Текст книги "История первой любви"
Автор книги: Джина Гербер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 2
Шел второй день июля. Еще не было и шести утра, когда Стеф Саути погрузила вещи в багажник своего крошечного авто и выехала из дома. Она спешила покинуть Оклахома-Сити до того, как в канун Дня Независимости все выезды окажутся забиты машинами жителей, отправляющихся на уикэнд. И все же, несмотря на ранний час, скоростное шоссе уже было переполнено автомобилями, чьи хозяева проявили такую же предусмотрительность, как и Стеф.
Стараясь не превышать положенную скорость, Стеф выбралась из города и направилась на восток. Восходящее солнце светило ей прямо в глаза. Стеф хотелось скорее попасть домой. Нет, подумала она, «хотелось», пожалуй, слишком слабо сказано. Она всей душой рвалась туда – в родной Гринуэй Кроссроуд, где только и ощущала себя по-настоящему дома. Вопрос о том, провести ли остаток лета в одиночестве, оставшись В Оклахома-Сити, или вернуться в Арканзас, оборачивался для нее выбором: постараться сохранить лицо или сберечь душевное здоровье. Она предпочла второе, вполне отдавая себе отчет в том, какие проблемы с этим решением сопряжены.
От желания быстрее попасть домой Стеф беспокойно ерзала на сиденье. Солнце поднималось все выше, и его слепящие лучи предвещали скорое наступление жары. Не отрывая глаз от дороги, Стеф попыталась на ощупь отыскать темные очки, которые, выезжая из гаража, оросила на соседнее сиденье. Однако под руку попалась лишь папка с договором о выставлении ее дома на продажу. Эту бумагу она подписала только вчера. Честно творя, Стеф теперь сама удивлялась, почему так долго тянула с продажей особняка. Он был слишком велик для нее одной, и только сейчас она поняла, что никогда не ощущала себя в нем комфортно.
Когда кончится лето, сказала себе Стеф, и дом будет продан, – а риэлтер заверил ее, что это не составит большого труда, – она присмотрит себе что-нибудь поменьше. Возможно, просто квартиру. Несколько небольших комнат в старом доме. Место, где ей будет тепло и уютно. Как в ее родном Гринуэй Кроссроуде.
Отыскав наконец очки, Стеф водрузила их на нос, закрыв большими черными стеклами почти половину миниатюрного личика. Взглянув на приборную доску, она заметила тревожное мигание, сигнализирующее о перегреве мотора. Стеф тревожно вскинула брови, но красный огонек исчез так же неожиданно, как и появился. Она пожала плечами и сосредоточилась на дороге. Впереди было еще четыре часа пути. Черная полоса асфальта ровно текла навстречу, исчезая под колесами машины.
Стеф понимала, что сохранять после крушения брака прежнее жилище, по меньшей мере, смешно. Более того, в этом есть даже некий мазохизм. Но все прошедшие после развода месяцы она жила, как во сне. Словно сомнамбула она продолжала двигаться, выполняя свои повседневные обязанности: утром – на работу в школу, вечером – домой. Но чувствовала она одну лишь не проходящую, ноющую боль в сердце. Конечно, Стеф пыталась утешить себя мыслью, что с другими людьми случались вещи и похуже, что с разводом жизнь не кончилась, но все же делать вид, что ничего серьезного не произошло, она больше не могла.
Какой-то лихач на синем фургоне подрезал ей путь, Стеф резко притормозила. На некоторое время она отвлеклась от тягостных мыслей, стараясь соблюдать осторожность на переполненном машинами шоссе, и, только когда после большой транспортной развязки поток автомобилей поредел, смогла несколько расслабиться, вновь погрузившись в невеселые раздумья.
Она больше не хотела притворяться, что осталась прежней Стеф. А именно это ей приходилось делать в письмах к Айрин и в редких телефонных разговорах с другими сестрами – Кэт и Вики. В их семье Стеф считалась «хорошей девочкой».
Тихая, скромная, сговорчивая, готовая к компромиссам, имеющая редкий дар терпеливо выслушивать чужие жалобы и сопереживать чужим неприятностям, но никого не загружающая своими проблемами. И вовсе не потому, что она была столь уж уверена в себе.
