355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джо Аберкромби » Герои » Текст книги (страница 2)
Герои
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:03

Текст книги "Герои"


Автор книги: Джо Аберкромби



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Миротворец

Он стоял у сводчатого окна – одна рука на камне, кончики пальцев безостановочно тарабанят, тарабанят, тарабанят. Стоял и хмурился – через весь Карлеон; через лабиринты мощеных улиц, нагромождение крутых черепичных крыш; через нависающие городские стены, возведенные еще отцом, черные от непогоды. Через просторы туманных полей, где серой рогатиной разветвлялась река – и дальше, дальше, к далекой череде окружающих долину холмов. Как будто, нахмурясь должным образом, он мог проникнуть еще на два с лишним десятка миль пересеченной местности – и там пронзать, разить рапирой взора рассеянную армию Черного Доу. Там решалась судьба Севера.

Без него.

– Единственное, чего я хочу, это чтобы все поступали по моим указаниям. Неужели это так много?

Сефф, подойдя сзади, прижалась к его спине животом.

– От них требуется разве что немного здравого смысла.

– Ведь я за всех знаю, как надо, разве нет?

– А я знаю, что надо тебе, и говорю. Так что… да.

– Ощущение такое, будто горстка свинорылых мерзавцев на Севере просто не понимает, что у нас есть на все ответы.

Ее рука, скользнув по рукаву, прижала к камню неустанные пальцы.

– Им пока, видишь ли, не по нраву выходить с просьбой о перемирии. Но они это сделают. Вот увидишь.

– А до этих пор я, как все ясновидцы, остаюсь отвергнутым. Осмеянным. Изгнанным.

– До этих пор ты остаешься запертым в комнате со своей женой. Разве это так плохо?

– Единственное место, где я сам предпочел бы находиться, – слукавил он.

– Лже-ец, – прошептала Сефф, щекоча ему губами ухо. – Почти такой же лгун, каким тебя выставляют. Не здесь, а там тебе бы хотелось быть, подле брата, в боевых доспехах.

Ее руки скользнули ему под мышки, а оттуда на грудь, по коже побежали сладкие мурашки.

– Рубя головы южан грудами, корзинами, подводами, – продолжала она.

– Смертоубийство – мое любимое времяпрепровождение, ты же знаешь.

– Ты уже убил больше людей, чем Скарлинг.

– Будь моя воля, я бы и в постель ложился в доспехах.

– Здесь тебе препятствует тяга к моей атласной коже.

– Отрубленные головы скверны тем, что брызжутся, – он крутнулся, очутившись к Сефф лицом, и ленивым перстом ткнул ей в грудь. – Так что я предпочитаю быстрый укол в сердце.

– Как проколол мое. Ты мой фехтовальщик.

Он ойкнул, ощутив ее игривую руку у себя в паху, и отодвинулся по стенке, шутливо отстраняя шалунью.

– Ладно, ладно, смиряюсь с поражением! Я больше любовник, чем боец.

– Наконец хоть слово правды. Взгляни, что ты со мной сделал.

Положив руку на живот, Сефф с укоризной посмотрела на мужа. Впрочем, укор быстро сменился улыбкой. Супруги нежно соприкоснулись ладонями; он погладил Сефф по большому животу.

– Мальчик, – прошептала она, – я чувствую. Наследник Севера. Ты станешь королем, а уж тогда…

– Ч-ш-ш. – Он закрыл ей рот поцелуем. Кто знает, в каких местах у стен здесь расположены уши, да и вообще. – Или ты забыла, что у меня есть старший брат?

– Дурень набитый. Булавочная головка и та умнее.

Кальдер поморщился, но отрицать не стал. Он со вздохом поглядел на этот ее странный, чудесный, пугающий живот.

– Отец всегда говорил: нет ничего важнее семьи.

– Кроме власти.

– Между прочим, нет смысла спорить о том, чего у нас нет. Цепь моего отца носит Черный Доу. Вот о ком надо беспокоиться.

– Черный Доу не более чем одноухий разбойник.

– Разбойник, под пятой у которого весь Север, самые могущественные вожди повинуются ему.

– Могущественные, вожди? – Сефф фыркнула ему в лицо. – Не смеши меня. Карлики с напыщенными именами.

