Текст книги "Мудрость толпы"

Автор книги: Джо Аберкромби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Однако вместо того, чтобы наброситься на него, как стая голодных волков, молчаливая толпа расступилась, открыв в своей середине человека в простом темном костюме. Его лицо, обезображенное ужасным ожогом, было лишено растительности. Возле него стояла суровая женщина, хмурившая брови.

Орсо уставился на него с невольным изумлением.

– Архилектор Пайк? – прошептал он.

– Я думаю, мы можем считать это моим заявлением об отставке, ваше величество. Хотя, как вы видите, на самом деле я никогда не был вашим слугой.

Пайк явно не был пленником этих людей. Судя по их взглядам, он пользовался у них почтением. Пожалуй, они даже повиновались ему. Во имя Судеб… он был их лидером!

Осознание этого принесло Орсо почти что облегчение. Теперь было ясно, что он ничего не мог сделать. Все это время рядом с ним находился предатель.

– Так это вы – Ткач? – шепотом спросил Орсо.

– Я использовал это имя время от времени.

– Надо же. А я ничего не подозревал. – Подняв бровь, Орсо взглянул на Тойфель. – А вы? Вы всегда казались мне женщиной, которая подозревает всех и каждого.

Взгляд Тойфель скользнул к Пайку.

– Нет, – коротко ответила она.

Ее чувства относительно происходящего, как всегда, было невозможно разгадать.

– Ну что ж. Видимо, я должен сдать вам дворец. Прошу вас выказать милосердие по отношению к моим телохранителям и свите. Они всего лишь пытались мне служить.

– Было пролито достаточно крови, – проговорил Пайк, но тут же зловеще добавил: – На сегодня.

Они замолчали. Со стороны площади Маршалов по-прежнему слышались отдаленные радостные крики. Более угрожающие звуки доносились от Допросного дома. Однако, по всей видимости, никто не собирался рубить его на кусочки прямо сейчас.

– Итак… – Орсо неловко откашлялся. – Что дальше?

– Это решит народ, – отозвался Пайк.

Орсо поглядел вокруг. На так называемый народ.

– В самом деле? – спросил он с недоуменной улыбкой. – Вы думаете, он способен это сделать?

Все карты

Через высокие окна замка Скарлинга задувал ветер, зябкий от речного тумана. Он шелестел деревьями в долине, хлопал и шуршал висящим над огромным камином полотнищем с вышитым символом Долгого Взгляда. Рикке плотнее закуталась в плащ и накрылась капюшоном, глядя на бурлящую далеко внизу серую воду и размышляя о том, что предстоит сделать.

Чтобы сидеть на троне Скарлинга, нужно быть твердым. Необходимо. Хочешь ты этого или нет.

– Подумываешь прыгнуть? – спросила Изерн.

– Отсюда упал Девятипалый. По крайней мере, так говорят.

– И какой же урок ты из этого извлекла? Что чем выше ты карабкаешься к власти по горе трупов, тем дальше будет падать?

Рикке глянула вниз, меряя взглядом немалое расстояние до воды, потом осторожно отступила на шаг от окна.

– Не скажу, что мне нравится такой урок.

Изерн ухмыльнулась, просунув кончик языка в дыру между зубами.

– Если слушать только те уроки, которые тебе нравятся, то никогда ничему не научишься. Хороший у тебя мех!

– Правда?

Рикке погладила его ладонью – тонкий, белый и такой мягкий. Его нашили поверх той красной тряпки, что дала ей Савин дан Брок. Получился плащ, достойный королевы из какой-нибудь легенды.

– Это жители Карлеона мне подарили, – похвасталась она.

– Малость оттаяли на твой счет, а?

– Люди всегда меня любили.

– Особенно когда у тебя за спиной несколько сот вооруженных людей.

– Такое чувство, что чем лучше они вооружены, тем больше меня любят. Небось благодарны, что я до сих пор не спалила их город. Похоже, доброе отношение все же дает свои плоды.

