Текст книги "Клятва. История любви"

Автор книги: Джоди Пиколт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Сейчас

Ноябрь 1997 года

– Я нанимаю Крису адвоката, – заявил Джеймс в субботу за ужином.

Эти слова вырвались из него наподобие отрыжки, и он с опозданием прикрыл рот салфеткой, как будто мог взять их назад и произнести более мягко.

Адвокат. Поднос выскользнул из рук Гас и с грохотом упал на стол.

– Что-что?

– Я поговорил об этом с Гари Мурхаусом. Помнишь, он был на встрече в Гротоне? Гари сам предложил.

– Но Крис не совершал преступления. Депрессия не преступление.

Кейт недоверчиво посмотрела на отца:

– Ты хочешь сказать, они думают, что Крис убил Эмили?

– Ни в коем случае! – вдруг задрожав и скрестив руки на груди, заявила Гас. – Крису не нужен адвокат. Психиатр – да. Но адвокат…

Джеймс кивнул:

– Гари сказал, что, когда Крис признался детективу Марроне в двойном самоубийстве, он тем самым впутал себя. Поскольку нет третьего человека, только они с Эм, он навлек на себя подозрение.

– Это безумие, – возразила Гас.

– Гас, я не говорю, что Крис это совершил, – мягко произнес Джеймс. – Но я считаю, нам надо подготовиться.

– Ты не станешь нанимать адвоката защиты для преступления, которого не было, – дрожащим голосом произнесла Гас.

– Гас…

– Нет, Джеймс. Я тебе не позволю. – Она крепче обхватила себя руками, которые едва не сошлись у нее на спине. – Если они узнают, что мы наняли адвоката, то подумают, что Крису есть что скрывать.

– Они уже так думают. Они сделают вскрытие Эмили и пошлют оружие на экспертизу. Послушай, мы с тобой знаем, что произошло на самом деле. Крис знает, что произошло на самом деле. Разве не стоит нанять квалифицированного адвоката, который расскажет полиции о том, что произошло на самом деле?

– Ничего не произошло! – отвернувшись от мужа, взвизгнула Гас. – Ничего не произошло, – повторила она. «Скажи это Мелани», – нашептывал внутренний голос.

Она вдруг вспомнила один день, когда Крис, проснувшись, обвил ее шею руками, и она осознала, что это уже не дыхание младенца. Оно было не приятным, пахнущим молоком, а не совсем свежим, как у взрослого, и она инстинктивно отодвинулась от него, словно дело было не в переходе на твердую пищу, а в том, что это маленькое тело годовалого ребенка теперь умело утаивать свои грехи.

Гас сделала несколько глубоких вдохов, потом повернулась к столу. Кейт склонилась над тарелкой, как ива, в ее бледном отражении в тарелке скапливались слезы. Никто не притронулся к еде. И стул Джеймса был пустым.

Кейт смущенно стояла на пороге палаты своего брата, держась за дверную ручку на тот случай, если брат отключится и превратится в психического – такого, как тот парень с засаленными светлыми волосами, который прятался за каталкой, когда они с мамой шли по коридору. На самом деле она даже не хотела идти в больницу, поскольку Криса должны были выписать во вторник. К тому же врачи говорили, что его надо окружить любящими людьми, а Кейт считала, что к ним не относится. За последний год отношения со старшим братом не складывались: ссоры из-за того, что он долго находился в ванной, входил в ее комнату без стука, запускал руки под кофточку Эмили.

Кейт бесила мысль о том, что Крис лежит в психушке – ну, не совсем, но все же. Он выглядел по-другому – с темными кругами под глазами и этим затравленным взглядом, как будто все пытаются подловить его. Уж конечно, не как звезда плавания, за две минуты проплывшая дистанцию баттерфляем в прошлом году. У Кейт сжалось сердце, и она молча поклялась, что позволит Крису первому занимать ванную по утрам. А ведь раньше она вопила ему: «Что б ты сдох!» – и посмотрите, как близко он к этому подошел.

– Привет, – произнесла Кейт, со смущением поняв, что у нее дрожит голос. Бросив взгляд через плечо, она удивилась, что мама куда-то пропала. – Как ты себя чувствуешь?

