Текст книги "Смерть говорит от моего имени"
Автор книги: Джо Алекс
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
XIII
Только не спрашивай их о маске!
Паркер сел к журнальному столику в артистической уборной убитого и принялся вполголоса читать список тех, кто находился в театре во время и после спектакля:
1. Стивен Винси – актер
2. Генри Дарси – режиссер
3. Эва Фарадей – актриса
4. Джек Сэйер – помощник режиссера
5. Ричард Карутерс – электрик-осветитель
6. Малькольм Сноу – рабочий сцены, ответственный за занавес
7. Оливер Раффин – костюмер
8. Саймон Формз – пожарный
9. Уильям Галлинз – вахтер
10. Джон Найт – суфлер
11. Сьюзен Сноу – костюмерша
Паркер приписал:
12. Анжелика Додд – (имеет алиби) пришла в 10.15
– Кроме того, двое рабочих сцены, которые после перерыва, поставив стулья, ушли домой. Их зовут Стенли Хиггинс и Джошуа Брэддон. На всякий случай впишу и их.
– Это все? – спросил Алекс.
– Теперь абсолютно все.
– Хорошо. – Алекс чуть заметно улыбнулся и посерьезнел.
– Что улыбаешься? – спросил Паркер. – Хочешь что-нибудь сказать?
– Нет, ничего не хочу. Ну, может быть, только – не спрашивай никого из них о маске Винси.
– Не спрашивать? А почему?
– Сделай это для меня. Через час я тебе все о ней расскажу. Во всяком случае, надеюсь, что расскажу.
Паркер заколебался.
– Ладно, – проворчал он наконец. – Сегодня бразды правления в твоих руках. Главное, чтобы ты оказался великим и мудрым властелином.
– Попробую… – скромно сказал Алекс вполголоса, – заслужить признание полиции Ее Королевского Величества. Но если мне не повезет, сгорю со стыда…
– Тогда попробуем обойтись без чудес, зато будем рассудительны и осторожны, – сказал инспектор. – Но давай же, Бога ради, начнем. Джонс!
– Слушаю, шеф!
В проеме двери показалась круглая, коротко стриженная под Жерара Филипа голова сержанта.
– Пригласи сюда Генри Дарси.
– Есть, шеф!
Через минуту в комнату вошел Генри Дарси. Это был высокий, еще довольно молодой человек, которого можно было бы назвать красивым, если бы не слишком высокий выпуклый лоб, своими размерами – нарушавший пропорции черепа. Алекс видел его впервые, не считая эпизода в спектакле, но тогда часть лица была скрыта полями большой черной шляпы. Он заметил, что Дарси обвел уборную спокойным, почти равнодушным взглядом, ни на секунду не задержавшись на кушетке.
– Садитесь, пожалуйста… – Паркер указал ему на стул. – Должно быть, вы уже знаете, кто мы такие. Я веду расследование убийства одного из ваших коллег, Стивена Винси. Можете ли вы что-нибудь сообщить мне в связи с этим делом?
Дарси медленно покачал головой.
– Нет, сэр.
Голос у него был низкий и приятный.
– Вы не заметили ничего необычного во время спектакля или позже?
– Нет.
– Хм… – задумался Паркер. – Что ж, в таком случае опишите подробно, по минутам, ваш вчерашний вечер в Камерном театре.
– Пожалуйста, – Дарси спокойно кивнул. – Я пришел в театр за несколько минут до начала. Я ведь выхожу в конце второго действия и, собственно, завершаю спектакль, поэтому мне было незачем торопиться. Мне, однако, хотелось быть в театре во время спектакля. В труппе возникли некоторые трения… между мисс Фарадей и покойным Стивеном Винси. А поскольку именно они играли две главные и, собственно, единственные роли, я предпочитал быть на месте, чтобы в случае надобности исправить возможные недоразумения, которые могли сказаться на спектакле.
– И вы пришли только поэтому? – невозмутимо спросил Паркер.
– Нет. Это была «производственная», так сказать, причина. Личная заключалась в том, чтобы оградить Эву Фарадей от грубости покойного Винси. Он был трус, а поскольку я пригрозил ему, что убью его, как собаку, если он еще раз обидит ее, мое присутствие в театре должно было сдерживать Винси.
– Значит, вы грозили ему убийством только потому, что он был груб с мисс Фарадей?
– Да.
– Но почему, ради всего святого?