– Что говорить, оно бывает кстати, – согласилась Изерн. – И, понятное дело, народ к такому тянется, после Стура-то с его мрачным нравом и злобными выходками. Но только ты, девочка, нос-то особо не задирай. Благодарность – все равно что весенние цветочки, пахнет хорошо, да живет недолго. Я бы на твоем месте держала факел наготове где-нибудь в таком месте, где бы он напоминал о горящих городах. Чтобы быть уверенной в их благодарности.

– Может быть, тебе они тоже подарят мех.

– Он мне ни к чему. – Презрительно фыркнув, Изерн перекинула через плечо болтающийся конец своей изодранной шали. – Совершенство незачем улучшать.

Створка огромных дверей с грохотом распахнулась, и в залу ворвалась Корлет. Висевшая у нее на поясе секира запуталась рукоятью в ее коленях, так что она едва не упала, но сделала пару отчаянных шагов и остановилась, упершись ладонями в бедра и тяжело дыша.

– Интересно, – заметила Изерн, указывая на нее татуированным пальцем. – Обычно эта женщина ведет себя довольно спокойно.

Корлет махнула рукой в сторону двери:

– Они идут!

– Кто идет? – спросила Изерн.

– Все!

Теперь Рикке тоже слышала возбужденный шум – бормотание толпы, радостное и гневное одновременно. Любимое настроение воина. Она откинула капюшон и постаралась, как смогла, расчесать пальцами слежавшиеся волосы. Сердце вдруг забилось очень сильно.

– Они его взяли?

– Они его взяли, – кивнула Корлет.

Кто-то пинком распахнул вторую створку, и в зал ввалилась группа воинов, смеясь и толкаясь, сияя торжеством. Впереди шел Трясучка с бутылкой спиртного, которая уже побывала в деле, за ним Йонас Клевер, и при нем юркий паренек и девушка с каменным лицом. Гвоздь с каким-то здоровенным бородачом волокли за руки грязного, полуголого пленника. Его голова болталась, ноги безвольно скребли по земле.

– Во имя мертвых, – пробормотала Рикке. – Время его не пощадило.

В последний раз она видела короля Севера (если не считать мстительных мечтаний) на похоронах своего отца. Тогда он был гибким, как змея, и еще более ядовитым.

– Время никого не щадит, – отозвался Трясучка, вкладывая бутыль в ее обессилевшую руку.

Они швырнули его на пол перед помостом, на котором был установлен трон Скарлинга, так что Рикке оказалась возвышающейся над ним, словно судья. На том самом месте, где он сам возвышался над множеством других. Камни, на которых он лежал, были покрыты пятнами крови, пролитой по его приказу.

– Рада снова приветствовать тебя в твоем тронном зале, Большой Волк, – сказала Рикке и сделала долгий глоток из бутылки. Зелье прожгло ее до самого пищевода, и она скривилась, в то время как ее воины вокруг мужественно соревновались в злорадстве.

Стур попытался встать на четвереньки, упираясь в пол трясущимися руками и не переставая подвывать. К нему подступил Черствый и пнул его в брюхо, так что он опять распластался на каменных плитах.

– Поползай, говнюк! – рявкнул Черствый, выказывая несколько больше черствости, чем Рикке ожидала от старого седого военачальника своего отца; но людское милосердие часто кончается как раз в тот момент, когда в нем возникает надобность.

– Что у него с ногами? – спросила она.

– Не хотели, чтобы он сбежал. – Трясучка пожал плечами. – Перерезали ему поджилки под коленями.

Изерн одобрительно выпятила нижнюю губу.

– Ладно придумано. Вот что бывает, если задирать нос.

И она бросила на Рикке многозначительный взгляд из-под бровей.

