Текст книги "Мой бывший бывший (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
13. Желаемое и получаемое
Наблюдать за ошалевшим лицом Ольшанского – бесценно.
Да, да, выкуси, Ник, если хочешь за мной донашивать – всегда пожалуйста. Ты ведь не хочешь?
Мимоходом задеваю взглядом лицо Титовой, наблюдаю на нем такое выражение лица, будто её сейчас стошнит.
А потом меня догоняет осознание.
Черт…
Я ведь реально сказал это вслух… Как пацан сопливый, которому ужасно хочется очертить, что вот этой вот отличнице я ношу портфель. Носил…
Ох, Ольшанский, вот зачем вообще ты рот открыл? Вот не полез бы на защиту своей подчиненной – мне и не пришлось бы обозначать, что эта территория – моя.
Была!
С Викторией Титовой – все уже в прошлом. В настоящем у меня другое все. Другая женщина, другая ситуация, другие цели…
И почему этот факт мне приходится раз за разом напоминать самому себе? Давно пора уже вырубить это глубокими буквами на гранитной глыбе сознания и вышвырнуть из мыслей все это, лишнее, что так и рвется наружу. Когда она близко…
Как же просто держать все детали мной задуманного в голове, когда Титовой нет рядом. Все очевидно, прозрачно и кристально ясно. Но стоит ей появиться в поле моего зрения – и раз за разом я ощущаю приливы эмоций, то, от чего мне по роду занятий надлежит избавляться.
Ничего. Сейчас эти эмоции мне не повредят на самом деле. В конце концов, я должен выглядеть достаточно искренне и без лишней враждебности.
Я почему-то жду, что она мне сделает замечание. Что это, мол, было лишнее – я и сам понимаю, что да, было. И все-таки так и хочется спросить – неужели она стала бы это скрывать от своего кавалера? Ай-яй-яй, Викки, разве на правду пеняют?
Но – она молчит. Все что мне полагается – стук её каблуков по паркету коридора.
В курилке Вика умудряется успеть закурить, пока я закрываю дверь. Я к ней только подошел, а она уже прячет зажигалку в свою микросумочку, я только и успеваю заметить серебристый блеск металла под тонкими пальчиками.
Что-то меня в этом всем напрягает. Какое-то уж очень вороватое было это движение. Будто что-то Титова от меня скрывает. Я не успеваю как-то на это среагировать, Вика разворачивает плечи, будто напоминая мне, что её время ограничено.
Она! Напоминает это мне! При том, что разница у нас в положении абсолютно противоположная.
Это должно быть смешно, но почему-то бесит.
– Ну что, – холодно произносит Титова, затягиваясь и глядя на меня все с тем же брезгливым раздражением, – ты сформулировал, чего от меня хочешь, Ярик? Сразу предупреждаю, увольняться я не буду. Мне нужна эта работа.
Зря ты подставляешь мне это свое слабое место, Вик, ох, зря… Хотя, ладно, пока что я не буду касаться этого вопроса.
– Я более чем сформулировал, – я пожимаю плечами и закуриваю сам – мне нужно сейчас чуть расслабиться и прочистить мысли, – я подаю иск об установлении отцовства твоей дочери в самом ближайшем времени.
У Вики замирает лицо. Да, это не то, что она хотела бы услышать.
– Ветров, ну вот зачем тебе это? – скорбно интересуется она, выдыхая дым. – Просто объясни. Ты сам понимаешь – наши отношения настолько в прошлом, что о них уже даже вспоминать стыдно. Не говоря уже ни о чем другом.
С одной стороны – это ведь правда.
С другой стороны, мне хочется выдрать этот наглый язык.
Потому что – даже сейчас она для меня значит больше, чем я для неё. Как и тогда. Хотя казалось бы, уж у меня все поводы для того, чтобы перестать вот так вот глохнуть, при одной только мысли о ней.
А для неё все – в прошлом. И стыдно вспоминать.
И какая жалость, что я не могу сейчас разделаться с этой хладнокровной дрянью окончательно. Пока – не могу. Пока с ней нужно решать проблемы мирно.
Пока!
Утешает, что у всего есть конец, и у этой неприятной необходимости есть финишная линия. Я доберусь до неё, а потом – вернусь к спокойной жизни с минимумом Титовой.
– Если ты не в курсе, у меня еще детей нет, – в максимально спокойной интонации замечаю я, – кроме твоей дочери, получается.
