Текст книги "Вилла «Аркадия»"
Автор книги: Джоджо Мойес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Мистер Банкрофт! Гай так много о вас рассказывал! – (Тут Лотти заметила, что Селия хмуро посмотрела на Гая: значит, сегодня вечером не только миссис Холден будет задавать вопросы.) – Садитесь же, прошу вас. Мы сейчас организуем чай.
– Мы не хотим доставлять вам беспокойство, – пробормотала миссис Холден, побледневшая при виде серии обнаженной натуры на стене.
– Никакого беспокойства. Совершенно никакого. Рассаживайтесь! Выпьем чая. – Он бросил взгляд на Аделину, которая по-прежнему оставалась неподвижной, разве что одарила гостей слабой улыбкой. – Я очень рад со всеми вами познакомиться, а то так получилось, что я вообще не знаю своих соседей. Вам придется извинить нас за некую нерасторопность в домашних делах: от нас только что ушла прислуга.
– О, я вам сочувствую, – сказала Ди Ди, опускаясь на плетеный стул. – Нет ничего хуже, чем остаться без прислуги. Я говорю Гаю, что держать в доме прислугу иногда требует больше сил, чем она того стоит.
– Но это только на Карибских островах, – сказал мистер Банкрофт, – где двадцать человек делают работу десятерых.
– Двадцать?! – поразился Джулиан. – Аделина была бы рада и одному. Прислуга в нашем доме никогда не задерживается. У нас с этим проблема.
– А ты попробуй ей платить, Джулиан. Хотя бы иногда, – посоветовал Джордж, успевший налить себе очередной бокал красного вина.
Аделина снова слабо улыбнулась. Лотти поняла, что в отсутствие Френсис подавать чай никто не собирается.
– Я приготовлю чай, – сказала она. – Меня это не затруднит.
– В самом деле? Превосходно. Какая ты чудесная девушка, Лотти.
– Чудесная, – ухмыляясь, поддакнул Джордж.
Лотти направилась в кухню, радуясь возможности сбежать из напряженной атмосферы гостиной. Пока она искала чистые чашки и блюдца, до нее доносился голос Джулиана, который расспрашивал мистера Банкрофта о его бизнесе и с еще большим энтузиазмом рассказывал о своем. Он сообщил мистеру Банкрофту, что продает искусство. Владеет галереями в центре Лондона и специализируется на современных художниках.
– И что, эта мазня имеет спрос? – поинтересовался мистер Банкрофт, расхаживая по комнате.
– И с каждым годом он растет. Некоторые художники на аукционах «Сотби» или «Кристи» за один год утраиваются в цене.
– Ты слышишь, Ди Ди? Неплохое вложение. Что скажешь?
– Если знаешь, что покупать.
– Да, тут вы правы, миссис Банкрофт. При неудачном совете у вас на руках может оказаться покупка, имеющая свою эстетическую ценность, но никак не денежную.
– Можно сказать, мы до сих пор не приобретали живопись, правда, Гаймилый? Те картины, что висят у нас в доме, я купила потому, что они красиво смотрелись.
– Вполне разумная причина приобретения вещей. Если вам вещь не нравится, не важно, сколько она стоит.
На кухонном столе Лотти увидела несколько солидных счетов за отопление, электричество и кое-какие ремонтные работы на крыше. Взглянув на них из любопытства, она была потрясена указанными суммами. Как и тем, что все они, видимо, являлись последним требованием.
– А это что такое?
– Это произведение Кляйна.[13]13
Ив Кляйн (1928–1962) – французский художник-новатор, одна из наиболее значительных фигур послевоенного европейского искусства. Кляйн представил в искусстве двадцатого столетия новую тенденцию, согласно которой личность художника важнее его произведений.
[Закрыть] Да. В его работе холст не менее важен, чем сама живопись.
– Наверное, это один из способов сэкономить на красках. Такое нарисовал бы и ребенок.
– А стоит не меньше нескольких тысяч фунтов.
– Нескольких тысяч? Ди Ди! Думаешь, мы смогли бы начать рисовать? У тебя появилось бы маленькое хобби.
Ди Ди громко расхохоталась:
– Серьезно, мистер Арманд. Эта мазня стоит таких денег? За что?
– Искусство, как и все вещи, стоит ровно столько, сколько за него готовы платить.
– Аминь.
