Текст книги "Танцующая с лошадьми"
Автор книги: Джоджо Мойес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 11
Познакомьте его со всеми видами и со всеми шумами. Когда жеребенок пугается от какого-то вида или шума, его следует учить, не журя, но успокаивая, объясняя, что бояться нечего.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Очевидно, идея насчет Кента была нелепой изначально.
– Нет! – Сара наотрез отказалась перевозить лошадь. – Он должен быть здесь, где я могу за ним присматривать.
– На ферме Хоув он будет в полной безопасности. У миссис Картер большой опыт ухода за лошадьми.
– Она не знает его. Вокруг него будут люди, которых он не знает.
– Думаю, миссис Картер знает о лошадях даже больше тебя.
– Да, но она не знает его.
Странно, подумала Наташа: девочка, которая столько дней почти всегда молчала, теперь говорила на повышенных тонах.
– Сара, у тебя нет времени, чтобы все делать самой. Ты прекрасно это знаешь. Если хочешь, чтобы мы были на твоей стороне и не сообщили в органы опеки, ты должна согласиться, что нам надо найти другой способ заботиться о нем, пока твой Папá болеет. На ферме Хоув за ним станут ухаживать всю неделю. Мы будем приезжать на выходные, и ты сможешь проводить с ним целые дни.
– Нет. – Сара скрестила руки на груди и стиснула зубы. – Я не оставлю его в незнакомом месте.
– Ты с ним познакомишься. И потом, это временная мера. На ферме условия лучше, чем те, в которых он содержится сейчас.
– Он счастлив там, – с раздражением ответила Сара и бросила на Наташу гневный взгляд. – Вы ничего о нем не знаете. На Спеапенни-лейн он живет счастливо.
– Но так ничего не получается. – Наташа с трудом сдерживалась. – Пока твой дедушка не вернется, нам самим не справиться. Тебе не справиться.
– Вы не отнимете его у меня.
– Сара, не драматизируй. Никто не собирается отнимать его у тебя.
– Представь, что это для него каникулы. – Мак распластался на диване и ел яблоко. Наташе приходилось напоминать себе, что это был и его дом тоже. – Может весь день носиться по лугам – или что там еще делают лошади. Лучше, чем торчать взаперти под железнодорожным мостом.
От внимательного глаза юриста не ускользнуло, что слова Мака на девочку произвели впечатление. На мгновение показалось, что Сара сдалась.
– Не думаю, что он проводит много времени, бегая по лугам, так? – Мак бросил огрызок в мусорную корзину.
Тот попал точно в цель, глухо стукнувшись о металл.
– Иногда я разрешаю ему побегать на длинной веревке, – сказала Сара, оправдываясь.
– Но это ведь не идет ни в какое сравнение со свободой, когда он может скакать куда захочет?
– Но он никогда не был в фургоне для перевозки лошадей.
– Значит, научится.
– И он…
– На самом деле, Сара, не хочу ссылаться на закон, но это не обсуждается, – строго сказала Наташа. – У тебя нет времени ухаживать за ним и учиться. Мы с Маком ничего не знаем о лошадях и не можем помочь тебе. Мы будем рады оплатить его содержание на ферме Хоув, а когда твой дедушка поправится и вернется домой, оплатим перевоз лошади обратно, и вы заживете своей привычной жизнью. А сейчас, простите, мне нужно работать.
Выходя из комнаты, она замешкалась. Когда она упомянула дедушку Сары, у Мака сделалось растерянное лицо, будто он знал о чем-то и молчал. И долго еще Наташа чувствовала испепеляющий взгляд Сары у себя на спине.
Переезд обернулся катастрофой. Они наняли профессиональную фирму из Ньюмаркета для транспортировки Бо, как Сара его называла, в субботу. Потом Мак рассказал Наташе, что огромный грузовик с трудом втиснулся в узкую Спеапенни-лейн. Кроме того, водителя привел в замешательство адрес конюшни. Замешательство только усилилось, когда он увидел двор.
– Он привык иметь дело со скаковыми лошадьми, – сказал Мак. – Шикарными конюшнями.
– Не удивляюсь, учитывая цену, которую они заломили, – резко заметила Наташа.
