки, занимавшейся нападением на польских официальных лиц, Степан Бандера.

К январю 1940 года новая группировка достаточно окрепла, чтобы Бандера и Лопатинский смогли поехать к Мельнику в Рим с рядом требований[103]103
  Степан Бандера. В десяту ріхницю створення Революціонного Проводу ОУН. Сурма (февраль – март 1950). С. 6.


[Закрыть]. Точно не ясно, каковы были эти требования, ибо участники конфликта предлагали разные версии. По словам сторонников Бандеры, ядром их декларации было требование изменить ориентацию политики ОУН так, чтобы она меньше зависела от немцев. В частности, они говорят, что их лидеры требовали, чтобы Мельник перенес штаб организации в нейтральное государство и с новых позиций наладил сотрудничество с западными странами в целях формирования легиона из украинцев, находящихся во Франции, для помощи Финляндии в отражении советского нападения[104]104
  В отличие от проекта легиона по версии УНР, о чем говорилось в предыдущей главе, план ОУН предлагал создание вооруженного формирования, полностью независимого от польских вооруженных формирований в эмиграции.


[Закрыть]. Хотя в этих утверждениях есть что-то правдоподобное, принимая во внимание прошлое и будущее сотрудничество окружения Мельника с немцами, сторонники официального лидера указывают, что и сам Бандера сотрудничал с немцами, когда это было выгодно, и что сторонники Мельника во Франции с рвением работали над созданием упомянутого легиона, хотя сторонники Бандеры утверждают, будто именно они предложили эту идею.[105]105
  Интервью 52.


[Закрыть]

Несмотря на то что формулировки многих требований, представленных Бандерой и Лопатинским, оспариваются, в целом выражается согласие, что самая четкая из них касалась изменений в составе Провода. Лидеры «края» требовали смещения Барановского[106]106
  Об обвинениях в адрес Барановского см. ОУН у війні. Информационный отдел ОУН(УНР). 1946. Апрель. С. 37; интервью 75.


[Закрыть], Сеныка и Сциборского. Из-за влияния двух последних лидеров согласие с этим требованием означало бы настоящую революцию в руководстве ОУН, тем более что Бандера и его товарищ требовали, чтобы те были заменены представителями более молодой группировки. Данный пункт спора очень важен, но причины, представленные двумя эмиссарами, показательны для психологии молодых мятежников.

Обвинение против Сеныка возвращает нас к самым ранним стадиям разногласий между двумя поколениями в националистической организации. Когда Бандера, Стецко и другие галицкие террористы были арестованы за нападения правительственных чиновников польской национальности, была представлена масса письменных свидетельств, подтверждающих их участие в заговорщической деятельности, которые сделали их защиту безнадежной в условиях Польши. Эти материалы были получены поляками от чешских властей, которые, в свою очередь, получили их неизвестно откуда. Точно, однако, то, что Сенык, как административный помощник Коновальца, был тем, кто первоначально готовил документы. В группировке «края» это событие вызвало возмущение, там приписывали происшествие небрежности Сеныка в работе с важными документами и неумении хранить их должным образом. Были ли они правы в своих суждениях, трудно определить, но легко можно представить себе, как такое чувство могло перейти в ненависть за время тяжелых лет пребывания в тюрьме. Обвинение, однако, более существенно указывает на трудное положение тех, кто пытается из-за рубежа направлять фанатическое подпольное движение в стране, где оно должно существовать и нести жертвы. Это также резко подчеркивает основу напряженных отношений между человеком действия, революционного порыва, и администратором, на которого никогда не смотрят как на человека, несущего свою долю груза.

