Текст книги "Основной инстинкт"
Автор книги: Джо Истерхаус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава девятая
На следующий день солнце стояло в зените, когда Ник опять посетил дом на побережье. Дверь ему открыла хозяйка, на ней было узкое короткое черное платье. Оно облегало ее, точно вторая кожа – черная, как смоль, и очень шло к ее золотистым волосам и бездонным голубым глазам.
– Привет, – легко поздоровалась она.
– Я побеспокоил вас?
– Ничуть.
– Пожалуй, я задал глупый вопрос. Ничто в мире не может вас побеспокоить, я прав?
– Почему вы не заходите? – она широко распахнула дверь и прошла вперед, приглашая его в дом. Ник Карран шел за ней, наблюдая, как двигаются под платьем ее упругие, крепкие ягодицы.
В комнате все было так же, как и в тот день, когда Ник впервые побывал там, только прибавилось газетных вырезок на столе; тут было полное изложение отнюдь не гладкой карьеры детектива Ника Каррана из полицейского управления Сан-Франциско. Кэтрин взяла в руки одну из вырезок, посмотрела на нее и показала Нику. «УБИЙЦЕ-ПОЛИЦЕЙСКОМУ ПРЕДСТОИТ ПЕ– РЕСМОТР ДЕЛА В ПОЛИЦИИ» – гласил заголовок.
– Я использую вас как своего детектива.
– Вашего детектива?
– Моего детектива. Для моей книги. Надеюсь, вы не возражаете? Ведь вы не возражаете, правда?
– А что бы изменилось, если бы я возражал?
Она улыбнулась и ушла от ответа, как борец, Уклоняющийся от пары быстрых внезапных ударов.
– Хотите выпить? Я как раз искала себе компанию.
– Нет, благодарю.
Она кивнула как бы сама себе.
– Ах да, я забыла. Вы отказались от старых греховных привычек. Ни тебе шотландского виски, ни «Джека Даньела». Ни сигарет, ни наркотиков. – Она улыбнулась через плечо. – Ни секса?
Кэтрин не стала ждать ответа. Она подошла к бару – на мраморном откидном столике стояло много бутылок и в большом углублении лежал кубик льда.
– Я хочу задать вам несколько вопросов, – спокойно сказал Ник.
Она держала в руках ломик для льда и принялась обкалывать кубик.
– Я тоже кое о чем хотела вас спросить.
– Правда?
Лед трещал и дробился, когда она снова и снова ударяла по нему.
– Задать вопросы, важные для моей книги.
– Чем вам не нравится кубик льда?
– Я не люблю ровные края.
Кэтрин всерьез занялась льдом, разбивая его на мелкие кусочки. Она вновь и вновь поднимала руку, обрушивалась на него, не щадя сил.
– О чем вы хотели спросить меня? – поинтересовался Ник.
Теперь она кончила колоть лед. Отбросила ломик в сторону, швырнула горсть осколков в стакан и наполнила его «Джеком Даньелом».
– Скажите, Ник, что вы ощущаете, когда убиваете человека?
Она спросила это таким тоном, каким владелец дома обращается к соседу: «Скажите, что вы делаете, чтобы избавиться от ползучих сорняков?»
– Так что вы ощущаете? Почему вы молчите?
– Я не знаю. Но вы должны знать. Что вы ощущаете? Силу? Жалость? Тошноту? Возбуждение? Или все вместе взятое? Или что-то еще? Нечто такое, что вы даже не можете определить, пока не разделались с кем-нибудь?
Отвращение к ней, к своему жестокому прошлому промелькнуло у него на лице.
– Это был несчастный случай. Они попали в линию огня. Убийство никогда… Это был несчастный случай. Вот и все.
– Но как происходят подобные несчастные случаи, Ник? Разве они случаются просто так? Разве вы не испытывали непреодолимое желание нажать на спусковой крючок?