Конь, уже почуявший неладное, отказывался входить в грузовик. Сара просила и умоляла его, орала, чтобы все отошли назад, несколько раз пыталась направить его по пандусу в обитый плюшем фургон. Но Бо упирался, пятился, от страха несколько раз вставал на дыбы, распугивая небольшую группу прохожих, собравшихся посмотреть. Мак сказал, что чем дольше это будет продолжаться, тем больше соберется зевак. А лошадь все больше нервничала, обливалась потом и закатывала глаза, становясь неуправляемой. Мимо проносились мальчишки на скутерах, застрявшие из-за фургона водители нетерпеливо жали на клаксоны. Ковбой Джон стоял у ворот и курил. Он, сдвинув шляпу назад, качал головой, словно все происходящее вызывало в нем неодобрение.
Дважды Сара кричала зевакам, чтобы они шли по домам и оставили их в покое. Наконец водитель и помощник сказали ей, что у них нет больше времени все это терпеть, и, применив силу, с помощью длинной сети затащили лошадь в фургон. Даже когда тот медленно тронулся в сторону главной улицы, было слышно ржание и стук копыт о борта фургона.
Саре не разрешили ехать с ним вместе. («Страховка, старина. Извини».) Когда Мак уговорил ее, бледную, сесть в машину, заметил, что у нее руки в крови.
Всю дорогу она отказывалась с ним говорить.
Все это Мак рассказал Наташе по мобильному телефону во время короткой остановки на шоссе. Она уехала на своей машине раньше, чтобы прибраться в коттедже. По крайней мере, она так им сказала. На самом деле надо было избавиться от следов пребывания Конора и, что еще важнее, подготовить себя к вторжению в единственное оставшееся место в ее жизни, которое принадлежало только ей.
В коттедже имелось только две спальни. Сара займет гостевую, а Мак будет спать на диване. От одной мысли, что они появятся здесь, Наташа чувствовала себя в ловушке, окруженной врагами. Она боялась, что и этот дом теперь тоже будет отравлен ее неудавшимся браком; это было место, свободное от него, от воспоминаний, а теперь в нем поселится ненужное эхо. Как она вообще оказалась в таком положении? Как принесла в жертву свою независимость, душевный покой и возможное будущее с другим мужчиной? Конор на работе подчеркнуто избегал ее, ссылался на занятость, если по ошибке брал трубку, когда она звонила. Утром она отправила ему сообщение, выведенная из себя его холодностью.
Если твоя жена причинила тебе боль, это не значит, что я сделана из того же теста.
Здравый смысл не успел остановить ее, прежде чем она отправила послание.
Конор, я этого не заслужила.
Захлопнув крышку телефона, Наташа сидела на пустой кухне и ждала ответа, хотя не надеялась его получить. Ответа не последовало, и ей стало еще хуже.
Наташа вышла в сад. Волоски на руках встали дыбом – скоро зима. В последний раз она подстригала газон две недели назад, но на холоде трава росла медленно, и газон выглядел ровным и зеленым. Она собрала листья, подрезала кусты и посадила длинный ряд луковиц там, где раньше была низкая поросль. Над клумбами возвышались китайские фонарики, их сухие оранжевые головки выделялись ярким пятном на фоне серого осеннего неба. Доцветали последние розы на высоких кустах. Запущенный некогда сад сиял красотой.
Тяжело вздохнув, Наташа обхватила себя за плечи. Выбора у нее не было. Если повезет, Маку не нужно будет приезжать сюда снова. Она сама будет привозить Сару по выходным. Судя по всему, девочка собирается проводить все время со своей лошадью. Конору вообще незачем знать, что Мак здесь был. Возможно, когда-нибудь Конор и Сара найдут общий язык. Он понимает детей, этого у него не отнять. Знает, как разговаривать с ними. В отличие от нее.
Наташа медленно обошла сад, туфли потемнели от влаги. Как было бы хорошо, если бы присутствие Сары в ее жизни не лишало ее равновесия. Все их разговоры были какие-то неправильные, словно ей не удавалось найти подобающий тон. Мак относился к девочке с легкостью и непринужденностью старшего брата. Когда за кухонным столом они обменивались шутками или говорили об ее дедушке, Наташа чувствовала себя лишней.