Вошла Лотти с подносом. Аделина к этому времени уже стояла у одного из огромных окон, за которым ветер с новой силой гнул траву и кустарники и те раболепно содрогались. Внизу, на пляже, Лотти разглядела несколько крошечных фигурок, которые с трудом поднимались по тропе, наконец признав свое поражение перед ненастьем.
– Кому чай? – спросила она.
– Я разолью, Лотти, дорогая, – сказала Аделина.
Освобожденная от этой обязанности, Лотти не знала, что ей теперь делать, и предпочла остаться у стола. Селия и Гай неловко топтались у двери, пока мистер Банкрофт не выругал сына, велев ему сесть и перестать маячить с таким видом, будто ему всадили в задницу ручку от швабры. Услышав это, Селия фыркнула, а Лотти, ненадолго забывшая о своих переживаниях по поводу злой судьбы, снова почувствовала, что не смеет взглянуть в лицо миссис Холден.
– Давно здесь живете, миссис Арманд? – поинтересовалась Ди Ди, на которую, как и на ее мужа, странное поведение хозяев не произвело ни малейшего впечатления.
– С начала лета.
– А где вы жили до того?
– В Лондоне. В центре Лондона. Сразу за Слоун-сквер.
– О, в самом деле? А где именно? У меня подруга живет на Кливден-плейс.
– Кадоган-Гарденс, – ответила Аделина. – Хороший был дом.
– А почему же вы предпочли уехать в такую даль?
– Полно, полно, – вмешался Джулиан. – Банкрофты не желают выслушивать нашу скучную домашнюю историю. Лучше, мистер Банкрофт, или Гай, если позволите, расскажите мне подробнее о вашем бизнесе. Как возникла идея поставлять фрукты?
Лотти наблюдала за Аделиной, которая закрыла рот и стерла с лица всякое выражение. Она так поступала, если была недовольна: становилась похожей на маленькую восточную маску – изысканную, внешне незлобную, но ничего не выражающую.
«Почему он не позволяет ей говорить?» – подумала Лотти, и у нее закралось дурное предчувствие, не имевшее никакого отношения к ухудшавшейся погоде. Огромные окна заранее предупредили об этом, продемонстрировав величие темнеющего неба, по которому плыли свинцовые облака до самого горизонта. Иногда пустой бумажный кулек или опавший лист взмывал вверх, подхваченный ветром, и уносился прочь. Дверь наверху то и дело хлопала, без всякого ритма, напрягая до предела нервы Лотти. Музыка давно стихла.
А Джулиан и Банкрофт тем временем продолжали беседовать.
– Так сколько вы здесь пробудете, Гай? Я успею собрать кое-какие работы, которые, как мне кажется, вам понравятся.
– Я хотел двинуть домой через день или два. Но Ди Ди вечно просит устроить нам совместный отпуск, пусть даже недолгий, поэтому мы решили продлить наш визит к Холденам, а потом, наверное, проедемся вдоль побережья. Быть может, даже съездим во Францию.
– Я еще не бывала в Париже, – сказала Ди Ди.
– Это ведь ты у нас великая любительница Парижа, да, Селия? – Джордж вытянулся в кресле-качалке и смотрел на девушку, улыбаясь.
– Что?
– Ты любительница Парижа. Париж, Франция…
Он знает, подумала Лотти. Знал с самого начала.
– Да. Да, Париж… – пробормотала Селия, заливаясь краской.
– Как это чудесно – иметь возможность путешествовать, когда ты молод. – Джордж закурил очередную сигарету и лениво выдохнул клуб дыма. – Не многим молодым людям выпадает такая удача.
Он нарочно так говорил. Увидев, что Селия начала заикаться, Лотти не выдержала и вступила в разговор:
– Больше всех из нас путешествовал Гай. Он рассказывал, что везде побывал. На Карибских островах, в Гватемале, Гондурасе. В таких местах, о которых я даже не слышала. Так интересно его слушать. Он рисует такие чудесные картины… рассказывая о людях и обо всем. Такие места… – Лотти смущенно умолкла.
– Да-да, это так, – благодарно поддакнула Селия. – Мы с Лотс слушали как завороженные. И мама с папой тоже. Мне кажется, он все семейство заразил тягой к путешествиям.
– У вас, миссис Арманд, есть легкий акцент, – заметила Ди Ди. – Откуда он?