В глубине души Стеф прекрасно понимала, что если и умела слушать других, то лишь потому, что всегда хотела быть приятной в общении и соответствовать представлениям о ней остальных членов семьи. Стеф старалась, чтобы родные думали о ней как о сильной и самоотверженной личности. И они действительно так думали, хотя на самом деле в ней не было и следа подобных качеств. Однако Стеф продолжала играть роль по этим правилам, так до конца и не ответив себе, почему она так дорожит чужим одобрением, как будто мнение о ней близких для нее важнее, чем ее собственное.
А может, так оно и есть? – устало подумала Стеф. Считалось, что из четырех сестер Гринуэй она, третья по старшинству, в свои двадцать девять лет преуспела больше всех. Но теперь у нее нет больше ни сил, ни желания поддерживать и далее этот семейный миф. Она возвращается домой. С разбитой жизнью и рухнувшими надеждами.
В доме Джеффри Дартвелла Уиндхема, в Хэмпстеде, телефон звонил уже битый час. Билл, мысленно чертыхаясь, набрал номер в шестой раз, когда наконец в трубке раздался хриплый со сна голос матери Джеффа.
– Да, слушаю.
Оттилия Дартвелл, дочь богатых родителей, никогда не знала, что такое рано вставать на работу, ведь за все свои тридцать лет она не работала ни дня. Вот почему голос ее звучал сухо и раздраженно. Билла передернуло, но он взял себя в руки и обратился к бывшей жене строго по-деловому:
– Доброе утро. Позови, пожалуйста, Джеффа.
Билл преднамеренно опустил обычные формулы вежливости, вроде «как поживешь» и т. д. Да его, честно говоря, вовсе не интересовало, как живет женщина, которая за прошедшие после их развода двенадцать лет не сказала ни ему, ни о нем ни единого доброго слова. В свое время она вышла за него, оказавшись на мели. Поспешное замужество позволило ей уйти от выяснения отношений с папочкой из-за очередного перерасхода средств с открытого им для нее счета.
– Кто это? – услышал Билл мужской голос на другом конце провода.
– Да так, никто, – нежно проворковала Оттилия, прикрыв трубку рукой. – Спи, милый.
– Кто это?! – почти прорычал Билл, с трудом сдерживаясь.
Наступила секундная пауза. Билл мысленно представил, как Оттилия раздраженно выгнула вверх тонкую, выщипанную бровь.
– Не твое дело, – холодно отрезала она. – Мы, слава Богу, больше не женаты.
– Не увиливай, – его глаза угрожающе сузились. – Черт тебя подери, Оттилия! Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты притаскиваешь в дом, где живет мой сын, пьяных сопляков, которых снимаешь в баре, чтобы переспать с ними!
– Я не снимала Джила в баре, – свистящим шепотом возразила она, но Билл не обратил на ее слова никакого внимания.
– Каждый раз, как я звоню, одна и та же история. Хахали приходят и уходят, а ты подумала, что при этом чувствует Джефф? – Билл задохнулся от ярости. – Неужели для тебя не существует никаких приличий?
– Приличий? – ядовито переспросила Оттилия и зло рассмеялась. – И ты еще говоришь о приличиях? Вспомни-ка лучше, откуда ты сам взялся!
– Я – отец Джеффа, не забывай!
Она снова засмеялась, голос ее наполнился горечью и презреньем:
– А-а, вспомнил? Сначала повесил мне его на шею, а теперь вспомнил. У меня тоже есть право на личную жизнь. И не пытайся мне доказывать, что сам не спишь с бабенками направо и налево при всяком подходящем случае, – ее голос зазвучал громче, потому что теперь она говорила прямо в трубку. – Уж я-то тебя хорошо знаю, дорогой. Ты не забыл, как мне, девочке, пришлось дорого заплатить за свою ошибку?
Нервно крутя телефонный провод, Билл пытался взять себя в руки:
– Ты в своем репертуаре, Оттилия. Что же касается ошибки – если ты так предпочитаешь называть Джеффа, – то я тебе уже сто раз говорил и снова повторю: я готов взять его к себе в любое время. Только скажи, когда подъехать, и я тебя от него освобожу.
– Скажите, пожалуйста, прямо благородный рыцарь в сияющих доспехах!