Крис пожал плечами:

– Дерьмово.

Кейт прикусила губу, вспоминая, что говорила ей мать: «Подбодри его. Не обсуждай Эмили. Говори о какой-нибудь ерунде».

– Мы… выиграли футбольный матч.

Крис поднял на нее тусклые, унылые глаза, но не сказал ни слова, да и не нужно было. Он словно насмехался: «Эмили мертва, Кейт. И зачем мне твоя дурацкая игра?»

– Я забила три гола, – промямлила Кейт. Может быть, если не смотреть на него… Она повернулась к окну, выходящему на мусоросжигательную печь с трубой, изрыгающей клубы черного дыма. – Господи! – выдохнула она. – На это нельзя смотреть человеку со склонностью к самоубийству.

Крис издал какой-то звук. Кейт повернулась к нему и прижала ладонь ко рту.

– О-о, мне не стоило этого говорить, – пробормотала она, но потом до нее дошло, что Крис улыбается.

Она заставила его улыбнуться.

– О чем тебе велели говорить со мной? – спросил Крис.

Кейт села на край кровати.

– О чем угодно, что тебя хоть немного обрадует, – призналась она.

– Я был бы рад узнать, – сказал он, – когда будут похороны.

– В понедельник, – ответила Кейт, чуть откинувшись назад и чувствуя некоторое облегчение от доверительного тона. – Но я ни под каким видом не должна была тебе этого говорить.

Губы Криса медленно растянулись в улыбке.

– Не волнуйся. Я тебя не выдам.

Когда Гас с Джеймсом вошли в понедельник утром в палату Криса, он сидел на краю кровати, одетый в плохо сидящие на нем голубые чиносы и рубашку – одежду, которая была на нем в пятницу вечером. Пятна крови были застираны, но под флуоресцентными лампами просвечивали на ткани розовым цветом. Марлевую повязку на голове сменил пластырь над бровью. Волосы были влажные, тщательно причесанные.

– Хорошо, – вставая на ноги, сказал он. – Пойдем.

Гас замерла на месте:

– Куда пойдем?

– На похороны, – ответил Крис. – Вы ведь не планировали оставить меня здесь?

Гас и Джеймс обменялись взглядами. Именно это они и планировали – по рекомендации врачей психиатрического отделения для подростков, которые обсуждали доводы за (позволить Крису горевать) и против (затрагивать больную тему и напоминать ему, что после ухода Эмили он не хочет жить). Гас откашлялась:

– Похороны Эм не сегодня.

Крис взглянул на темное платье матери, на костюм отца:

– Полагаю, вы идете на танцы. – Он двинулся к ним резкими нескоординированными движениями. – Мне сказала Кейт. И я пойду.

– Милый, врачи считают, что этого делать не стоит. – Гас дотронулась до его руки.

– На хрен врачей, мама! – воскликнул он прерывающимся голосом, отводя ее руку. – Я хочу ее видеть. Ведь потом уже не увижу никогда.

– Крис, – начал Джеймс, – Эмили умерла. Лучше постараться оставить это позади и подлечиться.

– Вот так просто? – высоким голосом произнес Крис. – Значит, если мама умерла бы, и ты застрял бы в больнице до дня ее похорон, и врачи сказали бы, что ты слишком слаб и тебе следует оставаться там, ты повернулся бы на другой бок и уснул?

– Это не одно и то же, – возразил Джеймс. – Ты ведь не ногу сломал.

Крис напустился на них.

– Почему вы просто не скажете это? – закричал он. – Вы думаете, я собираюсь смотреть, как Эм хоронят, а после этого брошусь с ближайшей скалы?

– В тот день, когда тебя выпишут, мы можем сходить на кладбище, – пообещала Гас.

– Вам не удержать меня здесь! – Крис направился к двери; Джеймс рванулся и схватил сына за плечи, но тот отмахнулся от отца. – Отпусти!

– Крис, не надо, – попросил Джеймс, продолжая бороться с сыном.

– Я могу потребовать, чтобы меня выписали.

– Они тебя не отпустят, – сказала Гас. – Они знают, что сегодня похороны.

– Вы не сделаете этого! – Крис вырвался из рук Джеймса, ударив его локтем в челюсть.