– Это был несчастный случай, – с жаром возразил Ник. – Я был тайным агентом. И присутствовал на сделке по продаже наркотиков. Такое бывает…
– Так просто и бывает?
– Да. У вас нет никакого плана. Подобное убийство при покупке наркотиков не планируется заранее. Не то что…
– Джонни?
– Я хотел сказать – профессор Гоулдстайн. Ноа Гоулдстайн. Вам знакомо это имя?
– Это персонаж из моей прошлой жизни. Ник, с тех пор минуло уже четырнадцать лет.
– Вы хотите, чтобы я назвал персонаж из вашей нынешней жизни? Какое впечатление на вас производит имя Хейзл Добкинс?
Она отпила из стакана, не отрывая взгляда от лица Ника. На мгновение он представил себе, какая ослепительно белая у нее кожа, ему показалось даже, что он видит, как коричневая жидкость опускается по ее гладкой шее.
– Добкинс? Гоулдстайн? С кого мне начать? – Давайте начнем с Гоулдстайна.
– Ноа был нашим воспитателем в первый год моего обучения. Она улыбнулась. – Знаете, пожалуй, эта история и натолкнула меня на мысль про ломик для льда. В моем романе. Забавно, как работает подсознание, правда?
– Очень забавно.
– Я должна была сказать, странно, как работает подсознание, не так ли?
– Ну, а Хейзл Добкинс? Что вы скажете о ней? Кэтрин чуть помедлила.
– Хейзл моя подруга, – произнесла она наконец. Ник вспомнил, как Гас сказал накануне вечером:
«Вот это да, хорошие же у нее друзья».
– Ваша подруга? Ваша подруга порешила всю свою семью. Троих ребятишек.
– Она была арестована, ее судили и посадили в тюрьму. Она ни разу не совершила ничего предосудительного за последние тридцать пять лет. Как там говорят, Ник, ее перевоспитали. Хотя, я уверена, полицейские предпочитают выражаться так: она отдала свой долг обществу.
– Мне плевать, кто и как выражается. Я только хочу знать почему? Почему она ваша подруга? Или вы коллекционируете убийц?
– Она убила всю свою семью. Она помогла мне понять психологию убийцы.
– Но она ведь сама не понимала, почему сделала это.
– По-моему, вы просто не одобряете мой выбор друзей, Ник.
– По-моему, вы могли гораздо больше узнать о психологии убийцы в университете. Вы должны были изучать это в Беркли.
– Только в теории. – Она потягивала спиртное и наблюдала за ним поверх стакана. – А вот вы знаете все о психологии убийцы, верно? И не в теории, а на практике. Вы знаете все об этом, не так ли… Снайпер.
– Снайпер?
– Что случилось, Ник? – ласково спросила она. – Вы втянулись в это? Вам это нравилось?
– Это никому никогда не нравится. Никому в здравом уме.
– Ну, а вы? Вы были в здравом уме? Расскажите мне о кокаине Ник. В тот день, когда вы застрелили двух туристов, какую вы приняли дозу? Или вечером накануне? К какой дозе вы привыкли, Ник? К четверти грамма? Половине? Или вы засосали всю порцию? Крутой вы парень, Ник.
Чем нежнее был ее голос, тем, казалось, язвительнее становились слова.
– Я не знаю, о чем вы болтаете, черт побери. Сомневаюсь, что и вы отдаете себе в этом отчет. Вы просто богатая взбалмошная девица, играющая в опасные игры. Вы же сами сказали, что любите игры, да?
Кэтрин приблизилась к нему. Она поставила стакан на стол.
– Вы можете мне признаться, Ник. Вы что – ожесточились? Так лезли из кожи вон, что идея отправить в мир иной парочку невинных граждан даже показалось вам привлекательной? Или у вас были болезненные ломки и дрожала рука? Это привело к несчастному случаю? Несчастному случаю, за который вас должны были отправить в тюрьму и уж наверняка вышвырнуть из полиции. Но это, пожалуй, мог быть и несчастный случай. Вам не в чем винить себя. Ошибка. Несчастный случай.