На этот раз Стуру удалось подняться на колени, но, судя по виду, он был готов в любой момент снова рухнуть. Его было почти не узнать: нос свернут на сторону, губы распухли, покрытые ссадинами щеки вздулись. Его язык постоянно облизывал окровавленную верхнюю губу с каким-то причмокиванием. Он озирался вокруг так, словно не узнавал, где находится. Один его глаз заплыл так, что почти не открывался, на белке второго было большое красное пятно. Рикке поймала себя на том, что потирает собственный слепой глаз, и была вынуждена отдернуть руку.

– Ты захватила Карлеон, – прохрипел Стур.

Даже его голос звучал разбито. Злорадство требовало от нее некоторых усилий, но люди этого ждали.

– Понимаешь, какое дело, – сказала Рикке. – Когда Лео задумал свою маленькую вылазку в Союз, я сразу подумала, что это предприятие для мальчиков. Я подумала, почему бы не пригласить короля Орсо присоединиться к вам, а самой остаться здесь? Чтобы не терять зря времени. Видишь, вот, разжилась стульчиком.

Ее воины расхохотались, но Стур был не в том состоянии, чтобы оценить шутку.

– Мой отец жив? – прошептал он.

– До поры до времени, – сказала Изерн. – Прячется где-то в Высоких Долинах.

Стур повесил голову.

– Он отдаст все что угодно… чтобы вернуть меня к себе…

На пол упала капля влаги. Сукин сын плакал! Чтобы стоически переносить страдания, нужна практика. Вот уж чего у него никогда не было.

– Я – будущее Севера, – промямлил он таким тоном, словно сам не верил, что это может быть правдой. – Пожалуйста…

Сколько бы гордыни ни было в человеке, в конце концов, нужно не так уж много, чтобы выбить ее из него. Чтобы он не желал ничего другого, лишь бы его перестали бить.

У Рикке была заготовлена целая обвинительная речь насчет того, сколько бед он причинил Северу, и какую цену теперь должен заплатить, и что мы сами сколачиваем себе виселицу, и теперь ему пора повисеть на своей, и так далее и тому подобное. Она шлифовала ее целыми днями, как боец-поединщик свой парадный шлем. Но ей не доставляла радости перспектива каркать над этим полутрупом.

Она снова приложилась к бутылке и едва не подавилась.

– Пожалуйста… – Покрытые струпьями пальцы Стура проползли по полу и ухватились за вышитый золотом подол ее нового плаща. – Пожалуйста…

Во имя мертвых, ну и вонял же он! Когда он дрался с Лео на кругу, Рикке казалось, что ее ненависть к нему не имеет границ. Но теперь колодец внезапно опустел, и все, что у нее осталось, – это отвращение ко всей этой затее. Однако она знала, что желают видеть ее парни. Если хочешь сидеть на троне Скарлинга, ты должен сделать свое сердце каменным.

– Ты смеешь ко мне прикасаться? – рявкнула она и пнула его в лицо. Поскольку Стур стоял на коленях, она попала ему прямо в подбородок, так что его голова дернулась назад, и он опрокинулся на спину.

– Прости, – шептал он, сворачиваясь в клубок и прикрывая дрожащей, разбитой рукой окровавленное лицо. – Не бей меня…

Такого Рикке не планировала. Она планировала для начала, что он будет держаться надменно, изрыгая насмешки и оскорбления, а она будет пылать праведным гневом и сразит его умнейшими доводами, каких тут еще не слыхивали. Но как можно кого-то сразить, если он и так не стоит на ногах?

Скривив губу, она бросила взгляд на Гвоздя.

– Хочешь посадить его в клетку?

– В ту, где он держал моего отца?

– Разве у меня есть другая?

Гвоздь улыбнулся. Ей нравилась его улыбка. Особенно когда она была обращена к ней. Потом он ухватил Стура за волосы и потащил его, хнычущего, с волочащимися ногами, по направлению к клетке.

– Что, мы его не убьем? – спросил Клевер, едва заметно сдвинув седоватые брови. – Если он останется в живых, едва ли он нас когда-нибудь простит.

