Текст книги "Будь моей"
Автор книги: Джоанна Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 4
Таня слегка приподняла вуаль, ровно настолько, чтобы, поддразнивая, провести язычком по обнаженной груди Штефана, по его едва выступающим соскам. Он застонал и потянулся к ней, но она издала предупреждающее восклицание, и его руки снова легли на спинку шезлонга и вцепились в нее мертвой хваткой.
Штефан был уже на грани безумия, ибо не имел права даже дотронуться до своей жены, сидящей у него на коленях, особенно, если учесть, что на нее такое ограничение не распространялось. Но они заключили сделку. Таня обещала станцевать сегодня для него при условии, что он будет держать свои чувства под контролем. Штефан дал слово, и Таня уже начала свой танец, а он испытывал дьявольские муки, стараясь сдержать клятву, а эта маленькая ведьмочка решила вдобавок еще и подразнить его, раз уж ей выпала такая удача.
В ту ночь, когда они впервые встретились в таверне в штате Миссисипи, Таня отплясывала зажигательный танец, танец одалиски – во всяком случае, как она его понимала, – а на нее глазела ватага алчных речных крыс-шкиперов. Штефан решил купить ее за пару монет и попытался это сделать.
Правда, тогда он не знал, как не знала этого и Таня, что она как раз и есть та самая исчезнувшая принцесса, на поиски которой он был послан, та самая нареченная невеста, с которой он был обручен со дня рождения.
Однажды вскоре после свадьбы он попросил ее еще раз исполнить этот танец. Ее соблазнительный, хотя и довольно скромный костюмчик остался в Америке, и она решила использовать одно из своих шелковых неглиже.
Штефан среагировал на танец весьма неожиданно: он так воспламенился, что их объятия, и без того неимоверно сладостные, с его стороны были в тот раз, пожалуй, чересчур бурными и грубыми.
Но Таня не сетовала и даже смеялась потом, восхищенная тем, что смогла добиться от мужа полного самозабвения. Любовницы Штефана имели обыкновение жаловаться, что его ласки оставляют на их теле синяки и царапины, но страсть королевы всегда была равна по силе его собственной. Ей нравилось дразнить мужа и доводить до безумия, и Таня даже смастерила новый костюм, специально для этой цели.
Однако на сей раз данное им обещание не имело ничего общего с ее собственными наклонностями, зато было непосредственно связано с ее новым состоянием, не так давно окончательно подтвердившимся. К восторгу своих подданных, королева Кардинии носила под сердцем царственного наследника и неукоснительно соблюдала все советы придворных врачей, а значит, Штефан больше не имел права терять над собой контроль, вместо того чтобы давать обещания, которые был не в силах выполнить.
– Ничего ничего, я тебе еще отомщу, – произнес он, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал буднично, но чувства его при этом были далеко не будничными.
Таня подняла голову, и за прозрачной тканью, почти такой же бледно-зеленой, как ее глаза, Штефан разглядел улыбку.
– Интересно, как?
– Я знаю купца, который торгует тонкими шелковыми шнурками, – ответил он.
– Ты привяжешь меня шнурком и будешь заниматься со мной любовью? – В ее голосе послышалось любопытство, свидетельствующее о том, что в глубине души она ему поверила.
– Я еще подумаю. – Теперь голос Штефана звучал как рычание, смешанное со стоном. Ее улыбка стала шаловливой:
– Когда надумаешь, скажешь!
Отклонившись назад, Таня сделала легкое движение головой, ее язык прошелся по его груди вниз, к пупку. Штефан судорожно втянул воздух, и его бедра сами собой резко поднялись так, что он едва не сбросил ее с колен.
– Таня, я не-могу-этого-больше-выносить, – задыхаясь, пробормотал он.
Она тотчас сжалилась над ним.
– Ну и не выноси, – сказала она нежно и села, чтобы отбросить двойное покрывало, закрывавшее нижнюю часть лица и длинные черные волосы. Ее костюм состоял из двух частей, и верхняя часть была настолько прозрачна, что не хватало слов. Штефан был готов сорвать с нее все, был готов целовать ее прямо сквозь покрывало. Но данное слово не позволяло ему этого. Он был целиком во власти своей королевы и зависел от ее милости. К счастью, это его ничуть не тревожило.