Дверь, которая без конца стучала наверху, вдруг грохнула очень сильно. Лотти подпрыгнула, и все дружно посмотрели на потолок. В дверях стояла Френсис. На ней было длинное бархатное пальто и полосатый шарф. Лицо белое, как стена. Она застыла на пороге, словно не ожидала увидеть в комнате людей. Потом повернулась к Аделине и обратилась только к ней.
– Прошу простить меня, – сказала она. – Я зашла сказать, что ухожу.
– Френсис… – Аделина поднялась и протянула руку. – Пожалуйста…
– Не нужно. Ничего не нужно. Джордж, не окажешь ли мне услугу? Подвези до вокзала.
Джордж погасил сигарету и рывком поднялся с кресла:
– Как скажешь, дорогая…
– Сядь, Джордж. – Аделина уже не казалась такой бледной, а когда махнула Джорджу, то сделала это почти властно.
– Аделина…
– Френсис, ты не можешь так уйти.
Френсис сжимала сумку так крепко, что костяшки пальцев совершенно побелели.
– Джордж, пожалуйста…
В комнате воцарилась тишина.
Джордж перестал ухмыляться, посмотрел на обеих женщин, потом перевел взгляд на Джулиана. Пожав плечами, он начал медленно подниматься с кресла.
Лотти принялась разглядывать людей вокруг себя. Миссис Холден и Ди Ди, сидя рядом с крепко зажатыми в руках чашками с чаем, буквально оцепенели, причем настолько, что миссис Холден даже не пыталась сделать вид, что не слушает. Мистер Банкрофт нахмурился, но на него тут же налетел Джулиан и, воскликнув, что ему нужно что-то продемонстрировать гостю в кабинете, увел его прочь. Селия и Гай, сидевшие у двери с одинаково изумленными лицами, невольно повторяли жесты друг друга. Только Стивен, казалось, ни о чем не подозревая, продолжал читать газету. Как заметила Лотти, газета была почти недельной давности.
– Прошу, Джордж, идем. Мне хотелось бы успеть на поезд в пять пятнадцать, если возможно.
Голос Аделины поднялся до неприятно высоких нот.
– Нет! Френсис, ты не можешь так уехать! Это смешно! Просто смешно!
– Смешно, говоришь? Тебе все смешно, Аделина. Все, что реально, истинно и честно. Это смешно, потому что вызывает у тебя дискомфорт.
– Неправда!
– Знаешь, ты достойна сожаления. Считаешь себя храброй и оригинальной, но на самом деле ты фальшивка. Фальшивка, созданная из плоти и крови. – Было видно, что Френсис старалась не расплакаться, ее длинное лицо по-детски сморщилось от огорчения.
– Что ж… – Миссис Холден поднялась, собираясь уйти. – Думаю, нам следует, наверное… – Она огляделась и увидела, что единственный выход из комнаты загораживают Джордж и обе женщины. – Мы, по всей видимости…
– Я тысячу раз говорила тебе, Френсис… Ты просишь слишком много… а я не могу… – Голос Аделины осекся.
Джордж, стоявший между двумя женщинами, опустил голову.
– Я знаю, что не можешь. Поэтому и ухожу. – Френсис повернулась, Аделина протянула к ней руки, лицо ее исказила боль. Джордж перехватил ее и обнял – то ли удерживал, то ли успокаивал.
– Прости, Френсис! – прокричала Аделина вслед уходившей. – Мне и правда жаль! Прошу тебя…
У Лотти все сжалось внутри. Мир как будто вышел из-под контроля и его естественные границы исчезли. Дверь наверху продолжала стучать, с каждым разом все громче… В конце концов Лотти уже ничего не слышала, кроме прерывистого дыхания Аделины и громкого стука дерева о дерево.
Гай поспешно вышел в центр комнаты:
– Давайте посмотрим фреску. Кто-нибудь ее уже видел? Наверное, она закончена. Очень бы хотелось увидеть ее законченной. Мама! Хочешь взглянуть вместе со мной? Миссис Холден?
Ди Ди вскочила, опустив руку на плечо миссис Холден:
– Чудесная мысль, дорогой. Замечательная. Конечно, мы хотим посмотреть фреску, правда, Сьюзен?
– Да-да, – с благодарностью откликнулась миссис Холден. – Фреска.
Лотти и Селия замыкали шествие, потрясение от увиденной сцены на короткое время их объединило. Не в силах говорить, они удивленно подняли брови, глядя друг на друга, и покачали головами, которые тут же взлохматил сильнейший ветер.