– Ну, что я могу сказать, Ярик, старайся лучше, – Вика пожимает плечами, – ну, или к врачу сходи. В твоем возрасте таких проблем быть не должно.
С-стерва. Как вино с каждым годом набирает крепости, так и эта язва за восемь лет набралась только больше ехидства.
– Есть законы, Вик, – я терпеливо разглядываю бывшую жену. Пытаюсь не пялиться. Не знаю, что я ищу в её глазах. Может быть, хоть след того, что моя нежная Викки не сгинула бесследно. Может быть, ей все-таки жаль, что она меня предала? Ну, хоть чуть-чуть. Не знаю, зачем мне это.
Вот только нет. Ничего в ней нет, из того, на что я рассчитываю. Держаться и цепляться мне просто не за что.
– Есть законы, – продолжаю я невозмутимо, – ты об этом знаешь. И мне не нужно тебе объяснять, что я имею право на установление отцовства. И отцовские права у меня имеются.
– Права ты имеешь, конечно, – Вика болезненно кривится, будто одна только мысль, что я причастен к рождению её дочери на свет, причиняет ей немыслимую муку, – вот только к чему это тебе сейчас, Ярик? Разве этому обрадуется твоя де-е-евушка?
Она тянет это с ехидцей, глядя на меня снисходительно. Будто подкалывая.
– С Кристиной я разберусь без твоего участия, – я прохладно улыбаюсь, – и в общем-то твое мнение на счет моего иска меня не особенно волнует. Я тебя о нем предупреждаю. Ему быть. Это жест доброй воли с моей стороны, ничего больше.
У Вики обостряется все – скулы, подбородок, губы, взгляд. Девочка-скальпель, на которую невозможно глядеть и не порезаться. И я прям невооруженным взглядом наблюдаю на её лице направление, в котором мне надо послать посылочку с этими моими «жестами доброй воли».
Вика молчит, явно прикидывает, как ей не дать мне выиграть процесс, но… Но мы оба знаем эту сторону вопроса. Я мог даже не быть на ней женат, было бы достаточно совместного проживания. Генетическая экспертиза, разрешения на которую мать может не давать – не особенно и нужна. То, что Маша – именно моя дочь, очевидно с первого же взгляда. А со второго можно найти и менее очевидные черты сходства.
Да, Вика может апеллировать. Долго, нудно, упорно. Вот только вечно тянуть ей не получится. И денег, и связей не хватит – судиться со мной столько времени.
И вот чего ты кочевряжишься, Титова? По идее, ты же должна видеть финансовые плюсы от моего иска. Ведь меня обяжут выплачивать алименты.
Ну, могли бы обязать, если бы мой иск касался именно установления отцовства. Он же будет касаться большего.
– Тогда о чем ты, в этом случае, хотел поговорить сейчас? – тихо произносит Вика. По ней вообще не ясно, что она решила по обсуждаемой теме, будто она отложила её на полочку «обдумать потом».
– Я хочу познакомиться с дочерью до суда, – сухо откликаюсь я, – и ты должна разрешить мне регулярные встречи.
– Должна? – прохладно повторяет Титова и одной глубокой затяжкой выписывает своей сигарете смертельный приговор. – С каких пор я тебе что-то должна, Ветров?
– С тех пор, как отняла у меня семь лет общения с дочерью? Или с тех пор, как лишила свою дочь общения с отцом? Какой вариант тебя больше устраивает? – к своему удивлению я вижу, как едва уловимо вздрагивает лицо Вики. Что-то вполне человеческое прорывается сквозь эту её маску ледяного спокойствия. И все же мой взгляд она выдерживает довольно спокойно.
В курилку заглядывает один из сотрудников моего отдела, но одного моего убийственного взгляда ему хватает, чтобы он вообще задумался о том, стоит ли продолжать растрату рабочего времени и здоровья на такую вредную привычку как курение.
Мне не нужны свидетели для этого разговора.
– Мы разошлись отнюдь не друзьями, Ярик, – Титова улыбается одними губами, – и ты, видимо, не очень интересовался моей жизнью, раз был не в курсе.
Не интересовался – это сказано некорректно.
Существуй возможность стирания памяти – я бы и вовсе вытер Викторию Титову из всех моих воспоминаний.