Билл мысленно увидел ее самодовольную ухмылку. Но когда она снова заговорила, голос зазвучал почти искренне:
– Нет, ты не получишь Джеффа. Я люблю его, и он – можешь верить, можешь не верить – любит меня.
– Да-а? – с сомнением протянул Билл. – Просто твой папаша быстренько закроет для тебя свой кошелек, если ты отдашь сына мне.
– Папа тут ни при чем, – отрезала Оттилия.
– Одна поправочка! Твой отец боится замарать свое имя, имея внука с фамилией Уиндхем, не так ли? Но и отпустить Джеффа жить со мной он тоже не хочет.
– Чепуха! – Оттилия не собиралась отступать. – Ты просто ревнуешь, потому что прекрасно знаешь, что Джефф не любит тебя и ни за что не поехал бы в твою Богом забытую дыру, если бы ты не давал ему карманные деньги.
Ее слова больно резанули Билла, но он уже устал спорить с бывшей женой, Запустив пятерню в белокурую шевелюру, он растерянно поскреб в затылке и со вздохом сказал:
– Ладно, хватит, я хочу говорить с Джеффом.
– Очень жаль, но это невозможно, – торжествующе сообщила Оттилия. – Его пет дома. Он в школе.
Биллу никогда так сильно не хотелось отвесить ей затрещину, как сейчас.
– Сегодня суббота, Оттилия, суб-бо-та! Даже летняя школа сегодня закрыта. Его что, нет дома? А где он может быть?
– М-да, в самом деле… – Билл почувствовал, что она смущена. – Ах да, вспомнила… Он ушел гулять с мальчишками. Полагаю, что в зал игровых автоматов при супермаркете.
– Ты полагаешь! – взорвался Билл. – Это значит лишь то, что ты продрыхла со своим хахалем, а теперь пытаешься гадать, куда ушел твой сын. Но в точности ты этого не знаешь, потому что я разбудил тебя своим звонком. – В трубке слышалось обиженное сопение. – И ты еще удивляешься, почему у мальчика проблемы, если сама не можешь за ним уследить!
– Мальчику, между прочим, уже тринадцать лет, – с ненавистью прошипела Оттилия. – Он уже не грудной, и мне не надо бегать за ним с соской в одной руке и пеленкой в другой. Хватит изображать дело так, будто я выбрасываю беспомощную малютку на улицу.
Она права, подумал Билл, как ни противно было в этом признаваться. Джефф действительно не грудняшка и едва ли нуждается в родительском разрешении, чтобы отправиться в супермаркет, расположенный в том же квартале. Билл тяжело вздохнул. В том, что касается их сына, у Оттилии всегда есть козырь в запасе.
– Передай ему, пожалуйста, чтобы позвонил мне, когда вернется, – сказал Билл примирительным тоном, который показывал, что он признает свое поражение.
Оттилия это поняла.
– Конечно, дорогой, – ответила она с издевательским смехом. – А ты не забудь прислать чек с очередными алиментами. Пока.
Положив трубку, Билл до боли стиснул зубы. Ну и сука! Каждый раз ему приходится, как об одолжении, умолять о свидании с сыном. Он был готов задушить свою бывшую жену. Но все же в чем-то Оттилия права: они с сыном почти чужие, ведь они так мало знают друг о друге. Именно этого ей и нужно. Бывшая супруга хочет, чтобы сын думал, что он, Билл Уиндхем, недостоин быть его отцом. Она сама ведь заявила об этом Биллу. Что же ей помешает говорить то же самое Джеффу? Билл живо представил, как она рассказывает сыну о нем всякие ужасные вещи. Дескать, Билл силой овладел ею, когда она еще училась в старших классах. Так что он – гнусный насильник, а она – невинная овечка, ставшая его жертвой.
Святая невинность! Билл горько усмехнулся. Он-то помнит, как Оттилия вешалась на шею каждому встречному.
Сграбастав со стола большую связку ключей, Билл угрюмо побрел в гараж. Пора на работу. Выйдя из дома, он зажмурился от яркого света. Утро еще не кончилось, а солнце палило нещадно.