– Что это было? – прошептала Селия, придвигаясь к Лотти, чтобы та расслышала.
– Не представляю, – ответила Лотти.
– Родители Гая подумали, наверное, бог знает что. Даже не верится, Лотс, чтобы две взрослые женщины так вопили средь бела дня.
Лотти сразу замерзла. Там, внизу, пенились яростные волны, от тихого летнего дня не осталось даже воспоминания. Надвигался шторм. Теперь в этом не было никаких сомнений.
– Нам следует уйти, – сказала Лотти, почувствовав на лице первые брызги дождя. Но Селия, видимо, не услышала. Она шла туда, где Гай вместе с двумя женщинами рассматривал работу Френсис. Они внимательно изучали центральную фигуру, тихо что-то восклицая.
«О боже! – подумала Лотти. – Это Джулиан. Наверное, она изобразила его как-то ужасно».
Но не на Джулиана они смотрели не отрывая глаз.
– Удивительно, – сказала Ди Ди, стараясь перекричать ветер. – Это определенно она. Сразу видно по прическе.
– Что? Кто? – спросила Селия, придерживая юбку обеими руками.
– Это Лаодамия.[14]14
Лаодамия – в греческой мифологии дочь иолкского царя Акаста и супруга филакского царя Протесилая, образец супружеской верности. Протесилай тотчас после свадьбы отправился под Трою, где в первом же сражении пал. Получив известие о смерти мужа, Лаодамия сделала его восковое изображение, а когда ее отец сжег это изображение, сама бросилась в огонь.
[Закрыть] Ты же знаешь, Гай, мое увлечение греческими мифами. Там, где мы живем, редко попадается хорошая литература, – объяснила она, обращаясь к миссис Холден. – Поэтому я начала интересоваться греками. У них удивительные истории.
– Да, конечно. Мы немного познакомились с Гомером в нашем салоне, – сказала миссис Холден.
– Художник. Он изобразил ее как…
– Это она, мама. Художник – женщина… Та, что уезжает.
– Вот как? Ладно. В таком случае немного странно. Она изобразила миссис Арманд как одну из женщин Трои. Лаодамия была одержима восковым изображением пропавшего мужа… Как там его звали? Ах да, вспомнила! Протесилай. Смотрите, она нарисовала его здесь.
Лотти смотрела затаив дыхание. Аделина на фреске, не замечая людей вокруг себя, как зачарованная уставилась на грубый восковой манекен.
– Неплохо, миссис Банкрофт. Совсем неплохо. – Джордж подошел последним, держа в одной руке полный бокал вина; ветер поднял его волосы дыбом, придав ему испуганный вид. – Аделина в образе Лаодамии. «Crede mihi, plus est, quam quod videatur, imago». – Он сделал эффектную паузу. – «Верь, не простой это воск, как покажется с первого взгляда».[15]15
Овидий. Героиды. Перев. с лат. С. А. Ошерова.
[Закрыть]
– Но муж миссис Арманд здесь… – Миссис Холден, щурясь, разглядывала фреску, крепче прижимая к себе сумку. – Джулиан Арманд тоже изображен. – Она повернулась к Ди Ди.
Джордж бросил взгляд на нарисованную фигуру и отвернулся.
– Да, они женаты, – сказал он и побрел в дом, слегка покачиваясь.
Ди Ди выразительно вскинула брови, глядя на миссис Холден.
– Гай-младший предупреждал нас насчет артистических натур… – Она постаралась что-то разглядеть в доме через двери террасы, прижимая руку к голове, словно для того, чтобы не сдуло волосы. – Как вы думаете, нам можно уже войти?
Они повернулись, чтобы идти в дом. Селия, вышедшая в тоненьком кардигане, обхватила себя руками и притоптывала у двери.
– Дождь холодный. Холоднющий. А я не надела пальто.
– Мы все без пальто, дорогая. Идемте, Ди Ди. Посмотрим, что они сделали с вашим мужем.
Только Лотти осталась. Она пристально смотрела на фреску, спрятав руки в карманы, чтобы никто не заметил их дрожь.
В нескольких шагах от нее стоял Гай. Оторвав взгляд от стены, она поняла, что он тоже наверняка это увидел. В дальнем левом углу, в стороне от четырнадцати или около того персонажей, немного незавершенных с точки зрения техники. Девушка в длинном изумрудном платье с розовыми бутонами в волосах и мужчина с солнцем на спине. Чуть наклонившись, она принимала яблоко, которое он ей протягивал.
