Текст книги "Гарри Поттер и Орден феникса (с илл. из фильма)"

Автор книги: Джоан Кэтлин Роулинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Да встань же ты прямо, – раздраженно сказал Сириус. – А теперь отвечай: что ты задумал?

– Кикимер чистит, – повторил эльф. – Кикимер верой и правдой служит благороднейшему и древнейшему дому Блэков...

– Благороднейшему и грязнейшему, – сказал Сириус. – Чистит он...

– Господин горазд пошутить, – проговорил Кикимер с новым поклоном. Потом опять принялся бубнить: – Господин – мерзкая неблагодарная свинья, он разбил материнское сердце...

– Да не было у моей матери никакого сердца! – вскинулся Сириус. – Ведьма только злобой и была жива.

Кикимер еще раз поклонился.

– Как будет угодно господину, – пробормотал он яростно. – Господин недостоин стереть грязь с обуви своей матери, ох, бедная моя госпожа, как бы она плакала, если бы увидела, что Кикимер ему служит, ох как она его ненавидела, как он ее разочаровал...

– Я спросил тебя, что ты задумал, – холодным тоном напомнил ему Сириус. – Всякий раз, как ты приходишь и прикидываешься, будто чистишь, ты утаскиваешь что-то к себе в комнату, чтобы мы не могли это выкинуть.

– Кикимер никогда ничего не уносит с надлежащего места в доме господина, – возразил эльф, а потом забормотал скороговоркой: – Госпожа не простила бы Кикимеру, если бы выкинули гобелен, семь веков он был в семье, Кикимер должен его спасти, Кикимер не позволит господину, осквернителям рода и их пащенкам уничтожить семейное достояние...

– Так я и думал, – сказал Сириус, бросая презрительный взгляд на стену. – Не сомневаюсь, что она обработала гобелен с изнанки Заклятием вечного приклеивания, но, если смогу, я непременно от него избавлюсь. А теперь, Кикимер, вали отсюда.

Ослушаться прямого приказа Кикимер не посмел, но, шаркая мимо Сириуса к выходу, он взглянул на него с глубочайшим отвращением и ни на миг не переставал бубнить:

– Как из Азкабана вернулся, так стал гонять Кикимера туда-сюда, ох, бедная моя госпожа, что бы она сказала, если бы увидела, во что превратился дом, всякое отребье живет, сокровища выбрасывают, она объявила, что он ей больше не сын, а он здесь, и говорят, ко всему еще и убийца...

– Побормочи у меня еще – и стану убийцей! – желчно сказал Сириус и захлопнул за эльфом дверь.

– Сириус, у него с головой не в порядке, – вступилась за Кикимера Гермиона. – Я думаю, он не понимает, что мы его слышим.

– Слишком долго был один, – объяснил Сириус, – исполнял безумные приказы, которые отдавал ему мамашин портрет, и разговаривал сам с собой. Но, кроме того, он всегда был зловредным маленьким...

– Если бы можно было дать ему свободу, – мечтательно сказала Гермиона, – тогда, кто знает...

– Ему нельзя дать свободу, ему слишком многое известно об Ордене, – сухо возразил ей Сириус. – К тому же потрясение его убьет. Попробуй предложить ему покинуть дом – посмотришь, как он это воспримет.

Сириус пересек комнату и подошел к гобелену во всю ширину стены, который Кикимер пытался уберечь. Гарри и другие последовали за ним.

Гобелен выглядел немыслимо старым. Он сильно выцвел, и местами его проели докси. Но золотая нить, которой он был вышит, блестела достаточно ярко, чтобы видно было ветвистое родословное дерево, берущее начало, насколько Гарри мог понять, в глубоком Средневековье. На самом верху гобелена крупными буквами значилось: «БЛАГОРОДНЕЙШЕЕ И ДРЕВНЕЙШЕЕ СЕМЕЙСТВО БЛЭКОВ». Чуть пониже девиз: «Чистота крови навек».

– А тебя здесь нет! – воскликнул Гарри, внимательно изучив нижнюю часть дерева, относящуюся к нашему времени.

– Я вот где был. – Сириус показал на маленькое круглое обугленное отверстие в ткани, будто прожженное сигаретой. – Моя дорогая мамаша меня отсюда выжгла, когда я сбежал из дому. Кикимер очень любит про это тихонечко бормотать.

– Ты сбежал из дому?

– Да, в шестнадцать лет, – ответил Сириус. – Решил, что с меня хватит.

– И куда ты отправился? – спросил Гарри, глядя на него во все глаза.

