Текст книги "Мой любимый ангел"

Автор книги: Джоанна Мэйтленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Джоанна Мэйтленд
Мой любимый ангел

Глава первая

– Если уж выходить замуж второй раз, то я всегда могу выйти за кузена Фредерика.

Леди Шарлот посмотрела, прищурившись, на племянницу и поджала губы. Вид у нее был такой, словно она внезапно почувствовала дурной запах.

– Поверь я хоть на одно мгновение, что ты способна на такую глупость, Анджелина… Да тебя стоило бы подержать взаперти, пока не одумаешься.

Племянница, вскочив с кресла у очага, подошла к дивану, на котором сидела тетка, опустилась рядом и ободряюще сжала ее морщинистые руки между своими белыми мягкими ладонями.

– Милая тетя, это лишнее – запирать меня. Мне достаточно услышать, как вы назвали меня «Анджелина», чтобы понять – вы обижены. Я просто пошутила. Вы сами знаете: я совсем не тороплюсь замуж. – Ее передернуло. – И уж во всяком случае, ни за что не пойду за человека, которого зовут Фредерик, – добавила племянница шутливым тоном.

– Ну-ну, – проворчала старушка. – Я бы на твоем месте не шутила с кузеном Фредериком и его семьей, Эйнджел.[1]1
  Ангел (англ.). – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть] Крапивное семя, все до единого. Я уверена, они подпрыгнули бы от восторга, узнай вдруг о твоей смерти.

– Тетя, ну что вы такое говорите! Мы же его и в глаза не видели!

– А ни к чему и видеть, – бранчливо продолжала леди Шарлот. – Достаточно того, что я знала твоего деда Огастеса, пусть даже он мне и родня. Никогда не встречала такого жадного и завистливого человека. Никак не мог пережить, что его сын остался просто мистером Роузвейлом в то время, как твой отец получил сразу три титула. – Леди Шарлот нисколько не стеснялась говорить дурно о мертвых.

Эйнджел зашла с другой стороны:

– Ну, кузену Фредерику наконец-то повезло. Он у нас теперь лорд Пенроуз. – Она заговорщицки улыбнулась.

– Она еще шутит! Может, я бы и поверила, что ты в самом деле так думаешь, не знай я тебя лучше. Какой толк кузену Фредерику от его лордства, если все деньги и земли почти целиком отошли какой-то девчонке? – Тетка посмотрела на племянницу с озорной улыбкой.

Эйнджел опустила глаза и попыталась принять вид скромной мисс. Как всегда, у нее не получилось.

– Но у него место в Палате лордов, тетя Шарлот. Может, это послужит ему утешением.

– Сомневаюсь. Единственный закон, который он наверняка мечтает протащить, – это запрет на наследование по женской линии. Да и занять свое место в Палате он вряд ли сможет. Граф Пенроуз – и в лохмотьях.

Эйнджел представила себе нарисованную теткой картину и с трудом удержалась, чтобы не засмеяться. Кузен Фредерик, новоиспеченный граф Пенроуз, унаследовал крохотное бедное поместье в Корнуэлле, место в Палате лордов – и больше ничего. Пока живы Эйнджел и ее тетка, Фредерику предстояло довольствоваться пустым титулом.

Однако в случае кончины Эйнджел он должен был унаследовать все.

– Мне кажется, тетя, нам пора помириться. В конце концов, Фредерик теперь глава семьи. Мы не можем не принять его.

– Ничего подобного, – фыркнула леди Шарлот. – Семья теперь не одна, а две. Тебе отошло баронство, и, как леди Роузвейл, ты глава семьи Роузвейлов. Фредерик, может, и повыше титулом, он все же граф, но тем не менее относится к младшей ветви. Пусть себе возглавляет собственную семью, а нам совершенно ни к чему принимать его. Совершенно ни к чему. Я так и слова никогда ему не скажу. Об этом и речи быть не может.