Лотти взглянула на образ, потом снова на Гая.
В его лице не было ни кровинки.
* * *
Лотти помчалась домой впереди остальных, якобы чтобы помочь Вирджинии с ужином, но на самом деле ее гнало вперед непреодолимое желание убежать. Она больше не могла выдавливать из себя вежливые реплики; она больше не могла смотреть на Селию, скрывая жгучую зависть; она больше не могла находиться рядом с ним. Слышать его. Видеть его. Она бежала всю дорогу, сердце чуть не выпрыгивало из груди, легкие словно рвались на части, в ушах стоял шум от собственного дыхания. Она не обращала внимания ни на холод, ни на ветер с дождем, хлеставшим в лицо, как и на то, что коса расплелась и волосы разлетелись просоленными прядями.
«Это невыносимо, – твердила она себе. – Просто невыносимо».
* * *
Когда все вернулись, Лотти была наверху, в безопасности, – наполняла ванну для Фредди и Сильвии. Она слышала, как Вирджиния, довольная, что ее избавили от обязанности купать детей, принимала у пришедших пальто, а миссис Холден восклицала, что в жизни не испытывала подобной неловкости. Ди Ди хохотала: странное поведение обитателей «Аркадии» явно сплотило дам. Из ванны поднимался пар, заполняя все помещение. Лотти сидела, уронив голову на руки. Ее била дрожь, в горле пересохло. Наверное, я умираю, подумала она, как героиня мелодрамы. Наверное, умереть было бы легче, чем выносить все это.
– Можно я возьму корову в ванну?
В дверях, сжимая игрушку, появился Фредди, уже голенький. Руки грязные, в полосах засохшей крови от дохлой лисы.
Лотти кивнула. Она слишком устала, чтобы спорить.
– Мне нужно пописать. Сильвия говорит, что сегодня она купаться не будет.
– Нет, будет, – устало возразила Лотти. – Сильвия, будь добра, иди сюда сейчас же.
– Мне не достать мочалку для лица. Достань, пожалуйста.
Придется уехать. Она всегда знала, что не сможет остаться здесь навсегда, но присутствие Гая сделало ее отъезд неотвратимым. Поскольку она никак не могла продолжать здесь жить после их свадьбы: они будут часто приезжать к родителям, и будет слишком жестоко видеть их вместе. А так она найдет хороший предлог, чтобы пропустить свадьбу.
О боже! Свадьба!
– Мне нужна чистая мочалка. Эта воняет.
– Ох, Фредди…
– Да. Воняет. Ой. Чересчур горячо. Смотри, моя корова сварилась. Ты сделала слишком горячую воду, и теперь моя корова окочурилась.
– Сильвия! – Лотти начала напускать в ванну холодную воду.
– Можно я сам помою голову? Вирджиния разрешает мне самому мыть голову.
– Нет, не разрешает. Сильвия!
– Я хорошенькая? – Сильвия явно добралась до косметички миссис Холден: щеки густо нарумянены, словно она поправлялась от какой-то средневековой болезни, а глаза залеплены голубыми тенями с блестками.
– Боже мой! Твоя мать устроит тебе взбучку! Сейчас же умойся!
Сильвия сложила руки на груди:
– А мне нравится.
– Хочешь, чтобы мать заперла тебя в комнате на весь день? Обещаю тебе, Сильвия, стоит ей только разок взглянуть на тебя, она так и поступит. – Лотти уже с трудом сдерживалась.
Сильвия скорчила мину и поднесла руку, вымазанную помадой, к лицу:
– Но я хочу…
– Можно войти?
Лотти, снимавшая с Сильвии туфли, подняла голову и окаменела. Он стоял с поникшими плечами в дверях, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. Среди пара и мыла она уловила запах чистого соленого воздуха.
– Я сегодня убил медведя, Гай. Смотри, сколько кровищи!
– Лотти, мне… Мне нужно было тебя увидеть.
– Поборол его голыми руками. Я защищал свою корову. Ты видел, какая у меня корова?
– Гай, как по-твоему, я хорошенькая?
Лотти боялась даже пошевелиться. Ей казалось, что она вот-вот рассыплется и превратится в прах.
Ей стало очень жарко.