– К твоему отцу, – сказал Сириус. – Твои дед и бабка проявили себя с самой лучшей стороны. Приняли меня как родного сына. Школьные каникулы я провел у них, а когда мне стукнуло семнадцать, заимел собственное жилье. Мой дядя Альфард оставил мне приличное завещание – потому-то, наверно, его тоже убрали с этого гобелена. Так или иначе, с тех пор я сам о себе заботился. Но на воскресном обеде у мистера и миссис Поттер я всегда был желанным гостем.

– Но... почему ты...

– Сбежал отсюда? – Сириус горько усмехнулся и провел рукой по своим длинным спутанным волосам. – Потому что я их всех ненавидел – родителей с их манией чистокровности, убежденных, что быть Блэком – чуть ли не то же самое, что быть королевской крови... идиота братца, который по слабости характера им верил... Вот он.

Сириус ткнул пальцем в самый низ дерева – туда, где значилось: «Регулус Блэк». Рядом – дата рождения и дата смерти (после которой минуло уже лет пятнадцать).

– Регулус был моложе меня, – сказал Сириус, – и он был гораздо лучшим сыном, о чем мне постоянно напоминали.

– Но он умер.

– Да, – сказал Сириус. – Безмозглый идиот... Он стал Пожирателем смерти.

– Ты шутишь!

– Да брось, Гарри, ты ведь уже достаточно знаком с этим домом, чтобы понять, какими волшебниками были мои родственнички, – брюзгливо проговорил Сириус.

– Твои... твои родители что, тоже были Пожирателями смерти?

– Нет, нет, но поверь мне, они считали, что Волан-де-Морт прав в идейном отношении. Они всей душой были за очищение расы волшебников, за избавление от магловской примеси, за то, чтобы у руля стояли чистокровные. И они не были в этом одиноки. Очень многие до того, как Волан-де-Морт показал себя во всей красе, полагали, что у него очень даже здравые идеи... Но когда родители увидели, на что он готов пойти ради власти, они струсили. Впрочем, я уверен, что они считали Регулуса, который сразу встал под его знамена, настоящим героем.

– Его что, убил мракоборец? – спросил Гарри.

– Нет, – сказал Сириус. – Нет, его уничтожил Волан-де-Морт. Или, скорее, его уничтожили по приказу Волан-де-Морта. Вряд ли Регулус был такой важной персоной, чтобы Волан-де-Морт стал лично им заниматься. Насколько мне удалось выяснить после его гибели, Регулус ввязался было в игру, а потом запаниковал из-за того, на какие дела его хотели послать, и попытался пойти на попятный. Но Волан-де-Морту ведь не подашь прошение об отставке. Либо пожизненная служба, либо смерть.

– Обед, – раздался голос миссис Уизли.

Она вошла, высоко держа перед собой волшебную палочку, на кончике которой балансировал громадный поднос с сандвичами и сладкими пирожками. Лицо у нее было красное, вид все еще очень сердитый. Все двинулись к ней, торопясь утолить голод, но Гарри остался с Сириусом, который наклонился к гобелену.

– Уж не помню, сколько лет я на это не смотрел. Вот Финеас Найджелус... мой прапрадедушка... самый непопулярный директор Хогвартса за все времена. Араминта Мелифлуа... двоюродная сестра моей матери... попыталась протащить через Министерство закон, разрешающий травлю маглов. А вот дорогая тетушка Элладора. С нее началась семейная традиция обезглавливать эльфов-домовиков, когда они становились слишком стары, чтобы носить чайные подносы... Разумеется, стоило в семье родиться кому-нибудь хоть чуточку человечней, от него отрекались. Тонкс, к примеру, я тут не вижу. Может быть, поэтому Кикимер не исполняет ее приказов – вообще-то он должен слушаться любого члена семьи...

– Вы с Тонкс, выходит, родственники? – удивленно спросил Гарри.

– Да, ее мать, Андромеда, была моей любимой двоюродной сестрицей, – ответил Сириус, пристально разглядывая гобелен. – Андромеду, гляди, тоже отсюда убрали...

Он показал на очередную обгорелую дырочку, расположенную между двумя женскими именами – Беллатриса и Нарцисса.

– Сестры Андромеды тут как тут, потому что они вышли замуж за кого надо, за чистокровных респектабельных волшебников, но Андромеда вышла за магла, за Теда Тонкса, и поэтому...

Сириус изобразил прожжение ткани волшебной палочкой и горько усмехнулся. Гарри, однако, было не до смеха. Он смотрел на имена, вышитые справа от обугленного отверстия, оставшегося от Андромеды. Двойная линия золотого шитья соединяла Нарциссу Блэк с Люциусом Малфоем, а другая линия, вертикальная и одиночная, шла от их имен к имени Драко.