– Я был чист, – возразил Ник. Мне не предъявили даже гражданский иск. Конечно, произошел несчастный случай. Наркотики действительно фигурировали, но я покупал партию, ясно?
Она положила свою холеную руку ему на щеку и погладила его, как кота.
– Вы можете признаться мне, Ник, – сказала она вкрадчиво, обольстительно, с сатанинскими нотками в голосе.
Он грубо схватил ее за руку.
– Я не пользовался наркотиками.
– Нет, пользовались. – Она была теперь совсем рядом, он чувствовал ее дыхание у себя на лице, ощущал ее запах. Он был такой же свежий, как ее духи. – Они никогда не проверяли вас, правда? Но «Внутренние дела» знали. Они с самого начала знали об этом.
– Если бы «Внутренние дела» знали, они бы…
– И ваша жена знала, ведь так? – спросила она бархатным голосом. – Она знала, что происходит. Ники слишком играл с огнем. Ники нравилось это, не так ли?
Ник не выдержал. Он рванул насмешницу за руку и заломил ей локоть назад; Кэтрин пронзила острая боль. Потом он приблизил ее к себе. Они скрестили горящие взоры, точно хотели прочитать мысли друг друга.
– Ники нравилось это, – прошептала Кэтрин Трэмелл. – А его жена терпеть этого не могла. Вот почему она покончила жизнь самоубийством.
Температура в комнате изменилась. Шум бурунов усилился. Передняя дверь отворилась, и в комнату вошла Рокси. Ее волосы были крепко заколоты на затылке, открывая приятное лицо, она вся была одета в черное с головы до ног: черная кожаная мотоциклетная куртка поверх черной спортивной майки, черные джинсы, заправленные в черные сапожки. Она метнула на Ника недобрый взгляд.
Кэтрин Трэмелл вырвалась от него.
– Привет, дорогая, – радостно сказала она, точно домохозяйка, здоровающаяся со своим муженьком, вернувшимся домой со службы. Она подошла к Рокси и легко поцеловала ее в губы. Это могла быть просто рассчитанная на публику европейская дешевая манера. Или нечто большее. Кэтрин обняла Рокси за хрупкие плечи.
– Вы ведь знакомы, правда?
Но с Ника было достаточно. В нем поднималась неистовая злоба, и за туманными разговорами о жестоком убийстве, случайном грехе и их загадочным тяготением друг к другу открывалось одно: пускай Кэтрин Трэмелл сверхъестественная женщина, но она не провидица. С помощью простых умозаключений она бы никогда не докопалась до многих, никому не известных подробностей его жизни. Одной степени бакалавра психологии, полученной в Беркли, недостаточно для того, чтобы стать всезнающей. Ник был уверен, что его предали.
Он промчался мимо Рокси и Кэтрин, ярость закипала в нем – огненная и слепящая, точно вспышка магния.
– Вы уходите, Ник? – спросила Кэтрин, ее очаровательное личико являло саму невинность. – Еще рано.
– Пусть идет, солнышко мое, – проговорила Рокси. Ник ничего не сказал, его лицо было столь же непроницаемо и сурово, как древняя маска. Он вышел, не оглянувшись.
– Из вас получится потрясающий персонаж, Ник, – крикнула Кэтрин ему вдогонку.
Но Нику было все равно. В то мгновение его интересовали больше факты, чем вымысел.
Глава десятая
Ник Карран, должно быть, установил своего рода рекорд в преодолении расстояния от Стинсон-Бич до нижней части Сан-Франциско. Пока он мчался по шоссе, одна мысль не давала ему покоя: кто-то предал его, продал Кэтрин Трэмелл. Он не знал, почему, но очень хорошо понимал, как это было сделано.