Она не нравилась Саре. Любой безобидный вопрос та воспринимала как допрос, относилась к Наташе с едва скрываемым подозрением. Когда Мак сказал по телефону, что Сара отказывается с ним разговаривать, она чуть ли не обрадовалась. Ей хотелось крикнуть: «Не только со мной! И с тобой тоже она бывает своенравной!»
Откровенно говоря, Наташа знала, что Сара чувствовала ее недоверие. Да, возможно, деньги были потрачены на лошадь. Да, не было свидетельств, что она употребляет наркотики или алкоголь. Но девочка была слишком скрытной, складывалось впечатление, что она чего-то недоговаривает.
Маку этого Наташа сказать не могла. А как иначе, если она неделями скрывала от него существование дома в Кенте? У него на все был один ответ: «Сара так много пережила, что нуждается в заботе». Его тон подразумевал. Наташа виновата в том, что не понимает этого.
Фантастика, хотелось сказать Наташе. Я поселила у себя в доме бывшего мужа, девочку-подростка, которая меня терпеть не может, и плачу за ее чертову лошадь. Какого понимания вам еще от меня надо?
Мак снова позвонил ей без четверти час:
– Ты не можешь подойти в конюшню? Ты ведь знакома с этой женщиной?
– У меня обед на столе. – Она взглянула на свежие булочки и кастрюлю с супом на плите.
– Сказать это коню? Он выскочил из фургона и чуть не убил кого-то. О черт! Сара кричит на женщину. Я пошел.
Наташа схватила пальто и побежала вниз по улице. Когда она пришла на ферму, Мак пытался успокоить миссис Картер. Ее рот был сурово сжат, выражая неодобрение.
– Она разнервничалась, – говорил Мак. – Переживала за него. Она не хотела вас обидеть.
– Все, кто держит здесь своих лошадей, – заявила миссис Картер, – должны соблюдать мои правила.
– А я не хочу держать его здесь, – вмешалась Сара, выглянув из-за двери стойла.
То и дело рядом с ней высовывалась голова лошади, потом скрывалась в сумраке.
Из стойла доносился звук, будто кто-то расщеплял доски.
– Если он выломает стену, – продолжала миссис Картер, – боюсь, вам придется за это заплатить.
– Это потому, что вы его напугали.
– Сара, уймись! – велел Мак. – Конечно, мы возместим убытки.
Мы? – подумала Наташа.
Двое мужчин ждали у фургона.
– Кто-нибудь с нами рассчитается? – спросил один. – Нам ехать пора.
Наташа пошла к ним, доставая из жакета бумажник.
– Она та еще штучка, – заметил другой.
– Боюсь, я не разбираюсь в лошадях, – сказала Наташа.
– Я не о лошади.
Она обернулась: Сара вышла из стойла. Спор между ней и миссис Картер, похоже, набирал обороты.
– Я занимаюсь лошадьми сорок лет, юная леди, и ни разу не видела такого поведения у себя на дворе. Я не потерплю грубости.
– Вы не дали ему шанса! – кричала Сара. – Он никогда не выходил за пределы своего двора. Он был напуган!
– Нужно было вывести лошадь из фургона, пока она не поранила себя.
– Надо было предоставить это мне!
– Сара, угомонись! – снова оборвал ее Мак. – Давайте все успокоимся. Мы заплатим за ущерб, – повторил он.
– Я не хочу, чтобы эта женщина близко к нему подходила.
– Вы говорили, что конь благонравный. – Миссис Картер обернулась к Наташе. – И что девочка послушная.
Сара открыла рот, но Мак ее опередил:
– Он вел себя очень мирно в своей конюшне. Я его видел. Он был спокойный.
– Спокойный? – переспросила миссис Картер.
– Он хорошо себя ведет с людьми, которые умеют обращаться с лошадьми. – Сара пнула землю.
– Юная леди, к вашему сведению…
– Всего неделю, – перебила ее Наташа. – Пожалуйста, присмотрите за ним одну неделю. Если вы найдете, что он действительно неуправляем, я организую его доставку назад. – Она посмотрела на Сару. – Потом снова будем думать, что делать.
Грузовик удалялся по подъездной дороге. Наташа вспомнила о супе, остывавшем в кастрюле на плите.