Зашатавшись, Джеймс прижал ладонь ко рту, и Крис выбежал из комнаты.

Гас устремилась вслед за ним.

– Остановите его! – крикнула она медсестрам, находящимся у сестринского поста.

Гас слышала суматоху у себя за спиной, но не могла отвести глаз от Криса. Ни в тот момент, когда запертые двери не подались под его титаническим напором, ни когда санитары завели ему руки за спину и сделали инъекцию, ни когда он повалился на пол, укоризненно глядя на нее и беззвучно шепча имя Эмили.

Майкл предложил отсидеть Шиву после похоронной службы. Поскольку Мелани отказалась заниматься подготовкой поминок, Майклу пришлось заказывать бейглы, копченую лососину, салаты, кофе и печенье. К тому времени, как они вернулись с кладбища, одна из соседок – не Гас – расставила еду на столе в гостиной.

Мелани сразу поднялась наверх с пузырьком валиума. Майкл сидел на диване в гостиной, принимая соболезнования своего зубного врача, коллеги-ветеринара, некоторых клиентов, друзей Эмили.

Друзья подошли плотной группой, и ему все казалось, что в любую минуту они могут расступиться и в середине он увидит свою дочь.

– Мистер Голд, – сказала одна девушка с бледно-голубыми глазами – Хезер или Хейди, – мы не понимаем, как это могло случиться.

И она дотронулась до его руки своей мягкой ладошкой. Ее рука была такого же размера, как у Эмили.

– Я тоже этого не понимаю, – ответил Майкл, впервые осознав, как это верно.

Внешне Эм казалась энергичной и яркой – красивая девушка с живым характером. Майклу нравилось то, что он видел, и он не пытался копать глубже. Слишком страшно было бы обнаружить угрозу наркотиков, секса и других соблазнов взрослой жизни, которые, как он надеялся, ее не затронули.

Майкл продолжал держать руку Хезер. Ногти на пальцах были как маленькие овалы, похожие на бледные морские ракушки, которые можно спрятать в карман. Майкл поднес руку девушки к своему лицу и прижал к щеке.

Девушка отскочила назад и отдернула руку, сжав пальцы. Щеки ее зарделись. Повернувшись, она тотчас же смешалась с группой своих друзей.

Майкл откашлялся, собираясь что-то сказать. Но что? Ты напомнила мне о ней. Хотел бы я, чтобы ты была моей дочерью. Нужные слова не находились. Поднявшись, он прошел в прихожую мимо доброжелателей и заплаканных родственников.

– Прошу прощения, – произнес он командным голосом, подождав, пока все глаза не обратились на него. – От имени Мелани и от себя лично я хочу поблагодарить вас, что пришли сегодня. Мы благодарны за ваши добрые слова и поддержку. Оставайтесь столько, сколько захотите.

И затем, к вящему удивлению пятидесяти человек, хорошо его знавших, Майкл Голд вышел из собственного дома.

В закрытом психиатрическом отделении было два времени для посещения: в половине десятого утра и в три часа дня. Матери Криса удавалось не только приходить по два раза в день, но и уговорить медсестер разрешить ей оставаться подольше, так что, возвращаясь в палату после беседы с психиатром или после душа в общей ванной комнате, Крис часто находил ожидающую мать.

Но, очнувшись в день похорон Эмили от медикаментозного ступора, он не увидел матери. Он не знал, потому ли это, что она еще не пришла, или врачи запретили ее посещение после утреннего происшествия, или же она просто боялась показаться после того, как жестко с ним обошлась. Он заворочался в постели и потер лицо. Во рту у него все царапало, как от наждачной бумаги, в голове словно с жужжанием кружила муха.

Медсестра осторожно приоткрыла дверь:

– О-о, хорошо. Проснулся. К тебе посетитель.

Если пришла мать, чтобы рассказать о похоронах, он не хотел ее видеть. Он хотел знать все: какой был гроб, какие молитвы читали за упокой Эм, какую могилу вырыли для нее. Его мать наверняка не запомнила эти подробности, и лучше было совсем не слушать ее рассказ, чем пытаться заполнить в нем пробелы.

Но когда медсестра отошла в сторону, в палату вошел отец Эмили.