Полицейские каждый день используют информаторов. Они покупают или вырывают у них силой признания, без которых не обходится расследование почти ни одного дела. На примете у таких детективов, как Ник, было более десятка осведомителей и провокаторов в мире наркобизнеса, среди воровских шаек, вьетнамских банд, ямайцев, привлекаемых для помощи полиции, и в тайных организациях китайцев. Полицейские без зазрения разглашают полученные от них сведения, на чем и зиждется сыскная работа; по странному совпадению стражи порядка ненавидят доносчиков точно так же, как и преступники. Пожалуй, это составляет некоторое сходство в жизни нарушителей закона и их хранителей – двух своеобразных братств с собственными правилами, убеждениями и моралью, то немногое, что объединяет их. Используя доносчиков, полицейские в то же время презирают и сторонятся их. Поэтому Нику было особенно тошно от того, что кто-то настучал на него.
Он выскочил из лифта на десятом этаже и кинулся по коридору к кабинету Бет Гарнер. Ее секретарша перестала печатать и попыталась остановить его – ей было непонятно, как можно так бесцеремонно вламываться в дверь.
– Доктор разговаривает по телефону. Она скоро примет вас, детектив Карран. Я сообщу, что вы ждете ее.
– Не беспокойтесь, – огрызнулся Ник. – Я ненадолго. Он. чуть ли не пнул дверь ногой. Ник был взбешен и разъярен так, что мог в то мгновение убить кого-нибудь.
Карран выхватил из руки Бет Гарнер телефонную трубку и швырнул ее на рычаг. Он склонился над столом своей приятельницы, чуть не касаясь ее лицом. Она вспомнила их последнюю встречу и в страхе отпрянула от него.
– Кто имеет доступ к моему досье? Бет Гарнер побледнела.
– О чем ты говоришь, Ник? Что это на тебя нашло? Что случилось?
Ник говорил отчетливо, отрывисто, в его голосе звучали стальные нотки от еле сдерживаемого гнева.
– Кто имеет доступ к моему досье, черт побери?
– Ник…
Карран схватил ее за хрупкие плечи и грубо стащил со стула.
– Не притворяйся наивной дурочкой, Бет. Не рассказывай мне дерьмовые бредни о том, что врач не должен разглашать тайн своих пациентов. Я спрашиваю в последний раз – отвечай: кому ты давала мое досье?
Ему не нужно было угрожать ей. Она слишком хорошо знала, что он способен прибегнуть к насилию.
– Никому, – сказала Бет. Она не смотрела ему в глаза.
– Я предупреждаю тебя, Бет.
– Это конфиденциальный отчет психиатра, Ник. Было бы противозаконно…
– Я же сказал, что не хочу слышать этот бред собачий, Бет.
– Но это же правда. Он покачал головой.
– Нет, не правда. Ты лжешь мне. Не нужно обманывать меня.
– Ник, я…
– Это «Внутренние дела», да? – неожиданно спросил он. – «Внутренние дела» пришли к тебе и предложили деньги, а ты заглотнула их крючок, попалась на леску с грузилом. Да?
– Ник, они сказали мне, что…
– Кто? – требовательно спросил Ник. – Кто «они», Бет?
Она тяжело сглотнула.
– Нилсен, – призналась она.
– Это все, что я хотел знать, Бет.
* * *
Минутой позже Ник Карран ворвался в кабинет, где располагались сотрудники службы «Внутренних дел»: казалось, он вот-вот взорвется от злобы, как граната. Он пробежал крупными шагами мимо выстроившихся в линию столов и устремился прямо к Нилсену с точностью управляемой лазером ракеты. Тучный детектив сидел, откинувшись на своем расшатанном стуле, и читал дневной выпуск «Экзаминера», – он как раз подносил ко рту чашку с кофе.
Одним ударом наотмашь Ник сбросил газету и выбил чашку из пухлой руки Нилсена, кофе пролился на захламленный стол и потрепанный костюм старого полицейского.