– Прошу вас, миссис Картер. Сара переволновалась, как и ее лошадь. Сегодня мы не сможем его увезти. Это физически невозможно.
Миссис Картер вздохнула. Глянула на Сару, которая перевесилась через дверь стойла и все еще пыталась успокоить своего коня.
– Я не могу гарантировать ежедневный уход.
– И ладно, – сказала Наташа, понятия не имея, о чем та говорит.
– И пусть она его держит в блоке за углом, подальше от остальных.
Хозяйка резко развернулась и потопала к своей конторе.
– Отлично! Все устроилось. – Мак улыбнулся, будто знал об этом с самого начала. – Умираю от голода. Пойдем, Сара. Пусть он придет в себя, а мы пообедаем. Сразу после обеда можешь снова к нему пойти.
Сара съела суп с рекордной скоростью и провела весь день в конюшне. Мак посоветовал оставить ее в покое.
– Она хорошая девочка, – сказал он. – Миссис Картер увидит это, если их предоставить самим себе. Обе любят лошадей. Конечно, они найдут общий язык.
Наташе не хватало его уверенности.
Когда Сара ушла, они остались сидеть на кухне. Мак раскачивался на ножках стула. Наташа видела, что он рассматривает фотографию ее родителей, которая раньше висела в кабинете их лондонского дома, фаянсовую посуду, которую она перевезла сюда.
– А Конором не пахнет, – заявил он, когда она принялась за тарелки.
Она прочитала по его глазам: это женский дом. Не было оборочек или цветочков, но пол хозяина угадывался по тому, как были расставлены предметы, по мягкости тонов и обстановки.
– Я его не купила, если ты об этом спрашиваешь. Просто снимаю.
– Я ни о чем не спрашиваю. Просто… – Мак развернулся, чтобы рассмотреть гостиную через дверной проем, – слегка удивлен.
Она не знала, что сказать, поэтому промолчала.
– Это сюда ты приезжаешь каждые выходные?
– Почти каждые. – Она вдруг смутилась, испугавшись, что может выронить тарелки.
– Никогда не думал, что тебе нравится сельская жизнь.
– А я никогда не думала, что разведусь. Но, как видишь, в жизни все бывает.
– Вы обе, и ты, и Сара, меня удивляете.
– Знаешь, ты тоже меня удивил, появившись на пороге, – как снег на голову свалился.
Наташа набрала воду в раковину, радуясь, что может заняться делом. Было странно видеть его здесь, будто он стал незнакомым для нее человеком. Иногда с трудом верилось, что они когда-то были вместе. Казалось, он так изменился, так отдалился. В ее собственной жизни мало что поменялось.
– Спасибо. – Наконец он нарушил молчание.
Она готова была ответить едким замечанием.
– За что?
– Что разрешила нам сюда приехать. Знаю, тебе это было нелегко.
В его голосе не было и намека на сарказм. Карие глаза смотрели искренне. Это ее напугало.
– Ерунда.
– В таком случае, может, пора тебе сказать, что у меня давным-давно есть жилье в Ноттинг-Хилле? – Он начал смеяться еще до того, как она обернулась. – Шучу! Таш, я шучу.
– Очень смешно. – Она с облегчением улыбнулась помимо своей воли.
– Она успокоится, знаешь, надо дать ей время, – добавил он после паузы.
Наташа застыла на месте. Значит, он тоже заметил.
Он подошел к мойке и встал рядом. Она сосредоточенно смотрела на тарелки.
– Мне кажется, Сару ничего не волнует, кроме ее Папá и этой лошади. Учитывая все случившееся, она, возможно, больше всего на свете боится потерять и его. Поэтому ведет себя так агрессивно. У нее все на лице написано.
Он протянул ей оставшуюся на столе ложку.
Возможно, для тебя, подумала Наташа. Но не стала говорить это вслух.
– Я увеличил несколько фотографий. – Мак снова сел. – Они у меня в машине. Если я заварю чай, посмотришь?
А что ей оставалось делать? Наташа постаралась не показывать, что ее передернуло, когда он стал рыться в шкафчиках в поисках кружек и чайных ложек. Оттого что чай заваривал Мак, а не Конор, она почувствовала себя изменницей, осознавая грустную иронию положения.