– Бродд Тенвейз.

– Этот гнилой старый червь? При одной лишь мысли о нем меня тошнит.

– Кейрм Железноголовый.

– Я слышала, у него член как у мышонка. Оттого он всегда и хмурится.

– Глама Золотой.

– Еще мельче. С мышиный мизинчик. А у тебя есть союзники.

– У меня?

– А разве нет? Ты вспомни. Мой отец тебя любит.

Кальдер скривился.

– Ненависти у твоего отца я, быть может, и не вызываю, только он вряд ли кинется рубить веревку, если меня вздумают вздернуть.

– Он достойный человек.

– Спору нет. Коул Ричи славится прямодушием, все это знают.

– Вот видишь: все.

– Только когда мы с тобой венчались, я был сыном короля северян, и мир тогда выглядел иначе. Твой отец намечал себе в зятья принца, а никак не ославленного на весь свет труса.

Она похлопала его по щеке чуть сильнее обычного, чтоб слышны были шлепки.

– Красавчик ты, мой трусишка.

– Красивые мужчины на Севере еще в меньшем фаворе, чем трусливые. Я не уверен, что твой отец доволен, каким местом ко мне повернулась удача.

– Да плевала я на это ее место. – Сефф сгребла его за рубашку и с неожиданной силой подтянула к себе. – Я бы ничего не стала менять. Ни-че-го.

– Да и я тоже. Просто я говорю, твой отец бы мог…

– А я говорю, что ты ошибаешься. – Поймав руку мужа, она вновь приложила ее к животу. – Ты родня.

– Родня, – он не стал говорить, что родня, как и семья, может представлять собой как силу, так и слабость. – Всего набирается твой доблестный отец и мой безмозглый брат. Что ж, Север наш.

– Будет за нами. Я это знаю. – Сефф медленно отклонялась, отводя его от окна в сторону постели. – Доу, может статься, годится для войны, но войны не длятся вечно. Ты его превосходишь.

– Мало кто с этим согласится, – усомнился он, хотя слышать это приятно, особенно на ухо таким жарким, зазывным шепотом.

– Ты умнее, – щека жены потерлась о скулу, – гораздо умнее.

Носом Сефф щекотала его по подбородку.

– Самый умный человек на Севере.

Именем мертвых, как он обожал лесть.

– Продолжай.

– Выглядишь ты, конечно, куда лучше, чем он, – она погладила живот ладонью мужа, – красивейший мужчина Севера…

Он облизнул губы кончиком языка.

– Если б красивейший правил, ты бы уже была королевой северян…

Ее пальцы занялись его поясом.

– Ты всегда находишь что сказать, так ведь, принц Кальдер?..

В дверь снаружи грохнуло, и принц застыл; кровь мгновенно устремилась в голову, отлив от причинного места. Ничто так не приканчивает романтический настрой, как угроза внезапной смерти. Массивная дверь вновь содрогнулась под ударами. Раскрасневшиеся супруги спешно возились с одеждой – прямо-таки пара застигнутых родителями похотливых недорослей, а не взрослая супружеская чета, к тому же королевской крови. Вот тебе и доигрались в монархов. Дверной запор и тот не в их власти.

– Так засов же на вашей стороне! – сердито окликнул принц. – Вы что, черт возьми, не видите?

Скрежетнул металл, и дверь со скрипом отворилась. В проеме стоял человек, лохматой башкой чуть не касаясь арочного свода. Лицо с одного боку все как есть снесено, от угла рта шла густая чересполосица шрамов, переползая на лоб и бровь; в глазнице слепо поблескивал металлический шар. Если в штанах у Кальдера все еще ютился романтический флер, то этот глаз и шрамы развеяли его окончательно.

Чувствовалось, как рядом замерла Сефф – а ведь ей, в отличие от него, смелости не занимать, так что стойте и не трепещите, принц Кальдер. Хлад, пожалуй, наихудшее предзнаменование для кого угодно. Люди называли его псом Черного Доу, но втихомолку, а никак не в это вот самое лицо со следами ожогов. Человек, назначенный протектором Севера для самой что ни на есть черной работы.

– Тебя желает Доу.

От вида этой образины сквознячок страха продувал сердце любого завзятого храбреца, а голос Хлада довершал остальное: хриплый змеиный шепот, продирающий, как заточенный рашпиль.