– Такие не прощают, – подтвердила Изерн, вытаскивая кусок чагги и принимаясь отрезать себе маленький ломтик.

– А Черный Кальдер склонен к прощению еще меньше. – Клевер проводил взглядом Гвоздя и его жертву. – Не могу сказать, что будущее, в котором этот ублюдок останется в живых, сулит нам что-нибудь хорошее.

– О будущем не беспокойся. – Рикке кивнула на символ Долгого Взгляда и постучала по таким же рунам на своем лице. – Видеть будущее – моя забота.

Она ловко выхватила у Изерн кусочек чагги прежде, чем та успела донести его до рта, и засунула себе за губу.

– Я ведь могу тебе доверять, а, Клевер? Мой отец однажды сказал, что если ему понадобится человек, на которого можно положиться… это будешь не ты.

– Твой отец был честным человеком и хорошо разбирался в людях. – Клевер слегка пожал плечами. – По моему скромному мнению, было бы ошибкой чересчур полагаться на одного человека.

– В особенности на того, который уже предал одного хозяина, – добавила Изерн, отрезая себе другой ломтик чагги и скатывая его в комочек.

– Ты слишком великодушна ко мне, Изерн-и-Фейл. Я предал порядка пяти этих мудаков. – Клевер, выказав поразительную сноровку, в свою очередь выхватил катышек из пальцев Изерн и засунул себе за губу, щурясь в направлении потолочных балок, словно вызвать в памяти полный перечень своих измен было непростой задачей. – Сперва был Бетод, потом Глама Золотой, и Кейрм Железноголовый, и, пожалуй, я предал Черного Кальдера в то же самое время, когда предал его сына. Не удивлюсь, если найдется еще парочка, о которых я позабыл в спешке.

Он задумчиво похлопал себя по брюху.

– Не думаю, что сильно польщу себе, если скажу, что среди преданных мной имеются несколько величайших имен Севера. Но знаешь, что у них всех было общего?

– Ну-ка скажи, – отозвалась Рикке, передавая ему бутылку.

– Они сами устроили так, что для меня было бы глупостью их не предать. Надеюсь, у тебя будет больше мастерства.

И он вытащил что-то из внутреннего кармана. Золотую цепь с массивными звеньями и алмазом, сверкающим в свете, падавшем из высоких окон. Ту самую, что была на Скейле Железноруком во время поединка. Ту, которую Стур Сумрак носил на похоронах ее отца. Цепь, которую выковал Бетод еще до ее рождения, когда огнем и мечом заставил Север объединиться.

– Я бы сказал, что это теперь твое.

– Оставь ее себе, – сказала Рикке.

Брови Клевера уехали на лоб:

– Я?

Брови Изерн вздернулись еще выше:

– Он?

– Ее носил Бетод, и Скейл, и Стур. И погляди, чем для них все обернулось. И чем все обернулось для Севера. Не сказала бы, что мне это подходит. – Рикке зацепила большим пальцем свое ожерелье из зеленых камней и мягко покрутила его вокруг шеи. – Пожалуй, пока что с нас хватит королей.

Клевер поднял цепь и хмуро взглянул на болтающийся алмаз.

– Мне она подходит еще меньше.

– Ну, расплавь ее на монеты. А камень вделай в рукоятку столового ножа. Можешь считать это платой за то, что притащил ко мне ее владельца.

– А что, я так и сделаю! – Клевер засунул цепь обратно в карман. – Твоя мудрость уступает только твоей щедрости… вождь.

– Я бы не стала слишком рассчитывать ни на то, ни на другое, – отозвалась Рикке, сузив глаза. – Расскажи-ка, что там произошло в Союзе?

– Мы не стали задерживаться, чтобы посмотреть на финал. – Клевер отхлебнул из бутылки, аккуратно обтер горлышко и передал ее Изерн. – Там разразилось немаленькое сражение, а я стараюсь их избегать. Насколько я могу судить, Орсо победил.