Эйнджел покачала головой, удивленная упрямством тетки. Роузвейлы вообще славились своей вспыльчивостью и долгими ссорами, но и отец Эйнджел, и тетка всегда отвечали отказом на любую ее попытку узнать хоть что-то о причине ссоры ее отца с дедом.

– Тетя, – заговорила Эйнджел, – я хочу, чтобы вы мне рассказали, почему папа поссорился с дедом Огастесом.

– Нет, дорогая, – решительно произнесла тетка, но, увидев разочарование на лице племянницы, добавила: – Это случилось очень давно. Лучше об этом не вспоминать.

Эйнджел выпрямилась.

– Если я глава семьи, как вы говорите, то должна знать о таких вещах, согласитесь.

– Ну ладно. Только это не слишком поучительная история. – Тетя Шарлот достала из кармана отделанный кружевом носовой платочек и поднесла к губам. – Твой отец… э-э… твоему отцу было двадцать, когда он получил наследство. Мне было уже достаточно лет, но твой дед поручил опеку над твоим отцом своему младшему брату, твоему двоюродному деду Огастесу. Тот был этим очень доволен и горд. И очень жаден, когда речь заходила о деньгах.

Наверное, на лице Эйнджел что-то отразилось при этом откровенном отзыве о покойном Огастесе, потому что леди Шарлот кивнула и сжала руку племянницы.

– Ты хотела знать, Эйнджел, так что приходится говорить тебе правду как она есть. Огастес Роузвейл был скряга и вдобавок охоч до чужих денег. Титул ему не достался, зато он лез из кожи вон, чтобы уговорить твоего отца жениться на его дочери Мэри. Отец твой и слышать об этом не хотел, а я, признаюсь, его в этом поддерживала. Дядя Огастес был тираном… а Мэри походила на серую мышку: ни характера, ни ума. Их браку суждено было стать с самого начала полной катастрофой.

– Но я думала, папа первый раз женился по любви?

Тетя Шарлот тепло улыбнулась.

– Так оно и было. Твой отец как раз перед этим встретил леди Джейн Элсмор и влюбился в нее. Так что все старания дяди Огастеса разлучить их и навязать ему свою дочь пропали даром. В тот же день, когда твой отец достиг совершеннолетия, он сделал предложение леди Джейн, и не прошло и месяца, как они поженились.

– Но она умерла.

– Да, умерла, но до этого они прожили счастливо двенадцать лет. Назло дяде Огастесу…

Эйнджел выжидательно смотрела на тетку.

– Первый брак твоего отца не увенчался детьми, и дядя Огастес только и знал, что талдычил об этом отцу. Его совершенно не волновало, как тяжело это было слышать бедняжке Джейн. Ей казалось, что из нее не вышло настоящей жены.

Эйнджел, закусив губу, отвернулась, а тетя Шарлот сосредоточенно продолжала свой рассказ:

– Она мне как-то сказала, это было незадолго до того, как она умерла, что, наверное, для твоего отца было бы все-таки лучше, если б он женился на своей кузине.

– Какая печальная история, – тихо сказала Эйнджел.

Тетя Шарлот вздохнула.

– Бедняжка Джейн еще и остыть не успела в своей могиле, а Огастес снова принялся за старое, стал уговаривать твоего отца жениться на Мэри. Ну, отец взорвался и послал его подальше. Сказал, что Мэри слишком стара, чтобы родить ему наследника, даже если б он мог терпеть ее присутствие, чего он как раз и не может.

Эйнджел ахнула.

– Да нет, я понимаю, это было нехорошо с его стороны. В конце концов, Мэри была ни в чем не виновата. Но ты должна понять – он только что схоронил жену, которую очень любил. Он прямо обезумел от горя, один раз я даже подумала… – Леди Шарлот мгновение помолчала. – Потом он все же оправился достаточно и решил, что ему надо жениться снова, чтобы продлить свой род, потому что на Джулиана надежды было мало.

– На Джулиана? Но… но ведь он умер еще в детстве?

– Это тебе отец так сказал?