– Это все Френсис, – сказал он, и сердце ее, еще секунду назад радостно трепетавшее, упало.
Он, оказывается, пришел, чтобы рассказать о какой-то домашней ссоре. Или он собирался забрать Френсис с вокзала. Или мистер Банкрофт захотел приобрести кое-что из работ Френсис.
Она взглянула на свои руки, которые едва заметно подрагивали.
– А-а-а, – только и выдавила из себя она.
– Я намазалась помадой. Смотри! Гай, смотри!
– Да, – рассеянно ответил он. – Замечательная корова, Фредди. Правда.
Он все не решался переступить порог. Смотрел то на потолок, то в пол, словно борясь с чем-то. Наступила пауза, такая долгая, что Сильвия успела стереть косметику с лица, незаметно воспользовавшись новой мочалкой миссис Холден.
– Это невыносимо. Послушай, я хотел сказать тебе… – Он запустил пятерню в волосы – Она права. На картине. Я хотел сказать, на фреске.
Лотти вскинула голову:
– Френсис все поняла. Еще раньше меня.
– Что поняла? – Фредди выронил корову и перегнулся через край ванны, рискуя сломать себе шею.
– Я, наверное, последний догадался. – Гай разволновался, бросив на детей раздраженный взгляд. – Но она права, да?
Лотти уже не было жарко, да и руки перестали дрожать. Она облегченно выдохнула. Потом улыбнулась, впервые позволив себе роскошь смотреть на него и не бояться, что он все поймет по ее взгляду.
– Скажи мне, что она права, Лотти, – прошептал он, словно извиняясь.
Лотти протянула Фредди чистую мочалку. Один ее взгляд рассказал о целом мире.
– Я поняла все еще задолго до картины, – ответила она.
7
В то утро миссис Холден отметила, что выглядит определенно посвежевшей. Наклонившись к зеркалу, чтобы нанести немного туши (совсем чуть-чуть, все-таки она собиралась на воскресную службу), миссис Холден даже позволила себе предположить, что сбросила несколько лет. Брови казались менее всклокоченными, а вокруг глаз стало меньше морщин. Отчасти это объяснялось, нужно признать, успешным визитом Банкрофтов. Несмотря на ту ужасную ссору актрисы со своей подругой. Ди Ди (какими только причудливыми именами не называют себя американцы) нашла ее чрезвычайно забавной, словно специально разыгранной к их приходу, как развлечение для туристов. Гай-старший объявил, что более чем доволен картинами, приобретенными у мистера Арманда. Это будет хорошее маленькое вложение капитала, сказал он после ужина, осторожно перенося их в машину. Он решил, что ему даже нравится вся эта современная мазня. Честно говоря, миссис Холден скорее умерла бы, чем позволила повесить одну из тех работ у себя в гостиной: они напоминали то, что обычно приносил с прогулок Мистер Бинс. Но Ди Ди просто улыбнулась ей: мол, «ох уж эти мужчины», а вслух произнесла: «Лишь бы тебе нравилось, Гаймилый», после чего они уехали, пообещав прислать еще фруктов и еще не раз посетить Холденов до свадьбы.
Да и с Селией стало легче: она перестала дергаться, как раньше. Девочка явно старается. Миссис Холден вслух предположила, что Селия за всеми хлопотами перестала уделять Гаю должное внимание. Возможно, дочь несколько увлеклась приготовлениями к свадьбе и порой забывала о женихе (миссис Холден тоже, наверное, отчасти виновата: когда предстоит свадьба, очень трудно оставаться в стороне). Зато Гай был очень внимателен к дочери, и Селия, в свою очередь, старалась вовсю выглядеть неотразимой, интересной и кокетливой. Миссис Холден на всякий случай отдала Селии несколько женских журналов, в которых подчеркивалось, как важно поддерживать интерес мужа… Были там статьи и на другие темы, которые миссис Холден пока не решалась обсуждать с дочерью.
Она даже почувствовала себя вправе щедро одаривать дочь наставлениями относительно семейной жизни: последние несколько дней Генри Холден, не в пример прежним временам, был чрезвычайно мил со своей женой, два дня подряд возвращался с работы вовремя и даже каким-то образом умудрился не получать ночных вызовов. А еще он пригласил все семейство отобедать в «Ривьере» – в качестве извинения за то, что пропустил почти весь визит Банкрофтов. Но самое важное, прошлой ночью (тут она слегка порозовела) он даже побывал в ее постели – впервые за полтора месяца, прошедшие со дня возвращения Селии из Лондона. Генри не отличался романтическим складом характера. Тем более приятно получить от него частичку внимания.