– Ты же знаешь, что интересоваться я и не обязан, – и все же, вопреки одолевающему меня раздражению, выдержать линию невозмутимого разговора мне удается без проблем, – а вот ты о беременности сообщить должна была. И о том, что ты решила родить – тоже. За сокрытие информации такого рода даже административная ответственность полагается. Ты вроде должна быть в курсе юридических норм.
– Я не отслеживаю их обновления, – голосом Титовой можно осушить пару небольших озер, – видишь ли, Ярик, не возникало у меня в последние лет восемь подобной необходимости.
Ее ненависть звучит в каждом слове. И она настолько неподдельная, настолько искренняя, что от этого даже перехватывает дыхание. Означает она только одно – мой давний удар достиг своей цели. И это хорошо… Будь эта ярость Викки сиропом – я бы облизал пальцы, лишь бы на лишнюю секунду насладиться её вкусом. Но сейчас это демонстрировать мне попросту нельзя.
– Незнание законов не освобождает от ответственности, ведь этот постулат ты знаешь?
Викки тянется к пепельнице, бросает взгляд на часы.
– Шесть минут до конца моего перекура, Ветров, – она невозмутимо пожимает плечиками, и меня безумно бесит, что она настолько быстро взяла себя в руки. В универе она не была такой невозмутимой. Сейчас – она дала бы фору Кристине. И я – я ведь знаю, что это фальшь. Ту бурю эмоций, что я помню – так легко не укротишь, не выжгешь.
– Да, ты прав, Ярик, – Вика плавным, даже слегка завораживающим, движением отбрасывает длинные волосы с плеч, – я нарушила закон, я тебе не сказала. Я – ужасная преступница, растила свою дочь и не беспокоила тебя. Вот только есть и другая сторона у этого вопроса. Я не обязана знакомить тебя с дочерью до суда. Пока не подтверждено твое отцовство – не обязана. А там – мы же можем потянуть время апелляциями. Через годик-другой – глядишь, и познакомишься. Если не передумаешь, конечно, поддерживать контакты с дочерью от нищебродки.
– Значит, все-таки хочешь потянуть время? – я протягиваю эту фразу со вкусом, будто смакую и предвкушаю. – Ты и вправду хочешь злить меня еще сильнее, чем я зол сейчас?
– Ветров, я не вижу пряника в твоих руках, – Титова уже с откровенным нетерпением поглядывает на часики на своем тонком запястье, будто пытаясь поторопить секундную стрелку, – только кнут и угрозы. Все что я тебе должна, я себе прощаю. У тебя все, капризы закончились? В суде увидимся?
Моя отважная мышка. Ведь не надоедает же тебе дергать меня за усы, даже зная, что я могу с тобой сделать. Это даже забавно! А я думал – будет бесить.
– Ты уже придумала речь, которой будешь оправдываться перед дочерью? – я чуть склоняю голову, обводя Викки изучающим взглядом. – Или она уже настроена против меня?
И как бы то ни было, сколько бы усилий я ни прилагал, ужесточая себе рамки, я все равно срываюсь на «Викки». Черт!
– А если да? – Титова запрокидывает голову, глядя на меня с зашкаливающим вызовом. – Если настроена? Если ей нафиг не нужно знакомство с тобой, Ветров, то что?
То ты даже не представляешь, насколько быстро я сотру тебя в порошок, дорогая… Еще одного предательства ты попросту не переживешь.
– Если? – я вздергиваю бровь, ужесточая взгляд. Викки держится, упрямо поджимая губы, и на самом деле – делает только хуже. Сильней всего меня всегда заводило в ней только её упрямство.
Непередаваемый адреналин – схлестнуться с ней вот так, в немом беззвучном поединке и добиться того, чтобы она сдалась. Отвела глаза. Проиграла. Вот как сейчас, когда она отворачивается от меня, скрещивая руки на груди.
– Если? – я повторяю в той же интонации. – Что Маша обо мне знает? Что ты ей обо мне говорила?
– Ничего я ей о тебе не говорила, Ветров, – у Викки такая усталость в голосе, будто моя Золушка разгрузила три вагона с углем, не меньше, – ничего. Папа разлюбил маму и свалил в закат. Все. Стоило рассказать больше, да только я не хотела травмировать своего ребенка правдой о тебе, Ветров.
– И правдой о себе заодно? – не удерживаюсь я.
Титова же чуть покачивает головой, будто даже слегка недоумевая – о чем это я. Занятно. Нет, я слышал, что со временем люди склонны вытирать из памяти собственные косяки, но все-таки надеялся, что Вика не настолько безнадежна.