Рикке обнаружила, что рада этому известию, – и не только потому, что она предала его противника, и если бы победил Молодой Лев, то она оказалась бы в довольно неловком положении. Ей не требовалось слишком больших усилий, чтобы направить свои мысли к тому дворцу в Адуе, залитому струящимися из окон лучами утреннего солнца. Время смягчило жуткую головную боль, от которой она тогда страдала. Ей вспомнился Орсо, стоящий в дверях с широкой улыбкой на лице и подносом в руках. «Я принес тебе яйцо»… Надо сказать, он не показался ей человеком, способным побеждать в битвах. Однако этого нельзя было сказать и о ней, и, тем не менее, вот она, сидит в замке Скарлинга, и главный зал служит ей гостиной.

Послышался лязг – это Гвоздь захлопнул дверцу клетки. Стур скорчился внутри, прижавшись грязной спиной к прутьям и свесив между ними руку.

– Похоже, у нас на руках все карты.

– Но их еще нужно правильно разыграть, – возразил Клевер, сумрачно глядя на то, что осталось от Стура Сумрака.

– Карлеон наш, – заметил Трясучка.

– А с ним и половина Севера, – просипел Черствый. – Люди Большого Волка разбежались по норам зализывать раны, да и у Черного Кальдера, сдается мне, мало кого осталось.

– Надо ударить по нему сейчас, – сказал Гвоздь. – И посильнее.

– Кальдер слаб! – прорычал бородатый громила.

– Кальдер хитер, – возразила Изерн. – Не сомневаюсь, что у него здесь есть шпионы.

Стур был врагом того сорта, что нападают на тебя сразу. Черный Кальдер принадлежал к другому.

– Сомневаюсь, что он хотя бы вполовину так слаб, как кажется, – сказала Рикке. – У него все еще есть друзья, и он наверняка уже их собирает.

– К тому же дело идет к зиме, – добавил Трясучка, кивая в сторону белесого неба за окнами.

– Нужно, чтобы он сам пришел сюда. – Рикке шлепнулась на сиденье трона и перекинула ногу через подлокотник, пытаясь выглядеть по-домашнему, хотя, видят мертвые, в этой чертовой штуковине не было ни капли уюта. – Чтобы мы могли выбирать, где сражаться и когда сражаться.

– И как же ты это устроишь? – иронически спросил Черствый.

– О, я знаю, как. – Рикке приложила кончик пальца к татуированной щеке и театрально подмигнула Трясучке своим слепым глазом. – Я это видела!

Никто больше не смеялся над такими заявлениями. Никто не глумился и никто не спорил. Фактически ее слова были встречены почтительным бормотанием. А также пугливыми взглядами и нервным переступанием с ноги на ногу. Все эти Названные, закоренелые убийцы, испытывали благоговейный трепет перед Тощей Рикке и ее Долгим Взглядом. Еще год назад она пряталась от Стура Сумрака в ледяной воде горной речки. А сейчас он сидит, запертый в собственной клетке! Припадочная Рикке, которая, бывало, обсиралась посреди улиц Уфриса, завладела половиной Севера! При мысли об этом ей хотелось разразиться диким хохотом, но это сбило бы нужное настроение.

– Терпение, – мягко проговорила она, постукивая ногтем по облупившейся краске на подлокотнике Скарлингова трона. – Мы должны прожевать то, что откусили, прежде чем кусать заново. Пока вы, ребята, развлекались по дороге из Уфриса, тут поднакопилось работенки.

– Я от работы никогда не отлынивал, – сказал Трясучка.

– Мы тут делаем запасы еды на зиму, и у меня такое ощущение, что ребята в соседней долине что-то от нас утаивают. Может быть… – Она искоса взглянула на Изерн. – Может быть, я была с ними слишком мягкой. Надо бы тебе съездить к ним с парочкой других каменных сердец.

В металлическом глазу Трясучки блестело изогнутое отражение высокого окна.

– Просто предупредить или поучить?