Они расположились в гостиной: Мак на стуле, который обычно выбирал Конор, Наташа на диване напротив. Мак перебирал стопку фотографий.
– Это место, где она его держит, словно не изменилось с викторианских времен, если бы не машина и всякие мелочи. Старик, – он показал на пожилого чернокожего мужчину в старой ковбойской шляпе, – сказал, что таких небольших дворов еще полно осталось в Ист-Энде. Было больше, но застройщики пустили их под бульдозер.
Наташа смотрела на тесный двор, пылающую жаровню, гуляющих кур и не могла поверить, что все это чуть ли не в центре города. Где-то между Стептоу и Сан скрывалось нечто потайное, магическое, осколок давно минувших времен. Там были куры, козы, крупные лошади и худенькие дети. Над штабелями палет пронесся сияющий современный поезд, его пассажиры даже не догадывались о жизни, текущей под ними. Это была территория Сары. Ее мир. Как такое место вписывается в современность? Как такая девочка, как Сара, может вообще найти свое место в жизни?
– Что скажешь?
Когда Наташа оторвала взгляд от фотографий, Мак выжидательно смотрел на нее. Ему вправду было нужно знать ее мнение.
– Никогда ничего подобного не видела, это точно.
Ее взгляд привлекла еще одна фотография – лошадь, стоящая на задних ногах, и худенькая знакомая фигурка, прильнувшая к ее шее. Выступившее из-за тучи солнце освещало голову лошади. На фоне унылой улицы конь казался неземным созданием. Вдруг до Наташи дошло, что она видела это раньше. Из окна поезда.
– Как? Они тебе понравились? – спросил Мак с нетерпением. – Я задумал выставку. Хотел показать их куратору в галерее неподалеку от Ватерлоо. Ты ее помнишь. Я там устраивал выставку три или четыре года назад. Я ему рассказал о снимках, и он хочет их посмотреть. – Мак наклонился и взял фотографию, которую она держала, в свои широкие ладони. – Мне кажется, эту надо подрезать, вот здесь. Как думаешь?
Он объяснил, что снял эту серию на пленку, а не на цифровой аппарат. Использовал свою старую «лейку», и это только десятая часть того, что было на обзорном листе. В этом месте нельзя было сделать плохой снимок. Куда ни глянешь, готовый кадр в рамке. Пройдет немного времени, и этот мир исчезнет. Так сказал ковбой. Из тридцати дворов, что там изначально были, осталось не больше пяти. Возможно, получится серия. Мак говорил охотно, увлеченно, как не говорил о своей работе многие годы. Наконец он замолчал.
– Я тебя утомляю. – Он виновато улыбнулся и собрал фотографии.
– Вовсе нет. – Наташа протянула ему снимки, которые лежали у нее на коленях. – Правда. Они прекрасны. Мне кажется, это лучшее, что я видела из твоих работ. – (Он вскинул голову.) – Правда, – заверила она. – Очень красивые. Я немного разбираюсь в фотографии.
Он улыбнулся:
– Это говорит женщина…
– Которая однажды отщелкала целую пленку, не сняв крышку с объектива. Я знаю.
Они засмеялись. Потом почувствовали неловкость. В наступившей тишине она что-то выстукивала пальцами у себя на коленке.
– В любом случае, – Мак встал, – мы дали ей полтора часа. Надо пойти взглянуть, какие неприятности Национальный Бархат[37]37
Вельвет Браун, по прозвищу Национальный Бархат, героиня спортивной драмы 1944 г. по одноименному роману Энид Багнольд. Игра слов – Вельвет по-английски «бархат».
[Закрыть] учинила на дороге.
Наташа выравнивала стопки журналов на столике. У нее возникло странное чувство, будто она что-то потеряла. Не могла смотреть ему в глаза.
– Да, конечно. Пора.
Они пошли по дороге к ферме Хоув, ежась от холода. В своем голубом шерстяном пальто Наташа чувствовала себя неуместной здесь. Они столкнулись локтями, и она отодвинулась.