Ладно. Сейчас не об этом.
Маша не настроена против меня. С этим будет проще работать.
Осталось только дожать Титову. Что она там говорила про отстутствие пряников в моих руках?
– Я не буду тебя трогать, – неохотно произношу я, – не буду даже пытаться добиться твоего увольнения.
В конце концов – мать моего ребенка – этот статус стоит многого. Я могу и потерпеть.
– Иными словами, мне предлагается познакомить мою дочь с мудаком-папашей, иначе он добьется того, чтобы мне было не на что мою дочь кормить? – саркастично усмехается Титова. – Дипломат года, Ветров, ты умеешь стимулировать так, чтобы все прям горели исполнением твоих хотелок.
– Возьмешь деньгами? – ядовито откликаюсь я. – И почем продашь свиданку с дочкой? Давай, Вик, назови мне цену, я тебе сегодня же чек пришлю.
– Какая же ты меркантильная тварь, Ветров, – она предсказуемо вспыхивает и дергается, разворачиваясь к двери, – знаешь, куда себе запихни свои деньги?
Я перехватываю тонкие запястья раньше, чем успеваю сообразить, что прикосновения к Вике – не самая лучшая идея. И я прав – мир вздрагивает и останавливается на секунду.
На два вдоха ровно.
Какие же все-таки красивые у этой дряни глаза… Это даже больно.
– Отпусти, – свистяще выдыхает Титова, дергаясь, а мои пальцы только сильнее стискиваются на её коже, будто пытаясь оставить на ней свои отпечатки. Следы того преступления, которое я сейчас совершаю мысленно…
– Я пошутил, – выдерживать ровный тон мне удается путем титанических усилий, – просто, вот скажи, что я могу тебе предложить, кроме того, чтобы дать тебе спокойно работать? Есть ли смысл вообще хоть что-то предлагать? Ты возьмешь?
Она молчит и тихо дышит, пытаясь вытянуть запястья из моей хватки. А я – пытаюсь не делать эту самую хватку еще крепче. Я не то что отпускать её не хочу. Я хочу столько всего, что мне хотеть нельзя, что это даже осознавать страшно, не то что реализовывать. Господи, только бы это не было очевидно.
– Я просто хочу встретиться с дочерью, слышишь, Вик? – это получается произнести тихо и без напора. – По-нормальному, а не как вчера на пару секунд.
– Тогда жди до суда, – Титова тянет еще сильнее. Еще чуть-чуть, и больше спалиться будет невозможно. Пока все еще трактуется как нежелание прекращать разговор. Пока что! Так и должно остаться.
Но как, черт тебя раздери, Титова, мне разжать пальцы?
– А ты бы захотела ждать? Если бы точно знала, что где-то там ходит твой ребенок, которого ты не видела в глаза?
Она не то чтобы замирает, но останавливается, но смотрит на меня так, будто впервые видит.
Снова щелкает дверь нашей «комнаты для курения», приоткрываясь, снова заглядывает кто-то.
Кто на этот раз?
Я бросаю взгляд в ту сторону, чуть морщусь – наблюдая там Анджелу. Кажется – мы все-таки задержались на перекуре. Плохо! И не то, что мы задержались, плохо – хотя и это неважно, конечно.
Куда хуже, что именно Анджела плотно дружит с Кристиной. Они даже на фитнес какой-то вместе ходят.
И сейчас она в ступоре глядит на меня и Вику – именно сейчас, когда я держу её за руки. Удерживаю. Слишком откровенно удерживаю.
Твою ж мать… Кажется, откровенного разговора с Кристиной мне не избежать…
Под хлопанье двери я разжимаю пальцы, и Вика, наконец, получает свою долгожданную свободу. Поздно, конечно, все всё уже увидели.
Титова отступает сначала на шаг, потом еще на один, а потом уже откровенно торопливо разворачивается, чтобы уйти, растирая кожу на запястьях, будто после меня на них остались синяки. И прячет взгляд…
– Вик… – окликаю я. Даю ей последний шанс.
С Крис-то я разберусь, но и упускать момент с Викой мне сейчас нельзя.
– Я тебе позвоню после работы, Ветров, – тихо произносит Титова, останавливаясь у двери и уже стиснув пальцы на ручке, – мы это обсудим. Я не могу вот так вот взять и устроить тебе встречу с дочерью. Её к этому нужно хотя бы подготовить.