Эйнджел кивнула. Отец лишь однажды упомянул о своем младшем брате, и было видно, что ему тяжело о нем говорить. Как Эйнджел ни старалась, она так и не вытянула из него ничего больше. В доме, кроме детского портрета Джулиана, от него не осталось никаких следов.

– Я могу понять, почему он сказал тебе так, но… боюсь, это неправда, милая моя. Джулиан умер, но… Ох, дорогая, это слишком тяжело.

Эйнджел ждала.

Тетя Шарлот снова вздохнула.

– Джулиан был намного моложе и меня, и твоего отца, но такой охальник, что нас просто оторопь брала. Что бы отец ему ни говорил, он не обращал внимания. Они постоянно ссорились. Твой отец хотел, чтобы Джулиан женился ради продления рода, но тот предпочитал разгульную холостяцкую жизнь, выпивку да игру. Заявил, дескать, отец пусть сам обеспечивает себе наследника. Дескать, ему надо просто найти жену поплодовитее, чем та, которую похоронил. Можешь себе представить, как отреагировал на эти слова твой отец! Еще одна трещина в семье. Джулиан уехал во Францию, и больше мы его не видели. Я… я слыхала, он там женился, но во время Террора[2]2
  Период Французской революции с мая 1793 г. и до падения Робеспьера.


[Закрыть] погиб и он сам, и его жена, и вся женина родня. Понимаешь, она была дочерью графа д'Эреи…

Леди Шарлот встала и подошла к окну. По ее сгорбленной спине Эйнджел поняла, что тетя старается справиться с собой.

– Как бы он ни был дурен, – проговорила она сдавленно, – он не заслуживал такой смерти. Да и никто не заслуживал.

Эйнджел сидела молча, ожидая, пока тетя возьмет себя в руки. Было ясно, что она, несмотря ни на что, любила Джулиана. Может, отец тоже любил его? Не потому ли убрал из Роузвейлского аббатства[3]3
  В данном случае «аббатство» означает «поместье, имение».


[Закрыть] все напоминающее о Джулиане, что память о нем была слишком болезненна?

– А дедушка Огастес? – спросила Эйнджел, когда тетя Шарлот наконец повернулась к ней лицом.

– Они с твоим отцом больше не разговаривали. Твой отец даже не пошел на похороны, когда умер сын Огастеса, да и на похороны самого Огастеса тоже.

– Ох, а я думала, что Фредерик – сын Огастеса! – удивилась Эйнджел.

– Нет. Он его внук.

– Ох, – снова произнесла Эйнджел. – Так, значит, он совсем не старый?

– Нет, конечно. Но ведь ты это знала, разве нет? Сама же собиралась за него замуж.

– Да что вы, тетя Шарлот, я просто пошутила, уверяю вас. Я совершенно ничего не знаю про кузена Фредерика. Я думала, ему по крайней мере пятьдесят лет, он толстый… С большим красным носом, – добавила Эйнджел, стараясь развеселить тетю.

– Нет, Эйнджел, я вижу, просто необходимо посадить тебя под замок, – строго проговорила тетя Шарлот, полностью оправившись. – Не понимаю, зачем я… Думаю, мне лучше уйти и предоставить тебя самой себе.

– Но тогда вы упустите все самое интересное.

Леди Шарлот подняла брови.

– Поскольку наш траур кончился, дорогая тетя, – продолжила Эйнджел решительным тоном, – нам с вами пора позаботиться о себе. С Бони[4]4
  Имеется в виду Наполеон Бонапарт.


[Закрыть] покончено, так что месяца через два, когда погода поправится, я хочу съездить на континент. А пока можно открыть наш дом в Лондоне, как вы считаете?

– Я…

– И если нам случайно встретится новый граф Пенроуз, мы обойдемся с ним вежливо, пусть даже он широк в талии и краснолиц.

– Эйнджел, мы не можем…

– Как глава семьи, – с нажимом произнесла Эйнджел, – я хочу, чтобы старые ссоры были забыты. Мы должны постараться, мы обе, тетя.