Она не раз слышала, как люди говорили о своих бывших мужьях или женах будто о лучших друзьях. Наташа не могла этого понять. Как можно так легко перейти от страсти – будь то любовь или ненависть – к дружеской близости, когда взяться за руку не составляет труда. Она помнила мгновения, когда так сильно ненавидела Мака, что ей хотелось его убить. Помнила и то время, когда она хотела его так сильно, что могла, как ей казалось, умереть. Как такая страсть могла бы превратиться в дружбу, чувство нейтральное, как бежевый цвет? Как мог он развестись с ней и это не оставило на нем ни одного видимого рубца? Она знала, что еще не пережила конец их брака. Это проявлялось в ее жестах, в неестественной реакции на его слова и поступки, в непрекращающихся вспышках гнева. А он плыл себе, ничего не замечая, как корабль в вечно спокойных водах. Наташа спрятала подбородок поглубже в шарф и прибавила шагу, словно ей не терпелось добраться скорее. Она надеялась, что ее замешательство останется незаметным.
Конюшня разительно отличалась от тесного двора посреди города на фотографиях Мака. На живописном дворе из красного кирпича женщины среднего возраста и девочки-подростки в обтягивающих узкие бедра разноцветных бриджах для верховой езды начищали щетками своих лошадей или убирались в стойлах; при этом они переговаривались, перекрикивая маленький транзисторный радиоприемник. До Наташи долетали обрывки их разговора:
– Он плохо скачет по песку. Кажется, что у него увязают задние ноги.
– Я делала серпантин из трех петель со сменой ног в середине…
– Дженнифер кормила его одной ячменной соломой, пока он не начал кашлять. Теперь тратится на стружки…
Лошади терпеливо ждали у мостиков для посадки или с любопытством высовывали нос из-за дверей стойл, молча общаясь друг с другом. Это был замкнутый мир со своим языком и обычаями, а его обитателей объединяла общая страсть, которую Наташа пока не могла понять. Мак наблюдал за всем этим с интересом, руки безжизненно повисли вдоль туловища, будто не знали, чем себя занять без фотоаппарата.
Лошади Сары в стойле не было. Дверь настежь открыта. Миссис Картер вышла из офиса:
– Я сказала по доброте душевной, что она может занять манеж на полчаса. Думала, животному надо отдохнуть, но она сказала, он быстрее успокоится, если дать ему нагрузку. – Поджатые губы лучше всяких слов говорили, что она думает об этом. – Никого не слушает, да?
– Ее дедушка – опытный человек. Он ее всему учит.
– Манерам только не научил. – Хозяйка хмыкнула. – Пойду посмотрю. Не испортила бы она арену.
Наташа переглянулась с Маком и поняла, что ей хочется захихикать.
Они последовали за миссис Картер, которая шла, слегка прихрамывая из-за пораженных артритом ног и стараясь не наступить на своего маленького коротконогого терьера. Сара стояла посредине песочной арены и двумя длинными поводьями управляла лошадью. Та скакала рысью по кругу, меняя направление и повинуясь каким-то невидимым посылам. Вот лошадь сбавила скорость и теперь перебирала ногами на месте. Сара оказалась рядом с крупом Бо, а всем было известно, что стоять позади лошади нельзя.
Наташа засунула руки в карманы и наблюдала молча. Лошадь двигалась так медленно, что казалось, она парит, высоко поднимая колени, слегка подпрыгивая в аллюре. Лошадь была сосредоточенна, как и девочка. Бока ходили ходуном, голова свесилась, она поднимала и опускала копыта, подчиняясь какому-то неслышимому ритму. А потом вновь пустилась рысью, описывая небольшие круги вокруг девочки, которая что-то тихо бормотала.
– Как балет для лошадей, – сказал Мак, стоящий рядом. Он поднял фотоаппарат и делал снимок за снимком. – Я уже раньше такое видел. Забыл, как это называется.
– Пиаффе, – сказала миссис Картер.
Она стояла у ворот и внимательно наблюдала, вдруг сделавшись молчаливой.
– Она молодец, правда? – Мак опустил фотоаппарат.
– Талантливая лошадь, – заключила миссис Картер.
– Она хочет, чтобы лошадь делала… какие-то фигуры выездки. Или что-то в этом роде. Что-то вроде балетных движений. Что-то в воздухе.
– В воздухе над землей?
– Ну да. Так она сказала.
– Думаю, вы неправильно поняли. – Миссис Картер покачала головой. – Она не поднимет лошадь в воздух. Мала еще. Это прерогатива европейских академий.