– А что такое? – осведомился Кальдер голосом безмятежным, как летнее утро, несмотря на то, что внутри все невольно оцепенело. – Он что, не может разбить Союз без меня?

Хлад не рассмеялся, не нахмурился, а просто торчал истуканом, источающим глухую угрозу.

Кальдер как можно непринужденнее пожал плечами.

– Что ж, кто-то из двоих вынужден подчиняться. А что будет с моей женой?

Целым глазом Хлад окинул Сефф. Будь в этом взгляде хоть что-нибудь – похоть, насмешка, презрение – ей-богу, было бы легче. Но на беременную женщину Хлад взглянул как мясник на тушу, которую надлежит разделать – с таким же равнодушием.

– Пусть остается. Доу хочет оставить ее заложницей. Чтоб никто ничего не выкинул. С ней ничего не сделается.

– Чтоб никто ничего не выкинул?

Кальдер поймал себя на том, что стоит перед женой, закрывая ее собой, как щитом. Хотя какой щит спасет от такого, как Хлад.

– Никто ничего.

– А если что-нибудь выкинет Черный Доу? Где мои заложники?

– Я буду твой заложник, – сказал Хлад.

– Получается, если Доу нарушит слово, я могу тебя убить?

– Можешь попробовать.

– Гм.

Хлад на Севере был персоной весьма известной. Кальдер с ним, понятно, и рядом не стоял.

– Ты можешь дать нам минуту попрощаться?

– Отчего не дать. – Хлад отодвинулся; из тени тускло поблескивал металлический глаз. – Что мы, змеи, что ли.

– У себя в змеюшнике, – кольнул исподтишка Кальдер.

Сефф ухватила его за руку; в распахнутых глазах читался страх вперемешку с жадным азартом. Как, впрочем, и у него самого.

– Будь осторожен, Кальдер. Смотри под ноги.

– На цыпочках ступать буду.

Эх, если бы. Хладу, поди, велено перерезать ему по дороге глотку, а труп скинуть в болото. Можно биться об заклад.

Сефф большим и указательным пальцем взяла его за подбородок и властно потрясла.

– Я тебе говорю. Доу тебя страшится. Отец сказал, что использует малейшую попытку тебя убить.

– Да, Доу следует меня бояться. Кем бы я ни был, я все равно сын своего отца.

Глядя Кальдеру в глаза, Сефф еще раз дернула его за подбородок.

– Я люблю тебя.

– За что? Неужто не знаешь, какое я коварное, вероломное дерьмо?

– Ты лучше, чем тебе кажется.

Ему почти верилось в эти слова. К горлу подкатил непрошеный комок.

– Я тоже тебя люблю.

Он даже не лгал. А как он бушевал, как бесновался, когда отец объявил об их помолвке! Что?! Жениться на этой курносой языкастой стерве? Не язык, а помело. Точнее, кинжал. Теперь же день ото дня она становилась ему все милее. Он любил уже и ее вздернутый нос, а еще больше язык. На других женщин и смотреть не хотелось. Он притянул жену к себе и, смаргивая слезы, еще раз поцеловал.

– Не волнуйся. Никто так не против моего повешения, как я сам. Буду обратно в твоей постели, ты и соскучиться не успеешь.

– В боевых доспехах?

– Если пожелаешь.

– И никакого вранья, пока будешь в отлучке.

– Ты меня знаешь.

– Да уж знаю, лгунишка, – успела она выговорить прежде, чем стражники закрыли дверь на засов.

Кальдер остался в сумрачном коридоре со слезливой мыслью, что жены своей он, может статься, больше никогда не увидит. В порыве неожиданной храбрости он поспешил за Хладом и, настигнув, хлопнул по литому плечу, такому чугунному, что сердце опасливо дрогнуло, но деваться некуда.

– Ну смотри у меня, – на остатках пыла сказал Кальдер, – если с ней что-нибудь случится, даю слово…

– Ты уже словами своими вдоволь наразбрасывался, да толку-то.

Глаз Хлада покосился на непрошеную руку Кальдера, и тот не замедлил ее аккуратно убрать. Смелость накатывала на него не сказать чтобы часто, и никогда не превышала пределов благоразумия.

