Текст книги "Клятва. История любви"
Автор книги: Джоди Пиколт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Сейчас
Ноябрь 1997 года
Мало что могло поразить Энн-Мари Марроне.
Можно было предположить, что десять лет службы в столичной полиции Вашингтона, округ Колумбия, могли преподнести ей больше сюрпризов, чем последующие десять лет в сонном городке Бейнбридж, в штате Нью-Гэмпшир, но она ошибалась. В округе Колумбия она никогда лично не знала своих преступников. Почему-то домашнее насилие расстраивало сильнее, если оно совершалось руками легендарного, любимого всеми директора начальной школы Бейнбриджа. Наркокартель под управлением мафии волновал меньше, чем поле марихуаны, любовно выращиваемой вместе с базиликом и майораном на участке старой миссис Инглнук. Обнаружение смертельно раненной девушки-подростка, истекающего кровью парня и дымящегося оружия вряд ли было обыденным происшествием в Бейнбридже, но это не означало, что Энн-Мари не могла его предвидеть.
– Мне бы хотелось сейчас поговорить с Крисом, – повторила она.
– Вы ошибаетесь, – скрестив руки на груди, заявила Гас Харт.
– Может быть, ваш сын расскажет мне о том, что произошло.
Она не собиралась открывать матери правду, что, хотя у нее пока не было оснований арестовать Кристофера Харта как подозреваемого в убийстве, дело будет рассматриваться как таковое, пока не доказано обратное.
– Я знаю свои права… – начала Гас.
– Как и я, миссис Харт, – подняв руку, перебила ее Энн-Мари. – И, если пожелаете, я с радостью прочту их вам и вашему сыну. Но сейчас он не находится под подозрением, он просто поможет нам свести воедино все факты. И поскольку он единственный живой свидетель происшедшего, я не понимаю, почему вы возражаете против моего разговора с ним. Если только, – добавила она, – он не успел сказать вам что-то такое, что вы считаете нужным скрыть.
Щеки Гас Харт запылали. Отступив в сторону, она пропустила детектива в палату.
Хотя эта женщина была не в форме и не имела при себе ничего более угрожающего, чем блокнот, от нее веяло такой самоуверенностью, что Джеймс встал и передвинулся ближе к кровати Криса.
– Джеймс, детектив-сержант Марроне хочет поговорить с Крисом, – тихо произнесла Гас в надежде, что ее сын не проснется.
– Что ж, – начал Джеймс, – как врач, могу сказать, что он не в том состоянии…
– При всем уважении, доктор Харт, – возразила детектив, – вы не его лечащий врач. Доктор Колман уже разрешил мой визит.
Сев на край кровати, она положила блокнот себе на колени.
Глядя, как эта женщина сидит на ее месте, Гас ощутила в груди поднимающуюся волну возмущения, напомнившую ей о чувствах, испытанных много лет назад, когда на детской площадке другой ребенок толкнул Криса или когда на родительском собрании учитель их пятого класса сообщил, что Крис далек от совершенства. Когда Гас вставала на тропу войны, чтобы защитить своего ребенка, Джеймс называл ее тигрицей. Но от чего она защищает его на этот раз?
– Крис, – тихо позвала женщина-детектив. – Крис… можно поговорить с тобой?
Заморгав, Крис открыл глаза – туманные глаза, как всегда называла их Гас, такие непостижимо светлые на фоне смуглой кожи и темных волос.
– Я детектив Марроне из полиции Бейнбриджа.
– Детектив, Крис испытал ужасную травму, – сказал Джеймс. – Я не понимаю, почему нельзя с этим повременить.
Крис сжал руками край одеяла и взглянул на детектива:
– Вы знаете, что случилось с Эмили?
Энн-Мари не сразу поняла, хочет мальчик узнать об этом или собирается в чем-то признаться.
– Эмили, так же как и тебя, доставили в больницу. – Она нажала на кнопку шариковой ручки. – Крис, что вы делали сегодня ночью на карусели?