Враг пал неожиданно скоро…
14. Своя душа – потемки
Из крана течет вода. Теплая такая, жахлая вода, усилиями местных смесителей доведенная до действительно комфортной для кожи температуры.
А мне бы так хотелось, чтобы она была ледяной… Чтобы кожу на моих запястьях окатило холодом, чтобы она онемела и вовсе перестала что-то ощущать, чтобы она сошла, вместе с этими незаметными следами прикосновений. Прикосновений пальцев Ветрова…
Он хватал меня за руки нагло, бесцеремонно, будто и не исчезал на чертовы восемь лет, будто не вышвырнул меня из жизни как потускневшую, застиранную футболку, будто этот спор о встречах с дочерью – происходил не в рабочей курилке, а на нашей с ним кухне. Той самой, которая какого только разврата не видела во времена наших с Ветровым скандалов и примирений.
Бр-р!
Самое неуместное, что можно вспомнить сейчас – это все вот это. Нет, это не заводит, не дурманит мне разум, не заставляет сердце таять от «сокровенных воспоминаний» – или как там еще бы написали в дешевых любовных романчиках?
Нет, ничего из этого я не чувствую.
В моей крови кипит только ненависть. Чистая, концентрированная, обжигающая – и если бы она вырвалась на свободу – это было бы полноценное кислотное цунами, и оно бы точно смыло с лица земли пару маленьких приморских городов. Бесследно!
Самое паршивое в этой ситуации – я дала согласие. Согласилась удовлетворить идиотскую прихоть Ветрова. Черт возьми, для него же это просто каприз! Ничего более.
Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Надо вытереть наглость Ветрова из памяти, надо унять зуд в ладонях, просто умоляющие меня дать ему по морде за это – и за все остальное.
Надо придумать, как цивильно послать его к чертовой матери и избавиться от этого неосторожно сорвавшегося с моего языка обещания организовать ему встречу с Маруськой.
Это слишком. Все-таки – слишком… Я знаю, что ей это нужно, вопросы про папу – самые частые у нас. Но в чем я искренне сомневаюсь, так это в том, что Ветров способен дать моей дочери хоть каплю необходимого ей тепла.
Она будет искать в нем то, что никогда не найдет…
За моей спиной хлопает дверь туалета – и это на самом деле работает как напоминание о реальности.
Я на работе.
На очень важной для меня работе, с жестким рабочим регламентом. Я встряхиваю руки и разворачиваюсь, чтобы порезвее вернуться в наш отдел, под бдительное око Анджелы Леонидовна.
Они сошлись – волна и камень…
Анджела стоит за моей спиной, у самой двери, так что мимо неё нельзя пройти и не задеть. Разве что боком протиснуться…
И, о боже, какой у неё испепеляющий взгляд. Она его перед зеркалом репетирует? А крыс она этим взглядом убивать умеет?
Это я настолько задержалась с перерыва, что она решила на меня вот так подавить?
– Я уже возвращаюсь, Анджела Леонидовна, – я неловко улыбаюсь, – я обойдусь без перекуров сегодня, раз сейчас задержалась.
– Оставь его в покое, – цедит Анджела неожиданно гневно. Настолько, что ясно – в её уме она уже сожгла меня заживо не меньше чем четыре раза подряд.
– Кого? – я даже не сразу догоняю, о чем она, а потом припоминаю, что, кажется, именно она заглядывала к нам в курилку в последний раз.
– Ярослава Олеговича, – Анджела опасно сужает глаза, изображая из себя яростную хищницу, главную львицу прайда. – У него очень прочные отношения с Кристиной. Ты – даже не дыши в его сторону.
В воздухе пахнет лютым непрофессионализмом…
И все-таки, своим «деаноном» и последующим распусканием своих лапающих конечностей Ветров подложил мне даже не свинью, а полноценного кабана. Килограммов в шестьдесят пять. Или сколько там наш менеджер весит вообще?
– Это насколько прочные у них отношения, что в их сторону даже дышать нельзя? – не удерживаюсь я, потому что лингвистическая конструкция Анджелой выстроена ужасно смешно.
А вот ей не смешно… И зря я тут блещу остроумием – не стэндап, не оценят. Даже наоборот, Анджела еще больше свирепеет.
Нет, нет, надо что-то другое, мне ж с этой мегерой еще работать. И выдерживать прессинг местного терминатора от трудовой дисциплины мне совсем не улыбается.