– Кто так говорит – Черный Доу? Уж если есть кто на Севере, чьим словам в сравнении с моими грош цена, так это именно он, этот выродок.

Хлад молча насторожился, но Кальдера уже несло. Вообще настоящая измена требует изрядных усилий.

– Думаешь, Доу поделится хоть чем-нибудь, если только у него это не вырвать зубами? Ха! Ничего тебе не достанется, при всей преданности. Более того: чем ты преданней, тем меньше получишь. Вот увидишь. Нет такого мяса, чтобы насытить эту голодную песью свору.

Хлад чуть прищурил единственный глаз.

– Я не пес, – изрек он.

Одной этой фразы, брошенной с холодной яростью, хватило бы, чтобы заткнуть любого говоруна, но Кальдер через этот ухаб перемахнул.

– Я вижу, – перешел он на зазывный неистовый шепот, которому научился у Сефф. – Большинство людей не смеет ничего видеть из-за страха перед тобой, но я-то прозреваю. Ты боец, само собой, но и мыслитель тоже. В тебе есть нрав, рвение. Ну и гордыня, а почему бы нет?

Кальдер, а с ним и Хлад, остановились в затененном закутке коридора, и Кальдер, подавив порыв съежиться, отпрянуть при виде жутковатых шрамов, доверительно подался вперед.

– Эх, мне бы на службу такого, как ты, уж я бы нашел достойное применение такому человеку. Не то что Черный Доу. Это я могу обещать.

Хлад вкрадчиво поманил к себе; при этом на мизинце у него кроваво блеснул крупный рубин. Кальдеру не оставалось ничего иного, как придвигаться – все ближе, ближе, так близко, что становилось неуютно. Уже чувствовалось теплое дыхание Хлада, хоть целуйся. Так близко, что жидковатая улыбка Кальдера искаженно отражалась в мертвом металле глаза.

– Тебя желает Доу.

Лучший из нас

Ваше высочайшее величество, мы всецело оправились от конфуза на Тихом Броде и перешли в наступление. Несмотря на злокозненность Черного Доу, лорд-маршал Крой неуклонно гонит его на север, все ближе к столице в Карлеоне. Мы теперь не более чем в двухнедельном переходе от города. Отбиваться беспрестанно у неприятеля не хватит сил. Рано или поздно Черный Доу неминуемо окажется у нас в руках, Ваше величество может на это надеяться. Не далее как вчера дивизия генерала Челенгорма выиграла небольшой бой у подножия холмов на северо-востоке. Лорд-губернатор Мид ведет дивизию на юг по направлению к Олленсанду, рассчитывая вынудить северян разделить войска и вести бой с невыгодных позиций. Я продвигаюсь с дивизией генерала Миттерика, держась неподалеку от ставки маршала Кроя. Вчера близ селения Барден северяне из засады напали на наш обоз, вынужденно растянувшийся из-за неважного состояния дорог. Но за счет бдительности и храбрости арьергарда они были отбиты с тяжелыми потерями. Осмелюсь ходатайствовать Вашему величеству насчет лейтенанта Кернса, проявившего особую доблесть и павшего в бою, оставив, как выяснилось, без попечения жену и малое дитя. Колонны наши в полном порядке. Погода благоприятствует. Войско марширует, и люди пребывают в приподнятом расположении духа.

Засим остаюсь преданнейшим и недостойным слугой Вашего величества – Бремер дан Горст, королевский обозреватель Северной войны.

Колонна пребывала в хаосе. Мутной пеленой висел дождь. Войско по уши вязло в грязи, и настроение у людей было откровенно гадкое. «А уж мое среди этой размазни – самое прескверное», – так думал Бремер дан Горст, пробиваясь через скопище заляпанных грязью солдат, которые копошились, как черви, в разбухших от сырости доспехах; пики, секиры и алебарды торчали на плечах как попало, во все стороны, угрожая товарищам. Спереди очутился неприятель, закупорив продвижение колонны наглухо, как пробка бутылку, а с тыла, чавкая по грязи, все подтягивались, наседали, напирали позади идущие, усугубляя и без того растущий в этой давке беспорядок на вконец раскисшей слякотной тропе, именуемой дорогой, и оттесняя поносящих все и вся соратников к деревьям. Горст опаздывал, а потому, теряя терпение, где понукал, а где и оттирал с дороги солдатню. Кое-кто, оскальзываясь, поворачивался, думая задать выскочке взбучку, но тут же замолкал, приглядевшись: Горста здесь знали.