Леди Шарлот слегка качнула головой, но выражение лица Эйнджел, судя по всему, произвело на нее свое действие, потому что старая женщина не стала спорить.

– Хорошо, если нужно, я его приму. И не думаю, что он толстый. Его отец и дед были худые как щепки. Я еще всегда думала, что таким и должен быть человек, который трясется над каждым пенни.

– Значит, худой и красноносый.

Леди Шарлот покосилась на племянницу.

– Ну, ты, наверное, удивишься, но вряд ли у Фредерика красный нос. Пока нет. В конце концов, – она мгновение молчала, прищурившись, – он всего-то на несколько лет старше тебя.

– Но… – Эйнджел не дали договорить. Дверь открылась, показался старик Уиллет, семейный дворецкий.

– Тут джентльмен прибыл, миледи, – негромко сказал он. В голосе его звучало нескрываемое неодобрение по адресу прибывшего. – Говорит, что в родстве с вами, но…

Эйнджел засмеялась.

– Ну вот, тетя, что я вам говорила? Это кузен Фредерик, сам явился заглаживать ссору.

Уиллет виновато кашлянул.

– Это… этот джентльмен назвался Роузвейлом. Говорит, он Джулиан Роузвейл.

Эйнджел прижала руки к горлу. Леди Шарлот, никогда не позволявшая себе на людях ни малейшего проявления чувств, мягко осела на пол в глубоком обмороке.

* * *

Без головного убора, свесив голову, граф Пенроуз несколько минут стоял, преклонив колено, у могилы, не обращая внимания ни на то, что быстро сгущались зимние сумерки, ни на дождь, мочивший его плащ.

Росс Грэм, переминавшийся с ноги на ногу по другую сторону серой могильной плиты, хотел что-то сказать, но передумал и снова уставился в землю.

Наконец Пенроуз поднял голову и встал. Его густые темные волосы слиплись от дождя. Он вытер рукой затылок, где дождевые капли уже угрожали проникнуть за ворот рубахи, затем легким движением стряхнул грязь с брюк и надел шляпу.

– Пошли, Росс, обратно в гостиницу. У тебя такой вид, будто ты вот-вот окоченеешь.

Росс слабо улыбнулся и пошел следом за другом. Их башмаки вязли в грязной траве.

– Странно, когда бы я сюда ни пришел, всегда отвратительная погода. – В речи Росса, в каждом его слове явственно слышался шотландский акцент. – Может, она нас испытывает, как ты думаешь?

Пенроуз глухо засмеялся.

– Да нет, что ты! Тетя Мэри была сама доброта. Ты это знаешь не хуже меня. – Пенроуз оглянулся на маленький букетик подснежников, который кто-то положил на могилу Мэри Роузвейл. Она любила подснежники. Цветы уже успело забрызгать грязью, но все равно они ярко выделялись на сером камне. Словно лучик солнечного света в тусклом существовании тети Мэри.

– Пенроуз, я…

– Тебе обязательно называть меня так, Росс? – Голос графа прозвучал скорее утомленно, нежели сердито.

– Нет. Но это же твое имя.

Пенроуз тряхнул головой.

– Наверное, оно так… Но ты прекрасно знаешь, что у меня есть куча других имен. Если уж тебя так тянет к пышности, можешь называть меня Фредериком, например, или Максимилианом, или на худой конец Огастесом!

Росс, смеясь, хлопнул графа по мокрому плечу.

– Думаю, не стоит. Последний раз, когда я назвал тебя Огастесом, ты пригрозил убить меня.

– Да-да, но ты этого заслуживал. – Росс был старым другом Пенроуза и одним из немногих, кто осмеливался подшучивать над ним, даже когда тот был в дурном настроении. Они выросли вместе, тетя Мэри заменила им мать, и время не ослабило узы, связывавшие их друг с другом и с памятью о ней. – Для тебя самого будет безопаснее, если станешь называть меня Максом.