– Не потому, что я хотел его убить… не думаю, что я вообще способен убить человека… даже Винси, хотя он, по-моему, немногого стоил. Полагаю, что никто не вправе убивать другого человека, по какому бы то ни было поводу, разве что в целях самообороны, и то в самом крайнем случае. И, естественно, непреднамеренно. В голове порядочного человека не может родиться мысль об убийстве, потому что оно не устраняет несправедливости. Убийство посягает на все человечество, на самую его сущность. Я считаю преступлением даже смертную казнь по приговору суда.
– Браво! – тихо сказал Алекс.
Дарси быстро взглянул на него, но, увидев, что тот не иронизирует, кивнул головой, словно благодаря.
– Но вы спрашивали о другом. Я заговорил об этом потому, что, как я уже сказал, Винси был мерзавцем, и я был готов на все, чтобы он не причинял боли человеку, который мне близок. Я люблю Эву Фарадей и думаю, что это служит мне оправданием.
– Хорошо… – кивнул Паркер. – Спасибо за откровенность. Продолжайте, пожалуйста.
– Я сразу переоделся и загримировался, чтобы потом об этом не думать. Когда начался спектакль, я встал за кулисами и наблюдал за игрой актеров. Я видел, что Винси нервничает, несколько раз он «проглотил» пару фраз текста, чего зрители не заметили – актер он опытный и в таких ситуациях не теряется. Но я почувствовал, что он не в форме, и решил не уходить, опасаясь, как бы чего не стряслось… И действительно, в тот момент, когда Старуха, то есть Эва, обнимает Старика и прижимается к нему, я увидел, что он ее почти оттолкнул и, когда ставили стулья, прошептал ей что-то на ухо. Зрители и этого заметить не могли, но я, зная в этом спектакле модуляцию каждого слова, сразу понял, что Эва сама не своя… Когда первое действие закончилось и занавес наконец опустился, Винси тотчас же скрылся за кулисами, а Эва заметалась по сцене и, плача, стала срывать маску. Я подбежал к ней и отвел в ее уборную. Выяснилось, что она испачкала ему костюм губной помадой. – Дарси на мгновение замолчал, задумавшись. – Да… – начал он опять, – проводил ее в уборную и успокаивал вместе с костюмершей. Она разрыдалась и никак не могла успокоиться. Актрисы очень остро переживают истории такого рода, ведь во время спектакля нервы и так на пределе. Потом в дверь уборной постучал один из рабочих, которого прислал помощник режиссера. Что-то у них там не получалось со стульями, и он хотел удостовериться, правильно ли они их расставили. Я вместе с рабочими отправился на сцену и пробыл там несколько минут. Потом пересек сцену и направился прямо к уборной Винси. Там я столкнулся с осветителем Карутерсом. В конце первого действия что-то случилось с кабелем одного из прожекторов. Освещение в моем спектакле играет чрезвычайно важную роль, поэтому я, идя по коридору, слушал Карутерса. Правда, слышал немного, потому что был просто в бешенстве. У дверей Стивена я отослал Карутерса. Ведь уже через три минуты пора было поднимать занавес. Я вошел к Винси… Он сидел на кушетке и смотрел на корзину с цветами… Вот на эту самую. Я подошел к нему. Не знаю, наверно, я хотел его ударить. Но он быстро поднялся и стал просить прощения. Сказал, что у него сегодня ужасный день, что его мучает головная боль, и еще у него какие-то там неприятности… И он клянется, что такое никогда не повторится. При этих словах злость моя прошла. А говорить он умел необычайно убедительно. Как бы там ни было, я молча вышел, уверившись, что такое никогда не повторится.
– И действительно, – шепнул Алекс.
Дарси взглянул на него и продолжал:
– Весь второй акт я простоял в темной кулисе и смотрел на сцену, пока не настал мой выход. Потом начались овации. Винси не вышел. Я думал, что это из-за головной боли, или, может, он все же обиделся и хочет дать понять мне как режиссеру, что презирает и меня и эту роль. В последнее время он вообще держался как-то странно и все говорил, что хватит с него этих бредней с масками и что он уволится из театра… Я ушел со сцены вместе с Эвой Фарадей, потом разгримировался, переоделся и вызвал костюмера, чтобы тот почистил мой костюм. Вошел к Эве, которая уже переоделась, но еще сидела у зеркала – туалет у женщин всегда занимает больше времени. Потом мы вместе вышли из театра. Это все.
– И вы не заметили ничего необычного?
– Нет… разве только… Но это, наверно, мелочь. Когда мы выходили и шли мимо дверей Винси, я наступил на какой-то предмет… Нагнулся посмотреть. Это был ключ. Я глянул на дверь и увидел, что замочная скважина светится. Тогда я вставил ключ в замок. Подумал, что, может быть, Винси, уходя домой после спектакля, так хлопнул дверью, что ключ вылетел. За дверью была полная тишина, так что мы с Эвой решили, что он уже ушел. Теперь уж точно все.