Он завел пикап и выехал на улицу. На центральном перекрестке, где висел единственный в городе светофор, пришлось остановиться на красный свет. Дожидаясь зеленого, Билл мысленно вернулся к разговору с Оттилией. Сын действительно вырос, с грустью подумал он. Это уже не ребенок, а подросток, который познает окружающий мир, такой враждебный и неприветливый, и должен учиться бороться за достойное место в жизни. У Билла заныло сердце.
Он вспомнил свои тринадцать лет и спросил себя: замечал ли кто-нибудь в нем, как он сейчас в Джеффе, такую же неуверенность, такие же тревоги, какие испытывает каждый подросток, вступая во взрослый мир?
Загорелся зеленый свет, и Билл свернул, направляясь на восток от Гринуэй Кроссроуда. Интересно, подумал он, а видит ли Оттилия за внешней грубостью Джеффа, которой тот, как щитом, прикрывается от внешнего мира, просто испуганного ребенка? Джеффу нужны отец и настоящая мать. Близкие, родные люди, которые будут поддерживать мальчишку, направлять, ставя его благо выше собственного. Но, увы, Билл понимал, что это невозможно.
Во-первых, только сам Господь Бог способен заставить Оттилию передать мальчика отцу. А во-вторых, пока у Билла нет никого, кто бы мог заменить Джеффу мать, не остается ничего, как все оставить по-прежнему.
Но, черт возьми, такое положение вещей ему, Биллу, столь же отвратительно, как эта проклятая жара. Не спуская глаз с черной ленты дороги, окруженной с обеих сторон двумя рядами деревьев, он потянулся за термосом с холодной водой.
Сквозь открытые окна машины в кабину врывался горячий ветер, неся с собой аромат разогретой солнцем сосновой хвои. Откинувшись на сиденье и не обращая внимания на ветер, трепавший обвислые поля его старой шляпы, Билл одной рукой управлял машиной, а другой привычно откручивал крышку термоса. Но едва он поднес горлышко к губам и сделал большой глоток холодной до ломоты в зубах воды, как взгляд его упал на легковой автомобиль, замерший кпереди у обочины узкой дороги.
Билл сбросил скорость и притормозил. Солнце пробивалось сквозь верхушки деревьев. От постоянного мелькания света и тени рябило в глазах. Но Билл был готов побиться об заклад: машина ему знакома. Он знал ее так же точно, как свое собственное имя. И еще до того, как взгляд зафиксировал поднятый капот и поднимающуюся от мотора струйку пара, Билл обратил внимание на оклахомский номер.
Медленно он опустил термос на сиденье, почувствовав, как кровь прихлынула к лицу и под ложечкой засосало от неясного предчувствия. Он понял, что та самая женщина где-то очень и очень близко, быть может, даже вон за тем холмом.
Странно, подумал Билл, почему у него вдруг задрожали колени, когда он отпустил тормоз и нажал на газ?
Он постарался не придавать этому значения, не спеша поднимаясь на холм. Но сердце готово было выскочить из груди, а внутренний голос твердил ему: тринадцать лет – большой срок. Узнает ли она его?
Неожиданно Билл почувствовал почти непреодолимое желание развернуть машину и умчаться отсюда куда подальше.
В обычной ситуации пешая прогулка в три мили не составила бы для Стеф ни малейшего труда. Но по жаре, задыхаясь от запаха раскаленного асфальта и чувствуя, как он жжет ступни сквозь тонкие подошвы босоножек, она с огромным усилием преодолевала каждый шаг. В горле першило, воздуха не хватало. Руками приходилось постоянно придерживать шляпу, чтобы ее не сорвало очередным порывом горячего ветра. Стеф казалось, что она уже ничего не слышит кроме стука крови в висках.
Она ругала себя снова и снова. Ну как она могла не обратить внимания на огонек, предупреждавший о перегреве двигателя? Стеф проехала уже большую часть пути, когда индикатор вновь засветился и больше уже не гас. Но вместо того что-бы куда-нибудь завернуть, она глупо понадеялась, что дотянет. И вот результат: мотор отказал в трех милях от дома!