Обвинение против Сциборского еще более обличительно. За несколько лет до этого, когда тот был редактором органа ОУН в Париже «Украинське слово», в редакцию газеты пришел коммунистический агент, который пытался убедить его предать национальное дело. Вместо того чтобы выкинуть этого человека вон, Сциборский, как рассказывают, завел с ним идеологическую дискуссию. Группировка Бандеры теперь утверждала, что Сциборский не сумел быстро среагировать, потому что он всерьез рассматривал предложение коммуниста, и подкрепила обвинение заявлением, что нахождение сестры Сциборского в Киеве позволяет советской сети держать его на поводке. Если учесть энергию Сциборского в борьбе с коммунизмом и до и после инцидента, это обвинение кажется безосновательным. Акцент на его виновности в том, что он вступил в дискуссию с коммунистом, с другой стороны, весьма показателен. Уже говорилось, Сциборский был прирожденным теоретиком, человеком, который поставил словесный дар на службу движению. Как ни парадоксально, его собственная теория делала основной акцент на воле, необходимости действия и примате народного духа (Volkgeist). Тот факт, что его наиболее экстремистски настроенные ученики, воспитанные в духе неприятия рационализма, вначале бросали тень на его репутацию, а затем стали ему смертельными врагами, можно назвать поэтическим воздаянием.[107]107
  Предыдущая дискуссия о причинах раскола строилась прежде всего на интервью (особенно 24, 52, 67, 75-м) с некоторыми из главных действующих лиц и их главными приверженцами. Опубликованные источники, содержащие противоречивые сведения, включают в себя статьи Бандеры в «Сурме» и «ОУН у вийни». С. 34—35; в них представлены противоположные точки зрения. Несколько более беспристрастен (хотя склоняется ближе к позиции Мельника) Васыль Рудко (Р. Лисовий). Розлам в ОУН//Украинськи висти. 1949. 23 мая. С. 3; и 1949. 27 октября. С. 3. Рудко не придает слишком большого значения внешним причинам раскола и справедливо подчеркивает, что главным источником конфликта являлась разница в темпераментах и опыте прошлого между представителями двух поколений. Ильницкий настаивает, что истинной причиной раскола было желание более молодой группы перестать равняться на Германию и искать поддержки западных союзников (с. 266). Ильницкий публикует заявление под названием «Требования Степана Бандеры к Андрею Мельнику, 1940 год» (с. 363—367) с последующем «отчетом» Бандеры об ответе Мельника. Ввиду отсутствия точной даты я подозреваю, что все это основано скорее на субъективных воспоминаниях Бандеры, чем на документах того времени. Ильницкий признает (с. 271), что не существует современных опубликованных материалов в поддержку его позиции, и это представляется мне (как и многое в позиции Ильницкого) в высшей степени предвзятым.


[Закрыть]

Независимо от того, имело ли место обсуждение каких-либо еще предложений «края», не подлежит сомнению, что Мельник твердо отверг требование о смещении своих коллег. Его недоброжелатели утверждают, что такие действия свидетельствуют об отсутствии гибкости или даже о надменном отношения к более молодым членам организации. Его поклонники придерживаются той точки зрения, что это – убедительное доказательство его верности принципам, верности своим преданным товарищам. Какое бы из этих суждений ни было правильным, отсутствие согласия скоро привело к открытому конфликту. Бандера и Лопатинский вернулись домой, и 10 февраля на тайной сходке молодых галицких лидеров в Кракове Бандера был назначен главой нового, «революционного», Провода.[108]108
  Бандера в «Сурме». С. 4.


[Закрыть]

Большая часть времени оставшегося 1940 года была отдана острой борьбе противостоящих фракций, направленной на укрепление позиций и перетягивание на свою сторону неопределившихся элементов. Вначале борьба велась довольно сдержанно с обеих сторон. Еще оставалась возможность уладить разногласия[109]109
  Український вісник. 1941. 19 октября. С. 2; Богдан Михайлюк. Бунт Бандери, 1950. С. 52 и следующие.


[Закрыть]. Антагонизм между конкурирующими фракциями усилился тем не менее из-за попыток группы «край» перетянуть на свою сторону некоторых из старших членов организации. Последние (за редкими исключениями) понимали, что пытаться сформировать свой контрдиректорат было верхом самонадеянности со стороны этих молодых людей. Более того, они утверждали, что стремление бандеровцев заручиться их поддержкой доходит до подталкивания к прямому предательству товарищей, и расценивали подобные предложения как бесчестные и наглые[110]110
  ОУН у війні. С. 37.


[Закрыть]. Со своей стороны представители молодого поколения считали, что пытаются свергнуть негибкое и своевольное руководство, чтобы реализовать впоследствии истинные задачи организации. Поэтому их расстраивало, что старшие презрительно отклоняют все предложения.