Неприятель, преградивший путь армии его величества, оказался ее же собственной повозкой, наполовину съехавшей юзом со скользкой тропы в куда более топкое болотце. По вселенскому закону подлости, согласно которому, как ни старайся, все равно произойдет самое худшее, повозку вынесло аккурат поперек дороги, задние колеса увязли по самую ось. Погонщик, рыча ругательства, нахлестывал почем зря двух измотанных, покрытых пеной лошадей, а с полдюжины замызганных солдат безуспешно возились с задком повозки. По обе стороны дороги в намокшей придорожной поросли топтались еще какие-то помощники, костеря изорванную о колючие кусты упряжь, спутанные вожжи, немилосердно хлещущие по глазам ветки.

Тут же неподалеку стояли трое молодых офицеров в некогда алых, а теперь буро-малиновых от заунывного дождя мундирах. Двое спорили, тыкая в повозку пальцами, третий же молчал и глазел, небрежно держа руку на золоченой гарде меча, застыв, как манекен в офицерском платье. Тысяча отборных солдат противника и та едва ли могла бы столь успешно блокировать продвижение армии.

– В чем дело? – требовательно осведомился Горст в попытке, разумеется тщетной, держаться солидно.

– Господин, обозу никак не место у этой тропы!

– Не гоже, господин! Пехота задерживается, в то время как…

Хотели как лучше, а получилось как всегда. Горст плечом потеснил офицеров и прохлюпал по грязи в самую трясину. Он вклинился меж вконец грязных солдат и опустил руки в слякотную жижу, нашаривая ладонями ось, а подошвами ботфорт – опору понадежней.

– Тяни! – крикнул он вознице.

Он забыл придать голосу желанную весомость; получилось как петух прокукарекал. Щелкнул кнут. Лошади всхрапнули. Люди со стоном налегли. Чавкнула грязь. Горст напрягся от пят до макушки; струной натянулись мышцы. Мир потускнел. Горст крякнул, рыкнул, зашипел; ярость вскипела так, словно ее внутри, несмотря на сравнительно маленькое сердце, был непочатый край; казалось, стоит открыться какому-то кранику, и эту повозку, да и все вокруг, разнесет вдребезги. Колеса с жалобным скрипом подались и повозка стронулась с места. Еще миг, и усилие пришлось на пустоту; отчаянная попытка устоять на ногах ничем не увенчалась, и Горст во весь рост плюхнулся лицом вперед, вместе с солдатами. Повозка рванулась – возница что есть силы сдерживал лошадей – и заколыхала себе дальше.

– Спасибо за помощь, господин. – Покрытый слоем грязи солдат неуклюже попытался своей лапой очистить мундир Горста, но лишь размазал слякотные пятна еще безобразней. – Прощения прошу, господин. Ишь как оно вышло.

Смазывайте, как подобает, оси, болваны. Удерживайте телегу на дороге, ротозеи-придурки. Делайте, черт подери, что вам положено и как надлежит, нерадивые бездельники, вшивота. Или это так сложно?

– Ничего, – пробормотал Горст, стряхнув услужливую лапу. – Ступай себе, благодарю.

Он одернул мундир. Отдаляясь под промозглой завесой дождя от повозки, он почти слышал, как в спину ему обидно посмеиваются и солдатня, и те офицеришки.

Лорд-маршал Крой, главнокомандующий войсками его величества на Севере, реквизировал себе под временную ставку самое заметное строение в округе, а именно приземистый сельский дом, поросший мхом так густо, что походил со стороны на застарелую навозную кучу. Беззубая старуха и ее древний супруг – до недавних пор, видимо, хозяева дома, – сидели на пороге соседнего амбара, прильнув друг к другу под дырявым платком, и с сонным равнодушием наблюдали, как Горст шлепает по грязи к дощатой передней двери. Судя по всему, Горст их не впечатлил. Равно как и четверку часовых в накидках из промасленной мешковины, слоняющихся у крыльца. Равно как и сборище промокших офицеров в гостиной с низким потолком: при появлении Горста они выжидательно обернулись на дверь, и все как один тут же скисли физиономиями, едва поняли, кто это.