С улыбкой, обещавшей скорое наслаждение, Таня потянула за шнурки его домашних шаровар, но тут же замерла, услышав за дверью подозрительный шум: сначала возбужденные голоса, потом звуки потасовки и, наконец, явственный глухой удар.
– Что зз… – начал было Штефан, но на его невысказанный вопрос тут же последовал немедленный ответ – дверь с грохотом распахнулась, и в комнату пулей влетел его кузен.
С приглушенным криком Таня скатилась с колен Штефана и уселась на корточках на полу, чтобы скрыться из вида, пока доставала свое платье с шезлонга, куда бросила его перед тем, как начать танец. Следя поверх королевского живота за нарушителем спокойствия, она стремительно набросила на себя одежду.
Василий ничего не заметил, ибо королевская спальня была так велика, что он, находясь всего лишь на полпути, произнес еще не видя Штефана:
– Приношу свои извинения, что нарушил твой покой, но у меня затруднения, и я в ярости. Боюсь, я убью кого-нибудь, если не найду решение.
– Но, надеюсь, ты еще не убил моего стража? – холодно спросил Штефан, и Василий повернулся на звук его голоса.
– Что? Нет, конечно, нет. Я только сбил его с ног. Проклятый дурак не давал мне войти.
– Возможно, потому, что я приказал, чтобы мне не мешали, и у меня были к тому основания.
Штефан уселся на шезлонге, и к нему присоединилась Таня. Обняв жену за талию, Штефан притянул ее к себе. По их виду любой бы догадался, что это были за основания.
Но, осознав увиденное, Василий лишь снова извинился:
– Прошу прощения, но мое дело не терпит отлагательств, Штефан. Это хуже всякого кошмара, такое безумие, что ты и не поверишь. Мне самому до сих пор не верится.
– Как ты думаешь, он пьян? – шепнула Таня на ухо Штефану.
– Шш, – ответил он и повернулся к Василию. – Я полагаю, ты только что от матери?
– О, да! Она вне себя от радости, но если бы мне только намекнули, в чем тут дело, я бы давно уже был на полпути к границе и сделал бы все, чтобы меня никогда никто больше не нашел. Разве она тебе не говорила? Черт возьми, Штефан, если ты знал и ничего мне не сказал…
– Успокойся же, кузен…
Василий взял себя в руки и сказал в третий раз:
– Прошу меня простить. У меня голова идет кругом, а скоро, глядишь, и жизнь пойдет ко всем чертям, если мы не придумаем что-нибудь радикальное…
– Было бы неплохо, если бы ты сначала рассказал мне, в чем дело. Василий оторопел:
– А разве я не говорил? – И не успел Штефан ответить, пояснил:
– Я только что узнал, что пятнадцать лет назад мой отец подписал бумагу о моей помолвке. На ней стоит мое имя. Это документ! Моя мать об этом даже не подозревала, и все эти годы о существовании его знали только девушка и ее отец и только теперь, когда она, по-видимому, рвется замуж, побеспокоились сообщить и нам.
– А кто она?
– И это все, что ты можешь сказать? – Василий уже почти кричал:
– Да какое, черт возьми, дело, кто она, если я не имею ни малейшего желания на ней жениться.
– Но ты же знал, что когда-нибудь тебе так или иначе придется жениться, – рассудительно заметил Штефан.
– Но уж по крайней мере не в ближайшие десять лет! Впрочем, дело не в этом. Теперь вдруг оказывается, что я обручен с девицей, которую и в глаза не видел, и не говори мне, что в свое время ты оказался в таких же ужасных обстоятельствах, потому что ты с детства знал о своей помолвке, а я рос в уверенности, что право решать принадлежит мне.
– Видя замечательный результат моей помолвки, ты вряд ли дождешься от меня сочувствия, кузен.
– Черта с два, не дождусь! – огрызнулся Василий. – Будь любезен, вспомни, что ты чувствовал до того, как встретил свою распрекрасную супругу.
Крепко сжав в объятиях вышеупомянутую жену в знак того, что «тогда» и «теперь» – вещи разные, Штефан заметил:
– Твоя точка зрения принята.
– Наследники короны вообще редко имеют выбор в вопросах брака, – продолжал Василий горячо. – Но я-то всего лишь твой кузен, и никто, кроме меня самого, не может указывать мне, на ком жениться, а я чертовски хорошо знаю, что никогда бы не взял в жены русскую.