Миссис Холден оглянулась на два узких дивана с не потревоженными пушистыми покрывалами, тактично скрывавшими ночные секреты. Дорогой Генри. К тому же та ужасная рыжеволосая девица уехала.
Она машинально отставила помаду и слегка постучала по отделанному орехом трюмо. Да, пока все шло очень хорошо.
* * *
Лотти лежала наверху в своей односпальной кровати и слушала, как внизу Селия и дети надевают пальто, готовясь пойти в церковь. В случае с Фредди одевание сопровождалось несколькими восклицаниями, тихими угрозами, за которыми последовали громкие протесты и заверения в невиновности, после чего захлопали двери. Наконец под раздраженные крики миссис Холден закрылась парадная дверь, а это означало, что, кроме Лотти, в доме никого не осталось. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к шорохам и шумам, которые обычно заглушал детский визг: в холле тикали часы, утробно урчали и шипели трубы, снаружи хлопали дверцы машины. Она лежала, чувствуя, как эти звуки просачиваются в ее горячую голову, и жалела, что не может насладиться редкой минутой уединения.
Лотти болела почти целую неделю. Она точно знала, когда началась болезнь: сразу после Великого Признания или в Последний День, когда она его видела. Обе эти вехи были настолько важны, что требовали заглавных букв. В ту ночь, после того как Гай открыл ей свои чувства, она пролежала без сна до рассвета, горя как в лихорадке. Сначала она приписала бредовые, спутанные мысли своему чувству вины. Но утром доктор Холден осмотрел ее горло и назвал отнюдь не библейскую причину: простуда. Он прописал ей постельный режим и обильное питье.
Селия была полна сочувствия и тем не менее сразу переселилась к Сильвии («Прости, Лотс, но я никак не могу заболеть, когда на носу свадьба, а еще столько дел»). Лотти осталась одна, к ней заглядывали только Вирджиния, с недовольным видом таскавшая наверх суп и сок, и Фредди, регулярно проверявший, «не померла ли она уже».
Временами Лотти действительно желала себе смерти. Она слышала собственное бормотание ночью и боялась, что выдаст себя в бреду. Ей было невыносимо, что Гай, наконец откликнувшись на ее чувства, оказался теперь недосягаем для нее, словно для Рапунцель с остриженными волосами в башне. Ибо при обычных обстоятельствах у них нашелся бы десяток причин столкнуться в доме или во время прогулки с собакой, но ни под каким видом юноша, помолвленный с молодой хозяйкой дома, не смог бы войти в спальню к другой девушке.
Выдержав без него два дня, она с трудом спустилась вниз якобы попить воды, а на самом деле взглянуть на него хоть одним глазком. И чуть не рухнула в коридоре. Пришлось миссис Холден и Вирджинии с ворчанием и руганью буквально втаскивать больную наверх, положив ее слабые руки к себе на плечи. Она успела лишь на секунду перехватить его взгляд, но даже это короткое мгновение рассказало ей о многом, позволив продержаться еще один долгий день и ночь.
Она чувствовала его присутствие: специально для нее он принес виноград из Южной Африки, сладкий и ароматный, с лопавшейся во рту тугой кожицей. Он присылал ей наверх испанские лимоны, чтобы добавлять в кипяток с медом для облегчения боли в горле, и мясистый инжир с «бочком», чтобы пробудить в ней аппетит. Миссис Холден восхищенно отметила щедрость его семейства и, можно не сомневаться, оставила несколько штук для себя.
Но Лотти этого было мало. Она умирала от жажды, а ей протягивали наперсток воды, и вскоре она решила, что эти подарки только все ухудшают. Она начала мучить себя, воображая, как в ее отсутствие он вновь прельщается чарами Селии. Разве могло быть иначе, когда Селия целыми днями только и думала о том, как бы снова его завоевать? «Что скажешь об этом платье, Лотс? – спрашивала она, расхаживая взад и вперед по спальне. – Оно подчеркивает мой бюст?» И Лотти тогда слабо улыбалась и просила ее извинить, ссылаясь на то, что хочет поспать.
Дверь внизу снова открылась. Лотти лежала и слушала, как кто-то поднимался по лестнице.