Росс кивнул, продолжая шагать к коляске, возле которой топтался в нетерпении кучер графа.

– Вы промокли до нитки, капитан, – сказал он.

– Ничего, бывало и похуже, сержант, – ответил Пенроуз, напоминая об их армейском прошлом. С сержантом Рэмзи они не раз квартировали в кишевших блохами домах на полуострове,[5]5
  Имеется в виду Пиренейский полуостров.


[Закрыть] немало провели дней в иссушающей жаре и промозглом холоде. – Немножко водички мне не помешает.

Усевшись в коляску, Пенроуз откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Посещение кладбища всегда действовало на него удручающе. Надо было приехать домой раньше, больше помогать Мэри… У нее была тяжелая жизнь – сначала ею помыкал ее отец, потом отец самого Макса. И тот и другой обращались с ней как с бесплатной служанкой. Его отец, скупой по натуре, заставил ее воспитывать своего сына, сэкономив таким образом на повторной женитьбе. Как он заявил, брак чересчур дорогое удовольствие. Жена так или иначе доберется до его кошелька, ну а незамужнюю сестру можно держать под контролем. Бедная Мэри. У нее было слишком мало житейских радостей. Ни своего дома, ни детей. Эти радости миновали ее по вине собственной семьи, по вине бессердечного старика, носившего титул графа Пенроуза.

Наследный граф Пенроуз заерзал на сиденье при мысли о своем ненавистном предшественнике. Жаль, что он не может отомстить за Мэри. Остались лишь его сестра и дочь. А с женщинами он не воюет.

Но ведь старик Пенроуз вел войну против Мэри, разве не так?

Хотя у Мэри все же было какое-то утешение. Ее горячо любили Пенроуз и Росс Грэм, сирота, которого она подобрала и защищала от всего мира, включая собственных родственников. Робкая овечка, когда речь шла о ее собственных интересах, она превращалась в тигрицу, коль скоро что-то угрожало ее мальчикам. Она бесчисленное количество раз спасала их, но, когда дело дошло до ее спасения, Макс с Россом опоздали.

– Бог с ними.

Макс поднял глаза и невольно улыбнулся в ответ на улыбку Росса. Что-то такое было в этих блестящих голубых глазах… Кипучая натура Росса не признавала ни поражения, ни отчаяния. И в этот сырой февральский день у кладбища его оптимизм снова оказался заразительным.

– Что тебе нужно, мой друг, – проговорил Росс, – конечно, кроме пунша, так это поучаствовать в хорошей битве. Человеку не до собственных проблем, когда наседает враг.

Макс невесело рассмеялся.

– На это надеяться не стоит, Росс. С Бони покончено.

– Я вовсе не имел в виду Бони, хотя, по-моему, его еще рано списывать со счетов. На мой взгляд, Эльба слишком близко от Франции.

Граф молча пожал плечами.

– Я вот что думаю, Макс, – сказал Росс. – Тебе надо чем-то заняться. Чем-то стоящим. Почему бы тебе не предпринять чего-нибудь в Палате? Ты вот говорил про старых солдат, которые побираются на улицах. Почему бы не поднять этот вопрос?

– Да потому, что я не могу явиться туда. Ты же и сам это знаешь. Что я за граф, без денег? – Пенроуз поймал себя на том, что говорит со все большим раздражением. Вот еще одна характерная черта Роузвейлов. Надо будет обратить на это внимание и держать себя в руках, подумал он.

– Прости, но я тебя не понимаю. Раньше тебя это не смущало.

– И сейчас, похоже, не смущает, если говорить о безвестном армейском капитане. Но граф… Это совсем другое, Росс. Быть графом означает иметь дома, поместья, слуг, обязанности… У меня есть титул и обязанности, и больше ничего. И за это тоже надо благодарить старика Пенроуза. Он и его дочь связали меня по рукам и ногам.

– Ты говоришь так, словно он все еще жив. Что с тобой такое, черт побери? Старый Пенроуз вот уже год как помер. Теперь граф Пенроуз ты.