«Просто предупредить», – вертелось у нее на языке. Но все смотрели на нее. Смотрели и оценивали. Перед такими ублюдками, как эти, она не могла себе позволить выглядеть слишком снисходительной.

– Решай сам. И возьми с собой Черствого, раз уж он нынче в таком кровожадном настроении.

– Конечно.

Трясучка, поманив за собой Черствого и нескольких других, направился к двери.

– Клевер!

– Рикке?

– Съезди со своими людьми в долину Красной речки. Кальдер с его ребятами там порезвились, сожгли пару ферм. Дай им ясно понять, что этот берег реки мой.

– Снова на холод! – Клевер с вожделением посмотрел на пылающий очаг и вздохнул. – Это большая честь для нас, правда, Шолла?

Каменнолицая девушка повернула к нему каменное лицо.

– Неописуемая.

Пока Клевер и его люди выходили, Рикке подозвала к себе Корлет.

– Скажи, чтобы вскипятили воды, и вымой этого ублюдка в клетке, ладно?

– Милосердие? – спросила та, подняв бровь.

– Разве что к моему носу. Он воняет, как адское дерьмо.

– Я по-прежнему считаю, что луна бы улыбнулась, если бы он вернулся в грязь. – Изерн потыкала синим пальцем прутья, и клетка начала тихо поворачиваться. Большой Волк лежал на дне, не шевелясь, словно груда грязных тряпок. – Помнишь, как он гонял нас по лесам, замерзших, голодных, пожранных комарами? Помнишь, какие чувства ты к нему испытывала?

– Я ничего не забыла, – сказала Рикке.

– Он сказал, что пошлет твоему отцу твои кишки в шкатулке. «Сломай то, что они любят», – это его слова.

– Я ничего не забыла. Но он нам еще может пригодиться.

– Признаю, из него получилось отличное украшение. Сидит в клетке, которую сам же и выковал, э? Получил по рогам в той же комнате, где получил по рогам его герой Девять Смертей. – Она хихикнула. – Мой папаша бы долго смеялся, если б узнал, как все обернулось!

Она похлопала Рикке по подбитому мехом плечу и всунула ей в руку почти опустевшую бутылку.

– Ты всегда говорила, что твой папаша был полное говно.

– Еще бы! Такое говно, какое ни одна задница в Земном Круге больше не высирала. – Она помахала своим синим пальцем. – Но он видел холодную суть вещей гораздо чаще, чем многие.

Изерн зашагала к двери, у порога демонстративно потянулась и сплюнула на пол.

– Так что не задирай нос, девочка.

Она закрыла за собой дверь. Щеколда с гулким лязгом встала на место, и Рикке осталась наедине с бывшим королем Севера и Гвоздем, устремившим на нее взгляд своих белесых глаз.

– Я по-прежнему считаю, что мы должны ударить по Черному Кальдеру, пока можно, – проговорил он.

– Еще бы. Бить – это ты любишь.

– А ты нет?

– Не ради одного удовольствия. Я предпочитаю ударить один раз, но так крепко, чтобы не пришлось бить во второй.

– Кажется, твой отец поклялся спровадить Черного Кальдера обратно в грязь?

– Так говорят. Но мой отец был не слишком-то высокого мнения о мести. К тому же, поскольку он уже мертв, сдается мне, он не откажется чуток подождать.

Гвоздь скупо улыбнулся, просунув кончик языка между зубов.

– А ты умная штучка, а?

– Делаю все, что могу.

Рикке поняла, что снова теребит свое изумрудное ожерелье, пропуская его между пальцев, чувствуя, как прохладные пальцы щекочут перепонки.

Она бросила на Гвоздя оценивающий взгляд. Его нельзя было назвать красавцем. Длинный и нескладный, он стоял, вольготно прислонясь к стене, запустив большие пальцы за пояс и выставив локти в стороны, а подбородок вперед. Однако Рикке сомневалась, что «красавица» было бы первым словом, пришедшим кому-нибудь на ум относительно нее самой в последнее время. К тому же в нем что-то было. Спокойный, уверенный, неторопливый. Словно ему нравилось быть в собственной шкуре – чувство, ей практически незнакомое. Нас всегда притягивают наши противоположности. Притягивают и одновременно пугают. Но что интересного в человеке, который тебя не пугает хоть капельку?