– Крис, – смущенно остановившись в футе от кровати, произнес он.

Крис почувствовал, как у него свело живот.

– Наверное, мне не следовало приходить, – сказал Майкл, сбросив пальто и принявшись мять его в руках. – В сущности, я знаю, что меня здесь не должно быть. – Он повесил пальто на спинку стула и засунул руки в карманы брюк. – Знаешь, сегодня мы похоронили Эм.

– Я слышал об этом, – ответил Крис и порадовался тому, как спокойно это произнес. – Я хотел пойти.

– Она была бы довольна, – кивнул Майкл.

– Они меня не пустили, – дрогнувшим голосом сказал Крис.

Он наклонил голову, чтобы Майкл не увидел его слез, так как интуитивно предполагал, что отец Эм, как и его собственный, расценит это как слабость.

– Не уверен, что так уж важно было присутствовать там сегодня. Наверное, ты был с Эм в самые важные моменты. – Майкл смотрел на Криса, пока тот не поднял глаза. – Скажи, – прошептал он, – скажи, что произошло в пятницу ночью.

Крис уставился на Майкла, пораженный не напором, с каким был задан вопрос, а тем, как в лице Майкла проявились черты Эм: его глаза были такими же ярко-голубыми, такой же волевой подбородок, за складками его рта пряталась ее улыбка. Крису легко было представить себе, что сейчас его спрашивает Эм, а не Майкл. «Скажи, – умоляла она влажными от его поцелуя губами, а по ее виску сбегала струйка крови. – Скажи, что произошло».

Он отвел взгляд:

– Я не знаю.

– Ты должен знать, – настаивал Майкл.

Он схватил Криса за подбородок, но почти сразу отпустил, ощутив удивительный юношеский жар, буквально обжигающий кончики пальцев. Майкл потратил минут пять на то, чтобы заставить Криса заговорить, выдать хоть какую-то информацию, которую он мог бы спрятать в нагрудном кармане и унести с собой. Но, выйдя из палаты, Майкл знал наверняка только то, что Крис ни разу не посмотрел ему в глаза.

Энн-Мари Марроне закрыла за собой дверь своего кабинета, сбросила туфли и села читать присланный по факсу отчет о результатах вскрытия Эмили Голд. Она подогнула ноги под себя и закрыла глаза, нарочно освобождаясь от ненужных мыслей, которые могли бы предрешить то, что она собиралась прочесть.

Пациенткой была семнадцатилетняя белая женщина, поступившая в бессознательном состоянии после огнестрельной раны головы. Через несколько минут после поступления кровяное давление пациентки упало до 70/50. В 23:31 была зафиксирована смерть.

При макроскопическом обследовании были обнаружены ожоги от пороха вблизи входной раны на правом виске. Пуля прошла не навылет, а сквозь височную и затылочную доли мозга и разрезала мозжечок, выйдя вблизи центра задней части черепа. В затылочной доле был найден фрагмент пули 45-го калибра. Раны соответствуют пуле 45-го калибра, выпущенной в череп в упор.

В целом смерть предполагала самоубийство, о котором говорил Кристофер Харт.

Читая вторую страницу отчета о результатах вскрытия, Энн-Мари почувствовала, как волосы у нее на голове встают дыбом. При внешнем осмотре обнаружены синяки на правом запястье. Судмедэксперт обнаружил под ногтями Эмили чешуйки кожи.

Признаки борьбы.

Она поднялась из-за стола, думая о Крисе Харте. Она еще не получила отчета судебной экспертизы по кольту, но это не имело значения. Револьвер был взят из дома Криса, на оружии повсюду будут его отпечатки. Оставалось посмотреть, будут ли там отпечатки Эмили.

Какая-то мысль крутилась у нее в голове, и Энн-Мари вернулась к первой странице отчета. Судмедэксперт только приблизительно описал входное и выходное отверстия пули, и это описание показалось Энн-Мари неубедительным. Изображая пистолет, она поднесла правую руку с вытянутым вперед пальцем к виску. Потом большим пальцем «нажала на спусковой крючок». Пуля должна была выйти около левого уха Эмили, а вместо этого вышла в задней части головы, в нескольких дюймах от правого уха.