Мак сосредоточился:
– Нет, она точно сказала, выездка.
– Она должна пройти весь путь от начинающего уровня, потом предварительный, потом уровень новичка, потом начальный… Если у нее есть талант, может достигнуть среднего уровня в свое время, при правильном обучении. Но если не принимать участия в соревнованиях, ничего у нее не выйдет.
Она говорила так уверенно, что Наташа посочувствовала Саре. Она не понимала, что происходит, но девочка была так сосредоточена на движениях лошади. Обидчивый подросток исчез, осталась спокойная компетентность, любовь к делу, молчаливое, добровольное ответное действие животного. Вот, подумала она, это и есть настоящая страсть.
– Вы еще не видели, как она ездит верхом, – сказал Мак в защиту Сары. – Просто фантастика.
– Кто угодно будет смотреться на вполне пристойной лошади.
– Она просто сидит, ничего не делая. Даже когда он встает на дыбы… – Мак изобразил, как лошадь встает на задние ноги.
Миссис Картер сделала круглые глаза.
– Нельзя поднимать лошадь на дыбы, – сказала она строго. – Если она упадет, может пораниться или даже убить себя. И ездока тоже.
Мак хотел что-то сказать, но тяжело вздохнул и закрыл рот.
Они закончили. Сара повернулась и повела Бо к воротам. Он свесил голову и казался спокойным. Когда она подошла к ним, он ткнулся носом в ее спину.
– Ему здесь нравится, – радостно сообщила Сара, позабыв об обиде. – Все его поведение изменилось. Ему нравится пружинистый грунт. – Она улыбалась. – Он никогда еще не бывал на арене.
– Не бывал? А где же ты его тренировала? – Миссис Картер открыла ворота, выпуская их.
Наташа нервно отступила назад.
– В парке в основном. Больше негде было.
– В парке?
– Я обозначила арену рядом с детской площадкой.
– В парке тренироваться нельзя. Летом грунт слишком твердый, а зимой, когда почва раскисает, можно повредить ему сухожилия. Ты ему так ноги угробишь, – недовольно проворчала миссис Картер.
Наташа заметила, как Сара ощетинилась.
– Я не дура! – отпарировала она. – Мы тренируемся, только если грунт хороший.
Ликующая открытая улыбка, которая появилась на мгновение на ее лице, исчезла.
Как надо быть осторожными с детьми, подумала Наташа. Одно неверное слово в неподходящий момент, и они чувствуют себя подавленными. Наверное, Сара больше не улыбнется миссис Картер.
– Ладно, отведи его в стойло. Подальше от других. Как договорились.
– Ему там будет одиноко. – Сара остановилась. – Он привык, что рядом другие лошади.
– Он их будет слышать, – строго сказала миссис Картер. – То стойло ему слишком мало. Кроме того, Брайану нужно будет заделать дыры в стене.
– Делай, как велит миссис Картер, – посоветовал Мак. – Смотри, он выглядит довольным.
Сара бросила на него взгляд, в котором было негодование, но и готовность подчиниться. Наташа не сразу поняла, что в этом взгляде было что-то еще. Доверие. Девочка повела лошадь в новое стойло.
– Хорошо. Нужно, чтобы вы заполнили кое-какие документы, – сказала миссис Картер, ведя их в сторону офиса. – И еще нужен чек в качестве залога. И плата за ремонт, если вы не против.
Она ускорила шаг, ее собачка побежала следом. Хозяйка взяла Мака под руку – все женщины так делали, как только им выпадала такая возможность.
– Знаете, конь неплохой. Лучшее, что вы можете для него сделать, мистер Макколи, – сказала она тихо, – это найти ему новый дом. Где он сможет полностью проявить свой потенциал.
Повисла пауза.
– Для меня важнее, чтобы потенциал проявила его владелица, – ответил Мак.
Когда они вернулись в коттедж, Сара скрылась в своей комнате. Наташа пошла искать чистые полотенца и наводить порядок в бельевом шкафу. Спускаясь по лестнице, она вспомнила, что забыла проверить телефон, который остался на столе.
Пропущенный звонок от Конора и сообщение от агента по недвижимости:
Мистер и миссис Фриман выразили желание купить ваш дом. Срочно позвоните.