Рикке встала и подошла к нему, по пути сделав еще один глоток из бутылки. Вкус был еще хуже, чем прежде, смешавшись с горечью чагги, но горло больше не обжигало. По нему просто разливалось приятное тепло, словно тлеющие угли в большом очаге.

– Как тебя зовут твои друзья? – спросила она, протягивая ему бутылку.

Он нахмурился, глядя на оставшуюся на дне каплю спиртного, не больше плевка.

– Гвоздем.

– Ну да, но я говорю о близких друзьях.

Не отводя от нее взгляда, Гвоздь допил последний глоток.

– Таких близких у меня больше нет. С тех пор, как помер папаша.

– А он как тебя звал?

Пауза.

– Гвоздем.

– Могу я позаимствовать у тебя плащ?

Он поднял свои белесые брови, расстегнул пряжку и кинул ей плащ. Рикке прошла в угол зала – не торопясь. Она чувствовала себя напряженно, словно что-то собиралось случиться, и ей это нравилось. Что бы там ни говорила Изерн, Рикке считала, что заслужила право немного задрать нос. Привстав на цыпочки, она накинула плащ на клетку со Стуром.

– Не хочу, чтобы он смотрел.

Наклонившись, она стянула с ноги один ботинок, оставив его лежать на полу. Дрыгнула ногой, скинув второй, и он отскочил от стены и упал боком. Гвоздь, нахмурясь, посмотрел на нее.

– Почему ты снимаешь ботинки?

Она расстегнула пряжку ремня.

– Потому что в них я не смогу снять штаны.

Тут она поняла, что сколько бы недостатков ни было у юбок, их зато можно скинуть в любой момент. Или задрать, если уж очень приспичит. Со штанами так просто не разделаешься. Она стащила их ниже колен, это было легко, зато потом едва не упала, вытаскивая правую ногу – пришлось прыгать на левой, пока она наконец не высвободилась.

Можно было сказать, что запланированная ею страстная непринужденность не задалась. Похоже, с задиранием носа она все же перебрала. Но теперь ничего другого не оставалось, кроме как довести дело до конца. Рикке юркнула на трон Скарлинга и постаралась расположить вокруг себя свой замечательный новый плащ таким образом, который сохранил бы тонкий баланс между избытком загадочности и ее недостатком.

Гвоздь поглядел на эту композицию, потом на накрытую его плащом клетку Стура, потом почесал в затылке:

– Надо сказать, этот вечер принял неожиданный оборот.

Короткая пауза. Снаружи грохотала река.

Это была плохая идея. Одна из худших ее идей. Рикке попыталась вспомнить, куда она зашвырнула свои штаны, и прикинуть, сколько постыдной возни понадобится, чтобы заползти в них обратно, чтобы можно было сделать вид, будто ничего не произошло.

– Ты ведь не собираешься меня отшить, а? Потому что это поставило бы меня в довольно неловкое положение.

– Еще чего. – И его лицо расползлось в улыбке. – Просто подумал, что нужно запечатлеть эту сцену в памяти, пока есть возможность. – Он постучал бутылкой себя по голове. – Уж больно она хороша!

Гвоздь высосал из бутылки последние капли и подошел к Рикке, на ходу расстегивая портупею и сбрасывая ее. Что, надо сказать, было большим облегчением, поскольку, помимо всего прочего, холодный сквозняк от окна уже забирался под плащ, и ее бедра покрылись гусиной кожей.

– Это тебя не беспокоит? – Гвоздь поставил огромный сапог между ее голых ног и взглянул через плечо в направлении клетки в углу, слегка поскрипывавшей под накинутым плащом. – То, что он там?