Энн-Мари вывернула запястье, чтобы воображаемый пистолет указывал в нужную сторону. При этом пришлось поднять локоть и повернуть его под непривычным углом, и «револьвер» оказался почти параллельным виску – весьма неудобное и неестественное положение для выстрела себе в голову.

В то же время траектория пули была вполне оправданна, если стрелявший стоял напротив вас.

Но зачем?

Она пролистала отчет до последней страницы и прочла об обследовании желчного пузыря, желудочно-кишечного тракта, репродуктивной системы. В какой-то момент у нее перехватило дыхание. Засунув ноги в туфли, Энн-Мари сняла трубку и набрала офис генерального прокурора штата.

– Миссис Голд, у меня есть результаты вскрытия вашей дочери, – сказала детектив по телефону. – Я бы хотела заехать к вам в удобное для вас время и показать их.

Мелани задумалась над этими словами. Что-то в просьбе детектива показалось ей не совсем обычным, и она поворачивала фразы так и сяк, пропуская через различные фильтры в своем сознании. Может быть, дело было в деликатности детектива, которой та не отличалась в прошлые разы, когда бесцеремонно вторгалась в их горе. Может быть, было просто непривычно слышать слова «вскрытие» и «ваша дочь» в одной короткой фразе.

Мелани и Майкл расположились на диване, широко открыв глаза и держась за руки, как беженцы. Детектив Марроне сидела напротив в кресле. На кофейном столике перед ними были разложены официальные отчеты с результатами вскрытия тела Эмили – последняя информация, которую она могла предоставить.

– Позвольте мне сразу перейти к делу, – начала детектив. – У меня есть основание считать, что смерть вашей дочери последовала не от суицида.

Мелани почувствовала, как все ее тело обмякло, словно оставленное на солнце масло. Не на это ли она надеялась? Это освобождение от ответственности сотрудницей правоохранительных органов, которая словно говорила: «В этом не было вашей вины. Вы не замечали признаков того, что ваша дочь замышляет самоубийство, потому что ничего и не было».

– Штат Нью-Гэмпшир полагает, что существует достаточно улик для передачи этого дела на Большое жюри присяжных для вынесения обвинения в убийстве, – говорила детектив. – Независимо от того, примите ли вы, как родители Эмили, участие в этом, дело будет рассматриваться. Но я надеюсь, что вы, в случае необходимости, будете выполнять требования офиса генерального прокурора.

– Я не понимаю, – сказал Майкл. – Вы предполагаете…

– Что ваша дочь была убита, – не моргнув глазом, закончила детектив Марроне. – Скорее всего, Кристофером Хартом.

– Но он сказал, что Эмили застрелилась, – покачал головой Майкл. – Что они планировали покончить с собой.

– Я знаю, что он сказал, – более мягко откликнулась детектив. – Но ваша дочь сообщила нам кое-что другое. – Она взяла первую страницу отчета о результатах вскрытия, испещренную пометками и цифрами. – В двух словах, судмедэксперт подтвердил, что Эмили была убита выстрелом в голову из револьвера. Однако… – Она указала им на нижнюю часть страницы, где были подчеркнуты телесные свидетельства насилия и сопротивления Эмили.

– Погодите, – все так же качая головой, сказал Майкл. – Я в это не верю. Крис Харт не мог убить Эмили. Господи, они вместе выросли!

– Замолчи, Майкл! – сквозь стиснутые зубы произнесла Мелани.

Он повернулся к ней:

– Ты же знаешь, что я прав.

– Замолчи!

Майкл снова взглянул на детектива:

– Послушайте, я смотрю по телевизору передачи о законе. Я знаю, что бывают ошибки. И я знаю, что любая улика, обнаруженная вами в этом отчете, возможно, имеет логическое объяснение, которое не имеет никакого отношения к убийству. – Он медленно выдохнул. – Я знаю Криса, – тихо произнес он. – Если он сказал, что они с Эм собирались покончить с собой – хотя я не понимаю почему и меня это шокирует, – но я верю, что именно это они и собирались сделать. Он не стал бы лгать о чем-то столь мучительном.

– Мог и солгать, – откликнулась Энн-Мари, – если от этого зависела его жизнь.