В дверях появилась миссис Холден.
– Лотти, дорогая, я забыла сказать, что оставила в холодильнике для тебя бутерброды, так как мы, скорее всего, из церкви сразу отправимся обедать в отель. С яйцом и кресс-салатом и парочка с ветчиной. Там же стоит кувшин с лимонно-ячменным напитком. Генри говорит, ты должна постараться выпить его весь в течение дня – ты по-прежнему мало пьешь.
Лотти изобразила благодарную улыбку.
Миссис Холден стянула перчатки, глядя мимо Лотти на кровать, словно раздумывая над чем-то, а потом быстро подошла и поправила на больной одеяло, плотно подоткнув под матрас. Покончив с этим, она пощупала девушке лоб.
– Ты все еще немного температуришь, – вздохнула она. – Бедняжка. Нелегко тебе пришлось за эту неделю.
Не часто Лотти слышала такую мягкость в ее голосе. И когда миссис Холден, убрав с лица Лотти прилипшие пряди, пожала ей руку, девушка невольно ответила ей тем же.
– Ничего, что ты остаешься одна?
– Со мной все будет в порядке, спасибо, – прохрипела Лотти. – Наверное, я посплю.
– Вот и правильно. – Миссис Холден повернулась, чтобы уйти, поправив свою прическу. – Думаю, мы вернемся к двум. Обед будет ранний из-за детей. Один Бог знает, что выкинет Фредди в приличном ресторане. Представляю, как сгорю со стыда еще до того, как подадут десерт… – Она проверила содержимое сумочки. – У тебя на столике две таблетки аспирина. И не забывай, что сказал Генри, дорогая. Больше жидкости.
Лотти уже чувствовала, что погружается в сон.
Дверь закрылась с тихим щелчком.
* * *
Она проспала несколько минут или часов, когда поняла, что стук каким-то образом просочился из сна в реальность и что она смотрит на дверь и слушает, как он становится все более настойчивым. И не прекращается.
– Лотти!
Должно быть, она опять бредит. Как в тот раз, когда была уверена, что на всех подоконниках обитает коричневая форель.
Лотти прикрыла глаза. Голова горела огнем.
– Можно войти?
Она снова открыла глаза. В дверях стоял он и оглядывался, его голубая рубашка была забрызгана крошечными капельками дождя. Издалека донеслись раскаты грома. В комнате потемнело, оттого что набежали дождевые облака, создав видимость сумерек. Она с трудом села, все еще не понимая, спит или бодрствует.
– Мне казалось, ты ушел на вокзал.
Он сказал, что ему нужно забрать ящик с фруктами.
– Ложь. Ничего другого в голову не пришло.
В комнате продолжало темнеть, так что она с трудом различала его лицо. Только глаза сияли так ярко, что она подумала, не болен ли он тоже. Она на секунду опустила веки, желая убедиться, что он будет там, когда она их откроет.
– Все это очень тяжело, Лотти. Мне кажется… будто я схожу с ума.
Радость. Радость, что он здесь. Она опустила голову на подушку и протянула руку, совсем белую в полутьме.
– Лотти…
– Иди сюда.
Он одним прыжком пересек комнату, опустился на колени радом с кроватью и положил голову ей на грудь. Она ощутила ее тяжесть на влажной ночной рубашке, подняла руку и позволила себе дотронуться до его волос. Они оказались мягче, чем она ожидала, даже мягче, чем у Фредди.
– Ты заполняешь собою все. Я уже ничего вокруг не вижу.
Он поднял голову, и она посмотрела ему в глаза, янтарные даже в приглушенном свете. Мысли в голове путались, расплывались. Он придавил ее к кровати своим весом, а иначе, как ей казалось, она бы взмыла вверх и вылетела в окно, в темную, мокрую бесконечность.
– О боже! Рубашка на тебе промокла… Ты больна. Ты больна, Лотти, прости. Мне не следовало…
Он начал было отстраняться, но она притянула его обратно.
Ей даже в голову не пришло извиниться за свой вид, мокрые, немытые волосы, стойкий запах болезни – все ее чувства поглотило желание. Она зажала его лицо ладонями, их губы почти соприкасались, она ощущала, как он дышит. Они замерли на секунду, сознавая, что ожидание ценнее утоления. А потом, застонав, как от мучительной боли, он припал к ней, такой же сладостный, как запретный плод.