– Из вашего рассказа следует, что начиная с того момента, когда вы ушли со сцены, и до ухода из театра вы постоянно находились вместе с кем-нибудь и ни на минуту не оставались одни, правда?
– Нет. В уборной я был один. Костюмер ждал в коридоре, когда я его позову.
– У вас в уборной нет другого выхода?
– Там даже окна нет.
– Так. Благодарю вас, мистер Дарси. Мы попросили бы вас сейчас пойти в свою уборную и подождать – может быть, мы вас вызовем. Сожалею, что вынужден просить об этом в половине четвертого утра, но, возможно, нам понадобится снова обратиться к вам за разъяснениями. Еще раз спасибо.
– Я в вашем распоряжении… – Дарси встал. Паркер проводил его до дверей и кивнул Джонсу.
– Помощник режиссера Джек Сэйер здесь?
– Здесь, шеф.
– Позови его сюда минут через пять.
– Слушаюсь, шеф.
Инспектор вернулся и сел.
– Что скажешь, Джо?
– Мне кажется, теперь я знаю, кто убил Стивена Винси. Но все-таки еще не вполне в этом уверен.
XIV
Никто не мог его убить
Когда закрылась дверь за последним из девяти опрошенных технических служащих Камерного театра, Паркер тяжело вздохнул.
– Осталась только Эва Фарадей, – проворчал он. – Просто не знаю, что я сделаю, если она сейчас же не явится сюда и не объявит с обворожительной улыбкой, что она убила этого субъекта. А в общем-то, даже если бы она и призналась, я бы ей не поверил! Смотри! Если исключить Стивена Винси, который убит, и Анжелику Додд, которая вошла за кулисы после совершения преступления, у нас останется двенадцать человек. Давай разберемся, что с ними происходило после того, как Винси покинул сцену.
1. Генри Дарси: вышел на сцену через несколько секунд после ухода Винси, стало быть, не мог убить его в уборной, потому что не успел бы вернуться вовремя. Потом прочел свой невнятный монолог, потом проводил Эву Фарадей до ее уборной, а сам пошел в свою, что подтверждает его костюмер, который не отходил от его дверей и ждал, когда его позовут. Еще там были: рабочий при занавесе Малькольм Сноу и суфлер Джон Найт, ждавшие, когда Сьюзен Сноу закончит одевать Эву; у Дарси – трое свидетелей, не отходивших от его уборной, а потом видевших, как он входил к Эве. Уборная Эвы тоже без окон, единственная ее дверь – напротив двери Дарси. Откуда они вышли вместе с Эвой и поехали на его машине ужинать. Аминь! Ни минуты в одиночестве!
2. Эва Фарадей: еще не давала показаний, но у нас есть свидетельства Дарси, костюмерши Сьюзен Сноу и других. Уйдя со сцены, стояла за кулисами. С ней рядом был помощник режиссера, а также суфлер. Потом она вышла кланяться. Сразу же после этого вместе с Дарси отправилась в свою уборную. Далее… смотри выше. Ни минуты в одиночестве. Аминь!
3. Оливер Раффин, костюмер: до того как Винси ушел со сцены, сидел в уборной Эвы Фарадей и разговаривал с Сьюзен Сноу, пока они не услышали криков «браво» по окончании спектакля. Тогда оба вышли и ждали возвращения актеров. Потом… смотри выше. Ни минуты в одиночестве! Аминь!
4. Сьюзен Сноу, костюмерша: смотри выше, ни минуты в одиночестве! Аминь!
5. Малькольм Сноу, рабочий, ответственный за занавес,
6. и Джон Найт, суфлер: оба утверждают, что в момент, когда Винси покидал сцену, они стояли вместе и обсуждали футбольный тотализатор. Весь театр помешан на тотализаторе! Потом они вместе вышли в коридор, остановились около уборных Эвы Фарадей и Дарси и заполнили купоны, пока ждали Сьюзен Сноу. После чего вместе с ней и Раффином вчетвером отправились в ночное бюро тотализатора. Ни минуты в одиночестве! Аминь!