– Ага, а его дочь жива-здорова и смеется мне в лицо. Баронесса Роузвейл продолжает то, что делал ее отец. Оба издеваются над нами.

– Ты…

– Оставь, Росс. Ты сам знаешь, как они обращались с тетей Мэри. Старик Пенроуз был настоящим дьяволом. Ручаюсь, его дочь такая же.

– Говорят, она бесплодна.

– Что?

– Много лет была замужем, и никаких детей. Разве ты не слышал? Так что это только дело времени. Придет день, когда все перейдет к тебе, тогда ты сможешь занять свое место в Палате лордов.

Макс покачал головой.

– Очень сомневаюсь. Ты забыл, что ее милость на несколько лет моложе меня. И наверняка пышет здоровьем. Нет, боюсь, если и достанется кому наследство, то не мне, а моим детям.

– Ха… Выходит, ты должен жениться?

– Ты прекрасно знаешь, что должен, – резко проговорил граф, сжав губы в ниточку.

– Хм… – Росс помолчал. – Знаешь, – заговорил он задумчиво, не обращая внимания на хмурую гримасу друга, – по-моему, было бы неплохо, если б ты женился на самой баронессе. В этом случае ты сможешь распоряжаться наследством раньше.

Пенроуз лишь покачал головой. Он уже овладел собой.

– Я всегда считал, Росс, что ты у нас со сдвигом, а сейчас убедился окончательно. Наверное, из-за рыжих волос, от них у тебя мозги протухли.

– Не надо! Хватит! – Леди Шарлот отодвинула нюхательную соль, которую Эйнджел совала ей под нос. – Все в порядке, уверяю тебя.

Глядя на осунувшееся лицо тетки, Эйнджел подумала, что до порядка пока далеко.

– Сказать джентльмену, что вашей милости нет дома? Я…

– Не надо, Уиллет, – сказала Эйнджел, – это нехорошо. Тем более если он родственник. Попроси его подождать в библиотеке. Скажи, я скоро выйду. А тетя Шарлот останется пока здесь.

– Как угодно вашей милости.

Не успела дверь закрыться за дворецким, как леди Шарлот торопливо заговорила:

– Наверняка это самозванец. Если бы Джулиан был жив, он бы уже давно связался с нами. Прошло больше двадцати лет. Почему он ждал до сих пор?

Эйнджел, стоявшая на коленях возле кресла тетки, поднялась на ноги, не выпуская ее холодной руки.

– Потому что… просто теперь он может заявить свои права на титул.

Леди Шарлот посмотрела на племянницу.

– Наверное, так и есть. Мой брат был не… мой брат не дурак. Но, наверное, он такой же нищий, как и Фредерик, ведь они оба лишены права на состояние. Ох, Джулиан… – Леди Шарлот покачала головой, хмуро глядя перед собой. Внезапно ее лицо прояснилось. – Если это в самом деле Джулиан, ты только представь себе, как взбесится Фредерик! Он же снова станет просто мистером Роузвейлом! Ты только подумай, что творится!

Эйнджел отпустила руку тетки и направилась к двери.

– Бедный Фредерик, – пробормотала она себе под нос и, тихонько притворив дверь, пошла вниз по лестнице.

Ему действительно не везет, этому Фредерику. Его графское звание не так уж много и стоило, но давало ему положение в обществе. Как это унизительно, должно быть, – прошли какие-то жалкие месяцы, и его вырывают у тебя из рук. Разве он заслужил такое? Тетя Шарлот считает, что да, но она не беспристрастна, судя по тому, с какой злостью она сегодня говорила. Временами с ней бывает нелегко. Почему она?..

Дверь библиотеки оказалась распахнутой настежь, Эйнджел остановилась на пороге, и стоявший у камина джентльмен повернулся к ней лицом.

– О… – Эйнджел в ошеломлении застыла на пороге. Визитер никак не мог быть ее дядей. Он был не старше ее самой.

И еще – она никогда не видела такого красивого мужчину.