Не обращая внимания на слезы усталости и обиды, которые текли из глаз, оставляя на покрытых пылью щеках мокрые дорожки, Стеф придерживала за ноля шляпу, составлявшую ее единственную защиту от палящих лучей. Облизав пересохшие губы, она попыталась на глазок определить оставшееся расстояние. Примерно миля.
Убрав рассыпавшиеся волосы под шляпу и натянув ее поглубже, Стеф продолжала путь. Тонкая муслиновая юбка липла к потному телу, сковывая движения. Стеф чертыхнулась. Айрин не удивилась бы, услышав такие слова от Вики, но обе упали бы, узнав, на что способна "тихоня» и «пай-девочка» Стеф. Впрочем, вокруг не было ни души. Она выругалась еще громче и поплелась вперед, одной рукой держась за шляпу, другой отдирая от ног липнущую юбку.
Она не носит нижнюю юбку. Это было первое, что подумал Билл, заметив с вершины холма женщину, идущую ярдов за сто впереди. Он видел ее со спины. Солнечные лучи просвечивали насквозь тонкую материю юбки, очерчивая темный силуэт крутых бедер и длинных, стройных ног.
Придерживая тормоз, Билл начал медленно спускаться с холма. Он хотел взглянуть ей в лицо, чтобы увидеть, сильно ли она изменилась. Он хотел, чтобы и она взглянула на него и увидела, как изменился он сам. Изменился именно так, как она предрекла ему много лет назад.
Ему хотелось ей сказать, нет, ему просто необходимо было ей сказать: «Спасибо, Стеф. За то, что поверила в меня. За то, что дала мне смелость. За то, что заставила и меня поверить в собственные силы…»
Билл уже догнал ее, но во рту вдруг пересохло, и, не в силах первым заговорить, он просто продолжал ехать вровень с идущей по дороге женщиной.
Стеф не сразу услышала шум тихо работающего мотора. И, только краем глаза заметив приближающийся пикап, она повернула к нему лицо, больше, чем наполовину закрытое полями шляпы и темными очками. Водитель, не проронив ни слова, медленно поехал рядом на расстоянии вытянутой руки. Стеф интуитивно почувствовала, что это мужчина, но не решалась посмотреть на него и убедиться в своей правоте.
Она слишком долго жила в большом юроде, чтобы беспокоиться из-за внимания, проявленного к ней незнакомцем. Может быть, он просто шутит и сейчас уедет, подумала Стеф. Но сердце ее гулко застучало. Она чувствовала на себе взгляд водителя, и постепенно ее стал охватывать страх. Если он ничего сейчас не скажет или не уедет, решила она, то ей останется только убежать и спрятаться вон в том лесочке.
Прошло еще несколько секунд. Лес приблизился. Но и пикап тоже. И когда Стеф уже приготовилась пуститься во всю прыть, мужчина заговорил с нею. Она вздрогнула при звуке низкого, спокойного голоса.
– Извините, мэм, за беспокойство. Но я видел вашу машину и хотел бы вам помочь, если позволите.
Неужели его голос? Или ей только показалось? В прозвучавших словах было что-то очень-очень знакомое, и это заставило ее остановиться. Стеф не обернулась в тот же миг, но почувствовала, что пикап остановился и водитель ждет, когда же она посмотрит на него.
– Мэм?
Все сомнения улетучились. Это мог быть только он.
Неспешно обернувшись, Стеф сняла черные очки и шляпу. Темные волосы упали на плечи. Она подняла глаза и столкнулась с его взглядом, взглядом синих глаз, фантастически гармонирующих с темной бронзой мужественного лица.
– Привет, Стеф, – мягко сказал Билл.
– Здравствуй, Билл, – почти шепотом ответила она.
Глава 3
Первые мгновения оба чувствовали себя неловко. Два почти незнакомых человека – а именно такими их сделали тринадцать лет разлуки – смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
Затянувшаяся пауза, хотя и длилась всего несколько секунд, вынудила Стеф занервничать, действуя на нее хуже, чем жара. Билл Уиндхем! Уж не грезится ли ей? На миг Стеф даже показалось, что ее хватил солнечный удар.