7. Джек Сэйер, помощник режиссера: во время спектакля намаялся. Сначала Винси вывел из себя Эву Фарадей, потом добрую половину антракта рабочие не могли справиться с расстановкой стульев, даже сам он запутался, и пришлось вызывать режиссера. На время после спектакля у него алиби, связанные с № 8 – Саймоном Формзом, театральным пожарным, и № 9– Ричардом Карутерсом, осветителем. В первом действии у Карутерса были неполадки с прожектором. В антракте он пытался устранить неисправность, но не удалось. Увидев Дарси, идущего по сцене, он подошел к нему спросить, как быть, если прожектор погаснет, но Дарси производил впечатление не вполне вменяемого и отвечал сбивчиво. Карутерс проводил его до дверей уборной Стивена Винси и тут же поспешил назад, так как через минуту начинался спектакль. Только он добрался до своего балкончика, как подняли занавес. С Дарси он расстался минуты за три до этого. Во втором акте поврежденный прожектор стал мигать еще чаще, и Карутерс почувствовал запах паленой резины. Он подал знак пожарному Саймону Формзу и помощнику режиссера. До самого конца спектакля пришлось возиться с этим прожектором, зато потом они втроем проверили весь кабель, нашли поврежденное место, где резина начала тлеть, привели все в порядок и отправились в гардероб для персонала, где пожарный оставлял свою шляпу, поскольку работал в шлеме. После спектакля эти трое ни на минуту не расставались. Аминь!
10 Уильям Галлинз, вахтер: до конца спектакля сидел с сестрой, которую отправил домой на такси в десять минут одиннадцатого; те четверо, которые вышли, чтобы сдать купоны тотализатора, видели, как она садилась в машину, и кто-то пошутил, что Галлинзу играть не обязательно, он и так возит барышень на такси. А после десяти часов Винси был уже трупом, как собирается показать под присягой наш патологоанатом. Значит, и Галлинз не убийца! Аминь!
11 и 12. Рабочие Стенли Хиггинс и Джошуа Брэддон, расставив на сцене стулья, постояли немного с помощником режиссера, а потом ушли из театра, так как декорации разбирали обычно перед спектаклем. Да и декорация в этой пьесе все время одна и та же, единственное, что меняется, – это стулья, которые ставят в антракте. Поэтому рабочих рано отпускают, делать им в спектакле все равно нечего. Ко времени смерти Винси их уже полчаса как не было в театре, что подтвердил вахтер Галлинз, видевший, как они выходили. Аминь! Никто не входил в театр через двери, ведущие в зрительный зал, так как у них ручка только со стороны кулис, и каждый желающий войти должен позвонить. Звонок же со вчерашнего дня был неисправен, а Карутерс забыл его починить! Это чтобы посмешнее было! Никто не посещал актеров за кулисами. Никто не прошел мимо вахтера ни до спектакля, ни во время, ни после него. Единственным посетителем была Анжелика Додд. Круг замкнулся. Стало быть, никто не мог убить Стивена Винси.
– Не унывай, – мрачно усмехнулся Алекс. – Он все-таки убит.
– Да, это правда, – вздохнул Паркер. – Он убит, и кроме того, мы еще не допросили Эву Фарадей… Джонс!
– Да, шеф?
– Попроси сюда мисс Эву Фарадей… Или нет… Может быть, лучше где-нибудь в другом месте. Есть тут еще свободная артистическая?
– Да, шеф.
Джонс проводил их. Они миновали главный коридор и вошли в другой, параллельный тому, где находилась уборная Винси. Первая пара дверей вела в уборные, где находились Эва Фарадей и Генри Дарси. В остальных комнатах, перед которыми расхаживал детектив Маллинз, Джонс разместил допрашиваемых, лишь одна уборная не была занята. Туда он и привел инспектора и Алекса. Через минуту вошла Эва Фарадей. Это была молодая, среднего роста девушка с лицом спокойным и красивым, обрамленным длинными, прямыми, темными волосами. Ее большие, зеленоватые глаза покраснели от слез. Паркер пригласил ее сесть и произнес вежливую формулу, с которой привык обращаться к допрашиваемым женщинам. Потом попросил ее описать прошедший вечер. Но ее показания не принесли ничего нового. Она только подтвердила все то, о чем говорили Дарси и прочие.
– А теперь прошу вас вспомнить, не показалось ли вам что-нибудь странным во время спектакля, до или после него?
– Нет… Ничего… – она явно колебалась.
– Так что же все-таки? – Инспектор сделал приглашающий жест рукой. – Даже если что-то кажется вам пустяком, все равно расскажите нам. Пока следствие не окончено, никогда не известно, что может пригодиться.