Обострение достигло предела после серии переворотов и контрпереворотов в разгар лета. Молодые сторонники Бандеры заняли штаб украинского Центрального комитета в Кракове. Административные должностные лица, большинство из которых не были связаны с ОУН, расценили эти действия скорее с раздражением, чем с прямой враждебностью, но когда возвратился полковник Сушко, он быстро изгнал захватчиков[111]111
  Интервью 9.


[Закрыть]. Затем, в августе, он повел маленькую группу своих сторонников, набранных, вероятно, во вспомогательных полицейских формированиях, с которыми он активно сотрудничал, в набег на бандеровский штаб в Кракове, который закончился уничтожением их тайного печатного органа и захватом множества документов[112]112
  ОУН у війні. С. 33; Зиновій Матла. Південна похідна група Munich: Tsitsero, 1952. С. 52.


[Закрыть]. К тому времени все переговоры о воссоединении были прерваны, и к ноябрю конфликт перешел в открытую бойню на улицах Кракова. Как отмечалось выше, нацистские круги вообще презирали ОУН и особенно не доверяли Сушко. Офицеры военной разведки (абвера), с другой стороны, убеждали фракцию Банд еры урегулировать свой конфликт с фракцией Мельника, поскольку они хотели избежать дальнейшего раскола в среде украинских политических группировок.[113]113
  Наступ. 1940. 16 ноября; Українська дійсність. 1940. 1 декабря. С. 1.


[Закрыть]

В самой Большой Германии всех украинцев, за исключением сторонников прогетманской «Громады» (главным образом восточные украинцы), предполагалось объединить в составе УНО (Украінське національне об'єднання), полуофициально признанного германскими властями. Внепартийная организация, УНО, однако, расценивала национализм как ведущую идеологию и действовала как социальный придаток ОУН[114]114
  Український вісник. 1941. 10 сентября. С. 2; и 1943. 10 января. С. 3.


[Закрыть]. Глава, полковник Тымош Омельченко, был твердым сторонником «законного» Провода ОУН Мельника. После того как более молодое поколение подалось к Бандере, Омельченко и его помощники приказали, чтобы все члены УНО докладывали о попытках «раскольнической деятельности» и в конечном счете очистили организацию от активных сторонников Бандеры[115]115
  См. ОССЕ-4(5).


[Закрыть]. В июне 1941 года Омельченко присоединился к Кубийовичу в попытке убедить германские власти поддержать идею независимой Украины – в рамках расширенных географических границ и под руководством Мельника, «который теперь, несомненно, пользуется наибольшим авторитетом среди украинцев… как единственный человек, которому можно доверить управление украинской нацией».[116]116
  Memorandum from Omel'chenko and Kubiiovych, Aussenpolitisches Amt der NSDAP, Reichsleitung, Iune 10, 1941.


[Закрыть]

Позиция лидеров УНО была важна, поскольку эта организация становилась сильнее из-за серьезного притока украинцев из областей, оккупированных Венгрией и СССР. Если в 1937 году УНО состояла из нескольких десятков человек, то в 1938-м в нее влилось почти четыре сотни, в 1939-м – приблизительно 2000 и почти 11 000 – в 1940 году[117]117
  Український вісник. 1943. 10 января. С. 8.


[Закрыть]. Поскольку украинские иммигранты состояли в значительной степени из фабричных и сельскохозяйственных рабочих, отделения были сформированы в многочисленных городах собственно Германии, на территории протектората и районов, недавно аннексированных у Польши[118]118
  То есть в Позене (Познани) и Западной Пруссии; в генерал-губернаторстве УНО не существовало.


[Закрыть]. Но поскольку руководство было не способно управлять УНО, сторонники Бандеры быстро насадили в этих местах свои собственные ячейки. Таким образом, в 1941 году существовали параллельные и противоборствующие центры украинской жизни во многих городах и индустриальных центрах Большой Германии.[119]119
  Это проявилось несколько позже, когда сторонники Бандеры смогли организовать многочисленные петиции от украинцев, работающих в Германии, с просьбой освободить Бандеру из заключения, см. Осc Е-4 (9), in Yiddish Scientific Institute (далее как Осc Е-4 (9)), и с осуждением «подрывной деятельности» среди украинских рабочих в Германии в издании «Український вісник», ЗО марта 1941 г., с. 1.