– Мы поехали… ну, подурачиться. – Он потянул за край одеяла. – Взяли с собой «Канадиан клаб».
У Гас отвисла челюсть. Крис, работающий вместе с ней волонтером в обществе «Матери против вождения в нетрезвом виде», ездит за рулем нетрезвым?
– Это все, что у вас с собой было?
– Нет, – прошептал Крис. – Я взял с собой отцовский револьвер.
– Что?! – воскликнула Гас, делая шаг вперед, и в тот же момент Джеймс что-то возразил.
– Крис, я просто хочу узнать, что произошло этой ночью, – не моргнув глазом, сказала детектив Марроне и пристально посмотрела на парня. – Мне нужно знать твою историю.
– Потому что Эм не может рассказать вам свою, да? – подавшись вперед, спросил Крис. – Она мертва?
Гас не успела подойти к кровати и обнять сына. За нее это сделала детектив Марроне.
– Да, – ответила она, и Крис разразился рыданиями.
Его спина – только то, что было видно Гас из-за объятий женщины-полицейского, – сотрясалась от приступов кашля.
– Вы поссорились? – отпуская Криса, тихо спросила она.
Гас почувствовала тот самый момент, когда до Криса дошло предположение детектива. «Убирайтесь!» – хотелось ей крикнуть в диком порыве защитить сына, но оказалось, она не в состоянии проронить ни слова. Она поймала себя на том, что, как и Джеймс, ожидает от сына возражений.
Усомнившись на долю секунды, что он станет возражать.
Крис яростно затряс головой, словно сейчас, когда Марроне заронила ему в голову эту мысль, надо было физически избавиться от нее.
– Господи, нет! Я люблю ее. Я люблю Эм. – Он подтянул к себе колени под одеялом и спрятал в них лицо. – Мы собирались сделать это вместе, – пробормотал он.
– Что сделать?
Хотя вопрос задала не Гас, Крис взглянул на мать, и на лице его отразился страх.
– Убить себя, – тихо произнес он. – Эм собиралась уйти первой, – объяснил он, по-прежнему обращаясь к Гас. – Она… она застрелилась. А я не успел сделать то же самое, поскольку приехала полиция.
Не думай об этом! – молча приказала себе Гас. Просто сделай что-нибудь. Она подбежала к кровати и обняла Криса, оцепенев и не смея поверить своим ушам. Эмили и Крис? Совершают самоубийство? Это просто немыслимо, но тогда остается только одна, еще более ужасающая альтернатива. Та самая, которую предположила детектив Марроне. Невообразимо было представить, что Эмили может убить себя, но еще более нелепо предполагать, что ее убил Крис.
Гас подняла лицо над широким плечом Криса и взглянула на детектива:
– Уходите! Сейчас же!
Энн-Мари Марроне кивнула:
– Я с вами свяжусь. Сочувствую.
Когда детектив ушла, Гас продолжала баюкать Криса, спрашивая себя, сочувствует ли женщина тому, что произошло, или тому, что случится после ее возвращения.
Майкл, уложив сонную Мелани в постель, так как на нее подействовал валиум, выписанный врачом скорой помощи, сидел на краю кровати, пока не услышал, как ее дыхание выравнивается. Он не хотел уходить, не убедившись в том, что и ее не отнимут у него тоже.
Потом он прошел по коридору к комнате Эмили. Когда он открыл дверь, на него нахлынул поток воспоминаний, словно внутри была закупорена сущность его дочери. У него закружилась голова, и он прислонился к дверному косяку, вдыхая свежий пряный аромат духов Эмили, маслянистый, этиленовый запах подсыхающего полотна с недавней работой масляными красками. Он прикоснулся к еще влажному полотенцу, перекинутому через спинку кровати.
Она вернется, она должна вернуться – осталось слишком много незаконченных дел.