Надо как-то разъяснить этой ретивой болельщице с трибуны Кристины Лемешевой, что я не зря восемь лет вообще не контактировала с бывшим мужем.
Боже, да я бы сама доплатила Кристине за то, что она принимает на себя этот удар. И если бы она открыла «сбор средств на вечную нейтрализацию Ярослава Ветрова», то я последние десять тысяч из заначки на новый ноут бы вытащила, лишь бы сей голубокровный господин наслаждался отношениями со своей породистой кобылкой, а от моего гетто держался подальше.
Вот и как это объяснить Анджеле, чтобы не нарушить субординацию слишком большим количеством нецензурных слов? Я не супервумен, но мне придется совершить этот подвиг!
– Я боюсь, вы не расслышали Ярослава Олеговича, Анджела Леонидовна, – с максимальной нейтральностью, на которую я вообще способна, проговариваю я, – я ему не девушка, не любовница, не соперница в борьбе за его руку, сердце и прочие органы. Я – бывшая жена. Быв-ша-я! У нас есть общий ребенок, и это все, что у нас с ним общего. Я не собираюсь хоть как-то рушить его отношения с Кристиной Сергеевной, потому что сама я в нем совершенно не заинтересована. Я бы вообще только обрадовалась, если бы они прожили долго и счастливо. Они могут даже умереть в один день, только пусть их похоронят на том кладбище, которое будет как можно дальше от моего. А теперь, если вы не возражаете, я вернусь к моей работе!
Мимо Анджелы я все-таки протискиваюсь и она отодвигается от меня – будто бы даже с легкой брезгливостью, избегая даже случайных прикосновений.
Еще одна принцесса!
Ну и пусть она катится в свою принцессную тусовку. И лобызает Ветрову руки!
Я все равно уйду. Тем более, что я сказала все, что могла и хотела сказать.
Хотя выражение лица Анджелы мне все равно не нравится. Кажется – я её не убедила…
Разговор с Анджелой настраивает меня на такой лад, что, даже входя в свой, ну, точнее, общий на четверых переводчиц, кабинет, я ожидаю подвоха. Что вот сейчас кто-то как выпрыгнет из-под стола, с ножом к горлу подскочит и тоже потребует немедленно оставить божественную парочку Ветрова и его девушки в покое.
Нет. Все чинно, спокойно, все даже работают! Удивительно.
Девчонки поглядывают на меня заинтересованно, они, конечно, не в курсе, что у меня происходило в последние двадцать минут, но они точно уже в курсе, кто тут кому бывший муж и от кого у меня ребенок.
Ох-х…
– Успокойся, Вик, – с миролюбивой улыбкой советует мне Алиса, – допрашивать мы тебя не будем. Не в рабочее время! – добавляет она, заметив упрямо поджатые губы Наташи, которая вроде как колдует над переводом методички, но при этом – все равно бдит.
– А вот в обе-е-ед, – опасно тянет Таня из угла, – обед же за рабочее время не считается, да, Алис?
Тут даже я хихикаю.
– Не считается, – коварно подтверждает эту мысль Алиса и многообещающе округляет глаза, глядя на меня.
– Все, запугали, так запугали, допрашивайте, дайте мне только поработать спокойно, – вздыхаю я, будто соглашаясь с моим приговором.
Эти хотя бы адекватные… Ну, я надеюсь. Надеюсь, что из них мне никто никакой подлянки не подложит, а то что-то обостряется паранойя. В конце концов, уж если даже человек, который уверял меня в своей любви, мне выписал волчий билет для занятий тем, чем мне действительно хотелось заниматься – то кто мешает чужим мне в общем-то девчонкам как-то меня подставить…
Ох-х. Опять, да!
Нет, с таким настроением я тут долго не проработаю…
Интересно, как вообще перенес все эти новости Николай. Неожиданно – мне это и вправду интересно, но, увы – его мне не попалось по пути, когда я возвращалась в наш отдел. Поговорить и объясниться с ним мне не удалось.
Нет, конечно, если его интерес ко мне можно отшибить так просто, то и черт бы с ним, но… Но все-таки обидно.
Наверное, стоило вчера очертить все детали моей «задачи». Тогда не было бы сейчас такого ощущения, будто я его обманула. Хоть и не обманывала я его вовсе!