[Закрыть]

Пытаясь поставить под контроль националистическое движение, обе стороны затеяли споры, а также прибегли к организационному давлению. Многое происходило на «устном» уровне, особенно со стороны группы «край», которая, в сравнении с мельниковцами, не обладала ни физической базой, ни опытными полемистами, необходимыми для соревнования в прессе. Представители этой группы напирали на колебания и неудачи старшего Провода, доказывали, что те находятся в зависимости от иностранцев, и утверждали, что новое поколение лидеров хочет возвратиться к чисто военной организации наподобие УВО, оставляя политические и идеологические вопросы легальным партиям типа УНДО[120]120
  Бандера в «Сурме». С. 2. Существенно, что те же аргументы приводятся в подпольной публикации апреля 1942 года (Бюллетень. № 4. С. 5—7).


[Закрыть]. Существенным, однако, как выше указывалось, было обращение бунтарей к молодежи, ее воле, действию.

За контраргументами, предлагавшимися мельниковцами, легче проследить, потому что они излагались в открытых периодических изданиях, хотя и в несколько завуалированной форме. Часть контраргументации поставлялась теми, кто не состоял в ОУН, особенно церковными иерархами. Епископ Иван Бучко, который считался близким сторонником Шептицкого и который позднее стал главой всей Украинской католической церкви, вовсю расхваливал Мельника. Епископ был в то время в Америке с пастырским посещением украинских иммигрантов; в одном из своих интервью в Нью-Йорке он, как сообщали, заявил, что украинские националисты представляют цвет нации, обладают выдающейся личностью в лице Мельника как лидера[121]121
  Наступ. 1940. 19 октября. С. 3.


[Закрыть]. Как выше отмечалось, монсиньор Волышин тоже ставил Мельника выше других националистических лидеров. Сомнительно, однако, что такие заявления, несмотря на авторитет их авторов, способствовали укреплению позиций Мельника ввиду явного антиклерикализма молодежных кругов.[122]122
  Другие влиятельные элементы поддерживали Мельника или, по крайней мере, осуждали тактику бандеровцев. В добавление к меморандуму Омельченко и Кубийовича, представленного немцам, последний поддерживал Мельника более косвенно – например, в статье, осуждающей политическую опрометчивость и склонность к насилию со стороны молодежи (Український вісник. 1941. 30 марта. С. 1). Позже (Там же. 1941. 10 апреля) несколько профессоров призывали украинскую молодежь высших учебных заведений на территории Большой Германии поставить национальное единство выше партийных интересов.


[Закрыть]

В аргументации мельниковцев основной упор делался, однако, на обязанность членов такой авторитарной организации, как ОУН, соблюдать субординацию в отношениях с руководством. Как уже отмечалось, характер Мельника и его взгляды не способствовали этому. Тем не менее партийные органы воздавали все больше хвалы лидеру, и все чаще разгорались теоретические дискуссии о природе его позиции[123]123
  Например, 14 декабря 1940 года «Наступ» посвятил Мельнику всю первую полосу по случаю его дня рождения; 23 декабря ему снова была посвящена вся первая полоса.


[Закрыть]. Главной проблемой для любой авторитарной организации является установление легитимности ее лидера. Если сомнения в лидерстве нельзя подавить силой, нужно обратиться за благословением к фигуре из прошлого, которой поклоняются все. Поэтому непрестанно повторялось, что Коновалец назначил Мельника своим преемником и что Мельник созвал римский съезд во исполнение долгосрочных указаний убитого лидера[124]124
  Наступ. 1940. 5 октября. С. 1.


[Закрыть]. Подвергались резкому осуждению «называющие себя националистами», но «впадающие в либерально-демократические грехи» личного неподчинения руководству и партийных интриг[125]125
  Там же. 1940. 12 октября. С. 1.


[Закрыть]. Несколько позже, подчеркивая воинский долг членов ОУН соблюдать дисциплину, один из представителей «законной» группы заявил, что исключение из организации означает «моральную смерть».[126]126
  Там же. 1941. 24 мая. С. 4.