– Гляньте-ка, Горст пожаловал, – съязвил один, как будто ожидал увидеть короля, а оказалось, что это мальчик для выноса горшков.

Здесь был представлен весь цвет армии. Центральное место занимал сам маршал Крой, он непоколебимо восседал во главе стола. Вид, как всегда, безукоризненный: свежевыглаженный черный мундир с жестким стоячим воротником, серебряные листики на котором смотрелись в тон стальным редеющим сединам, уложенным на выпуклом черепе, можно сказать, во фрунт. Рядом сидел его первый помощник, мелковатый полковник Фелнигг, чутко ловящий каждое начальственное распоряжение – спина выгнута, подбородок вздернут. Впрочем, учитывая, что подбородок у него был на редкость мелкий, вздернутость изображала в основном шея, запрокинутая так, что затылок упирался в воротник, а ноздри были обращены к потолку.

«Как не в меру заносчивый гриф, ждущий для кормежки подходящую падаль». Ему бы для этой цели генерала Миттерика – вот где можно разгуляться: крупный, дородный, с упитанным лицом, объемистые черты которого едва умещались на отведенном им природой месте. Если у Фелнигга подбородка почти не было, то у Миттерика он был массивен, да еще и с опрометчиво крупной выемкой посередке.

«Как будто у него из-под усищ свисает задница». Обычно он носил кожаные, почти до локтя краги – наверное, чтобы подчеркнуть воинственность, хотя у Горста почему-то напрашивалось сравнение с рукавицами селянина, которыми тот пускает ветры коровам при запоре.

Увидев заляпанный грязью мундир Горста, Миттерик возвел бровь.

– Опять геройствуем, полковник Горст? – спросил он под чье-то подхихикиванье.

«Запихай это в свой рот-задницу, коровий бурдюк тщеславия». Слова так и чесались на губах, хотя, что бы Горст ни высказал своим фальцетом, шутка непременно обернулась бы против него. Право, лучше лицезреть перед собой целую сотню северян, чем терпеть пытку разговором. Так что вместо слов Горст по обыкновению изобразил неловкую, униженную улыбку и, пристроившись в укромном уголке, скрестил на запачканном мундире руки, а гнев утопил в созерцании умозрительной картины: чванливые головы Миттерика и его свиты воздеты на пики армии Черного Доу – зрелище, быть может, не самое патриотичное, но упоительное, как раз по настроению.

«Что это за мир, в котором такие люди – если их вовсе можно назвать людьми, – смотрят свысока на таких, как я? Да я вдвое ценнее всех вас, вместе взятых! И это лучшее, что может предложить Союз? Если так, то мы заслуживаем поражения».

– Не запачкав рук, не выиграешь войны.

– А?

Отвлеченный от мыслей Горст недовольно покосился. Рядом притулился Ищейка в поношенном плаще и со столь же поношенным, устало-смиренным лицом, потрепанным невзгодами, как непогодой.

Северянин с медленным вздохом стал отводить голову, пока та легонько не стукнулась об облупленную стену.

– А кто-то предпочитает оставаться чистеньким? И проиграть.

Союз с изгоем еще большим, чем он сам, Горста не прельщал. А потому он, как в наглухо пригнанные доспехи, углубился в привычное молчание, и слушал, как перебрасываются репликами сидящие за столом офицеры.

– Так когда они подъедут?

– Скоро.

– И сколько их?

– Я слышал, трое.

– Да нет, только один. Одного члена Закрытого совета и того за глаза.

– Закрытый совет? – вырвалось у Горста сиплым взволнованным фальцетом.

Тошнотворным послевкусием всплыли в памяти гнусные старцы, в одночасье лишившие его звания. «Раздавить все мои чаяния, все мечты с такой же беспечностью, с какой мальчишка давит жука». А затем…

Вот его выводят в коридор, и массивные черные двери захлопываются перед ним, как крышка гроба. Уже не начальник стражи. Не рыцарь-телохранитель. А попросту говорящая фальцетом прибаутка с именем едва ли не нарицательным, означающим неудачливость и позор. Перед внутренним взором по-прежнему плыли кривые ухмылки, слышались гаденькие смешки. И бледное лицо короля – челюсти сомкнуты, взгляд направлен куда-то вбок. Как будто растоптать, уничтожить самого верного, самого преданного слугу было для него не более чем досадным пустяком…

– А который из них будет? – волновался Фелнигг. – Мы его знаем?