Она даже более красива, чем он себе представлял, отметил Билл. Пожирая Стеф глазами, он не замечал ни слишком долгой паузы, ни бегущих мгновений. Его взгляд скользил по ее лицу, не упуская ничего: изящные скулы, густые темно-русые волосы, кожа нежная, как лепестки роз. А глаза…
– Много воды утекло…
Билл услышал свой голос, донесшийся откуда-то, словно издалека, и не был даже уверен, что сам сказал это. Он смотрел в ее глаза, поражаясь их удивительной глубине.
– Д-да, конечно, много утекло воды… – не думать о том, какая она, должно быть, растрепанная и чумазая.
Но под его взглядом совсем не думать об этом не получалось. А он смотрел та-ак!..
– Ты классно выглядишь, – сказал Билл, угадав ее мысли.
– Спасибо, – почти машинально отозвалась Стеф.
Она думала о том, как изменился он за минувшие годы. Его волосы стали темнее – они уже не белые, как в юности, а цвета теплого речного песка, золотом отливающие на солнце.
Билл, конечно, стал старше и, хотя что-то юношеское в нем и сохранилось, выглядел теперь гораздо более спокойным и уверенным в себе – настоящий мужчина. И все же прошедшее время не изгладило в его облике некоторую резкость, еще в юные годы выдававшую упрямый и вспыльчивый характер. В целом же он производил впечатление человека, нашедшего свое место в жизни.
Стеф спросила себя, что же произошло с ним такого, что вызвало подобные изменения? Она знала, что Билл давно уже разведен. И хотя вовсе не думала, женился ли он снова или нет, машинально все же бросила взгляд на его загорелые темные руки, лежавшие на руле. Левую было особенно хорошо видно. Стеф почувствовала нечто вроде облегчения, не обнаружив на ней кольца. Однако, поймав себя на мысли, что ей, оказывается, не безразлично, женат ли он, Стеф тут же заставила себя отвести глаза в сторону.
Так. Успокойся. С этим человеком у тебя ничего быть не может, мысленно сказала она себе. Билл Уиндхем – всего лишь знакомый школьных лет. Стеф осторожно посмотрела на него опять и, к своему огорчению, обнаружила, что он по-прежнему не сводит глаз с ее лица.
– Ну, в общем… Я действительно была рада тебя видеть, Билл. Но мне нужно идти, чтобы поскорей попасть домой. Может быть, мы как-нибудь снова встретимся, когда я буду в городе…
Билл с интересом наблюдал за сменой эмоций на лице Стеф, словно по раскрытой книге читая ее мысли. Он замерил быстрый взгляд, брошенный на его левую руку, и отметил про себя, что Стеф небезынтересно, женат ли он. Даже такое внимание с ее стороны было ему приятно.
Взгляд Билла остановился на крошечной родинке возле самого уголка ее рта, чуть выше верхней губы. От воспоминаний его сердце учащенно забилось. Он вспомнил, как однажды прикоснулся к этой родинке. Сначала кончиком пальца, потом – губами.
Билла бросило в жар, и только усилием воли он вновь вернулся к реальности. Что это с ним? Как он мог забыть, что Стеф все еще стоит под палящими лучами? К тому же она уже приготовилась идти дальше… Стеф подняла воротник, защищая шею от солнца, и вновь натянула шляпу до бровей.
– Эй-эй, постой! – Билл поглубже вдавился в сиденье, чтобы лучше видеть ее лицо через узкое окно автомобиля. – Неужели ты думаешь, что я остановился только поздороваться? Садись в машину. Я подброшу тебя.
Стеф на секунду задумалась над его предложением. Это, конечно, лучше, чем плестись пешком. Но почему он смеется?
Смущенная усмешка Билла превратилась в широкую улыбку, открывшую крепкие белые зубы. Стеф почувствовала, что ноги ее ослабли, а по телу, от макушки до кончиков пальцев ног, пробежала теплая волна. Стоп, сказала она себе, осторожность прежде всего!
– Да нет, спасибо, я сама дойду. Правда-правда, здесь недалеко. Немного прогуляться мне будет даже полезно.
Билл несколько секунд молча смотрел на нее, потом отвернулся и задумчиво измерил взглядом расстояние до видневшегося вдали дома. Прошло еще несколько долгих секунд. Стеф подумала, что ей, наверное, лучше потихоньку уйти. Но было уже поздно. Она увидела, что Билл облизнул губы и вновь перевел на нее взгляд.