Мак пошел за дровами. Наташа смотрела, как он легко нагибается и наклоняется вперед, отбрасывая в сторону сухие поленья. Вернулась на кухню и набрала номер агента. Он сказал, что предложение «разумное», всего на пару тысяч ниже запрашиваемой цены. Покупатели не связаны цепочкой и готовы переехать быстро.
– Рекомендую принять предложение, учитывая состояние рынка, – закончил он.
– Мне нужно поговорить с… Я вам перезвоню. Спасибо. – Наташа повесила трубку.
Пошатываясь, вошел Мак с полной корзиной поленьев. Он казался слишком крупным для маленького дома. Со стуком он опустил корзину на пол у камина, и в воздух взлетело облако древесной пыли.
– Удивительно, что у тебя не наросли мышцы, как у Шварценеггера!
– Потому что я не таскаю поленья корзинами, а приношу по два-три зараз.
– Я тогда зажгу? – Он отер руки о джинсы. – Хорошо посидеть у огня. На улице холодает, это чувствуется.
Мак сделал вид, что дрожит, стряхивая кусочки коры с куртки. От холода у него покраснели мочки ушей.
Она поражалась его непринужденности. Разводить огонь в доме, в котором не могло не чувствоваться присутствие другого мужчины! Он сложил поленья на растопку, нагнулся и поджег газету под ними. Дул, пока огонь не разгорелся.
– Нашлись покупатели на дом. – Наташа показала телефон. – Предлагают на две тысячи меньше, чем мы просили, но не связаны цепочкой. Агенты советуют соглашаться.
Мак посмотрел ей в глаза, потом отвернулся к огню.
– Я не против. – Он положил еще одно полено на решетку. – Если тебя устраивает.
Впоследствии она подумала, что героиня фильма на ее месте должна была бы что-то сказать. После ничего нельзя будет вернуть назад, чувства и поступки перестанут от тебя зависеть. Но, как ни старалась, не смогла найти нужных слов.
– Мы должны сказать Саре. Если… если все закрутится быстро, нам придется искать для нее другое место.
– Давай решать проблемы по мере их поступления. – Он не отрывал глаз от огня.
– Тогда пойду перезвоню им.
Наташа отправилась на кухню. Мокрым ногам было холодно на полу.
Мак заранее предупредил, что хочет приготовить ужин. Спросил разрешения. Принес из багажника коробку с продуктами, накрытую кухонным полотенцем, и объявил, что они не должны смотреть раньше времени. Наташа была несколько потрясена вновь обретенными кулинарными способностями бывшего мужа и обнаружила, что его неожиданный сюрприз скорее вывел ее из равновесия, чем обрадовал. Зачем ему надо было превращаться в мистера Совершенство, как только они расстались? Он выглядел лучше, вел себя лучше, был увлечен работой. Нисколько не потерял обаяния. Ее же жизнь, наоборот, застопорилась. Она делала что могла. Странным образом это ее обнадежило, когда ужин был подан.
– Это из мексиканской кухни, – объявил он слегка извиняющимся тоном.
Наташа с Сарой увидели в синей миске рыхлый холмик коричневого цвета и упаковку тако. Тонкие полоски какого-то непонятного вещества, перемешанные с чем-то красным, лежали, покрытые скользкой пленкой растительного масла. Они переглянулись и прыснули со смеху.
– Ладно, я еще не совсем разобрался со временем приготовления, – сказал Мак. – Простите, говядину, скорее всего, передержал.
– А что это? – Сара указала на грязноватый холмик.
Наташа подумала, едва сдерживая смех: это похоже на то, что оставляют за собой лошади.
– Пюре из тушеных бобов. Ты раньше не ела?
Сара покачала головой и смотрела с подозрением: вдруг ее разыгрывают?
– На вкус лучше, чем на вид. Правда.
Мак ждал, всматриваясь в их лица.
– Ладно, – сказал он. – Закажем что-нибудь с доставкой на дом.
– Здесь нет ресторанов, отпускающих блюда на дом. Это деревня. Смотрите, – Наташа вскрыла упаковку с тако, – если добавить сметану и сыр, получится вполне съедобно. Разве не в этом суть мексиканской еды?