– Да какая разница, – досадливо отмахнулся Крой, оглядываясь на окно, за которым широко и шумно шел дождь. – Нам уже известно, что они скажут. Король требует большой победы, вдвое быстрее и вполцены.

– Нет, ну надо же! – запетушился Миттерик. – Черт бы побрал этих царедворцев: суют нос во все щели, даже к нам! Бьюсь об заклад, эти плуты из Закрытого совета обошлись нам уже в такое множество жизней, какое даже наш заклятый враг не…

Громко стукнуло дверное кольцо, и в комнату тяжелой поступью вошел грузноватый старик – лысый, с короткой седой бородой. На первый, беглый взгляд верховной властью от него не веяло: одежда намокла и запачкалась немногим меньше, чем у Горста; деревянная палка со стальным набалдашником напоминала скорее посох, чем регалию власти. Тем не менее даром что в комнату следом не вошел никто, кроме неприметного слуги, а численный перевес присутствующих здесь армейских чинов попросту подавлял, дыхание затаили именно последние – такую непререкаемую, владетельную уверенность и строгую властность источал старик. Вид мясника, по-хозяйски присматривающего себе борова на бойне.

– Лорд Байяз.

Крой чуть заметно побледнел. Горст, пожалуй, впервые видел маршала в таком изумлении, да и не он один. Все собрание остолбенело, как, наверное, не онемело бы, вкатись сюда тележка с трупом Гарода Великого, который бы вдруг начал что-нибудь громогласно вещать.

– Господа.

Небрежно бросив кудрявому слуге посох, Байяз смахнул с лысой макушки капельки влаги и отряхнул ладони. Для своего поистине мифического статуса этот старик держался до странности непринужденно.

– Вот ведь погодка, а? Иногда я в Севере души не чаю, а иногда вот… не очень.

– Мы не ожидали…

– А откуда вам было? – Байяз хохотнул вроде как добродушно, но в добродушии этом чувствовался оттенок угрозы. – От дел я отошел. Вновь расстался со своим креслом в Закрытом совете, и последнее время тешил старческое слабоумие в библиотеке, подальше от дворцовых свар и интриг. Но война уже, можно сказать, почти у моих ворот, а потому было бы нерадиво с моей стороны не заглянуть и не отвесить поклон. С собой я привез деньги – насколько я пониманию, выплата жалованья у нас слегка подзатянулась?

– Самую малость, – согласился Крой.

– Ну вот. Еще чуть-чуть, и по большей части наносное понятие о солдатской чести и послушании быстро рассосется, не так ли, господа? Без золоченой денежной смазки громадная махина армии его величества скоро засбоит, а потом и вовсе встанет, как нередко случается в жизни, верно?

– Мы заботимся о благополучии наших людей, – сказал без особой уверенности маршал.

– А уж я-то! – воскликнул Байяз. – Смею вас заверить, я здесь исключительно с тем, чтобы помочь. Смазать, так сказать, колеса. Понаблюдать и, может статься, предложить при необходимости какой-нибудь совет. Командование, лорд-маршал, само собой, остается за вами.

– Само собой, – эхом отозвался Крой.

Прозвучало, впрочем, неубедительно. Шутка ли: ведь это же первый из магов – человек, возраст которого, по слухам, исчисляется сотнями лет, и который владеет магическими силами; который, говорят, сам выковал Союз, возвел на трон короля и обратил в бегство гурков, повергнув при этом в прах добрую половину Адуи. По крайней мере, так говорят. Мало кто известен нежеланием хоть во что-нибудь да вмешаться.

– Э-э… Смею вам представить генерала Миттерика, командующего второй дивизией его величества.

– Генерал Миттерик? Даже взаперти со своими книгами я слышал истории о вашей доблести. Сочту за честь.

– Нет-нет, что вы! – генерала распирало от истовости. – Это я, я сочту за честь!

– Можно и так, – веско изрек Байяз.