– Я вам вот что скажу, мэм, – начал он вдруг почему-то с сильным южным акцентом, тоном столь же интригующим, сколь серьезным. – Конечно, видок у этой тачки еще тот. Клапана стучат, шины поистерлись, а за неимением кондиционера приходится, чтобы подышать свежим воздухом, высовывать голову в окно. А потому… – Билл изобразил на лице смиренное понимание, – я не могу осуждать вас за отказ ехать на такой развалюхе, хотя она, надо признаться, все-таки бегает еще довольно резво. Но вот что я вам еще скажу, мэм. Если вы все же твердо решили идти пешком, то будь по-вашему. Сейчас припаркую свою лошадку у обочины, и мы пойдем вместе. В любом случае, я не позволю вам одной шествовать по такому пеклу.
К концу его торжественной речи Стеф уже не могла сдержать улыбки и даже издала короткий смешок. Она не смеялась уже много месяцев и теперь чувствовала, что понемногу начинает оттаивать. И все же ее не оставляло беспокойство. Главное – осторожность, снова напомнила она себе.
– Ну, я не знаю, – с сомнением сказала Стеф, вопросительно глядя на Билла, – насколько можно доверять такой машине и ее водителю?
Он прищурился, слегка наклонил голову и снова произнес, по-южному растягивая слова:
– Не волнуйтесь, мэм. Последний раз предлагаю вам на выбор: или через пять минут вы будете дома, или мы вместе полчаса плетемся по солнцу.
Позднее Стеф убеждала себя, что согласилась только потому, что иначе он, чего доброго, решил бы, что она стесняется его машины или, того хуже, набивается на совместную пешую прогулку.
И все же Стеф не была уверена, что поехала только по этой причине. В течение тех трех минут, пока добирались до дома, она трепетала, словно школьница, время от времени, не в силах справиться с собою, украдкой посматривала на него, порой замечая, что и Билл делает то же самое.
Чтобы сгладить возникшую неловкость, они говорили обо всем на свете. Отвечая на его вопрос, Стеф рассказала, что уже пять лет преподает коррекционное чтение в небольшой частной школе. В свою очередь, он сообщил, что не только по-прежнему занимается ремонтными работами по заказам, но также строит дома на продажу.
– В одном из них, – объявил Билл, гордо улыбаясь, – будет жить преподобный Эдуард Бартон со своей молодой женой Викторией.
– Что? – удивленно переспросила Стеф. – А почему я ничего не знаю? Когда они это решили?
Хотя Стеф и радовалась за Вики и Эда, но в то же время ей было не по себе оттого, что никто в семье не позаботился сообщить ей эту новость. Конечно, Вики и Эду нужно новое жилище, крошечный домик Эда хорош лишь для одного человека, двум в нем тесно. Но почему нельзя было сказать ей, что дом для них строит Билл?
Почувствовав ее огорчение, хотя и не понимая его причин, Билл попытался объяснить:
– Понимаешь, я строил дом на продажу, а они решили его приобрести всего несколько недель назад. Возможно, Вики еще просто не успела поделиться с тобой этой новостью, ведь тебя не было здесь целый месяц. Наверное, ты узнаешь еще целую кучу новостей.
До нее не сразу дошел смысл сказанного, но затем Стеф подумала, что ослышалась.
– Как ты сказал? – порозовев от волнения, спросила она. – Откуда тебе известно, когда я в последний раз была дома?
Она заметила, что Билл смутился и замялся, отчего ее вновь охватили тревога и смутное беспокойство.
– Да я даже не помню откуда, – пожимая плечами, произнес он с запинкой. – Быть может, случайно услышал от Эда. Или увидел на шоссе твой автомобиль. Я ведь езжу по этой дороге дважды в день. И вполне мог заметить твою машину у дома в прошлом месяце.
Его слова звучали так, будто он хотел убедить в этом и самого себя. Стеф замолчала, не зная, что и думать. К счастью, они уже приехали, и можно было не продолжать разговор.
– Айрин! – во все горло крикнула Стеф, едва пикап затормозил во дворе.