В больнице Майкл разговаривал с детективом, которому было поручено это дело. Майкл предполагал, что произошло групповое нападение преступников в масках, стрельба из движущейся машины. Он представлял себе, как его руки смыкаются на горле человека, отнявшего жизнь его дочери.
Он даже вообразить себе не мог, что этим человеком была Эмили.
Но детектив Марроне поговорила с Крисом. Она сказала, что хотя любое подобное дело – один выживший, один убитый – будет рассматриваться как убийство, но Крис Харт рассказал о двойном суициде.
Майкл пытался вспомнить детали, разговоры, события. Последний разговор с Эмили состоялся у него за завтраком.
– Папа, ты не видел мой рюкзак? Нигде не могу его найти.
Был ли это своего рода код?
Майкл подошел к зеркалу, висящему над комодом Эмили, и увидел в нем лицо, очень похожее на лицо его дочери. Упершись ладонями в комод, он случайно задел маленький тюбик с бальзамом для губ. Внутри, в желтом полупрозрачном парафине, был отпечаток пальца. Был ли это ее мизинец? Не один ли это из ее пальцев, которые целовал Майкл, когда она маленькой упала с велосипеда или прищемила ящиком стола?
Выскочив из комнаты, он тихо вышел из дому и поехал на север.
Симпсоны, чья призовая чистокровная кобыла едва не околела на прошлой неделе, производя на свет двух жеребят, были удивлены, застав его в конюшне на рассвете, когда пришли покормить лошадей. Они сказали, что не вызывали его и в прошедшие дни все шло хорошо. Но Майкл, махнув рукой, уверил их, что в случае сложных родов предусмотрено бесплатное контрольное посещение. Он стоял в стойле, повернувшись спиной к Джо Симпсону, и наконец мужчина, пожав плечами, ушел. Майкл погладил кобылу по гладким бокам, дотронулся до пушистых грив ее потомства, стараясь напомнить себе, что когда-то обладал способностью исцелять.
Крис проснулся с ощущением, что у него в горле застрял кусок лимона, а сухие глаза забиты дробленым стеклом. Страшно болела голова, но он знал, что причиной тому падение и швы.
В ногах кровати свернулась калачиком его мать, отец спал в единственном кресле. Никого больше в палате не было. Ни медсестер, ни врачей. Ни детектива.
Он попытался представить себе Эмили там, где она сейчас. В похоронном бюро? В морге? Где здесь морг, кстати… Он не указан на этажах около лифта. Крис неуклюже задвигался, морщась от головной боли, пытаясь вспомнить последнее, что сказала ему Эмили.
У него болела голова, но сердце болело гораздо сильнее.
– Крис? – Голос матери обволакивал его, как дым. Она села в изножье кровати, на ее щеке отпечатался след от одеяла. – Милый, ты в порядке?
Он почувствовал на щеке ладонь матери, прохладную, как речная вода.
– Голова болит? – спросила она.
В какой-то момент проснулся отец. Теперь родители сидели по обе стороны от кровати. На их лицах были написаны сострадание и боль. Крис повернулся на бок и закрыл лицо подушкой.
– Когда вернешься домой, – сказала мать, – тебе будет легче.
– Я собирался одолжить на выходные колун для дров, – добавил отец. – Если врачи тебе разрешат, не вижу причины, почему не заняться этим.
Колун для дров? Долбаный колун для дров?
– Солнышко, поплачь, поплачь, – погладила его по плечам мать, повторяя одну из банальностей, которые вчера проповедовал психиатр скорой помощи.
Крис как будто не собирался убирать подушку с лица. Мать несильно потянула за ее край. Подушка упала с больничной койки, выставляя напоказ покрасневшее рассерженное лицо Криса с сухими глазами.
– Уходите прочь, – четко выговаривая каждое слово, произнес он.
И, только услышав в конце коридора звонок лифта, Крис поднес к лицу трясущиеся руки, прикасаясь пальцами к бровям, носу и пустым окнам глаз, пытаясь понять, во что он превратился.