Крой в последовавшей тишине решительно бросился в атаку.

– А это мой первый помощник полковник Фелнигг. А вот это вождь тех северян, что противостоят Черному Доу и сражаются на нашей стороне; имя ему Ищейка.

– Вот как? – поднял брови Байяз. – Думается, у нас был общий друг, Логен Девятипалый.

Ищейка ответил спокойным взглядом – единственный человек в комнате, не выказавший перед Байязом благоговейного трепета.

– Если и есть кто на свете, способный провести Великого Уравнителя, так это был – или есть – он. В любом случае, он для Севера большая утрата. Да что там, для всего мира! Великий человек, вспоминать о котором надлежит с прискорбием.

– Человек как человек, – пожал плечами Ищейка. – Есть в нем хорошее, есть плохое, как у всех. А насчет прискорбия, так это смотря у кого спросить.

– Справедливо.

Байяз печально улыбнулся и произнес на языке северян:

– А ты, я вижу, в подобных вещах реалист.

– Как и ты, – откликнулся Ищейка.

Сомнительно, чтобы кто-нибудь в этой комнате понял хоть слово. Горст, при всем знании языка, и то усомнился.

Крой между тем шел дальше.

– А вот это…

– Бремер дан Горст, разумеется!

Теплым рукопожатием Байяз потряс Горста по самые ботфорты. Для человека такого возраста и сана хватка была на удивление крепкая.

– Я видел, как вы фехтовали с королем. Сколько уж лет минуло – пять? Шесть?

Горст мог исчислить не только годы, но даже дни и часы.

«В жизни моей, подобной тени, гордиться приходилось разве что поддавками в фехтовальных поединках».

– Девять.

– Девять, подумать только! Надо же, десятилетия мелькают, как листья на ветру. Никто так не заслуживал титула, как вы.

– Я оказался во многом посрамлен.

Байяз подался ближе.

– Вы оказались биты, и это единственное, что принимается во внимание.

Он шлепнул Горста по предплечью, как если бы они поделились им одним известной шуткой; а выходило, что она известна только Байязу.

– Но не вы ли состояли в числе рыцарей-телохранителей? И разве не вы охраняли короля в битве при Адуе?

Горст почувствовал, что зарделся.

«Да, то был я, и всем это хорошо известно. А ныне я – не более чем злосчастный козел отпущения, использованный и брошенный, как какая-нибудь беспутная служанка, грубо употребленная сынком сиятельной особы. Я теперь…»

– Полковник Горст здесь у нас в качестве королевского обозревателя, – решил пояснить Крой, почувствовав заминку.

– Ах да, – Байяз, спохватившись, щелкнул пальцами, – еще бы. После того, что делалось в Сипано.

Горст вспыхнул; само название города хлестнуло, как пощечина. Сипано… Да, все просто – после того, как он четыре года назад почти безотлучно находился там, среди безумия Дома утех Кардотти. Шаткой поступью крался сквозь дым, разыскивая в отчаянии короля. Добирался до лестницы, смотрел на лицо в маске… А затем долгий, еще более муторный путь назад, среди порочащих душу и тело бесчинств, позорных оргий. Лица в комнате внезапно поплыли нестерпимо яркими, смазанными кометами – при этом, как ни странно, с ухмылками. Горст открыл пересохший рот, но, как обычно, ничего не выговорил.

– Ничего, ничего, – маг похлопал Горста по плечу с уничижительным добродушием, как какую-нибудь одряхлевшую, полуслепую служебную собаку – дескать, на вот тебе кость, по старой памяти. – Может, дослужитесь еще, и вновь завоюете благосклонность короля.

«Может, и дослужусь, тайная ты дырка от сраки. Если весь изойду кровью на Севере».

– Может быть, – сумел прошептать Горст.

А Байяз пододвинул стул и сел, сложив пальцы домиком.

– Ну что. Какова обстановка, лорд-маршал?

Крой, одернув полы мундира, подступил к огромной карте, такой большой, что края загибались, не помещаясь даже на самой широкой стене домишки.

– Дивизия генерала Челенгорма находится здесь, к западу от нас.

Бумага взвизгнула под метнувшейся указкой маршала.

– Он рвется к северу, поджигая поля и деревни в надежде, что тем самым втянет северян в сражение.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю