Текст книги "Мой бывший бывший (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
15. Щепотка приключений в маленьком офисе
– Давайте поставим ей памятник! – насмешливо тянет Наташа. – Ей ведь мало того, что мы на обед позже Анджелы Леонидовны ушли. Она ведь не останавливается!
Все это происходит уже в кафешке для сотрудников, когда я, отбиваясь краткими ответами, что там у нас было с Ветровым и как – добиваю несчастный последний абзац перевода.
Как следствие – съедено всего полобеда, но когда остался один абзац – я просто перестала хотеть жрать, как явление.
– Золотой или платиновый? В полный рост или в два? – тут же вскидывается Алиса на Наташино предложение.
Любопытство своих коллег я не утолила, они явно хотят перемыть кости потщательнее, но поняв, что с меня где сядешь, там и слезешь, и делиться интимными подробностями восьмилетней давности я не собираюсь – девочки быстро находят себе занятие, и оглашают мне краткий топ рафармовских холостяков, на которых облизываются практически все незамужние сотрудницы этой фирмы.
Это – интересная тема, девчонки даже слишком вдохновляются этой темой, но, слава богу – обсуждают её шепотом, тихонько похихикивая.
А вот их, кажется, Кристина Сергеевна, про матримониальные порывы не спрашивала!
– Да какой Канев, нет, нет, нет, он же гей, его нельзя в список, – шепотом возвещает Алиса приговор финансовому директору, – все же это знают.
– Ну, он же все равно не женат, – хихикает Таня, – а вдруг найдется та смелая женщина, что наставит его на путь истинный.
Я не удерживаюсь – тихонько фыркаю.
На секундочку – это вот все озвучивают профессиональные переводчицы. С первой степенью по нихонго нореку сикэн, с высшим лингвистическим образованием какого-нибудь крутого московского или питерского вуза, и это – минимум. Каждая не меньше пяти лет работает на переводах.
А в обеденный перерыв обсуждают, как перевоспитать гея в гетеросексуала. На полном серьезе, ага!
В нерабочее время мы иногда бываем такие дуры…
Как мне теперь жить дальше? Разве что надеясь, что я никогда в своей жизни не встречу нашего финансового директора, и не вспомню, как три отбитые на всю башку переводчицы обсуждали способы его «перевоспитания».
– Ладно, тогда первое место точно у Артемьева, – с видом знатока приговаривает Наташа, – и попробуйте назвать кого-нибудь круче топ-менеджера. А еще Артем Антонович самый симпатичный в отделе продаж.
Девчонки хихикают, перешептываются, но не спорят.
Слава богу, никто не предлагает Ветрова… Мне, наверное, было б грустно, если бы у этого небожителя тут собралась секта поклонников. Пусть пасется где-нибудь в хвосте топа, а не на его вершине.
Последнее предложение своего задания я приканчиваю с подлинным зверством, а потом – первым делом дотягиваюсь до чашки с кофе, и залпом её выхлебываю. Кажется, у моего мозга было обезвоживание…
Ну, по крайней мере – от кофе моя жизнь становится светлее.
– Это был мой кофе, – замечает Алиса, смотрит на меня и ржет. Я – забавная клоунская рабочая лошадк? Ну и ладно, я все равно посмеюсь последней.
– А, тогда это мой? – я дотягиваюсь до второй чашки и опустошаю и её, а потом улыбаюсь сама. – Я возьму тебе другой. Только не вноси меня в расстрельный список.
– Да забей, – Алиса отмахивается и передергивает плечами, – а со списком – поздно, детка, ты там на самой верхней строчке отныне. Сожгу при первом же удобном случае.
Я собираю листы – обнаружив попутно, что я, оказывается, в своем немыслимом рабочем порыве заняла чуть ли не половину того столика, на котором мы умещаемся все вчетвером. А девочки вежливо разместили свои тарелки по краям и наблюдали за моим бардаком чуть ли не с умилением.
– Поражаюсь вашему мужеству, – я самокритично вздыхаю, – а если бы я захватила весь стол, вы бы тоже вытерпели?
– Ну, это вряд ли, – судя по выражению лица Наташи, в этом случае моей судьбе не позавидовал бы ни один японский самурай, сделавший себе харакири, – но ты, видимо, знала. Отличные инстинкты самосохранения, Викки, ставим пять.
Я с трудом ловлю себя на том, чтобы не замереть деревянным истуканчиком.
Просто слово.
Она же не знает…
– Просто Вика, окей? – моя улыбка выходит не очень-то естественной, но внезапно ставший нервным голос – спасает положение.
Боже, позорище какое… Восемь лет прошло, а для меня одна простая производная от моего имени до сих пор – как обухом по голове.
И движения сразу становятся неуклюжими, и жрать – снова перестает хотеться.
К счастью, это не выглядит настолько неадекватно, чтобы девчонки вдруг напрягались. Тем более, что внезапно выруливший откуда-то симпатичный парень, плюхнувшийся на стул рядом с Татьяной, всех отвлек на себя.
– Дамы, простите, я опоздал сегодня, – обаятельно улыбается это дивное виденье и плюхает свой подбородок Тане на плечо, – пришлось ездить в ювелирный, черт пойми куда. Еле успел.
– Это Тим, Танюшкин жених, – своим любимым тоном «суфлера-чемпиона» комментирует специально для меня Алиса, – работает у нас курьером. Вообще-то ездит по корпоративным нуждам, но шишки покрупнее гоняют его за чем только не лень.
– Ну нет, за резинками в аптеку меня еще не посылали.
Я без понятия, что там у этих людей в головах, сколько у них там двойных, тройных доньев, но одно я знаю точно – чувство юмора у них есть. Так что работать, если что, мне будет весело… Даже если недолго…
Меня немного попускает после «Викки» – этого ядерного оружия. До конца обеда двадцать минут. Я могу, в конце концов, пообедать?
Увы – стоит только придвинуть к себе тарелку с несчастным, уже почти плесневеющим без моего внимания салатиком, как в моей сумке начинает вовсю драть горло Беонсе. И кто там?
Мама?
Завуч?
Мой батюшка-космонавт вернулся наконец с освоения глубокого космоса?
Номер незнаком… Но звонящий более чем настырен.
Очень интересно, давно я не посылала никого из банков по известному адресу…
Значит – берем трубку, время поразвлекаться у меня вполне себе есть.
– Вика, – обломчик, абонент с незнакомого номера – Николай, я узнаю его по голосу. И он внезапно ко мне на ты? Куда мы успели пропить субординацию? Ладно, он мой шеф, ему можно. Прощу на первый раз.
Но, почему голос такой… встревоженный?
– Я вас слушаю, Николай Андреевич? – тоном ужасно ответственной сотрудницы возвещаю я.
– Скажи мне, что ты точно соблюдала регламент по информационной безопасности и оставила свое задание в сейфе, и тому есть свидетели, – пугающе спокойно просит меня Николай.
– Эм-м-м… – я запинаюсь, а в душе – начинаю принюхиваться. Кажется, что-то горит…
Кажется, это – мой хвост…
– Вика! – в голосе у Николая все – и мольба, и напряжение, и давление авторитетом непосредственного руководства.
– Я… Нет, я этого не скажу… – тихонько выдыхаю я, отруливая подальше от столика с болтливыми девчонками, – я не убирала…
Николай с той стороны телефонной трубки изощренно чертыхается.
– Ну, тогда спускайся в отдел поскорее, – измученно требует он, – только по пути обязательно напиши завещание. Здесь Козырь. И он рвет и мечет.
Так и хочется сказать: "Вот, умеете вы, Николай Андреевич, взять и накрутить. Вот так, чтобы до нервяка, до трясущихся поджилок, до того, чтобы в лифте не с первого раза по нужной кнопке попасть".
Слава богу, еще девчонки за мной не увязываются, остаются в кафе – потому что по их расписанию у них еще обед. И они не готовы становиться адептками секты сознательных трудоголиков и перерабатывать за просто так – тоже.
А вот я не смогла вот так ответить недовольному шефу, тем более, что мне и так, кажется, прямо сейчас будут отрывать голову.
Но блин… Я же только закончить хотела. Побыстрее! Вот она – дурная привычка фрилансера, есть работа – делай работу «прям щас», пока глаза, пересохшие от напряжения, не выпадут из орбит, пока желудок не прилипнет к позвоночнику и не устанет плакаться ему на свою несправедливую, полную лишений жизнь.
Как-то надо приводить это в график, не таскать работу на обед, и – еще бы пережить это все.
В нашем отделе почти что пусто – реально нет таких придурковатых трудоголиков, что отказались бы от оплачиваемого компанией обеда. Лишь в одном кабинете я замечаю одного такого – но дрыхнущего на офисном диванчике в кабинете сисадмина нашего отдела. Не работающего.
Солдат спит – служба идет. Хотя, платят же в какой-то фирме компьютерщикам за то время, когда специалист отдыхает – то есть за безаварийную работу всех систем.
Эх, хотела бы я так же. Вот только в моем кабинете сиеста – тут тебе и Анджела Леонидовна, и Николай Андреевич, и Эдуард Александрович – хотя о присутствии последнего я узнаю еще на подходах, потому что он очень бодренько кого-то натягивает. На этот раз – не на японском, а на таком чистом и не очень цензурном английском, что у меня аж глаз дергаться начинает.
Нереальный мужик. И, кажется, знание языка полировал общением с его носителями. Это американский акцент или английский? Кажется, все-таки американский.
Нет, я в курсе, что бывают такие большие боссы, у которых в голове еще и финансовый калькулятор, и переводчик на три языка мира, но существование такого экземпляра в поле моего зрения – вот это реально заоблачная крутизна. Хотя… Чего я вообще ожидала от владельца настолько крупной корпорации? Что он будет сидеть на Ибице, пока его директора за него прибыль делят? Кажется, этот персонаж не из таких больших боссов. Этот сам держит руку на пульсе. У всего…
Но блин, нафига вот такая внезапная проверка посреди обеда. Он зашел узнать, как у меня дела с выполнением его задания? Неожиданно… Я-то думала в электронной форме сначала отчитаться.
При виде меня Эдуард Александрович очень красноречиво сатанеет лицом, и за три реплики обрывает диалог, пообещав перезвонить и продолжить свою расправу.
Он решил из меню проштрафившихся идиотов выбрать именно меня!
Спасите!
А можно мне запросить политическое убежище где-нибудь в Китае?
– Виктория, у вас есть только один шанс на реабилитацию, – меж тем тоном уже подготовив мне приговор с медленной и мучительной казнью, сообщает мне Эдуард Александрович, – если вы мне прямо сейчас скажете, кому именно из сотрудников этого отдела вы сболтнули, что именно вы переводите.
На этой реплике я зависаю.
Кому?
Да никому…
А что, кто-то что-то сказал? Тут есть телепаты, которые все за меня поняли?
– Виктория, соображайте скорее, – тон у Эдуарда Александровича становится суше с каждой секундой, – я и так потратил на вас слишком много времени. Больше, чем стоило – однозначно.
– Я здесь работаю второй день, – пальцы впиваются в ремешок сумки крепче, – я даже с девочками из этого кабинета толком не познакомилась.
– То есть в курсе были только сотрудницы из этого кабинета? – у Козыря вспыхивают глаза, и он разворачивается к Николаю, – И что ты мне на это скажешь, Ник?
– Я скажу то же, что и обычно, – хмуро откликается Николай, – нужно начинать с тех, кто взламывает систему видеонаблюдения и вырубает нам камеры. А здесь работают только мои проверенные.
– Третий слив за последние полгода, – Эдуард Александрович говорит резко, будто рубит своим голосом что-то очень жесткое, – и каждый раз я слышу твои истории про проверенных сотрудников. Ник, один раз ты у меня уже вылетел. Я предполагал, что это мое решение было поспешным, но сейчас все больше в этом сомневаюсь.
У Николая обостряются скулы. Он вообще становится острый и напряженный, будто клинок, приплясывающий в руках опытного фехтовальщика – он готов ринуться в бой. И сделает это вот-вот сейчас…
– Погодите, Эдуард Александрович, – хоть и говорят, что нельзя мешать начальству, особенно, когда оно отвлеклось и имеются шансы, что пар спустят не на тебе, но я все-таки открываю рот. Отважная мышка-камикадзе, которой не терпится побыть на амбразуре. – Какой слив?
Козырь в первую секунду вообще явно размышляет – стоит ли ему вообще брать в расчет мою реплику или списать её как информационный шум. А потом все-таки чуть кривит губы и разворачивается ко мне.
Такое ощущение, что ко мне повернулось «лицом» узкое, но убийственно красноречивое дуло танка.
– А вы не поняли, Виктория? – едко уточняет он. – Серьезно, два и два сложить не можете? Я получил уведомление о выполненной вами задаче. Я пришел её проверить, я вас об этом предупреждал. Но ни перевода, ни оригинальных файлов в вашем сейфе нет. Вы не убирали документы в сейф, вы забыли их на столе. А кто-то решил приделать им ноги. Это называется слив. Они у нас, знаете ли, происходят. Иногда мне кажется, что легче просто под ноль разогнать этот крысятник, да только нет никаких гарантий, что с улицы не придут новые. А тут все-таки есть… Неплохие специалисты.
– Подождите, – я умудряюсь запутаться пальцами даже в молнии собственной сумки, – никто ноги ничему не делал.
– То есть? – брови у Козыря подлетают куда-то к линии роста волос, к тем самым его темным корням, которые выдают, что блондин он липовый…
Ох, Вика, не о том ты думаешь. Думай о своих грехах в этой жизни. И кайся. Перед смертью лучше бы именно этим и заниматься, да?
– Я забирала документы с собой, – шепотом каюсь я, – заканчивала перевод во время обеденного перерыва.
Шепотом – потому что на то, чтобы сделать чистосердечное признание в полный голос, мне не хватает смелости. И хочется, на самом деле, вообще не говорить, а спрятаться и промолчать, желательно – оказавшись от разъяренного Козыря подальше.
Но как тут молчать? Когда все уже всё решили, и как всегда, самое паршивое. Нет документов – значит, слив, украли, и вообще вот-вот готовы половину отдела уволить. Из-за того лишь, что я немножко дура… Интересно, меня будут больно убивать?
Или просто выгонят к чертовой матери, чтобы неповадно было выставлять большое и умное начальство идиотами?
Даже не знаю, какой вариант лучше…
16. Каждому – по делам его
Тишина… Мне кажется, другие мои «товарищи по несчастью» в лице Николая и Анджелы даже затаили дыхание, лишь бы не колыхать лишний раз воздух.
Я затаила, по крайней мере. Еще бы это меня спасло…
У Козыря просто не двигается лицо, пока я не протягиваю ему листы. Все. Оригинал, копия оригинала, мой черновой перевод… Все мои прегрешения в аккуратной стопочке.
Самым краем глаза я замечаю, как Николай, стоящий у стола Наташи, прикрывает лицо ладонью и… едва слышно выдыхает. Та часть его лица, что не прикрыта широкой ладонью, выражает настолько бескрайний фейспалм, что мне становится еще более неловко.
Анджелу мне не видно… Жаль, наверное. Мне не хватает штрихов. Хочу, чтобы картина «Глубокий абсолютнейший капец» врезалась в мою память целиком. До самой последней детали. Зачем? Ну, на вечную память и все такое прочее…
Эдуард Александрович все с тем же неподвижным лицом вытягивает из моих ладоней документы. Выбирает из них те несколько листов, где конкретно мой перевод – последние абзацы аж от руки написаны.
– Это черновик, – мой отважный писк затыкается на подлете одним только резким и коротким движением подбородка. От этого движения хочется прикусить кончик языка до крови, потому что… Ну вот просто потому.
Не надо лезть к своему палачу, пока он подтягивает ремни на своей гильотине. Как-нибудь в житейских мелочах он разберется сам.
– Что за пометки? – тихо спрашивает Козырь, и я не то чтобы слышу в этом тоне обещание помилования, но… Палач задумчиво стоит и смотрит на блестящую, новенькую гильотину. Будто размышляя, стоит ли пачкать сие совершенное орудие казни кровью каких-то идиотов.
– Я отмечала участки некорректного перевода того переводчика, что составлял ответы, – вот почему я не черепаха, а? Я бы и руки в плечи втянула, и голову. Хоть как-то бы спряталась от этого обжигающего взгляда, который, даже касаясь тебя мимоходом, умудряется содрать с тебя кожу.
Господи, нафига мне вообще сдались эти пометки? Что я вообще о себе возомнила, со своей-то второй степенью и никакой лингвистикой?
За моей спиной приоткрывается дверь – это закончился обеденный перерыв, вернулись девочки, но они так и застряют на пороге при виде великого и ужасного генерального директора, почтившего своим присутствием наш скромный отдел.
Эдуард Александрович же все еще смотрит на лист, испещренный желтым маркером так, будто мои пометки режут ему глаза. Смотрит в оригинал, снова на мой лист с пометками, снова в оригинал… А потом все так же молча, с еще более напряженным лицом, снова собирает листы в одну стопку.
– Анджела, личное дело Шевченко ко мне на стол в течении получаса. Ник – с тебя его характеристика. Самая честная, насколько это возможно.
Мир вздрагивает, приходит в движение, еще ничего толком не осознав.
Шевченко? И кто такой Шевченко?
– Я поняла, Эдуард Александрович, – тоненько и как-то растерянно откликается Анджела Леонидовна. Я не удерживаюсь, все-таки бросаю на неё взгляд, и вижу на лице подруги Кристины непонимание и… Разочарование?
Может, оно мне мерещится? Я, в конце концов, уже предвзятое лицо.
Но хорошо так мерещится, крепко…
Эдуард Александрович же повернулся к Николаю и продолжает выдачу своих указаний.
– Натаскаешь её на переговоры, – резко дергает в сторону меня подбородком, – как можно быстрее. Вся деловая переписка с сегодняшнего дня должна проходить только через Викторию. Не переводом, так проверкой.
– Я понял, – Николай кивает, и Эдуард Александрович наконец разворачивается ко мне. Наконец-то. А я-то уже забеспокоилась, что настолько потеряла ценность в его глазах, что мое увольнение даже озвучивать не будут, оставив другим почетную обязанность проводить меня до пункта охраны и забрать у меня новенький пропуск.
– Ну, я вас поздравляю, Виктория, – ехидно проговаривает Козырь, глядя на меня с очень угрожающей улыбкой.
– С чем? – пищит мой внутренний отважный портняжка.
– С самым коротким испытательным сроком в вашей жизни, – в голосе Эдуарда Александровича причудливым образом смешиваются и одобрение, и недовольство, – с понедельника у вас начинается веселая жизнь. Вы еще попросите у меня помилования, но сразу скажу – его вам не полагается…
Только этот человек может выписывать какие-то бонусы настолько легко и вот с этим убийственным выражением лица, будто в уме он меня уже высек у столба посреди своей приемной. Хотя, там же нет столба…
– За что это? – тихонько выдаю я, хотя вообще-то это вроде как поощрение. Поощрение, которое я вообще-то не заслужила.
Козырь же секунду медлит, будто прикидывая, достойна ли я пояснений, а потом невозмутимо пожимает плечами.
– За бдительность, – емко подводит он черту в этом разговоре, и тут же шагает к выходу из кабинета, а девочки и я – почтительно сторонимся, освобождая ему дорогу.
Он… Он оценил мои заметки? Серьезно?
И пороть меня никто не будет?
– Только один момент, Виктория, – у самой двери Козырь оборачивается, и его взгляд снова становится действительно недовольным, – больше никогда не отмечайте мои задания выполненными, если они у вас только еще в процессе завершения. Для меня «выполнено» – значит «выполнено уже сейчас», а не «через час», «после обеда», «в конце рабочего дня». Еще один такой фортель, и ваша дочь может остаться сиротой. В прямом смысле. Вы меня поняли?
– Д-да, – я аж заикаться начинаю, потому что да – пробирает, до мурашек абсолютно везде. С одной стороны – понятно, что это шутка, но все равно – тембр голоса и взгляд будто заставляют в этом сомневаться.
И плевать, что я вообще-то ничего не отмечала выполненным, я же еще отредактировать хотела… Слушать это сейчас Эдуард Александрович явно не будет…
– Тогда приступайте к работе, господа, – в голосе Козыря будто щелкает хлыст, и его сотрудники, заинтересованно косящиеся в сторону нашего кабинета, все-таки возвращаются к делам.
Козырь уходит. Можно выдыхать? А в обморок упасть можно? Мне очень-очень нужно! У меня тут три мешка с цементом с плеч упали…
– Виктория, извольте зайти ко мне на ковер, – медовым и очень многозначительным тоном Николай возвращает меня на грешную землю, – немедленно.
Кажется, обморок откладывается по техническим обстоятельствам…
Я неожиданно обнаруживаю, что в моей крови веселыми пузырьками побулькивает оптимизм.
Все будет хорошо. Меня пока не уволили. Должна же я еще немного помучиться – согласно коварным планам Эдуарда Александровича. Хотя, по его лицу, он был уверен, что и вечного рабства для меня будет маловато…
Но ведь он меня оставил же?
Черт возьми, но как же вовремя я закончила черновик перевода… Я ведь могла и не успеть. И вряд ли я бы отделалась так легко, если бы не законченная работа, с теми ремарками, что произвели на Козыря такое впечатление, что он меня даже натянул чисто символически.
Ведь по регламенту той же информационной безопасности – вынося из своего кабинета бумаги, я уже нарушала пару пунктов…
Больше таких промахов допускать нельзя, мне и так чертовски повезло. Мало того, что меня не покарали, так мне еще и выписали поощрение…
– Николай Андреевич, сразу скажите, вы планируете меня убивать?
– А вы думаете, не стоит, Виктория? – все тем же медовым и опасным тоном уточняет Николай.
Я думаю, что семенить за мужиком с широким шагом в платье с узкой юбкой и на каблуках – это то еще сомнительное удовольствие.
– А как же мои трудовые подвиги? Если вы меня убьете, кто их будет совершать?
– И правда, куда же мы без ваших подвигов… Придется убивать вас не до конца, Виктория, – опечаленно вздыхает мой собеседник, и его пальцы легонько порхают над панелью электронного замка, набирая код открывания двери.
Я помню двери на предыдущем месте работы – в том скромном музейчике – закрывались даже не на два замка: второй все время заедал, и Катя, администратор музея, постоянно на это ворчала.
На фоне этого Рафарм с его электронными замками у каждого кабинета мне напоминал в первый день какую-то тайную базу ФБР из боевиков про Итана Ханта. Я не очень догоняла, зачем такие заморочки… Думала, что, может быть, дело просто в статусе, и небесно-крутому Рафарму совсем не по статусу пользоваться морально устаревшими металлическими ключиками, но, оказывается, дело было не только в этом. Но и во вполне обоснованной паранойе местного руководства.
– И этого, оказывается, недостаточно, да, – заметив мой взгляд и проявив чудеса телепатии, отмечает Николай, – у меня есть ощущение, что скоро нас всех запрут в бункер, впускать будут только по сканерам сетчатки, а за утечки – расстреливать на месте. Провинившегося и еще десятерых его коллег. По законам Орды.
Самое забавное в этой шутке была именно доля шутки…
Я не успеваю даже дойти до того самого бежевого ковра, на который меня вызывали.
Мой желудок вдруг решает, что самое время зайтись в слишком громкой истерике…
– Ты вообще обедала? – Николай, уже склонившийся над своим рабочим столом, поднимает на меня взгляд. Услышал, блин!
– Ну, – я кошусь на собственные ногти, – я добивала текст… А потом вы позвонили, Николай Андреевич.
Будто и не заметила, что он сорвался на «ты». Если серьезно – я еще не готова вот так просто сокращать дистанцию с этим мужчиной. Да и… Я сейчас ощущаю себя еще более неловко, чем утром, когда Ветров так внезапно «расставил точки над i».
– Окей, значит, идем обедать, – неожиданно кивает Николай. А вот это неожиданный прием…
– У меня перерыв закончился, – опешив, выдаю я.
В любом голливудском фильме в этот момент девушка бы обязательно брякнула «ты приглашаешь меня на свидание» – у них с этим проще, хочешь покормить девушку – точно ухаживаешь за ней. Я вот почему-то не очень нуждаюсь в очевидных пояснениях.
– Строго говоря, у тебя его не было, – мой шеф чуть покачивает головой, – мы тут серьезно относимся к тому, чтобы сотрудники соблюдали верный рабочий график. Так что обедать, Вика, обедать. С надсмотрщиком, раз сама о себе ты заботишься паршиво.
Упрямый какой, так ведь и талдычит… Ну ладно, я тоже та еще коза…
– Я бы не хотела вас отвлекать, Николай Андреевич.
– Ну, так и не спорь с начальством на пустом месте, – криво ухмыляется Николай, – тем более, что и меня на половине перерыва выдернули этими дебильными камерами, будь они неладны. Так что я тоже поесть нормально не успел и могу случайно съесть свою секретаршу. Ты готова взять на себя подобные человеческие жертвы?
– Ох, ни в коем случае…
И все равно неловко. Но… Но все так же приятно. И той легкой эйфории от удачного разрешения всей этой ситуации с переводом в моей крови становится больше.
Обломитесь, Ярослав Олегович, вашего выхода с «моей бывшей женой» оказалось недостаточно, чтобы отбить интерес Николая ко мне.