– Господи Иисусе, Карран! – Нилсен вскочил со стула, его лицо покраснело от злости. – Какого хрена…
Ник набросился на него. Он приподнял Нилсена за лацканы пиджака и приложил о стену. Карран был взбешен и почти уже терял контроль над собой.
– Ты продал мое досье, сукин сын!
Нилсен заглянул Каррану в глаза и увидел в них одну слепую ярость. Его охватил страх.
– О чем ты говоришь? Ты что – сбрендил, долбаный…
Ник опять приложил Нилсена о стену, больно ударив его головой. Другие сотрудники «Внутренних дел», сидевшие в комнате, опешили на мгновенье, но теперь бросились на помощь коллеге.
– Сколько она заплатила тебе, ты, грязный вонючий извращенец? Насильник своей матери?
Один из сотрудников «Внутренних дел» схватил Ника за плечо и попытался оттащить от Нилсена. Но Ник отпихнул его, будто тот был не сильнее ребенка. Он мертвой хваткой вцепился в горло пожилого полицейского ниже подбородка и сдавил его.
– Сколько она заплатила тебе?
Нилсен ничего не мог ответить ему, даже если бы очень захотел. Сильная рука Ника перекрыла дыхательные пути, и глаза пожилого служаки выкатились из орбит. Лицо стало пунцово-красным.
– Карран! – тревожно крикнул один из полицейских. – Ты убьешь его.
На Ника его слова не произвели никакого впечатления. Он лишь сильнее сжал горло Нилсену. Ник ничего не видел перед собой, кроме испуганного лица с красными прожилками, и испытывал лишь одно сладкое, упоительное желание – выпустить из него кровь. Комната и люди, находившиеся в ней, отступили на задний план. Осталась одна ненависть.
Ник резко вернулся к действительности, когда почувствовал, что к его правому уху спокойно приставили ружейный ствол, он ощутил его холодное, неумолимое, весомое присутствие.
– Отпусти его, – тихо сказал один из Навозных жуков.
– Отпусти его, Карран, без эксцессов и без лишнего шума.
Ник замер, отпустив лишь настолько, чтобы тот смог набрать воздуха в легкие. Карран посмотрел через плечо на оружие. Затем освободил свою жертву, и Нилсен согнулся почти до пола, захлебываясь и давясь сухим, отрывистым кашлем, царапая измученное горло.
Полицейский с ружьем, приставленным к голове Ника, заговорил снова, по-прежнему не повышая голоса.
– Послушай, если вы с Нилсеном несколько разошлись во мнениях, я предлагаю вам уладить спор вне стен служебного кабинета. Хорошо? А теперь, Карран, сейчас же уходи. Больше ни слова. И никаких шуточек. Поворачивайся и уходи. Понятно?
– Понятно, – угрюмо сказал Ник.
– Вот и хорошо. Ступай.
Ник Карран повернулся и пошел к выходу, не замечая тупых дул пистолетов, все еще нацеленных на него.
Нилсена, однако, покинуло хладнокровие. Он выпрямился во весь рост, лицо его все еще горело от боли, унижения и гнева.
– Ты уделал сам себя, Снайпер! – крикнул он в спину уходящему Нику. – Ты слышишь меня? Ты вылетишь отсюда! Ты вылетишь из управления, чего бы мне это не стоило! Считай, что ты уже на улице!
Ник, казалось, не слышал слов разъяренного полицейского или просто не обращал на него внимания.
* * *
Сплетни о стычке между Ником Карраном и Нилсеном быстро разнеслись по кабинетам управления– Полицейские так же любят посудачить, как и все остальные люди. Гас Моран встревожился, узнав эту новость. Одно дело – надерзить полицейскому более высокого ранга, типа Толкотта, и совсем другое – заслужить немилость службы «Внутренних дел». Если ребята оттуда решили расправиться с полицейским, они могли превратить его жизнь в сущий ад. Их задача и состояла в том, чтобы травить сотрудников управления до тех пор, пока те сами не захотят уйти из него. Навозные жуки давно невзлюбили Ника. Он и так ходил у них по кромке тонкого льда, готовый вот-вот сорваться в бездну упреков и подозрений. А теперь уж его наверняка столкнут в стылые глубины недоверия и слежки.
Гас догнал Ника, когда тот бурей вылетел из здания управления и направлялся к стоянке полицейских машин. Моран точно знал, куда потянет нормального полицейского после драки с парнем из «Внутренних дел» – в ближайший бар, но только не в «Десять-четыре». Однако трудно было предугадать, куда рванет такой бешеный пес, как Ник Карран, и в какую он еще попадет переделку.
– Ник! Ник! Ник! – Гас, пыхтя и задыхаясь, догнал своего напарника – давали о себе знать безудержное курение и пристрастие к пиву. – Что такое происходит, сынок, черт побери? Все уже сплетничают о том, что ты пытался убить Нилсена. Да еще голыми руками. Тебе нужно сдерживать свой темперамент, парень, иначе навлечешь на себя беду.
Ник глубоко вздохнул. Он не мог злиться на Гаса Морана. Он был единственным человеком в управлении, который действительно искренне переживал за него.
– Послушай, не беспокойся. Ничего страшного не случится. Все будет хорошо.
Гас Моран печально покачал головой.
– Нет, сэр. Нет, хорошего тут мало. И ты это знаешь, и я знаю тоже. Они попробуют отобрать у тебя значок.
– Может быть, ну и пусть отбирают.
– Ники, ведь ты этого вовсе не хочешь.
Карран внезапно ссутулился – усталость и отчаяние нахлынули на него.
– Я не знаю, чего хочу. Я только наверняка знаю, что мне осточертело разрешать им манипулировать собой.
Гас лишь печально улыбнулся.
– Слышал-слышал. Мне рассказали, что ты очень решительно продемонстрировал это.
– Она знает, Гас.
Нику не надо было уточнять, о ком он говорит. Им обоим и так было известно, что от Кэтрин Трэмелл ничего хорошего ждать не приходилось.
– Знает? О чем? Она задурила тебе голову, сынок. Забудь о ней.
– Она знает, где я живу, она знает, как я живу. Она не выходит у меня из головы. Она преследует меня, и я все время должен быть настороже.
– Что происходит между вами?
На какое-то мгновенье Нику захотелось забыть о терзавших его страхах и желаниях, о неотразимом обаянии Кэтрин Трэмелл. Но он с большим запозданием понял, что она ядовитой занозой засела у него под кожей, острой болью терзая его душу. Он покачал головой и почти улыбнулся.
– Я не знаю, я просто не знаю, что происходит, черт побери.
– Но что-то, что-то же происходит.
– Да, кое-что.
Гас Моран сильной рукой обнял Ника за плечи.
– Давай пошлем все к чертовой матери, я возьму выходной. Пойдем в какое-нибудь заведение и напьемся. Я угощаю.
– Нет, не стоит, пожалуй. Мне нужно поехать куда-нибудь одному и подумать.
– Только не езди в Стинсон, Ники.
– Нет, не беспокойся, не поеду. Ник пошел было прочь.
– Эй, сынок, сделай мне одолжение.
Ник остановился и полуобернулся к своему напарнику.
– Для тебя все, что угодно, Гас.
– Будь осторожен. Ник Карран улыбнулся.
– Знаешь, все, что угодно, но только не это. Моран пожал плечами.
– Да. Так я и думал. Знаешь, Ник, с тобой происходит нечто такое, чего я от тебя уж никак не ожидал.
– Правда? Что же это?
Гас Моран широко улыбнулся.
– Я говорю о твоих вывертах. Они становятся предсказуемыми.
* * *
Фонограмма захлебывалась истерическим хохотом, корчилась в судорогах бурного веселья, сопровождая кадры, сменяющиеся на экране телевизора. Ник сидел в кресле перед ящиком, напряженно всматриваясь в дурацкую пантомиму. Он держал на коленях бутылку «Джека Даньела», которую нежил в ладонях, как любимое дитя, сигарета свисала у него изо рта. Из пепельницы у его локтя уже вываливались окурки, бутылка была наполовину пуста.
Ник, казалось, смотрел передачу, напряженно вглядываясь в изображение, будто на экране показывали серьезный иностранный фильм с субтитрами, а не идиотские фокусы телеумников. Дело было в том, что Ник вовсе не смотрел телевизор. Он и не догадывался о том, что вызвало взрывы смеха, записанного на магнитофонную ленту. Он даже не знал названия передачи – так глубоко ушел он в свои мысли.
Словно губительный яд, Кэтрин Трэмелл проникла в его кровь, отравила каждую клетку его тела. Ник был сбит с толку, растерян, и это терзало его, он был точно в лихорадке. С кристальной ясностью проплывали перед ним фантастические видения. Вот он занимается с ней любовью – нежно, страстно. Вот он убивает ее, хладнокровно стреляя в Кэтрин из револьвера тридцать восьмого калибра. Вот он одновременно…
Он понятия не имел, сколько уже времени кто-то стучал к нему в квартиру, и едва шелохнулся, когда услышал тревожный голос Бет Гарнер, которая звала его из-за двери:
– Ник, Ник, я знаю, что ты дома. Открой, пожалуйста.
Он стрельнул глазами на дверь, будто мог видеть насквозь нее.
– Уходи, Бет. Я смотрю по телевизору свою любимую передачу.
– Ник, пожалуйста, – умоляла она.
– Я не хочу видеть тебя, – отрезал он. Некоторое время было тихо, и Ник решил, что Бет ушла. Затем он услышал звук поворачивающегося в скважине ключа, запор выскользнул. Дверь распахнулась, на пороге стояла испуганная Бет, Ник видел ее словно в тумане.
– У меня остались твои ключи, – сказала она. Она подняла ключ и показала его Нику, будто он мог не поверить ей.
Ник Карран в последний раз глубоко затянулся окурком, торчащим у него из рта, сигарета прогорела до фильтра, и он обжег костяшки пальцев.
– Я сказал, что не хочу видеть тебя здесь, Бет. Он взял еще одну сигарету и закурил.
– Черт возьми, не кричи на меня, Ник! Ты многим обязан мне и мог бы вести себя повежливее.
Он постоял, не шелохнувшись, потом осторожно поставил бутылку и взял связку ключей.
– Я тебе ничего не должен, Бет. И ты ничего не должна мне. Мы спали с тобой… дай вспомнить?.. десять-пятнадцать раз.
– Я не знала, что ты ведешь счет нашим встречам, – ровным голосом сказала она.
– Не льсти себя надеждой, Бет. Они ни разу не запали мне в душу так, чтобы я стал твоим должником.
Ее глаза сузились, они пылали гневом.
– Иногда я действительно ненавижу тебя. Ник невесело улыбнулся.
– Да? Послушай, а почему бы тебе не завести себе дружка-медика, который излечит тебя от враждебности. – Он помолчал немного, затянувшись сигаретой. – Знаешь, если ты решишь кое-какие свои проблемы, Бет, то избежишь большой беды.
– Беды? О чем ты говоришь, черт побери?
– Пожалуй, ты сможешь изредка сбрасывать платье… пока… какой-нибудь твой очередной ухажер не помрет со скуки.
Бет вздрогнула, будто ее ударили кнутом. Жестокие, ядовитые слова на минуту повисли в накаленной атмосфере комнаты, и вдруг воспламенили ее, точно бензин, вылитый в огонь.
Ее губы злобно скривились, и она набросилась на него, протянув к нему руки с длинными накрашенными ногтями, точно острые клешни. Ник чувствовал, как в ней бушует злоба, неистовая, точно клокочущая лава. Она хотела выцарапать ему глаза. Хотела ощутить вкус его крови у себя на губах. Хотела причинить ему такую боль, которой он никогда не испытывал.
Ник поймал ее запястье и крепко держал из, чувствуя ее отвращение к нему, пропитавшее кровь в ее венах, пульсирующее в каждой клетке ее тела. Какое-то время она билась у него в руках, ярость полыхала в ней, накалившись настолько, что сгорела в собственном огне. Гнев мгновенно нахлынул на нее и так же быстро иссяк, она обмякла у него в руках. Ник оттолкнул ее.
Бет Гарнер на мгновенье спрятала лицо в руках и содрогнулась, когда оценила всю силу враждебности, которую только что испытала к Нику. Кому, как не ей, опытному врачу, было знать об опасности потери контроля над собой.
– Извини, – прошептала она. – Извини, я обычно себя так не веду.
Ник Карран чуть ли не с жалостью посмотрел на нее. Он медленно покачал головой.
– Как ты могла позволить ему, Бет? Как ты могла отдать этому мерзавцу мое досье? Я доверял тебе, Бет. Ты, пожалуй, не поверишь, но я доверял тебе.
– Извини, Ник. Но у меня не было выхода. Мне пришлось отдать ему твое досье. У меня не было иного пути.
– Была вынуждена? Не было иного пути? Почему, скажи, Бога ради? Ты ведь прекрасно понимала, что, отдав Нилсену мое досье… Он махнул рукой. – Забудь об этом. Мне теперь все равно.
Слезы набухали в углах больших карих глаз Бет Гарнер.
– Ник, он собирался потребовать твоего увольнения из полиции. Он пренебрег моим отчетом. Сказал, что я необъективна. Поэтому я предложила ему, чтобы он сам ознакомился с результатами осмотра. Я не думала, что он покажет их кому-нибудь.
В какой-то миг ему захотелось обнять и утешить ее. Затем холодное презрение к ней взяло верх. Лицо Ника ожесточилось.
– Так ты сделала это ради меня?
– Да, да, ты прав. Я беспокоюсь о тебе, Ник. Я сделала это ради тебя.
– Разве ты не понимала? Конечно, объективность – хорошее качество. Но ведь речь шла обо мне и Нилсене, а в отношении этого ублюдка и сам Зигмунд Фрейд не смог бы быть достаточно объективным… Он хотел скомпрометировать меня, Бет, и нашел самый подходящий источник. Он провел тебя, и ты предала меня. Он провел тебя, и ты попалась в его сети, Бет.
– Ник, пожалуйста…
Он повернулся к ней спиной.
– Уходи, Бет, – мягко сказал он. – Пожалуйста.
– Я хочу, чтобы ты…
– Уходи, Бет.
Он поднял бутылку «Джека Даньела» и отпил большой глоток виски.
Она еще раз умоляюще взглянула на Ника, но сердце подсказывало ей, что она потеряла его; предательство было тем грехом, который он никогда не простит.
* * *
Прошло несколько часов, стояла поздняя ночь, бутылка «Джека Даньела» давно опустела, телевизионная передача закончилась, уступив место завесе сплошных помех. Ник Карран беспокойно спал на своей кушетке. Его мозг был отравлен алкоголем, перед ним проплывали беспорядочные сны, видения мертвых тел, отчаянных выпивок и пуль на излете. Мелькали образы Кэтрин Трэмелл, Рокси, Гаса, Бет, Толкотта, Уокера. Возникали безобразные, уродливые картины: Кэтрин Трэмелл, повесившаяся в своей гостиной; искромсанное тело Джонни Боза – израненное, сочащееся кровью. Иногда ему являлись персонажи, подсказанные воображением – Хейзл Добкинс убивает детей и мужа много-много лет назад.
Рассудком Ник понимал, что он должен остановить все убийства. Забить в сигнал тревоги. И вдруг, словно по волшебству, зазвенели колокола.
Он проснулся и услышал, что пронзительно звонит телефон.