– Ты в родстве с Малфоями!

– Все чистокровные семьи в родстве между собой, – сказал Сириус. – Если ты готов разрешить сыну или дочери брак только с кем-то таким же чистокровным, выбор очень ограничен. Нас, таких, почти и не осталось на свете. Молли моя свояченица, Артур, если память мне не изменяет, мой троюродный племянник. Но здесь их можно и не искать: кто-кто, а Уизли – отъявленные осквернители рода.

Но Гарри уже перевел взгляд на имя Беллатриса Блэк, стоявшее левее. Двойная золотая линия соединяла его с именем Родольфус Лестрейндж.

– Лестрейндж... – произнес Гарри вслух. Это слово потревожило что-то в его памяти. Откуда-то он его знал, но не мог сразу вспомнить откуда. Оно вызвало странное, неприятное ощущение в недрах живота.

– Они в Азкабане, – коротко сказал Сириус. Гарри посмотрел на него с любопытством.

– Беллатрису и ее мужа Родольфуса поместили туда одновременно с Барти Краучем-младшим, – продолжил Сириус все тем же резким тоном. – С ними был и Рабастан, брат Родольфуса.

Тут Гарри вспомнил. Он видел Беллатрису Лестрейндж у Дамблдора в Омуте памяти – в странном хранилище мыслей и воспоминаний. Высокая темноволосая женщина с тяжелыми веками, стоя перед судьями, заявила, что по-прежнему верна лорду Волан-де-Морту, что гордится своими стараниями отыскать его после его падения и что настанет день, когда она будет вознаграждена за преданность.

– Ты никогда мне не говорил, что она твоя...

– Что с того, что она мне двоюродная сестра? – вскинулся Сириус. – По мне, так никто из них мне не родня. Она уж точно мне не родня. Я не видел ее с твоего возраста, если не считать короткого взгляда в тот день, когда ее доставили в Азкабан. Думаешь, меня гордость может распирать от такого родства?

– Прости меня, – быстро сказал Гарри, – я не хотел... Я удивился, только и всего...

– Не извиняйся, не имеет значения, – пробормотал Сириус. Он отвернулся от гобелена, руки его были глубоко засунуты в карманы. – Как мне здесь не нравится, – сказал он, оглядывая гостиную. – Вот уж не думал, что когда-нибудь опять застряну в этом доме.

Гарри очень хорошо его понимал. Он знал, что чувствовал бы сам, если бы взрослым человеком, привыкшим думать, что навсегда развязался с домом четыре по Тисовой улице, вынужден был вернуться туда жить.

– Конечно, идеальное место для штаб-квартиры, – сказал Сириус. – Когда здесь жил мой отец, он снабдил дом всеми средствами безопасности, какие только были известны волшебникам. Его невозможно засечь, поэтому маглы, если бы даже захотели, в принципе не могут сюда явиться. А теперь, когда Дамблдор добавил свою защиту, более безопасного дома не найти нигде. Дамблдор, к твоему сведению, хранитель тайн Ордена, поэтому ни один человек не в состоянии найти штаб-квартиру, если он лично ему не сообщит, где она находится. Адрес, который Грюм показал тебе вчера вечером, был написан рукой Дамблдора... – Сириус издал короткий лающий смешок. – Если бы мои родители увидели, как сейчас используется их дом... Впрочем, мамашин портрет мог дать тебе некоторое представление...

Секунду-другую он молча хмурился, потом вздохнул:

– Я бы не прочь выйти отсюда хоть на короткое время и сделать что-нибудь полезное. Я спрашивал Дамблдора, нельзя ли мне проводить тебя в Министерство – разумеется, в облике собаки, – чтобы оказать тебе моральную поддержку. Что ты об этом думаешь?

Живот Гарри точно канул куда-то вниз, сквозь пыльный ковер. О слушании в Министерстве он со вчерашнего позднего ужина не вспомнил ни разу. Волнение от встречи с самыми близкими ему людьми на свете, множество новостей и впечатлений напрочь вытеснили предстоящее у него из головы. После слов Сириуса, однако, на него опять навалился страх. Он посмотрел на Гермиону и на всех Уизли, дружно уплетающих сандвичи, и попытался представить себе, что он почувствует, если они отправятся в Хогвартс без него.

– Не волнуйся, – сказал Сириус. Гарри поднял глаза и понял, что крестный все время смотрел на него. – Я уверен, тебе ничто не грозит. В Международном статуте о секретности совершенно точно есть пункт, разрешающий применять волшебство для спасения своей жизни.

– Но если меня все-таки исключат, – тихо спросил Гарри, – можно будет мне вернуться сюда и жить с тобой?

Сириус печально улыбнулся:

– Посмотрим.

– Я бы гораздо меньше тревожился из-за этого разбирательства, если бы знал, что мне не надо будет отправляться к Дурслям, – упорствовал Гарри.

– Скверно же тебе там приходится, если ты предпочитаешь этот дом, – мрачно проговорил Сириус.

– Сириус и Гарри, поторопитесь, а то вам ничего не достанется, – позвала их миссис Уизли.

Сириус еще раз тяжко вздохнул, бросил на гобелен хмурый взгляд и двинулся вместе с Гарри к подносу с сандвичами.

После полудня за разборкой застекленных шкафчиков Гарри как мог старался не думать о слушании. К счастью, работа требовала немалой сосредоточенности, потому что многие предметы, когда их снимали с пыльных полок, всячески сопротивлялись. Сириус изрядно пострадал от серебряной табакерки: за считанные секунды укушенная ею кисть руки покрылась нехорошей коркой, похожей на жесткую коричневую перчатку.

– Ничего страшного, – сказал Сириус, с интересом исследуя руку. Потом, легонько коснувшись ее волшебной палочкой и вернув кожу в нормальное состояние, добавил: – Похоже, Бородавочный порошок.

Он швырнул табакерку в мешок, куда они выбрасывали изъятый из шкафчиков хлам. Чуть погодя Гарри увидел, как Джордж, аккуратно обмотав руку тканью, украдкой берет табакерку из мешка и кладет в тот же карман, где лежали докси.

Когда Гарри взял с полки неприятного вида серебряный инструментик, похожий на многорукие щипчики, вещица по-паучьи побежала по его руке и попыталась проколоть кожу. Сириус схватил ее и прихлопнул увесистой книгой, называвшейся «Природная знать. Родословная волшебников». Среди прочего в шкафчиках обнаружилось, например, такое: музыкальная шкатулка, начавшая, когда ее завели, издавать чуть зловещую, бренчащую мелодию, от которой все почувствовали странную слабость и заснули бы, если бы Джинни не догадалась захлопнуть крышку; массивный медальон, которого никто не смог открыть; несколько старинных печатей; и, наконец, в пыльной коробочке орден Мерлина первой степени, врученный деду Сириуса «за заслуги перед Министерством».

– Это означает, что он отвалил им кучу золота, – с презрением сказал Сириус, бросая орден в мешок для мусора.

Несколько раз в комнату бочком проскальзывал Кикимер. Он пытался утащить под набедренной повязкой то одно, то другое и, когда его на этом ловили, бормотал страшные проклятия. Когда Сириус вырвал из его цепких рук большое золотое кольцо с геральдическим украшением Блэков, Кикимер залился слезами гнева и заковылял прочь, сдавленно рыдая и честя Сириуса такими словами, каких Гарри раньше не слыхивал.

– Отцовское, – сказал Сириус, швыряя кольцо в тот же мешок. – Кикимер был не настолько предан ему, как мамаше, но все-таки на прошлой неделе он попытался умыкнуть его старые брюки.

* * *

Миссис Уизли и в последующие дни находила для них массу работы. На очистку одной гостиной ушло три дня. Под конец из нежелательных вещей там остались только гобелен с родословным деревом Блэков, который никакими усилиями нельзя было снять со стены, и подрагивающий письменный стол. Грюм за это время в штаб-квартире не появлялся, поэтому они не знали наверняка, что там засело.

После гостиной настала очередь столовой на первом этаже. Когда в буфете там обнаружились пауки размером с блюдце, Рон быстро вышел налить себе чаю и не возвращался часа полтора. Весь фамильный фарфор с геральдическим украшением и девизом Блэков Сириус бесцеремонно побросал в мешок, и такая же участь постигла старые фотографии в потускневших серебряных рамках. Те, кто был на них изображен, пронзительно вопили, когда разбивались покрывавшие их стекла.

Блэк мог сколько угодно называть это занятие очисткой, но, по мнению Гарри, это была самая настоящая война с домом, который при поддержке Кикимера очень упорно сопротивлялся. Эльф-домовик по-прежнему совался всюду, где они собирались, пытался стащить из мешков для мусора все, что только мог, и его бормотание становилось все более оскорбительным. Сириус дошел до того, что замахнулся на него старым тряпьем. Кикимер устремил на него водянистый взгляд и сказал:

– На то она и воля господина. – Потом, повернувшись спиной, очень громко забормотал: – Но господин не прогонит Кикимера, нет, потому что Кикимер знает, что они затеяли, знает, господин строит козни против Темного Лорда, якшаясь с грязнокровками, изменниками и отребьем...

Тут Сириус не обращая внимания на протесты Гермионы, схватил Кикимера сзади за набедренную повязку и с силой вытолкал из комнаты.

По нескольку раз на дню звонил дверной звонок, вслед за чем раздавались очередные вопли матери Сириуса, а Гарри и его товарищи пытались что-то подслушать и подсмотреть, пока миссис Уизли не возвращала их к прерванным трудам. Впрочем, от беглых взглядов и обрывков разговоров проку было очень мало. Неоднократно заходил Снегг, но Гарри, к своему облегчению, ни разу не встретился с ним лицом к лицу. Однажды Гарри увидел свою преподавательницу трансфигурации профессора Макгонагалл, которая чрезвычайно странно выглядела в магловском платье и пальто, но она, судя по всему, была очень занята и пробыла недолго. Порой, однако, посетители задерживались, чтобы помочь. Тонкс, к примеру, была в доме в тот памятный день, когда в туалете на верхнем этаже обнаружили затаившегося кровожадного призрака. Люпин, который жил в доме Сириуса, но надолго покидал его ради каких-то таинственных дел Ордена, помог им привести в порядок стоячие часы, имевшие неприятную привычку выстреливать в проходящих увесистыми деталями механизма. Наземникус немножко исправился в глазах миссис Уизли, когда избавил Рона от старинной пурпурной мантии, принявшейся его душить, едва он извлек ее из платяного шкафа.

Хотя Гарри по-прежнему плохо спал, хотя ему по-прежнему снились коридоры и запертые двери, хотя шрам по-прежнему покалывало, он впервые за все лето получал от жизни удовольствие. Пока он был занят, ему было хорошо; но когда делать становилось нечего, когда его оборона давала слабину, когда он, обессиленный, лежал в постели и смотрел, как по потолку движутся расплывчатые тени, к нему возвращалась мысль о надвигающемся слушании в Министерстве. Пытаясь представить себе, что будет, если его исключат, он чувствовал, как страх колет его изнутри тысячами игл. Возможность исключения ужасала его настолько, что он даже с Роном и Гермионой не осмеливался говорить о будущем разбирательстве. Они, понимая его настроение, тоже избегали в беседах с ним этой темы, хотя он нередко видел, как они перешептываются между собой и бросают на него озабоченные взгляды. Порой он не мог помешать воображению нарисовать сотрудника Министерства с пустым пятном вместо лица, переламывающего надвое его волшебную палочку и приказывающего ему возвращаться к Дурслям... Но к ним он не пойдет. Это он решил твердо. Он отправится сюда, на площадь Гриммо, и будет жить у Сириуса.

Вечером в среду, когда все сидели за столом и ужинали, миссис Уизли повернулась к нему и тихо сказала:

– Гарри, я выгладила к завтрашнему утру твою лучшую одежду, и я бы хотела, чтобы ты сегодня вымыл голову. От первого впечатления очень многое зависит.

Гарри показалось, будто в желудок упал кирпич. Рон, Гермиона, Фред, Джордж, Джинни – все разом умолкли и посмотрели на него. Гарри кивнул и попытался заставить себя дожевать кусок, но во рту вдруг сделалось очень сухо.

– Как я туда буду добираться? – спросил он у миссис Уизли, стараясь придать голосу беззаботность.

– Артур возьмет тебя с собой на работу, – мягко ответила она.

Мистер Уизли подбадривающе улыбнулся ему через стол.

– Посидишь у меня в кабинете, пока не начнется слушание, – сказал он.

Гарри перевел взгляд на Сириуса, но прежде чем он задал вопрос, на него ответила миссис Уизли.

– Профессор Дамблдор не считает целесообразным, чтобы Сириус шел с тобой, и я...

– Совершенно с ним согласна, – стиснув зубы, договорил за нее Сириус.

Миссис Уизли поджала губы.

– Когда Дамблдор тебе это сказал? – спросил Гарри, глядя на Сириуса.

– Он был здесь прошлой ночью, когда ты спал, – сказал мистер Уизли.

Сириус задумчиво ткнул вилкой в кусок картофеля. Гарри опустил глаза в тарелку. От мысли о том, что Дамблдор побывал в доме перед самым разбирательством и не захотел с ним увидеться, ему стало еще хуже – хотя хуже, казалось, было некуда.