Старшая сестра уже спешила к ней из сада с лейкой в одной руке и ножницами для подрезания кустов в другой. Ее короткие шорты открывали великолепные длинные и загорелые ноги, которым Стеф всегда завидовала и по которым втайне вздыхала вся мужская половина Гринуэй Кроссроуда. Впрочем, Айрин в свои тридцать три была совершенно равнодушна к этим вздохам. Ее волосы, завязанные в хвост, падали на спину.
– Стеф? – Айрин прищурилась, глядя против солнца. – Ты ли это? И почему ты прибыла на таком катафалке?
Смущенная подобным эпитетом в применении к пикапу, Стеф забормотала что-то в его защиту, но Билл расхохотался от всей души. Похоже, взаимное подшучивание было постоянной формой их общения с Айрин.
– Слушай, Айрин, – начал он с напускной строгостью, едва только выбрался из машины. – Я тебе уже тысячу раз говорил и еще раз повторю: моя верная рабочая лошадка не любит твоих грубых намеков на ее внешность и страшно конфузится. Правда, детка? – нежно обратился он к автомобилю, похлопав по пыльному капоту.
– Билл, ты неисправим, – засмеялась Айрин и перевела блестящие от удовольствия глаза на Стеф. – Скажите-ка лучше, вы двое, что там у вас такое стряслось?
Стеф сама готова была задать аналогичный вопрос. Она никогда не видела, чтобы Айрин держала себя на столь короткой ноге с кем-либо из мужчин, не принадлежавших к семье. Да и после смерти отца их оставалось только двое – Эд Бартон и Тони Мэльюсибл, муж Кэт.
Неужели Айрин имеет виды на Билла? Нет-нет, поспешно успокоила себя Стеф. Ничего такого не заметила. Но все же они общаются между собою довольно необычно…
– Заходите же, – пригласила Айрин, и Стеф заметила, что Билл опередил ее старшую сестру и открыл дверь, пропуская вперед. Он смотрел на Айрин тепло и просто. Стеф он тоже пропустил вперед, но, когда она проходила, ей показалось, что выражение его лица несколько изменилось. Билл по-прежнему улыбался, но глаза подернулись легкой грустью. Закрыв дверь, он последовал за ними, несколько более скованный и напряженный, чем во дворе.
– Идемте на кухню, – позвала Айрин, которая шла впереди, показывая дорогу. – Я как раз приготовила холодный чай. Всегда ужасно хочу пить после работы в саду. Будешь чай со льдом? – повернулась она к Биллу.
– Конечно!
– С сахаром или без?
– Три ложечки, – вкрадчиво произнес он.
Айрин достала стаканы из шкафа.
– Уж ты бы лучше сразу попросил каплю чая в чашку сахара, – съехидничала она, вынимая лед из холодильника.
– Ну, ты же знаешь меня… – он обращался к Айрин, но не спускал глаз со Стеф, сидевшей за столом напротив. – Меня хлебом не корми, дай сладеньким побаловаться.
Бледная от волнения Стеф молча наблюдала за их дружеской перепалкой, не в силах вымолвить ни слова. Наконец она не выдержала:
– Я и не знала, что вы так хорошо узнали друг друга.
Она попыталась произнести это вполне светским тоном, однако не смогла справиться с раздражением, и в ее словах отчетливо прозвучала нотка ревности.
Билл и Айрин с удивлением воззрились на Стеф.
– Что ж тут удивительного, – спокойно ответила Айрин. – Тебе прекрасно известно, что мы знакомы уже многие годы. А с тех пор, как не стало папы, Билл часто заходит помочь мне по дому и выполняет разную мужскую работу. Ну а теперь он и вовсе строит новое жилище для Вики и Эда. Чего уж тут… – и она удивленно пожала плечами, показывая, что ей вообще невдомек, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.
Билл не был уверен, что правильно понял Стеф, и выглядел слегка озадаченным, когда с открытой улыбкой обратился к ней:
– Я хорошо знал твоего отца, Стеф, а теперь Айрин осталась совсем одна. Приходя ей помочь, я лишь плачу старый долг. И прочем, если тебя это смущает, я могу уйти, – его сощуренные глаза недобро сверкнули. – Но смею заверить, тебе нечего беспокоиться, что репутация или благосостояние Айрин могут из-за меня пострадать.