– Вас всегда вызывают, когда камеры выключаются? – осторожно уточняю я, пользуясь случаем, чтобы выстроить картинку всей этой истории в голове.
Все-таки мне непонятно, каким ветром занесло в наш отдел Козыря и каким глюком в системе электронного контроля висящая на мне задача вдруг оказалась отмеченной как «готовая».
Мне ведь объясняли порядок, я ведь не страдаю маразмом, сама я ничего не отмечала.
– Меня, Анджелу, да, – Николай кивает, – после первого же слива и сообщения от службы безопасности об информационной уязвимости их систем наблюдения, такой установили регламент. Вызывают нас, Анджела проверяет сейфы тех, кому документы выданы на руки.
– А у неё случайно нет удаленного доступа к системам сотрудников? – этот неосторожный вопрос у меня вырывается уже в лифте, который, к счастью, в это послеобеденное время приходит пустой – подслушивать некому.
– Случайно есть, – Николай сначала отвечает, нажимая на кнопку лифта, а потом бросает на меня косой взгляд. – Вика, ты в чем-то её обвиняешь?
– Я… Нет. Наверное, нет… – я мотаю головой. Почему нет? Не знаю, почему на самом деле. Просто то, что я прокручиваю в голове… Это ведь надуманно, да?
– Козырь пришел потому, что получил уведомление от тебя о выполненном задании, – тихо проговаривает Николай, своим пристальным взглядом будто приковывая меня к месту, – ты хочешь сказать, что это она сбросила твое задание? Через удаленный доступ?
– Я его не сбрасывала, – тихо отвечаю я, прямо глядя на Николая, – вот это – я хочу сказать. Насчет остального… У меня нет никаких доказательств.
Тихо звякает динамик в лифте, уведомляя нас о прибытии. Разъезжаются створки.
Николай молча пропускает меня вперед и выходит следом, опуская свою ладонь мне на талию.
Упс. Я не в столовой для сотрудников младшего звена. Это ресторан, пятью этажами выше, здесь обедают только руководители, в основном. Для рядовых сотрудников даже Рафарма тут дороговато.
Может, мне сбежать? Сказать, что вот тут для меня слишком небюджетно и обедать водой как-то не очень питательно, а на большее содержимого моего кошелька точно не хватит.
– Ты же не думаешь, что я позволю тебе платить за обед? – Николаю точно пора на битву экстрасенсов, уж больно легко он считывает мои мысли с моего лица.
Я поворачиваюсь, лишь для того, чтобы видеть его лицо. Чтобы осознать, что между нами и шага нет, настолько близко ко мне стоит мой начальник, и то, что взгляд свой он от меня по-прежнему не отводит.
Дистанция и субординация в эту секунду решают, кому из них первому прыгать в костер, скидываясь на «цу-е-фа».
Может, мне уйти? Отказаться и вернуться к работе, например.
– Займи нам столик, – мягко просит Николай, сжимая пальцы чуть крепче, чем это допускала бы дистанция. Хотя, какая дистанция – при дистанции ниже плеч вообще прикосновения под запретом.
– А ты? – я неосторожно срываюсь, но тут же поправляюсь. – А вы?
В глазах Николая приплясывают все те же черти, которых я видела в них вчера. Он, кажется, доволен моим срывом.
– Мне нужно позвонить, – в его улыбке – коварство и ликование, кажется, он намерен доканывать меня до последнего, пока я снова не сорвусь, – и не вздумай сбежать, я ведь знаю, где ты работаешь. Я найду тебя и притащу обратно. На плече. Вот картина будет – весь отдел смотреть сбежится.
– Какой бессовестный шантаж, Николай Андреевич! – возмущаюсь я, а он кивает, но покаянную физиономию строить не спешит. Такой восхитительный прощелыга – хоть картины с него пиши.
– Столик у окна? – я сдаюсь, неожиданно даже для самой себя. В конце концов – ну, что мне с ним делать? Отказываться из вежливости?
– Это будет просто прекрасно, – Николай кивает, и его ладонь исчезает с того места, где она лежала. Я испытываю смутное недовольство по этому поводу.
Ну ладно. Занять столик – так занять столик.
Надеюсь, народу тут не много?
Немного.
Ровно одна парочка тут и прохлаждается в рабочее время.
Нет, мне, конечно, везет сегодня, но что-то как утопленнику. Это ж надо было явиться в этот ресторан пообедать в одно время с Ветровым и его Кристиной…