Джеймс скомкал бумажную салфетку и засунул ее в свою кофейную чашку.
– Что ж, – взглянув на часы, сказал он, – мне пора идти.
Гас посмотрела на него сквозь поднимающийся пар от забытой чашки чая.
– Идти? – спросила она. – Куда?
– У меня операция в девять утра. А сейчас уже полдевятого.
У Гас от удивления в горле застрял ком.
– Ты собираешься сегодня оперировать?
Джеймс кивнул:
– Сейчас уже не могу отменить. – Он принялся складывать на поднос кафетерия чашки и бумажные тарелки. – Если бы я подумал об этом ночью, тогда другое дело. Но я не подумал.
Он сказал это так, будто в этом виновата она.
– Ради бога, – сдавленным голосом произнесла Гас, – твой сын пытался покончить с собой, его девушка мертва, а в полиции по-прежнему находится твой револьвер, но ты пытаешься делать вид, что прошлой ночи не было? Ты в состоянии вернуться к обычной жизни?
Джеймс встал и шагнул к двери:
– Если я не смогу, то как требовать этого от Криса?
Мелани сидела в приемной похоронного бюро, ожидая, когда один из сыновей Зальцмана познакомит их с практическими аспектами скорби. Рядом с ней Майкл возился с галстуком, одним из трех имевшихся у него, так как решил надеть его для визита сюда. Сама Мелани отказалась сменить одежду, которая была на ней ночью.
– Мистер Голд, – сказал мужчина, торопливой походкой входя в комнату. – Миссис Голд… – Он по очереди пожал им руки, задерживая в своей руке чуть дольше, чем было необходимо. – Искренне сочувствую вашей потере.
Майкл пробормотал слова благодарности, Мелани недоверчиво взглянула на него. Как может она доверять этому человеку, столь неточному в словах, организацию похорон? Нелепо говорить о потере. Человек может потерять туфлю или связку ключей. Смерть ребенка – это не потеря. Это катастрофа. Опустошенность. Ад.
Джейкоб Зальцман скользнул за свой широкий письменный стол:
– Уверяю вас, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы этот переход прошел для вас более спокойно.
Переход, подумала Мелани. Бабочки из кокона. Нет…
– Вы можете мне сказать, где сейчас Эмили? – спросил Зальцман.
– Нет, – ответил Майкл, но потом откашлялся.
Мелани стало за него неловко. Он вел себя так нервозно, явно боясь совершить промах на глазах у этого человека. Но что ему надо доказывать Джейкобу Зальцману?
– Ее привезли в Мемориальную больницу Бейнбриджа, но… обстоятельства ее смерти потребовали вскрытия.
– Значит, ее отвезли в Конкорд, – ровно произнес Зальцман, делая записи в блокноте. – Полагаю, вы захотите провести погребение как можно быстрее, поэтому предлагаю вам… понедельник.
Мелани поняла, что он считает день на вскрытие, день на то, чтобы привезти тело обратно в Бейнбридж. Почувствовав щекотание в горле, она с трудом сдержала рыдания.
– Есть несколько моментов, которые нам предстоит обсудить. Первый, конечно, это гроб. – Джейкоб Зальцман встал, жестом указывая на дверь в соседнее помещение. – Не желаете зайти и рассмотреть варианты?
– Лучший, – твердо произнес Майкл. – Самого высокого качества.
Мелани взглянула на Джейкоба Зальцмана, слегка кивнув. Она подумала, что в другое время могла бы посмеяться над этим с Гас – похоронный бизнес, прибыльное дело. Какой скорбящий родственник стал бы торговаться о цене гроба или покупать модель по бросовой цене?
– У вас уже есть программа? – спросил директор похоронного бюро.
Майкл покачал головой:
– Вы этим тоже занимаетесь?
– Мы занимаемся всем, – ответил Зальцман.
Мелани сидела с каменным лицом, пока мужчины обсуждали объявление в газете, охлаждение, открытки с выражением признательности за соболезнование, надгробие. Прийти сюда было все равно что быть допущенными в святая святых, где человек молча обращается с вопросами, на самом деле не желая получить ответы. Мелани и представить не могла, что смерти сопутствует столько деталей: открытый или закрытый будет гроб, в какую папку – кожаную или картонную – поместить список приглашенных на церемонию прощания.
Мелани наблюдала, как счет вырастал до ошеломляющих цифр: 2000 долларов за гроб, 2000 – за цементную окантовку, 300 – за раввина, 500 за напечатание сообщения о смерти в «Таймс», 1500 – за подготовку могилы, 1500 – за использование часовни при морге. Где они возьмут эти деньги? Но потом она сообразила: из фонда Эмили на учебу в колледже. Джейкоб Зальцман передал Майклу окончательный счет, но тот даже бровью не повел:
– Отлично! Я хочу все самое лучшее.
Мелани очень медленно повернулась к Зальцману:
– Розы. Гроб из красного дерева. Цементная окантовка вокруг него. «Нью-Йорк таймс». – Она задрожала. – Лучшее, – без выражения произнесла она. – Это не сделает Эмили менее мертвой.
Майкл побледнел. Он протянул директору похоронного бюро хозяйственную сумку.
– Думаю, нам пора идти, – тихо сказал он. – Здесь одежда.
Мелани, привстав со стула, замерла:
– Одежда?
– Для погребения, – мягко произнес Джейкоб Зальцман.
Мелани потянулась к бумажному пакету и достала оттуда летнее платье с принтом радуги, слишком тонкое для ноября, сандалии, которые уже два года как были малы Эм, потом выудила пару трусиков, все еще пахнувших кондиционером для белья и заколку для волос со сломанным зажимом. Майкл не положил ни бюстгальтер, ни комбинацию. Помнят ли они одну и ту же дочь?
– Зачем ты взял эти вещи? – прошептала она. – Где ты их раскопал?
Эту одежду устаревшего фасона Эмили ни за что не надела бы. У них оставался последний шанс доказать, что они знали Эмили, что прислушивались к ней. Что, если они понимали все неправильно?
Мелани выбежала из помещения, стараясь не думать о реальной проблеме. Дело не в том, что Майкл сделал неправильный выбор, а в том, что вообще сделал выбор.
Когда они приехали домой, на подъездной дорожке их ждала Энн-Мари Марроне.
Ночью Майкл кратко пообщался с детективом, и у него тогда не было особого желания ее слушать. Она сообщила им неприятную новость о том, что Эмили и Крис пытались покончить с собой. Поскольку Эмили умерла, Майкл не представлял себе, что еще эта женщина может им рассказать.
– Доктор Голд, – выходя из «тауруса», обратилась к нему детектив Марроне. Она подошла по гравийной дорожке к их машине. Если даже она заметила, что Мелани продолжает сидеть на переднем сиденье, уставившись в пустоту, то не стала комментировать. – Я не знала, что вы врач, – дружелюбно произнесла она.
Она указала на припаркованный слева пикап, на котором значилось название его практики.
– Животные, – лаконично ответил он. – Не одно и то же. – Он вздохнул. Каким бы ужасным ни выдался сегодняшний день, причиной тому была не Энн-Мари Марроне. Она всего лишь выполняет свою работу. – Послушайте, детектив Марроне, у нас было трудное утро. У меня, право, нет времени разговаривать.
– Я понимаю, – просто сказала Энн-Мари. – Я займу у вас всего минуту.
Кивнув, Майкл указал на дом:
– Там незаперто. – Он заметил, что детектив открыла рот, чтобы отругать его за беспечность, но потом передумала. Майкл подошел к переднему сиденью, открыл дверь и заставил Мелани выйти из машины. – Иди в дом, – сказал он ласковым приглушенным голосом, каким обычно успокаивал норовистую лошадь.
Он помог жене подняться по каменным ступеням и отвел ее на кухню, где она уселась на стул, не сняв даже пальто.
Детектив Марроне стояла, повернувшись спиной к кухонному прилавку.
– Ночью мы говорили о признании молодого Харта в двойном самоубийстве, – сразу перешла она к делу. – Ваша дочь могла себя убить. Но вы должны знать, что, пока не доказано обратное, ее смерть рассматривается как следствие убийства.
– Убийство, – выдохнул Майкл, и от одного этого ужасного, но притягательного слова в его сознании словно открылся шлюз – шанс обвинить в смерти Эмили кого-то, помимо себя. – Вы говорите, ее убил Крис?
– Я ничего не говорю, – покачала головой детектив. – Я объясняю действия правоохранительных органов. Это стандартная процедура – внимательно присмотреться к человеку, обнаруженному рядом с дымящимся оружием. Тому, кто остался в живых, – добавила она.
Майкл покачал головой:
– Когда вы приедете к нам через несколько дней, когда… все немного успокоится, я с радостью покажу вам старые фотоальбомы, или школьные тетради Эмили, или письма, которые Крис писал ей из лагеря. Он не убивал мою дочь, детектив Марроне. Если он скажет, что не убивал, верьте ему. Я могу поручиться за Криса, я хорошо его знаю.
– Так же хорошо, как свою дочь, доктор Голд? Настолько хорошо, что не догадывались о ее суицидальных наклонностях? – Детектив Марроне скрестила руки на груди. – Поскольку, если история Кристофера Харта правдива, это означает, что ваша дочь хотела себя убить – что она убила себя, – не обнаруживая никаких внешних симптомов депрессии. – Детектив Марроне потерла переносицу. – Послушайте, надеюсь ради вашего блага – и ради Эмили и Криса, – что это неудавшееся двойное самоубийство. В Нью-Гэмпшире суицид не считается преступлением. Но если не будет доказательств суицида, то главный прокурор штата должен определить, есть ли вероятное основание обвинить мальчика в убийстве.
Майклу необязательно было это озвучивать. Он понимал, что вероятная причина выяснится из того, что скажет им Эмили после смерти, посредством вскрытия.
– Нам покажут заключение судмедэксперта? – спросил он.
– Если хотите, могу показать, – ответила Энн-Мари.
– Да. Пожалуйста. – (Это будет последнее заявление, записка, которую она не оставила.) – Но я уверен, что до этого не дойдет.
Кивнув, Энн-Мари пошла к выходу, но на пороге обернулась:
– Вы уже говорили с Крисом?
– Я… пока еще не пришло время, – сказал Майкл.
– Конечно нет, – согласилась детектив. – Я просто спросила.
Она вновь выразила соболезнование и ушла.
Майкл направился к двери в подвал и, открыв ее, выпустил двух сеттеров, которые принялись возбужденно бегать и подскакивать, ставя на него лапы. Он вывел собак на подъездную дорожку, на время задержавшись у открытой двери. Он не заметил, как Мелани, плотнее закутавшись в пальто от внезапного сквозняка, тихо и настойчиво повторяла слово «убийство».
Джеймс был у Криса в больнице, дожидаясь, когда лечащий врач переведет его из лечебного отделения в закрытое психиатрическое для подростков. Рекомендации врача немного успокоили Гас. Она не доверяла себе, боясь не распознать в Крисе признаков депрессии, которую, очевидно, уже пропустила. О нем позаботится квалифицированный и опытный персонал.
Джеймс сильно переживал. Скажется ли это на медицинской карте сына? Сможет ли он в свои семнадцать в любое время выписаться? Узнают ли когда-нибудь школа, его будущие работодатели, власти о том, что три дня он провел в психиатрическом отделении?
Через панорамное окно в гостиной Гас смотрела на аккуратную тропинку, которая вела от их дома к дому Голдов и в это время года была усыпана пожелтевшими сосновыми иглами и намокла от измороси. Увидев свет наверху, в спальне Мелани, Гас на цыпочках зашла в комнату Кейт, которой днем сообщили о смерти Эмили. Как и догадывалась Гас, ее дочь уснула в слезах.
Набросив на плечи пальто, Гас побежала по тропинке и вошла в дом Голдов через кухню. В доме стояла тишина, не считая громкого тиканья часов с кукушкой.
– Мелани? – позвала она. – Это я.
Она поднялась наверх, заглядывая в спальню, кабинет. Дверь в спальню Эмили была закрыта, и Гас сознательно решила не заходить туда. Вместо этого она постучала в соседнюю, закрытую дверь ванной комнаты и медленно отворила ее.
Мелани сидела на опущенной крышке унитаза. При появлении Гас она подняла глаза, но удивления не выказала.
И вот теперь Гас понятия не имела, что сказать. Ей вдруг показалось глупым предлагать утешение, когда она сама была так тесно связана с этой болью.
– Привет, – тихо произнесла Гас. – Ну как ты там?
– Не знаю, – пожала плечами Мелани. – Похороны в понедельник. Мы ездили в похоронное бюро.
– Наверное, это было ужасно.
– Мне было все равно, – сказала Мелани. – Майкл был невыносим.
– Угу, – кивнула Гас. – Джеймс спорил с врачом, который хотел поместить Криса в психиатрическое отделение, потому что считает это пятном на репутации семьи.
Мелани взглянула на подругу:
– Ты чувствовала, что это может случиться?
Гас не стала притворяться, что не понимает.
– Нет, – ответила она прерывающимся голосом. – Если бы чувствовала, то сказала бы тебе. И я знаю, ты сказала бы мне. – Она опустилась на край ванны. – Что могло быть таким ужасным? – прошептала она.
Она знала, что думает о том же, что и Мелани: Крис и Эмили выросли в атмосфере любви, в благополучных семьях, дружили с детства. Чего еще было им желать?
Наконец Мелани нарушила молчание:
– Майкл принес в похоронное бюро жуткую одежду для погребения Эмили. И я выбросила ее. Не позволила ему оставить.
Гас поднялась, испытывая облегчение при мысли, что можно чем-то заняться.
– Значит, нам надо найти что-то для нее, – сказала она.
Взяв Мелани за руку, Гас помогла ей встать и привела к комнате Эмили. Потом решительно повернула дверную ручку, словно не опасаясь воспоминаний, которые должны были нахлынуть на нее.
Комната до сих пор чудесным образом оставалась жилищем Эмили. Храм тинейджера, на алтарь которого были помещены одежда от «Гэп», парфюмерные масла и фотоснимки сына Гас. Мелани с нерешительным видом стояла посредине комнаты, готовая убежать, пока Гас рылась в шкафу.
– Как насчет той блузки бирюзового цвета, которую она надевала для фотографирования в школе? – спросила Гас. – Она так шла к ее глазам.
– Она без рукавов, – думая о чем-то о своем, произнесла Мелани. – Она в ней замерзнет до смерти. – Гас продолжала перебирать вешалки, и Мелани вдруг прикрыла рот рукой. – Нет, – простонала она, и ее глаза наполнились слезами.
– О-о, Мел! – Гас обвила подругу руками. – Я тоже ее любила. Мы все любили.
Мелани вырвалась и повернулась к ней спиной.
– Знаешь, – неуверенно начала Гас, – может быть, спросить Криса? Он лучше любой из нас знает, что подошло бы Эм.
Мелани не ответила. Что рассказала Голдам детектив? И, что более важно, чему они поверили?
– Ты ведь знаешь, Крис любил ее, – прошептала Гас. – Ты знаешь, он сделал бы для Эм все что угодно.
Мелани обернулась, и Гас даже не узнала ее.
– Что я знаю про Криса, так это то, что он по-прежнему жив.