– Детектив Марроне, не хочу вас задеть, но вы увидели этих детей три дня назад. А я знаю их с самого рождения, – возразил Майкл.

У Майкла возникло четкое ощущение, что Энн-Мари Марроне окидывает его удивленным взглядом. Что это за отец, который ручается за парня, убившего его дочь?

– Вы говорите, что хорошо знаете Криса Харта, – заявила она.

– Так же хорошо, как знал свою дочь.

Детектив кивнула.

– Тогда вас не удивит, – невозмутимо произнесла она, открыв последнюю страницу отчета, – если я скажу вам, что Эмили была беременна.

– Одиннадцать недель, – вяло произнесла Мелани. – Она знала об этом два месяца. Я должна была догадаться. В ее списке покупок давно не было тампонов. – Мелани комкала в руках простыню. – Я не знала даже, что они вместе спали.

Майкл тоже не знал. После ухода детектива Марроне он воображал себе именно это. Не тот крошечный комочек жизни в теле Эмили, но то, благодаря чему он там появился: поглаживания и ласки, снимающие девический покров и обнажающие женщину, существования которой никто не хотел признавать.

– Вероятно, из-за этого они и ссорились, – пробормотала Мелани.

Майкл повернулся на бок и взглянул на жену. Ее расплывчатый профиль почти сливался с краем подушки, и он видел ее неотчетливо.

– Кто?

– Крис с Эм, – ответила Мелани. – Наверняка он хотел, чтобы она избавилась от беременности.

Майкл пристально взглянул на жену:

– А ты не захотела бы? За год до ее поступления в колледж?

– Я хотела бы, чтобы она делала то, что считала нужным! – фыркнула Мелани.

– Ты лжешь! – возразил Майкл. – Просто говоришь это сейчас, потому что это не имеет значения. – Он приподнялся на локте. – Ты не знаешь даже, сказала ли она Крису.

Мелани села в постели.

– Что с тобой такое? – сердито прошептала она. – Твоя дочь умерла. Полиция считает, что ее убил Крис. А ты защищаешь его при каждом удобном случае.

Майкл отвел глаза. Нижняя простыня сморщилась, словно время нанесло урон брачной постели с такой же неотвратимостью, как лицу человека. Он тщетно пытался разгладить простыню.

– В похоронном бюро ты сказала, что все эти прихотливые атрибуты не помогут вернуть Эм. Что ж, если распинать Криса, это тоже не поможет. Как мне кажется, он единственное, что у нас осталось от нее. Не хочу смотреть, как его тоже хоронят.

Мелани посмотрела на него в упор:

– Я тебя не понимаю, – и, взяв свою подушку, выбежала из спальни.

Во вторник утром, когда солнце только-только взошло, Джеймс уже поднялся и оделся. Он стоял на пороге, зажав в руке стопку желтых постеров. Изо рта у него вырывались облачка пара. Сезон охоты на оленей уже закончился, но Джеймс был преисполнен решимости. Наконец он разместит некоторые знаки, купленные много лет назад и забытые на чердаке. Заткнув молоток за ремень, он двинулся вдоль периметра своего участка, прислушиваясь к звону гвоздей в кармане.

У первого дерева рядом с подъездной дорожкой он вынул молоток и приколотил гвоздем первый знак. Потом перешел ко второму дереву, в нескольких футах от первого, и закрепил другой знак. На них значилось «Безопасная зона», и они предупреждали охотников о нахождении в трехстах футах от домовладения. О том, что шальная пуля может нанести ужасный вред.

Джеймс перешел к третьему дереву, потом к четвертому. В последний раз, когда он этим занимался, Крис был еще ребенком, а потому Джеймс развешивал знаки через каждые двадцать футов или около того. На этот раз он развешивал их на каждом дереве. Они шуршали на легком ветру – сотня желтых предупреждений, – яркие и неприлично праздничные на фоне темных стволов.

Джеймс вышел на дорогу, чтобы полюбоваться на свою работу. Он долго смотрел на знаки, размышляя об амулетах, красной нитке, защищающей от дурного глаза, об обычае евреев мазать кровью ягненка дверные косяки, спрашивая себя, от чего он, собственно, пытается защититься.