[Закрыть]

Однако оставалась еще одна область, в которой развертывалась борьба за власть. Отмечалось, что почти все влиятельные старые члены организации отвергли предложения бандеровской группировки к союзу. Было одно исключение – Ярый. У этого натурализовавшегося украинца одно время были разногласия с Мельником по поводу, как говорят, финансовой отчетности, а также разногласия, вызванные его стремлением высвободиться из-под контроля Мельника в переговорах с немцами[127]127
  Интервью 67.


[Закрыть]. В появлении нового центра Ярый, очевидно, увидел возможность уйти от подчинения тем, кого считал эмигрантским сборищем, безнадежно сбившимся с пути к реальной цели.

Он полностью порвал со старым Проводом и перевел свои ценные контакты на «край», в молодой энергии которого увидел единственную надежду на развитие сил освобождения[128]128
  Согласно письму, которое Ярый написал мне (датировано Пасхой 1953 года).


[Закрыть]. Но, поступив так, он восстановил многих против нового движения, поскольку казалось странным, что только иностранец присоединился к бандеровской группировке. Почти с самого начала это обстоятельство способствовало появлению подозрений, что именно внешние силы – Советский Союз, а также Германия – инспирировали бунт, чтобы ослабить националистическое движение[129]129
  Український вісник. 1940. 10 сентября. С. 2.


[Закрыть]. Был ли Ярый простым орудием абвера или старался использовать немцев, чтобы достичь целей националистов, сказать трудно; но представляется почти точным, что слухи о его связях с коммунистами беспочвенны.

Такие подозрения, однако, не помешали краевой группе продолжать формирование своей организации. Как будет показано далее, сильная нелегальная сеть сохранялась и в оккупированной Советским Союзом Галиции, руководил ею взбунтовавшийся Провод. В генерал-губернаторстве был отмечен также значительный прогресс. В марте 1941 года в Кракове была созвана генеральная конференция ОУН-Б(андеровцев) – в противовес римской – «Второй съезд ОУН»[130]130
  Микола Лебедь. УПА: Українська Повстанська Армія (Пресове бюро УГВР – Українська головна визвольна рада, 1946). С. 14; Петро Мірчук. Акт відновлення українськой державності. ЗО червня 1941 року (Нью-Йорк, Головна управа організації оборони чотирьох свобід України, 1952). С 17.


[Закрыть]. К этому времени значительная часть молодого поколения националистов включилась в новое движение, и уже начали появляться его ответвления. С одной стороны, «активисты» – Бандера и его первый помощник Стецко – полностью сохраняли контроль над организационной структурой. Им всеми силами помогал Мыкола Лебедь, один из первых краевых лидеров, который был теперь утвержден третьим в команде. Лебедь взялся за организацию службы безпеки (СБ) – службы безопасности. ОУН-Б было необходимо иметь свою тайную полицию подобно всем организациям, будь они в подполье или при власти, которые требуют монолитного подчинения лидеру и не щепетильны в выборе средств. В Лебеде – маленьком, спокойном, но решительном и жестком – СБ нашла довольно квалифицированного руководителя, впоследствии снискавшего – себе и возглавляемой им организации – дурную славу благодаря своей жестокости.

Очевидно, несколько поодаль от ведущей группы стояло множество молодых людей, которых в организации прежде всего привлекала военная сторона. Они еще не пользовались влиянием, но их наиболее типичному представителю, Роману Шухевичу, предстояло позже быстро пойти вверх. Еще дальше от руководящего ядра стояла группа, чьи цели включали в себя и социальные, как и национальные, аспекты желанной революции. Их лидером был Иван Митрынга, сын галицкого крестьянина, который был назначен Коновальцем специальным «референтом» по социальным вопросам. Он и его коллеги были слишком неприметны, чтобы обеспечить себе место у руля организации, но есть мнение, что они все же имели влияние на формирование платформы организации. Их программа, повторяя «волюнтаристские» элементы – упор на волю, действие, дисциплину, презрение к здравому рассудку и «националистическому» элементу верховенства нации (согласно декалогу движения, его члены, как было сказано, должны были ставить интересы украинской нации превыше всего), – давала некоторое место размышлениям о социальных вопросах. В то время как коммунистическая система отвергалась, осуждался и либеральный капитализм, а некий слабо очерченный социализм приветствовался.[131]131
  Борис Левіцький. Историчне значення розламу в ОУН // Вперед, № 2(11) 1950. С. 5—6. Дискуссия по поводу тенденций и лиц в недавно сформированной ОУН-Б основана прежде всего на интервью (24, 31, 75, 76) с несколькими из его наиболее активных членов. Соратники Лебедя, однако, отрицают, что он играл главную роль в СБ. Но см. Ярослав Стецко, ЗО червня 1941: Проголошення відновлення державности України (Toronto: League for the Liberation of Ukraine, 1967); там Лебедь внесен в число создателей (с. 184) СБ.