– В этом половина задумки. Он как-то сказал, что даст меня оттрахать своим псам.

Гвоздь поставил второй сапог рядом с первым.

– Как грубо.

– Так что пусть знает, что я сама решаю, кто и как меня трахает.

– То есть… ты используешь меня, чтобы преподать ему урок?

Рикке повернула голову и выплюнула катышек чагги.

– Пожалуй.

Он тихо хохотнул.

– Вот это здорово!

И он вышвырнул пустую бутылку в окно, наклонился над троном, опершись на подлокотники, и поцеловал ее в губы. Мягкий, аккуратный поцелуй – сперва он сжал губами ее верхнюю губу, потом нижнюю. Так мягко и аккуратно, что она едва не рассмеялась.

Поцелуй – в каком-то смысле дело незамысловатое, однако у каждого имеется в нем свой стиль, как и в разговоре, ходьбе, драке, письме. Гвоздь продолжал целовать ее – одну губу, потом другую, – и ей пришлось вытянуть шею, чтобы ответить, чтобы сделать поцелуи немного глубже, чтобы подключить к делу кончик языка. Теперь ей больше не хотелось смеяться, вовсе нет. Она скользнула ладонями по исцарапанным подлокотникам Скарлингова трона, пока они не встретились с его руками, пока она не схватила его за запястья, пока его колени не начали тереться о внутренние поверхности ее голых ляжек – не сильно, словно в этом не было ничего особенного, однако на ее вкус в этом было на самом деле очень много.

Он все время держал глаза открытыми, глядя на нее, и она тоже держала глаза открытыми, глядя на него, – ну, во всяком случае, зрячий глаз, – и по какой-то причине в этом было ощущение опасности, словно каждый маленький поцелуй нес в себе риск. Она выгнула шею, чтобы целовать глубже, но он отодвинул лицо, так что она не могла полностью дотянуться, и она поневоле сделала тихий возбужденный вдох, а он тихий удовлетворенный выдох, и их дыхание смешалось между ними, горячее, наполненное запахом спиртного.

Это была отличная идея. Одна из лучших ее идей.

Она расстегнула его ремень одной рукой, радуясь тому, что у нее такие ловкие пальцы, потом запустила их вовнутрь и принялась шарить, пока не вытащила наружу его член, уже наполовину твердый и определенно видоизменяющийся в нужном направлении. Нельзя сказать, что она была совсем пьяна, но пьянела все больше, гладя его одной рукой, а другой обхватив за затылок и скребя ногтем большого пальца его светло-рыжую бороду.

– Я хочу попросить тебя о помощи в одном деле, – выдохнула она.

– Не знаю… как я могу выказать больше желания…

– Не в этом. Ну, то есть в этом тоже. Но и еще кое в чем. Боюсь, тебе не понравится.

– Ты выбрала… не самое удачное… время… чтобы просить… об одолжении, – шепнул он, пощипывая ее губы своими.

– Говорят, торговаться нужно всегда с позиции силы.

– Вот как?

Настал ее черед ахнуть, когда он подсунул ладони под ее зад, опустился на колени и потянул к себе, так что ее голова скользнула вниз по спинке трона, а задница по сиденью, и она оказалась наполовину лежащей, наполовину свешивающейся с трона, ее босые ступни стояли на холодном каменном полу, колени были раздвинуты по обе стороны его головы, а бедра притиснуты к нему; тепло от очага грело сбоку ее голую ногу, а холодный ветерок от окна щекотал голый живот. Она извивалась так и этак, но не могла найти даже отдаленно удобное положение среди всех этих безжалостных углов. Да уж, чтобы сидеть на Скарлинговом троне, нужно быть выносливым, а чтобы трахаться на нем – выносливым вдвойне.

Гвоздь ухмыльнулся ей снизу, глядя поверх ее растительности, и Рикке ухмыльнулась в ответ.

– Все никак не могу разжиться подушкой, – пробормотала она.