– Так она русская? – удивленно воскликнул Штефан.
– И к тому же баронесса, а ты прекрасно знаешь, какие нравы у этих дам. У нее, вероятно, перебывала уже дюжина любовников, и я нисколько не удивлюсь, если такая поспешность вызвана исключительно тем, что бедняжка ждет ребенка!
– Будем надеяться, что так оно и есть, а ты не торопись жениться, пока не привезешь ее сюда, – предложил Штефан. – К тому времени ты все выяснишь, а если окажется, что она беременна, у тебя будет законное основание расторгнуть помолвку.
Улыбка на губах Василия, возникшая при этих словах, увяла столь же стремительно, как и распустилась.
– А если эта надежда не оправдается и я окажусь связанным? Я предпочел бы вообще не ехать в Россию, поэтому-то я к тебе и пришел. Ты уже сталкивался с такими затруднениями, Штефан. Какие варианты приходили тебе в голову, когда ты хотел отделаться от помолвки.
– И ты рассчитываешь, что я тебе отвечу? Впервые за весь разговор Василий бросил взгляд на Таню.
– Для тебя это важно? Ты возражаешь?
– Да ради Бога!
Поймав его кислый взгляд, она притворилась, будто ничего не заметила. «Интересно, – подумала Таня, – что он предпримет, если я вдруг рассмеюсь?» И ей захотелось провести небольшой эксперимент: затруднения Василия не вызывали у нее ни малейшего сочувствия. Но Штефан не позволил бы ей потешаться над кузеном, и поэтому Таня всего лишь слушала, как мужчины обсуждают различные возможности, и убедилась, что в конце концов они приходят к мысли, что выбора нет. Василий все больше и больше грустнел.
Таня считала, что ее муж исключительно красив, но совсем иной красотой, чем Василий. В смысле привлекательности Василию не было равных: его внешность гипнотизировала. Но Таня никогда еще не видела его таким опустошенным и разгневанным, и никогда еще глаза его не сверкали так, как сейчас.
Василий мерил комнату шагами, а точнее, метался по ней, как разъяренный золотистый лев, пойманный в ловушку.
Это было завораживающее зрелище – три аршина мужественной грации вдруг обнаружили свою изменчивую и почти дикую природу. Из всех четверых Василий больше других был наделен способностью без промаха разить словом, а не действовать грубой силой. Но, похоже, и он так же склонен к насилию, как и его друзья.
Однажды Тане рассказали, что она должна была выйти замуж именно за Василия, потому что Штефан хотел без лишней суеты увезти ее в Кардинию, а там уж Таня, как и любая другая женщина, конечно же, предпочла бы Василия.
Но тогда она презирала Василия, потому что, встретив Таню в таверне, он оскорбил ее, приняв за обычную шлюху, и отнесся к ней с полным пренебрежением. Кроме того, несмотря на его шрамы и «дьявольские» глаза, с самого начала Таню привлек Штефан, с самой первой ночи очаровал именно он, а не этот прекрасный золотистый Адонис.
– Что же ты собираешься делать? – спросил наконец Штефан.
– Не знаю.
– Нет, знаешь, – спокойно отозвался Штефан.
– Да, знаю, – вздохнул Василий. – Но если это только будет зависеть от меня, свадьба не состоится. Кто-то из них – девушка или ее отец – пойдет на попятный и откажется от этой нелепой и смехотворной помолвки, даже если мне придется показать им, какой я на самом деле.
– А какой ты на самом деле? – подала голос Таня, содрогнувшись от этих слов. – Лучше скажи, что покажешь им, каким ты можешь быть, когда захочешь не понравиться?
Она говорила, опираясь на собственный опыт, и ему пришлось согласиться.
– Как скажете. Ваше Величество. Теперь наступила очередь Тани бросить на него кислый взгляд. Подавив смешок, Штефан сказал:
– Отправляйся домой, Василий. Утро вечера мудренее. В конце концов, даже если тебе и придется жениться, ты не должен…
– Как бы не так, не должен, – негодующе вмешалась Таня.
– Я же говорил, что она возвела супружескую верность в ранг верноподданнической обязанности, – проворчал Василий и, стуча сапогами, вышел из комнаты.
Едва за ним закрылась дверь, Таня гневно выпалила:
– Черт возьми, мне это нравится! Наконец-то с этого павлина полетят пух и перья!
– Я думал, ты простила его за то, что он так себя вел на пути в Кардинию.
– Простила, – заверила она мужа. – Я знаю, что он всего лишь пытался помешать мне влюбиться в него. Но ему следовало бы сразу понять, что этого не случится, а не строить из себя осла в течение всего путешествия; И все-таки он остался таким же павлином, каким был, и слава Богу, если найдется женщина, которая заставит его на пару ступенек спуститься со своего насеста. Надеюсь, эта русская покажет ему, где раки зимуют. Его несчастье в том, что женщины никогда не говорят ему «нет». Они не тра-, тяг время на то, чтобы узнать его получше, а просто моментально влюбляются, взглянув ему в лицо, и воображают, что и с ним происходит то же самое. Неудивительно, что он неизлечимо высокомерен. Он и дня не может прожить, чтобы какая-нибудь девчонка не пыталась его соблазнить.
Заметив гримаску отвращения на его лице, Штефан рассмеялся:
– Ты бы удивилась, моя Таня, узнав, насколько это раздражает его самого. Она фыркнула:
– О, конечно, так же, как меня – беременность!
Все знали, что Таня в восторге от своей беременности, и Штефан только покачал головой.
– Но это правда, – настаивал он, и его золотистые глаза заискрились смехом. – В конце концов, за один день мужчина может совершить только один подвиг – соблазнить женщину.
Теперь она и не пыталась сдерживать сарказм:
– Ну, тогда понятно. Несчастье в том, что он не может облагодетельствовать сразу всех страждущих. Не могу тебе выразить, как я опечалена. Вероятно, я единственная, кто по-настоящему серьезно невзлюбила его, но это не считается, потому что он сам стремился вызвать во мне неприязнь. И все же я искренне считаю, что ему нужно встретить женщину, которая останется к нему равнодушной. К сожалению, сомневаюсь, что нам доведется это увидеть.
– А еще говоришь, что простила его! Таня вздохнула:
– Извини, Штефан. Боюсь, мне еще трудно отделить того Василия, которого я узнала, от того, каким он стал теперь. Безусловно, он очарователен, а иногда бывает очень милым. И, конечно, я знаю, как отчаянно Василий тебе предан, и люблю его за это. Но его надменность и обидная снисходительность, его насмешки и презрение – это ведь тоже он. Они присущи ему с рождения, хотя согласна, и в меньшей степени, чем я думала вначале.
– Я знаю, что он высокомерен, – откликнулся Штефан и добавил, проявляя лояльность к кузену:
– Но не более того.
Таня уже была готова возразить, но осеклась, увидев, как Штефан поднял бровь. В конце концов Василий был не только единственным кузеном ее мужа, они были близки, как братья.
– Ну хорошо, – согласилась она. – Но сейчас он озабочен тем, чтобы расторгнуть помолвку, а ведь эта русская влюбится в него вне зависимости от его поведения, ты же знаешь. И как бы отвратительно он себя ни вел, в конечном итоге это неважно. Он разобьет ей сердце, и все-таки она будет стремиться к нему.
Таня вздохнула:
– Мне жаль эту бедную девушку, честное слово, жаль.
Глава 5
Между тем бедная девушка, которую Тане было так жаль, еще пребывала в блаженном неведении относительно своей помолвки и не подозревала о грядущем приезде своего нареченного жениха.
Когда Богдан принес известие о том, что кардинец всего в нескольких часах пути, Анна была у Константина. Чтобы не быть застигнутым врасплох, барон расставил по дорогам множество людей и, невзирая на уговоры Анны, решил до последней минуты не сообщать дочери о готовящейся свадьбе.
– Да, не очень-то он спешил. Он должен был приехать сразу вслед за письмом, – пробормотал Константин, не упуская повода лишний раз поворчать. – Судя потому, что писала графиня, он выехал уже больше месяца назад. Я ждал его гораздо раньше.
– И о чем это говорит? – спросила Анна. Ответом ей было только хмурое лицо барона.
– Верно. Это говорит о том, что он не хочет жениться.
Константин очень сильно нервничал и не только из-за приезда графа, но и потому, что он до сих пор не сообщил Александре, что у нее есть жених.
Анна догадалась, о чем он думает:
– Когда ты собираешься ей сказать?
– Может, лучше дать им сначала встретиться?
– Да ты в своем уме? Он заговорит о помолвке, а она рассмеется ему в лицо – вот уж прекрасное начало отношений! Ну?
Константин еще больше нахмурился. Анна не давала ему житья с того самого момента, когда он рассказал ей о своем плане. Но, как ни странно, чем больше она его пилила и чем острее он чувствовал свою вину, тем больше упорствовал.
Вот и сейчас он не двинулся с места, чтобы позвать Александру, и Анна вздохнула, не в силах побороть раздражение.
– Пусть она, по крайней мере, переоденется, или ты хочешь, чтобы она предстала перед женихом в штанах для верховой езды.
Она была права, а он даже не подумал об этом.
Александре понадобится в лучшем случае час, чтобы избавиться от запаха конюшни и привести себя в приличный вид, а неизвестно еще, сколько продлится их спор. Не раз он прикидывал в уме вероятность того, что спора вообще не будет. Но барон слишком хорошо знал свою дочь.
Он тотчас вышел из столовой, где они с Анной сидели за поздним завтраком, и послал в конюшню за Алин, а сам удалился в свой кабинет.
Анна заглянула в дверь и, несмотря на их размолвку за завтраком, одарила его нежной улыбкой:
– Удачи, дорогой.
Напряжение барона слегка ослабло. Все-таки, если взглянуть на вещи с другой стороны, он очень удачливый человек. У него есть трое здоровых детей, целый выводок внуков и Анна.
– Теперь, когда мы останемся в доме одни, ты выйдешь за меня?
Ее улыбка стала немного шире:
– Нет.
Анна удалилась в другую часть дома, а Константин хмыкнул. В скором времени ей придется удивить его, дав долгожданный ответ, до тех пор вовсе не обременительно оставаться любовником.
Через несколько минут в кабинет вошла Александра, как всегда, веселая и энергичная.
" – Это ведь не надолго? Мне надо выезжать Князя Мишу. – Алин имела в виду одного из своих собственных жеребцов, одного из своих «деток», как она называла всех отпрысков своего личного табуна.
– Лучше поручи это кому-нибудь из Разиных. Она подняла красиво изогнутую бровь:
– Наш разговор грозит затянуться?
– Вполне возможно.
Она сняла шапку, сунула ее в карман плаща и со вздохом плюхнулась на стул.
– Ладно. Что я на этот раз натворила?
– Ты могла бы показать мне, что знаешь, как усаживаются дамы, а не…
– – Скверно, что ты прибегаешь к уверткам. Поймав ее притворно-удивленный взгляд, Константин нахмурился. Когда Александра занималась тем, что ей не нравилось, она считала своим долгом дать понять, что люди впустую тратят ее драгоценное время. «Что ж, – решил Константин, – возьмем быка за рога».
– Ты не сделала ничего зазорного, Александра, а предстоит тебе вот что; ты выйдешь замуж и притом в самое ближайшее время, в ближайшие дни. Твой жених будет здесь меньше, чем через два часа, и я был бы рад, если бы ты выглядела наилучшим образом.
– На этом, папа, можно поставить точку. Что бы ты ни обещал этому человеку, дай ему обещанное и отправь туда, откуда он явился: с тех пор, как мы в последний раз обсуждали этот вопрос, я не изменила своего решения.
Она не повысила голоса и говорила без малейшего раздражения. Конечно, до нее еще не полностью дошел смысл его слов.
Барон не имел обыкновения лгать своей дочери, и то, что он собирался сделать это сейчас, вызвало у него легкий румянец, который Александра ошибочно приняла за обычный признак надвигающейся бури.
– Это не имеет ничего общего с нашим последним разговором, – сказал он. – Речь идет о помолвке, которую мы с Сергеем Петровским подписали незадолго до его смерти пятнадцать лет назад. В нашем договоре говорится, что ты обещаешь выйти замуж за сына Сергея, графа Василия Петровского.
Она вскочила со стула и подалась вперед, нагнувшись над столом. Не было никакого сомнения, что румянец на ее щеках был вызван исключительно гневом.
– – Это ложь!
Его нерешительное движение разъярило ее еще больше.
– Ты! Знаешь, кто ты? Оказывается, я помолвлена чуть ли не с рождения, и до сегодняшнего дня ты даже ни разу не удосужился сообщись мне об этом. Это же против всякой логики. Что же ты не заткнул мне рот этой помолвкой, когда я сообщила тебе о Кристофере? Как же ты разрешил мне ждать его целых семь лет, если я обещана другому? А Как насчет тех мужчин, которыми ты надеялся меня заинтересовать?
– Если ты на минутку успокоишься, я смогу тебе все объяснить.
Она не успокоилась, но замолчала, что было нелегко, учитывая ее вспыльчивый характер. Впрочем, у Константина было достаточно времени, чтобы придумать правдоподобное объяснение своего так называемого «молчания» в течение всех этих лет.
– Не могу отрицать, что мне хотелось видеть тебя женой сына своего лучшего друга, так же, как и Сергей хотел этого. Ты знаешь, он был самым близким моим другом. Но ты была тогда такой молодой, такой послушной. Как я мог предположить, что ты превратишься в своевольную, напористую и упрямую спорщицу…
– У меня есть вопрос, папа, – почти прорычала Алин.
И он, фыркнув, пояснил:
– После твоего первого выезда в свет я понял, что ты слишком упряма, чтобы принять избранного для тебя мужа. Поэтому, думая больше о твоем счастье, чем о своей чести, я решил дать тебе время выбрать кого-нибудь самостоятельно и надеялся, что граф Петровский окажется не таким уж щепетильным и женится на ком-нибудь другом, и таким образом помолвка будет расторгнута.
– А если бы я вышла замуж? Барон был хорошо подготовлен, чтобы ответить на, этот вопрос.
– Прежде всего тебе следует знать, что молодой Василий никогда не писал мне, поэтому я решил, что Сергей не успел или не счел нужным сообщить своей семье о помолвке. Конечно, надежда была очень слабая, но все же я готов был на это рассчитывать, особенно, когда ты проявила такой интерес н этому англичанину.
– На что рассчитывать? Ты же презирал Кристофера!
– Но если бы он сделал тебя счастливой…
– Ладно, неважно, – нетерпеливо вставила она. – Если семья твоего друга так и не знала…
– Я этого не говорил, – перебил он, – просто была такая вероятность. Однако в любом случае, если бы ты приняла чье-нибудь предложение, мне пришлось бы написать графу Петровскому и сообщить ему об этом, и я был вполне готов просить его отказаться от своих прав.
Когда Константин мысленно репетировал свою речь, он решил, что слово «просить» выбрано блестяще, потому что должно показать дочери, что он целиком на ее стороне, пока она окончательно не вышла из себя. Но выражение лица Алин ясно говорило о том, что на объяснения отца ей в высшей степени наплевать.
– Итак, когда же ты получил письмо? – спросила Алин.
Этого вопроса он боялся больше всего и надеялся, что он не придет ей в голову. Теперь ее ярость обрушится на него в полной мере, потому что тут барон уже не мог солгать дочери – не дай Бог, она захочет узнать правду от графа Петровского.
– Я не получал письма.
– Значит, написал ты?
– У меня не было выбора, – сказал он, защищаясь. – Тебе двадцать пять лет, а у тебя все еще нет мужа. Если бы у меня была хоть малейшая надежда…
– Мне не нужен муж!
– Муж, нужен каждой женщине!
– С чего ты взял?
– Так говорит Господь в своей мудрости.
– Стало быть, Константин Русинов в роли всевышнего?
Итак, начиналась обычная перепалка, а на этой почве барон чувствовал себя значительно увереннее.
– Тебе нужен муж, чтобы иметь детей.
– Мне не нужны дети!
Ложь была настолько явной и вопиющей, что он почти машинально ответил:
– Ты знаешь, что это не правда, Алин. В своей ярости Александра была готова уже разразиться слезами, по крайней мере, говорила себе, что причиной этому – именно гнев, а вовсе не напоминание о том, что она уже далеко за пределами брачного возраста. В такие моменты она искренне ненавидела человека, которому поклялась в верности и обещала ждать. Хотя Кристофер покинул Россию три года назад, он все еще часто писал ей, но ни одно из его писем не содержало даже намека на брак, которого так жаждала Александра. Она была уже почти на грани того, чтобы выкинуть из головы мечты о Кристофере, хотя и не говорила об этом отцу. Наверное, ей следовало бы признаться, но, сама не зная почему, она делала как раз противоположное. Впрочем, даже если бы Александра и не была влюблена, она ни за что бы не согласилась выйти замуж за незнакомого человека. Помолвка – это ведь так старомодно, и то, что отец устроил ее, было не только нестерпимо, но и чудовищно.
Она попыталась сдержаться, но у нее не получилось:
– Когда этот человек приедет, принеси ему извинения и избавься от него. Можешь отдать ему Гордость Султана за то, что он взял на себя труд приехать сюда.
Изумлению Константина не было предела:
– Ты готова отдать ему своего призового жеребца?
– Теперь ты наконец понимаешь, что я не желаю выходить замуж за незнакомца? – парировала она, хотя слова застревали у нее в горле. Она сама вырастила Гордость Султана и страстно любила его.
– Как только ты с ним познакомишься, он перестанет быть незнакомцем. Ради Бога, Александра, граф Петровский – двоюродный брат короля Кардинии. Неужели ты не понимаешь, какая это замечательная партия.
– Ты думаешь, для меня это важно? Барон поднялся на ноги и сердито посмотрел на дочь.
– Да. И, безусловно, имеет большое значение для меня. Кроме того, ты намеренно игнорируешь тот факт, что помолвка обязывает почти так же, как таинство брака. А ваша помолвка была организована с наилучшими намерениями и искренней верой в успех, и мы с Сергеем принесли клятвы должным образом. Кроме того, девочка моя, по прошествии всех этих лет Василий Петровский все еще не женат. Поэтому, по совести говоря, мы не можем дальше тянуть с браком.
– Ты мог бы, по крайней мере, попросить его расторгнуть этот чертов контракт, – воскликнула она.
– А ты, по крайней мере, могла бы дать молодому человеку шанс. Он едет сюда, чтобы жениться и проявить таким образом уважение к воле и слову своего отца. Неужели ты не можешь сделать тоже самое?
– Честь. – Алин задохнулась от ярости. – Так ты рассматриваешь это как дело чести?
Константин заколебался. Она была готова разрыдаться, а он не мог видеть ее слез. «Это все проклятый англичанин, – подумал он свирепо. – Она до сих пор надеется, что он сделает ей предложение. Такая неуместная верность. Но обязанность отца – защитить свою дочь от ее собственной глупости».
Он должен довести дело с помолвкой до конца, даже если бы ему пришлось признаться во всем, если бы не было надежды, что Петровский сделает Алин счастливой. Он не отступится до тех пор, пока не получит заверений в благополучном исходе.
– Да, теперь это уже вопрос чести. Подписав этот документ о помолвке, я дал слово.
Сжав кулаки, Александра изо всех сил ударила по крышке стола и, повернувшись к отцу спиной, лягнула и стул, на котором только что сидела, так, что тот опрокинулся.
– Незачем крушить мой кабинет, – скованно сказал барон.
– Ты сокрушаешь мою жизнь, – с горечью ответила она.
– Какую жизнь?! Ты думаешь только о лошадях. Если ты не спишь, то торчишь в конюшне, и мне кажется, даже и не вспоминаешь, что ты все-таки женщина.
Так долго сдерживаемые слезы брызнули у нее из глаз. Но девушка поклялась, что отец не увидит их. Он ее предал, и неважно, что сделал это пятнадцать лет назад и с самыми лучшими намерениями. Но именно то, что он так презирал в дочери – отсутствие женственности, – и дало ему возможность одержать победу. Многие ли женщины думают о чести семьи? Но для Алин это был не пустой звук, и отец знал об этом.
– Прекрасно, я не буду отказываться вступить в брак с этим твоим драгоценным кардинцем…"
И прошептала себе самой: «Но обещаю тебе что он откажется на мне жениться».
– Значит, ты приведешь себя в порядок? По крайней мере, переоденешься?
– Ну уж нет! Если он хочет на мне жениться, пусть видит меня такой, какая я есть, а я так выгляжу нередко.
Пунцовый от гнева Константин кричал ей, чтобы она вернулась, но девушка выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Он рухнул на стул, размышляя о том, удалось ли взять верх, и встревоженный тем, что она спорила менее ожесточенно, чем он ожидал. Когда Александра так легко сдается – жди подвоха.