[Закрыть]

В то время как самую сильную украинскую партию разрывал фракционный конфликт, ее члены, наряду с членами менее авторитарных группировок, пытались поддерживать остатки независимой жизни в областях, полученных Советским Союзом. Галиция, реальная база организованного украинского национализма, перешла под коммунистический контроль в сентябре 1939 года. Поначалу лидеры легальных партий, похоже, не понимали всей значимости этой перемены. Большинство из них выросло при относительно толерантном австрийском режиме и даже под властью Польши было способно занимать позицию напряженного сотрудничества с властями. Значительное число чувствовало или по крайней мере надеялось, что подобное возможно и при советском режиме. Следует подчеркнуть, что эти люди были решительными антикоммунистами; большинство из них боролось с коммунизмом, когда он представлял собой весомую силу в Галиции двадцатых годов. Но коммунисты того времени, делавшие ставку на украинский национализм и не имевшие еще законченной тоталитарной доктрины, представляли собой совершенно иного противника, чем та коммунистическая партия, которая правила Советским государством в 1939 году.

22 сентября, когда советские войска подходили ко Львову, восьмидесятилетний Константин Левицкий, когда-то руководитель западноукраинской республики, начал формирование украинского непартийного комитета для ведения дел с оккупантами. С помощью доктора Степана Барана, видного лидера УНДО, из описаний событий которого можно узнать подробности этого эпизода украинской истории, удалось собрать приблизительно двадцать местных лидеров. Группа выбрала делегацию из семи человек для установления контактов с Красной армией. За два дня до этого они смогли получить аудиенцию у генерала Иванова, советского командующего, который вежливо принял их, но препроводил к некоему Мищенко, «директору по гражданским делам Западного фронта»[132]132
  В то время в Коммунистической партии Украины было по крайней мере три высокопоставленных должностных лица с такой фамилией. Наиболее ценная работа о советском правлении в Западной Украине в 1939—1941 годах – весьма обширное собрание свидетельств очевидцев, собранное во время немецкой оккупации Миленой Рудницкой: Мілена Рудницька. Західна Україна під большевіками (Нью-Йорк: Наукове товариство ім. Шевченка в Америці, 1958).


[Закрыть]. Тот произнес несколько добрых слов на хорошем украинском; он обещал, что не будет никаких преследований, и все имевшее место до советской оккупации будет предано забвению. Эмиссары, особенно интересовавшиеся гарантиями безопасности культурного общества «Просвита» и грекокатолической церкви, были направлены Мищенко к специальным лицам, в ведении которых находились эти вопросы.

Пожилой Левицкий вернулся домой с ощущением, что миссия по налаживанию связей с новым оккупантом удалась. Но его более осторожный помощник, доктор Баран, в качестве директора самой крупной украинской газеты «Дило» направился к издателю газеты «Новый час» Зенону Пеленскому, чтобы обсудить с ним и А.Т. Чеканюком, главой нового учреждения по делам печати, вопросы, связанные с продолжением украинской журналистской деятельности[133]133
  Чеканюк, специалист по политической журналистике, был редактором главной киевской газеты «Комуніст», в 1940 году он стал кандидатом в члены Центрального комитета Коммунистической партии Украины.