В перевод я ухожу с головой, настолько глубоко, что кроме этой вот деловой переписки одного из рафармовских менджеров с менеджером японским, у меня в голове ничего не остается. И это хорошо. В конце концов, я не хочу, чтобы Кристина оказалась права насчет меня. Я сюда пришла не глазки Николаю строить. А работать!
Тем более, что отвлечься от мыслей, которые так и норовят свернуть к теме Ветрова и «что нам с ним делать» – мне в радость.
Тем более, что сделать я с ним ничего не могу. Наше положение и восемь лет назад не было равным, а сейчас я гораздо уязвимей, потому что отвечаю за Маруську. И только поэтому я не отказалась от места в Рафарме, хоть на старте и понимала, что рискую моей собственной тайной. Это место обещало мне ту финансовую стабильность, которой в моей жизни и в жизни моей дочери очень не хватало. Только бы тут удержаться…
Пусть карьера на юридическом поприще мне уже особо и не светит – все упустила, что только можно, зато переводческая… Тут можно и помечтать. Ну, после того как поработаю.
На самом деле – меня слегка заносит.
Потому что я начинаю видеть, где тот переводчик, что составлял тексты писем для нашего продажника, налажал, где понял формулировки неправильно. А это в паре мест было довольно… Критично.
Меня не особо просили – но я все равно отслеживаю эти моменты, и помечаю их на тексте своей копии оригинала желтым маркером. Вряд ли Козырь за это спросит, но самой позже хочется еще раз перечитать, и подумать – все ли я перевела правильно. Но на самом деле оговорки иногда странные…
– Земля вызывает Викторию, – суфлерский шепот Алисы – это точно её секретное оружие. С его помощью можно перекричать пять галдящих первоклашек, а я знаю – это действительно сложно.
– А? – Я отвлекаюсь и разворачиваюсь к соседке.
– Обед, – Алиска показывает глазами на часы на стене, – а ты в курсе, что ты за два часа даже не поерзала ни разу? Ты плохо на нас влияешь, мы тоже станем из-за тебя настолько помешаны на работе.
– А вы еще нет? – я чуть тру виски. Глаза от двух часов непрерывной работы с текстом такие сухие, что хочется утопить их в чашке с водой.
– Пока нет, – Алиса хмыкает и открывает мне сейф, – нас жизнь помиловала.
– Не надо, я с собой документы возьму, – я чуть морщусь, – там осталось два абзаца, я добью их за обедом. А после уже отредактирую и сдам. Хочу добить это задание сегодня.
– Ведьма, – грозно шипит из-за моей спины Наташа, а Алиса закрывает сейф обратно и ржет.
Я не ведьма, я – трудоголик!
– Ты себя в первый день тут вспомни, – насмешливо смеется тем временем Алиса, косо поглядывая на Наташу, – ты тогда даже на обед не пошла, лишь бы побыстрее закончить задание. Ты ж тогда была еще не в курсе, что за это не доплачивают.
– У Вики уже второй день, – педантично напоминает Наташа, – и она теперь в курсе. И все еще не передумала!
– Девочки, не сжигайте меня, я исправлюсь, – покаянно обещаю я, – когда-нибудь. Может быть.
В конце концов, коллектив коллективом, а Николай мне говорил, что тут хорошие доплаты за сверхурочные. Нет, я не собираюсь ими злоупотреблять, в конце концов, хочу хоть по вечерам видеться с Маруськой, но…
Но на начальном этапе, может, это и не было бы лишним… Маруське как раз нужна новая осенняя куртка. Уж слишком быстро растет мой козленок, вырастает из любой одежды в самые кратчайшие сроки.
Да, сейчас речь не о сверхурочных, я просто хочу скорее выполнить задание Эдуарда Александровича. Почему-то мне кажется, что лишний бонус его расположения мне не помешает.
– Не бойтесь, дамы, мы будем допрашивать Вику про Ярослава Олеговича, – тут же напоминает Таня, – мы собирались. Так что ей просто не хватит времени на то, чтобы капать нам на совесть своим рабочим рвением.
– Все, идемте жрать, – Алиса даже топает ногой от нетерпения. С учетом её каблуков выходит забавно. – А не пойдете, я сожру вас. Начну с Вики, может, это пойдет на пользу моему рабочему настроению?
Я издаю тихий стон и все-таки убираю листы в сумку. Я верю, что все-таки успею добить… Ветров – это та тема для разговора, на которую я могу разговаривать максимально кратко.
И потом – всего два абзаца же!
Кто тут неисправимая оптимистка?
С какого раза угадаете?