– Ну, разве что только одно… но это мелочь… Во втором действии есть такой момент, когда я – то есть Старуха, – испугавшись мысли о смерти, бегу через всю сцену к Старику и крепко обнимаю его, прижимаясь к нему изо всех сил… В первом действии есть похожая сцена, только я не бегу, а обнимаю его, стоя перед ним. Как раз в первом действии Стив… мистер Винси оттолкнул меня, когда я испачкала его помадой… Так вот, во втором действии я побежала к нему и, помня об этом, отвернула голову в сторону. Поэтому получилось, что я прижалась к нему еще сильнее… и…
– И почувствовали в нагрудном кармане его блузы какой-то небольшой твердый предмет, да? – сказал Алекс.
– Да! Но откуда вы знаете?
– Я это предполагал.
Паркер с недоумением взглянул на него, но не сказал ни слова.
– А как Винси держался во время спектакля? Нас это очень интересует. Вам не показалось, что в первом действии он был сильно возбужден, а во втором это прошло, словно причина для тревоги отпала?
– Да! – Эва Фарадей решительно кивнула. – Я примерно так и подумала. Я боялась второго действия, нервы совсем расходились и… Боялась, что расплачусь на сцене, если он что-нибудь скажет или сделает… Актер умеет порой сделать или сказать что-нибудь так ловко, что зрители об этом не догадываются, а партнер-то все отлично замечает… Я тряслась от страху, ведь это было бы хуже всего… Личные дела актеров никого не касаются, но если в разгар спектакля приходится опускать занавес, только актер способен понять, что это значит.
– Мы все же постараемся понять. А каковы были ваши впечатления во втором действии?
– Винси переменился. Играл в хорошем темпе. Ни разу не сбился, не спутал текста. Был гораздо сдержаннее… Никогда еще мне не было так легко с ним играть… Под конец я даже забыла о всех наших ссорах. Была просто заворожена и поэтому сама, может быть, играла хуже… но он меня просто ошеломил…
– Так, – Алекс понимающе кивнул. – А вы не подумали, например, как мило было с его стороны стереть следы вашего грима.
– Нет, – Эва удивленно подняла брови. – Почему я должна была так подумать? Ведь об этом заботится костюмер. Просто отметила про себя, и все. Какое отношение это имело к тому, что произошло между нами? То есть мне не пришло в голову, что это могло быть каким-то жестом с его стороны. В конце концов, это и не было жестом…
– Разумеется, – Алекс встал. Паркер тоже поднялся.
– Спасибо, мисс Фарадей, – сказал инспектор. – Если вы не слишком устали, мы просили бы вас подождать еще немного в своей уборной. Ваши показания еще могут понадобиться. Вы ведь там можете прилечь, правда?
– Ох, я теперь, наверное, никогда не смогу заснуть! – воскликнула Эва Фарадей с внезапным отчаянием, отвернулась и вышла, глотая слезы.
– Бедняжка… – Алекс посмотрел ей вслед. – Так хорошо держалась во время допроса. Но стоило сказать слово о чем-нибудь другом, житейском, например о сне, и не выдержала…
– Бог с ней, с мисс Фарадей и ее сном! – возбужденно проговорил Паркер. – Можешь ты мне, наконец, объяснить, куда ты ведешь меня, а за мной и все следствие?
– Мы все движемся по короткой, узкой тропке, ведущей к убийце Стивена Винси… – задумчиво прошептал Джо Алекс. – А следующим моим шагом по этой тропке будет одна небольшая просьба к тебе.
– Какая?
– Мне нужен карманный фонарик и ключи от дверей, ведущих на сцену из коридора.
Паркер повернулся.
– Джонс!
– Да, шеф? – Сержант появился в дверях, словно фигурка, которая выскакивает из шкатулки, когда нажмешь на пуговку.
– Фонарик и ключи от дверей на сцену!
– Слушаюсь, шеф!
Голова сержанта исчезла.
– Сейчас получишь фонарик… – сказал Паркер. – Что тебе еще нужно, чтобы довести меня до того места, куда я стремлюсь добраться с 12.25, то есть с момента моего прихода сюда?
Алекс взглянул на часы.
– Сейчас двадцать пять минут шестого. Обещаю тебе, что через час ты узнаешь, кто убийца, хотя сам я еще не до конца уверен, кто же он все-таки. Но нам прежде всего должен помочь тот факт, что Винси не мог умереть, а тем не менее умер. Ну, подумай же…
– Во-первых… – начал инспектор и осекся. – Боже милостивый! – завопил он. – О Господи!
– Позовем его сюда, хорошо? Но с твоего разрешения на этот раз я с ним поговорю…
– Согласен! – заявил Паркер и поспешил к дверям, чтобы отдать распоряжение сержанту Джонсу.