[Закрыть]. И тут стало ясно, что на самом деле означает советское вторжение. Чеканюк уже был включен в редакцию «Дила» и, очевидно, хорошо ознакомился с позицией и прошлым своих просителей. Он сообщил им о приехавшем коллективе из двадцати советских журналистов, которые начали подготовку к выходу преемницы «Дила» – коммунистической «Вильна Украина», и недвусмысленно дал понять своим «гостям», что их талантам может быть найдено применение, если направить их в правильное русло, руководство же прессой остается полностью в руках коммунистов.[134]134
  Информация, изложенная в предшествующих абзацах, основана главным образом на статье Степана Барана «Зустріч з большевиками» в «Краківські вісті», 12 апреля 1942 г. и 14 апреля 1942 г., подтверждена во всех существенных аспектах в интервью 41, 78.


[Закрыть]

В течение недели несколько ведущих фигур местной украинской общины, включая Константина Левицкого и секретаря представительского комитета Ивана Нымчука, были арестованы. Какое-то время, однако, членов делегации, посетившей советский штаб, не трогали, и несколько человек сумели убежать на оккупированную немцами территорию[135]135
  Баран. Зустрич // Краківські вісті. 1942. 12 апреля. С. 2.


[Закрыть]. Лидеры УНДО также были арестованы; доктор Дмытро Левицкий, глава партии и украинской делегации в Польском сейме, – 28 сентября, в это же время арестовали и его наиболее видных коллег. Арестованных лидеров направили в Москву, – как считают, в печально известную тюрьму на Лубянке, – и ни о ком из них, за редким исключением, с тех пор никто не слышал[136]136
  Краківські вісті. 1942. 22 марта. Похоже, отдельные участники борьбы за независимость Украины одновременно были арестованы или казнены (Краківські вісті. 1941. 3 августа. С.2).


[Закрыть]. Коммунисты, избавившись от основных националистических политических деятелей, приступили к созданию собственной политической организации в Галиции и на Волыни. Даже официальная советская версия гласит, что сформировать «народное одобрение» по поводу присоединения оккупированных земель к Советскому Союзу удалось в минимальные сроки. «Украинский национальный конгресс» (так автор именует то, что по-украински называлось «Народни Зборі Західной України». – Примеч. пер), «избранный» сразу после советского вторжения, собрался 26 октября; 1 ноября председатель пленарного комитета М.И. Панчишин направил просьбу о вхождении в Украинскую Советскую Республику; 15 ноября Верховная рада (Верховный совет) одобрила просьбу, и таким образом восток и запад Украины «соединились».[137]137
  С.М. Белоусов и О.П. Оглоблин. Західна Україна (Київ: Академія Наук УРСР, Інститут історії України, 1940). С. 108 и далее. Панчишин был, очевидно, выбран советскими властями скорее потому, что он был уважаемым львовским врачом, а не из-за того, что являлся сторонником коммунистов. См.: К. Паньківський. Від держави до комітету (Нью-Йорк: Жіття и мислі, 1957). С. 23.


[Закрыть]

Несмотря на полную замену независимой печати и политических организаций коммунистическими учреждениями, в первые месяцы были предприняты значительные усилия, направленные на привлечение народной поддержки новому режиму. Возможно, одной из причин этой попытки было желание повлиять на умы украинцев за пределами увеличившейся Советской Украины, особенно в генерал-губернаторстве. В протоколе к соглашению о германо-советской границе и договору о дружбе от 28 сентября 1939 года, который определил границу между частями Польши, аннексированными двумя тоталитарными державами, предусматривалось, что правительство СССР не будет ставить никаких препятствий миграции этнических немцев из Восточной Польши в Германию. Это обеспечило нацистам право «возвратить домой» десятки тысяч германоговорящих жителей Волыни. В ответ Германия подтверждала равное право белорусов и украинцев выезжать в Советский Союз[138]138
  Germany, Auswärtiges Amt, Nazi-Soviet Relations, 1939—1941, Documents from the Archives of the German Foreign Offise, eds/ Raymond James Sontag and Lames Stuart Beddie (Washington: Department of State, 1948). P. 104—105.


[Закрыть]. В соответствии с дальнейшими условиями протокола, советской комиссии по «репатриации» позволялось посещать в начале 1940 года область, где жили лемки[139]139
  Krakauer Zeitung, 1940. 18—19 февраля. С. 6, сообщает о выезде одной тысячи украинцев из этого региона после посещения его советскими специальными представителями.


[Закрыть]; однако к концу июня ей удалось побудить только три с половиной тысячи украинцев пересечь границу в сторону Советского Союза.[140]140
  Наступ. 1940. 29 июня. С. 2—3. В статье, весьма враждебной к советскому режиму, ввиду демонстративно сердечных отношений СССР с Германией в то время утверждалось, что «усиленная пропаганда» со стороны советских представителей, которой помогала «пророссийская интеллигенция», но которой противостояли «здоровые украинские элементы», закончилась скудной миграцией, указанной выше. Либо это один из не столь уж редких примеров возможностей Праги публиковать материалы, не соответствующие курсу германской политики, либо кто-то во власти дал сигнал к развертыванию антисоветской кампании уже на столь раннем этапе. В последнем случае это могло быть тонко спланированным ответным ударом в подспудном конфликте по поводу советских претензий на Буковину. С другой стороны, еще в марте Krakauer Zeitung напечатала сообщение одного немца о посещении деревень в районе проживания лемков. Он хвалил молодых украинцев, отмечая, что на них была одежда национальных синих и желтых цветов и что его приветствовали возгласами «Хайль Гитлер» и «Слава Украине» (Krakauer Zeitung. 1940. 7 марта. С. 5).


[Закрыть]

Кампания по приобретению друзей в Галиции и на Волыни имела отчасти отрицательные последствия (очевидно, с точки зрения националистов. – Примеч. пер); избегалось применять меры, которые могли бы разжечь антисоветские настроения. Деятельность церкви не была полностью подавлена. Хотя церковь и подвергалась резкой критике[141]141
  См.: Ф. Ястребов. Уніатське духовенство на службі у польского панства// Комуніст. 1939. 9 октября. С. 2.


[Закрыть], ее недвижимое имущество было передано государству, а религиозные ордена распущены[142]142
  Die Tragödie der ukrainisch-katholischen Kirche Ukraine in Vergangenheit und Gegenwart. 1952. Январь. С. 14.


[Закрыть]. Советские власти ослабили влияние духовенства на молодежь, ликвидировав систему католических школ и заставляя детей вступать в коммунистические организации[143]143
  Краківські вісті. 1942. 18 марта. С. 4; Степан Баран. Митрополит Андрей Шептицький. Мюнхен: Вернигора Українське видавниче товариство, 1947. С. 112.


[Закрыть]. Однако митрополит Шептицкий был уважаемой фигурой[144]144
  Там же.


[Закрыть]. Интеллигенции, не занимавшей видных мест в политике, предоставлялось заниматься своими делами, хотя представителям некоторых профессий, например юристам, пришлось сменить род деятельности[145]145
  Интервью 36.


[Закрыть]. Положительной стороной было то, что украинский язык получил гораздо большее распространение, чем при поляках. В частности, Львовский университет был формально украинизирован и по языку преподавания, и по штату сотрудников, хотя к сопротивлению оставшихся польских профессоров против чтения лекций на украинском языке власти относились снисходительно[146]146
  Официальную советскую версию см.: М. Марченко (новый ректор Львовского университета). Львівський університет на нових шляхах//Комуніст. 1939. 16 декабря. С. 2. Но польские коммунисты (включая Владислава Гомулку) продолжали активную пропаганду во Львове. Павло Калениченко. Польска прогресивна эміграція в СРСР в роки Другой Світовой війни. Киев: «Видавниство Академії Наук Українськой PCR 1957. С. 28.


[Закрыть]. Студенты вузов Восточной Украины ездили на экскурсии в Западную Украину, а львовские студенты с поощрения коммунистов – в Киев[147]147
  Интервью 51; Краківські вісті, 1943. 17 сентября, о поездке приблизительно сорока студентов львовского ветеринарного училища в Киев весной 1940 года.


[Закрыть]. Другие элементы галицкого населения – преподаватели, врачи, артисты – ездили в Киев, чтобы участвовать в украинских культурных мероприятиях.[148]148
  Артур В. Юст. Krakauer Zeitung. 1941. 12 августа. С. 5.


[Закрыть]